Текст книги "Ловушка для примерной девочки"

Кошка внимательно прослушала человеческие речи и устроилась рядом с Наташей. «Нет так нет, я вполне сыта. Я вообще на тебя посмотрела из вежливости: вдруг ты еще меня кормить вздумаешь, а я отвернулась! Некрасиво, правда?» Она подобрала под себя лапы и обернула их облезлым, когда-то пушистым хвостом.

Наташа погладила кошку меж острыми ушами. Кошка сразу поднялась, потянулась и стала, мурлыча, подсовывать голову под руку Наташе: «Гладь меня, гладь! Можешь еще вот тут почесать!»

Кошка была явно уличная, но за собой следила. Шерстка у нее была гладенькая, чисто вылизанная. Но под шерсткой прощупывались косточки.

– Бедняга, голодно тебе живется. А все равно ты счастливая: что хочешь, то и делаешь, куда хочешь, туда и идешь… Свобода, кошка, дороже всего.

«Кто бы говорил, – мурлыкала кошка. – Ты гладь, гладь!.. Кто бы меня жить учил… От самой за версту несет этой самой невольной сытостью… Да я свою волю ни на какие пирожки – даже с мясом – не променяю. Ты гладь, гладь, Терпеливая».

Справа от скамейки вдруг возник вихрь, и кто-то с размаху плюхнулся на скамейку рядом с Наташей. Кошка мгновенно исчезла. Наташа покосилась в ту сторону, где кто-то шумно дышал. Парнишка какой-то на роликах – в бандане, длинных джинсовых шортах и короткой майке. Между майкой и шортами – поджарый загорелый живот, в пупке блестит камешек. Нет, не парнишка…

– Ты ведь Коротаева? Жена Артура? – спросил не парнишка.

– Да, – удивленно сказала Наташа, поднимая глаза на загорелую девушку.

– Ну и как тебе с ним? Скучно и грустно?

– А… Какое вы имеете право…

– Да как тебе сказать?.. – Незнакомка говорила небрежно, насмешливо поблескивая светло-карими (или темно-желтыми?) глазами. – Кирка как? Совсем меня забыл или вспоминает?

Наташа несколько мгновений смотрела на девушку, раскрыв рот, и в ужасе вскочила, помчалась в сторону детской площадки. Вслед ей раздался веселый и язвительный голос:

– Не споткнись, заместительница!

Запыхавшись, Наташа подлетела к площадке и завертела головой, отыскивая Кирилла. Он был на карусели. Его и еще нескольких ребятишек помладше крутил какой-то молодой мужчина, наверное, папа кого-то из малышей. Наташа подбежала ближе и окликнула Кирюшку. Он весело помахал ей рукой. Наташа оглянулась на покинутую скамейку: Ники – конечно, это она, кто же еще! – уже не было. Наташа внимательно огляделась и облегченно вздохнула: ушла, похоже… И все равно, надо поторопиться домой. Адреса этой квартиры Ника не знает. Не должна знать. Надо уводить Кирюшку… надо уводить его так, чтобы она, не дай бог, не выследила их. Кто знает, что у нее на уме.

Карусель наконец остановилась, и Кирилл подбежал к Наташе.

– А где же Кира? – спросила она.

– Ее мама увела домой. Она завтра опять придет. Наташ, я голодный! Что у тебя есть? – Он сунул нос в сумку, выудил пакет, развернул и протянул разочарованно: – А почему только один пирог?

– Было два, – виновато сказала Наташа. – Но один у меня выпросила кошка.

Кирилл распахнул глаза:

– Как это выпросила? Что ли, кошки умеют говорить? – И вдруг замер, и глаза у него стали круглыми и синими-синими. – Наташа! Это была… волшебная кошка?

Наташа хотела засмеяться, но передумала.

– Кто ж ее знает, – сказала она загадочно. – Может, и волшебная. Кошки вообще таинственные существа.

И она стала тщательно протирать ладошки Кирилла влажными салфетками. Он, покорно подставляя пальцы, о чем-то сосредоточенно думал.

– А… познакомь меня с ней!

– Кирюш, она исчезла.

– Куда?

– Не знаю. Только была и – раз! Уже нету… Ешь пирожок. Кошке понравился.

Он сморгнул, взял пирог и осторожно откусил.

– Правда, очень вкусный. Только он с капустой! Разве кошки капусту любят?

– Я думала, что не любят, а моя знакомая кошка съела и еще просила. Я ей говорю: «Кирюше оставь!» Она и оставила.

Наташа рассказывала про кошку, а сама незаметно осматривалась. И потихоньку увлекала мальчишку из сквера.

– Кирюшка, знаешь, что я подумала? Что мы все дома да дома едим! А пойдем в кафе? Нет, не пойдем, а поедем в какое-нибудь кафе на краю города, а?

Кирилл обрадовался. Еще бы – ведь это было целое приключение.

Они поймали такси, сели в машину и только тогда Наташа попросила водителя отвезти их в какое-нибудь приличное место, где можно накормить ребенка. Конспирация, прямо как в шпионском романе. От этой мысли было смешно и неловко, но вдруг мать Кирилла действительно за ними следит? Облегчать задачу Нике она не собиралась.

– Наташ, а Наташ! – окликнул ее с заднего сиденья Кирилл. – А почему у нас нет кошки? У других есть и кошки, и собаки… А у нас никого. Почему?

– Даже не знаю. И кошкам, и собакам лучше жить на воле. В городских квартирах они мучаются, а не живут. Их кормят, поят, расчесывают, ухаживают по-всякому, но… Кошкам даже котяток заводить не разрешают… – Голос Наташи дрогнул. Опять она этой уличной бродяжке позавидовала. – Кошки любят свободу. Вот я тебе вечером Киплинга почитаю…

Вечером! Вечером еще предстояло рассказать о появлении Ники Артуру.

* * *

Как только Артур переступил порог квартиры, Кирилл начал рассказывать ему, что они обедали сегодня в «дальнем-предальнем» кафе, что это было «супер как прикольно»! А еще Наташа встретила волшебную кошку… Рассказов хватило на весь вечер. Даже в ванной Кирилл что-то стрекотал о событиях дня.

Когда он улегся в постель, Наташа прочитала ему обещанную «Кошку, которая гуляла сама по себе». Но он не дослушал – уснул.

– Я что-то не понял – почему ты возила Кирку в какую-то забегаловку?! Что, времени не хватило дома обед приготовить? – сердитым шепотом спросил Артур, как только она вышла из детской.

– На то были причины, – тихо ответила Наташа. – Пойдем в гостиную, надо обсудить кое-что.

И она рассказала о неожиданной встрече. Говорила и не смотрела на Артура. Но всей кожей чувствовала, как он напрягся.

Она закончила говорить и подняла на него глаза. Он сидел на краю кресла, выпрямившись, и держал руки на коленях. Как примерный ученик на уроке. Сидел и глядел в никуда…

– Ты молодец, – сказал он, словно по инерции, не меняя ни позы, ни взгляда. – Молодец, что все так сделала. Молодец. Молодец…

Потом тряхнул головой, встал и заходил туда-сюда по комнате.

– Я завтра увезу Кирилла к родителям, там все под охраной. Он побудет у них до нашего отъезда… Ты молодец, что сообразила уехать на такси.

Он опять мотнул головой, словно стряхивая что-то с волос. Подошел к буфету, достал бутылку коньяка, открыл и прямо из горлышка сделал длинный глоток. Артур, который никогда не пил просто так – только по необходимости, когда того требовали дела.

– Ты… собери вещи Кирке, я его рано увезу. – Он впервые с начала разговора глянул на Наташу. – Может, с ним поедешь?

– Я лучше к маме…

– Да, конечно, поезжай… – ответил он механически, опять уходя в свои мысли. – Я и тебя отвезу.

Он, казалось, не думал, о чем говорит.

Чего он так испугался? Того, что Ника может появиться, и это опять растревожит Кирюшку? Или он так волнуется потому, что… потому что до сих пор ее любит! Да, вот кого он любит – Нику. Такую раскованную, бесстрашную и независимую… Любит – и сам тому не рад. Но любит! Наташе это показалось таким очевидным, что она даже удивилась, что раньше этого не поняла.

– Артур, а вдруг она хочет вернуться в семью?

Господи, зачем она вообще об этом говорит? Но ей же надо знать, как он относится к такой возможности.

– Что? Ты что-то сказала? – очнулся Артур.

– Может, Ника хочет восстановить вашу семью, – уже не вопросительно сказала Наташа.

– Что?! Нет! Это… нереально. Я хочу сказать – невозможно!

Нереально… Невозможно… Он говорит о себе или о ней? Похоже, это для него нереально. Нереальное счастье.

– Ты все еще ее любишь, – опять утвердительно сказала Наташа.

– Люблю? Я ее ненавижу! Это она все поломала! Все!

Сейчас он был совсем как Кирюшка – злой, растерянный, беспомощный… Стоит посреди гостиной, зажал в кулаке бутылку, как гранату…

Она подошла к нему, обняла и погладила по голове – так она Кирилла всегда успокаивала. Он дернулся, отбросил ее руки. Кирилл иногда тоже так реагирует. Когда она пытается уговорить его сделать что-то, что ему совсем не по вкусу.

– Да уйди ты! Будет она мне еще вопросы дурацкие задавать!.. Что тебе надо знать?! Да, она много для меня значит… значила. Да, я с ума тогда сошел! А ей моя персона быстро надоела! Вот и все.

Он вдруг словно обессилел, поник, с трудом шагнул к дивану и рухнул на него ничком, так и не вспомнив о бутылке в руке. Настоящий французский коньяк тонкой струйкой полился на настоящий афганский ковер…

Наташа смотрела на него со смесью жалости и удивления. Надо же, а ведь действительно страдает. Любит Артур эту Нику, до сих пор любит. Поймала себя на том, что это ее нисколько не трогает. Никакого дела ей не было ни до Артура, ни до его переживаний.

Ладно, он пусть как хочет, но Кирюшку она этой Нике не отдаст.

* * *

Ну, да, да, она его родная мать. И, наверное, все же скучает по нему…

Но ведь отреклась! Разве бывают матери, которые могут отречься от собственного ребенка? Нет, не отдаст она Кирюшку такой матери. Он только в себя приходить стал, успокоился…

А что она сможет сделать, если Артур все же вернется к бывшей жене? Ведь Наташа даже не усыновила Кирюшку. Он ей никто… О, господи, что же делать?

Уже больше недели Наташа гостила у матери. И опять, как год назад, крутилась с утра до позднего вечера: то в саду, то в огороде, то по дому… Руки делали свое дело, а в голове бились одни и те же мысли, превращаясь в ураган неистовой силы. И несуществующей в природе продолжительности. Вот уже десять дней во сне Наташа воевала с Никой. Сон был один и тот же. Они грубо и молча вырывали друг у друга Кирюшку. Какое-то аморфное существо маячило рядом. Аморфное-то аморфное, но от него тянуло острой опасностью. Кто знает, какую форму примет оно в следующий момент?

Сновидение было мучительным и в толковании не нуждалось. Что еще могло сниться Наташе, когда мысли были одни и те же и ходили в ее сознании по кругу?

Мама пытала ее осторожными вопросами, на которые так хотелось ответить всю правду! Ответить – и разреветься… Но она не могла ответить всю правду, она вообще не могла ничего ответить, уходила от вопросов, уворачивалась, или даже просто врала, на ходу придумывая несуществующие подробности своей счастливой жизни.

Зачем травить мамины раны рассказом о своих неприятностях? Она до сих пор папину измену переживает… И ее, Наташину, семейную ситуацию – тоже. Кирилл к приемной бабушке отнесся с холодком. А вот с Ксанкой подружился прочно. Эх, может, надо было его сюда привезти? Здесь бы Ника его точно не нашла.

…А может, эта Ника вообще не собирается вмешиваться в их жизнь? И вся Наташина паника понапрасну? Почему же тогда так занервничал Артур? Или он вдруг начал надеяться на их с Никой воссоединение? Может, он вообще только об этом и мечтает?

Глупо и безбожно было в таком случае жениться. Привязывать своего сына к другой женщине! А что потом, если его мечты сбудутся? Что будет с мальчишкой, он не думал?!

Пусть он как хочет, а Кирюшку она Нике не отдаст.

С этой мысли начинался круг, этой и завершался. И ни разу в этом кругу не мелькнуло, что Артура-то она вроде тоже может потерять…

Его звонки почему-то нисколько не успокаивали, скорее – тревожили. Он говорил, что все в норме, Кирилл здоров, на горизонте никакой опасности не замечено. Но голос его как-то юлил. Нечистый был голос…

До поездки в Крым оставалось три дня, и Наташа уже собиралась уезжать от своих. С Артуром была договоренность, что она приедет к его родителям. Их отвезут в другой город, и уже оттуда они поедут на юг. Вот такой хитрый конспиративный план они разработали на всякий случай.

Накануне ее отъезда позвонила Ленка.

– Ты где обитаешь? Сто лет тебя не видела!

– У мамы гощу, через несколько дней уезжаем в Крым. А у тебя как дела?

– Нормально, что со мной сделается… А ты перед югами в городе будешь? Потрепаться охота.

– Нет, Лен, сразу уедем.

– А чего так?

– Ну… Так складываются обстоятельства.

– А! Ну, я рада, что у тебя все о’кей. Тогда пока, счастливо отдохнуть!

– Постой-постой, Лен, ты что-то узнала, да?

– Да ничего я не узнала! Что ж, я подруге позвонить не могу? Сама пропала, а я виновата! – возмутилась Ленка. Слишком демонстративно возмутилась, как показалось Наташе. – Ты там от меня Черному морю привет передай, а мне камешек кра… – Связь оборвалась, и сколько Наташа ни набирала Ленкин номер, в ответ слышала только: «Абонент временно недоступен».

Подруга явно знает что-то и… жалеет ее?

Потом позвонил Артур и проинформировал, что все их договоренности остаются в силе, и он встретит ее на машине в условленном месте.

Наташа не знала, откуда взялись у нее силы улыбаться и разговаривать с мамой и Ксанкой, как ни в чем не бывало. Притворяться было противно… Не притворяться было нельзя.

* * *

Артур при встрече скользнул губами по ее щеке и с видимым трудом натянул на лицо вежливую, почти официальную улыбку. Не спросил ни о чем, ничего не рассказал. В машине делал вид, что дорога сложная. Зато Кирилл встретил ее бурными объятиями и градом упреков: ну что же она его так надолго бросила, он так по ней скучал! А она по нему скучала? Напряженность Наташи стала чуть слабее. Чуть-чуть…

Свекровь развела вокруг нее бестолковую суету, выкроила из ее имени непривычное Татуся, усадила на веранде, назначила сауну, позвонила массажистке…

– Ты загорела, Татуся, но из-за бледности какая-то сизая. И напряжена почему-то. Мы тебе сейчас кровь разгоним, накормим полезной едой, а потом ты поспишь – и будешь свежа, как чайная роза! – Она подумала и добавила: – Мне тоже сауна не помешает.

Кирилл в это время был увлечен прыжками со спинки дивана. Азартно взбирался и спрыгивал рядом с Наташей.

– Татуся? Кто это? Баболь, ты мою Наташу так называешь? Не хочу! – закричал Кирилл и прыгнул со спинки дивана Наташе на плечи. Наташа от неожиданности ойкнула.

– Кирка, с ума сошел! Так можно покалечить! – испуганно вскрикнула Ольга Викторовна.

Наташа вытащила мальчишку из-за своей спины и, крепко обняв, шепнула ему на ухо:

– Хоть горшком пусть зовут, лишь бы в печку не сажали…

– Наташа! Ты что, обалдела? Горшок для малышей, горшок в печку не сажают, это на него мелких сажают! – Он опять принялся прыгать на диване и скандировать: – Не Татуся, не Татуся! А Наташа, а Наташа!

– Кирилл, и откуда ты такие слова берешь? – возмутилась Ольга Викторовна. – «Прикольно», «обалдела»! И прочее…

– Это!.. Кира!.. Так! Говорит! – Прыжок, прыжок, прыжок…

– Перестань скакать! – не вытерпела Ольга Викторовна. – Какая еще Кира?

– Моя лучшая подружка! Ой! – Кирилл уткнулся лицом в Наташино плечо – спрятался. Потом глянул одним глазом из своего укрытия на баболечку. – Мне папа разрешил! Скажи, пап?

Но в эту минуту мобильный Артура заиграл, он глянул на дисплей и торопливо ушел в сад. Наташа не обратила бы на это внимания, если бы случайно не увидела лицо свекрови. Она смотрела вслед Артуру подозрительно и тревожно.

Глаза женщин встретились, и Ольга Викторовна торопливо спросила:

– Приличная семья? Ну, у девочки этой?..

– Насколько я могу судить, да, – ответила Наташа. – Кирюшка с ней в сквере познакомился. Она с прабабушкой гуляла, у них в саду ремонт был…

Но Ольга Викторовна перебила, почему-то повторила вопрос. Словно думала о другом.

– Семья приличная? А то ведь, знаешь, мы всегда старались оградить Кирилла от всяких… – глянула на Наташу и, словно спохватившись, заулыбалась: – Да, мы же в сауну собирались!

Пока они раздевались, свекровь щебетала без остановки:

– Что ж это я никакие мазилки не прихватила? А, ладно, ну их, просто косточки прогреем, да, Татусь? Ой, мне же Кирчонок запретил тебя так называть! Не наябедничаешь внуку? – Она захихикала, изображая маленькую хитрую девчонку, и стала устраиваться на полке. Улеглась на живот, оперлась на локотки, подбородок пристроила на сцепленные в замок пальцы. И только тогда многозначительно начала: – Ну, Татка, здесь нас никто не услышит, можно секретничать от души!

Наташа промолчала и вся подобралась под своей простыней, словно ей прямо сейчас надо нырнуть в прорубь.

– Почему ты не реагируешь? Забыла, кто я есть? Я – актриса, мне реакция зала нужна – смех, слезы, аплодисменты… Ну, ладно, я ведь намерена… – Она взяла паузу. Наташа затаила дыхание. – Намерена ругать тебя! – закончила свекровь и засмеялась.

– В чем я провинилась? – уныло спросила Наташа.

– Обвиняется в недостаточном внимании к своей внешности! – голосом киношного судьи провозгласила Ольга Викторовна. И продолжала уже своим, в духе свекрови – задушевной подружки, вроде как с обидой: – Ну правда, Наташка, почему ты игнорируешь мои советы? Почему опять запустила голову, не делаешь макияж? А руки! Где маникюр? Где педикюр, наконец! Почему одеваешься как попало? Я что, должна тебя каждую неделю за ручку в салон водить?

– Ольга Викторовна, я же у мамы была. Там сад, огород… – начала оправдываться Наташа.

– Ты на сад-огород не ссылайся! Перчатки для этого есть. А почему в спортзал не ходишь? Ты же великолепно сложена! Надо только немножко подкачаться, а то худоба одна…

Наташа села и свесила с полка́ но́ги.

– Ольга Викторовна, что происходит?

– То есть?.. Ты о чем?

– Вы так много говорите…

– Много? Да я же вообще болтушка, ты разве не замечала? – Свекровь засмеялась, но тут же оборвала смех. – Ты права. Я и впрямь нервничаю. А ты? Разве нет?

– Если вы о… Кирюшкиной матери – да, очень. Она не объявлялась?

– Здесь нет, но мне кажется, Артура она достает… Ох, скорее бы вы уже уехали…

– А он говорит, что все тихо, – Наташа потянула простыню на плечи – в сухом жару сауны ее вдруг начала бить мелкая противная дрожь. Ольга Викторовна быстро пересела к ней на поло́к, обняла ее.

– Наташенька, хорошая моя! – Теперь голос грудной, глубокий. – У вас такая замечательная семья получилась, Кирчонок тебя полюбил… даже больше, чем любил родную мать! А его мамаша… Ох, это такое исчадие, она способна из-под земли вот прямо здесь появиться, только чтобы мне досадить! Наташа, мы должны крепко держаться друг за друга, чтобы не дать ей навредить нашей семье!

Наташа давно перестала смотреть на свою красавицу-свекровь как неофит на пророка. Актриса, что еще скажешь? Прирожденная актриса, которая может казаться искренней, сочувствующей, своей в доску, а может одним движением тонкой брови заставить человека почувствовать себя червем, рабом и чем там еще – гадким и презренным. Сейчас-то Ольга Викторовна была, похоже, искренней.

И все же Наташе неприятно было, что она ее обнимает. Ей хотелось отстраниться от свекрови, и она отстранилась.

Ольга Викторовна посмотрела на нее внимательно и настороженно и пересела на свою полку. Подобрала ноги, обняла себя за коленки. Долго сидела так, молчала, о чем-то думала.

– Знаешь, Наташка, я, кажется, понимаю, почему ты не любишь шопинги, фитнес и прочие бабские удовольствия… – Она снова помолчала и сказала такое, чего Наташа никак не ожидала: – У меня, ты же знаешь, свой бизнес есть. Когда вы вернетесь с юга, мы пойдем с тобой к нотариусу, и я переведу на тебя часть своего дохода. Чтобы у тебя был свой счет.

– Зачем? – поразилась Наташа.

Свекровь пожала плечами:

– Прихоть такая нашла… Ну, ты же вынуждена не работать, а хочешь… Вот я и сделаю тебя своим партнером по бизнесу. И тогда попробуй мне только ходить распустехой! – Тут она грозно нахмурилась и погрозила Наташе кулаком. – И не отказывайся, бесполезно!

– Но почему вдруг именно сейчас? Что происходит, вы мне можете объяснить в конце концов? – Наташа затревожилась и стала подозревать совсем уж невероятные вещи. Откупиться от нее хотят, что ли?

– Ничего не происходит, успокойся ты, – Ольга Викторовна опять улеглась на живот и закрыла глаза. – Просто я к тебе хорошо отношусь. За то, что ты приняла ребенка как своего, даже не обратила внимания, что тебе о нем не сообщили заранее. Честно тебе признаюсь: я бы на твоем месте такое устроила!.. Да что там – ушла бы мгновенно! А ты… Ты просто ангел небесный! Золото просто! Высшей пробы!

А дифирамбы-то с душком. Похоже, на самом деле свекровь презирает Наташу за то, за что вслух сейчас нахваливает…

А свекровь уже с жаром говорила о том, как Кирилл привязался к Наташе.

– Он без тебя весь измаялся! Я уже не знала, что ему говорить, как объяснять, почему ты не с ним. У него два раза был жар!

Кирилл… Интересно. Значит, откупаться от нее не хотят. Наоборот, часть прибыли – вроде взятки, что ли? Чтобы не бросила семью, что бы там ни произошло? А что, кстати, такого может произойти? Или уже… происходит? У Артура с Никой. И свекровь боится, что Наташа не вынесет измены мужа и уйдет, в чем была…

Наташа вдруг увидела себя, как она, прямо вот в этой простынке, едет в автобусе… Нет, почему едет? Бредет пешком – денег-то своих, не мужниных, у нее ни копейки… Она поймала пылко жестикулирующую руку свекрови.

– Ольга Викторовна, успокойтесь, здесь жарко, еще плохо станет… У нас странный какой-то разговор. Эти деньги мне не нужны. Они будут все равно… – она хотела сказать «чужие», но решила не обострять ситуацию, – не мной заработанные. Вы лучше поговорите с Артуром, чтобы я усыновила Кирюшу.

– А разве вы этого еще не сделали? – подняла брови свекровь.

Наташа только плечами пожала. Свекровь всегда была в курсе всего, что касается семьи сына. И уж о таких важных вещах не могла не знать.

Ольга Викторовна замерла, что-то быстро соображая. Прикидывает выгоды, хмыкнула про себя Наташа.

– Ну так это надо сделать… Вот приедете с юга… Как же я раньше не подумала!

Наташа чуть не сказала вслух: «Да потому что на меня тебе плевать тысячу раз с высоты собственного величия! Кто я такая в твоих глазах? Бесплатная прислуга «за все»… А теперь тебя так поприжало, что ты готова мне пятки лизать. Смолой какой-нибудь драгоценной благовонной их мне намазать. Чтобы приклеилась и не могла сбежать!» Но все-таки не сказала, сдержалась. Она решительно встала и пошла в предбанник.

– Ты куда? – вскинулась свекровь.

– Хватит с меня. Я уже готова.

Кое-как трясущимися руками она натянула на себя майку и джинсы и выскочила из сауны. И быстро пошла в глубину огромного сада – наугад, куда ноги понесли.

С порога сауны ее окликнула Ольга Викторовна – в одной простынке. Оживший мираж – только лицо у него другое.

– А массаж? Рая уже ждет.

– Не хочу! Я лучше погуляю, мне обдумать все надо. В одиночестве, – не останавливаясь, через плечо холодно сказала Наташа.

Свекровь боится, что первая невестка вернется на свое прежнее место. Так боится, что не умеет этого скрыть. Иначе она бы с легкостью помогла сыну скрыть любые его… шалости. А тут – заметалась, растерялась, завиляла… Деньги эти… Ну да, деньги могут купить все. Например, преданность невестки. И даже Наташина идея усыновления показалась ей продуктивной, что очень странно… Нет, не странно, если подумать. Как раз очень логично. Она вербует и покупает себе союзников и пытается обеспечить их максимальную преданность. А когда союзники объединяются наиболее прочно? Когда их интересы совпадают.

И если Кирилл будет законным сыном Наташи, она будет верным союзником его бабушки.

Да, будет! Наташу нисколько не расстроила возможная измена мужа. Что это значит? Что она не только не любит мужа, а рада бы от него избавиться? А вот сына этого мужа для нее потерять невозможно. Почему? Она так к нему привязана? Или так его жалеет?

Или дело только в том, что мы в ответе за тех, кого приручили?

Да не важно – почему. Важно, чтобы Кирюшка был с ней, а она – с ним, вот и все.

Наташа долго шла по петляющей тропинке, потом остановилась под развесистой старой яблоней и прислонилась к ее шершавому прохладному стволу.

Наверное, когда-то это был совхозный сад, и ему было много лет. Теперь он стал личной территорией усадьбы генерального директора. Вернее, его отдаленной от дома частью, ухаживать за которой у садовников, наверное, не доходили руки. А может, сад специально оставляли в одичавшем виде. Этот одичавший сад был на редкость живописным и каким-то уютным, какими никогда не бывают строгие ряды ухоженных деревьев.

Здесь было спокойно и сонно. Кто-то летал и жужжал, кто-то шуршал в высокой траве, пахло наливающимися яблоками, малиной и мятой.

Там, вокруг дома-замка, был другой мир – с высокой оградой и стражниками у ворот, с аллеей, обсаженной «экзотами», с бассейном и сауной, с альпийскими горками и плетеными креслами-качалками, в которых покоились пушистые пледы, брошенные с тщательно продуманной небрежностью. Мир Ольги Викторовны.

А здесь был мир, который принимал Наташу. Принимал и понимал. И спрятал ее сейчас от всего чужого и болезненного, что она так неосторожно впустила в свою жизнь вместе с сиреневым туманом.

И сейчас ей хотелось только одного: вычеркнуть из жизни прошедшие пятнадцать месяцев. Как на компьютере: «выделить все» и «вырезать». Вот и ей бы – вырезать. Как… злокачественное новообразование.

Наташа сидела под яблоней, закрыв глаза. Так легче было забыть, что чужой мир совсем рядом. И вдруг она почуяла запах этого чужого мира. Она открыла глаза. Перед ней стоял Артур.

– Мама сказала, что ты по этой тропинке пошла. И что хочешь со мной поговорить. – Голос вроде спокойный и вполне дружелюбный. А взгляд холодный и неуверенный.

– Я не говорила ей такого, – с досадой ответила Наташа и поднялась на ноги. – Наоборот, сказала, что хочу побыть одна.

– Да? Ну, извини, – обронил он небрежно, оглядывая все вокруг. – Здесь сроду садовники не были! Надо маме сказать…

– Да-да, здесь явно отсутствуют шик и симметрия. Это так не по-коротаевски!

Артур подозрительно и с интересом посмотрел на нее. Она просто видела, что он сейчас думает: ирония? Язвительность? У Наташи?

– Ну ладно… О чем ты хотела со мной поговорить? Ах да, ты не хотела…

– Перестань, Артур!

Артур сделал большие глаза:

– Что перестать?

– Кривляться перестань.

– Я – кривляюсь? – Он выразительно вздохнул, развел руки в стороны, закинул голову и засмеялся. Надо сказать, вполне естественно засмеялся. На сцену бы этому красавчику. В маму талантом пошел. Где же оператор с камерой? Где восхищенные зрители?

Нет никаких зрителей, одна Наташа. И никакого восхищения в ее глазах нет. Ничего в ее глазах нет – ни восторга, ни любви, ни ревности. Даже ненависти нет.

Только ирония есть.

Он будто ударился об эту иронию, даже отшатнулся и чуть не упал. Пришлось хвататься за ствол дерева.

Наташа этого словно не заметила.

– Вот что, Артур… – сказала она решительно. – Раз уж ты здесь, то слушай. Мы женаты уже больше года. Кирилл меня принял. Пора мне его усыновить.

Его глаза на миг стали совершенно пустыми. Потом эту пустоту заполнила растерянность. А потом растерянность сменилась яростью.

– Ты что задумала, а? Что задумала?! – заорал он, сжимая в карманах кулаки. – Ты… моего сына?! Отобрать?! У меня?!

Он надвинулся на нее, задышал прямо в лицо. Она подняла голову и посмотрела в злые глаза. Почему она раньше так боялась его – такого? А сейчас не боится, сейчас просто противно.

И она отвернулась.

Но Артур расценил то, что она отвела глаза, по-своему. Он засчитал себе очко. Откровенно обрадовался и злобно выпалил:

– А-а, ты не отобрать его надумала?! Ты надумала меня удержать таким способом?!

Наташа коротко рассмеялась:

– От кого удержать, Артур?

И тут он смешался. Понял, что сказал что-то абсолютно неподходящее. Выдал себя.

– Просто – удержать.

– Зачем?

– Что – зачем?!

Она поморщилась:

– Не кричи, горло заболит… Зачем мне тебя удерживать?

– Ну, известно, зачем! Плохо тебе живется, что ли? Как сыр в масле…

– Что-то подобное я уже слышала, – перебила Наташа. – Только я сыром быть не хочу. И никогда не хотела… – Она вздохнула, сорвала травинку, покусала ее. – Разговора у нас не получается, Артур. Так что давай закончим на том, что я усыновляю Кирилла. Ты как хочешь, а ребенка я ей не отдам!

Она шагнула вперед и попыталась обойти его, чтобы попасть на тропинку.

– Нет, погоди! – Артур схватил ее за плечо и сильно дернул. – Погоди… Кому – ей?

Наташа повела плечом, стряхивая его руку, спокойно ответила:

– Нике.

И пошла себе по тропинке – не к дому, а дальше, в глубину сада.

* * *

Артур изумленно смотрел ей вслед. Все ее слова, весь ее вид были так неожиданны, словно у него на глазах в скромной травке вдруг расцвели звезды. Кто знает, может, от них идет ядовитое излучение? Или… Ну мало ли что. Обжечься об них можно, например.

Он пытался придумать тактику, которая помогла бы ему взять над этой новой Наташей верх. Как легко ему это раньше удавалось!..

Ну ладно, сейчас не до того. Пусть пока думает, что она победила. Все равно окончательное решение принимает он. Подумать только – усыновления захотела! Совершенно не понятно, зачем ей это нужно. Вообще ничего не понятно с этой глупой бабой. Такая тихоня была, такая примерная, аж противно. А тут вон как вдруг заговорила. Он был готов к истерике, допросам, угрозам… Но не к этой новой Наташе.

Злой и растерянный, он брел по узкой тропинке в сторону здания. Надо поговорить с матерью. Она посоветует что-нибудь дельное.

Он бы никому ни под какими пытками не признался, что сам разыскал Нику. Это Наташа виновата, конечно. Не надо было ей бросать его в одиночестве. Он три дня маялся, а на четвертый сдался и просто поехал туда, где жила мать Ники.

Когда Наташа рассказала ему, что объявилась Ника, в нем все задрожало и поехало в сторону, как в вагоне во время крушения поезда. И больше всего ему захотелось думать не о том, как спасать Кирилла. А спросить, как выглядит Ника. И говорила ли она что-нибудь о нем. И… не заметила ли Наташа какую-нибудь ревность? Ну хоть тень ревности? Ничего такого он у Наташи спрашивать, разумеется, не стал, а сама она сказать не догадалась. Он был просто уверен, что Ника ревнует, не может не ревновать! И Наташа это заметила, а ему не сказала.

Он, конечно, сам себя убедил, что встреча с Никой необходима. Он обязан припугнуть бывшую жену, чтобы не показывалась сыну на глаза. Напомнить ей, что она официально отказалась от материнских прав. Так что сейчас она Кирюшке – никто. Вот это и надо сказать ей, чтобы не рассчитывала ни на что.

Он ехал и надеялся ее застать. И боялся, что она уже покинула город и умчалась со своим байкером. Или дайвером. Или… как их там нынче называют? В общем, парашютистом. Или еще каким-нибудь любителем экстрима. Он сознавал, что должно быть наоборот: он должен надеяться, что она умчалась с байкером-дайвером… И уж ни в коем случае ничего не должен бояться.

Он долго сидел в машине у дома ее матери, с брезгливостью разглядывая обшарпанную пятиэтажку.