Текст книги "Главный приз"

Глава 18

– Гуд ивнинг. – Голос Катьки был слышен так ясно, будто она звонила из соседней квартиры.

– Ничего себе «ивнинг»! – возмутился Виктор. – Ты хоть знаешь, который час?

– У вас или у нас? – Катька ехидно хихикнула. – У нас, например, еще вполне ивнинг. Ладно, не трать мои деньги. Я потому и звоню тебе, а не матери… Ты ведь все равно не спишь, правильно? А раньше я не могла, мы только что пришли, и сразу сказать надо…

– Случилось чего-нибудь? – Виктор включил настольную лампу и глянул на часы. – Кать! Третий час ночи, между прочим… Что там у тебя стряслось?

– Да ничего не стряслось! Не перебивай меня, а то мы сейчас наговорим на три мои зарплаты. Я чего сказать хотела: тут один человек завтра в Москву летит, так я ему мамин адрес дала. Он кое-что для нее привезет и еще посылочку для Юльки. Помнишь, мы вместе в круизе были? Да помнишь, ты на нее глаз положил. Так вот, пусть мама эту посылочку ей отправит. Отсюда она сто лет идти будет, да и дорого, овчинка выделки не стоит, а там мелочь всякая и фотографии. Ты маму предупреди, ладно? А то явится чужой мужик и ни с того ни с сего…

– Кать, – перебил Виктор ошеломленно. – Погоди ты трещать. Куда посылку-то отправлять? Ты что, хочешь сказать, у тебя есть адрес Юлии?

– Конечно, – ответила Катерина после паузы. – А ты что, хочешь сказать, что у тебя ее адреса нет?

– Нет, – растерянно буркнул Виктор.

– Во дает! – так же растерянно сказала Катерина. – Или ты козел, или я что-то перепутала.

– Диктуй адрес, – сердито потребовал Виктор, суматошно выдвигая ящики тумбочки в поисках ручки. – Разговариваешь много… Посылочку посылать… На деревню дедушке?

– Диктую, – торжественно сказала Катька и хихикнула. – Значит, я ничего не перепутала?

Виктор ничего не ответил, и Катька продиктовала ему адрес Юлии. Даже два адреса: ее адрес и адрес ее родителей. Виктор старательно записывал на обоях, потому что записную книжку искать было некогда, переспрашивал каждое слово по три раза, а потом заставил Катьку повторить все еще раз с начала до конца. Потом Катерина передала трубку Алану, и Виктор рассеянно выслушал те несколько фраз, которые тот произнес, и тут же забыл их смысл, потом Денька что-то быстро прочирикал по-английски, и Виктор опять не уловил смысла, а потом он повесил трубку и несколько минут сидел и смотрел на адрес Юлии – аж на два адреса Юлии! – и прислушивался к ощущению холодка в солнечном сплетении. Знамение. Знак судьбы. Сегодня он впервые за три недели не отключил телефон на ночь.

Ах, Катька, ах, умница! Мало того что записала адрес Юлии, мало того что какую-то посылочку решила ей послать, так еще и позвонить догадалась именно ему и именно сегодня! Бывают же такие совпадения! Впрочем, может быть, никакое это не совпадение. С Катькой никогда ничего наверняка знать нельзя. Может быть, она давным-давно все спланировала самым макиавеллиевским образом. Это только с виду она вздорная сорока. На что многие и попадаются.

Виктор встал, нашел записную книжку и тщательно переписал оба адреса Юлии со стены на первую страницу. Подумал и записал адреса на первой странице ежедневника. Еще подумал – и записал адреса на внутренней стороне переплета телефонного справочника. Потом пошел в кухню, открыл холодильник, выгреб из него на стол все, что можно съесть в холодном виде, и принялся жадно уничтожать все подряд – шпроты, сыр, пирог с капустой, который бабушка принесла ему еще три дня назад, окаменевший кусок копченой колбасы, два слегка вялых огурца и ржавые остатки селедки. Сидел, ел, ни о чем особо не думая, и ждал утра, нетерпеливо поглядывая на часы каждые пять минут. В шесть можно будет позвонить матери. Она, бывает, и раньше встает, но лучше позвонить в шесть, чтобы мать в панику не ударилась. Потом надо узнать, когда прилетает самолет из Англии. Может быть, там даже и не один рейс. Вот дурак, надо было у Катьки узнать, когда этот ее человек прилетает… И вообще, что это за человек, как зовут, как выглядит и все такое. Он мог бы встретить его в аэропорту, а то мало ли что… Может, этот ее человек и не собирается заносить посылку в первый же день. Виктор так расстроился, что впал в меланхолию и пошел готовить горячую ванну – лучшее средство от меланхолии, которое ему всегда помогало. До сих пор, по крайней мере.

На этот раз испытанное средство тоже помогло. Правда, не сразу, ему пришлось пролежать почти час чуть ли не в кипятке, прежде чем он ощутил прилив жажды бурной деятельности. А вынырнув из кипятка, тут же вышеозначенную деятельность и развил.

– Вить, чего ты рано так? – Мать зевала в трубку и говорила сонным голосом. – Случилось что-то?

– Ничего не случилось, – бодро отрапортовал Виктор. – Катька ночью звонила, просила тебя предупредить, что посылку тебе передала с кем-то, он сегодня прилетает…

– А, это Минаев, наверное. – Мать опять зевнула. – Из кардиологии. Он там в командировке был… Про посылку я знаю, мы с ним заранее договорились, что он Катерину найдет и заберет у нее все, что она там приготовила.

– Ты знаешь? – растерялся Виктор. – А Катька предупредить просила… Там еще одна посылка должна быть. Для одного человека. Она хотела, чтобы ты ее послала, но тут такое дело… Понимаешь, мне на пару дней надо в Воронеж смотаться, так я бы эту посылку как раз бы и отвез. Так что ты ее не посылай сама, ладно?

– А зачем это тебе в Воронеж? – сразу проснулась мать. – Ты же вроде говорил, что у тебя вся последняя неделя свободная будет! Хотели за грибами вместе съездить… А теперь тебе в Воронеж какой-то надо! Кто хоть это выдумал? И что там такое, чтобы тебе туда обязательно ехать надо было?

– Да никто это не выдумал, – принялся терпеливо объяснять Виктор. – Я сам туда хочу… Понимаешь, там в области интернат один интересный есть. По моему профилю. Ма! Ты же сама о кандидатской мне все уши прожужжала. Ну, успеем мы за грибами. Правда-правда. Я буквально на два дня… В крайнем случае – на три. Не ругайся. Может, когда я вернусь, ты обрадуешься больше… чем думаешь.

– А ну тебя, – недовольно проворчала мать. – Вся жизнь у тебя на колесах. Не жизнь, а гонка какая-то. Ладно, езжай. Бабушка рассердится. Раз в полгода видеться – это как так можно? Да и то все время куда-то мотаешься. Ты чего звонил-то? Сказать, что уезжаешь?

– Да… Нет. – Виктор вдруг смутился, сообразив, что в шесть утра звонить по такому поводу – по меньшей мере подозрительно. – Я насчет другой посылки… в смысле – посылки для другого человека. Мне бы ее забрать перед отъездом. Этот твой кардиологический Минаев когда должен прилететь, ты не знаешь?

– Не знаю, – сказала мать, опять зевая. – Вроде после обеда. А что?

– Да я сегодня еду. Вечером, наверное. Вдруг он сегодня к тебе не зайдет. Ты знаешь, как его найти в случае чего?

– Чего ж не знать, он над нами живет. – Мать насмешливо хмыкнула и добавила с подозрительной Катькиной интонацией: – А ты давно решил в этот Воронеж ехать? Или только что?

– Давно, – серьезно сказал Виктор. – Очень давно. Кажется, я всю жизнь туда съездить мечтал.

– Интере-е-есно, – еще подозрительнее протянула мать. – Ну ладно, приходи как сможешь. Ты сегодня не занят? Ну и хорошо, у меня сегодня тоже выходной. Бабушка обещала вареники с вишнями… Приходи к обеду. Не опаздывай.

Еще бы он опаздывал! Этот Минаев должен был прилететь после обеда. Так что Виктор примчался уже в одиннадцать часов, успев утром и уложить вещи в небольшую дорожную сумку, и билет на поезд взять, и позвонить в отделение, что отходную будет устраивать дня через три-четыре, сразу перед вылетом в Англию. Более того – он даже в квартире успел кое-какой порядок навести, как всегда делал перед поездками. И автоответчик включил. Он был полностью готов в путь, когда ввалился в квартиру матери и бабушки с сумкой на плече и билетом в кармане. Теперь дело за Минаевым. А что, если он не прилетит? Должен быть после обеда, так давайте уже обедать побыстрее, что ли…

В общем, весь день Виктор вел себя так, что мама и бабушка, сначала просто с недоумением переглядывавшиеся, под конец уже совсем затревожились, а мама даже начала задавать вопросы. Упаси его боже от маминых вопросов! Все-таки квалификация у матери повыше, да и опыт работы психиатром с его опытом не сравнить. Так что в конце концов она бы из него обязательно все вытащила, но, к счастью, Минаев прилетел вовремя. И сразу – домой. И сразу – посылку принес. Мать отвлеклась на расспросы об Англии, о командировке, а главное – о Катьке и Деньке, и Виктор вздохнул с облегчением. И так он уже разболтался, как под гипнозом. Начал вроде бы с того, что под Воронежем есть странный интернат – не то интернат, не то детский дом, не то санаторий для детей с отягощенной наследственностью… И что клинический опыт работы врачей интерната ему просто необходим. А договорился до того, что начал рассказывать, какой длины у Юлии коса и какое платье у нее Катерина выцыганила. Если бы этот Минаев задержался на часок, Виктор вообще все бы выложил как на духу. Хотя, с другой стороны, что еще он мог выложить? Нечего ему больше выкладывать. Разве только то, что он три недели не спит по ночам. А если засыпает – видит во сне ее серьезные, даже мрачноватые глаза, черные, с золотистым ободком вокруг зрачка. И еще – маленькую девочку с точно такими же глазами. Если это матери рассказать, она тут же все его сны проанализирует и по Фрейду, и по Эверли, и по девице Ленорман. И выложит ему диагноз. А свой диагноз он и сам знает…

Посылочка для Юлии была смешной: кроме пачки фотографий Катьки, Алана, Дениса, их дома, их сада, их собаки, их кошки, их бассейна, их машин и даже их приходящей домработницы в посылке были какие-то нитки. Страшное количество катушек с разноцветными нитками. Зачем это Юлии? Судя по всему, уж чего-чего, а этого добра у нее навалом. Лучше бы Катька придумала послать что-нибудь большое, тяжелое и значительное. Чтобы работа Виктора в качестве курьера была кругом оправдана и не вызывала недоуменных вопросов типа: и чего это он приехал – чтобы ниточки привезти?

А правда, чего это он едет? Если уж за двадцать дней круиза ничего не получилось… Через неделю – в Лондон. Что может получиться за неделю? Наверное, ничего. А он и не надеется… Или надеется? Нет… Не очень. Но хотя бы повидать ее напоследок он имеет право? Почти месяц не виделись.

На вокзале в Воронеже он пошатался без дела, решая, сразу искать транспорт до этой ее глухомани под названием Хорусь или лучше на всякий случай сначала зайти к ее родителям. Все-таки сегодня суббота, вполне возможно, что на выходные она приезжает навестить родителей. Вот будет кино, если он мимо нее попрется бог знает куда… А если Юлии у родителей нет – как он будет объяснять, кто он такой и почему лично привез посылку из Англии? А, ладно, объяснит как-нибудь.

Дверь открыл массивный книжный шкаф средних лет, смуглый, черноволосый, с сединой. Глаза у него были черные, спокойные и немножко хмурые. Судя по тому, что Юлию всюду встречают-провожают братья ее мужа, она сейчас должна быть здесь.

– Еще один брат ее мужа? – спросил Виктор приветливо. А что, они ему уже все как родные. Он уже к ним привык. – Здравствуйте. Я для Юлии посылку привез.

– Привет, – ответил книжный шкаф мягким приглушенным басом. – Заходи. Я не брат ее мужа. Я ее отец. Валентин Владимирович Кириллов. Заходи, заходи. Волосы-то как у тебя уже отросли, а?

Виктор чуть не споткнулся от неожиданности, машинально потрогал ладонью макушку и растерянно спросил:

– А вы откуда знаете, что они еще короче были?

– Пленку видал. Ту кассету, что Юлия привезла. Ты – Виктор, да? Ну вот, что ж тут не знать. Проходи, сейчас завтракать будем.

– А Юлия? – Виктор топтался в прихожей, чувствуя себя в высшей степени глупо. Как разоблаченный шпион. – Юлия у вас, да?

– Юлия у себя. Идем, идем, нечего тут болтаться. Сто раз еще к ней доехать успеем. Сначала поесть надо. Идем.

– Да нет, – заторопился Виктор, опять хватаясь за свою сумку. – Спасибо большое, но я не могу… У меня времени очень мало, честное слово… Боюсь, на автобус опоздаю, а тогда…

– Здравствуйте! – В прихожую выпорхнула яркая блондинка при полном параде – шелковое черное мини-платьице, усиленный макияж, нитка янтаря на шее. Интересно, куда это она в такую рань собралась? Блондинка хлопнула синими ресницами и мило улыбнулась. – Папа, это к нам?

– Это к Юлии, – неприветливо, как показалось Виктору, ответил Валентин Владимирович и добавил неохотно: – Моя младшая. Валерия.

Это – сестра Юлии?! Ну и ну…

– Очень приятно. Виктор. Юлия много о вас рассказывала… – соврал. Зато вежливый.

– Можно подумать! – кокетливо сказала Валерия. – Представляю, что она про меня наговорила… А вот нам о вас она почему-то ничего не рассказала.

– Я – личность незначительная, – бойко ответил Виктор, перетерпев болезненный укол в сердце. Ничего, значит, Юлия о нем не говорила. Да и что она о нем могла сказать? Так, попутчик. – Я человек маленький. Незаметный, неизвестный и неинтересный.

– Не скажите, – томно откликнулась Валерия, улыбаясь еще приветливее. – Я бы сказала, очень даже интересный мужчина. У Юльки все мужики были оч-чень интересные. Даже странно.

– На стол накрой, – хмуро оборвал ее отец. – В большой комнате. Мать не вставала еще? Сходи разбуди. Скажи, чтобы через десять минут готова была. Гость у нас. После завтрака мы уедем.

– Есть, товарищ генерал, – шутливо козырнула Валерия. – Так точно! Будет исполнено.

Она еще раз улыбнулась Виктору и застучала каблуками по коридору. Каблуки! Это у себя дома-то, в восемь утра…

– Валерия, наверное, уходить куда-то собралась, – нерешительно сказал Виктор, следуя за отцом Юлии в глубь квартиры. – А из-за моего приезда она теперь завтрак должна будет…

– Никуда она не собиралась, – отмахнулся Валентин Владимирович, проводя его в большую, тесно заставленную мебелью комнату. – Десять минут назад дрыхла еще без задних ног. Это она ради тебя экипировалась. За сорок секунд. Это она умеет, этого у нее не отнимешь… Не обращай внимания.

– Да нет, почему, – неловко замялся Виктор, усаживаясь в глубокое кресло, закрытое ковровым покрывалом, и с интересом осматриваясь. – Это даже приятно, когда тебя так встречают… как почетного гостя. Даже трогательно как-то.

– Да? – Валентин Владимирович закинул голову и уставился в потолок. – Ну-ну. Ты к Юлии зачем?

– Так посылка же… Катерина прислала… это моя сестра… из Лондона. А я как раз ехал сюда. И дай, думаю, захвачу… А то ведь по почте когда дойдет?

– Понятно. – Отец Юлии уставился на Виктора совершенно ее глазами. – Ты к ней надолго?

– Я не знаю, – ляпнул Виктор, совсем растерявшись. – То есть я думал, дня на два. На три. Как получится. Мне улетать…

– Я сегодня к ней собирался, – не дослушав, перебил Валентин Владимирович. – Я тебя отвезу. У меня тачка. А на автобусе ты два часа колыхаться будешь. А потом еще пять километров пешком.

– Спасибо. – Виктор расстроился. Нет, это, конечно, хорошо, что на машине. Только встречаться с Юлией при ее отце… Это в его планы никак не входило. – Спасибо, конечно… Но если вы из-за меня собрались – это совершенно необязательно. Я и сам прекрасно доберусь, честное слово…

– Я из-за Юлии собрался, – опять перебил его Валентин Владимирович. – Кое-что отвезти надо. Да и по хозяйству им там помочь. Мама Нина болеет сильно, а в бой рвется. Хоть связывай. Юлия тебе о маме Нине говорила?

– Да, – ответил осторожно Виктор. Кто его знает, как он это воспримет. Характер у отца Юлии тот еще. – Немножко. В общих чертах. Фотографию показывала. Эта мама Нина на мою бабушку похожа.

– Вот именно, – сказал Валентин Владимирович. – Маме Нине скоро семьдесят три года. Совсем слабенькая стала. Ей без Юлии не обойтись.

– Ну да, – скучно согласился Виктор. – Это понятно.

Ему это и в самом деле было понятно. Ведь его бабушка и мама тоже вместе жили, хотя бабушка была вполне здорова и самостоятельна, чтобы не сказать больше. Все это было понятно и правильно. Но настроение у него испортилось.

А во время завтрака настроение у него испортилось еще больше. Сестра и мать Юлии были очень, очень милы с ним, радушны и ласковы. С искренним интересом расспрашивали о его жизни, о работе в Англии, о родителях, о Катерине и ее семье… И без всяких наводящих вопросов с его стороны рассказывали о Юлии. Они ей сочувствовали. Они ее жалели. Такая глупость – похоронить себя в такой глуши! И все ради того, чтобы остаться при разбитом корыте со свекровью, которая еще и болеет без конца. Привязать себя к чужой старухе, не общаться ни с кем, кроме толпы дебилов… Да еще эта выходка с подкидышем – это вообще ни в какие ворота не лезет! Нет, не оправдала Юлия их надежд, с печалью отметила мать. Вот Валерия – совсем другое дело. Она живет в ногу со временем, вращается в лучшем обществе, с ней нигде показаться не стыдно…

– Ехать пора, – пресек воркование женщин Валентин Владимирович.

По правде говоря, он пресек и невысказанные вопросы Виктора – кое-какие моменты его тянуло прояснить. Например, что значит «привязала себя к чужой старухе»? Какие такие обязательства у Юлии могут быть по отношению к матери погибшего мужа? И что это за «оч-чень интересные мужики», которые всегда у Юлии были? И что это за «выходка с подкидышем»? Много чего он хотел бы прояснить.

Но Валентин Владимирович был суров и непреклонен. От одного его взгляда милые женщины тут же замолчали и принялись убирать посуду. Похоже, в этом доме – домострой. Вон как Валерия с матерью переглядываются. Надо думать, натерпелись от своего генерала. Если вся жизнь по стойке «смирно»… Может быть, потому и Юлия к родителям не возвращается?

Не слишком новая «Волга» летела по вполне приличному шоссе со скоростью за сотню, и Виктор первые полчаса молчал, напряженно привыкая к этой скорости и наблюдая за Валентином Владимировичем. Тот сидел за рулем спокойно, как перед телевизором. Чем-то этот человек был похож на его отца, понял Виктор неожиданно. По крайней мере, в этот момент. Отец тоже любил сумасшедшую скорость, тоже водил виртуозно, за рулем был безмятежен и бесстрашен. Семь лет назад отец погиб, когда ехал мимо какой-то деревни со скоростью километров двадцать пять – осторожничал: на обочине пацаны играли. И один из них запустил камень прямо в лобовое стекло отцовской машины. Камень пробил стекло и угодил отцу в переносицу. Отец успел сбросить газ, нажать на тормоз и кое-как приткнуть машину к обочине. А потом уже умер, еще до приезда «скорой». Умер от инфаркта, врачи сказали, что от травмы черепа он, наверное, не умер бы…

– Ты чего скукожился? – не глядя на него, поинтересовался Валентин Владимирович. – Скорость не любишь?

– Да нет, я ничего, – нерешительно ответил Виктор.

– Спешу, пока дорога позволяет, – объяснил отец Юлии, но машина пошла заметно тише – не больше восьмидесяти. – Последние километров пять-шесть будем ползти, как таракан по хлорофосу. Там новую дорогу прокладывать собрались, засыпали щебенкой, да так третий год и стоит… Едешь, как по стиральной доске. Ты-то сам машину водишь?

Они поговорили о машинах и о дорогах, еще о каких-то совершенно не относящихся к делу вещах, и Виктор был рад этому. Если бы отец Юлии заговорил с ним о ней, Виктор, наверное, разболтался бы, как при своей матери. Он чувствовал в отце Юлии ту же силу, что была у мамы. И профессиональные навыки тут ни при чем. Просто бывают такие люди, которым невозможно соврать, вопросы которых невозможно проигнорировать, которым незаметно для себя выкладываешь все. А может быть, все дело в том, что Валентин Владимирович был похож на его отца – не внешне, а спокойной, уверенной повадкой, какой-то неуловимой аурой, вызывающей к нему неосознанное опасливое уважение.

А потом Виктор уставился в окно, жадно разглядывая ту глухомань на отшибе, где живет Юлия. Вот, значит, какая эта глухомань. Какая роскошная, волшебная, невероятная глухомань, утонувшая в сплошной зеленой пене лесов и садов, укрытая глубокой синью бездонного неба, пропитанная кружащим голову ароматом позднего лета. Да, из такой глухомани не очень-то захочется даже в Англию уезжать…

А когда за прозрачной березовой рощицей открылся вид на двухэтажный деревянный дом – весь золотисто-коричневый в лучах солнца, с белыми оконными рамами и перилами веранды, с прозрачными зелеными пятнами тени от огромных, до крыши дома, старых раскидистых яблонь, – у Виктора даже дух захватило. Красиво. Наверное, это какая-нибудь бывшая барская усадьба.

– Наш интернат, – буднично сказал отец Юлии. – А вон там, слева, дом Июлей. Приехали.