Текст книги "Главный приз"

Глава 19

– Папа! – Юлия шлепнула недополосканное полотенце в таз, кузнечиком сиганула с крыльца и понеслась к машине, от радости смеясь, размахивая мокрыми руками и взбрыкивая босыми ногами. – Ой, как хорошо, ой, какой ты молодец! Я даже не надеялась, что ты сегодня приедешь!

Она с разбегу кинулась ему на шею, затормошила, закружила, потянула к дому, заглядывая ему в лицо сияющими глазами, от нетерпения подпрыгивая на месте и дергая его за руку. Отец, по обыкновению, поймал ее за косу, слегка подергал, сдерживая энергию дочери, и тоже радостно засмеялся, с удовольствием оглядывая ее с ног до головы:

– Шпана! Как хоть тебя дети слушаются? А еще мать семейства! Надо сказать директрисе, чтобы уволила тебя за несоответствие формы и содержания.

– Вы гнусный интриган, товарищ генерал, – зловеще заявила Юлия и вызывающе повиляла бедрами. – Я давно подозревала, что вы мылитесь на мое место. Теперь понятно, почему вы приехали вне графика и без предупреждения.

– Я тут привез тебе кое-что. – Отец неуверенно хмыкнул и глянул через ее плечо. – И кое-кого…

– Только не это! – шепотом сказала Юлия, не оглядываясь и делая страшные глаза. – И не надо рассказывать мифы о том, как они встали ни свет ни заря, чтобы поехать к своей убогой родственнице…

– Нет, – отозвался отец успокаивающим тоном. – Ничего такого сверхъестественного… Просто почтальон с посылочкой…

– А! – Юлия вздохнула с демонстративным облегчением. – Никогда больше так меня не пугай…

И оглянулась.

В нескольких шагах от нее стоял Виктор и разлохмачивал ладонью пышную шапку своих блестящих, как стеклянные нити, волос орехового цвета. И смотрел тревожно, ожидающе.

Но ведь этого не может быть. Просто не может быть, потому что так не бывает. И как он ее нашел? Да нет, при чем здесь «нашел»?.. Он не мог ее искать… Конечно, он ее не искал. Он здесь случайно. А почему с папой? Сейчас она сойдет с ума, это ясно. Так что даже кстати, что он приехал, – все-таки знакомый психиатр… С другой стороны, если бы он не приехал, она бы и не подумала сходить с ума…

– Привет! – с трудом сказала Юлия и попыталась засмеяться. Кажется, это у нее не очень хорошо получилось. – У меня, видимо, галлюцинации. Это как раз по твоей части… Хотя нет, ты же переквалифицировался, как я поняла. Ты теперь почтальоном работаешь, да? Ты зачем приехал?

Виктор стоял, молчал, смотрел на нее ожидающими светлыми глазами, а потом вдруг шагнул вперед и, протягивая к ней руки, тихо ответил:

– За тобой.

И Юлия невольно шагнула к нему, и ее руки потянулись навстречу его рукам совершенно помимо ее воли, и, кажется, ничего она сейчас не чувствовала, кроме удивления: надо же, она не умерла, и не потеряла сознания, и даже на ногах может как-то держаться, и даже слышит его слова… Он приехал за ней… За ней. Ну да. Он приехал, чтобы увезти ее. О господи…

– Как интере-е-есно, – сказала Юлия с интонацией мамы Нины, остановилась на полушаге и опустила руки. – А поподробнее? Если можно… – Она постояла несколько секунд, разглядывая его, дождалась, когда и он опустит руки, повернулась и пошла к дому, на ходу сказав через плечо: – Прошу в дом. Скоро обедать будем.

Она шла на автопилоте, остро чувствуя его взгляд одеревенелой спиной, и последними словами молча крыла себя за то, что напялила эти жуткие обтрепанные шорты, сделанные из обрезанных выше колен старых джинсов, и эту линялую майку, которую носили уж никак не меньше трех поколений интернатских мальчишек… Да еще сто лет не чесанная коса хлещет ее по голым ногам… Шпана. Светлана Алексеевна будет совершенно права, если уволит ее.

– Какие гости! – Мама Нина стояла на веранде с Машкой на руках и, улыбаясь, дальнозорко вглядывалась в две мужские фигуры, маячившие возле машины. – Ты что это отца так встречаешь? У них там ничего не случилось? С кем это он?

– Ничего у них не случилось, – скучным голосом ответила Юлия, поднимаясь на крыльцо и борясь с желанием немедленно бежать переодеваться во что-нибудь приличное. – Папа почтальона привез. С какой-то посылкой.

– Почтальона с посылкой, понятно, – рассеянно повторила мама Нина, еще внимательнее глядя мимо Юлии. Но вдруг торжествующе улыбнулась, перевела взгляд на Юлию и очень тихо, но очень категорично сказала: – Два мальчика и одну девочку.

– Что-о-о? – Юлия задохнулась от возмущения, останавливаясь перед мамой Ниной и сверля ее грозным взглядом. – Ты думаешь, что говоришь?! Ну, мама Нина…

– А что? – быстро перебила мама Нина и невинно похлопала глазами. – Одна-то девочка у тебя уже есть. Так что, я думаю, еще одна – и хватит. А мальчиков надо двух. Не меньше. Это нехорошо, если единственный сын будет среди девок расти.

– Молчи, – сказала Юлия сквозь зубы, впадая в отчаяние. – Молчи, ради бога, я тебя умоляю. И так уже не жизнь, а какая-то оперетка получается…

Она вынула Машку из рук мамы Нины, невольно прижала ее к себе покрепче, вцепилась, как в спасательный круг, и обернулась к подходившим к крыльцу папе и Виктору.

– А-а-ах! – пропела Машка восторженно. – Деда! Я тебя любу.

– А-а-ах! – тем же тоном откликнулся Валентин Владимирович и засмеялся, торопливо поднимаясь по ступеням крыльца и протягивая к Машке руки. – Внучка! И я тебя люблю!

Юлия слегка отступила, не отдавая ребенка, стояла и смотрела на Виктора. И он стоял и смотрел на нее… Нет, не на нее. На Машку. Потом, наконец, посмотрел на Юлию.

– Цыпленок, да? – В глазах его мелькнуло понимание. – Это ведь та самая хорошая девочка? Маша-младшая, да?

– Да. То есть нет. – Юлия помолчала, вздохнула поглубже и гордо сказала: – Цыпленок – моя Маша. Единственная. Мария Дмитриевна Июль.

– Вот как, – растерянно сказал Виктор, потоптался у крыльца и стал подниматься на веранду. – Я не знал. Ты мне ничего не говорила…

Наверное, ему было неуютно под взглядами трех молчащих людей. Юлии почему-то стало легче от сознания, что не только она одна не знает, что говорить и что делать в этой ситуации.

– Познакомься, мама Нина, – нарушила Юлия общее молчание, чувствуя себя уже увереннее. – Это Виктор, Катин брат. Помнишь? Я тебе о ней рассказывала. Виктор, это моя мама Нина. Нина Петровна Июль.

– Как же, как же, – откликнулась мама Нина, важно подавая Виктору руку. – Катькин брат… Знаю, знаю. О Катьке-то она мне много рассказывала.

– Очень приятно. – Виктор осторожно сжал сухонькую ладошку мамы Нины. – Мне Юлия о вас тоже много рассказывала. – Он заглянул в глаза мамы Нины, вдруг заулыбался, быстро глянул на Юлию и перешел на драматический шепот: – О Катьке, значит, рассказывала? А обо мне она и вам ничего не говорила?

– Кое-что. – Мама Нина тоже улыбнулась, подмигнула ему и тоже перешла на шепот – впрочем, в расчете на то, чтобы слышали все: – Кое-что рассказала. Но не все, ты не бойся.

Виктор засмеялся – несколько смущенно, как показалось Юлии, – и мама Нина засмеялась с тихим торжеством, быстро глянула на Юлию с видом триумфатора, и сразу все заговорили, засуетились, стали носить в дом вещи – большую тяжелую коробку, которую привез отец, и дорожную сумку Виктора, пестрый пластиковый пакет с посылкой от Катерины, а Юлия стояла на веранде с Машкой на руках, смотрела на здание интерната, едва видневшееся вдалеке сквозь листву старых яблонь, и старательно уговаривала себя, что приезд Виктора никак на нее не действует. А если и действует, то не слишком хорошо. У нее столько планов на сегодня было! И постирать, и пошить, и с Машкой погулять, и варенье сварить, и в интернат сбегать – доктор Олег какие-то немецкие журналы добыл, Юлия ему перевести обещала. А тут вдруг нате вам, гости… Конечно, какое у нее может быть настроение…

– Мама. – Машка тревожно завозилась у нее на руках. – Ты па-а-чишь?

– Ну вот еще, – буркнула Юлия как можно более уверенно. – С какой стати мне плакать? Я просто задумалась.

– Зачем? – удивленно поинтересовалась Машка, заглядывая ей в глаза. – Задуматься не надо…

Юлия невольно засмеялась, благодарно уткнулась лицом в цыплячью Машкину шею, обняла ее покрепче, повернулась и решительно шагнула в дом.

– Ты абсолютно права, – сказала она серьезно. – Не надо задумываться. Задумываться совершенно не о чем.

В конце концов, Виктор приехал за ней. Большое спасибо, конечно, но она не одна. У нее Машка и мама Нина. За ними Виктор не приезжал. Так что о чем же тут задумываться?

Юлия все время старалась не выпускать Машку из рук, а если ее забирал папа – буквально силой из рук вынимал! – то Юлия тут же кидалась к маме Нине, чтобы воткнуться в приготовление обеда. Суетилась по хозяйству, как могла. Но мама Нина гнала ее из кухни, шипела, чтобы Юлия не путалась под ногами, а пошла бы лучше с гостем поговорила. Гость смирно сидел в саду на лавочке, слушал, что говорит отец Юлии, иногда внимательно посматривал по сторонам, а по большей части следил за Юлией ожидающим напряженным взглядом. Чего он ожидает, интересно? Ведь ясно же, что ждать ему тут абсолютно нечего.

Обедали в саду, за большим дощатым столом – его накануне свадьбы Димка соорудил. Потому что Юлия сказала, что любит обедать летом на свежем воздухе. Мама Нина с Виктором разговаривали о способах приготовления вареников. Тоже мне специалиста мама Нина нашла. Папа держал на коленях Машку и потихоньку объяснял ей, как что называется – поварешка, кувшин, перечница, кабачки… Машка восторженно ахала, смеялась и с удовольствием повторяла новые слова для Юлии:

– Мама! Ка-бать-ки!

Юлия улыбалась Машке, машинально кивала и гоняла по тарелке вареники.

– Юль! – вдруг строго окликнула ее мама Нина. – Ты Олежке что-то перевести обещала после обеда. Не хочешь есть – так пошла бы лучше делом занялась.

– Да, – благодарно встрепенулась Юлия. – Верно, обещала… Как это я забыла… Сейчас Цыпленка уложу и пойду. Иди ко мне, Машенька.

– А сколько Маше лет? – неожиданно спросил Виктор.

– Тридцать первого августа три года будет, – ответила Юлия неохотно. Почему-то ее насторожил вопрос Виктора.

– Для трех лет она маловата, – заметил Виктор, рассматривая Машку профессиональным взглядом.

Юлия недоброжелательно промолчала, но мама Нина тут же охотно вступила в разговор:

– О-о, мил-человек, это она уже выросла! Да и поправилась хорошо. А когда появилась у нас – так совсем заморыш-заморышем была… Да, может, ей тридцать первого августа и не будет еще трех-то. Это мы так решили, чтобы день рождения у нее был перед первым сентября. Прямо накануне школы. А то посреди учебы – что это за день рождения? Никакого праздника не получится, суета одна.

Виктор с открытом ртом непонимающе смотрел то на маму Нину, то на Юлию, то на Машку, а Юлия сердито уставилась на маму Нину и молчала, поджав губы. Зачем она говорит все это? Во-первых, Машка не заморыш, а совершенно нормальный, здоровый и веселый ребенок. Во-вторых, незачем при ребенке рассказывать, что день рождения ему «придумали»… Даже если сейчас Машка не понимает, о чем идет речь, – все равно не надо. В-третьих, все это совершенно не касается посторонних. Незачем посторонним знать о том, что… Ни о чем им незачем знать. Марья – ее дочь. И она никогда никому не позволит думать по-другому.

Мама Нина встретила взгляд Юлии и тут же сделала непроницаемое лицо.

– Марью дед уложит, – заявила она безапелляционно. – А я лягу полежу. Устала что-то. Так что вы с Виктором идите, нечего вам тут делать. Заодно покажешь ему все. Ты как, Вить, не против экскурсии?

– Еще бы, – с готовностью откликнулся Виктор. – Я давно мечтал посмотреть и интернат, и детей, и доктора Олега, и ближнюю рощу… И вообще все.

– Ну, ты подумай! – Мама Нина явно обрадовалась. – И обо всем-то он знает! Ну вот и хорошо, вот и славно, вот и посмотришь наконец.

Юлия прожгла маму Нину взглядом и пошла переодеваться в «интернатскую» одежду – длинную просторную юбку из цветастого ситца и белую бязевую кофточку. Вообще-то сегодня утром она решила надеть новый сарафан, который закончила только вчера, – похвалиться Лидочке и бабе Насте, как хорошо у нее получилось. Они в этом понимают, они обе и сами большие искусницы, и Юлия всегда с нетерпением ждала их похвалы, одобрения. Но раз уж Виктор здесь – не будет она сарафан надевать. Еще подумает, что ради него наряжается…

Они шли по тропинке через старый запущенный сад, Юлия чуть впереди, опять чувствуя его неотрывный взгляд и все больше нервничая от этого. Она уже хотела было остановиться и сказать ему, что… что-нибудь сказать. Что он на нее так уставился? Ждет, когда она споткнется? Но тут Виктор догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:

– Юлия Июль.

– Что? – Юлия остановилась, высвободила локоть из его осторожных пальцев и повернулась к нему.

– Ты сегодня такая… нарядная, – растерянно проговорил Виктор, с ожиданием глядя ей в глаза.

Здрасте вам. А она специально новый сарафан не стала надевать. Юлия с трудом посмеялась, несмотря на ком в горле, отвернулась и опять решительно зашагала по тропинке. Он догнал ее, пошел рядом, отводя рукой буйно разросшиеся ветки, и негромко заговорил:

– Знаешь, я все время представлял, какая у тебя дочка может быть…

Она искоса ошеломленно глянула на него. Так он знал про Машку? Наверное, ему папа сказал…

– Я представлял, что она смуглая, черноволосая и очень тихая… И с черными глазками. В общем, как ты, только маленькая. Когда Машку увидел – так удивился! Совершенно на тебя не похожа и такая бойкая… Смеется все время. Я только потом понял, в чем дело… Ну, когда мама Нина про день рождения рассказала.

Юлия шла молча, не глядя на него, невольно все больше и больше ускоряя шаг, и он замолчал, широко шагая рядом. Потом осторожно спросил:

– Ты ее давно взяла?

– Только что. – Юлия остановилась, наконец решилась взглянуть на него и хмуро спросила: – Это что-нибудь меняет? Я имею в виду цель твоего приезда… Ну да, конечно, меняет. Извини, не предупредила. Но учти: Машка – моя. И я ее ни при каких обстоятельствах не брошу. Ни при каких, понял? Да и в любом случае, мне кажется, ты напрасно приехал…

– Зачем ты так? – тихо спросил он, отставая на шаг. – Ты же не поняла ничего… Я почти месяц спать не могу… Есть не могу… Ни о чем думать не могу. Я почему про девочку сказал… про дочку… Мне сны без конца снятся. Ты и девочка, будто дочка твоя, черненькая такая… Маленькая. Вот так. Мне все это снилось. Без конца. Понимаешь?

– Это какой-то кошмар, – устало сказала Юлия, отступая на шаг и опуская глаза. – Как так жить можно? Это не жизнь, а какой-то бразильский сериал… Не надо было тебе приезжать.

– Юлия, подожди. Я же еще ничего не сказал…

– Вот и хорошо, – с напором сказала она. – Вот и правильно. И не говори лучше. И вообще, мне уже давно пора у Олега быть… Я обещала.

Она повернулась и торопливо пошла, почти побежала, раздраженно отмахиваясь от веток и цепляясь широким подолом за репьи. Господи, как ей хотелось остановиться и выслушать, что там такое собирался он ей сказать. Она так долго представляла себе, что он ей скажет, когда они встретятся. Если встретятся. Юлия совершенно не ожидала, что они действительно встретятся. А теперь, когда он собирается ей что-то сказать, вдруг просто испугалась. Хотя, что бы он ни сказал, что она ему ответит? Так что лучше пусть ничего и не говорит.

А он ничего и не говорил. Ходил за ней молча, смотрел вокруг пристально и подозрительно, знакомился с воспитателями, нянями, поговорил о чем-то со Светланой Алексеевной, потом посмотрел вместе с бабой Настей теплицы и сад, наконец пришел в медкабинет, где Юлия с доктором Олегом маялись над статьей какого-то немецкого нарколога, и тихо просидел в сторонке, глядя в окно и даже, кажется, не прислушиваясь к тому, что Юлия читает. Она нервничала все больше и больше и от этого так устала, что, когда с переводом было покончено, быстро вскочила и выпалила, едва скрывая раздражение:

– Мне еще с Антониной Ивановной надо поговорить, она просила зайти. Виктор, ты пока погуляй где-нибудь или в дом, что ли, иди. В общем, мне одной к Антонине Ивановне надо.

– Я здесь побуду, если доктор Олег не против, – отозвался тот, не вставая и не оборачиваясь. – У меня вопросы накопились.

– Я не против, – с готовностью повернулся к нему доктор Олег. – Я даже за. Мне всегда интересно с коллегой побеседовать.

– Ну и хорошо. Ну и беседуйте, коллеги. – Юлия выскочила за порог, в последний момент придержав дверь, чтобы не хлопнула.

Ну вот что она сейчас-то злится? Оставил он ее, наконец, одну, разве она не этого хотела? Вот и успокойся.

Вот Юлия и пыталась успокоиться, воткнувшись в обычные интернатские заботы, разговаривая с Антониной Ивановной о том, как та поссорилась с Надеждой Васильевной, снимая мерки с Сережи Палехина, – ужасно он за лето вырос, придется срочно новые штаны шить… И совсем было успокоилась, но тут из окна дежурки увидела, как доктор Олег и Виктор выходят из мастерской, о чем-то оживленно беседуя. Постояли, поговорили – и пошли в сад. Они о ней и думать забыли. Оба.

Юлия свернула все свои неотложные дела и пошла домой. Ничего, без нее тут прекрасно обходятся. Олег вполне успешно выступает в роли экскурсовода. А у нее дома масса дел, которые она на полпути бросила. Ладно, гости гостями, а хозяйство хозяйством.

Явившись домой одна, Юлия сухо объяснила маме Нине, что Виктор беседует с доктором Олегом, поэтому в том, чтобы его развлекали, не нуждается, а ей некогда глупостями заниматься… И тут же влезла в свои обтрепанные шорты из линялых джинсов, старую майку и пошла достирывать то, что утром не успела. Достирала и отправилась в огород – моркови надрать. Надрала моркови, намыла, натерла целую миску и решила с папой пообщаться, пока он дверь сарая чинит. Пообщалась и стала Машку одевать, потому что Машка и дома днем не очень-то спала.

А потом с Машкой на руках вышла в сад, села на лавочку и стала ждать…

Виктор не появлялся.

Через какое-то время мама Нина покричала издалека, что пора бы и поужинать, наконец, и Юлия, не выпуская Машку из рук, двинулась к дому, поглядывая в сторону интерната.

Виктор не появлялся.

Юлия покормила Машку, а мама Нина и папа заявили, что подождут Виктора, не такие уж они и голодные, чтобы не подождать, да и веселее за столом всей толпой…

Виктор не появлялся.

Потом Юлия задремала в кресле рядом с кроваткой уснувшей Машки и проснулась от оживленных голосов за окном. В саду за вкопанным в землю столом собралась вся толпа – и доктор Олег тоже пришел, – и всем им было весело. Ну и пусть. Ей все равно. Она устала и хочет спать.

Юлия, кряхтя и зевая, выбралась из кресла, доковыляла до своей постели, не открывая глаз, сдернула покрывало, разделась, кулем свалилась на прохладные душистые простыни и подушки. У нее были две подушки – приданое к свадьбе. Зачем ей две подушки?..

Утром, как всегда, Юлия проснулась около пяти, минутку повалялась, слушая уютное сопение Машки, затем встала, влезла во вчерашние драные шорты и линялую майку и отправилась заниматься своими обычными делами. У нее всегда прямо с утра пораньше масса дел. Вчера так и не успела постирать все, что собиралась, значит, надо воды побольше нагреть, пока все спят и никто на кухне под ногами не путается. И завтрак пора готовить, что-нибудь посолиднее, папа по утрам ест много и обязательно что-нибудь мясное. Да и Виктор не на диете, насколько она успела заметить во время круиза. Так что поставим-ка мы в духовку картошечку с мясом, пусть тушится, пока мужики спят, а для мамы Нины и Машки сварим овсянки… Опять обе скандалить будут. Ничего, зато это очень полезно. И вода уже согрелась, пора стирать.

Юлия по привычке быстро и бесшумно делала все сразу, и все успела, и уже развешивала Машкины одежки на веревке во дворе, когда в доме одновременно заговорил папа, засмеялся Виктор, Машка с восторгом заорала: «А-а-ах!» – и мама Нина запела: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Хорошо. Значит, мама Нина сегодня здоровенькая. Стало быть, можно со спокойной душой идти в интернат. Минутку Юлия посидела за столом со всеми вместе, глотнула чайку, куснула яблоко, поцеловала Цыпленка в курносый клюв и со спокойной душой побежала в интернат, не обращая внимания на громкое возмущение мамы Нины, поднятые к небу глаза отца и растерянный вид Виктора.

На полдороге свернула, чтобы посидеть на старом бревне, подумать в покое и одиночестве. Почему-то ни о чем не думалось.

Виктор не появлялся.

А она разве ждала? Конечно нет.

Он появился в интернате к полудню – опять с доктором Олегом. Доктор Олег что-то рассказывал и показывал, Виктор опять что-то спрашивал и внимательно слушал. Устроили тут экскурсию. Юлия рассердилась и обиделась, потом обозвала себя курицей и для восстановления душевного покоя спряталась в мастерской, взялась подшивать простыни – хорошая механическая работа, лучшее средство от нервов. Вскоре пришли старшие девочки, потребовали нарисовать их будущие выпускные платья, и Юлия совсем успокоилась и даже развеселилась, и, когда после обеда мыла с бабой Настей посуду, даже не обратила внимания на вошедшего на кухню Виктора. Совершенно никакого внимания не обратила. Но бдительная баба Настя обратила, прикрикнула грозно:

– Куда без халата?! Я тебе дам – в чем попало в пищеблок переться!

Получилось совсем не грозно – тоненький слабенький голосок, таким голоском только глоток водички просить, – но Виктор послушался, уважительно извинился и сразу ушел.

И Юлия вскоре ушла, все-таки у нее нынче выходной, и к тому же папа приехал, а она бросила его, даже не поговорила как следует.

Но поговорить как следует все равно не удалось – папа опять что-то чинил в сарае, а Виктор ему помогал. Мама Нина крутилась рядом, командовала и поругивала городских безруких неумех, но по всему было видно, что всем и всеми она чрезвычайно довольна. В общем, все были при деле, только Машка не хотела спать, топала по дому, лезла во все углы и без конца чирикала. Ну, не спит – и не спит. Ничего страшного. Зато можно в ближней роще с ней погулять.

И Юлия отправилась с Машкой в ближнюю рощу, и они там замечательно погуляли, нагулялись до полной потери сил, а когда вернулись – оказалось, что папа и Виктор уже собираются уезжать, так что поговорить с папой как следует опять не удается. Ну ничего, не последний раз видятся, наговорятся еще.

А с Виктором они видятся в последний раз. Но вот с ним ей говорить совершенно не о чем. Поговорили уже.

– Пока!

– Счастливо.

– До свидания…

До какого свидания? До какого такого, черт бы его взял, свидания? Впрочем, ничего такого он в виду не имел. Так, фигура речи.

– Прощай.

Мама Нина смотрела вслед машине, махала рукой, потом обернулась к Юлии и спокойно сказала:

– Дура ты.

Мама Нина никогда не называла ее дурой. Ни разу в жизни.

– Правда? – с сомнением пробормотала Юлия. – По-моему, ты не права.

Мама Нина в сердцах плюнула и ушла в дом, сильно хлопнув дверью, а Машка, на удивление неслышно оказавшаяся вдруг рядом, обняла Юлию за ноги и, задрав вверх сияющую мордашку, убедительно сказала:

– Мама! Умая-умая! Я тебя любу!

– Вот это правильно, – серьезно согласилась Юлия. – Я умная, и ты меня за это любишь. Потому что сама тоже очень умная…