Текст книги "Главный приз"

– Понял, да? – зашипела Катька ему в ухо, цепляясь за его локоть и почти наступая ему на пятки. – Нет, ну ты понял? Натуральная чесуча!

– Да ты что?! – Виктор изобразил потрясение и покосился на Катьку. Выражение лица у нее было почти хищное. Ой, бабы – дуры. – Чесуча? Натуральная?! Не может быть… А что это такое?

– Дубина. Тундра. Лапоть. – Катька презрительно засопела, отцепилась от его локтя и отстала на шаг.

В вагоне-ресторане они оказались единственными посетителями. Вообще-то ресторан был уже закрыт, но Алан каким-то хитрым способом уговорил директора – или как там его называют? – не только открыть ресторан, чтобы купить что-нибудь в буфете, но и накрыть столик на четверых, и на этом столике уже стояли бутылка токайского, и большая ваза с яблоками, персиками и виноградом, и в блюде – нарезанный крупными квадратами лаваш, и даже лежало меню в черной кожаной обложке.

– Как это тебе удалось? – Виктор изумленно поднял брови, хотя на самом деле давно уже перестал изумляться способности Алана уговорить кого угодно на что угодно.

– Наверное, сказал, что он Билл Клинтон, – ехидно предположила Катерина. – Или пообещал жениться на главной начальнице.

– Нет, – серьезно возразил Алан. – Я сказал, что я… как это?.. на-ло-го-вый инспектор. Джулия, ты очень красивая с платьем и с этим… украшением, да? Бусы. Возьми программу, выбирай, что будем обедать.

– А мне Катино платье больше нравится, – призналась Юлия со слабой смущенной улыбкой, принимая из рук Алана меню и машинально открывая его. – Я люблю крепдешин, тем более белый… и фасон замечательный… и исполнение безупречное…

Она смотрела в меню, а сама говорила так, будто меньше всего думала о замечательных фасонах. Виктору показалось, что у нее опять почему-то испортилось настроение, и он с досадой признался себе, что, будь она его пациенткой, он уже давным-давно знал бы все причины ее печалей… Будь она его пациенткой, он заставил бы ее говорить, и смеяться, и плакать ему в манишку, и она поблагодарила бы его на прощание, а он проводил бы ее до двери кабинета, пожелал бы удачи и забыл бы через две секунды… Или не забыл бы?

– Я ничего не хочу, – сказала Юлия, захлопывая папку с меню и протягивая ее Катерине. – Я вообще есть не хочу. Жарко. И платье мое мне не нравится. Честно говоря, я его продать хотела, но не успела перед отъездом. И мама Нина приказала, чтобы я его хоть раз надела. И не бусы это вовсе, а вышивка.

Точно – настроение у нее испортилось. Глаза совсем потемнели, никакого золотого ободка вокруг зрачка не заметно, и взгляд чуть ли не враждебный. И лицо, такое спокойное все время, теперь почти сердитое… или испуганное? Да нет, чего бы ей бояться… Хотя с чего бы ей и сердиться тоже?

Катерина прервала размышления Виктора, торопливо вскочив и бесцеремонно потянув его за руку:

– Вить, давай-ка мы местами поменяемся, а? Нам с Юлей пошептаться надо кой о чем. И вообще, мужики, вы сами выберите что-нибудь. Мне все равно. Хорошо бы солененького… И мороженого. У них мороженое есть? Юль, ты мороженое любишь?

– Я правда ничего не хочу, – начала Юлия, но Катерина нетерпеливо махнула рукой и, усаживаясь рядом с ней, сунула меню Виктору.

Подошла усталая, полусонная от жары официантка, и Виктор, в меру сил помогая Алану пробуждать интерес к жизни в этой сваренной всмятку тетке, не очень понимал, о чем там вполголоса говорят Катька и Юлия.

Чесуча, вышивка… или выставка? Очень дорого. Очень недорого. Не очень дорого. Ну да, Катька от платья обалдела. Неужели выцыганивает? Ой, Катька, стыдобища, давно тебя не пороли… Хоть раз подумала бы своей головой, как это все выглядит.

Виктор, совершенно машинально отвечая что-то развеселившейся официантке и Алану, осторожно глянул на Юлию, уже готовый прервать настырное Катькино бухтение… Удивительно, но Юлии, кажется, все это нравилось. Она внимательно слушала, согласно кивала и даже улыбалась… Ну почти улыбалась. Может быть, он ошибся. Может быть, Катерина ничего не выцыганивала, а просто хвалила наряд Юлии.

Официантка наконец-то ушла, и Алан стал разливать вино в высокие тяжелые стаканы с толстым, как дверь-сейф, дном.

– За прекрасных дам, – сказал Алан, поднимая свой стакан.

– За знакомство с прекрасной дамой, – сказал Виктор, глядя на Юлию.

– За все прекрасное, – сказала Катерина, хитро подмигивая Юлии.

– Да, – рассеянно сказала та, нерешительно поднимая свой стакан и заглядывая в него со странным выражением – не то испуга, не то недовольства.

И все выпили, а Юлия не выпила, все смотрела в стакан и чуть-чуть хмурилась, и, прежде чем Виктор успел сказать что-нибудь вроде «не бойтесь, вино хорошее», Катерина внимательно глянула на Юлию и спросила с профессиональным интересом:

– У тебя что, проблемы с алкоголем?

Юлия подняла на нее взгляд, помолчала пару секунд и вдруг спокойно подтвердила:

– Да.

– И давно ты пьешь?

Ох, придушить бы сестричку…

– Нет. – Юлия опять уставилась в стакан и вздохнула. – Проблема в том, что я давно не пью.

Виктор засмеялся, видя, как Катька пытается осмыслить ответ, и перехватил инициативу:

– И давно вы бросили пить?

– Десять лет назад, – без улыбки ответила Юлия, сделала наконец глоток и, поморщившись, поставила стакан на стол.

– А до этого ты сколько пила? – не отставала Катерина.

– Два раза. – Юлия отщипнула виноградину и строго рассматривала ее на свет.

– Как это – два раза? – не поняла Катерина. – Два раза в неделю? Два раза в день?

– Два раза в жизни. – Юлия надкусила ягоду и опять поморщилась. – Тоже кислятина… Первый раз – на папином юбилее, второй раз – на своей свадьбе. Шампанское.

Тут первой засмеялась Катерина, а потом все, даже подошедшая с полным подносом тарелок официантка, а Юлия, конечно, не смеялась. Да что хоть с ней такое, черт возьми? Виктор готов был поклясться, что на полпорции обычной ресторанной солянки в обычной металлической лоханке Юлия смотрит с тщательно, но безуспешно скрываемой ненавистью.

Глава 7

Восемьдесят рублей! Наверное, она ошиблась. Наверное, в меню было написано восемь. Не может быть, что одна порция солянки, пусть даже очень сборной, стоила восемьдесят рублей. Восемь – и то чересчур дорого. Сколько детей можно накормить на эти деньги. А люля-кебаб – семьдесят шесть рублей! Может быть, семь шестьдесят? Надо было внимательнее посмотреть. Растерялась с перепугу. Представила, как разрезает сотню на кусочки и сует в рот. Как хоть они могут так спокойно есть? Или цен не видели?

Да все они видели. Просто эти цены не производят на них такого впечатления, как на нее. Эти шизанутые цены вообще никакого впечатления на них не производят. Вон, глотают десятки, сотни, запивают вообще, может быть, тысячей… И не подавятся. Это не просто благополучные люди. Это до такой степени благополучные люди, что… Может быть, мафия? Фальшивомонетчики какие-нибудь? Хотя вряд ли. Алан уж точно нет. Он и правда художник, и очень неплохой, насколько она может судить. И английский у него такой, что даже она не все сразу понимает. Хотя все эти годы Бет присылала ей массу записей – и песни, и кокни, и Шекспира… И очень хвалила язык Юлии, когда в прошлом году дозвонилась и они чуть ли не полчаса говорили по телефону… Нет, Алан не бандит какой-нибудь. Наверное, он зарабатывает достаточно, раз уж у него есть дом недалеко от Лондона, и бассейн, в который можно запустить окуня, и жена, которая готова заплатить за тряпку пятьсот долларов…

Пятьсот долларов! И четыреста, которые дал Сашка! Может быть, она и не напрасно поехала в этот дурацкий круиз. Может быть, стоит показать Катерине полотняный костюмчик? Если уж за этот мешок она пятьсот долларов предложила, так за костюм, надо полагать, полцарства отдаст. Или не показывать? А то еще, чего доброго, выберет костюм, а от платья откажется. Жалко. Нет, не надо костюм показывать. И так из одного этого круиза она привезет больше, чем дал прошлый аукцион. Даже можно потратить что-нибудь на подарки маме Нине и Маше-младшей. А Маше-старшей она купит белые туфли. А доктору Олегу – черные очки… А папе найдет что-нибудь такое… Что-нибудь найдет. Денег на все хватит.

– Вы о чем думаете?

– О деньгах, – честно ответила Юлия и увидела, как лицо Виктора вытягивается с выражением удивления и даже разочарования.

– И что вы о них думаете? – недоверчиво спросил он.

– Как я их тратить буду. – Юлия почти торжественно подняла стакан, помедлила, разглядывая его на свет, и лихо допила вино, стараясь не морщиться.

– Понятно, – задумчиво покивал Виктор. – Конечно, как тратить… Как я сразу не понял? С такой улыбкой не думают о том, как заработать деньги. С такой улыбкой думают только о том, как их потратить.

– Я никогда не думала о том, как заработать…

Юлия хотела сказать, что всегда знала, как зарабатывать деньги. И зарабатывала. Наверное, не столько, сколько эта троица. Ну и что? Посадить бы их в какой-нибудь глухомани, в какой-нибудь опустевшей, забытой, умирающей деревне, в старом, сто лет не ремонтированном доме с очень сомнительными удобствами, да с сотней не очень здоровых ребятишек, да месяцами без зарплаты, да с половиной штата, да с универсальным набором неприятностей… Вот интересно, сумели бы они как-то зарабатывать при таком раскладе? Или сидели бы и думали – как? А с другой стороны, зачем им все это говорить? Не поймут. Другая порода.

– Правильно, – одобрительно сказал Алан. – Женщина должна думать, как потратить деньги. Мужчина должен думать, как дать деньги женщине. Это правильно.

– Дай мне пару тысяч, – быстро сказала Катерина. – Я знаю, как потрачу.

– Фунтов или долларов? – хладнокровно уточнил Алан.

…Ух ты! Другая порода, совсем другая порода. Пару тысяч… Фунтов или долларов… А она тут вычисляет, сколько рублей проглотила. Надо полагать, еще сотня-полторы их не разорит. Где тут икра была? Вот она. И масло еще не растаяло.

Юлия вдруг развеселилась, представив, что сказала бы мама Нина по поводу ее сомнений «есть или не есть, пить или не пить». Все, никаких сомнений. Тем более, что есть вдруг ужасно захотелось. Она уминала бутерброд с икрой, закусывая его салатом из помидоров и огурцов, с удовольствием поглядывала на люля-кебаб и с удовольствием же слушала, как Катерина выторговывает у Алана еще хотя бы пятьсот… хотя бы долларами… Или лучше уж сразу тысячу, для ровного счета. Бог троицу любит.

– Чего ж ты сразу двенадцать не просишь? – Юлия решительно придвинула люля-кебаб и подставила свой стакан, чтобы Алан и ей вина налил. – У Христа было двенадцать апостолов. По-моему, двенадцать – очень красивое число. Для ровного счета.

– Точно! – обрадовалась Катерина. – Алан, ну как?

– У Христа и тринадцатый апостол был, – напомнил Виктор, улыбаясь во весь рот и неотрывно глядя на Юлию.

– Правда! – обрадовалась Юлия. – Я забыла. Тринадцатую тысячу – мне, в качестве комиссионных. За хороший совет… достойный тринадцатого апостола.

Алан захохотал гулким пугающим басом. Катерина даже взвизгнула от восторга и закричала, что она согласна отдавать за такие советы тринадцатую часть денег, полученных от мужа, если, конечно, такие советы приведут к тому, что муж действительно будет давать ей по тринадцать тысяч сразу… Юлия что-то говорила, смеялась, чистила персик, пила вино… Виктор, уже не вслушиваясь в разговор, жадно следил за каждым ее движением, за каждым выражением оживленного лица, за блеском в глазах – золотой ободок вокруг зрачка теперь был очень заметен, и в нем что-то мелькало, вспыхивало, гасло, исчезало и на миг появлялось снова… Где ж он ее видел? И это румяное смеющееся лицо, и этот по-детски пристальный взгляд, а главное – эти движения, плавные, быстрые и точные, неуловимо переливающиеся друг в друга, сменяющие друг друга в завораживающем ритме ленивого пламени. Ю-ли-я. Ей очень идет ее имя. Даже Алан это понял. То все называл ее Джулия, а теперь выговаривает: Ю-у-ули-а. А Катька зовет ее Юлей. Глупая Катька. А Юлия – умная. Умная, красивая, странная. Вдруг сердится неизвестно почему, вдруг веселится непонятно с чего. Она веселится, смеется и пьет вино, которое ей явно не нравится, а в нем поднимается какое-то странное ощущение опасности. Или точнее – ощущение тревоги, смешанной с восхищением и острым интересом. Ой, Юлия, вы меня интригуете…

– Ой, Юлия, вы меня интригуете.

Он поздно понял, что сказал это вслух. Все замолчали и смотрели на него с ожиданием – что-то он еще скажет. И Юлия смотрела – пристально, серьезно и даже немножко будто обиженно.

– Как это – интригую? – подозрительно спросила она. – Чем это я вас интригую?

– А разве нечем? – Чувство тревоги росло, и Виктор постарался заглушить его, говоря как можно более легким тоном. – Один ваш английский чего стоит. И платье… Да и вообще… Например, вино вам не нравится, но вы его пьете.

– Юлия в Англии выросла, – сказал Алан, но Виктор не осознал его слов, потому что смотрел на Юлию.

– А почему Алан вас не интригует? – все так же подозрительно спросила Юлия после того, как налюбовалась его плохо скрываемым смущением. – Английский Алана… м-м… скажем, не хуже моего. Мое платье стоит пятьсот долларов, если вы это имели в виду. У Кати платье дороже. Это вас не интригует? И очень многие люди пьют не то, что нравится, а то, чем угощают.

Алан опять гулко захохотал, заставив оглянуться официантку, притулившуюся за дальним столиком с книжкой в руках. Катька тоже засмеялась и с готовностью предложила:

– Класс! Давайте шампанского возьмем?

– Зачем? – вяло возразила Юлия. – До утра здесь сидеть, что ли?

– А мы у себя посидим, – быстро сказал Виктор, отметив, что у нее, кажется, опять испортилось настроение, и лихорадочно придумывая способы, как бы его поднять. – Посидим, поговорим, пообщаемся… Хором споем. Юлия, вы любите петь хором?

– Очень, – так же вяло откликнулась она. – Особенно хроматическую гамму.

Виктор не понял, а Катерина, в свое время окончившая музыкальную школу, опять засмеялась и восхищенно щелкнула языком:

– Ты и в музыке спец, да? Юль, а есть что-нибудь такое, чего ты не знаешь?

– Есть, – совсем хмуро буркнула Юлия. – Я не знаю, чем… расплачиваться.

Виктор с удивлением заметил, как она поморщилась, будто от зубной боли, а Катерина ничего не заметила и отмахнулась беззаботно:

– Да какая разница! Алан, у тебя рубли остались? Да здесь и доллары возьмут, наверное. Или евро.

– Возьму, – охотно согласилась неслышно подошедшая официантка. – И доллары возьму, и евро.

– А фунты? – спросил Алан, листая толстенькую пачечку банкнотов. – У меня фунты есть… много.

– И фунты возьму, – совсем ожила официантка. – Курс забыла. Сейчас гляну, у меня тут записано… Я что хочешь возьму, только по курсу. Я все валюты знаю.

– А тугрики? – вкрадчиво поинтересовался Виктор. – А лиры? А кроны? Что еще бывает? Я забыл.

– Динары, – равнодушно подсказала Юлия, думая, кажется, о чем-то совершенно другом. – Гривны. Дублоны. Таньга. Пиастры. Сестерции…

Да уж, о деньгах, похоже, эта девочка знает все. Ну, понятно – богатый муж, балует ее, наверное… У Виктора испортилось настроение.

– И бутылку коньяка, – хмуро добавил он, вклиниваясь в перечисление того, что заказывал Алан «на вынос».

Официантка кивнула.

– Нет, – сказала Юлия и болезненно поморщилась.

Официантка посмотрела на нее, кивнула и зачеркнула что-то в блокнотике.

– Да вообще-то можно, – нерешительно сказала Катерина. – Да, Алан? Немножко. Все-таки в отпуск едем.

– Да. – Алан заметно обрадовался. – Я люблю коньяк. А Кэти не разрешает. Никогда! Один раз в год можно.

Официантка вопросительно глянула на Юлию, и та равнодушно сказала:

– Достаточно шампанского.

Катерина пожала плечами, Алан с сожалением вздохнул, а Виктор с раздражением подумал: учительница! Привыкла командовать. И все должны ей повиноваться. И ведь повинуются, вот что интересно. Ладно – официантка, ладно – Алан, но ведь даже Катька!.. Чего просто по определению быть не могло. Чем она их всех охмуряет?

А сам-то? Ведь тоже как двоечник перед завучем…

Виктор еще минутку хмуро понаблюдал, как Алан и Катька заказывают всякие яблочки-конфетки, все время обращаясь к Юлии: «А этого не надо? А этого немножко, да, Юль?» – почему-то совсем расстроился, буркнул что-то в том смысле, что пойдет столик в купе освободит, и пошел в свой вагон, на ходу убеждая себя, что он-то не какой-нибудь двоечник и прогульщик, он не будет по ее команде через обруч прыгать… Хотя надо признать, что ничего такого она ни от кого и не требовала. Вообще ни от кого ничего не требовала. Просто как-то так получалось, что все слушали и слышали только ее.

Вот и проводница, только что упрямо отказывавшаяся открыть купе Алана и Катьки без «хозяев», увидев подходивших Катьку и Юлию, просто сунула ключ Виктору в руку, заулыбалась и поспешила навстречу женщинам, что-то радостно воркуя на ходу. Чем хоть она их охмуряет?

– Гуляем, – деловито объявила Катерина, вваливаясь в купе и сваливая пакеты на столик. – Алан шампанское несет. Ох, как сейчас гульнем! Юль, только ты переоденься сначала, ага? Вить, выйди-ка на минутку.

Виктор с любопытством посмотрел на оживленную, радостную какую-то Катерину, перевел взгляд на стоявшую с отсутствующим видом Юлию и на всякий случай уточнил:

– Юлия, вы с нами гуляете?

– Последний нонешний денечек гуляю с вами я… – Она не договорила «друзья». Кажется, хотела сказать, но не сказала.

И Виктору это не понравилось.

А в остальном вечер прошел замечательно. Они тихо сидели, пили шампанское и крепкий душистый чай, который принесла проводница Леночка без всякой просьбы – не иначе Юлия с ней общается посредством телепатии… Ели персики и пьяную вишню в шоколаде, слушали Алана, который с невозмутимым видом рассказывал уморительные случаи из истории своих взаимоотношений с заказчиками, но уже даже и не смеялись, так, улыбались потихоньку, умиротворенные и усталые. А потом Виктор заметил, что Юлия спит. Вроде бы и сидит так же, как сидела все это время, – облокотившись на сложенные подушки и одеяла, подтянув под себя ноги, прислонившись виском к стенке купе, прикрыв глаза… Ни выражение лица у нее не изменилось, ни поза – только разве чуть покорнее покачивались плечи в такт стуку колес… Он смотрел, как Юлия спит, и пытался понять, почему он так растроган этим вполне рядовым явлением. А потом глянул на Катерину и совсем удивился: Катька, похоже, была растрогана еще больше. Она смотрела на Юлию точно так же, как на своего обожаемого Деньку, когда тот засыпал после буйного веселья. Для полноты картины не хватало только, чтобы Катька пощупала лоб Юлии – не горячий ли.

Катька протянула руку, осторожно коснулась ладонью лба Юлии и тихо сказала:

– Мужики, шли бы вы пока отсюда, а? Сейчас я Юльку уложу и приду к вам. – Она поймала взгляд Виктора и грозно сверкнула глазами: – Чего лыбишься? Девочка третий раз в жизни пила… И наверняка первый раз – столько. Забирайте все со стола, нечего тут мусор оставлять.

Алан послушно подхватился, сгреб со стола бутылки и пакет с фруктами, стараясь не шуметь, пошел из купе, а Виктор все медлил, собирая тарелки и стаканы, все поглядывал на Юлию, пока Катька раздраженно не толкнула его локтем в бок. Выходя, он еще раз оглянулся и увидел, как Катерина осторожно обнимает Юлию за плечи, пытаясь поднять, а сама что-то бормочет с убедительной интонацией… Алан прав – Катьке нужно нарожать еще штук пять детишек. Вон, оказывается, в ней какие задатки дремлют. Или это она потому, что чувствует свою ответственность за то, что напоили девчонку?

– Мы напоили девочку. – Алан встретил его в соседнем купе с виноватым и растерянным видом. – Это плохо, да? Я не мог ожидать такое… Только шампанское, и не очень много… Или было много?

– Ерунда, говорить не о чем. – Виктор пристроил посуду на столике и сел напротив Алана. – Она не пьяная. Она сегодня утром часов в пять проснулась. А может быть, даже раньше. Ты мне лучше скажи – с чего ты решил, что Юлия в Англии выросла?

– Как решил? – удивился Алан. – Я не решил. Юу-у-ли-а рассказывала. Отец работал там. Семья жила там. В Лондоне. Юлия росла там. Очень хороший английский… Говорит как… королева.

Пришла Катерина, и они еще немножко посидели, лениво допивая согревшееся шампанское и разговаривая о Юлии: какая она интересная, и какая она странная, и какая молчаливая… И как она одета – это особенно интриговало Катерину.

– Я, например, себе такие вещи позволить не могу, – заметила Катерина, с намеком поглядывая на мужа. – Хотя я все-таки зарабатываю побольше, чем учительница.

– Ничего, – добродушно откликнулся Алан. – Зато я тебе могу позволить такие вещи. Разве не так?

– Ну, это другое дело! – начала Катерина, хотела еще что-то сказать, но вдруг замолчала и задумалась о чем-то с озадаченным видом.

– Почему – другое? – возразил Виктор. – Дело то же самое. Наверное, Юлии муж тоже позволяет такие вещи. Интересно, кто у нее муж…

Катерина как-то странно глянула на него, помолчала и недовольно сказала:

– Я тоже спать хочу. Вить, ты иди, я тебе там уже постелила. И не очень-то шуми, Юлька спит уже.

Нет, подумать только, какая у него сестричка заботливая! Что-то он раньше не замечал, чтобы она кого-нибудь разбудить боялась… Если не считать Деньки. И чем эта Юлия их берет?..