Текст книги "Главный приз"

– Угу, – согласилась Юлия сухо. – Только скорее как Санта-Клаус.

Она подняла взгляд на Виктора, собираясь сказать что-нибудь вроде того, что у Машки все есть, Машка не беспризорница какая-нибудь… Виктор стоял столбом, растерянно ероша ладонью пышную гриву своих сверкающих, как полированный орех, волос, и смотрел на нее испуганно.

– Юлия, – начал он. – Я ведь это всем привез. Всем детям в интернат, и воспитателям тоже, и нянечкам, и Олегу… Всем-всем. И маме Нине, и… Я всем много всего привез. И не только я… То есть я хочу сказать, там еще тонны две всякого добра идет, можно сказать, уже пришло, через несколько дней привезут, твой отец о машинах договорится – и привезут. Это же не я один покупал, это и Катька, и Алан, и их друзья, и еще сто человек, я даже не знаю всех. А мама кое-какую аппаратуру организует, инструменты, медикаменты… Еще что-то, я забыл.

Он замолчал, с ожиданием глядя на нее, и она молчала, глядя на эту кучу подарков на полу, потом вздохнула, поставила Машку на пол и сказала:

– Сейчас я на стол накрою. Вы с Олегом, наверное, голодные? Да и промерзли в дороге, я знаю, в этой колымаге печка не работает… Так ты зачем приехал-то?

– Работать, – ответил Виктор почти с вызовом. – Вторым врачом. Олег – педиатр, а я все-таки психоневролог. Ты что думаешь, я не справлюсь?

– Почему не справишься? – преувеличенно удивилась Юлия. Он что, комплимента от нее ждет? – С такой подготовкой – да не справиться? Олег – всего-то педиатр, и то до сих пор прекрасно справлялся…

Юлия встала и принялась накрывать на стол, стараясь не замечать, как Виктор исподтишка поглядывает на нее, торопливо собирая с пола все эти игрушки-одежки и запихивая их в огромный полиэтиленовый мешок. Может, пойти все-таки переодеться?..

Заявился доктор Олег, хитрый и веселый, потребовал налить две большие чашки бульона, потому что, видите ли, он будет ужинать с мамой Ниной у нее в комнате – разговор у них там какой-то секретный.

– Что это еще за тайны мадридского двора? – подозрительно спросила Юлия, тем не менее послушно устраивая на подносе чашки, хлеб, тарелку с тушеной бараниной и миску с солеными помидорами. – Погоди, чего ты заполошный такой? Как там мама Нина? Ты же ничего не рассказал еще.

– Замечательно твоя мама Нина, – весело ответил Олег, хватая поднос и торопясь из кухни. – Просто оч-чень хорошо… Температура упала, легкие чистые, через пару дней как огурчик будет. Никакой пневмонии, даже и не бойся. Обошлось.

Доктор Олег исчез, что-то бормоча и посмеиваясь на ходу, и было слышно, как он подносом цепляет косяки всех дверей на своем пути. Юлия долго с удивлением смотрела ему вслед, потом пожала плечами и убрала со стола лишние приборы.

– Садись, – сказала она Виктору и села сама, посадив Машку себе на колени. – Ничего, втроем поедим, если ты не против. А то у них там заговор зреет… Подумать только, у мамы Нины с доктором Олегом тайный разговор! Ну и ладно. Мы тоже поговорим. Кстати, я тебя давно спросить хотела: ты чего приехал-то?

Виктор поперхнулся бульоном, осторожно поставил чашку на стол, прокашлялся, просмеялся и, наконец, с трудом сказал:

– Я приехал, чтобы устроиться на работу. В качестве врача. В твоем интернате. Ты что, не веришь мне, что ли?

– Почему не верю? Верю. – Юлия помолчала, внимательно следя за тем, как Машка орудует ложкой. – Что ж не поверить… К нам ведь буквально все работать рвутся. Хоть конкурс объявляй. А за что тебя из Англии… э-э… депортировали?

– А стричься не хотел. – Виктор с удовольствием схрумкал соленый огурчик и потянулся за другим. – А шеф у меня был – жуть что такое… Да я тебе рассказывал.

– Я помню, – согласилась Юлия, по-прежнему не глядя на него. – Но ведь однажды ты уже подстригался. Трудно тебе, что ли, было еще раз? Ради контракта…

– Нет, – сказал Виктор таким голосом, что она невольно глянула на него. – Нет, в этот раз мне было трудно. Тем более – ради какого-то контракта.

Господи, а ведь какая спокойная жизнь была!

Теперь спокойная жизнь, похоже, кончилась у всех. Чуть больше недели прошло, а интернат уже бурлит и пенится всякими эмоциями, планами, прожектами, идеями и всевозможной суетой. Нет, это хорошо, конечно, что теперь у них есть второй врач, да еще такой специалист. Но почему именно Виктор? Неужели никого другого прислать не могли? Хотя, с другой стороны, никто другой не приволок бы в Хорусь столько всякого добра. Игрушки, видеокамера, роскошь всякая – это ладно, без этого они бы как-нибудь обошлись. Но оборудование и инструменты для медкабинета – это просто подарок небес. Доктор Олег честно признался, что ни о чем подобном даже не мечтал и в области даже не заикался, а чтобы интернату самому все это купить – так это как раз доход от теплицы за сто лет. И стройматериалы тоже очень кстати. Правда, их вроде не заграничные благодетели собрали. Доктор Олег обмолвился, что Виктор и в Воронеже, перед приездом в Хорусь, успел где надо панику поднять. В интернат, мол, собирается делегация медицинских светил с мировыми именами, так вы, дорогие товарищи, не подскажете, мол, не придется ли краснеть нам перед всем мировым сообществом за внешний вид и ветхое состояние лучшего в стране учебно-лечебного заведения? Интересно было бы посмотреть, как отреагировали дорогие товарищи на эту потрясающую новость – лучшее заведение в стране… Судя по тому, что вчера привезли, Виктор любому Остапу Бендеру сто очков вперед дать может. И Хорусь скоро переименуют в Нью-Васюки. Нет, в Нью-Бедлам.

Шутки шутками, но ведь и вправду какие-то известные врачи приезжают. Ну, может, и не с мировыми именами, но ведь с именами! Первым был тихий пожилой дядька, кажется, психиатр из Москвы. Потом еще сразу четверо приехали, два дня всех детей смотрели и с доктором Олегом шептались. Говорят, скоро еще кто-то явится. И это за несколько дней! Что ж потом-то будет?

А ведь какая спокойная жизнь была… Вся суета – из-за Виктора. Правильно она еще тогда, на теплоходе, заметила: как только появляется Виктор – так сразу кончается покой. Может быть, все, что он делает, для интерната нужно и полезно. И врач, вероятно, он хороший. Вон как к нему дети льнут. Особенно старшие. Мальчишки даже подражать стали – Юлия заметила, что почти все начали трепать свои вихры рукой точно так же, как это постоянно делает Виктор. И словечки его смешные повторяют. Смеяться стараются, как он. И все только о нем и говорят. А главное – Машка! Чуть что:

– А ха-оший п-идет?

По имени Машка Виктора не называла, и никак не называла, только – «хороший». Юлию это почему-то раздражало.

Впрочем, ее многое, связанное с Виктором, раздражало. Наверное, именно поэтому она старалась с ним без крайней необходимости не сталкиваться. Так он заявил, что она от него бегает! Что он о себе воображает, в конце концов? Тоже мне наследный принц, осчастлививший своим посещением убогих селян…

Да еще подарки эти сумасшедшие. Они всем интернатом за год столько не заработают, сколько он на подарки потратил. Она знает, она видела, как бабы друг другу всякие тряпочки-сумочки показывали, слышала, как они друг у друга спрашивали, что кому Виктор аж из самого Лондона привез… У нее никто ничего подобного почему-то не спрашивал. И она ничего никому, даже маме Нине, не рассказала о кольце. Кольцо! Это, знаете, переходит уже все границы…

Это произошло вчера. Она задержалась в интернате немножко дольше обычного и побежала домой бегом, на ходу влезая в дубленку и накидывая на голову шаль. Темно совсем было, да и не смотрела она вперед – что там впереди, чего бы она раньше не видела? Она под ноги смотрела, скользко же. Вот и налетела на него со всего размаху. Оба, конечно, шлепнулись в сугроб – хорошо еще, что в сугроб, могли бы и о ледяную кочку. Шлепнулись в сугроб в обнимку, она сначала не поняла, кого это с ног сбила, испугалась и сказала:

– Извините, пожалуйста, я нечаянно. Вы не ушиблись?

И тут он начал хохотать. Хохочет и хохочет, а сам из рук ее не выпускает. Отсмеялся, поднялся, помог ей встать и заявил:

– А я к тебе в гости иду.

– Зачем? – не удержалась Юлия. Во ляпнула… Где хоть тебя воспитывали, как сказала бы мать.

– Мама Нина приглашала.

Ну да, и с мамой Ниной он что-то уж очень активно задружился. Подозрительно все это. К тому же и мама Нина, вполне радостно поздоровавшись с Виктором, тут же заявила, что Машка плохо засыпает и она пойдет лучше с ней посидит, а вы тут сами, мол, пока побудьте, чайку попейте, поговорите…

Юлии это не понравилось, но она все же поставила чайник и стала возиться, накрывая на стол. Виктор молча сидел, следил за ней внимательными светлыми глазами, а потом неожиданно сказал:

– А я тебе подарок принес.

– Какой подарок? – Оказывается, у него еще не кончился запас подарков. – Зачем?

– Чтобы подарить. – Виктор положил на стол маленькую черную коробочку. – Посмотри хотя бы.

Она села за стол, нерешительно взяла коробочку в руки, повертела, рассматривая со всех сторон, нашла замочек и осторожно нажала кнопку. С легким щелчком коробочка открылась, и Юлия неверяще уставилась на содержимое, не поднимая на Виктора глаз и кусая губы.

– Не нравится? – растерянно спросил он.

– Карата три, не меньше, – скучным голосом сказала она. – И платина. Или это белое золото? Нет, платина. Не считая работы.

– Откуда ты знаешь? Может быть, это страз… – Виктор говорил почему-то виновато.

– Что, бриллиантов я не видела? – так же скучно сказала она. – У меня было кольцо почти с таким же камнем. Бабушка когда-то подарила. Мы его продали, когда особенно туго было. Шесть старых миллионов за один карат тогда давали… Интересно, сколько сейчас бриллианты стоят?

– Так. – Виктор закашлялся, закрыв лицо ладонями. Прокашлялся, поднял на нее глаза и глубоко вздохнул. – Так, я все понял. Сколько стоит, и как долго можно кормить весь интернат на эти деньги, и какой ремонт сделать… Ты это кольцо тоже продашь?

– Конечно нет, – с сожалением сказала Юлия и закрыла коробку. – Как я могу его продать? Оно не мое… Я не возьму его. Извини, Вить, не сердись. Я не могу.

– Почему? – сердито спросил он. – Я не сержусь, я просто хочу знать – по-че-му? Я специально для тебя его искал. Самое красивое выбрал, честное слово. Сам. А тебе не понравилось…

– Понравилось. – Юлия вздохнула, поднялась и опять стала накрывать на стол. – Конечно, понравилось. Удивительно красивое.

– Тогда с какой стати ты не хочешь принять мой подарок? – Виктор тоже поднялся, шагнул к ней и, обхватив ее ладонями за плечи, с силой повернул лицом к себе.

– А с какой стати я должна его принять? – напряженно спросила Юлия, глядя в его светло-серые, как платина кольца, глаза.

И Виктор растерялся. То есть как это – с какой стати? Что тут еще нужно говорить? Кажется, он уже все сказал.

Юлия передернула плечами, освобождаясь от его рук, отступила на шаг и устало сказала:

– И зачем ты только приехал…

И действительно – зачем он только приехал? Виктор схватил коробочку с кольцом, сунул в карман и ушел.

Глава 22

Кажется, он уже все испробовал. И что? И ничего. И чем дальше, тем хуже. И чем больше он узнает о Юлии, тем меньше ее понимает. Или он с самого начала ошибся, решив, что ему обязательно надо быть рядом с ней? То есть нет, ему-то это, конечно, надо. Обязательно. Но вот ей, похоже, совершенно не надо, чтобы он рядом был. Она, похоже, от него уже просто бегает. Нет уж, Юлия Июль, вам от меня убежать не удастся.

– Юлия Июль…

Она оглянулась, поскользнулась на обледеневшей тропинке, чуть не упала, но все-таки отстранила его руку. Гордые мы какие… А разве он ее когда-нибудь обижал? Если уж кому и обижаться, так это ему на нее. Как она деловито кольцо оценивала, а? Как Гобсек какой-нибудь. А он – ничего, стерпел.

– Юлия Июль. Опять ты от меня сбежала.

– Не поняла, – надменно сказала Юлия, и даже брови приподняла, и даже голову вздернула. На Виктора, однако, не смотрела. – Я, между прочим, домой иду. Конец рабочего дня. Меня, между прочим, дома ждут.

– Меня, между прочим, тоже у тебя дома ждут, – сообщил Виктор. – Я к тебе в гости иду.

– Опять? – неприятно удивилась она. – И почему это я о таких важных событиях всегда последней узнаю?

– Не знаю. – Виктор подхватил ее под локоть – опять поскользнулась – и больше не отпускал. – Наверное, потому, что знать не хочешь, вот последняя и узнаешь. Нелюбознательная ты, Юлия Июль.

– Да, – сухо подтвердила она, отворачиваясь от Виктора. – У нас в деревне все такие. Это вы там шагаете в ногу со временем. Это с вами там в приличном обществе не стыдно показаться… Слушай, что ты за мной ходишь все время? Над тобой уже все интернатские бабы смеются!

– Фиг с ними, – рассеянно сказал Виктор и остановился, поворачивая ее лицом к себе. – Пусть смеются. Пять минут смеха заменяют пачку сливочного масла… Ты мне лучше скажи, откуда эта цитата – приличное общество, шагание в ногу и все такое… что-то ужасно знакомое, а из кого – вспомнить не могу.

– Из тебя, – буркнула она сердито и попыталась высвободиться. – Ты же сам все это Лерке говорил. Или нет?

– Когда? – изумился Виктор. – И по какому поводу? Я ее вообще всего два раза видел, да и разговаривал больше с твоей матерью, чем с ней. Слушай, я давно спросить хотел – как это получилось, что вы с сестрой такие разные? Прямо день и ночь. И не только внешне, но…

– Во-во, – подхватила Юлия, уже не вырываясь из его рук, а даже вроде агрессивно на него наступая. – И об этом тоже говорил! Вспомнил? Ну и какого черта ты бегаешь за деревней неотесанной? За вдовой с дебильным ребенком и с чужой старухой на руках? Уйди, надоел ты мне…

Она стремительно повернулась и зашагала по узенькой, утонувшей в снегу тропинке, то и дело спотыкаясь и оскальзываясь. Виктор некоторое время стоял и с открытым ртом смотрел ей вслед. Ух ты, а ведь она ревнует… Его как горячей волной с ног до головы окатило. Если ревнует – значит, хотя бы неравнодушна. Да нет, это ему просто кажется. Он так долго мечтал, чтобы это оказалось правдой, что теперь очередной ее злобный выпад готов принять за ревность. Или все-таки ревнует? Ну-ка, психоневролог, включи свой мыслительный аппарат и найди изощренный способ, чтобы выяснить все детали интересующей тебя проблемы…

Виктор закрыл рот и кинулся вслед за Юлией, суматошно размахивая руками. Потом крикнул:

– Юлия! Подожди! Это очень важно! Я спросить хотел!

Он догнал ее, схватил за плечи, опять повернул лицом к себе и торжествующе заявил, глядя в ее мрачные глаза:

– Юлия! Я понял. Ты ревнуешь.

– Нет, – удивленно сказала она после паузы. – Ты не понял. Я не ревную. Мы с Валерией давно чужие люди, так что я ее ревновать не могу. Мне, честно говоря, вообще безразлично, с кем она и как у нее, так что…

– Нет, – перебил он торопливо, чувствуя, что теряет уверенность в себе. Она что же, даже мысли не допускает, что он имел в виду себя? – Юлия, ты ревнуешь не сестру. Ты меня к ней ревнуешь.

Сказал – и испугался. Ничего себе, нашел изощренный способ… Впрочем, этого следовало ожидать. Он с самого начала заметил, что при ней все свои профессиональные навыки теряет. И не только профессиональные. Она молчала, смотрела на него, а он напряженно смотрел на нее сквозь фиолетовый туман зимних сумерек.

– Нет, – сказала она наконец. – Как можно, ваше высочество? Мы свое место знаем. Ты бы отпустил меня, а? Поздно уже, а меня правда ждут. Маме Нине с Цыпленком уже тяжело одной.

Виктор разжал руки, обошел ее и пошел впереди, все время оглядываясь. И начал говорить.

– Ты мне с первой встречи показалась надменной, высокомерной, холодной выскочкой. Ну, думаю, миллионерша какая-нибудь, из новых… Думаю: папа, наверное, бриллиантами торгует или еще что-нибудь в этом роде. Потом Катька говорит: учительница. Сельская! Ну, думаю, что-то темнит девочка, какая там учительница, не бывает таких учительниц. И на теплоходе тоже – все время какие-то нестыковки, никак не мог вычислить, прямо детектив какой-то. Но даже тогда я уже понял, что без тебя мне плохо будет. Правда, я не знал, что так плохо… Нет, ты послушай, ты все время от меня убегаешь, я тебе ничего рассказать не могу… Я в Англии уже как автомат последние месяцы дорабатывал. Я только о том и думал, как сюда приеду. Когда в первый раз приехал, я многого еще не понимал. Я уже догадывался, какая ты, только поверить все не мог. Юлия!

Он опять оглянулся – она отстала от него на несколько шагов, стояла, покусывая только что слепленный снежок.

– Зачем ты приехал? – спросила она спокойно и даже вроде бы с интересом.

– А что мне оставалось делать? Вот ты мне скажи: как, ты думаешь, мне дальше жить?

– Не знаю. – Юлия бросила снежок, надела варежку, но с места не трогалась. – Наверное, как и раньше жил. Разве ты плохо жил раньше?

– Да нет, неплохо. – Виктор тоже с места не трогался. – Да нет, плохо… Юлия. Я без тебя не могу. Без тебя мне даже не то чтобы плохо жить, а… никак.

– На работу ходить не с кем? – с тем же спокойным интересом спросила она.

– Я тебя люблю, – сказал он и пошел к ней, почти злясь на нее за то, что надо вслух говорить такие слова, – это же весь мир и так знает, что же она очевидных вещей не видит? – Юлия, я тебя люблю. Я понимаю, я не самый совершенный образец на свете и, наверное, глупостей много наделал… Я дурак, прости меня… И я знаю, ты всегда успехом пользовалась, я и на теплоходе видел, как все вокруг тебя… Ты любого выбрать могла бы, хоть миллионера, хоть президента, хоть красавца какого-нибудь… Я все понимаю. Но учти: никто не будет любить тебя больше, чем я. Никто. Ты это учти, пожалуйста. Ты ко мне присмотрись повнимательнее. Может быть, во мне все-таки есть что-нибудь такое, что тебе понравится…

Он подошел к ней вплотную и, как ни странно, вдруг успокоился, отдышался и взглянул на себя будто со стороны. Поторопился, дорогой. Печально. Ну и пусть. Печаль моя светла…

– Так ты зачем приехал-то? – Голос у нее ну ни капельки не изменился.

Ах ты, Юлия Июль. И что мне теперь делать?

– И что мне теперь делать? – Он взял ее за плечи и слегка встряхнул, безуспешно пытаясь бороться с невероятным, ощущаемым каждой его молекулой, почти болезненным притяжением. – Что мне теперь делать, Юлия? Отпусти меня на волю.

– Нет, – ответила она ровно, и он чуть не застонал – не так от этого слова, как от тона, которым оно было сказано…

Юлия подняла лицо, долго молча смотрела ему в глаза, и Виктору вдруг показалось – она… плачет?

– Что? – быстро зашептал он, вглядываясь в ее лицо все ближе и ближе. – Что? Говори, Юлия, пожалуйста… Не отпустишь?

– Нет. – Она помолчала, шмыгнула носом и упрямо добавила: – По крайней мере, до тех пор, пока ты мне не скажешь, зачем сюда приехал…

– Жить, – сказал Виктор. Как-то все сразу взорвалось, разлетелось на атомы, а потом стало оседать, складываться в новую картину, и каждый атом занимал свое новое место – совершенно новое и очень правильное место. И все стало ясно и просто. – Я сюда приехал жить. Работать. Тебя любить. Цыпленка воспитывать. Маму Нину лечить. Крыльцо починять, а то верхняя ступенька на ладан дышит, ты заметила? Но это весной… А кран на кухне уже сейчас пора менять – того и гляди, зафонтанирует. Огород опять же копать придется. В общем, дел до бровей, на всю жизнь хватит. Конечно, если ты замуж за меня пойдешь. Пойди за меня замуж, Юлия Июль. Я тебя так люблю, что ты меня тоже полюбишь, я знаю, я психологию проходил.

– А если мама Нина… – Юлия запнулась и опять шмыгнула носом. – А если бы мамы Нины не было… Ты бы тогда увезти меня отсюда захотел, да?

Как жаль, что зима, и столько утепления на них наверчено, и тропинка скользкая… Сейчас бы взять ее на руки, укачать, убаюкать и нести на руках до самого дома, крепко прижимая к груди… И чтобы ее коса была обернута вокруг его шеи.

– Я первый раз и вправду потому приехал, что хотел тебя с собой увезти, – признался Виктор. – Все мужики – эгоисты, а я все-таки мужик… Мне так кажется, что я и тогда никуда бы тебя не увез… То есть как бы ты решила – так и было бы. Ты мне веришь? Ты мне верь, я сроду столько правды в один прием не говорил. Юлия, я всегда рядом с тобой буду. Где ты – там и я. Только лучше бы ты замуж за меня пошла…

– Мне еще кое-что сказать тебе надо… Ужасное.

Она чего-то боялась… Виктор тоже вдруг запаниковал. Чего она боится? Того, что хочет ему сказать? Того, как он это может воспринять? Чего такого она может сказать, чего бы он не знал или чего заранее не мог бы оправдать и объяснить? Он любил ее такую, какая она есть, со всем, что в ней есть, со всеми, кто у нее есть. И всех, кто у нее есть, он тоже любил – и ее отца, и маму Нину, и Цыпленка, и даже доктора Олега, и весь этот странный интернат… Или у нее еще кто-то есть? Валерия говорила, что все мужики Юлии были оч-чень интересные…

– Не говори, – быстро попросил Виктор, крепко обнимая ее, прижимая ее голову к воротнику своей дубленки, чтобы не видеть ее лица. – Про своих мужиков ты мне ничего не рассказывай. Я ревную, а это нехорошо. Это стыдно… Умом-то я понимаю, а душа болит… Извини. Наверное, кто-то из моих предков был автором «Домостроя»…

Юлия вдруг смешливо фыркнула ему в воротник, отстранилась, потерла варежками щеки и спросила:

– А про моих мужиков ты откуда узнал? Тоже Валерия рассказала? – Она повернулась, пошла, на ходу оглянулась и буднично добавила: – У меня никогда не было никаких мужиков. Димка на свадьбе погиб. Больше я замуж не выходила. Так что я – старая дева. Пойдем уж, поздно… Заждались нас, наверное.

Виктор опять остолбенел, глядя ей вслед с открытым ртом. Нет, точно, у него ангина будет. И хорошо, если только ангина. Ой, Юлия Июль… Но он-то хорош! Как ревновал, как бесился… И как приперся к ней в каюту тогда… Идиот.

Виктор догнал ее, пошел следом, время от времени касаясь рукой ее плеча. Молчал и вроде слегка плыл, как бывает в первые дни выздоровления после тяжелой болезни. Ничего, уже не страшно. Он уже выздоравливает.

Так молча они и пришли в дом Июлей, и вместе стали готовить ужин, как будто сто лет этим занимались, и все вместе – с мамой Ниной и Машкой – долго сидели за столом, спокойно и немножко лениво разговаривая о разных пустяках, иногда одновременно смеялись, глядя на проделки Машки, иногда замолкали легко и уютно, как это умеют только очень родные люди.

– Пойду Цыпленка уложу, – наконец сказала Юлия, вынимая Машку из рук мамы Нины. – Я скоро, она уже спит на ходу.

Виктор согласно кивнул, не вставая, и мама Нина на этот раз не сделала никаких попыток оставить их вдвоем. Сидела себе спокойненько, задумчиво помаргивала глазами, пила чай с вишневым вареньем и молчала.

– Ну как, договорились? – спросила она, как только Юлия унесла Машку.

Виктор вздрогнул и чуть чашку не уронил. Он только что, прямо минуту назад, сам подумал: до чего же они с Юлией все-таки договорились?.. Ведь она ему так ничего и не ответила – ни да, ни нет.

– Договорились… – Он подумал и поправился: – То есть я не знаю. Я говорил… Говорил, говорил, говорил… А она ничего не сказала, вернее – только вопросы задавала.

– Какие вопросы? – Мама Нина с острым интересом уставилась на него.

– Да один вопрос… Зачем я сюда приехал.

– И ты признался?

– Признался. – Виктор засмеялся и разлохматил волосы ладонью. – Я признался, что жить сюда приехал.

– Хорошо, – удовлетворенно буркнула мама Нина, опять утыкаясь в свою чашку. – Это правильно… Двух мальчиков и одну девочку.

– Что? – не понял он.

– Ты мать с бабкой сюда привезешь? Знакомиться-то. – Мама Нина опять подняла на него ожидающие глаза.

– Это как Юлия решит. – Он помолчал, опять поерошил волосы на затылке и растерянно напомнил: – Мама Нина, а ведь она так и не сказала ничего… Ну, замуж за меня выйти она ведь так и не пообещала. Это как понимать?

– Боится, – объяснила мама Нина и вздохнула. – Ты ее шибко-то не торопи.

– Чего это я боюсь? – В дверях стояла Юлия, очень смущенная и немножко даже сердитая. – Ничего я не боюсь… Просто все это как-то неожиданно, вот и…

– Ага, – ехидно сказала мама Нина. – Неожиданно, конечно. Не прошло и полгода… Ладно, я тоже спать пойду.

Она ушла, и Виктор с Юлией долго молча стояли посреди кухни, глядя друг на друга, и почему-то оба не решались что-нибудь сказать.

– Знаешь что, – наконец сказал Виктор и полез в карман.

Она молча протянула ему руку.

Виктор осторожно надел кольцо на тонкий смуглый палец, ухватился за ее ладонь обеими руками и нерешительно спросил:

– Ты ведь не будешь его продавать? В тяжелые времена и все такое…

– Не буду, – серьезно пообещала Юлия. – Для тяжелых времен у меня кое-что приготовлено уже. Одно вечернее платье чего стоит! Олег говорит, что в этом году за него опять мне главный приз дадут.

– Опять круиз? – ужаснулся Виктор, выпустил ее руку и даже отступил на шаг. – И ты опять поедешь?

– Зачем? – Юлия подняла на него подозрительно честный взгляд и вздохнула с легким сожалением. – В круизы все отправляются, чтобы мужа искать. А мне теперь это без надобности. Я правильно понимаю?

Последний атом нашел свое место и прочно занял его, скрепляя монолит новой вселенной Виктора.