Текст книги "Мятущаяся Украина. История с древнейших времен"

Тем временем приближалась кампания 1709 года, которая многому научила обоих воюющих монархов и их народы. Именно этот год стал знаменитой эпохой в истории Северной и всей Европы, когда совершилось неожиданное падение Швеции и вознесение России. Царь Петр хотя и видел, что армия шведов уменьшилась в Малороссии наполовину и что его войска до того стали мужественней и окрепли, что уже могли выстоять против шведов, которых было втрое меньше, однако не надеялся на свое счастье, которое не всегда его баловало, и, побаиваясь, чтобы дело не повернулись на худшее, послал почти накануне последней решительной битвы письмо шведскому королю, предлагая ему мир на условиях, которые удовлетворяли все его предыдущие требования по Ингерманландии и Финляндии, оставляя за собой только одну пристань на Балтийском море с городами Петербург и Шлиссельбург. Однако шведский король, охмелевши славой завоевателя и постоянными своими победами, отклонил эти предложения и сказал посланцам царя и иностранным посредникам, которые также уговаривали шведского короля к миру, что «помирится он с царем в его столице, в городе Москве, где заставит московцев заплатить ему 30 миллионов талеров за военные затраты и покажет царю, над чем и как царствовать». Петр после такого жесткого ответа потерял всякую надежду на мир и начал стягивать свои войска в окрестности Полтавы, где на военном совете, который там состоялся, было принято всем генералитетом решение: будь что будет, но дать шведам решительную баталию.

Король шведский знал, что его армия значительно сократилась, усилить ее было неоткуда, да и в военных запасах был большой недостаток, и счастье, еще недавно от него неотступное, начало в Малороссии меняться на постоянные неудачи. Но он надеялся на мужество своих воинов и укреплялся собственной своей отвагой, которая сызмальства укоренилась в нем воспитанием и прививкой фальшивых убеждений об определенном его предназначении, которое он только и признавал вместе с варварским неминуемым фатумом, что оно как будто бы принуждает человека подвергнуться всем опасностям, пренебрегая ими в противовес здравому рассудку, природою нам данному. Согласно тем правилам решил он продолжить вести с Россией отчаянную войну.

Выступив с зимних квартир в начале апреля того же 1709 года и став табором под местечком Будищи, простоял там до половины мая, пока не надоело безделье. Замыслил он взять в осаду Полтаву, надеясь добыть там большие ценности и запасы, в чем убеждал его Мазепа. Осада и приступ на город были жестокие и страшные. Не имея осадной артиллерии и мортир с бомбами, шведы напали на бастионы с мушкетами и саблями, и несколько их заняли. Однако комендант полтавский, иностранец Аларт, с солдатами и пешими казаками встретили их артиллерией, а провожали и сбрасывали с валов пиками. Свежие российские войска, которые подоспели, со стороны луга вошли в город и вообще осаду остановили.

Король, собираясь после этого не пропустить через реку Ворсклу российскую армию, которая готовилась к переправе, поехал с двумя своими гвардейцами на разведку и ночью наткнулся на казацкий пикет. Король решил его атаковать, лично колол казаков шпагой, но они, выстрелив в него из своих винтовок, убили одного гвардейца, а короля тяжело ранили в ногу, раздробив ему колено. Таким образом король к предыдущим военным неудачам добавил собственную, оставшись только с одной здоровой ногой из-за своей, недостойной короля, запальчивости. Он понял, что лично командовать битвой не способен и надо бы ее избежать, спасая свою армию.

Но было уже поздно. Обе армии собрались под Полтавой в июне и разместились одна на виду другой, укрепивши себя шанцами и другими необходимыми окопами. Российская армия насчитывала 76 тысяч воинов, в том числе в ее составе были отборные малороссийские войска, которые остались после отправки других прикрывать границу. Они насчитывали 20 тысяч человек под командованием Наказного гетмана Семена Палия, возвращенного из сибирской ссылки, который, имея большой опыт в расчленении вражеских фронтов, оказал большую помощь в достижении победы над шведами. В шведской армии было немногим более 20 тысяч воинов, и мазепинские войска, которые собрались возле него из рассеянных охочекомонных сердюков, насчитывали не больше тысячи человек. Но казаки Мазепы и он сам в основном оставались возле своих и шведских обозов, избегая вступать в бой с россиянами, придерживаясь относительно их строгого нейтралитета, заявленного Мазепой королю шведскому и объявленного в его декларации по всей Малороссии. Ибо Мазепа, как всем известно, будучи христианином, глубоко религиозным, который построил на свои средства много монастырей и церквей, считал за смертный грех проливать кровь своих земляков и одноверцев и придерживался этого с решительной твердостью, не поддаваясь ни на какие уговоры. А поэтому никто не докажет, что те его войска причастны хотя бы до одного убийства, совершенного над русскими. Однако, несмотря на все это, все пленные мазепинской армии, которые были захвачены русскими войсками, познали ту же судьбу, что и лебединские покойники.

Наконец 27 июня 1709 года состоялась та битва, которая решила судьбы России и Швеции, удивила всю Европу и совершила перелом в политике государств и в судьбе королей, сброшенных и усаженных на трон, подразумевая польских королей.

Битву начали шведы на рассвете и своей конницей напали на регулярную российскую конницу и отогнали ее за шанцы. Но командир казацкий Палий с казаками своими, напав на шведов с тыла флангов их фронтов и прорвавшись в интервалы, нанес им огромное поражение пиками и стрельбой из мушкетов, из-за чего они смешались, побежали к своим шанцам и потеряли своего генерала Шлиппенбаха, взятого в плен. Казаки, преследуя шведов, привели сзади себя сильную колонну российской пехоты под командованием Меншикова, и она напала на шведские шанцы, выстрелив из пушки и мушкетов, бросилась на них со штыками и погнала шведов во все стороны. Таким образом были захвачены шанцы и взят в плен шведский генерал Розен со многими старшинами и рядовыми. Шведы после этого, собравшись, расположились снова между шанцами и своими обозами в чистом поле и стали ждать нападения русских. Царь выстроил свои войска напротив шведских, поставив в центре пехоту с артиллерией, а на флангах – конницу. Битва возобновилась. Стрельба продолжалась с обеих сторон больше трех часов. Наконец шведы, не имея артиллерии и понеся от русских большие потери, образовали в своем фронте большой разрыв, и Палий, заметив это, сразу ворвался в него с казаками и устроил общее замешательство среди врагов. Густой туман, висевший весь день, способствовал казакам охватить шведов с тыла и флангов, а шведам – скрывать свое отступление с места сражения. Началось оно организованно, но потом, смешанные казаками, шведы бросились бежать. Русские, преследуя их в тумане, захватили в плен фельдмаршала Реншильда и двоюродного брата короля, принца Виртембергского, любимца короля Пипера, нашли в шведском обозе с канцелярией и казной. Обоз со всем табором достался победителям.

Шведский король во время битвы не мог ехать верхом на коне из-за ранения ноги, поэтому его носили солдаты на носилках между рядами своих войск, которых он призывал к бою, держа в одной руке пистоль, а в другой шпагу. Во время поражения и замешательства войск его несколько раз роняли на землю, причиняя ему острую боль, от которой он терял сознание и долго находился в бессознательном состоянии. Тогда генералы усадили короля в коляску, отправив вниз по течению реки Ворсклы к Днепру, куда и остатки армии шведской бежали, намереваясь переправиться через ту реку. Мазепа со своим штатом тоже подался туда и был для шведов единственным проводником, сделав им только эту услугу между пропастью бед, принесенных шведам его предательским проектом.

Король, придя по дороге в сознание, потребовал к себе своего любимца Пипера, но ему ответили, что ни Пипера, ни армии при нем нет, все осталось под Полтавой в плену у русских, сопровождает же его один только Мазепа. Тогда он воскликнул: «Ах, боже! Все мое погибло, и только мой грех передо мной!» Достигнув Днепра, они остановились в гирле реки Ворсклы. Когда и все остатки шведские туда добрались, то Мазепа стал хлопотать о переправе через Днепр и, на счастье, собрал несколько запорожских лодок рыбацких. Король, садясь в них с Мазепой, попрощался со слезами с генералом своим Левингауптом, который тоже прибыл туда с остатками войск, упрекая себя, что «скорее он желал бы в этой реке утонуть, чем бросить вас в жертву врагам!». А когда тот спросил у него о монаршем наказе, что ему делать, если будут его атаковать русские, оставленного без амуниции и провианта, король ответил: «Делайте то, что согласуете общим советом. А я не знаю сам, что со мной будет. Отдаюсь на божью волю и всех вас ему поручаю, прося простить меня за все те несчастья, на которые вы мною обречены». Потом обернувшись к Мазепе, сказал ему: «Ах, Мазепа, ты меня и армию мою погубил своими обнадеживаниями!» И с этими словами отправился за Днепр. Через реку переправилось около тысячи шведов, но не военных, а в большинстве придворные и из других штатов. Прибыв с королем к границам Турции, они переправились через реку Буг в районе Очакова с помощью тамошнего паши, который провел их к городу Бендеры, где находился король до известного в истории времени. А Мазепа в том же году, 6 сентября, с горя умер, будучи в последние свои дни большим утешением шведскому королю, который ценил его за ум и здравые рассуждения о великодушии в несчастьях. Перед самым концом своим Мазепа велел подать себе сундук с бумагами и их сжег, сказав присутствующим: «Пусть сам я буду несчастлив, а не многие те патриоты, о которых мои враги, возможно, и не гадали, и не думали. Но злая судьба все разрушила к неизвестному концу!»

Глава 7. В границах Российской империи

После смерти Мазепы и разгрома шведов Малороссия фактически полностью оказывается под властью московского царя и его вельмож. Формально соблюдаются прежние договорные статьи и привилегии, но все более и более формально…

Победу над шведами, такую славную и решительную, праздновали, естественно, молебнами и банкетами, на которые приглашались все пленные генералы и шведские чины. Им были возвращены шпаги и проявлены царем большие милости, простым воинам выданы денежные суммы для их подорожного харчевания. После этого начали обдаривать и награждать своих генералов и офицеров, а рядовым выдали денежное вознаграждение сверх платы за службу. Только малороссияне и их войска остались в неуважении и притчею в людях, то есть без награды и благодарности. И хотя они в уничтожении шведов больше всех показали предприимчивости и старания, убивая их на своей земле повсеместно и при всяком удобном случае, где только могли их обнаружить, при том не склонялись ни на лесть и обещания короля и Мазепы, однако, из-за предательства одного человека, которого царь избрал себе в любимцы, все то забыто, и поэтому несправедливо и единственно через оговоры и поклепы еще одного злобного любимца царя, Меншикова, были унижены, опозорены и преследованы. А потери их, разрушения и опустошения, учиненные двумя армиями и почти неисчислимые, остались без всякой компенсации и уважения. Словом, можно сказать: «Отдали им злое за благое и ненавистью за любовь».

Тем временем в Бендерах Порта Оттоманская и шведский король объявили гетманом Малороссии писаря Мазепы Семена Орлика, и он своими универсалами сеял плевела в правобережных полках и по всей Малороссии, призывая народ и войска к себе в послушание. И так он поступал до середины 1711 года, то есть до подписания турками с Россией вечного мира. После этого Орлик со всей своей сворой исчез и оказался во Франции, откуда дважды писал в Малороссию, чтобы от нее ему подарили 20 тысяч рублей деньгами, а он за это обещал вернуть все давние привилегии и другие важные национальные документы, которые оказались у него после смерти Мазепы. Войска и народ Малороссии со времен Виговского и Мазепы видели столько мошенников, сколько видела Россия самозванцев, что пренебрегали дуростями Орлика и вовсе не обращали внимания на его лесть и затеи, а были неизменно верны своему законному начальству. И только запорожские казаки, будучи много лет, как остров среди татарских степей, то есть в гирле Днепра и Буга, не знали, кому они достаются, и пристали к Орлику, и вместе с ним и татарами крымскими и бессарабскими часто совершали набеги и разрушения в Малороссии, а особенно на Правобережье, мстя народу за его непослушание и сопротивление им.

Результатом мирного договора России с Турцией явилось то, что турки вернули себе Азов с его окрестностями и в интересах своих союзников, поляков, получили всю Правобережную Малороссию аж до Киева.

Гетман Скоропадский, в поисках облегчения положения народа Малороссии, задавленного налогами, неурожаями, саранчой, подарил князю Меншикову свою правительственную гетманскую Почепскую волость и просил его добиться у царя милости для народа. Меншиков, получив от гетмана такой богатый подарок, увеличил его собственной властью вдесятеро, присоединив к Почепской волости прилегающие Мглинскую, Бакланскую и частично Стародубскую и Погарскую сотни. Все жители нового княжества Меншикова были обложены налогами, а урядники назначены городскими бурмистрами и сельскими войтами. Гетман, увидев, что его подарок Меншикову привел только к порабощению и обнищанию многих людей, и даже шляхетных, жаловался царю. И царь выговаривал Меншикову свое неудовольствие, но это только раздражало Меншикова и делало его непримиримым врагом гетмана и всей Малороссии, которая со временем выпила от злобы царского любимца самую горькую чашу мести.

Первым сигналом мести Меншикова было посещение им всей Почепщины, а оттуда резиденции гетмана, города Глухова, где хотя и устроены были гетманом ему торжественные встречи и почести, тем не менее он повелел поставить на Глуховской площади каменный столб и в него воткнуть пять железных спиц, по числу голов гетмана и генеральных старшин.

Гетман не упустил той возможности, чтобы не пожаловаться царю на такое тяжелое оскорбление и позорное надругательство. И царь снова высказывал Меншикову неудовольствие, но тем только усилил его злобу и нападки на гетмана и Малороссию. Общую месть Меншиков устроил малороссиянам, выслав многочисленные их войска и с ними урядников на придуманные им каналы и линии возле Ладоги, Сулака и Астрахани, где от каторжной работы, а особенного от лютого климата и очень плохого харчевания, многие тысячи их погибли и умерли. Молодых же казаков, которые пришли на их место, оставили без всяких распоряжений и подвергли такому же неуважению и использованию, далекому от военного дела.

Малороссийские помещики и зажиточные крестьяне тоже ощутили месть Меншикова тем, что многие из них лишились собственности и сел. Поводом к этому стало то, что в их селах и на их землях жили беглые крестьяне из России, а также из Польши, которые переселились сюда еще до того, как Польша стала владеть Малороссией. А бежали они из своих бывших селений в основном из-за религиозных преследований. Отобранные у помещиков села назвали Описанными государевыми слободами, они были выведены из-под управления малороссийскими властями, а подчинены отдельной волостной конторе, названной Конторой описанных малороссийских раскольничьих слобод.

Гетман Скоропадский весь 1715 год стоял с сильным корпусом войск за Днепром возле Киева и наблюдал за движением польских вельмож, их урядников и жовнирства, которые делили тогда между собой бывшие малороссийские правобережные полки, недавно им царем уступленные. То решение, конечно, было сделано для Речи Посполитой, то есть на пользу всей польской нации, но вельможи, пользуясь наступившим безвластием, на первом же Сейме, задобрив Примаса и урядников, управлявших Сеймом, а их Раду, которая состояла с мелкой и убогой шляхты, одарив жупанами и удовлетворив банкетами, поделили полки между собой и закрепили разделение постановлением Сейма под тем предлогом, что они для Речи Посполитой сами будут выставлять ранее назначенное количество казацкого войска, владея им без посредничества национальных урядников. И так, завладев теми полками и время от времени дробя их между своими родственниками, превратили тех казаков в своих крестьян, и таким образом правобережные полки были уничтожены. А только имели тамошние помещики по несколько казаков для прислуги под названием служебного холопства. Но многие казаки правобережных полков, оставив свои усадьбы, перешли на левый берег Днепра, разместившись в Малороссийских и Слободских полках.

Полки малороссийские, которые работали на линиях и каналах, делились на большие команды или корпуса и находились в районе Царицына под командованием Генерального хорунжего Ивана Сулимы и инженера по фамилии Перра, где сооружали линии от кубанских орд и рыли канал, который должен был соединить Волгу с Доном.

На Ладоге командовали казаками попеременно Наказной гетман полковник черниговский Павел Полуботок, лубенский полковник Андрей Маркович, Наказной гетман полковник полтавский Иван Черныш. Они осушали непроходимые болота и рыли каналы, которыми должны были проходить суда к Санкт-Петербургу, новому городу, построенному Петром в устье реки Невы, возведенному на кольях и насыпах, он стал могилой многих и многих, которые погибли от влажности, холода и тягот.

На южных границах с Персией возле реки Сулак были казацкими начальниками полковники гадяцкий Гавриил Милорадович и лубенский Маркович, которые строили крепость Святого Креста с другими пограничными укреплениями и плотинами с многими каналами и насыпами.

В 1718 году из очередного двухгодичного заграничного путешествия по западным странам вернулся царь Петр. Гетман Скоропадский со старшинами генеральными и полковниками отправились к нему в Москву, чтобы поздравить его со счастливым возвращением и сообщить обо всем, что в его отсутствие случилось в государстве и на границах. Царь принял гетмана и старшин очень приветливо, взял их с собой в новый город С.-Петербург и там их всячески угощал. Однако здесь же они стали свидетелями суда над царевичем Алексеем Петровичем, что было для них большим несчастьем, особенно когда царевича приговорили к смертной казни и он 26 июня умер. Гетман и старшины отказались поддержать смертный приговор, объявив твердо, что «судить сына с отцом и своим Государем они не имеют никакой власти, да и никто в таком важном деле объективным судьей быть не может».

Царь, учреждая разные коллегии, учредил и Правительствующий Синод вместо бывшего патриаршего правления. Митрополит Киевский Йоасаф Кроковский, собрав духовный Собор, утвердил этим Собором не соглашаться с введенными царем переменами, но вскоре был арестован в Твери по пути в С.-Петербург, заключен в тамошний монастырь, где вскоре и умер. Вскоре случился страшный пожар в Киево-Печерской лавре. Неоценимой утратой этого пожара стала древняя библиотека, собранная и пополненная еще великим князем киевским Ярославом Владимировичем, сохраненная в пещерах от всех предыдущих вражеских нападений и разрушений. В ней хранились тысячи рукописей и драгоценных манускриптов на разных языках, много среди них таких, которые не были известны ученым мужам, особенно те, что касались истории правления славянских племен и царств. Царь даже заплакал, когда узнал об этом.

Длительная война со Швецией, наконец, была закончена в августе 1721 года заключенным миром и подписанным в Нейштате, возле шведской границы, трактатом. По условиям мира к России отошло много провинций, ею завоеванных по берегам Балтийского моря и Финского залива. Трактат тот был отпечатан и опубликован по всей России с обычными в таком случае торжествами. Главное торжество состоялось в Москве, при этом от Сената и Синода именем всего народа поднесен царю титул Петр Великий, Император всероссийский и Отец Отчизны.

В конце того же года гетман с генеральными старшинами и многими полковниками и бунчуковыми товарищами направился в Москву, чтобы поздравить царя с заключенным миром и принятием императорского титула. Гетман и вся его старшина вместе со всеми боярами и урядниками великороссийскими присягнули соблюдать устав, названный «О правде воли монаршей», то есть царь, когда захочет назначить после себя наследника, то имеет на то свою волю, о чем по всей России тоже была принята Генеральная присяга.

Гетман Скоропадский с урядниками своими, вернувшись из Москвы в 1722 году, получил через боярина Петра Толстого новый от императора именной указ, который был для него как гром среди ясного неба. В том указе император повелел быть в Малороссии Коллегии во главе с бригадиром Степаном Вельяминовым и десятью налоговыми офицерами, которые менялись бы каждой год. Их обязанностью было устанавливать и собирать налоги денежные и хлебные со всех жителей Малороссии и со всего их дохода, не исключая никого и ничего. Гетман Скоропадский, прибыв в Глухов, 3 июня умер. Схоронили его в Гамалиевском монастыре над рекою Шостка, который был построен женой гетмана Настасьей Маркович. После его смерти прибыл бригадир Вельяминов с налоговыми офицерами, между которыми были и генеральные старшины, полковник черниговский Павел Полуботок, назначенный указом Сената исполнять обязанности гетмана. Вслед за этим были установлены налоги для всех строений, посевов скота, пасек и промыслов, без всякого внимания на стоны и привилегии.

Император в том же году отправился по рекам, которые впадают в Волгу, к городу Астрахань. Армия шла по суше и было в ней малороссийских казаков 12 тысяч под командованием Наказного гетмана, полковника миргородского Данила Апостола, полковника прилуцкого Игната Галагана и киевского Антона Танского. Из Астрахани армия совершила поход к границам Персии и, проходя селения горцев и каракалпакских татар до реки Терека, подчинила многих, а достигнув границы Персии, овладела городом Дербент, который считали ключом к Персии со стороны России. Поход тот относительно военных действий с азиатскими народами не затруднял российские войска, все перед ними отступало и покорялось при первых же выстрелах и боях. Но положение тамошней земли, ее гор и скал, особенно горячий и сухой климат, было для солдат нестерпимым и губительным, и войска возвращались оттуда в жалком виде, без коней и харчей, имея вид высохших египетских мумий. Значительная часть их вымерла и растерялась в скалах и горных провалах. Кроме тех войск, которые вернулись из Персии, в начале 1723 года было отправлено еще 12 тысяч малороссийских казаков на Коломак под командованием фельдмаршала Михаила Голицына со всеми их начальниками, где они пребывали аж до замирения неспокойных тогда границ от Персии до Крыма.

В отсутствие императора Генеральные малороссийские старшины с исполняющим обязанности гетмана Полуботком обратились в Сенат с жалобой на чрезвычайно большие налоги и повинности, установленные бригадиром Вельяминовым на всех урядников и казаков без внимания на их положение и привилегии и вопреки договорным статьям, заключенным с гетманом Богданом Хмельницким. Сенат, реагируя на ту жалобу, своим указом освободил всех старшин и казаков от всех налогов, принимая во внимание их службу, исполняемую на свой кошт и с собственным оружием, что намного дороже налогов. Однако государь, вернувшись из дербентского похода, после доноса Вельяминова велел налоги те снова собирать, никого не упуская и не обращая внимания ни на что, а Генеральных старшин и Полуботка, которые обращались с жалобой, специальным курьером препроводить для ответа в Петербург. В июне 1723 года в Петербург были отправлены полковник Полуботок, Генеральный судья Черныш, Генеральный писарь Семен Савич и бунчуковые товарищи Иван Корецкий из Стародуба, Карпик из Переяслава, Гребенка из Гадяча и с ними военные канцеляристы Володьковский, Ханенок и Романович. Урядники, прибыв в Петербург и став перед императором на колени, просили его убедительно помиловать их родину, угнетаемую налогами и всякого рода притеснениями бригадира Вельяминова и его урядников из Коллегии. Также просили обновить права их и привилегии договорными статьями, подтвержденными царскими грамотами, и чтоб согласно с ними позволено им избрать себе гетмана вольными голосами. Петр, с наговора единственного гонителя малороссийского Меншикова, который всегда преследовал малороссиян с чрезвычайной злобой и мстительностью, называя их предателями и клятвопреступниками, велел подвергнуть их пыткам и судить Тайной канцелярией, а их квартиру на Троицкой пристани взять под сильную охрану. Тайная канцелярия не была похожа ни на какие гражданские или духовные судилища со своими правами и обрядами, а была она единственной в свои вроде и в целом свете, и только напоминала святую римскую инквизицию. В ней не принимали доказательств и оправданий ни письменных, ни свидетелей, ни по совести, то есть под присягой, а выведывали и добивались в ней собственного признания в выдвинутых обвинениях или подозрениях. Тот, кто не признавал вины, должен был выдержать пытки в три приема и разными орудиями, а в конце огнем, то есть раскаленной железной шиной и расплавленной серой. Таким образом, когда Генерального писаря Савича в Тайной канцелярии спросил сам Петр: знает ли он о преступном замысле его товарищей и земляков? то он ответил на то с обычной в то время вежливостью малороссийской: «Не скажу Вашеци!», и за эти слова, за эту вежливость получил сначала доброго подзатыльника и был осужден к пыткам. На счастье Савича, канцелярист Володьковский, который ждал своей очереди, заметил царю, что слова Савича не означают упертости или невежливости, а означают они только то, что из вежливости говорится: «Не могу сказать вашему величеству», или как на простом языке говорят в Малороссии: «Не знаю». Царь хоть и обратил внимание на объяснение Володьковского и остановил пытки Савича, но послал в Малороссию специального урядника узнать, действительно ли в Малороссии используют такое выражение. И та поездка стоила государственной казне 70 руб., которые Савич и уплатил, а он тем временем, до возвращения посланца, сидел в тюрьме. Четыре месяца длились дознания в Тайной канцелярии. 10 ноября приговорили урядников на пожизненное заключение и лишение их всей собственности в пользу государя и его казны. Когда огласили им приговор, то полковник Полуботок присутствующему при этом Петру сказал: «Вижу, государь, и понимаю, из какого источника почерпнул ту злость, что не присуща твоему сердцу и не пристойна характеру помазанника Божьего. Вера в правду и кротость, суд и милость суть единственное добро всех монархов во всем мире, и законы, что управляют всем человечеством и оберегают его от всякого несчастья, являются подлинным зеркалом царям и властителям, отражающим их положение и поведение, и они первыми смотрителями и охранниками их должны быть. Откуда же исходит то, что ты, о Государь, ставя себя выше законов, мордуешь нас исключительно своей властью и бросаешь на пожизненное заключение, захватив в казну всю нашу собственность? Вина, которая нам предъявлена, есть всего лишь наши обязанности и обязанности эти святые, у всех народов уважаемые, и никоим образом не являются законно преступными и осуждению не подлежат. Мы просили и просим именем своего народа о милости к нашей отчизне, несправедливо преследуемой и без жалости разрушаемой, просим подновить наши права и привилегии, подтвержденные торжественными договорами, которых и ты, Государь, несколько раз подтверждал. Народ наш, будучи одноплеменным и единоверным твоему народу, усилил его и возвысил царство твое добровольным объединением с твоим в такое время, когда в нем еще все было в состоянии ребенка и выходило из хаоса смутных времен и полной нищеты. Только одно это не может не заслуживать благодарности. Но мы со своим народом не переставали, помимо этого, оказывать вам большую помощь во всех военных начинаниях и победах ваших, не говоря уже о Смоленщине и Польше, одна шведская война доказывает беспримерную ревность нашу к тебе и России. Ибо всем известно, что мы половину армии шведской истребили на своей земле и в селениях наших, не поддаваясь при этом ни на какие соблазны и обольщения, дав тебе возможность преодолеть удивительные мужество и отчаянную храбрость шведов. Но за это навлекли на себя презрение и жестокость и, вместо благодарности и награды, вброшены в жестокое рабство и вынуждены платить позорную и невыносимую дань, рыть линии и каналы, осушать непролазные болота, удобряя все это телами наших мертвых, которые погибли тысячами от тягот голода и вредного климата. Все эти беды наши довершило, наконец, нынешнее наше правление. Московские урядники, которые властвуют над нами и не знают прав и наших обычаев и почти безграмотные, знают только то, что им позволено делать все, не трогая только наши души. Поэтому, будучи окруженными отовсюду преследованиями и напастями, к кому еще можем мы обратиться со своими жалобами, как не к тебе, августейший монарх? Ты благодетель наш и поручитель блага нашего. Но злоба твоего любимца, непримиримого нашего врага и мстителя, отвернула тебя с пути истины и оскверняет твое царствование. Обращать в рабство народы и владеть рабами и невольниками – это дело азиатского тирана, а не христианского монарха, который должен славиться и быть на самом деле верховным отцом народов. Я знаю, что нас ждут кандалы и понурые темницы, где нас уморят голодом и притеснениями по обычаю московскому, но, пока еще живу, говорю тебе правду, о Государь, что придется тебе давать ответ перед царем всех царей, всемогутним богом, за погибель нашу и всего народа».

Терпеливо выслушав речь Полуботка, Петр не сделал никакого облегчения ему и его товарищам, их сразу же потащили в новую Петропавловскую крепость и там, заковав в кандалы, бросили в казематы. Имущество, что было при них, до последней мелочи отобрали и раздали как подарки урядникам и сторожам казематов, а остаток перевели на деньги и перечислили в казну государеву. Точно так же, как и все их усадьбы в Малороссии, все имущество движимое и недвижимое, жилые постройки по приказу царя были конфискованы. Родственников заключенных изгнали из их домов, и они скитались по чужим очагам, питаясь с милостыни, как нищие. Вслед за этими узниками отправлены из Малороссии остальные урядники: Генеральный есаул Василий Жураковский, генеральный бунчужный Яков Лизогуб, полковники миргородский Апостол и гадяцкий Милорадович, которых тоже заковали в кандалы и поместили в тюрьмы в Петербурге, а имущество все до последнего тоже конфисковано и забрано в казну. Следом за этими забрали и всех тех, которые командовали полками и сотнями малороссийскими, и посадили в тюрьму в Глухове. Их имущество по тому же плану тоже отобрали. Итак, этими тремя приемами была поражена вся правящая верхушка малороссийская, а на их место назначены великороссийские урядники, и между ними полковниками – в Стародубе Леонтий Кокошкин, в Чернигове Михаил Богданов, в Нежине Петр Толстой. Осужденные урядники томились в тюрьмах больше года. Обычные тюремные притеснения и особенно влажность крепостных строений стали причиной того, что в 1724 году умерли полковники Полуботок и Карпик, писарь Савич и канцелярист Володьковский, а другие сгнили и перекалечились.