Текст книги "Мятущаяся Украина. История с древнейших времен"

Господарь молдавский Липула в апреле 1650 года прислал гетману Хмельницкому через боярина молдавского Морозия письмо, соглашаясь в нем отдать свою дочь Ирину в жены сыну гетмана Тимофею и объяснял при этом, что он всегда желал брака, но препятствием была продолжительная война Хмельницкого с поляками и угрозы тамошнего известного вельможи Потоцкого, который давно желал брака дочери его со своим сыном, а семья Потоцких управляет почти всем Польским правительством. Но теперь, будучи полностью уверенным относительно мирного покоя, особенно имея письмо от двора турецкого и разрешение на брак этот самого султана, его господаря, который заверяет о своей опеке во всех случаях, сообщает гетману о согласии на брак и просит прислать сына своего к нему в город Яссы с достаточным однако конвоем, чтобы со стороны Потоцких не было организовано какой-нибудь вражеской провокации, потому что от своих разведчиков он узнал, что на границе Буковины собралась немаленькая ватага польских волонтеров под руководством молодого Потоцкого.

Хмельницкий отправил своего сына в Молдавию с почетным караулом и достаточной охраной из числа своей гвардии, выслав следом за ним пятитысячный корпус казаков под видом пограничного разъезда. Но как только молодой Хмельницкий под городом Могилевом переправился через реку Днестр и приблизился к городу Сороки, польский корпус, выйдя из балок и садов, атаковал молодого Хмельницкого со всех сторон, вынудив его конвой сойти с лошадей и забраться на церковное кладбище и там отбиваться, оставив весь свой обоз с богатством на разграбление полякам. Радуясь такому успеху, они начали грабить обоз и одновременно штурмовать на кладбище казаков с намерением перебить всех до единого, находящихся в окружении, и не выпустить никого, кто бы мог сообщить об этом разбое. Но корпус казаков, который следил все время за походом сына гетмана, неожиданно окружил поляков и, выстрелив по ним из мушкетов, перекололи всех пиками. Около десяти поляков и сам молодой Потоцкий пробились было через казацкую линию и убежали в поле, но под ними рухнул мост на реке, молодой Потоцкий утонул в воде, а остальные, что застряли в урочище на берегу, были перебиты. Мертвых поляков похоронено около 4000 человек.

После этого побоища в Яссах состоялась свадьба молодого Тимофея Хмельницкого с дочерью Господаря Молдавии Анной, и вернулся он с женой в Чигирин. Гетман потом жаловался на Потоцкого королю о злодейском нападении на свадьбу сына, которая совершена по добровольному согласию, а Потоцкий этим пренебрег, допустив большие потери своих людей и значительных сумм. При этом гетман заметил, что если что-то неприятное случается между свадебными и их соперниками, то это в порядке вещей давних обычаев пиров и банкетов, на которых без пьяных не бывает. Король на это письмо так и не ответил Хмельницкому, однако этот свадебный случай стал первым шагом к новой войне.

Молодой Хмельницкий недолго прожил в браке. Польские министры подговорили Радулу, Господаря Мультянии, одного из регионов Валахии, и Ракоци, князя Венгерского, прогнать тестя его с молдавского правления, и Тимофей вынужден был с войском казацким отправиться, чтоб снова помочь вернуть тестю кресло молдавского Господаря. Поход тот подготовлен был очень быстро и точно так же быстро завершился желаемым успехом, войска мультянские и венгерские были повсеместно разбиты и разогнаны, а сам Господарь Мультянский был убит под Бухарестом. Господаря молдавского снова посадили в свое кресло, и казацкие войска, в большинстве своем, были отправлены домой. С Тимофеем остался только один Корсунский полк с полковником Мозирою. Но когда Тимофей вместе с тещей и своей женой проходил с тем полком приграничной стороной с Молдавией, тоже возвращаясь домой, то на пути, недалеко от города Сочавы, окружили его большие толпы войск польских и мультянских вместе с бунтовщиками молдавскими, недовольными своим Господарем, которые и собрали снова мультян и поляков, зная о небольших силах при Хмельницком. После короткой стычки Хмельницкий вошел в Сочавы и там закрылся в ожидании прибытия своих войск, за которыми он ночью послал надежного гонца. Укрепляя город, осматривал он при этом его самые важные места, и в этот момент пушечным выстрелом со стороны врага оторвало ему руку по плечо, и он умер за несколько часов. Войска казацкие прибыли к городу на второй день после смерти Тимофея, полностью разбили врага, весь табор его забрали, но вместо освобождения вынесли из города тело молодого Хмельницкого и проводили его вместе с женой и тещей к старому Хмельницкому, который, увидев тело сына своего, был близок к помешательству. Плакал Хмельницкий неутешно и долго над сыном своим, на которого имел большие надежды. При его хорошем воспитании и талантах он был выучен гетманом в политических и военных делах, необходимых для настоящего казацкого лидера. Похоронили Тимофея Хмельницкого в семейном Субботовском монастыре в каменной церкви.

Киевский воевода Адам Кисель, выходец из древнего русского рода Святольдов, известных в истории еще с 1128 года между русскими князьями, и с ним поветовые судьи Проскура, Волович и много других тоже выходцев из русских, обращенных в католичество и польское шляхетство, вскоре по опубликовании в Малороссии Зборовского трактата и установлению границ Малороссией и Польшей, прибыли Киев в надежде получить родовые свои усадьбы, отобранные во время войны. Они начали предъявлять свои требования гетману и малороссийскому трибуналу, доказывая, что они по вынужденному уклонению от веры, которая была обусловлена обстоятельствами, сложившимися на их службе в польском королевстве, терять свои родовые усадьбы не должны ни по каким законам и что они также могут нести свою службу в Малороссии, как они это делали в Польше. Гетман после рассмотрения и решения трибунала разрешил просителям вступить во владение их собственности с присягой на верность службе Малороссии и своей отчизне. Но взбунтовавшиеся против этого казаки Киевского, Белоцерковского и Переяславского полков, подговоренные судьей Гуляницким и полковником миргородским Гладким, выгнали всех тех искателей из малороссийских селений и многих из них перебили и ограбили, отчего и сам воевода Кисель скоро после того помер. Гетман воспринял этот поступок за очень тяжкое преступление и повелел провести расследование Уголовному трибуналу и военной комиссии и судить виновных по закону. Суд, подтвердив главными виновниками Гуляницкого и Гладкого, вынес им смертный приговор. Гладкому отрубили голову, а Гуляницкий сбежал и спрятался в Молдавии с тремя старшинами. Остальных старшин и многих из товарищества и рядовых казаков наказали палками, тюрьмой и содержанием прикованными к пушке. И хотя таким образом достаточно много казаков было наказано за убийство и обиды польских чиновников и много искателей получили свое имущество, но поляки признали этот поступок второй причиной к новой войне. Казаки же названных полков, рассердившись на Хмельницкого, что он держит сторону поляков, а их безвинно преследует, ушли из своих селений с оружием и пришли вниз реки Донца и там поселились, где создали так называемый Рыбинский слободской полк.

Хан Крымский 11 ноября 1650 года с мурзою своим Нагайбеком и турецким Агу Нуреддином прислал гетману письмо с предложением от султана Хмельницкому объединить народ Малороссии с Портой в турецком подданстве на самых выгодных условиях, которые он сам может составить и поручить посланцам представить их для утверждения султану. Хмельницкий, приняв посланцев с особенными дружескими почестями и угощениями, однако, отклонил предложенную протекцию на какое-то время, объяснив, что народ, которым он руководит, пока что не расположен ни к каким протекциям, боясь, чтобы не нажить тем самым завистников и не разжечь новой войны, после которой еще не совсем оправился, и что он всегда будет заботиться о том, чтобы склонить народ на их пользу. Посланцы, не достигнув успеха в своем первом предложении, стали уговаривать гетмана на другое, чтобы пойти войной с ханом на Московское царство, которому султан объявит войну в связи с завоеванием царями московскими Татарского и Астраханского царств. Если они Турции и хану той войной будут возвращены, то ему, гетману, будет выделено часть завоеванного от прилегающих к Малороссии областей московских или татарских. Последнее предложение посланцев из-за политических видов Хмельницкого чрезвычайно понравилось, и он, предвидя неизбежную войну с Польшей, надеялся привязать к себе в этой войне самого хана Крымского с еще более надежным успехом от предыдущего. Поэтому огласил он посланцам доверительно, что по завершении с поляками предстоящей войны, которую они развяжут без всяких причин и больше от заматерелой злости своей на Малороссию, он будет готов на все предложения султана и хана. А если еще с позволения султана и хан Крымский благоволит сделать в этой войне ему подмогу, то и те препоны, которые меж единоверцами устанавливаются только религией и народными предрассудками, будут ничтожными и позволят вступиться за союзника и его интересы, которые считаются в подобных случаях общими. Посланцы, будучи такими заверениями Хмельницкого удовлетворенными, отбыли от него утешенными, а гетман, одарив их весьма щедро, писал через них хану о приятельском к нему отношении и о состоявшейся встрече и беседе с посланцами, прося хана обнадежить его со своей стороны о помощи, необходимой в борьбе с поляками.

Отправив посланцев, Хмельницкий сразу же тайно написал царю Алексею Михайловичу письмо, сообщив ему обо всем, что у него было с иностранными посланцами и о новой ожидаемой войне с поляками, и просил при этом царя очень убедительно помочь ему в этой войне. Или, в крайнем случае, совершить своими войсками вторжения на Смоленщину и Беларусь и тем показать малороссиянам и их войскам свою приверженность их пользе и защите, благодаря которым они проникнутся преданностью ему, царю и его народу, для вечного с ним единения, и будут они служить, как бы сказать, задатком на будущее, для будущих договоров и соглашений. Царь поблагодарил Хмельницкого за сообщение ему и его народу новых вестей, обещал помочь отправкой войск своих к Смоленску и в Беларусь, но без объявления Польше формальной войны, чтобы не прославиться наглым нарушителям мира и предыдущих договоренностей и трактатов без убедительных на то причин. А сделает он ту высылку своих войск по причине союзных обязательств, если только не помешает тому нехорошие слухи, что приходят из Астрахани и других низовых городов, в которых с недавних пор начались какие-то недобрые движения.

Хмельницкий, сделав из анализа письма царя вывод о напрасной надежде на помощь, стал готовиться к обороне народа малороссийского собственными силами и комплектовать 20 полков 40 тысячами реестровых казаков. Но число их в каждом полку определено неравным, исходя из состояния сел и числа в них семейств казаков, понесших утраты выходом части из них в состав Слободского Рыбинского полка. Итак, комплектация сложилась следующим образом: полк Киевский при полковнике Антоне Адамовиче – 1200 казаков; Черниговский при полковнике Мартыне Небабе – 1200; Сиверский при полковнике Якове Коровце – 1200; Каневский при полковнике Семене Павлицком – 3000; Переяславской при полковнике Федоре Лободе – 2000; Черкасский при полковнике Иване Воронченко – 3000; Чигиринский при полковнике Федоре Якубовиче – 3000; Уманский при полковнике Иосифе Глухе – 3000; Корсунский при полковнике Лукьяне Мозыре – 3000; Брацславский при полковнике Даниле Нечае – 2000; Калницкий при полковнике Иване Федоренко – 2000; Крапивянский при полковнике Фелоне Джеджеме – 2000; Острянский при полковнике Тимофее Носаче – 2000; Миргородский при полковнике Максиме Тарани – 3000; Полтавский при полковнике Мартыне Пушкаренко – 2000; Гадяцкий при полковнике Сергее Бухале – 1200; Нежинский при полковнике Прокопе Шуменко – 1200; Лубенский при полковнике Дмитрии Кривоносе – 1200; Прилуцкий при полковнике Федоре Киселе – 1200; Винницкий при полковнике Петре Стягайле – 1600 казаков. Кроме регистровых полков имел Хмельницкий еще пушкарей с артиллерией и ее оборудованием под руководством Генерального вицеобозного иностранца Фридргана – 4550 и иностранцев при них в чинах старшинских, которые считались мастерами, 47 человек. Волонтеров, разделенных на 15 охочекомонных полков, насчитывалось 14 500 человек и войск запорожских было наготове 12 000. А всего имел Хмельницкий готового войска более 71 тысячи, в том числе постоянной пехоты между реестровым казаками было 25 тысяч, обученной всем пехотным построениям и маневрам, а при необходимости они умножались спешенной реестровой конницей, наученной боевым приемам и всему при том необходимому.

Мир в Малороссии с поляками согласно Зборовского трактата продлился около года. Поляки сломали его самым подлым и самым бессовестным образом. Они, не объявив, согласно общепризнанному народами праву, формальный войны или причин, что их к этому понудили, неожиданно ночью напали на корпус Брацславского полковника Нечая, что стоял табором возле местечка Краснопилля и полностью разгромили его 7 июля 1650 года. Генеральный есаул Богун, услышав о поражении Нечая, немедленно переправился через реку Буг и напал своим корпусом на поляков в ту самую пору, когда они праздновали победу свою над казаками в таборе побежденных. Убийства были совершены жестокие и без всякой пощады, как над подлыми хищниками, а не европейскими войсками, и когда они молили о пощаде, то им, отказывая, говорили: «Прощание воинам, а наказание предателям!» Спаслись от смерти только те, кто разбежался в разные стороны, а оба табора, польский и Нечая со всеми обозами, запасами и артиллерией, остались на месте, как добыча корпуса Богуна, который и похоронил тела убитых казаков и поляков, которых убитыми оказалось 3719 человек, том числе польский полковник Казимир Каневский.

Гетман Хмельницкий, узнав от Богуна о начатых поляками вражеских действиях и состоявшихся с ними боях, сразу же отправил в помощь корпусу Богуна другой казацкий корпус под командованием полковника Глуха. А к хану крымскому послал нарочного гонца с протестом против нагло начатой поляками войны и просьбой прислать к нему на помощь войска согласно совершенного с посланцем Нагайбеком соглашения, которое он, хан, утвердил. Хан ответил Хмельницкому, что он с войсками прийти ему на помощь готов, но по установленному порядку должен доложить об этом султану. И, получив от него резолюцию о присылке войск, он не задержится, а может быть и сам на помощь придет, если не помешают какие-нибудь чрезвычайные дела, особенно со стороны Московского царства, которое на своих границах против Крыма строит укрепления и ведет военные приготовления.

Есаул Богун, подкрепленный полковником Глухом, отправился от Краснополья вперед, преследуя поляков в их границах, и 18 июля он наткнулся на их табор возле местечка Купчицы при Вознесенском монастыре. Польские войска были под командою Польного гетмана Потоцкого. Они окопались под монастырем по самые уши. Богун пытался разными маневрами вывести поляков в поле на открытый бой, но успеха в этом не достиг, ибо держались они своих окопов, не высовывая головы. Ничего не оставалось, как предпринять формальный штурм окопов поляков. Но сметливость Богуна открыла ему более выгодный путь, и он 21 июля, разделив свой корпус на три части, приказал двум из них на рассвете приступить с двух сторон к польскому табору и делать фальшивые на него атаки, лежа на земле, а третьей части из отборных казаков подползти к монастырю и овладеть им любой ценой. Эта часть казаков, во время фальшивой стрельбы и поднятого преднамеренного крика двух остальных частей, пробилась в монастырь и овладела им очень удачно, и по сигналу к ним подошли остальные казаки и установленной на монастырских строениях артиллерией открыли огонь по польскому табору. Поляки, не имея возможности открыть ответный пушечный огонь, приступили к монастырю только с саблями и карабинами, но их встречали и опрокинули мушкетами и казацкими пиками. Отступление их назад в середину табора сопровождалось тоже пиками казаков, они погибали огромными толпами. Остальные спасались бегством через свои окопы с тем только, что при себе имели. Их обозы со всеми запасами и артиллерией остались в таборе и были богатой добычей казаков. Убитых казаков торжественно похоронили в монастыре, их насчитали 1715 человек, а поляков завалили землей в окопах и насчитали 9674 тел.

Есаул Богун, отчитываясь перед гетманом о своей славной победе над поляками, докладывал при этом, что через пойманных им «языков» и польских шпионов, евреев, узнал о больших польских силах, которые идут с Польши на город Слуцк под командованием князя Четвертинского, и что ему необходима поддержка только людьми, а артиллерии и запасов у него больше чем достаточно. Гетман отписал Богуну в своей резолюции, чтобы он в удобном месте ждал его прибытия с войсками, а сам бы не отваживался нападать на такого многочисленного врага, чтобы не быть разбитым и чтобы недруг с того не куражился, ибо, дескать, обкураженный поляк загонистей диких коней татарских. Тем временем приходили слухи к гетману, что князь Четвертинский, войдя в границы Малороссии с многочисленной польской армией, совершает этот поход по варварской системе или, как говорится, по калькам бывшего дикого завоевателя татарского Батыя, что он сжигает все села малороссийские и уничтожает жителей тамошних без всяких причин и необходимости и оставляет за собой пустыню. Гетман, спеша с главным своим войском против князя Четвертинского, встретился с Богуном в окрестностях Житомира и приказал ему, пройдя впереди польской армии, известить по селам, что он один с корпусом своим ведет разведку о вражеской армии и отходит от нее, не будучи в состоянии ей противостоять. Он и в самом деле, повернув в сторону, расположил свой табор в выгодном месте, укрепил его самым лучшим образом и ждал на себя врага. Гетман, который расположился близко, но в закрытом от Богуна месте, сообщался с ним через разъезжие команды, узнавая о движении врага. Крик людей, рев скота, что убегали в леса и другие убежища, пожары с дымами, что поднимались над селами, оповестили о приближении армии Четвертинского. Богун немедленно выслал отряд отборный конницы против польской армии и велел ей, нападая на авангард вражеский, отдаляться от него назад к своему корпусу. Такими маневрами враг был приведенный к самому табору корпуса Богуна. Поляки, поняв с первого взгляда о его малочисленности, без дальнейшего обдумывания немедленно напали на табор со всех сторон, откуда только могли. Началась с обеих сторон стрельба из пушек и мушкетов, и дым, который от этого поднялся, занял большое пространство и накрыл сражающихся. Гетман этого только и ждал, он выступил со всеми своими силами с закрытого места и ударил с тыла и во фланг врагу, поставив его между двух огней. Враг, поворачиваясь назад для обороны, конечно же, был в замешательстве, оттого и потерял боевой порядок. Богун, не спуская глаз с противника и заметив разлад, немедленно выпустил из табора свою пехоту с пиками и ударил на смешавшуюся пехоту врага, не давая ей опомниться и перестроиться. Со стороны гетмана сделано то же самое. И враг, сбившись в кучи, без всякого порядка отступал сам не зная куда. Польская конница, почувствовав невозможность защитить пехоту, пустилась открыто в бегство, а конница казаков бросилась ее гнать. Поражение врага было полным и очень губительным. Пехота, видя себя лишенной конницы и главных начальников, начала сдаваться в плен, кидая мушкеты, стоя на коленях просила пощады во имя наисвятейшей панны Марии. При таком имени убийство немедленно было прекращено, и все затихло, остатки польской пехоты были объявлены пленными, всего 7346 человек, в том числе 32 офицера, конница привела еще 13 человек пленных офицеров, взятых при погоне. Поляков убито и похоронено 17 139 человек. Состоялась эта битва 13 сентября, в среду, в ней казаков было убито со старшинами 2173 человека. Все польские обозы с запасами и вся их артиллерия с 63 пушками достались как добыча казакам. А польских пленных Хмельницкий отослал в подарок крымскому хану для выкупа и получил от него сообщение, что он с войсками прибудет на помощь Хмельницкому будущей весной.

Гетман, одержав такую славную победу над поляками, не был ею утешен, поскольку его окружали толпами семьи казаков и всех других жителей Малороссии, собравшиеся с многочисленных селений, сожженных и разрушенных Четвертинским, и доводили его до слез. Они просили его о помощи, а он не знал, чем такому количеству людей помочь, тем более что приближалась зима. И все же, обеспечив их продуктами питания, захваченными у поляков лошадьми и волами, а самых бедных еще и деньгами, велел им идти на зимовку в селения Гадяцкого и Полтавского полков, а весной селиться по рекам Суле, Пслу и Ворскле на малороссийских, так называемых Булавинских, землях, о наделении которыми гетман дал в те полки приказ. Эти выходцы, поселившись в тех местах, заложили основы трех слободских полков – Сумского, Ахтырского и Харьковского, и были те полки с другими такими же полками под бессменным командованием гетманов и правительства Малороссии со всеми правами и привилегиями аж до времен гетмана Самойловича.

Король польский, получив извещение о поражении польской армии, которая была под командованием князя Четвертинского и состояла из самых лучших польских сил, повелел по всему королевству готовиться к повторному наступлению на Малороссию. Между тем как в польских провинциях все было в движении и каждый, кто был назначен в поход, вооружался, король потребовал особый корпус немецких войск от Маркграфа Бранденбургского, который считался в польской Пруссии польским вассалом. Маркграф прислал корпус свой под командой генерала Донгофа. От герцога курляндского король также требовал корпус войск для оказания ему помощи. Но, поскольку герцогство, в соответствии со своими законами, не обязано давать свои войска за пределы государства, то король и Речь Посполита, вежливо прося герцога, обязались письменно не считать это за обязанность, а только как добрую волю, совершенную по просьбе Польши и преданности к ней курляндцев.

Гетман со своей стороны также занимался приготовлением к обороне. Он, пополнив свои полки на место выбывших новыми воинами, укрепил приграничные города сильными гарнизонами из милиции и достаточной артиллерией со всеми запасами, имел при себе готового войска 73 тысячи человек, которые были размещены по квартирам от Днестра до реки Припять.

С первых чисел марта 1651 года все войска польские и казацкие были в движении и друг за другом следили. По информации, польский король двигался походом со своей армией к реке Стир, куда и другие его войска подтягивались. Казацкие войска своими корпусами направлялись в ту же сторону. Крымский хан с 20 тысячами своей армии двигался вверх по Днестру и встретился с армией Хмельницкого за день пути к реке Стир. Встреча хана с Хмельницким была примечательной и, по признанию знатоков, не сулила ничего хорошего. Хан принял Хмельницкого с наигранной вежливостью, требовал от него клятв на подтверждение обещаний, сказанных Нагайбеку относительно царства Астраханского, и не сводил с него глаз, наблюдая за выражением лица гетмана. Хмельницкий, выкручиваясь из того лабиринта, отвечал хану всегда двузначно и неопределенно и обещал в дальнейшем более основательно над тем подумать. Прощание было довольно холодным и таким же не обнадеживающим. Однако выбрали они табор обоих войск, казацкого и татарского, и расположили его над рекою Стиром между болот при городке Берестечке, где гетман обустроил свои обозы вагенбургом (полевое укрепление) и укрепил его окопами с артиллерией, а хан поставил свои вьюки отдельно от вагенбурга, сзади своих войск и построил их фалангой.

От передовых казацких войск пришла весть, что польская армия, своевременно переправившись через реку Стир, идет вдоль этой реки до Берестечка и насчитывает около 300 тысяч человек. 11 мая она стала на виду казацкой и татарской армии и представляла собой ужасное зрелище блеском своим и стоном земли от многолюдства, особенно от многочисленной конницы. Гетман расположил свою армию на правом фланге татарской, пехоту умножил спешенной конницей и поставили ее в середине грубой фалангой с артиллерией на фасах и в центре, прикрыв правый ее фланг своей конницей. Битва началась в 9 часов утра страшной стрельбой пушек и мушкетов с обеих сторон. Поляки, имея в центре своей армии прусские и курляндские войска, заняли все пространство перед казацкой и татарской армиями своими войсками, имея намерение окружить их со всех сторон, но болотистая местность этого не позволила. Казацкая пехота после первых выстрелов ударила пиками и опрокинула пехоту немецкую, смешав ее, погнавши в середину польской армии. Но в этот самый момент татарская армия, которая прикрывала левый казацкий фланг, занимая самые выгодные высоты, покинула свои позиции и пропустила поляков, что позволило им атаковать казацкую пехоту с фланга и тыла, так что она стала с трех сторон окружена и стеснена. Гетман, заметив отступление татар, повел часть своей конницы на их место сзади пехоты, но туда пробиться уже не смог. Поэтому он с командой охраны, отделившись от армии, поскакал в другую сторону искать татар, чтоб просить хана вернуться на свое место. Конница казаков, увидя, что гетман отдаляется от армии, повернула следом за ним, а пехота осталось окруженная со всех сторон. Она, будучи бита и оставленная на окончательную гибель, решила пробиваться к болоту и там ждать окончательной своей судьбы. Немцы кричали ей сдаваться, поляки также предлагали сдачу в плен, но казаки отвечали, что лучше умереть со славой, чем жить опозоренным. Сомкнувшись теснее, рукопашным боем, пиками и саблями пробилась в густые лозы, что росли вокруг болота, и там укрепилась. Поляки, считая, что та пехота уже в их руках и они всегда ее могут забрать в плен или перебить всех до одного, оставили ее в лозах до утра, поскольку солнце было уже на заходе. А все обозы казацкие, чтобы были в вагенбурге со всеми запасами, особенно с большим числом верховых и вьючных коней, и вся артиллерия, достались в руки польской армии.

В то время как поляки праздновали победу в казацком таборе и тешились его запасами, казаки, что засели в лозах, непрерывно думали о своем освобождении и оправдали собой ту пословицу народную, что нужда обостряет ум человека. Дождавшись ночной темноты, разложили они свои пики по болоту по 5 штук вместе и в полторы четверти один от другого, а концами вровень друг к другу, и по тем копьям, лежа на них, катился каждый казак с бока на бок к другому краю болота, и таким образом прокатились все они через болото на твердую землю, а последние из них вытащили и все копья. Не останавливаясь долго на твердой земле, пошли они искать свою конницу и гетмана, и около полудня нашли их, когда те пасли своих лошадей и безутешно горевали, что пропала их пехота. И что это было у всех за счастье и радость несказанная, когда они увидели друг друга! Сделавшие для пехоты короткий отдых, угощали конные казаки пехотинцев стеблями катрана вместо обычного обеда, потому что ничего другого из продуктов, кроме травы, не имели, а после такого угощения отправились они к Каменец-Подольскому.

Гетман рассказал при этом урядникам своим историю с ханом татарским, что когда перенял он хана за болотами после отступления его с поля битвы, то умолял убедительно, предлагая все свои, какие только имел, богатства, лишь бы он вернулся на поле боя и помог защитить оставленные в опасности казацкие войска. Но тот, назвавши гетмана христианским гяуром, ответил со злобой и лютостью, что на границах с Буковиной он виделся с судьей Гуляницким, и тот рассказал ему о переписке и переговорах гетмана о союзе и протекции с московским царем. И что он, гетман, скорее сделает мир злосчастным, чем счастливым, но хан никогда таких союзов и протекций не допустит, приведет со всех сторон на землю Малороссии свои войска и войска турецкие, польские, и сейчас делает тому начало, если только гетман не примет турецкой и его стороны против Москвы. Гетман как ни выкручивался, что ему в нынешнюю военную пору и будучи в таком критическом состоянии никак нельзя пускаться на новые такие важные поступки, а надо подумать об этом во время мира, однако хан ничего этого не принял во внимание и расстался с ним с прежними угрозами. А гетман потом узнал, что избежавший смерти судья Гуляницкий из Молдавии перебрался в Польшу, а оттуда посланный был от короля и сенатора Лянцкоронского на Буковину встретить хана с большими для него подарками и значительными суммами, которые хану и поднесли, и все тайны Хмельницкого тогда Гуляницкий и раскрыл. Приближаясь к своим границам, хан захватил в плен многих малороссиян, которые думали, что он их союзник, и поэтому считали себя в безопасности. Казаков запорожских тоже много ушло от гетмана, оправдываясь необходимостью обороны своих зимовников от татарского нападения.

Король польский, воодушевленный предательством хана и одержанной таким образом великой победы над казаками, разделил свою огромную армию на две части, и одну из них под командой князя Четвертинского отправил для захвата Киева, куда король намеревался прибыть со штатом своим и армией на зимовку, а другая часть во главе с самим королем отправилась на Волынь и к Каменец-Подольскому. Хмельницкий, потерявший под Берестечком около 20 тысяч своего войска, не утратил при этом мужества и за короткое время пополнил свою армию из городских гарнизонов и милиции, вооружив их запасной амуницией из арсеналов Чигиринского и Черкасского полков, и выступил с ней против армии Четвертинского. Гетман застал ее возле местечка Фастова, где она отдыхала в полной безопасности, ибо поляки из-за своего легкомыслия и гордости думали о Хмельницком и казаках, что они где-то прячутся на удаленных границах, не смея им показаться, и, конечно, уже мечтали, как будут праздновать с королем в Киеве и наслаждаться тамошними роскошью и услугами киевлянок.

Гетман, подойдя к армии польской на рассвете, спрятал значительную часть своей пехоты в садах и огородах Фастова, обнесенных рвами, которые служили пехоте казацкой хорошими окопами, а всем остальным войском атаковал польский табор, устроив сильнейшую пальбу из пушек и мушкетов и двинувшись вперед не останавливаясь. Поляки, будучи полуголыми, хватались за оружие, но уже построиться как следует не могли, а, сбежавшись толпами, направились к огородам и садам, чтобы там построиться и двинуться вперед. Но казацкая пехота, находящаяся там в засаде, подпустив поляков на близкое расстояние, сделала по ним очень удачный и сильный залп из мушкетов, повалив их на землю тысячи. Остальные попытались возвратиться в табор, но были встречены всеми казацкими войсками, потерпев еще одно поражение. Конницу польскую, что садилась на лошадей и строилась в линию, тогда же перемешала выстрелами и пиками казацкая конница, и она начала бежать вслед за князем Четвертинским и его штатом, что побежали первыми и почти что в одних подштанниках.