Текст книги "Мятущаяся Украина. История с древнейших времен"

Гетман Наливайко после первой битвы с поляками, которая завершилась так удачно, разделил свои войска на две части, одну он отправил в заднепровские и задеснянские города с приказом изгонять оттуда поляков и духовенство, зараженное Унией, а сам с другой частью войска пошел той стороной, что между Днепром и Днестром. Проходя эти территории, войска имели много стычек и боев с поляками, которые находились в городах Малороссии или приходили на помощь из Польши, но каждый раз их разбивали и разгоняли, а добычей казаков были их обозы и оружие. Очищая Малороссию от поляков и Унии, гетман был вынужден два свои города, Могилев над Днестром и Слуцк над Случью, в которых были сильные польские гарнизоны и многие униаты там скрывались, делая сильные вылазки, добывать штурмом. Эти города были полностью сожжены и разрушены, а поляки убиты до последнего. И все эти походы и битвы продолжались в течение трех с половиной месяцев. Наконец сошлись гетман и полковник Лобода над рекой Сулой. Здесь они атаковали обоз с войсками двух гетманов – Коронного польского и Литовского, окружили его и уже часть даже захватили, но прибыли в это время посланцы из Варшавы от короля и остановили битву. Король писал всем трем гетманам, чтобы военные действия они прекратили немедленно и подписали с русским гетманом трактат о вечном мире с утверждением прав и свобод русского народа и скрепили его присягой. Король со всеми своими чинами и Сеймом дарит войску и русскому народу полную амнистию, забыв навеки все прошлое, подтвердив их права и привилегии на вечные времена. Таким образом, первая война с поляками закончилась, трактат подписан и присягою с обеих сторон утвержден. Войска, внешне проявляя приязнь, но косо поглядывая друг на друга, разошлись по домам.

Распустив войска и вернувшись в Чигирин, гетман Наливайко занялся восстановлением быта городов и сел, разрушенного войной, и очищением церкви от духовенства, зараженного Унией. Некоторые священники искренне отреклись от той заразы, а другие прикидывались такими, но на самом деле они жалели о потерянной власти над народом, данной им поляками в виде пятнадцати домов с прихожанами, превращенными в их рабов. Каждый прихожанин должен был договариваться с попами о плате им за христианские требы, в том числе Сорокоуст, субботники на мертвых и венчание молодых. В этих случаях были долгие и убеждающие просьбы прихожан перед попами, называлось это «еднать попа», и попы, обсчитав достаток просителя, требовали как можно большую плату, а те – о снижении, с земными поклонами, а часто и со слезами. Даже поговорка тогда родилась: «Жениться не страшно, а страшно попа еднать».

Между тем в 1597 году настало время посылать депутатов в Варшаву на Сейм. Их всегда посылали четыре от воеводств, трех от правления гетмана и во́йска и пять от важных городов и общества. В числе депутатов от войска выпало быть полковнику Лободе, полковому судье Федору Мазепе и киевскому сотнику Якову Кизиму. Они со всеми другими депутатами туда и отправились. Да и сам гетман пожелал с ними поехать, не столько ради Сейма, как ради принесения своему королю глубокого уважения и покорности, о которых он постоянно думал. По приезде гетмана и депутатов в Варшаву в первую же ночь они были арестованы и помещены в подземную тюрьму. Через два дня без каких-либо допросов гетмана и с ним Лободу, Мазепу и Кизима вывели на площадь и, объявив им вину, как гонителей веры Христовой, посадили живьем в медный чан и нагревали его медленным огнем несколько часов, пока не утихли стоны казаков. Тела их потом сожгли.

Такое нечеловеческое и жестокое варварство придумано римским духовенством по правилам и искусству их священной инквизиции, а реализовали его таким позорным способом польские вельможи, которые владели вместе с Примасом всем королевством. Важно знать, что власть короля, начиная с 1572 года, т. е. с момента первого избранного короля Генриха Валуа, вызванного в Польшу из Франции, который от своеволия поляков убежал снова во Францию, была очень ослаблена. А при следующем короле, Сигизмунде, который с детства посвятил себя духовному сану и был призван в короли из монастыря, власть короля и вовсе потеряла силу, присвоили ее себе вельможи или магнаты королевства и римское духовенство, которые держали короля ради проформы. Сами сеймы были ничем другим, как творением магнатов и духовенства, созданные ими и их партиями из так называемой нищей шляхты, которая в течение всех сеймов одевалась и содержалась на средства вельмож и монастырей. Польские историки, сколько бы ни преувеличивали вину казаков и ни прикрывали самовластных желаний вельмож и духовенства прибрать к рукам русскую землю, пишут, однако, что это «миссия римского духовенства, которое задумало провести в русской религии реформу для объединения ее со своей, но слишком поспешило реализовать ее в народе грубом и воинственном. А правительство, желая присвоить собственность русских урядников, еще больше допустило ошибок. Оно, амнистировав гетмана Наливайко и его сообщников в торжественных трактатах, закрепленных присягами, а духовенством незаконно освобожденных от исполнения, казнило их противно чести самым варварским способом и, вместо того, чтобы лечить болезнь народа, еще больше ее обострило».

После уничтожения гетмана Наливайко таким неслыханным варварством Сейм, а вернее вельможи, которые им управляли, вынесли такой же варварский приговор и всему русскому народу. В нем он провозглашен отступным, вероломным и бунтующим, осужденным на рабство, преследования и всякие другие гонения. Следствием этого нероновского приговора было полное отлучение русских депутатов от Сейма, а всего рыцарства от выборов и должностей правительственных и судебных, конфискация староств, сел и других ранговых усадеб всех русских чиновников и урядников. Русское рыцарство названо хлопами, а народ, который отвергал Унию, – схизматиками. Во все малороссийские правительственные и судебные учреждения направлены поляки с многочисленными штатами, города заняты польскими гарнизонами, а другие поселения их же войсками. Им дана власть делать все с русским народом, чего захотят, и они исполняли тот приказ усердно, что только может придумать наглый, жестокий или пьяный человек, устраивая издевательства над русским народом без всякого угрызения совести. Грабежи, изнасилование женщин и даже детей, побои, пытки и убийства превысили меру самых жестоких варваров. Они, считая и называя народ невольниками, или польским ясиром, все его добро забирали себе. Тех, кто собирался вместе для обычных работ или на праздник, немедленно побоями разгоняли, пытками дознавались о разговорах, запрещая навсегда собираться и разговаривать между собой. Русские церкви силой подчиняли Унии. Духовенство католическое, которое разъезжало по Малороссии для надсмотра за внедрением униатства, возили от церкви к церкви на возах, запряженных двенадцатью и более русскими людьми. В прислугу этим священникам выбирали самых красивых русских девушек. Церкви, которые не соглашались на Унию, отдавали евреям в аренду, которые устанавливали плату за богослужение. И такое издевательство продолжалось в течение нескольких десятков лет, наполняя души и сердца людей ненавистью и злобой. К этому добавилось еще и предательство собственной, так сказать, элиты. Боясь потерять должности, привилегии и собственность, она отвернулась от народа и разными подходами, обещаниями, подарками примкнула к польской шляхте, признав Унию. В дальнейшем она вообще отреклась от своих русских корней, выдавая себя за поляков. Так среди польской шляхты появились паны с русскими фамилиями: Проскура, Кисель, Волович, Сокирка, Комар, Ступак и многие другие, а с бывшего Чаплины появился Чаплинский, с Ходуна – Ходинский, с Бурки – Бурковский и т. д. Следствием этого стало то, что этим перевертышам и отступникам были возвращены собственность и должности навечно и они уравнены с польским шляхетством. В благодарность за это приняли они относительно русского народа всю систему польской политики, помогая угнетать его. Главным политическим намерением являлось обессилить казацкие войска, уничтожить их полки из реестровых казаков, в чем они и преуспели. Эти полки, понесшие значительные потери в последней войне, не пополнялись. Казне и казацким селениям запрещалось оказывать им какую-либо помощь. Командиры, превратившись в поляков, допустили в полках многие вакансии. Упала дисциплина военная и весь военный порядок, и реестровые казаки превратилось в каких-то амеб без пастырей и вождей. Курени казацкие, которые были ближе к польской границе, то из-за преследования, то из-за подкупа, наследуя знатную шляхту свою, превратились в поляков и обернулись в их веру. Бедные реестровые казаки, а особенно неженатые и мало привязанные к своим местам, а с ними и почти все охочекомонные, ушли в Запорожскую Сечь и тем ее значительно увеличили и усилили, сделав с тех пор ее местом сбора всех казаков, преследуемых на родине.

В то лихое для Малороссии время, когда все в ней дышало злобой, местью и растерянностью, родилось новое зло, как будто самым адом устроенное на погибель людей. В 1604 году некий проходимец, который жил в доме сандомирского воеводы Юрия Мнишека, назвал себя московским царевичем Дмитрием, о котором давно шли разговоры, что он еще ребенком был убит по указке боярина Годунова, который после этого стал московским царем. Но этот, что назвал себя царевичем, всячески убеждал, что он именно и есть настоящий царевич, который спасся от смерти, поскольку убили другого ребенка, сына попа, подставленного вместо него. В переписке с польскими послами Годунов утверждал, что тот царевич действительно убит, а проходимец, который выдает себя за царевича, на самом деле является лишенный диаконства монах Гришка Отрепьев. Но, несмотря на это, частные и польские интересы победили. Воевода Мнишек, желая видеть свою дочь Марину московской царицей, выдал ее за Самозванца, с которым у них это было договорено, и ради этого он хлопотал за него перед королем и Сенатом. А король с поляками, пользуясь такой возможностью, хотели, сделавши того претендента царем московским, поделиться с ним его царством и удовлетворить тем самым свою злую враждебность к московскому царству. Поэтому было решено выставить все польские силы против сил московских на пользу Самозванца.

Театром военных действий стала северная Малороссия. Московские войска, возглавляемые многочисленными воеводами, боярами, думными дьяками, окольничими и стольниками, первыми вошли в Малороссию и, пройдя приграничный город Севск, переправились через Десну возле города Сиверского Новгорода, минуя его, расположились табором на Новгородских горах на черниговской дороге. Жители новгородские и всей округи со времен их епископа Мжайского и протопопа Пашинского, униженных за благочестие на Брестском соборе, ненавистники униатства и его творцов, были снова обижены поляками тем, что у них отобрали два монастыря – мужской Успенский и женский Покровский, из которых первый преобразован в Базилианский монастырь, а второй – в Доминиканский. Поэтому они не имели никакого сочувствия к полякам и их интересам. Наоборот, врожденное чувство единой веры и единоплеменности вызывало всегда у них симпатию к московскому народу. И поэтому переходу московских войск они не только не препятствовали, а помогали в их нуждах дорожных, раскрыв тем самым свою враждебность к полякам.

Войска польские с Самозванцем шли от Чернигова под командованием Коронного гетмана Калиновского и сиверского полковника Ивана Заруцкого, назначенного королем Наказным гетманом над казацким войском. Они, приближаясь к Новгороду Сиверскому, расположили свой табор у Соленого озера в верховьях глубоких рвов, заросших лесом, которые когда-то наполнялись водой и окружали город.

В первые дни между армиями были небольшие стычки и перестрелки. Наконец поляки начали генеральное сражение. На рассвете поляки ударили с трех сторон по лагерю московских войск. После продолжительного сражения поляки ворвались в него и устроили бойню, выбили войска из лагеря и погнали их к Десне. Здесь московское войско разделилось на две части. Одна пошла вверх рекою и переправилась через Десну, а вторая часть вошла в Новгород и закрыла за собой ворота города. Поляки, преследуя их, подошли к городу начали его осаду. Малороссийские войска с полковником Заруцким, отступив к Преображенскому монастырю, послали к городскому голове Березовскому и ко всем горожанам своих чиновников уговорить их объявить вбежавших в город московских военных пленными и открыть ворота. Однако горожане выпустили их нижними воротами к реке и дали возможность переправиться на другой берег. Поляки же, ворвавшись в город в поисках московских воинов, уничтожали все на своем пути, а узнав, что их выпустили из города, обратили весь свой гнев на горожан. Было учинено всеобщее убийство, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст, мордовали и убивали всех без пощады. Несчастные горожане, не имея оружия, не могли сопротивляться, а только молились богу и своим убийцам, которые в лютой ненависти кололи свои жертвы. Изнасилованные женщины и девушки были перебиты, маленькие дети ползали возле своих убитых матерей и тоже были подняты на копья, или их хватали за ноги и разбивали головы о стены. Одним словом, кровь лилась рекой, а трупы валялись грудами. Некоторые из молодых жителей укрылся в замке на горе, но он не был готовым к обороне, и поляки, войдя в него без сопротивления, убили всех там находившихся, завершив все грабежом города и церкви, пожаром превратив все в пепел.

Самозванец, уничтожив город, пошел на город Севск, оттуда далее московской дорогой. Но, не доходя до города Кромы, был окружен и разгромлен московскими войсками. Малороссийские войска с командиром своим Заруцким, будучи озлобленными на поляков за новгородское побоище, помогли им слабо, а только спасли Самозванца и привезли его в Батурин, где он снова вооружился.

В ответ на польское притеснение несколько малороссийских полков, объединившись с запорожскими казаками, в 1598 году избрали себе гетманом Генерального обозного Петра Конашевича-Сагайдачного. Он первый стал называть себя как гетман Запорожский, чему следовали потом все другие гетманы, добавляя в свои титулы Войско Запорожское. Следом за ними таким же образом титуловались малороссийские полковники и сотники, да и само малороссийское войско часто называлось Запорожским. Название это закрепилось как для выделения тех полков, которые не находились в подчинении у коронных гетманов, так и для сохранения прав на выборы, которые при каждом удобном случае поляки запрещали.

Тем временем гетман Сагайдачный, узнав, что крымские татары, воспользовавшись раздраем между казаками и поляками, совершили нападение на приграничные поселения и забрали в Крым очень много пленных малороссиян, отправился с пешим войском лодками на Черное море. Там одна половина войск ушла к городу Кафа, а другая с самим гетманом, выйдя в Сербулацкой пристани на берег, прошла мимо гор к тому же городу Кафа; предприняв атаку с моря и с гор, они штурмом овладели им. Пленных, которые находились здесь, освободили, а жителей полностью уничтожили, город ограбили и сожгли. Гетман, перейдя горами до города Козлова, сделал с его предместьем то же самое, что и с Кафой. Жители, закрывшись в замке, просили пощады, и выпустили всех пленных с большими дарами для гетмана, который так счастливо закончил свою экспедицию и вернулся с пленными и большой добычей в свои границы.

Идя против гетмана Сагайдачного, а больше для разжигания вражды и междоусобицы в малороссийских войсках, поляки вместе с верными им полками избрали гетманом сотника Демьяна Кушку. А он, задумав прославить себя военными успехами и заслужить всеобщее уважение, отправился с войсками своими в Бессарабию для освобождения пленных христиан, захваченных тамошними татарами, собравшихся на границах Подолья. Но, приблизившись к городу Аккерман, был атакован турками и татарами, взят ими в плен и убит. Вместо этого Кушки, с той же самой целью во вред Сагайдачному, избрали гетманом казацкого старшину Бородавку, но Сагайдачный, поймав его в разъездах по Малороссии, отдал под военный суд, который и засудил его, как самозванца и бунтовщика против своего народа, на смерть, и расстреляли его перед войском. Поляки, видя, что все малороссийские войска склоняются к Сагайдачному, и имея потребность в его помощи, чтобы отбивать турок, которые пошли войной на Польшу, вынуждены были подтвердить Сагайдачного гетманом на всю Малороссию.

Гетман Сагайдачный, взяв под свое командование все войска Малороссии и имея указание короля Жигимонта III, отправился вместе с польскими войсками против турок и, встретив их за Днестром на Буковине, предпринял против них фальшивую атаку самыми легкими войсками, а пехоту тем временем со своей конницей и артиллерией спрятал на высотах, закрытых кустарниками. Турки со своим азиатским запалом гнали легкие войска в полном беспорядке, а те, отступая назад с легкими перестрелками, завели турок в середину спрятанных польских и малороссийских войск между высотами и кустами. Войска те неожиданно, сделавши с двух боков сильные залпы артиллерии и мушкетами, сразу убили несколько тысяч турок, а конница, обхватив с тыла и боков, перемешала их и полностью расстроила. Так что турки, мечась в панике то в одну сторону, то в другую, были все перебиты и переколоты, а спаслись только те, которые бросили оружие и знамена на землю, сбежались в овраг, где легли лицом вниз, прося пощады. Победителем досталась, как добыча, вся артиллерия турецкая, весь их обоз с запасами и все оружие, собранное у живых и мертвых. Мертвых при погребении оказалось 9715 человек, в плен взято более тысячи, в том числе семеро пашей и семнадцать других чиновников.

Гетман, отправив всех пленных и все лишнее с запасами и амуницией в Каменец-Подольский, продолжал свой поход между Молдавией и Валахией, преследуя турок, которых встретил несколько отрядов и корпусов по пути, разбил их и вынудил к бегству с большими потерями. Наконец он приблизился к главной армии турецкой, расположенной возле города Галаца под командою сераскира паши Силистрийского Топал-Селима. Гетман, посмотрев ее расположение и укрепивши свой табор окопами и артиллерией, ждал турецкого нападения. Но заметив, что по реке Дунай к турецкой армии на судах прибывает свежая подмога, решил сам атаковать турок. Утром на рассвете он выступил из своего табора, построив пехоту двумя фалангами и прикрыв ее конницей, повел на турецкий табор, который одним фасом и тылом упирался в реку и строение форштадта города. Первый выстрел турецкой артиллерии, направленный на конницу гетмана, нанес ей немалые потери. Но вскоре за выстрелом конница неожиданно разошлась в стороны, а пехота одной фалангой спустилась к реке и, обойдя по самому берегу турецкую фланговую батарею, не дав ей снова зарядить пушки, ворвалась в табор и форштадт. Сделавши выстрел из мушкетов, она начала орудовать пиками, а другая фаланга со всей силой бросалась на шанцы турецкие и, стреляя из мушкетов по туркам, которые обороняли их, тоже ринулась на них с пиками. Конница тем временем совершала давление с других сторон на табор турецкий, распыляя его силы, и после долгой кровопролитной схватки турки наконец были побеждены и убежали в город. Погоня за турками продолжалась только до реки и замка, а далее продолжать ее казакам было запрещено. Они захватили себе как добычу весь табор турецкий с многочисленной артиллерией, запасами и богатствами. Наконец подвезена была тяжелая артиллерия под замок и начата из нее стрельба. Но турки убежали за Дунай, бросив город с жителями, которым, как христианам, никакого вреда казаками нанесено не было.

Гетман, оставив Галац, направил свой поход на Бессарабию. Но подоспевший к нему гонец из Варшавы привез приказ короля, чтобы он возвращался с войсками к своим границам, а турок оставил в покое, потому что с их правительством заключено перемирие и они соглашаются на вечный мир. Гетман, приближаясь к своим границам, отпустил польские войска домой. На пути в Малороссию он встретил другого гонца, присланного из Запорожской Сечи, который сообщал ему от Кошевого Дурдыло, что крымские татары, пользуясь заграничным отсутствием гетмана и малороссийских войск, прошли своими таборами за реку Самару для грабежа Восточной Малороссии. Гетман, приказав пехоте двигаться обычным маршем на родину к своим очагам, с конницей форсированным маршем поспешил к Днепру, переправившись через него, спрятался в днепровских лугах над гирлом Конских Вод и стал часто посылать к реке Самаре разъезды для разведки, чтобы узнать, возвращаются ли с Малороссии татары. Через несколько дней прибежали к нему разъезжие казаки и сообщили, что татары с большим ясиром и многочисленным скотом переправляются через Самару и над ней расположатся на ночлег. Гетман, отправившись на целую ночь с войском своим к Самаре, напал на рассвете на татарский табор, который широко раскинулся по течению реки. Первые выстрелы из пушки и мушкетов и поднятые крики разогнали верховых татарских лошадей, а самих татар обезумили и страшно напугали. Они, мечась по табору, не знали что делать, а казаки, проходя лавой через весь табор, кололи и рубили их почти без никакого сопротивления. Пленные, увидевшие неожиданную себе помощь, развязывали один другого и также принялись уничтожать татар с самой жестокой ненавистью. Копья и сабли татарские, оставленные на ночь в куче, были для пленных готовым оружием, и татары гибли от собственного оружия тысячами. Таким образом татары были уничтожены все без остатка, так что не осталось из них никого, кто бы сообщил в Крым об их гибели. Весь табор татарский со всем тем, что они имели, достался победителям как добыча. А русские пленные в несколько тысяч обоих полов не только что освобождены из неволи, но и награждены лошадьми и вещами татарскими, и вернулись они к своим очагам так же, как и гетман со своим войском прибыл в свою резиденцию благополучно и с великой славой.

После этих удачных походов гетман Сагайдачный никаких других сам не начинал, а при обычных и повседневных тревогах и вражеских приграничных набегах направлял наказного гетмана своего Петра Жицкого, генеральных старшин и полковников с корпусами и командами в зависимости от потребностей и мощи вражеских сил. Будучи способным и удачным правителем гетманства, он налаживал внутренний порядок правительства и войска, воевал постоянно с униатством, возвращая из-под него церкви, в том числе и Киевскую соборную Софию, строил заново церкви. В частности, построил Братский Киевский монастырь на Подоле под управлением того же наказного гетмана Петра Жицкого, который разбирался в архитектуре, передал тому монастырю богатые села и обновил в нем с помощью Митрополита Киевского Петра Могилы древнюю Киевскую Академию, основанную еще во времена Крещения Руси, но из-за нашествия на Русь татар спрятанную по разным монастырям и пещерам. Прожив в полной великой славе и уважении более 20 лет, гетман Малороссии Сагайдачный умер в Киеве в 1622 году и похоронен в церкви им же построенного Братского монастыря, которого считался главным ктитором.

Поляки, уважая храбрость и заслуги Сагайдачного, не смели при нем совершать наглые враждебные действия против народа малороссийского. Да и сама любимая их Уния немного притихла и охладела. А поскольку высшее русское шляхетство обратилось в католичество и в русской религии из народа осталась только средняя и мелкая шляхта, то поляки дали Унии новое имя, назвав ее «хлопская вяра».

После смерти Сагайдачного они возобновили гонение русского народа и политику разжигания розни среди малороссийских войск. Реестровых казаков подчинили Коронному и Литовскому гетманам. Выборы малороссийского гетмана строго запретили, а его ранговые поместья разобрали и поделили между собой польские магнаты.

На народ, кроме обычных налогов, подымных и поземельных, наложили еще индукту и евекту, т. е. пошлину на покупку и продажу всех продовольственных товаров и всех других товаров и скота, которые шли на продажу или покупались. И все те поборы были всеобщими, стягивались со всех жителей Малороссии. А для тех, кто придерживался православия или греческой веры, была особенная сверх того подать, подобная Апокалиптической, описанной в дни Антихриста. Для этого накануне праздника Воскрешения Христова по всем городам и торжищам продаваемые мирянам обычные на пасху хлеба были под наблюдением польских урядников. Униат, который покупал пасху, должен был иметь на груди надпись «униат», и он покупал ее свободно, а кто такой надписи не имел, платил дань в половину стоимости хлеба.

В больших городах и торжищах тот пасочный сбор был отдан в аренду или на откуп евреям, которые, стягивая дань эту нещадно, назначали и число пасок, которое должна иметь семья, а потом силой заставляли это число выдерживать. Оценивали они пасхи при их освящении, метя их мелом или углем, какие куплены, а какие домашние, чтобы хозяин не избежал уплаты дани. И так евреи издевались над христианами на их же земле, в то время как сами праздновали свою пасху свободно и проклинали христиан и их веру в своих синагогах, построенных на русской земле тоже совершенно свободно. А поляки этим потешались, делая евреям всякие послабления.

Турецкий султан Осман Второй, узнав о возобновлении между поляками и казаками давней вражды и надеясь, что казаки не станут помогать своим врагам, повелел турецким войскам напасть на польскую границу, сам оставаясь в Бухаресте. Со стороны Польши против турок был направлен Коронный гетман Станислав Жолкевский с польскими войсками, при которых было и шесть полков малороссийских с Генеральным есаулом Потребичем, остальные разместились со стороны Крыма для удержания татар от их набегов. Польский король Сигизмунд находился рядом со своей армией на Волыни. Польские и турецкие войска сошлись в урочище возле села Цецора в жестоком бою с мощным напором с обеих сторон. Он длился более 5 часов с переменным счастьем и, наконец, завершился победой турок над поляками, которые были разбиты и рассеяны. Казаки малороссийские, будучи при том между двумя врагами тайными и явными, конечно же отбывали свое участие как на панщине или как невольники, но, когда дошло дело до польского поражения, тут они себя как следует показали, организовав бесстрашное наступление, и в порядке с сильною своей батавою спасли многих поляков, которые спрятались за их лавами. Среди многочисленных убитых и раненых войска польского и казацкого убит там и сотник Черниговского полка Михайло Хмельницкий, а сын его молодого Зиновий Хмельницкий взят в плен и отправлен в Турцию.

Михайло Хмельницкий был потомком Венжика Хмельницкого, бывшего малороссийского гетмана. Считаясь боярином, или ранговым малороссийским шляхтичем, он имел в своем владении местечко Субботов с хуторами и значительными угодьями, а в нем каменную церковь и монастырь, построенные им и его предками. В военной службе он имел чин сотника в реестровом Черкасском полку, но по характеру, усиленному достатком, значился как местный вельможа. Женат он был на дочери гетмана Богдана, Анастасии, и от этого брака родился сын Зиновий Хмельницкий, который получил при крещении и второе имя деда по материнской линии, Богдан, данное ему обычаем римских католиков от крестного отца его, князя Сангушко. Зиновий Хмельницкий, как единственный сын, был воспитан в Варшаве на деньги отца. Все тогдашние классы высших наук Зиновий прошел с лучшими учителями. Врожденные острота ума и сметливость оправдали заботы отца и учителей. Кроме других знаний, особенно удачлив он был в европейский языках, в первую очередь в латинском и греческом, за что очень любили его и уважали римское и польское духовенство и польские вельможи, да и сам король Сигизмунд лично его знал и всегда отличал между ровесниками. А поэтому, когда Зиновий, будучи волонтером при своем отце в битве Цецорской, оказался в турецком плену и ими продан крымскому мурзе Ярису, то король выкупил его из Крыма за свои деньги, оставив его в своем кабинете и в рангах своей гвардии. В 1629 году, будучи с войсками королевскими в походе против валахов и венгров, Зиновий взял в плен двух князей валахов и представил их королю.

Зиновий, служа при короле, посетил однажды родину свою, Малороссию, и узнал здесь, что польское правительство за распоряжением Чаплинского, гетманского наместника, по плану и проектами французских инженеров в 1638 году построило мощную крепость над Днепром, которую назвали Кодаком, между землями малороссийскими и запорожскими с политическим замыслом, чтобы мешать тем самым общению между единокровными народами, а особенно между их войсками, помогающими друг другу. Зиновий пожелал посмотреть строения. На том месте его спросил Чаплинский на латинском языке: подтверждает ли он мысли всех знатоков, что эта крепость является неприступной? На это вежливо ответил Хмельницкий также на латинском, что он еще не слышал и нигде не читал, чтобы созданное руками человеческими не могло быть теми же руками человеческими разрушено, и только творенье божье является неразрушимо. Чаплинский, посчитав это выражение за слова бунтовщика или замысел какой-то более значительный, тут же арестовал Хмельницкого и отослал его под стражей в Чигирин. Но дочь Чаплинского, Анна, тайно освободив Хмельницкого из-под стражи, дала возможность уехать ему и вернуться в Варшаву. Здесь Зиновий пожаловался на Чаплинского королю и был удовлетворен тем, что Чаплинскому в наказание за этот наглый и унизительный поступок в отношении гвардейского офицера отрезали один ус.

Приумноженные различные налоги, притеснения и всякого рода насилия от поляков малороссиянам вынудили в 1623 году князя Константина Ивановича Острозского, Киевского воеводу, подать убедительные жалобы королю и Сенату о тяжелом положении русского народа, доведенного до предела польскими урядниками и войсками, которые управляли Малороссией, и что мера их своеволия переходит всякое терпение. За удовлетворение этих жалоб очень хлопотал Владислав, польский королевич, который не раз командовал малороссийскими войсками и уважал отменные их военные заслуги при походах на ливонцев, в Померанию и Гданьск в поддержку союзной Швеции, чрезвычайно важные и очень полезные всему польскому королевству, которое так мало им за это платило. Друг Владислава Густав Адольф, король шведский, также вступился за русский народ, направив королю и в Сенат через министра своего в Варшаве послание, в котором, в частности, было сказано, что «достижения и подвиги обоих союзных королевств – Польского и Шведского, на их обоюдную пользу всегда дополнялись постоянной отвагой и мужеством русских войск, которые часто составляли основную силу польской армии. Беспримерное их послушание начальству и терпеливость в нуждах и тяготах военных всегда удивляли и восхищали его, как очевидца и участника тех их подвигов. А поэтому он, будучи перед ними в очень большом долгу, не может спокойно смотреть на чинимые тому войску и народу нечеловеческие насилия и варварство от своеволия распущенных поляков, которые часто не подчиняются своим правительствам и дошли почти до полной анархии. Правительство польское также попустительствует анархии в армии, а шляхта, владельцы и вельможи погружены в неограниченный деспотизм, пренебрегая правами частными и общенародными, подвергая сомнению в необходимости союзов, заключенных с дружескими странами».