Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Трудности с «извлечением» молодых специалистов из военных ведомств с целью их привлечения к работам по атомам проекту заставили руководителей КБ-11 признать, что «в Министерстве обороны очень здорово знали свои кадры и хорошие кадры, в каком бы звании они не находились, крайне неохотно отпускали».

Один из старейшин ядерного центра С.Г. Кочарянц прибыл на объект в 1947 году. Он подпал под соответствующее решение ЦК ВКП(б). До этого успешно работал в Московском энергетическом институте, где молодого ученого привлекала возможность сочетания преподавательской и научно-исследовательской деятельности. Но привычный ритм работы и уклад жизни рухнул в одночасье. С сентября 1947 года Самвел Григорьевич отдает все силы новой задаче – разработке системы автоматики первой атомной бомбы.

Изучение многих документальных и мемуарных материалов по истории начального периода реализации отечественного атомного проекта убеждает в том, что в складывавшемся коллективе КБ-11, вобравшем в себя людей очень разных не только с точки зрения профессии, но и жизненного мировосприятия, довольно быстро утвердилась атмосфера неустанного творческого поиска, связанная с ясным пониманием государственной важности той задачи, которую предстояло решить. В этой атмосфере сформировались собственные традиции коллектива ядерного центра. Их отличительные черты – единство слова и дела, причем на всех уровнях деятельности, как руководящем, так и низовом, исполнительском, обязательность и ответственность, умение понимать и ценить мнение коллег, искренняя забота руководителей о своих подчиненных, предоставление полной самостоятельности молодым. Эти неписанные правила и нормы работы свято соблюдались в КБ-11 с первых шагов его деятельности. Они стали важнейшей составляющей стиля всей деятельности коллектива, определившего в значительной мере как первый успех, так и все последующие.

Режим строгой секретности, естественно, наложил свой отпечаток. Большинство старожилов объекта сегодня вспоминают об этой стороне своей жизни без всякого надрыва, скорее с юмором. Особенно это касается «кухни» оформления на работу в КБ-11 и курьезов, связанных с приездом на объект. Как правило, все проходившие собеседования в ПГУ на предмет будущей работы не получали никаких сведений ни о характере этой работы, ни о том месте, куда предстояло ехать. Разговор складывался примерно так: «Место работы – средняя полоса России, недалеко от Москвы. Срок работы – около 2 лет. Жильем обеспечиваем, оклад – выше, чем везде». Вот при такой информированности о будущей работе отправлялись в путь. В дороге никто даже не пытался обсуждать с попутчиками маршрут или конечный пункт поездки.

Каждый хранил свое нетерпение при себе. По приезде в Сарова изумлено озирались, никак не могли поверить, что прибыли по назначению. Неприглядные поселок – бараки, домики, приютившиеся на косогорье, непролазная дорожная грязь, никаких внешних намеков на наличие хоть какого-нибудь производства… Базар, где торговали окрестные жители, говорившие на русском и мордовском языках, бедно одетые, многие в лаптях… Стройка, а вокруг – проволока, часовые, собаки…

Некоторых вновь прибывших на объект отхватывал оторопь от всего увиденного. Очень сильным недоумением было у тех, кто уже знал, чем предстоит заниматься в этой «тьмутаракани»… Но эти настроения быстро улетучивались, когда происходило знакомство с теми, кто встречал «новобранцев» ядерного центра. Встречи были не только удивительно радушными, неформальными, но и проходили почти в домашней атмосфере. Чувствовалось убежденность встречающих в том, что задуманное имеет реальные шансы на успех. Простота общения дополнялось серьезным, деловым разъяснением тех задач, которые предстояло решить.

Развертывание деятельности первых научно-исследовательских лабораторий КБ-11 началось весной 1947 года. К этому времени были готовы двадцать лабораторных комнат первого корпуса завода № 1 и казематы на испытательной площадке № 2.

Первые исследователи, конструкторы, технологи с разных предприятий, НИИ, КБ и вузов страны стали прибывать в апреле-мае 1947 года. Среди них был М.Я. Васильев, прибывший из НИИ-6 и назначенный начальником первой лаборатории, коллектив которой исследовал и отрабатывал фокусирующие системы подрыва натурных размеров, а также совместно с сотрудниками Института химических физики работал над созданием скоростных фоторегистраторов. Эта лаборатория КБ-11 была первой не только по нумерации, но и по включению в работу. В апреле 1947 года она оказалась и наиболее оснащенной оборудованием и укомплектованной сотрудниками. В их числе были А.Д. Захаренков, С.П. Егоров, Н.И Нецветов, В.И. Кирсанов, А.С. Баранов. Чуть позже к ним прибавились Л.Ф. Докучаев, Н.С. Повышев, Ю.Н. Горелов. В штате лаборатории, в отличие от других, было три лаборанта: В.Г. Пронин, М.А. Горяева, Г.М. Люберцева.

Доктор наук, профессор А.Ф. Беляев из Института химической физики (связи со своим институтом он рвал очень тяжело, поэтому на объекте чувствовал себя скорее гостем, чем постоянным сотрудником) возглавил лабораторию № 2 по исследованию детонации взрывчатых веществ. В составе первого набора сотрудников были В.М. Некруткин, Е.А. Феоктистова, В.К. Боболев, П.И. Рой, Н.Ф. Шумейко, А.И. Чеканов, Б.А. Терлецкий.

В четырех комнатах первого лабораторного корпуса разместилась лаборатория № 3. Начальником, который был назначен В.А. Цукерман. Ему принадлежали первые в отечественной и мировой науке работы по рентгенографическим исследованиям взрыва. Еще в 1946 году они были отмечены Сталинской премией. В ядерном центре лаборатория Цукермана занималась разработкой методов сверхскоростной рентгенографии быстропротекающих процессов взрыва и обжатия металлического сердечника в шаровом заряде, способов измерения скорости движения продуктов взрыва, а также решением задач прикладного характера по совершенствованию методик измерений и созданию принципиально новой измерительной аппаратуры. Костяк этой лаборатории на первых порах составили А.А. Бриш, С.Б. Кормер, К.К. Крупников, И.Ш. Модель, М.А. Манакова, В.В. Софьина, М.С. Тарасов, М.А. Канунов.

Л.В. Альтшулер, который, как и В.А. Цукерман, пришел в КБ-11 из Института машиноведения Академии наук СССР, возглавил лабораторию № 4. В задачи ее коллектива входили составление уравнения состояния веществ при сверхвысоких давлениях (под воздействием ударной волны сферичного заряда), исследование моделей центральной части заряда. В первом составе лаборатории работали А.А. Баканова, М.И. Бражник, Б.Н. Леденев, А.Т. Завгородний, П.М. Сперанская, Д.М. Тарасов.

Обращаясь к персональному составу лабораторий и тематике деятельности, следует оговориться, что разделение сотрудников по лабораториям было в достаточной степени условным, особенно на первых порах. Дело в том, что исследовательские коллективы создавались не по формальному принципу, а под определенную тематику, а они нередко пересекались. Кроме того, первоначально намеченные глобальные темы по ходу работы дробились, разбиваясь на более мелкие, но не менее важные. Так сотрудники одной лаборатории оказывались вовлеченными в разработки, которые по первоначальному замыслу должны были проводиться другими подразделениями. «Стенки» между некоторыми отделами и лабораториями становились «прозрачными». И подобный подход себя полностью оправдал. Внутри же самих подразделений КБ-11 в большинстве случаев режим секретности не предъявлял чрезмерно повышенных требований и не мешал взаимодействию разработчиков. Возникало единое исследовательское пространство, что помогало ускорить поиск оптимальных решений. Однако в этом пространстве действовали преимущественно ведущие специалисты, теоретики и конструкторы. Чем ниже был ранг работника, тем меньше свободы он имел в получении обобщающей информации. И немалая часть сотрудников КБ-11, занимаясь своей узкой задачей, обладала довольно слабыми представлениями о проблеме в целом.

Вновь обратимся к истории формирования научно-исследовательских лабораторий КБ-11. В апреле 1947 года. первый заместитель главного конструктора К.И. Щелкин организовал и возглавил лабораторию натурных испытаний. Она стала пятой по счету. Ее целью было исследование ядерного заряда в целом в натурных испытаниях. Первыми сотрудниками этой лаборатории были В.И. Жучихин, С.Н. Матвеев, В.В. Степанов, Н.М. Григорьев, К.Н. Апполонова. Как видим, коллектив сотрудников был невелик, а круг задач был просто огромен. Требовалось изготовить детали модельного заряда, отработать методики определения степени сферичности детонационных ударных волн на моделях, а потом в натуре. Отработать методики регистрации скоростей сходящихся волн, также сначала на моделях, а потом в натуре и многое другое. Нужна была специальная аппаратура. Начали с разработки технических требований к ней. Затем часть приборов изготовили сами, другую часть отдали на разработку и производство в те организации и на предприятия, которые были подключены правительственными решениями к атомной программе.

Летом 1947 года блок научно-исследовательских лабораторий ядерного центра продолжал расширяться. Если описать этот процесс не в хронологическом порядке, а по нумерации подразделений, то картина получится следующая. В августе прибывший из Казанского университета профессор Е.К Завойский начал организацию коллектива, которому предстояло заняться измерением сжатия модели центрального металлического узла ядерного заряда. Это была лаборатория № 6.

В июне А.Я. Апин, командированный из Института химической физики Академии наук СССР, приступил к исполнению обязанностей начальника лаборатории № 7, которой была поручена весьма ответственная задача – разработка нейтронного запала. Ведущими специалистами лаборатории стали В.А. Александрович, М.В. Дмитриев, В.А. Давиденко. В 1949 году после успешного испытания первого атомного заряда Апин вернулся в Москву. Коллектив лаборатории возглавил В.А. Александрович. Прежний руководитель дал новому такую характеристику: «Разносторонний опыт во многих областях (физическая химия, химия, механическая обработка металлов, металлургия), превосходный экспериментаторский дар, чувство новизны и способность, взявшись за дело, обязательно довести его до конца». Много позже на одном из юбилеев, посвященных рано ушедшему из жизни В.А. Александровичу (он прожил всего 55 лет), Ю.Б. Харитон назвал его искусником, рукам и светлой голове которого обязана вся страна.

Через 2 месяца после образования седьмой была образована лаборатория № 8. Ее руководителем был назначен Н.В. Агеев, член-корреспондент Академии наук СССР. Для того, чтобы он оказался на объекте, Ю.Б. Харитон направил персональный запрос директору Института общей и неорганической химии, академику И.И. Черняеву с просьбой о прикомандировании в КБ-11 начальника отдела института М.В. Агеева.

Восьмой лаборатории предстояло заняться проблемами металлургии урана и плутония, технологическими аспектами изучения свойств и характеристик ядерных материалов в целях их применения в конструкциях.

В начале 1947 года были сделаны первые шаги по развертыванию конструкторских подразделений КБ-11. Поначалу это был совсем небольшой коллектив, возглавляемый В.А. Турбинером. Конструкторы расположились в одном из крыльев административного корпуса. Это здание, доставшееся ядерному центру в наследство от монастыря, сложено из красного кирпича. Постройка мощная, возведенная на века. За зданием прочно утвердилось название «Красный дом». Сотрудники современного ядерного центра ВНИИЭФ и сегодня так называют это здание.

В 70 годы по всем канонам архитектуры того времени было построено светлое, облицованное мелкой керамической плиткой, панельное здание, в котором разместились современные конструкторские подразделения. По аналогии с «Красным домом» его стали называть «Белым домом». Такова истина происхождения этих привычных для сотрудников ядерного центра, да и города Арзамаса-16, названий.

Стремление к сенсационности нередко подталкивает современных авторов, пишущих о закрытых городах России, на довольно конъюнктурные пассажи. К примеру, один из первопроходцев данной темы, чьи книги выходят в серии «Русские сенсации», В.С. Губарев по поводу вышеупомянутого «Белого дома» пишет: «Главный корпус ВНИИЭФ – Федерального ядерного центра России был выкрашен в белый цвет задолго до событий августа 1991 года, но название «Белый дом» получил сразу же, как только в Арзамас-16 пришли сообщения о событиях в Москве, хотя, естественно, его никто не штурмовал…» Прочитав подобную чушь, вызывает недоверие и все остальное, о чем пишет этот автор о ядерном центре в Сарове. Автор данной книги счел необходимо внести уточнение по этому поводу, поскольку полагает, что вымысел даже в не очень существенных вопросах не должен мешать понимать прошлое таким, каким оно было на самом деле.

Итак, первые специалисты по конструированию заряда, автоматики подрыва и баллистики атомной бомбы обосновались в 1947 году в «Красном доме». Назовем некоторых из пионеров этого коллектива. В 1946 году на объект приехали С.Н. Матвеев, Н.Г. Маслов, П.А Есин, Д.М. Урлин, М.И. Пузырев, И.П. Колесов. На следующий годконструкторская семья объекта получила новое мощное подкрепление в лице В.Ф. Гречишникова, Н.А. Телецкого, А.И. Абрамова, С.Г. Кочарянца, И.В. Алексеева, В.А. Профе, С.И. Карпова, И.А. Хаймовича, В.А. Зуевского и других.

Спектр проводимых научно-исследовательских и конструкторских работ стремительно расширялся. Важно было своевременно анализировать этот процесс, выделять главные направления дальнейшей деятельности. В октябре 1947 года на объект приехали Н.Н. Семенов, А.П. Александров и Я.Б. Зельдович. Они выполняли поручение И.В. Курчатова рассмотреть состояние дел в КБ-11, подвести некоторые промежуточные итоги работы. Это не была очередная инспекция сверху. Речь шла о том, чтобы квалифицированные специалисты, прекрасно осведомленные о задачах атомной программы в целом, посоветовали, порекомендовали, как наиболее эффективно действовать дальше. Со стороны, как говорится, виднее.

Совместно с учеными ядерного центра гости обсудили вопрос ускорения темпов осуществления атомного проекта. Этот вопрос был, пожалуй, самым острым для участников программы создания отечественного атомного оружия. Он как дамоклов меч висел над всеми и в Москве, и на объекте. По результатам обсуждения было подготовлено заключение. В нем отмечалось, в частности, что разработка атомной бомбы в КБ-11 идет по четырем направлениям: отработка ядерного заряда и системы его инициирования; разработка металлического ядра и исследование процесса его обжатия; определение критической массы активного вещества; отработка нейтронного запала, то есть взрывателя. Общая оценка результатов и выбора основных направлений работ была достаточно положительной. Была подчеркнута решенность вопроса с детонаторами и успешное продвижение в изучении проблемы сферичности волн.

Наряду с этим был сделан очень важный для дальнейшей судьбы КБ-11 вывод о недостаточности теоретических исследований и слабой связи экспериментальных работ с теоретическими. Данная констатация решающим образом повлияла на направленность технической политики. С этого времени и на долгие годы ее характерной чертой стала ориентация на приоритет теоретических исследований. Надо сказать, что осенью 1947 года в данном вопросе не было никаких разногласий между «проверяющими» и «проверяемыми». К этому моменту руководители КБ-11 были уже твердо убеждены в необходимости усиленного и первоочередного развертывания теоретической части работ. Взгляд со стороны еще раз подтвердил правильность этой линии. С этих пор вся история КБ-11, а в дальнейшем ВНИИЭФ характеризовалась постоянным и целенаправленным наращиванием фундаментальных теоретических исследований.

В январе 1948 годбыла организована лаборатория № 9 по измерению критических масс. Ее руководителем стал Г.Н. Флеров. В первом составе сотрудников были Ю.С. Замятин, Д.П. Ширшов, А.А. Березин, И.А. Курилов, И.Н. Сафина, Н.А. Волкова. Основной задачей коллектива было изучение процессов взаимодействия быстрых нейтронов с ядрами тяжелых элементов и деления ядер. Для проведения расчетов было необходимо знание числа вторичных нейтронов, образующихся при делении, их энергетического спектра, а также параметров процесса отражения нейтронов слоями различных материалов и прохождений нейтронов через них. Остро стояла задача выбора оптимального отражателя нейтронов, позволяющего уменьшить величину критической массы. На завершающем этапе работы предстояло экспериментально определить критическую массу металлического плутония. Как и в остальных лабораториях исследование приходилось начинать с решения проблемы экспериментального оборудования. Часть аппаратуры была привезена из Москвы, другую сделали своими силами на месте. Огромный вклад в изготовление аппаратуры внесли все сотрудники лаборатории, начиная с мастера механика Е.Ф Вырского, научившегося буквально из ничего собирать приборы, материализуя идеи физиков-теоретиков, и кончая радиохимиком М.В. Дмитриевым, который решил трудную задачу выделения полония при минимуме необходимых для этого условий и возможностей. Интересен вот такой эпизод деятельности этой лаборатории.

Для определения интенсивности нейтронных источников была разработана методика, использующая активацию золота. Для опытов, проводившихся под руководством Д.П. Ширшова, потребовались диски золота и платины диаметром 25 см и толщиной 2 сантиметра каждый. В общей сложности необходимо было «добыть» около 60 кг того и другого металла. К решению вопроса подключились И.В. Курчатов и Ю.Б. Харитон. Они обратились с просьбой о содействии лично к Л.П. Берии и обязались после завершения опыта вернуть металлы в целости и сохранности. Но потребовалось еще одно уточняющее письмо Ю.Б. Харитонов, в которым он обязался использовать драгоценные металлы не более полутора месяцев и гарантировать их возвращение после этого срока. В конце концов диски поступили к исследователям группы Г.Н. Флерова. В ходе опытов полученное с таким трудом «богатство» берегли как зеницу ока. В помещении лаборатории была даже выставлена дополнительная охрана.

Февраль 1948 года начал отсчет истории лаборатории № 10 по нейтронно-физическим измерениям во главе с А.П. Протопоповым и теоретической лаборатории № 11, начальником которой стал один из участников инспекционного визита в КБ-11 в октябре 1947 года, член-корреспондент Академии наук СССР Я.Б. Зельдович.

Относительно первого в КБ-11 теоретического отдела (лаборатория № 11 вскоре после создания стала называться отделом № 50) следует заметить, что предложение о его организации было направлено Ю.Б. Харитоном Л.П. Берии еще в ноябре 1947 года. В течение двух последующих месяцев предложение было одобрено и утверждено. Затем развернулась работа по набору кадров. Причем руководство КБ-11 и научный руководитель атомного проекта И.В. Курчатов последовательно добивались направления в этот отдел именно тех ученых, которые были необходимы для дела. Проявленная руководством настойчивость дала хороший результат. Деятельность теоретического отдела получила высокую оценку в отчете КБ-11 уже по итогам 1948 года. Этот успех объяснялся не только значительным вкладом Я.Б. Зельдовича, но и тем, что были предприняты оперативные меры по усилению ядра теоретиков КБ-11. Так, специальным решением, подписанным 24 февраля 1948 года М.Г. Первухиным, И.В. Курчатовым и Н.Н. Семеновым, в отдел Я.Б. Зельдовича были направлены А.С. Компанеец, Е.И. Забабахин, Г.М. Гандельман. В числе первых штатных физиков-теоретиков КБ-11 были также сотрудники группы Я.Б. Зельдовича из Института химической физики – Д.А. Франк-Каменецкий, Н.А. Дмитриев, а также В.Ю. Гаврилов. Немного позже пришел Е.А. Негин.

К концу 40-х годов теоретический отдел Я.Б. Зельдовича включал две самостоятельные лаборатории под началом Франк-Каменецкого и Забабахина. КБ-11 постепенно стал превращаться в центр фундаментальных научных исследований, создающих теоретическую основу разработки и совершенствования ядерного оружия.

В 1950 году здесь был организован еще один теоретический отдел под руководством И.Е. Тамма. Костяк этого коллектива сформировался раньше в структуре ФИАНа, где постановлением Совета Министров СССР (№ 1989-773 от 10 июня 1948 года) была создана специальная исследовательская группа, начальником которой был назначен И.Е. Тамм. В ее состав входили А.Д. Сахаров, В.Л. Гинзбург, Е.С. Фрадкин, С.Э. Беленький, Ю.А. Романов. Теоретики группы занимались проблемой термоядерного взрыва. Надо заметить, что работы в данной области были начаты значительно раньше. Еще в 1946 году И.И. Гуревич, Я.Б. Зельдович, И.Я. Померанчук и Ю.Б. Харитон, основываясь на полученных ими результатах научных исследований, предложили использовать для взрывных целей ядерную реакцию превращения дейтерия в изотопы гелия и трития, осуществляемую детонационном путем. С 1946 года теоретическим обоснованием термоядерного устройства, наряду с проблемами разработки атомной бомбы, занимались и группа Я.Б. Зельдовича в Институте химической физики.

После переезда на объект сотрудники Я.Б. Зельдовича сконцентрировали внимание на завершающей стадии работы над первым образцом атомной бомбы. Но одновременно в деятельности ядерного центра самостоятельное и важное направление приобрела и проблема термоядерного устройства. Особенно активно она начала разрабатываться после переезда из Москвы в КБ-11 И.Е. Тамма и его сотрудников, которые работали в тесном взаимодействии с теоретиками группы Я.Б. Зельдовича.

К этому времени в правительство уже было доложено о принципиальной возможности разработки супербомбы в габаритах первого образца атомной бомбы. Речь шла о создании водородной бомбы. Постановление Совета Министров СССР № 827-303 от 26 февраля 1951 года ознаменовало официальное начало работ в этой области. Отставание от США по принятию данного решения составило примерно один год. Президент Г. Трумэн объявил о полномасштабной программе термоядерной разработки 31 января 1950 года. Но, так же, как и мы, американцы начали исследование в области создания водородного оружия значительно раньше и тоже параллельно с разработкой атомной бомбы.

1 марта 1951 года программа разработки термоядерного оружия обсуждалась на совещании под председательством И.В. Курчатова. Совещание знаменательно тем, что на нем было принято решение основным центром этой деятельности сделать КБ-11. Для этого, в набравшем силу ядерном центре уже был необходимый для реализации новой задачи теоретический потенциал.

Постепенно расширялись возможности и математического обеспечения физических исследований. Как уже упоминалось, поначалу в КБ-11 существовала лишь небольшая группа математиков во главе с А.А Агрестом. Основные математические расчеты проводились в Математическом институте имени Стеклова Академии наук СССР. Его директор И.М. Виноградов выделил под эти цели специальную группу под началом М.В. Келдыша. Работа известных математиков А.Н. Тихонова и К.А. Семендяева были полностью ориентированы на нужды КБ-11.

Для решения особо сложных математических проблем привлекались как целые научные коллективы (в Ленинградском оптико-механическом институте под руководством Л.В. Канторовича, в Институте физических проблем – Н.С. Меймана), так и отдельные ученые. Ю.Б. Харитон вспоминает, что в этой работе участвовал, к примеру, Л.Д. Ландау, который, по его словам, хотя и был очень далек от проблемы в целом, но «ряд полезных вещей в то время сделал».

По мере расширение объема теоретических исследований все более остро стала ощущаться необходимость укрепления математической группы непосредственно в КБ-11. С лета 1949 года математики стали подбираться специально для ядерного центра. Здесь создается математический отдел. Его руководителем назначается Н.Н. Боголюбов – общепризнанная научная величина не только в области математики, но и физики, механики. На первых порах техническая база для математических расчетов была крайне бедной. В основном это были ручные вычислительные машинки – арифмометры, да и их насчитывалось всего 20 штук. Результаты многих сложнейших расчетов приходилось снимать «с кончика карандаша», используя логарифмические линейки. Природа не обделила талантом теоретиков КБ-11, а увлеченность своей работой и стремление к заданной цели были без преувеличения уникальны.

Первая ЭВМ «Стрела» появилась на объекте только в 1954 году. Первый инженер-математик КБ-11 Е.В. Малиновская вспоминает, что в течение всех предшествующих лет ситуация с расчетами почти всегда была авральной. Работали по 8 часов с двумя перерывами по полчаса. В одной комнате сидели по 5-7 человек, арифмометры стрекотали немилосердно, создавая такой шумовой фон, что не всякий мог выдержать. Но выдержали… Когда же успешно завершали какие-то большие расчеты, для коллектива математиков был настоящий праздник, который отмечался вместе с «работодателями» – физиками-теоретиками.

Весной 1950 года отдел Н.Н. Боголюбова пополнился новой группой математиков. Приехали В.Н. Климов, Д.В. Ширков, Д.Н. Зубарев. Каждый из них в Москве уже имел опыт работы по тематике КБ-11.

Математическое подразделение КБ-11 росло не только численно. В середине 50-х годов произошло качественное изменение его технической базе. Постепенно формировались условия для организации вычислительного центра в рамках КБ-11. Сегодня он является одним из крупнейших и лучших по технической оснащенности в стране, функционируя как одно из базовых подразделений Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (ВНИИЭФ).

Однако вернемся в 40-е годы. К началу 1948 года на объекте работал дружный и сплочённый коллектив самых разных профессионально грамотных, одержимых своим делом специалистов. Научные сотрудники, не особенно вдаваясь, соответствует ли та или другая работа их специальности и квалификации, является ли она действительно творческой или рутинной, черновой, трудились сообща, не считаясь со временем, не деля между собой заслуги.

А заслуги работников КБ-11 с самого начала его деятельности отмечались аккуратно. Так, традиционные поздравления коллективов в связи с очередной годовщиной Октябрьской революции обязательно дополнялись премированием работников. Так было и в 1948 году.

К этому, теперь архивному документу, интересно обратиться с точки зрения знакомства с содержанием работы некоторых сотрудников КБ-11, особо отличившихся по результатам достигнутого.

За разработку и создание импульсной установки и получение серьезных научных результатов по сверхскоростной рентгенографии премиями были отмечены В.А. Цукерман и его сотрудники. За разработку новых электроприборов для фотохронографии – А.А. Бриш. За интенсивную и результативную экспериментальную деятельность – К.К. Крупников, Е.А. Этингоф, М.С. Тарасов, Г.В. Зубков. За разработку модели заряда – М.Я. Васильев и его сотрудники. За исследование ударных волн – Л.В. Альтшулер и Д.М. Тарасов. За разработку методов измерения малых потоком нейтронов – А.Н. Протопопов, А.Я. Апин и их сотрудники. Премированы были и специалисты конструкторских отделов: В.А. Турбинер, Н.Г. Маслов, Н.В. Колесников, И.А. Хаймович, Н.А. Терлецкий, П.А. Есин, В.Ф. Гречишников, М.И. Пузырев, И.П. Колесов, Н.Г. Швилкин.

Побывав осенью 1947 году в ядерном центре, академика Н.Н. Семёнова сделал заключение, что развитие лабораторий и заводов КБ-11 идет хорошими темпами. Здесь за короткий срок сложился прекрасный и дружный коллектив, сотрудники сроднились со своим новым местом работы, работа идет интенсивно. Общий его вывод был такой: та экспериментальная и конструкторская база, которая сформирована, дает основание надеяться на то, что при взятом темпе работы задача создания атомной бомбы будет своевременно решена.

Надо сказать, что Н.Н. Семенов не отличался склонностью к преувеличению. Это был человек «старой закалки», а их, как правило, отличала сдержанность в эпитетах и оценках. Так что мнению академика можно верить. Хотя, что касается сроков решения проблемы в целом, жизнь внесла них свои неизбежные коррективы. Но одно несомненно – к концу 1947 годах был сделан серьезный рывок в становлении КБ-11 как исследовательской и производственной базы для создания нового оружия.

Содержание деятельности ядерного центра, ее углубление и расширение, выделение новых направлений исследовательской, экспериментальной и конструкторской работы заставляло постоянно решать задачу оптимизации структуры КБ-11. Особой частью КБ-11 было собственно производство, опытные заводы. И организационная структура объекта в значительной мере предопределяла успех их деятельности. Это свидетельствует о способности организаторов науки и нового производства своевременно определять перспективу, правильно концентрировать усилия на наиболее важной в данный момент тематике, координировать отдельные разработки с целью достижения необходимого результата в минимальные сроки.

Совершим краткий экскурс в историю организационной структуры КБ-11 на этапе его становления.

Административное управление КБ-11 осуществлялась поначалу директором и двумя его заместителями – по материально-техническому снабжению и финансам, а также по быту. Первыми заместителями директора были Б.Ф. Кудрин и Х.А. Костаньян. Существовала также должность помощника директора по режиму и кадром, которую вначале занимал А.В. Колесниченко, а чуть позже А.М. Астахов. На протяжении последующих лет верхнее управленческое звено объекта неоднократно изменялось, усложнялось и дополнялось.

Так, по мере развертывания опытного производства, расширение комплекса решаемых задач на первом и втором заводах КБ-11 возникла необходимость координации управления всеми производственными вопросами. Была учреждена должность главного инженера, который одновременно являлся заместителем директора. Но производство продолжало не только расти, но и дифференцироваться. Поэтому уже через годстало ясно, что необходимо дальнейшее усложнение управленческой пирамиды. А.К Бессарабенко стал первым заместителем директора КБ-11 по опытному производству, В.И. Алферов – первым заместителем по серийному производству.

В связи с налаживанием и расширением деятельности режимных служб, колоссальным увеличением кадровых проблем пришлось со временем разделить соответствующую управленческую структуру на две самостоятельные. Управление материально-технического снабжения и финансов было единым плоть до 1963 года, а службы, занимавшиеся широким кругом проблем жизнеобеспечения объекта, были реорганизованы через первые два года.