Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Предложения по изготовлению заряда из плутония подписали И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, Г.Н. Флеров. 27 июля в ПГУ прошло ещё одно совещание по этому вопросу. Приведем выдержку из протокола совещания.

Присутствовали: Ванников, Завенягин, Курчатов, Музруков, Харитон, Зельдович, Флеров, Франк-Каменецкий.

Слушали: предложение КБ-11 (Харитон, Зельдович) о выборе окончательных размеров изделия и порядке работ по доводке его размеров (предложения согласованы с Курчатовым). Решение: принять предложение КБ-11.

Председатель совещания – И.В. Курчатов.

Вот это и был теперь уже последний этап на данном направлении работ. В соответствии с рекомендациями КБ-11 на заводе № 817 был изготовлен заряд плутония. Он был установлен в штатные оболочки центрального металлического узла. Важнейшая и сложнейшая часть проблемы создание первой атомной бомбы была закрыта. На это ушло фактически всего полтора года.

2 августа 1949 года был составлен акт готовности заряда плутония к испытаниям. Сам факт удивительно не многословен: считать данное изделие пригодным для проведения опыта на полигоне № 2. И подписи… Курчатов, Харитон, Зельдович, Флёров, Бочвар, Кузнецов.

Три дня спустя были оформлены технические паспорта на детали плутониевого заряда. Он, можно сказать, обрел права “гражданства”. 5 августа паспорта были подписаны Е.П. Славским, В.М. Зуевым, затем утверждены Б.Г. Музруковым, директором завода № 817.

Детали плутониевого заряда были упакованы в специальную тару и отправлены литерным поездом в Кб-11 для контрольной сборки. 8 августа 1949 года они прибыли туда, откуда всё начиналось, – в ядерный центр, КБ-11.

Однако вернемся вновь в начало этого года и посмотрим, как развёртывались события по другим направлениям работы. Активная подготовка к проведению государственных испытаний РДС-1 началась в КБ-11 с января. В этой подготовке есть свои вехи, решающее этапы и главные события. Одним из них было создание Семипалатинского полигона, бывшего в течение длительного времени главным ядерным полигоном СССР.

За эти годы полигон “повидал” немало людей из КБ-11, привозивший сюда свои детища, раз от раза, становившееся все мощнее и технические совершеннее. Были и неудачи… Все было!

Симпатический полигон – это особая страница в истории отечественного ядерного оружейного комплекса. Для главного испытательного комплекса, предназначенного для проверки боеспособности нового оружия, предстояло найти столь же потаенное, как для ядерного центра в свое время, но значительно более обширное и безлюдное место. По первоначальным прикидкам диаметр необходимой территории должен был составить не менее 200 км. Желательно было бы также, чтобы при всей своей необитаемости этот район имел поблизости хотя бы минимум транспортных артерий. Ведь привезти сюда предстояло большое число грузов.

Наиболее подходящее по всем параметрам место нашлось в прииртышской степи, в 170 километрах от города Семипалатинска (в то время Казахская ССР). Сама площадка, которой предстояло стать испытательным полигонным комплексом (назывался он учебный полигон № 2 Министерства обороны СССР), представляла собой равнину диаметром примерно 20 км, окруженную с трех сторон – южной, западной и северной – небольшими горами. На восточной оконечности этого пространства находились небольшие холмы.

По особенностям выбранных для строительства полигона местности можно судить о том, что работа по поиску его подходящей привязки была серьезной и обстоятельной. Учтены были очень многие требования, и найденное место, по мнению специалистов, практически идеально подходило для столь неудобного во всех отношениях мероприятия, как испытание атомной бомбы.

Когда-то, в глубине веков, это равнина была дном моря. К моменту прихода сюда ядерщиков от моря осталось усыхающие озеро с очень соленой водой. Пустовавшая степь традиционно использовалась местными жителями, преимущественно казахами-кочевниками для выпаса скота.

Отчуждение земель в ту пору происходило до примитивного просто. С подобной чисто формальной процедурой мы уже познакомился на примере строительства КБ-11. Но также, как и в случае с созданием ядерного центра, при сооружении Семипалатинского полигона государство все-таки стремилось хотя бы отчасти компенсировать результаты вторжения в жизни местных людей. Подобные компенсации являются историческим фактам. Разумеется, они не могли целиком восполнить то, что люди теряли. Предложенный казахам-кочевникам специально построенный для них небольшой поселок из сборно-щитовых домиков поначалу заселялся без особого энтузиазма. Сложившийся уклад жизни оказывался сильнее. Но куда, как говорится, денешься…

Официальным хозяином полигона номер № 2 являлось Министерства обороны СССР. Возводился он инженерными войсками Вооруженных Сил. Но процесс строительства и дальнейшего развития полигонного хозяйства проходил при активном вмешательства Первого Главного управления и КБ-11. Председателем государственной комиссии по приемке полигона был М.Г. Первухин, один из главных кураторов атомного проекта. Стоимость строительства полигона составила 185 млн. рублей в ценах 1945 года.

На полигоне дислоцировалась воинская часть, штаб которой располагался вниз по течению Иртыша, в 60 км от самого полигона и в 120 км от Семипалатинска. Военные обосновались в небольшом городке, построенном собственными силами, имели все необходимое для автономного существования. Связь полигона с Семипалатинском осуществлялась по реке и по грунтовой грейдерной дороге. Позже к воинской части была подведена железнодорожная ветка.

В пригороде Семипалатинска Жана-Семей полигон располагал аэродромом. Кроме того, в экстренных случаях для приема срочных грузов и других важных случаев мог быть использован аэродром непосредственно на полигоне.

Все полигонное хозяйство разделялось на площадки, каждая из которых имела свое буквенное обозначение. Так военный городок назывался площадкой “М”. В двух километрах от него находилась площадка “О” – научно-производственный центр полигона с лабораториями оптических и физических измерений, автоматики, медицинских исследований и службой материально-технического обеспечения. Центр опытного поля имел обозначение – площадка “П”. Здесь была установлена металлическая башня высотой 37,5 м, оборудованная двумя лифтами – пассажирским и грузовым. На последнем и была поднята атомная бомба РДС-1 для натурного ее испытания.

Рядом с башней находилось деревянное здание, в котором размещалось подъемное оборудование. В 20 метрах об башни возвышалось еще одно, производственное здание с мостовым краном. Причем этот кран имел только ручное управление. В данном здании предстояло провести окончательную сборку и снаряжение РДС-1.

На различных расстояниях от центра опытного поля было возведено несколько специальных башен с установленными на них средствами регистрации и измерения параметров взрыва. В трех километрах от периметра поля находилась площадка “Ш”. Здесь располагались дозиметрические службы и находился штабной городок, обеспечивавший электроэнергией испытания и крышей над головой тем, кто в них участвовал. Это были военные, постоянно обслуживавшие полигон, и специалисты-ядерщики, наведывавшиеся сюда время от времени – на период подготовки и проведения испытаний.

Полигон был начинен измерительной и контрольной аппаратурой, размещенной как в казематах, так и на специальных башнях. Она должна была дать объективную, полную картину взрыва атомной бомбы. Создание измерительного “царства” испытательного поля потребовало немало сил и средств, умения и смекалки.

“Мозговой” центр полигона располагался на восточной окраине поля. Здесь находилась площадка “Н” с командным пунктом – зданием “12П”. Хозяевами площадки были сотрудники КБ-11, осуществлявшие сборку атомного заряда и его подготовку к решающему испытанию. В здание “12П” сходились все нити связи, как внутренней, полигонной, так и внешней, включая правительственную. Командный пункт представлял собой бетонный каземат, состоявший из двух комнат, с застекленной амбразурой. Двери командного каземата были бронированы металлом большой толщины. На крыше установлен перископ для наблюдения за взрывом. В одной из комнат каземата находился автомат управления подрывом бомбы, посредством которого в нужный момент подавался электросигнал на исполнительное реле системы инициирования взрыва. Здесь же располагался автомат управления измерительным комплексом испытательного поля и аппаратуры контроля.

Ряд зданий получили свое наименование по инициативе тех ведущих специалистов, которые непосредственно отвечали за конкретные участки работ. Все эти специалисты были работниками КБ-11. Таким образом, ядерный центр как бы проявлял себя на полигоне через имена своих ученых и специалистов. Существовало, например, здание “ДАФ”. Многие сотрудники, участники испытаний и не только, связывали эту аббревиатуру с Давидом Абрамовичем Фишманом, другие считали, что это связано с фамилиями ученых-ядерщиков – Давиденко, Апина, Флерова. Но так или иначе, благодаря этим, проявившим себя в ходе всего комплекса ученым, конструкторам, экспериментаторам, история КБ-11 оказалась связанной с историей полигона и первым испытанием атомной бомбы.

“ДАФ” хранил не только конструкторскую и эксплуатационную документацию, но и нейтронный запал. Здесь же проводилась наладка аппаратуры для нейтронных измерений.

Лабораторный корпус для хранения и проверки управления подрывом заряда и для отстрела в бронебашне партий капсюлей-детонаторов, используемых для снаряжения деталей из взрывчатых веществ, называли “ВИА” (Владимир Иванович Алферов). Еще два здания носили имена – “МАЯ-1” и “МАЯ-2” (Мальский Анатолий Яковлевич). Это были помещения для хранения деталей из взрывчатых веществ. Помещение для сборки и временного хранения заряда оказалось почему-то без названия. Оно носило обычное зашифрованное обозначение – “32П”. Можно только предположить, никакой индивидуальной окраски оно и не могло иметь. В нем сфера деятельность принадлежала спецслужбам, а у них, в отличие от острых на язык и выдумок ученых, никаких отклонений от инструкций не поощрялось.

Размещался на полигоне и ремонтно-механический цех со всем необходимым оборудованием.

Так в безлюдной степи возник достаточно сложный полигонный организм, все части которого были органически связаны и нацелены на решение одной главной задачи – проверку работоспособности продукта труда коллектива КБ-11 и всех предприятий, принимавших участие в создании РДС-1.

Оформление опытного поля полигона было завершено к началу августа 1949 года. Но за два месяца до этого, в мае, для ознакомления с местом испытания РДС-1 на полигон прибыла небольшая группа специалистов КБ-11. В нее входили В.К. Боболев, С.С. Чугунов и Н.И. Нецветов. Вернувшись домой, в КБ-11, они посоветовали коллегам, что к выезду на полигон надо готовиться основательно по принципу “все свое ношу с собой”, и запасаться буквально всем необходимым как для работы, так и для собственного существования – от гвоздя и мыла до дистиллированной воды и сложнейшего, необходимого для опытов оборудования.

К январю 1949 года весь комплекс конструкторских вопросов по РДС-1 был отработан. В архиве ВНИИЭФ имеется большой объем документов, подтверждающих такой вывод. Большая часть из них за подписью Ю.Б. Харитона, К.И. Щелкина, Я.Б. Зельдовича, Терлецкого, Гречишникова, Духова и Алферова.

Полная ясность, судя по этим документам, существовала в отношении всех элементов РДС-1 и нейтронного запала. Все вопросы, в которых сомневались, были максимально изучены. Однако, не смотря на большую уверенность в том, что все должно сработать так, как замысливалось, снова и снова проверяли и вновь перепроверяли расчеты, узы, отдельные элементы бомбы, стремясь убедиться, что все они по своим характеристикам целиком и полностью удовлетворяют установленным требованиям.

На заводе № 2 продолжали с особой тщательностью отрабатывать технологию изготовления деталей из взрывчатых веществ, добиваясь стабильности их параметров. До ювелирной точности отлаживали и отшлифовывали технологию сборки бомбы на заводе № 1. Многократно проверяли конструкцию заряда на ударные воздействия, и в конечном итоге добились его хорошей устойчивости. Специалисты-электрики довели до соответствия необходимым требованиям (а они были очень жесткими) систему подрыва капсюлей-детонаторов, обеспечивающую синхронность их срабатывания. Максимальный разброс срабатывания по времени не превышал 0,2 микросекунды.

Подготовка к полигонному опыту – это не только окончательная доработка собственно атомного заряда, но и огромный объем других работ, призванных методически и технически оснастить испытание. В техническое обеспечение входит создание соответствующей аппаратуры измерений и контроля, в методические – разработка четкой программы испытаний, инструкций, регламентирующих порядок действий каждого из участников (основного и дублирующего состава).

В январе 1949 года в КБ-11 была составлена программа тренировочных опытов, предварявших основной, полигонный. Она включала в себя полный цикл подготовки и проведения “боевого” опыта. Всю эту работу возглавил К.И. Щелкин.

Заместитель главного конструктора поставил перед сотрудниками довольно сложную задачу – разработать и довести до совершенства эклектическую схему и конструкцию узлов системы автоматики управления подрыва заряда. Решение этой задачи потребовало соединения творческих усилий щелкинского коллектива с работой конструкторского отдела научно-исследовательского сектора во главе с А.П. Герасимовым, а также сотрудников сектора автоматики, в частности С.С. Чугунова.

К.И. Щелкин, по своему обыкновению, четко и ясно сформулировал цели: система управления должна быть максимально надежной, двухканальной с перекрещиванием электрических цепей в каждом узле. Она должна иметь устройство обратного контроля, работать синхронно с автоматикой управления измерительным комплексом испытательного поля. Принцип надежности К.И. Щелкин видел как основной.

К примеру, разработчикам было поставлено условие предложить такую конструкцию кабельных соединений, которая обеспечивала только правильное соединение, т. е. исключала всякую возможность неправильного соединения, даже если бы такое желание у кого-то появилось.

В ходе выполнения этой задачи была предложена не одна оригинальная идея. Возникло и несколько схем системы управления подрывом бомбы. Она была построена таким образом, что любая неисправность в каком-то узле не приводила к потере работоспособности системы в целом. В блоке инициирования работали два канала независимо друг от друга, и выход из строя одного из них не блокировал инициирования подрыва: действовал другой канал.

И вот изготовлены узлы системы. При знакомстве с документами-отчетами по этой работе складывается впечатление, что стремление к высокому качеству и надежности напоминало перестраховку. К.И. Щелкин потребовал, например, обеспечить полноценную проверку созданной системы управления подрыва бомбы путем ни много ни мало, как миллионом включений.

Началась двухнедельная, организованная в круглосуточном режиме, работа. Все элементы системы находилось под постоянным контролем… Имитировались отказы… Создавались разные условия… Изменялось напряжения…

Наконец пришли к выводу, что никакие случайности для созданной системы не страшны. Блок инициирования работал безукоризненно. Операция проверки была, без преувеличения, изнурительной для всех, но зато появилось твердое убеждение – система управления подрывом заряда обладает необходимым запасом надежности.

После этого изготовили комплект узлов системы для использования в подрыве РДС-1 на полигоне. Затем с помощью созданной системы произвели три подрыва натурных зарядов из взрывчатых веществ. Это были так называемые зачетные испытания. На них, как контролеры и эксперты, присутствовали П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, Н.Л. Духов, В.И. Алферов. Заключение комиссии было единодушным: это направление работ можно считать завершенным. Так же настойчиво, последовательно, а подчас и одержимо добивались искомого результата и во всех других вопросах в ходе к подготовке к полигонному испытанию.

В уже упоминавшемся докладе И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона Л.П. Берии от 15 апреля 1949 года предлагалось назначить комиссию для рассмотрения и утверждения программы работы КБ-11 на завершающем этапе создания РДС-1 и для решения организационных вопросов, связанных с взаимодействием ядерного центра, полигона № 2 и базы № 10. К этому времени в самом КБ-11 подобная группа была сформирована. 11 апреля 1949 года вышел приказ начальника объекта П.М. Зернова № 055 об обеспечении подготовительных работ к предстоящему испытанию.

В специальную группу входили: К.И. Щелкин (председатель), Н.Л. Духов и В.И. Алферов (заместители председателя), а также В.К. Боболев, А.К. Бессарабенко, А.Я. Мальский, И.А. Назаревский. Ей предстояло разработать общую программу действий на полигоне и программу проведения тренировочных опытов, осуществлять оперативный контроль за ходом подготовки к испытанию во всех подразделениях и службах КБ-11.

В середине апреля из КБ-11 в ПГУ и Спецкомитет поступили предложения, касавшиеся способа проведения основного полигонного опыта с РДС-1 (путем подрыва на башне) и лиц, ответственных за подготовку заключительных операций. Так, ответственность за сборку заряда из взрывчатых веществ предлагалось возложить на директора завода № 2 А.Я. Мальского, за оснащение бомбы электрооборудованием – на заместителя главного конструктора КБ-11 В.И. Алферова, за снаряжение РДС-1 зарядом из плутония – на заместителя главного конструктора ядерного центра – Н.Л. Духова. Помощником Духова по физико-теоретическим вопросам выдвигался Г.Н. Флеров, ответственным за подрыв атомного заряда – С.Н. Матвеев.

Спектр служебных обязанностей по подготовке к полигонным испытаниям включал приемку узлов и деталей атомного заряда после их изготовления в КБ-11, контроль за проведением заключительных операций, ответственность за доставку узлов на полигон, их хранение там и сборку – вплоть до сдачи атомного заряда правительственной комиссии.

Важным событием завершающего периода создания РДС-1 стало прибытие на объект 4 июня 1949 года Б.Л. Ванникова, И.В. Курчатова, М.Г. Мещерякова, А.С. Александрова, Н.И. Павлова. Фактически это была государственная комиссия. В КБ-11 состоялось совещание, призванное дать окончательную оценку готовности РДС-1 к генеральному полигонному опыту. Кроме того, на совещании предстояло обсудить и решить целый ряд вопросов относительно дальнейшей работы по атомному проекту.

Представители высшего оперативного и научного руководства ознакомились с деятельностью лабораторий и опытных производств КБ-11, детально проанализировали все аспекты расчетно-теоретической, проектно-конструкторской, экспериментальной и технологической отработки первого атомного заряда, наметили порядок его транспортировки на полигон. Но этим не ограничились.

Были заслушаны доклады Г.Н. Флерова, Е.К. Завойского, В.А. Цукермана. В их обсуждении приняли участие Б.Л. Ванников, П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон, А.С. Александров, М.Г. Мещеряков, А.Д. Сахаров, И.В. Курчатов, К.И. Щелкин, Я.Б. Зельдович, В.И. Алферов, Н.Л. Духов, Н.В. Агеев, А.Я. Апин, В.А. Давиденко, Л.В. Альтшулер, А.Я. Мальский и другие. Как видим, на этой встрече был собран цвет советской науки, специалистов в разных областях, работавших в рамках атомного проекта. И не случайно. Речь зашла о перспективах работы над усовершенствованными модификациями РДС-1, вплоть до РДС-6.

Прицел был на будущее, но центральной темой разговора все же был первый атомный заряд. Насколько придирчиво, обстоятельно и дотошно комиссия рассматривала готовность РДС-1 к испытанию по всем узлам, элементам и частям, можно показать с помощью протокольной серии технических совещаний, которые прошли в КБ-11 с 4 по 9 июня 1949 года.

Состояние работ по нейтронному запалу (НЗ) обсуждалось с участием ведущих специалистов по данной проблеме А.Я. Апина и В.А. Давиденко.

Из протоков совещания: “… Первый опытный боевой образец НЗ считать отработанным. Поручить КБ-11 изготовить и снарядить в течение июня 1949 года еще не менее трех штук НЗ, которые направить для испытаний на полигон № 2” И подписи: Ванников, Курчатов, Мещеряков, Харитон, Щелкин, Зернов, Александров”.

Результаты деятельности по созданию составного заряда (СЗ) из взрывчатых веществ рассматривались комиссией с участием А.Я. Мальского и С.Н. Матвеева. Вывод был сделан: отработана и освоена технология изготовлена СЗ с выходом фронта дотационной волны на поверхность обжимаемого металлического шара в соответствии с техническими требованиями.

Решением по данному вопросу, подписанным Ванниковым, Александровым, Курчатовым, Зерновым, Харитоном, Духовым, Мещеряковым, Щелкиным, Агеевым, Терлецким, КБ-11 обязывалось изготовить и отправить семь зарядов из взрывчатых веществ. Два из них предназначались для тренировочных подрывов, а один из оставшихся пяти – для сборки атомной бомбы. Спрашивается, зачем было пять СЗ для одного плутониевого? Ответ прост: добивались максимума гарантии подрыва. Из пяти всегда можно выбрать лучший, полностью отвечающий предъявляемым требованиям и не потерявшим свои качества после транспортировки на полигон.

Ознакомление с итогами разработки капсюли-детонаторов (КД) привело к заключению о том, что КД полностью отработаны, лабораторные и полигонные испытания прошли успешно. Особо отмечалось, что произведено около трех тысяч одиночных и групповых подрывов, т. е. проверка была, как и по другим направлениям работ, доскональной. Заключение комиссии по данному вопросу было следующим: КД, разработанные в КБ-11, показали полную безотказность действия в точном соответствии с техническими требованиями и могут быть использованы при опыте на полигоне № 2.

Отдельное решение было принято по системе элктроинициирования заряда. Вывод: отработанная в КБ-11 система обладает необходимой надежностью и может быть применена на полигонном испытании.

Высокая комиссия также одобрила основные технические характеристики РДС-1, предложенные КБ-11, и порядок монтажа первого атомного заряда на полигоне. По данному вопросу сообщение делал Н.Л. Духов с участием В.И. Алферова и А.К. Бессарабенко.

Интересно, что для отработки порядка монтажа РДС-1 на полигоне в КБ-11 было оборудовано специальное помещение, полностью копирующее то, где атомный заряд должен собираться на полигоне. В натуральную величину здесь были воспроизведены не только испытательные полигоны, сборочные стенды, но и подъемная клеть башни, на которой и должен будет установлен атомный заряд, все подъездные пути к ней, транспортные и подъемные сооружения. Создание такого полигонного аналога в КБ-11 помогло до мелочей отшлифовать все операции по сборке и установке РДС-1. Их демонстрация выглядела очень убедительно, поэтому комиссия единодушно приняла предложенный КБ-11 порядок всех работ на полигоне.

Несмотря на обоснованную удовлетворенность сделанным, было решено предусмотреть тем не менее резервный вариант сборки РДС-1 на случай, если окажется опасным производить заправку аметилом (плутонием) заряда из взрывчатого вещества по разработанному методу.

Это еще раз свидетельствует о той тщательности, с которой велась подготовка первого полигонного опыта. Впрочем, то же можно сказать о всех других испытаниях “изделий”, созданных в КБ-11.

Известно и известное русское “авось”, которое счастливо помогает в самых неожиданных обстоятельствах. Но для отечественных ядерщиков на это понятие и связанные с ним надежды всегда существовало своеобразное табу. На “авось” ничего не делалось. Решение каждой проблемы, даже мелкой, было многовариантным, из нескольких вариантов выбирался лучший. А нередко к этому, уже принятому варианту, добавлялось еще одно, подстраховочное. Так выкристаллизовывался стиль работы советских ядерных оружейников, которым они по праву гордятся и сегодня.

Во время июньского совещания государственной комиссии на опытном заводе № 1 Н.Л. Духовым и А.К. Бессарабенко был представлен макет РДС-1, изготовленный в металле в одну пятую натуральной величины. Макет был одобрен и дано разрешение на его отправку в Москву в Спецкомитет.

В решении комиссии, принятом по вопросу о порядке и сроках отправки РДС-1 из КБ-11 на полигон № 2, указывалось, что изделие из аметила и две штуки НЗ будут отправлены в специальном вагоне по железной дороге до конечной станции и от конечной станции до полигона – легковыми машинами. Два собранных заряда из взрывчатых веществ отправлялись по железной дороге воинским транспортом до конечной станции и дальше до полигона – грузовыми машинами. Детали пяти составных зарядов из взрывчатых веществ, корпуса для сборки этих зарядов, один НЗ, электрическая аппаратура, КД, контрольные приборы направлялись непосредственно из КБ-11 на полигон.

Руководство всеми работами по сборке и подготовке РДС-1 возлагалась на научного руководителя КБ-11 Ю.Б. Харитона и его заместителя К.И. Щелкина. Начальник испытательного полигона № 2 обязывался беспрекословно выполнять все их распоряжения. Ю.Б. Харитону предоставлялось право лично решать вопрос о снятии с опыта любого прибора и приспособления полигона, могущих в какой-либо мере повредить или помешать подрыву РДС-1.

Высокие научно-технические полномочия, данные Ю.Б. Харитону, ставили его как бы над военными, ведавшими полигоном. Кстати сказать, представительство Министерства обороны на испытаниях определялась Спецкомитетом по согласованию с КБ-11. Предварительная заявка военных на присутствие на испытаниях первого атомного заряда в 1147 человек и огромного количества военной техники не была полностью удовлетворена. Можно понять желание будущих владельцев нового оружия, как говорится, воочию убедиться в его колоссальной силе и возможностях. Но решением июньского совещания в КБ-11, которое затем нашло подтверждение в Спецкомитете, претензии на настолько широкое присутствие на полигоне военных были признаны чрезмерными. Представительство военных было согласовано с учеными и установлено в рамках разумного минимума.

В обеспечении транспортировки оборудования, людей и самого заряда на полигон особая роль отводилась органам госбезопасности. Они курировали не только перевозки, но и жесткий порядок допуска на испытания, охрану, регламентировали степень и формы участие специалистов в тех или иных операциях на всех стадиях подготовки и проведения полигонного опыта. Все инструкции, касавшееся этого, а их было множество, составлялись и утверждались в основном тремя лицами ведомствами госбезопасности. Ими были Мешик, Павлов и Детнев.

В этих документах были предусмотрены мельчайшие подробности и детали. Надо признать, что организационная сторона всех этапов проведения испытаний РДС-1 оказались на самом высоком уровне и ни разу не возникало ни одного недоразумения.

Интересно взглянуть на один из эпизодов, относящихся к работе ведомства Л.П. Берии глазами представителя первого эшелона сотрудников КБ-11, отправившегося на полигон, Е.В. Вагина. Он вспоминает: «Наконец подготовка первого эшелона была закончена, и первая группа людей отправилась в путь. Им предстояло обеспечить установку оборудования в лабораторных зданиях полигона. От Сарова до Шатков шла еще узкоколейная железная дорога. Переход на широкие рельсы совершался в Шатках на так называемой «базе». Это была строго охраняемая часть железнодорожного полотна и окружавшей его территории, где происходила пересадка и перегрузка в вагоны с широкой колеей. К нашему грузовому составу было прицеплено два купированных вагона. Один – для сотрудников КБ-11, другой – для охраны. Начальником эшелона был В.И. Детнев, полковник КГБ, представитель Спецкомитета в КБ-11. Охрана стояла на каждой тормозной площадке и сменялась на редких остановках. Редких, потому что состав шел по «зеленому» пути, останавливаясь только для дозаправки паровоза, да для осмотра букс и колес. Интересное зрелище представляли эти остановки. На перронах не было ни души, кроме милиции, сотрудников госбезопасности и дежурных железнодорожников, бригада которых в сопровождении работников спецслужб производила осмотр вагонов. Абсолютным безлюдьем отличались и наши обеды… Дело обстояло так. Завтракали и ужинали мы всухомятку, чем придется, а вот обед был, что называется, полный. Обычного в вагон сотрудников приходил В.И. Детнев и спрашивал: «Ну, где будем обедать завтра?» У всех имелись перечни возможных для остановки станции по походу следование поезда. Выбирали любую. На следующий день поезд останавливается на этой станции, какую мы выбрали, и мы гурьбой направлялись в вокзальный ресторан. И здесь – ни души, а столы уже накрыты. Мы обедали, расплачивались и опять – в путь…» Эта зарисовка дает некоторые представление о четкости работы спецслужб.

Но вернемся к КБ-11. По итогам июньского совещания Б.Л. Ванников и И.В. Курчатов отправили Л.П. Берии доклад, дотированные 15 июня 1949 года. В нем содержался полный отчет о решениях, принятых по РДС-1, а также анализ сделанного в области создания конструкций РДС-2, РДС-3, РДС-4, РДС-5 и РДС-6. Авторы отчета не констатировали завершенность разработки первого атомного заряда и обоснованность его технических характеристик. Подчеркивалась необходимость продолжения опытов по измерению констант ядерных реакций. Результаты этой исследовательской работы должны были дать возможность окончательного определить размеры и массы плутониевого заряда.

Л.П. Берия информировали о том, что принято предложение КБ-11, согласно которому изделие, предназначенное для первого испытания, должно иметь КПД нормального взрыва не ниже 7 %, вероятность неполного взрыва – не более 10 %.

Значительная часть отчета Б.Л. Ванникова и И.В. Курчатова была посвящена перспективным разработкам атомных зарядов. Атомный проект страны набирал силу, возникали новые приоритеты и ориентиры. «Шагать» намеревались последовательно и далеко от РДС-3 до РДС-6. Что же касается РДС-2, то здесь уместно дать некоторые пояснения.

Напомним, что постановлением Совета Министров СССР от 21 июня 1946 года о развертывании работ в КБ-11 предусматривалось создание первых образцов двух типов атомной бомбы – плутониевой и урановой. Общее их обоснование содержалась в тактико-техническом задании на первую атомную бомбу.

В урановой атомной бомбе РДС-2 перевод делящихся материалов в надкритическое состояние осуществляется путем быстрого сближения двух начально подкритических масс активного вещества – урана-235. Чтобы создать атомную бомбу данного типа, надо выбрать активное вещество, определить массу основного заряда и массу разъединённых его частей, выбрать способ их сближение, а также конструкцию ядерного заряда в целом и конструкцию корпуса авиабомбы. Задач, как видим, много.