Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Теоретические обоснования РДС-2 было сделано в КБ-11 Ю.Б. Харитоном, Я.Б. Зельдовичем, Д.А. Франк-Каменецким, Н.А. Дмитриевым и В.Ю. Гавриловым. Математические расчеты КПД осуществлялись под общим руководством Л.Д. Ландау в ФИАНе, а также группой специалистов во главе с К.А. Семендяевым в Математическом институте имени Стеклова Академия наук СССР.

Урановой бомбой занимались также сотрудники НИИ-88 Министерства вооружений, которое в то время возглавлял Д.Ф. Устинов. С июля 1946 года по май 1947 года здесь было проведено 93 опыта по отработке деталей конструкции РДС-2.

Разработка РДС-2 или изделия «601» шла почти одновременно с РДС-1, отставая по некоторым позициям на 2-4 месяца. В КБ-11 занимались не только теоретическими проблемами уранового заряда, но и разрабатывали баллистический корпус и автоматику подрыва бомбы.

Уже известно читателю корректировка сроков реализации атомного проекта, закрепленная февральским 1948 года постановлением Совета Министров СССР, коснулась и урановой бомбы. По новым срокам НИИ-88 и Министерства вооружений совместно с КБ-11 должны были отработать основные решения по этому варианту к 1 мая 1948 года. 15 мая предстояло изготовить и представить ВВС пять корпусов бомбы для баллистических испытаний, а к 1 августа – еще 5, но уже с вмонтированной электро– и бароаппаратурой. Наконец к 1 сентября 1948 года ВВС должны были получить от разработчиков три полностью снаряженных РДС-2, в которых отсутствовал только уран-235, его заменяла сталь.

В апреле 1948 года в ПГУ было созвано совещание, на котором обстоятельно обсуждались и обосновывались главные технические характеристики РДС-2. После этого работы были продолжены течение всего года с учетом замечаний и предложений, высказанных на этом совещании. В феврале Ю.Б. Харитон и Я.Б. Зельдович представили в Спецкомитет отчет о состоянии дел РДС-2.

Он содержал выкладки относительно процентного обогащения урана-235, характеристику материала для оболочки, окружавшей делящееся вещество. Конструкция представлялось простой и надежной, а расчеты позволяли заключить, что КПД урановой бомбы должен составлять приблизительно 6 % при вероятности неполного взрыва около 5,5 %. Но дальнейшие уточнения показали, что предложенный вариант конструкции не является оптимальным.

Проектно-конструкторская разработка урановой бомбы так и не была завершена. Возможно, основной причиной этого явилось то, что успешно завершился проект создания плутониевого заряда. Главным было – не распыляя сил, создать первый образец атомной бомбы и удачно его испытать. Кроме того, плутониевая бомба была более экономичной, для нее требовалось меньше делящегося материала.

Следует отметить и то, что вопрос о целесообразности приостановки работ по варианту РДС-2 был поставлен задолго до успешного испытания РДС-1. Впервые этот вопрос обсуждался с Б.Л. Ванниковым по инициативе И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона в декабре 1948 года. Согласованная позиция этих руководителей проекта привела к обращению в правительство с предложением об отнесении работ по РДС-2 на более поздний срок.

Текста данного обращения, так же как текста решения об отсрочке или тем более прекращении работ по урановому варианту найти не удалось. Хотя все говорят о том, что подобное решение было принято, поскольку разработка урановой бомбы в КБ-11 была приостановлена и в дальнейшем так и не возобновилась.

Но наименование РДС-2 не суждено было кануть в небытие. Оно было дано позже одной из модификаций плутониевой бомбы. Эта «подмена» помогла сохранить преемственность нумерации РДСов.

После совещания в июне 1949 года, определившего все основные задачи на финишной прямой к испытанию РДС-1, распоряжением Ю.Б. Харитона в КБ-11 были созданы рабочие группы по подготовке к полигонному опыту. Каждая из них курировала свое направление работы. Так подготовку системы автоматики управления подрывом заряда возглавляли К.И. Щелкин, С.Н. Матвеев, В.И. Жучихин, А.А. Измайлов. Сборку зарядов – А.Я. Мальский, М.А. Квасов, А.И. Головкин, А.Я. Титов. Монтаж кабелей разводки системы инициирования заряда осуществляли работники отдела В.С. Комелькова под руководством В.И. Алферова. Технической стороной вопросов транспортировки и подъема заряда на башню занимались Г.П. Ломинский, Ю.А. Ворошилов, Ф.Ф. Мочалин. Нейтронными измерениями – Г.Н. Флеров, Д.П. Ширшов. Все оперативно-диспетчерские проблемы были замкнуты на Г.А. Циркового и П.С. Егорова.

На заводе № 2 под непосредственным руководством А.Я. Мальского в июне-июле развернулось изготовление пяти комплектов зарядов из взрывчатки. В это же время коллектив В.А. Александровича выполнял решение правительственной комиссии по изготовлению трех нейтронных запалов. В остальных рабочих группах шла доводка всех технологических операций. Отбиралось все, что должно было отправиться вместе с сотрудниками КБ-11 на полигон.

Четко организовано сработали снабженческие службы ядерного центра. В результате уже к 20 июля все необходимое для испытания оборудование было отправлено на Семипалатинский полигон. Кроме железной дороги, для транспортировки особо важных и «нежных» узлов аппаратуры, автоматики подрыва заряда, контрольно-стендовой аппаратуры использовалась авиация. Казалось бы, этот более совершенный способ передвижения должен был обеспечить им больший «комфорт», но в действительности все было не так. Вот как пишет об этом В.И. Жучихин: «В 20 числах июля 1949 года на наш аэродром были поданы два грузовых военных самолета ЛИ-2, в которые загрузили весь комплект аппаратуры. Сопровождала груз группа, которой предстояло работать с аппаратурой на полигоне. В состав сопровождения входила также вооруженная охрана. Старшим группой был назначен С.В. Борискин. Условия полета на самолетах с посадками в Казани, Свердловске и Омске для перевозимой аппаратуры были далеки от идеальных с точки зрения её создателей. Встряски при посадке и взлетах, вибрация от работающих двигателей и тряска самолета от воздушных потоков – все это заставило нас основательно поволноваться за целостность аппаратуры, ведь проверки ее на воздействие подобных нагрузок перед транспортировкой не было проведено. Особенно большие неприятности были при перелете из Свердловска в Омск, когда наш самолет попал в грозовое облако. Было такое впечатление, что не только приборы разобьются от мощных встрясок, но и сам самолет вот-вот разлетится на части. Но, как говорится, повезло, прорвали грозовой фронт и самолет целый невредим, и солнышко сияет за бортом, и полет дальше идет спокойно. Но волнение за состояние аппаратуры не утихало до самого конца путешествия…» Но согласно В.И. Жучихину переживание участников перелета на этом далеко не закончились. Ночевка на стоянке в Омске не была организована, и «сверхсекретные» сотрудники КБ-11 держались кучкой и, не сомкнул глаз, прокоротали ночь. Когда утром добрались до своего самолета на летном поле, то услышали далеко не лестные слова от экипажа самолета, который охрана не пускала в самолет до прихода пассажиров. Прибытие в Семипалатинск тоже не принесло большого облегчения. В аэропорту ядерщиков накрыла песчаная буря. Задержка длилась около шести часов в связи с метеоусловиями, а также оформлением через спецслужебы разрешения на полет прямо на испытательную площадку полигона. Наконец пришла команда: «По самолетам!» Начался почти часовой полет над безлюдной и безжизненной степью. Полигон встретил прибывших более радушно и неожиданно приличным для такой глухомани жилищными условиями и вкусным обедом, и оперативностью при разгрузке привезенного оборудования. Работала уже иная, система атомного проекта, где все было выверено, продумано сделано без излишеств, но на совесть с заботой о людях, да и погода была такой, как будто приветствовала атомщиков – умеренная температура, безоблачное небо с ярким солнцем.

Прибывшие на полигон специалисты сразу же включились в работу по установке привезенного оборудования и проверке аппаратуры. Аккуратно и тщательно ревизовали состояние всех узлов и деталей приборов электрических цепей. Убеждались в том, что транспортировка не повлияла на технику, ее запас надежности оказался достаточным. Никаких нарушений целостности конструкций, элементов автоматики, электрических цепей обнаружено не было.

Проверочный этап завершился, но объем работ не уменьшился. Начали монтаж всей системы автоматического управления подрывом заряда и электрического инициирования. Налаживали единую кабельная сеть, контролирующую аппаратуру, синхронизировали все блоки управления и регистрации будущего ядерного взрыва. К августу измерительный комплекс опытного поля полигона был в состоянии полной боевой готовности.

Одновременно осуществляли доводку сооружений полигона. Здесь следует пояснить, что полигонное хозяйства включало не только сложный измерительно-управленческий комплекс, но и заведомо обреченных на уничтожение сооружений. Ведь программа испытания одним из основных своих положений, сформулированных в постановлении Совета Министров СССР, № 2142-564 от 19 июня 1947 года, была ориентирована на две основные цели. Во-первых, на оценку конструкции бомбы по коэффициенту полезного использования активного вещества, т. е. КПД бомбы, а, во-вторых, на получение данных, необходимых для изучения поражающего и разрушающего действия созданного оружия. Для этого на полигоне были построены 2 кирпичных трехэтажных дома и несколько рубленных и сборных домов, участки линии электропередач, отрезки железной дороге с мостом, водопровода, канализации, одно промышленное здание, три подземных шахты на глубине 10, 20 и 30 м, имитирующие метро, а также разного рода фортификационные сооружения.

В четырнадцати секторах опытного поля на различных расстояниях от его центра были установлено 53 самолета разных типов, 32 единицы бронетехники и размещено другое имущество разных войск: ВМФ, связи, химических, инженерных, тыловых и тому подобное. Состояние его после взрыва должно было ответить на вопросы по мощности ударной волны и величине поражающего действия светового, проникающего и радиоактивного излучения. Большую программу работ такого же плана предстояло осуществить и в области исследования поражающего действия нового оружия на живые организмы. Для биологических наблюдений было подготовлено 1538 животных, в том числе 417 кроликов, более 170 овец и коз, 64 поросенка, 129 собак, 375 морских свинок, 380 белых мышей и крыс.

10 августа практически все объекты полигона были готовы к проведению испытаний первого атомного заряда.

В КБ-11 в ночь с 10 на 11 августа была произведена контрольная заправка «изделия» плутонием. С целью усиления нейтронного излучения и получения более точных результатов измерения в плутониевый заряд вместо штатного нейтронного запала был помещен более мощный (в 25 раз) нейтронный источник. Ученые получили данные, подтверждающие соответствие РДС-1 техническим требованиям и ее пригодность для полигонного опыта.

Детали основного заряда после демонтажа были тщательно осмотрены, упакованы в контейнер и бронированные ящики и отправлены литерным поездом на полигон. 21 августа основной заряд и три нейтронных запала прибыли на полигон. Сопровождали этот груз на самом высоком уровне – Ю.Б. Харитон, Г.Н. Флеров, Я.Б. Зельдович и другие ведущие сотрудники КБ-11. Вслед за этим поездом на полигон прибыл самолет, доставивший еще четыре запасных нейтронных запалов. Все шло в четком соответствии с намеченным программой испытаний.

В нее входило проведение тренировочных опытов по отработке порядка осуществление испытания и определению нормативов времени, необходимого для выполнения каждой из операций.

13-14 августа проводилась первая репетиция. Во время нее были проиграны все детали процедуры подъемом модели заряда на башню. Затем была проверена еще раз электросхема опыта. Три серии включения взрывной линии и автоматики подрыва с визуальным наблюдениям срабатывания подтвердили четкость и безотказность действия всех элементов системы.

Контрольные опыты отработки взаимодействия сотрудников КБ-11, полигона и других участников испытания были проведены 17-18 августа.

20 и 22 августа была осуществлена генеральная репетиция, в ней приняли участие все, кому предстояло осуществить взрыв первого атомного заряда. Все прошло удачно: исполнители действовали слаженно, автоматика подрыва сработала без единого сбоя. Была осуществлена сборка заряда взрывчатых веществ в зданиях МАЯ-1 и МАЯ-2 под руководством директора завода № 2 А.Я. Мальского. В состоянии неполной сборки заряд был перевезен в здание «ДАФ», где осуществлялась дальнейшие сборочные работы. Затем заряд был поднят на башню и после репетиции спущен с нее.

Контрольные опыты проводились по полной технологической схеме, за исключением операции по установке плутониевого заряда. Весь объем работ по этой центральной операции был до тонкостей отшлифован еще раньше в КБ-11. После выполнения всего регламента работ по подготовке тренировочных зарядов к подрыву они спускались с башни, перевозились на запасную площадку и подрывались. Исследование сохранившихся после взрыва алюминиевых шаров подтвердила хорошее качество сборки заряда и монтажа спецоборудования, выполнявшихся в условиях полигона.

В ходе генеральной репетиции 22 августа был исследован и плутониевый заряд. В этой работе участвовали А.П. Завенягин, П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон, Н.И. Павлов, сотрудники КБ-11. Был сделан вывод о том, что заряд находятся в удовлетворительном состоянии. К этому дню на полигоне собрались не только участники-исполнители испытаний, но все руководство Спецкомитета и научный руководитель атомного проекта И.В. Курчатов. Приехал и главный куратор атомного проекта Л.П. Берия.

23 августа на полигоне было проведено совещание. Рассматривался порядок работы КБ-11 по подготовке и проведению испытания заряда РДС-1. Совещание проводили И.В. Курчатов, П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон и К.И. Щелкин. С информацией о контрольных измерениях выступил Г.Н. Флеров. В заключение своего сообщение он сказал, что ему для полной готовности к испытаниям необходимы еще три дня и линия связи с башней. Высшее руководство пошло навстречу этому пожеланию и решило, что нейтронные измерения следует закончить к 26 августа. В.И. Алферов ещё раз изложил порядок проведения полигонного опыта и доложил о том, как идет подготовка к испытанию системы инициирования. Окончательный порядок работ совещанием был утвержден, а высшим «оценщиком» работ по системе инициирования был назначен К.И. Щелкин.

Особое внимание было уделено обсуждению правил поведения тех участников испытания, которым предстояло наблюдать атомный взрыв. Научный руководитель полигона Садовский изложил содержание специальных инструкций по данному поводу. Всем, кто готовился наблюдать взрыв, выдали защитные очки, значительно ослабляющие силу света. Бурназян и Зельдович проверили стекла и подтвердили, что очки дают уменьшение его воздействие достаточное, чтобы безопасно смотреть на световое излучение взрыва.

26 августа был горячим днем на полигоне, решающее событие приближалось. Участники испытания стремились обеспечить максимально четкую его организацию. Начали работать комиссии по окончательной приемке всего, что предназначалось для испытания.

Комиссия составе Харитона (председатель), Зернова, Щелкина, Духова, Александрова, Мальского приняла предназначенный для сборки заряд, изготовленный опытными заводами № 1 и № 2 КБ-11. Затем комиссия, куда входили Харитон, Зернов, Щелкин, Алферов, Камельков, Александров признала годными к монтажу на заряде РДС-1 источники высоковольтного питания, высоковольтное реле и блок синхронного зажигания, а также приняла для снаряжения заряда партию капсюлей-детонаторов. Харитон, Духов, Давиденко и Александров сделали заключение по четырем нейтронным запалам, расположив их по очередности применения. Отбор был произведен на основании документов и актов проверки их на полигоне, проведенной Давиденко, Пужляковым и Михайленко.

Поздним вечером 26 августа руководители КБ-11 (П.М. Зернова, Ю.Б. Харитон, Н.Л. Духов) представили И.В. Курчатову и А.П. Завенягину акты о готовности всех узлов заряда бомбы к опыту. Рассмотрев акты, И.В. Курчатов в соответствии с распоряжением Л.П. Берии установил время проведения испытания – 29 августа 1949 года в 8.00 по местному времени. Была объявлена 48-часовая готовность к первому атомному взрыву.

В течение этих двух суток предстояло собрать плутониевый заряд, окончательно его снарядить, подготовить кино– и фотоаппаратуру, разместить животных на опытном поле и эвакуировать людей с него.

Приведем документ, фиксирующий хронологию последних перед испытанием ряд событий. В открытой печати этот документ практически не публиковался. Это официальный отчет, адресованный Л.П. Берии, написанной по поручению Спецкомитета Курчатовым, Завенягиным, Мещеряковым, Щелкин, Садовским и Александровым.

«…Операция была начата 27 августа в 8.00 по местному времени. Подготовительные работы первого этапа были завершены в специальных зданиях в районе командного пункта 25 августа. 27 августа собранный заряд с центральной металлической частью был вывезен в здание сборочной мастерской в центре полигона и в тот же день был вмонтирован блок зажигания. С 16 часов 28 августа была начата сборка боевого заряда атомной бомбы, по окончании которой плутониевый заряд был уложен в бомбу. В 4 часа 29 августа атомная бомба была поднята на испытательную башню. Здесь атомная бомба была тщательно закреплена, смонтированы капсюли-детонаторы и произведено подключение электрической схемы (автоматики подрыва). В 6 часов утра 29 августа все операции по окончательному снаряжению атомной бомбы на башне были закончены. В 6 часов 25 минут с опытного поля были эвакуированы последние люди…»

Люди… За сухими и строгими фразами документа стоят прежде всего люди с огромным энтузиазмом, знанием и опытом, завершавшие решение задачи, понимавшейся ими как общенародная, государственная.

Теперь слово самим участникам.

Из отчета К.И. Щелкина: «…Работа проходила в спокойной обстановке в строгом соответствии с требованиями технологических инструкций и графика. К концу дня (27 августа) В.И. Алферов и В.С. Комельков с группой своих инженеров и техников закончили монтаж и проверку системы зажигания. Им оставалось подключить последнюю розетку для капсюля-детонатора после установки плутониевого заряда и окончательной сборки ядерного заряда. 28 августа подрывники провели последний осмотр башни, подготовили к подрыву автоматику и проверили подрывную кабельную линию. Г.Н. Флеров и Д.П. Ширшов с двумя помощниками смонтировали на башне аппаратуру для дистанционного контроля нейтронного фона «изделия». В 16 часов к сборочной мастерской у башни был доставлен боевой заряд из плутония и нейтронные запалы. В ночь на 29 августа Харитон и Духов с помощниками в присутствии Курчатова, Завенягина, Александрова, Зернова собрали боевой заряд из плутония и нейтронный запал в поршне из урана-238. Окончательный монтаж заряда был закончен Мальским и Алферовым с помощниками к 3 часам ночи 29 августа. К 4 часам утра на центр поля, к башне, после окончательного опечатывания системы автоматики и разъемов на подрывной линии прибыли Щелкин и Матвеев с боекомплектом электродетонаторов. получив разрешение у находившихся у башни Л.П. Берии и И.В. Курчатова на подъем изделия на башню, Щелкин отдал распоряжение на вывоз изделия из сборочной мастерской. Д.А. Фишман с четырьмя мастерами выкатили «изделие» по рельсовому пути и установили его в клеть грузового подъемника башни. Начальник полигонов КБ-11 Г.П. Ломинский, которому было поручено управление подъемником, тщательно проверил крепления изделия. Щелкин и Матвеев с боекомплектом капсюлей-детонаторов поднялись на башню на пассажирском лифте. Вслед за ними туда же поднялись А.П. Завенягин и А.С. Александров. Получив распоряжение, Ломинский и техник А.А. Измайлов подняли грузовую кабину на отметку 30 м, где она была закреплена. Вместе с «изделием» на лифте поднялся Зернов. В 5 часов утра все, за исключением Щелкина, Матвеева, Ломинского, Завенягина, Александрова и Зернова покинули башню. С поля был эвакуирован весь личный состав, кроме офицеров охраны МГБ. Осмотр изделия, снаряжение его капсюлями-детонаторами, подключение к подрывной схеме и повторный осмотр заняли около часа и были закончены к 6 часам. О ходе этих операций Зернов по проводу докладывал И.В. Курчатову, находившемуся на командном пункте…»

Ко времени завершения операций по подготовке подрыва РДС-1 резко ухудшилась погода. Низко над полем приносились рваные облака, затянувшие все небо, начал накрапывать дождь. Ветер дул порывами, все время усиливавшимися. Во избежание неприятностей с пассажирским лифтом, работавшим при скорости ветра до 6 м в секунду, все находившиеся в башне спустились вниз по лестнице. Замыкающем были А.П. Завенягин и К.И. Щелкин, который вышел последним и опломбировал вход в башню.

А вот как увидел происходившие накануне атомного взрыва В.И. Жучихин, бывший на башне среди тех, кто занимался последними операциями по подготовке к испытанию: «Капсюли устанавливал Ломинский, ему помогал Матвеев, Щелкин читал инструкцию, Завенягин стоял уголке как контроллер-наблюдатель ни во что не вмешиваясь. Первая полюсная розетка вставлялась Щелкиным. Он всегда вставлял первым, потом – Ломинский…

Последняя операция – моя. Дальше пешком вниз по лестнице. Первым – Ломинский, Матвеев, за ними – я, затем спустился Завенягин. Спустился и смотрит вверх, а последним был Щелкин. Для безопасности лестница была огорожена. Щелкин зацепился за ограждение и у него из кармана выпал фонарь. И вот фонарь летит сверху, а Завенягин смотрит и говорит: «Да что же там падает?» Вдруг фонарь этот с гротом падает около него…» Вот такой нештатный эпизод из всегда для него живого прошлого вспомнил один из участников событий 29 августа 1949 года.

После завершения всех работ на башне была снята охрана. И все покинули опытное поле. С последней машиной выехали А.П. Завенягин, К.И. Щелкин и С.Н. Матвеев.

Документ, составленный участником события по его следам, полнее точнее отражает картину былого, чем мемуары. Поэтому вновь обратимся к отчету К.И. Щелкина. «На промежуточном пункте в трех километрах от центра поля, С.Н. Матвеев в присутствии А.П. Завенягина и К.И. Щелкина включил разъем, соединив тем самым аппаратуру на башне с аппаратурой, установленной на командном пункте. Этой операции все работы на поле были завершены. В 6 часов 18 минут подрывники прибыли на командный пункт и доложили Л.П. Берии и И.В. Курчатову о полной готовности изделия к подрыву. Начальник полигона генерал Колесников доложил о готовности полигона. Л.П. Берия, М.Г. Первухин и И.В. Курчатов вышли из командного пункта на открытое место в надежде увидеть прояснение. Но погода не предвещала ничего хорошего».

Да, природа возроптала. Погода ухудшалась на глазах. Видимость упала, дождь стала частым, ветер усилился до 12-15 м в секунду. Все знали, что что для этих мест не было редкостью грозы и бури. Решение о переносе времени взрыва (часы «Ч») с 8.00 на 7.00 было принято И.В. Курчатовым с согласия главного лица в Спецкомитете – Л.П. Берии.

Коррективы, которые несла погода, в ход испытания в целом никак не отразились на всей предыдущей работе, но не обошлось и без небольшого курьеза.

Оказалось, что не всем участникам опыта стал своевременно известен новый час «Ч». И вот перед самым взрывом пропал С.С. Чугунов. Все собрались, а его нет… За 15 минут до взрыва его стали разыскивать в домиках. Верно предположили, что человек после трудной и напряженной работы перед главным событием решил немного отдохнуть. Все бы ничего, но домиков было шесть! Наконец, в одном из них Чугунов был обнаружен. Жучихин ему: «Вставай, пошли, через 15 минут взрыв», а он в ответ: «Да нет, еще часа и 15 минут.

Дальнейшие события разворачивались в четком соответствии с регламентом. В 6 часов 38 минут, то есть за 22 минуты до подрыва И.В. Курчатов распорядился включить и запустить регистрирующие приборы опытного поля полигона. По своей конструкции система подрыва предусматривала автоматическую подачу в нужный момент (ровно в 7 часов) импульс для подрыва атомного заряда. За 10 минут до этого момента – импульс для включения регистрирующей аппаратуры, за 6 секунд – импульс для подключения блока синхронного зажигания, за 1 секунду – импульс для открывания затворов оптической аппаратуры, предназначенной для фотографирования процесса взрыва.

С включением автомата подрыва начался отсчет времени. Считал А.Я. Мальский. Голос у него был довольно заунывный, но эта тональность отнюдь не передавала настоящего настроения ни самого Мальского, ни тех, кто был вокруг. Все испытывали колоссальное, внутреннее напряжение, душевный подъем. Ведь до этого момента программа испытаний не дала ни одного сбоя.

Официальный документ свидетельствует. Здание командного пункта (12П) построено на возвышенности в 10 км от центра опытного поля и для защиты от ударной волны со стороны поля обваловано. Ввиду этого начальный момент взрыва можно было наблюдать только в сторону противоположную центру поля по отблеску на окружающих высотах, почве, облаках. С этой целью двери командного пункта были оставлены открытыми и было дано распоряжение закрыть их спустя 15 секунд после вспышки взрыва. Ударная волна должна была по расчетам пройти командный пункт через 30 секунд после взрыва. За 3 минуты до взрыва, присутствовавшие на командном пункте заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берия, члены Спецкомитета, работники ПГУ и КБ-11 подошли к открытой двери, надели темные защитные очки и приготовились к наблюдению. Ровно в 7 часов, одновременно с третьим коротким сигналом автомата окрестности были озарены необычайно яркой вспышкой, и для всех стало очевидно, что атомный взрыв успешно осуществлен.

Один из участников испытания свидетельствует: «…Сначала раздался треск, где – непонятно, потом такой по ногам чувствительный резкий толчок. И опять все стихло. И вот, вы знаете в такие секунды время кажется вечным. И потом вдруг слышится страшный грохот… Народ стоит как окаменелый. Но стояли посреди зала, от стенок отошли. Нам, Кирилл Иванович Щелкин порекомендовал. Через некоторое время пришли в себя, открыли казематную сейфовую дверь, смотрим… О ужас! Все двери выбиты, крыши провалены, столько наворочено… Все вышли из укрытия, стали обниматься, целоваться…»

Итак, объятия, поцелуи, взаимные поздравления, возгласы: «Есть! Получилось! Вышло!» Однако ликование не мешало участникам испытания четко фиксировать картину развития взрыва. Громадный черный столб, дыма и пыли из центральной части поля поднимался к небу и вскоре ушел за облака. Сильный ветер гнал его в северо-восточном направлении. Впоследствии было установлено, что облако пыли и дыма ушло в направлении восток-северо-восток, оставив на почве постепенно расширяющийся след из радиоактивных осадков. След был прослежен до расстояния 750 км, и его ширина достигла 80 км. Наблюдение за взрывом велось также группой ученых с южного наблюдательного пункта, расположенного в 15,5 км от центра опытного поля. Участники наблюдения были снабжены специальными очками, ослаблявшими силу света в миллион раз.

В момент взрыва на месте шарового заряда появилось светящееся полушарие, размеры которого в 4-5 раз превышали размеры солнечного диска и яркость была в несколько раз больше солнечной. После первой вспышки наблюдавшие сняли очки и увидели большую огненную полусферу золотистого цвета, которая затем превратилась в большое бушующее пламя и в следующий момент сменилась быстро поднимавшимся столбом дыма и пыли.

В отчете об испытаниях первой отечественной атомной бомбы сделан вывод, что коэффициент полезного действия РДС-1 был близок к 15 %. Эффективность действия оказалась примерно на 50 % выше ожидавшегося расчетного значения, разрушительные действия в полтора раза больше, чем у американских атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Следует правда отметить, что РДС-1 была взорвана на высоте 30 м, а американские бомбы на высоте 500 м.

Зарево и гул после взрыва РДС-1 отмечались не только в различных пунктах полигона, отстоявшего от центра опытного поля на 30-70 км, но и на дороге в Семипалатинск на расстоянии 80 км от центра поля. Когда облако пыли и дыма было отнесено ветром, стали видны многочисленные пожары на опытном поле полигона.

В состоянии радостной удовлетворенности от достигнутого успеха творцы первого атомного заряда находились недолго. Визуальные наблюдения за картиной и последствиями взрыва издалека явно не исчерпывало их намерений. Через 20 минут после взрыва к центру опытного поля в самый эпицентр прогремевшего взрыва отправились два танка, оборудованные дозиметрическими приборами. Защита от радиации людей, находившихся в них, была обеспечена специальными свинцовыми листами. Помимо команды в танках находились работники служб безопасности.

Танковая разведка дополнила общую картину взрыва, важными подробностями. В частности, было установлено, что центральная часть поля, начиная с 50 м от эпицентра, приобрела сильную радиоактивность. В центре она составила 1800 рентген час. Для более ясного понимания силы подобного уровня радиации поясним, что при получении людьми дозы излучения 600 рентген смертность среди них достигает 50 %. Так что двадцатиминутное пребывание в эпицентре, только что состоявшемся атомного взрыва, могло привести к смерти участников этой экспедиции, но меры защиты сделали свое дело, да и длительность нахождения танков была небольшой.

«Разведчики» установили, что почва в центре поля оплавилось и образовала спекшуюся корку шлака. Все сооружения были снесены, а на месте центральной башни образовалась воронка диаметром 3 метра и глубиной полтора метра. Промышленные здания расположены на расстоянии 50 м от центра поля, были также полностью разрушены, железнодорожный мост сорван с опор и отброшен в сторону. Не менее значительные повреждения были нанесены и всем постройкам, расположенным на больших расстояниях от башни.

Определение состояния радиоактивности опытного поля позволило приступить к поэтапной эвакуации животных, послуживших ради расширения знаний о действии радиации на живой организм. Из 1538 подопытных животных в результате взрыва погибло 368 животных, остальные были тот же день, 29 августа, перевезены в виварий и клинику для дальнейшего наблюдения.