Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Аэродинамическая отработка бомбы включала и такое важное направление работ как создание конструкции приемников давления. Тех самых ПД, по поводу которых разгорелся сыр-бор между КБ-11 и ОКБ-700. Так что же это такое эти самые ПД и для чего они нужны?

Итак, бомба сброшена с горизонтально летящего самолета, приближается к земле… Атмосферное давление непрерывно и монотонно растет. Достигается определенная так называемая критическая высота, на которой бомба должна взорваться, не нанося ущерба самолету-носителю. Приемник давления призван обеспечить прием давления воздуха и на заданной отметки дать команду на подрыв. С сентября 1947 года КБ-11 уже полностью отвечало за разработку этого элемента бомбы. Разумеется, то, что было сделано к этому времени уральскими конструкторами, было учтено.

Первые летные испытания баросхемы вместе с бародатчиком и преемником давления были проведены в сентябре-октябре 1948 года на полигоне № 71. На первых порах методика испытаний была далека от совершенства. Опыт приобретался постепенно. В фокусе внимания разработчиков был вопрос об оптимальном расположении ПД на корпусе бомбы. Искали эмпирически, методом проб и ошибок.

Эта работа проводилась в основном под руководством И.А. Хаймовича. Трудности заставили одно время даже рассматривать вариант снабжения бомбы парашютом. Предположили, что если бомба будет падать медленно, то проблема снабжения ее специальными приемником давление снимается сама собой. За подписью В.А. Турбинера в Министерства легкой промышленности было отправлено техническое задание на специальные парашюты.

Но вскоре это направление было закрыто, так как возобладали опасения относительно возможной уязвимости медленно спускавшейся атомной бомбы для артиллерии или реактивных управляемых и неуправляемых снарядов противника.

Принципиальное решение ПД, необходимое для бомбы, стало ясным к апрелю 1948 года. Испытывался не один, а несколько вариантов этого элемента конструкции атомной бомбы. Отчеты по итогам проведенных испытаний свидетельствуют, что и результаты, и методики их обработки довольно быстро улучшались. В актах, анализировавших ход испытаний третьего этапа (декабрь 1948 – март 1949 годов), о таком требовании как точность работы баросистем речь уже не идет. В выводах констатируется безотказное функционирование ПД.

При разработке систем автоматики первой отечественной атомной бомбы были заложены основные принципы построения этой системы, ориентированные на достижение, с одной стороны, высокой надежности, а с другой – безопасности. Они стали базой для проектирования систем автоматики атомных боеприпасов последующих поколений.

Использование метода параллельных разработок при поиске оптимальной конструкции элементов и узлов автоматики первой атомной бомбы было характерно для НКС, также, как и для НИСа. И здесь это ускорило продвижение вперед, стимулировало творчество конструкторов, давало возможность на конечных этапах деятельности выбирать лучшие варианты. Но все варианты в ходе разработок доводились до завершения, с проведением всех необходимых расчетов.

Для всех подсистем атомной бомбы требовалось осмыслить и обосновать технические требования, создать мощную контрольную стендовую аппаратуру и эксплуатационно-технологическую оснастку. Вся измерительная техника была существенно усовершенствована, обрела в итоге многие необходимые для отработки атомной бомбы специфические особенности. Значительная часть оборудования была создана заново.

Завершающий этап испытаний 1948-1949 годов продиктовал необходимость дальнейшей активной конструкторской деятельности по созданию специализированной контрольно-стендовой аппаратуры. Причем подход к оценке результатов этой деятельности был такой: создать не приборы «однодневки», а универсальное оборудование, рассчитанное на проверку и модернизированных вариантов первой атомной бомбы.

Взяв на вооружение опыт электротехнической, радиотехнической и авиационной промышленности, конструкторы КБ-11 сумели разработать принципиально новые узлы и устройства, обеспечившие требуемые технические характеристики, выполнявшие конкретные, специальные задачи.

В конце 40-х годов была, по существу, определена идеология контроля за работоспособностью системам автоматики с помощью стендовой аппаратуры, основные черты которой сохранились до настоящего времени. Все первые стенды и блоки аппаратуры были изготовлены опытным заводом № 2 КБ-11.

Можно привести немало примеров оригинальных конструкторских разработок, свидетельствующих о постоянном стремлении сотрудников НКС ядерного центра искать новое, оригинальное. Об их самобытном профессиональном почерке, предприимчивости, изобретательности, исключительной ответственности говорят и сегодня. Работали, как и в других подразделениях, не считая со временем – по 12-14 в сутки. К примеру, в отделе С.Г. Кочарянца, занимавшегося конструированием как отдельных узлов и блоков системы автоматики, так и электрооборудования атомной бомбой в целом, все конструкторские группы (под руководством В.А. Профе, В.Н. Шахаева, М.А. Сафонова, В.А. Родионова) действовали как единый организм.

Хорошие результаты достигались во многом благодаря удачному сочетанию качеств двух людей, стоявших во главе отдела: С.Г. Кочарянца и его заместителя Н.В. Алексеева. Энергичный, оперативный и решительный Кочарянц, дополнялся опытным, рассудительным и педантичным Алексеевым.

После двухразовой проверки системы автоматики атомной бомбы в лабораторных условиях в сентябре 1948 года начался период летных испытаний. По их итогам в КБ-11 был сверстан план мероприятий, направленных на то, чтобы к третьему этапу испытаний подойти с более высоким качеством изделий и приборов. Заключительная стадия полигонных испытаний «изделия» на проверку надежности автоматики делилась на два подэтапа. В конечном счете было установлено, что система электрического инициирования и в полете, и на траектории бомбометания функционирует достаточно надежно. Не было серьезных претензий и к системе предохранения.

Единственным камнем преткновения оставался радиодатчик. Углубленный анализ его разработки позволил внести соответствующие рекомендации, в соответствии с которыми в работу по совершенствованию радиодатчика от предложенного ЦКБ-326 под руководством Скибарко, некоторые усовершенствования предложили внести и специалисты КБ-11.

Позднее были отдельно проведены дополнительные полигонные испытания по проверке работы радиодатчика. Однако в ходе их испытаний отрабатывались и некоторые изменения, внесенные в систему автоматики атомной бомбы в целом. Последовательно решалась задача повысить ее надежность и безопасность. Целенаправленно отрабатывалась двухканальная система управления. Она была заложена еще в первом техническом задании на атомную бомбу и явилась стратегическим направлением деятельности конструкторов и схемщиков КБ-11.

В докладной записке в Спецкомитет от 1 апреля 1949 года «О ходе выполнения постановления Совета Министров СССР от 08.02.48 года» руководство КБ-11 доложило в Центр о завершении первого, второго и третьего этапов испытаний и поставило вопрос о необходимости осуществления государственных испытаний системы автоматики атомной бомбы с зарядом обычного взрывчатого вещества.

В соответствии с намеченной программой испытаний предполагалось на высоты 10 км сбросить в общей сложности 5 образцов бомб с подрывом в воздухе. Из них четыре должны были сработать от датчиков критической высоты (два образца – от бародатчиков и два – от радиодатчика) на высоте 300-500 м. А на одном из образцов предстояло проверить подрыв от контактного взрывного устройства при ударе о землю.

Эта насыщенная программа была полностью выполнена и на основании результатов государственных летных испытаний системы автоматики атомной бомбы в Спецкомитет было представлено заключение о надежности работы конструкции. Однако успех не умиротворил разработчиков. Поиск новых идей продолжался. Да и после августа 1949 года, когда первый атомный заряд показал свою боеспособность, система автоматики атомной бомбой продолжала активно совершенствоваться. В 1950 году было принято решение о том, чтобы предусмотреть срабатывание системы автоматики не только при подходе бомбы к критической высоте, но и при встрече бомбы с преградой.

Главным узлом атомной бомбы являлся ядерный заряд, включающий ряд составляющих элементов. Разработкой его конструкции в КБ-11 занимались Н.А. Терлецкий, В.Ф. Гречишников, П.А. Есин, И.А. Братухин, Д.А. Фишман. Их работа осуществлялась в тесном взаимодействии с деятельностью лабораторий научно-исследовательского сектора ядерного центра, руководителями которых были К.И. Щелкин, Я.Б. Зельдович, Е.И. Забабахина, М.Я. Васильев, А.Ф. Беляев, В.А. Цукерман. Центральная металлическая часть заряда была разработана Д.А. Фишманом, Г.И. Матвеевым, Б.А. Юрьевым. В этой работе важны были не только конструкция самого элемента, но и решение ряда сложнейших схемных, технологических и регламентных вопросов. Необходимость заставила создать уникальную технологию сборки заряда и специальную оснастку, обеспечившую прецизионную, то есть высокоточную сборку и контроль концентричности установки основного заряда. Все эти работы имели пионерский характер и каждым из их участников был внесен большой индивидуальный вклад в общее дело. Отметим здесь только двоих из них Давида Абрамовича Фишмана и Владимира Федоровича Гречишникова.

Д.А. Фишман являлся автором ряда важнейших для лабораторной отработки заряда методик, предложенные им конструкции центральных частей атомных зарядов стали прототипами для последующих поколений зарядов. Давид Абрамович принял решающее участие в обосновании методов высокоточной сборки центральной части зарядов в полигонных условиях, принципов температурной компенсации и обеспечения жесткости и прочности конструкции в целом. Один из участников реализации атомного проекта на его начальной стадии, конструктор Д.А. Фишман, начал свою деятельность в КБ-11 в 1948 году, уже сложившемся, зрелым специалистам с большим опытом разработки ряда принципиально новых, смелых по замыслу конструкций. Но в полную меру его конструкторский талант раскрылся именно здесь, в ядерном центре. Работал он под руководством таких незаурядных личностей, как Н.Л. Духов, Я.Б. Зельдович, К.И. Щелкин, Е.И. Забабахина, Е.А. Негин. Но и на этом ярком фоне Д.А. Фишман не терялся. Его точка зрения не зависел от авторитета. Он последовательно твердо отстаивал при необходимости свое видение конструкций атомного заряда. В научно-исследовательских и конструкторских кругах атомной промышленности мнение Д.А. Фишмана было всегда весомым. Сам он пользовался несомненным уважением коллег и товарищей по работе. Естественность в общении с людьми, широкий кругозор, глубина профессиональных знаний и умение выделить в многообразии целей стержневую задачу, стремление довести конструкторскую идею до ее материального воплощения – все это привлекало к Д.А. Фишману тех, кто с ним вместе работал и жил. Его имя, имя одно из участников реализации атомом проекта, практически неизвестно широкой общественности. Автору данной книги хотелось бы восстановить справедливость и отметить не только, несомненно, незаурядную роль Д.А. Фишмана в разработке первые атомной бомбы, но и то, что в последующем он стал одним из авторов конструкции принципиально новых атомных и термоядерных зарядов. Особая благодарность от автора Давиду Абрамовичу за то, что он согласился быть его научным руководителем.

Не более известно широкой общественности и другое имя, незаслуженно редко упоминаемое и в специальной литературе – В.Ф. Гречишников. Он обладал редким даром изобретателя и неординарностью конструкторского мышления, способностью системного мышления и видения проблем. К этому человеку с полным основанием можно применить понятие «сгорел на работе». Владимир Федорович ушел из жизни, когда ему было всего 41 год, но в воспоминаниях многих, с кем он работал в начале КБ-11, а затем на новом ядерном объекте в Челябинске-70, он живет как незаурядная личность, человека редкого обаяния и прекрасного специалиста.

В числе узлов, входящих в комплект шарового заряда атомной бомбы есть те, которые носят имя своих конструкторов. Имеется, например, так называемый «шар Духова». Он был предложен Николаем Леонидовичем на завершающей стадии отработки заряда с целью защиты нейтронного запала. Перечислить все имена довольно трудно, если не невозможно. Автор и не ставил перед собой задачу последовательно проследить историю разработки всех элементов атомной бомбы, указав имена их непосредственных создателей.

В книге отражены только некоторые фрагменты огромной работы, которая была проделана сотрудниками КБ-11, а также других научно-исследовательских, конструкторских организаций, оборонных предприятий в рамках реализации атомной программы страны на начальном её этапе. Автор заранее просит снисхождения тех старожилов ядерного объекта, имена которых не отражены на страницах этой книги. Более детальная картина жизни ядерного центра той, теперь далёкой эпохи, потребуют и новых авторов, и дальнейших публикаций. Хотелось бы верить, что в них «картотека» участников создания первой бомбы и последующих её модификаций будет существенно пополнена и неназванные здесь займут заслуженное место. Пожалуй, заслуживает упоминания одно из них – Хорошкина Владимира Михайловича, который стоял у истоков одного из важнейших направлений отработки ядерных зарядов – их климатических испытаний. Именно результаты климатических испытаний позволяли определить гарантийный срок эксплуатации конкретного заряда. Кроме этого, Владимир Михайлович был удивительно человечным, чутким и внимательным, особенно к молодым специалистам. Каждый молодой специалист, который приходил в отдел, руководимый В.М. Хорошкиным, находил свою интересную тему, разработка которой завершалась защитой диссертации. Неудивительно, что именно из этого отдела вышло наибольшее число кандидатов наук из всех, кто защитился в НИКе (научно-испытательный комплекс ВНИИЭФ). Кроме того, Владимир Михайлович сделал много и в целом для КБ-11 в лице ВНИИЭФ как один из его ведущих специалистов, и для города, работая секретарем парткома ВНИИЭФ и вторым секретарем Кремлевского (Арзамас-16) ГК КПСС.

Заслуга руководителей атомной программы, включая прежде всего КБ-11 в том, что они оказались на высоте задачи как в плане научно-техническом, так и просто человеческом. Деятельность всех, включая и руководителей, основывалась на принципе не считаться с уровнем решения задач, не стремится к дележке лавров. Поэтому и получалось, что, когда варили трубы большого диаметра для производственных целей, человеком, стоявшим в медленно вращающейся трубе и наблюдавшим за качеством сварки, был Ю.Б. Харитон. Поэтому, когда обрывались из-за упавшего дерева электропровода и казематы обесточивались, специалисты, проводившие в это время эксперименты, звонили никому не кому-нибудь, а начальнику объекта П.М. Зернову. И он, не высказывая ни малейшего недовольство относительно того, что это «не его уровень», принимал соответствующие меры. Поэтому сотрудники КБ-11, работавшие в рамках определенных тематических направлений, физики-теоретики, экспериментаторы, конструкторы и механики, специалисты по автоматике, электронике делились между собой идеями, задумками, соображениями. Придумал – один, осуществил – другой, улучшил – третий. А общее дело только выигрывало. Но ни первый, ни второй, ни третий в то время даже не задумывался над тем, кто же настоящий творец созданного или открытого. Удивительное время и удивительные люди!

Чтобы сделать первый атомный заряд нужны были, по крайней мере три условия. Во-первых, общий научно-технический уровень, соответствующий поставленной задаче. Он определялся состоянием фундаментальной и прикладной науки, а также науки, конструирования. Во-вторых, определенное качество технологической обеспеченности решения проблемы, которое должно было дать новые, нередко уникальные материалы и методы обработки. И, наконец, в-третьих, – это финансовые возможности государства, подкрепленные должной организационной структурой, содействующей оптимальному взаимодействую трех составляющих единого комплекса «наука – техника – производство» в русле атомной программы и в общегосударственном масштабе.

Реализация этих трех условий носила комплексный и крайне сложный характер, и была бы невозможна без людей – ученых, организаторов науки и производства, конкретных исполнителей работ. Доля каждого из них была разной с точки зрения ответственности за дело, уровня и объема решаемых вопросов. И это естественно. Но главное – в другом. В ощущении ответственности, которое было у всех одинаковым вне зависимости от занимаемой должности и участка работы. Именно это стало залогом успешного продвижения к намеченной цели, быстрого выхода атомного проекта на финишную прямую.

Глава 9. Есть первая советская РДС-1!

Итак, минули последние два года напряженной работы, которой была подчинена вся жизнь обитателей закрытой «зоны». Поглощенность делом, была сродни тому состоянию, какое испытывают солдаты на передовой. Приближался час решающей атаки. Им должен был стать полигональный опыт, в ходе которого предстояло взорвать боевой атомный заряд первой отечественный атомный бомбы. Только полигонные испытания могли дать окончательный ответ на вопрос, удалось ли осуществить задуманное и создать оружие, основанное на использовании цепной реакции деления нейтронами ядер плутония.

Возможность подвести первые серьезные итоги, начать непосредственную подготовку к главному эксперименту открылась осенью 1948 года. Начиная с октября этого года происходит ряд событий, который можно охарактеризовать как завершающую стадию начального этапа реализация советского атомного проекта.

6 октября 1948 года Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, Я.Б. Зельдович при участии Е.И. Забабахина и Франк-Каменецкого пишут и направляют в Спецкомитет итоговый отчет о состоянии дел по разработке плутониевой атомной бомбы. Это был далеко не последний документ подобного характера, но первый по значимости и уровню обобщения. В нем содержалось развернутое расчетно-теоретическое и проектно-конструкторское обоснование первой советской атомной бомбы, которой присвоили обозначение РДС-1. Расшифровывается эта аббревиатура по-разному, одни ее расшифровывают как «Россия делает сама», другие – как реактивный двигатель Сталина. Официальная расшифровка не известна. В завершающей части отчета его авторы приводили заключение, что установленные для конструкции размеры обеспечивает получение удовлетворительного коэффициента полезного действия бомбы, порядка 15 %. Указывалось также, что имеется возможность дальнейшего повышения КПД, например, путем изменения системы инициирования, улучшения конструкции линз и увеличения внешних размеров заряда, однако эти вопросы являются предметом дальнейшей разработки. Описанная выше конструкция, заключали руководители КБ-11, предлагается в качестве первой, достаточно эффективной и в то же время наиболее надежной.

Данный документальный источник свидетельствует, что создатели первого атомного заряда явно не испытывали особой эйфории по поводу конструкции РДС-1. Им было совершенно ясно, что «изделие», копирующее американский образец, объективно необходимая программа-минимум, диктуемая политическими соображениями. Его надежность при соответствующем уровне исполнения в значительной мере гарантировалось тем, что американцы добились успеха именно с его прототипом. В то же время наши ядерщики, наступая на «горло собственной песни», вынуждено отложили свои задумки по улучшению конструкции РДС-1 на некоторое время, хотя уже осенью 1948 годах, то есть почин за годдо испытания, четко представляли, как атомный заряд может быть усовершенствован, чтобы стать более простым и при этом не менее надежным. Но политика брала верх. Первоочередной задачей было выведение атомного заряда на испытания в самом, если можно так сказать, первозданном варианте. «Необходим был самый быстрый и самый надёжный способ показать, что у нас тоже есть ядерное оружие. Более эффективные конструкции, которые нам виделись, могли подождать», – так об этом пишет Ю.Б. Харитон.

Для выхода атомного проекта на стадию испытания бомбы важное значение имело совещание его руководителей в ноябре 1948 года. В Москве у начальника Первого Главного управления Б.Л. Ванникова собрались М.Г. Первухин, А.С. Александров, П.М. Зернов, Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, Н.Л. Духов, В.И. Алферов. Научный руководитель КБ-11 доложил о состояние дел по РДС-1. В докладе Ю.Б. Харитона содержался анализ результатов опытов на натурном заряде по определению давления в волне сжатия. Вывод доклада был следующим: эксперименты подтвердили расчетно-теоретические данные об интенсивности ударной волны, законах изменение силы давления и о степени сжатия плутония.

Была высказана неудовлетворенность техническими характеристиками борного фильтра. Его функцией является поглощение отраженных замедленных нейтронов, претерпевших замедление во взрывчатых веществах. Зачем нужно поглощение замедленных нейтронов? Если отвечать на него совсем коротко, то для того, чтобы уменьшить вероятность неполного взрыва атомной бомбы – с пониженным КПД. Иначе говоря, уж если нужно произвести атомный взрыв, то следует предусмотреть все обстоятельства, предотвращающие неполный взрыв. Ведь атомная бомба – не новогодняя хлопушка. И если она срабатывает наподобие последней, то цепная реакция деления может иметь непредсказуемые характеристики, чем в случае полноценного атомного взрыва с участием нейтронов с заданным энергетическим уровнем.

На совещании в ПГУ было принято решение передать реализацию технической проблемы, связанной с борным фильтром, одному из заводов. Причем работать он должен был по указаниям и чертежам КБ-11.

Одним из вопросов, не решенных к концу 1948 года полностью, был вопрос об определении ядерных констант для расчета критической массы плутония. Эта проблема на последнем этапе разработки первого ядерного заряда стала одной из центральных. Экспериментаторы КБ-11 занимались данной проблемы очень интенсивно. Руководил этим направлением работ в КБ-11 Г.Н. Флеров. Окрепший ядерный центр в это время уже мог создать вполне приемлемые условия для исследований на приоритетных направлениях.

Для сотрудников отдела Г.Н. Флерова было построено специальное здание, оборудованное всем необходимым. Активное взаимодействие теоретиков и экспериментаторов позволяло значительно быстрее, чем раньше, продвигаться к нужному результату. Научно-исследовательский и организационный механизм исполнения атомного проекта действовал в данный момент слаженно, четко и согласованно. Это способствовало координации усилий не только в рамках КБ-11, но и в системе научно-исследовательских, академических, конструкторских учреждений страны, включая и предприятия оборонного комплекса, вовлеченных в осуществление этой программы.

Следует заметить, что производственная реализация идей в области атомного проекта имела существенные особенности, главная из которых состояла в том, что все делалось на совесть, «штучно», было уникально для промышленности в целом. На затраты не скупились, несмотря на скудость материальных и иных возможностей страны. Все должно было сделано качественно. Стоимость в конечном счете не имела решающего значения. Из имеющегося бралось лучшее или создавалось, разрабатывалось принципиально новое, столь своеобразное по технологии изготовления и качеству материала, что в большинстве случаев годилось исключительно для одной цели – создания ядерных зарядов.

На основе данных, полученных сотрудниками отдела Г.Н. Флерова, теоретиков КБ-11 рассчитали верхнее значение критической массы плутония при средних величинах констант. Результаты были проанализированы группой ученых ядерного центра в составе Ю.Б. Харитона, К.И. Щелкина и Я.Б. Зельдовича. Постепенно все ближе подходили к определению истинной массы плутониевого заряда. Но в течение примерно еще полугода значение этой величины «плавало». Вот что говорилось об этом в письме Ю.Б. Харитона, Я.Б. Зельдовича, Г.Н. Флёрова, К.И. Щелкина, направленному Л.П. Берии весной 1949 года: «… Считать установленным, что проведенные в КБ-11 Г.Н. Флёровым опыты по измерению ядерных констант в основном подтвердили ожидаемые значение этих констант и боевой массы активного заряда. Точный вес боевого заряда из аметила должен быть окончательно определен к 1 августа 1949 года”.

Заряд из аметила? Да, даже в самых сверхсекретные документах, посылаемых из КБ-11 в Спецкомитет, несмотря на невозможность утечки информации в силу жесткости режимных ограничений, избегали, тем не менее, вещи называть своими истинными именами. Ни в одном из официальных материалов вы не встретите словосочетание «атомная бомба», а только «изделие» или «конструкция». Так было, по крайней мере, в те годы, о которых говорится в этой книге. Полоний, шел под кодовым обозначением «нилон», а вот плутоний был «аметилом».

Обращает на себя внимание, еще одна историческая деталь. Многие докладные информационные записки, адресуемые председателю Спецкомитета и заместителю председателя Совета Министров СССР Л.П. Берии и касавшиеся сложных технических вопросов, были написаны руководителями и специалистами КБ-11 удивительно ясно и просто. Вот хотя бы один из примеров.

Л.П. Берии направляется документ, в котором излагаются основные технические требования к конструкции ядерного заряда. Читая его, невольно ловишь себя на мысли, что и не будучи специалистом в данной области, можно разобраться в их сути. Текст настолько доходчив, что не понять, над чем работают специалисты КБ-11 просто нельзя. И невольно задумываешься, была ли особая установка сверху, требующая подобного стиля изложение сугубо специфических вопросов или ядерщике сами его избрали, зная, что ими руководит человек не особенно сведущий в ядерной физике.

Ю.Б. Харитон вспоминает, что примерно за полгода до испытания РДС-1 ведущие профессионалы атомного проекта были вызваны к И.В. Сталину. Каждый из руководителей отчитывался перед высшим лицом государства за определенное направление работ. Ю.Б. Харитон делал доклад о работе над зарядной частью проекта. Этот эпизод не раз описывался в литературе “новой волны”, причем со многими, самыми авторами домысленными подробностями.

Сам же Юлий Борисович рассказывает об этом так. “И.В. Сталин предложил сделать не один мощный взрыв, а два менее мощных, так как это сэкономило бы плутоний, который в то время очень медленно нарабатывался. Но я сказал, что этого делать нельзя, хотя, конечно, понимал, что при дальнейшей работе можно будет обходиться и меньшими количествами”.

Разъяснение Ю.Б. Харитона о невозможности ядерного взрыва заряда с массой меньше критической “сняли” предложение Сталина без обсуждения. К мнению специалистов и И.В. Сталин, и Л.П. Берия, да и представители спецслужб разного уровня в целом относились с подобающим вниманием и уважением.

Поскольку весной 1949 года, когда была предпринята попытка экспертной оценки критической массы металлического плутония, количество последнего было крайне мало и далеко от критического значения, то и результаты экспериментов с этим количеством плутония позволяли получить лишь очень грубую оценку значение этой величины. Но был пройден важный этап исследовательской работы, созданы методики измерений, подготовлена вся необходимая для них аппаратура.

В очередном докладе “наверх” (адресован он был, как и большинство подобного рода документов на завершающей стадии отработки РДС-1 – Л.П. Берии) за подписью И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона, отправленном 15 апреля 1949 года, отмечалось, что из задач, решение которых необходимо для проведения полигонных испытаний первого атомного заряда, главными являются две.

Первая связана с явно недостаточным наличием требуемого количества плутония и материала для нейтронного запала, вторая – с технологической доработкой борного фильтра. На финишной прямой атомного проекта эти две трудности были наиболее существенными.

Руководители атомной программы, с одной стороны, информировали высший эшелон руководство в лице Л.П. Берии об этих трудностях, а с другой – осуществили комплекс конкретных действий, направленных на поиск вариантов решения обеих проблем. О борных фильтрах речь уже шла. Что же касается первой проблемы, то был оперативно разработан и утвержден у Л.П. Берии план работ, составленный Ю.Б. Харитоном, К.И. Щелкиным, Я.Б. Зельдовичем и Г.Н. Флёровым. Приведем этот план дословно по архивному документу с тем, чтобы зримо была представлена вся картина в лицах и деталях.

Итак, план включал следующие пункты:

– Произвести расчет умножения фона в полусфере плутония для экспериментального определения фона в натурном заряде (Я.Б. Зельдович, Д.А. Франк-Каменецкий до 30 июня 1949 года).

– Подготовить опыт на умножение нейтронов на базе № 10 силами КБ-11 и базы № 10. (базой № 10 назывался завод № 817 по производству плутония, ныне известный как “Маяк”).

– Изготовить плутониевые сферы и провести определение нейтронного фона (база № 10, Б.Г. Музруков).

– Определить влияние на умножение нейтронов массы имитатора при вкладывании ядерного заряда. При отклонении от установленной нормы произвести доводку массы заряда (опыт проводят Г.Н. Флеров с базой № 10).

– Осуществить проверку умножения нейтронов в окончательно собранном заряде бомбы (опыт проводится в КБ-11. Ответственный за подготовку конструкции бомбы Н.Л. Духов. Ответственный за измерение нейтронов Г.Н. Флеров).

Какой вывод можно сделать, ознакомившись с вышеприведенным планом? Прежде всего тот, что если в РДС-1 и реализовывалась американская схема атомной бомбы, то на такой глубокой проработке каждой детали, что не остается сомнения в самостоятельности движения по лишь намеченному этой схемой пути. И чем дальше двигались, тем больше самостоятельности проявляли, яснее видели “плюсы” и “минусы” осуществляемого варианта и по ходу дела намечали собственные, более совершенные решения.

Таким образом, согласно принятому плану работы, измерения критической массы на завершающем этапе должны были быть перенесены на Урал, на базу № 10. В июне 1949 года от КБ-11 туда приехали Флеров, группы Березина и Ширшова, а также теоретики – Зельдович, Франк-Каменецкий, Дмитриев, Гаврилов и другие. Появились не с пустыми руками, а вместе со всем необходимым для исследований оборудованием. Ученым из КБ-11 было предоставлено отдельное, удаленная от всех строений и тщательно охраняемое здание. Установку для измерений монтировали собственными силами. Главными исполнителями были Д.П. Ширшов и Е.Ф. Вырский. Результаты экспериментов тут же, без проволочек, обсчитывали с теоретиками Я.Б. Зельдовича. Это был предпоследний этап исследовательской работы по определению величины критической массы плутония, В конце июля для принятия окончательного решения на Урал прибыли И.В. Курчатов, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин и Ю.Б. Харитон. Вместе со специалистами, прибывшими ранее из КБ-11, они подготовили предложения по изготовлению плутониевого заряда на заводе № 817. Всего предложений было шесть. Они уточняли некоторые данные измерений и касались механической обработки отдельных деталей заряда и его технологических характеристик. Предлагалось также провести контрольные опыты на модели заряда РДС-1. Это еще одно подтверждение того, что тщательность отработки всех вопросов была отличительной чертой деятельности наших атомщиков.