Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

В январе 1948 года руководители ПГУ и КБ-11 (Курчатов, Первухин, Завенягин, Харитон, Александров, Зернов) обратились в Совет Министров с предложением уточнить сроки завершения различных этапов разработки атомного заряда. Объяснение о необходимости их пересмотра было простым и убедительным. Масштабы деятельности оказались намного значительнее тех, которые представлялись в момент принятия постановления в июне 1946 года. За этим последовала подготовка проекта постановления Совета Министров СССР, которое вышло в окончательном варианте 8 февраля 1948 года № 234-98.

В соответствии с этим постановлением КБ-11 (Харитон, Зернов) предписывалось изготовить и представить на государственные испытания к 1 марта 1949 года один комплект атомной бомбы (плутониевой) с полным снаряжением, а также изготовить и предъявить на госиспытания к 1 декабрю 1949 года один комплект урановой бомбы с полным снаряжением. ПГУ при Совете Министров СССР (Ванников) и комбинат № 817 (научный руководитель Курчатов) отвечали за изготовление по техническим условиям КБ-11 деталей из плутония к 1 января 1949 года, а также детали из урана-235 и поставку их в КБ-11 к 1 апреля 1949 года.

Ядерный центр должен был провести необходимые научно-исследовательские работы с непосредственным участием теоретиков из Института химической физики Академии наук СССР, изготовить плутонию бомбу, а затем и урановую. В дальнейшем данное постановление было уточнено, а работы четко регламентированы, в частности письмом Зернова, Харитона, Щелкина и Духова Л.П. Берии в апреле 1949 года.

Несмотря на все сложности хода осуществления проекта, уже в конце 1947 года началось обсуждение вопроса о выборе места для строительства серийного завода по производству атомного оружия. Вначале П.М. Зернов сообщает Л.П. Берии о таком варианте – создать атомно-оружейное производство на базе завода № 253. Этот завод подчинялся ПГУ и находился в городе Муроме, то есть территориально не очень далеко от ядерного центра.

Но возобладала иная точка зрения. 26 октября 1948 года Б.Л. Ванников направляет П.М. Зернову письмо под грифом чрезвычайной секретности, в которым обосновывает целесообразность развертывания серийного производства ядерного оружия на территории КБ-11. Аргументация такова: наличие освоенной площадки, мощной строительной организации, опытной производственной базы, а также возможность подготовки кадров для серийного завода и обеспечения квалифицированной помощи со стороны разработчиков в период запуска изделий в серию. Ориентировочно стоимость строительства серийного завода оценивалась в 150-170 миллионов рублей. Численность работающих приблизительно в 3000 человек, а количество изделий должно было составлять 20 единиц ежегодно при односменной работе.

29 ноября из КБ-11 в адрес заместителя начальника ПГУ А.С. Александрова были отправлены конкретные предложения руководителей ядерного центра о том, как лучше и быстрее осуществить строительство, каков должен быть состав кадров. Была представлена также схема расположения будущего завода. Таким образом, руководство объекта без излишних слов и споров приняло к исполнению предложение ПГУ.

Вопрос о строительстве серийного завода был обсужден руководителями атомного проекта в Москве в декабре 1948 года. Были одобрены соответствующими мероприятия и направлены на утверждение в Спецкомитет и правительство. 3 марта 1949 года вышло постановление Совета Министров СССР, наметившее конкретный план работ по строительству завода. Интересно, что условно он именовался «ремонтным цехом» объекта № 550. Открытое названия завода было завод № 3 и “Авангард”. Завод начал свою производственную деятельность в интересах обороноспособности страны с 1951 года. Главным конструктором завода и одновременно исполняющим его директором был назначен К.А. Володин, главным инженером – Г.Г. Пастухов. В 1952 году директором завода был назначен А.Я. Мальский. Продукцией завода были шаровые атомные заряды, нейтронных запалов и др. В годы “разрядки” он участвовал в уничтожении (разборке) ядерных зарядов в соответствии с договоренностями с США, выпускал мирную продукцию. Под диктовку США, при участии посла США в России А. Вершбоу, за компенсацию в 30 млн. долларов, завод был ликвидирован в лихие 90-е, в 1998 году, вместе прекрасно оснащенными цехами и трехтысячным коллективом. Очень символично, что фамилия последнего директора завода № 3 была Завалишин.

Примерно тогда же само Первое Главное управление обрело свое первое открытое название – Главгорстрой СССР. КБ-11 соответственно было названо Приволжской конторой Главгорстроя СССР. Ну, а первый серийный завод стал просто «ремонтным цехом» в этой «конторе».

Таким образом, факты свидетельствуют, что решение текущих сложных задач не заслоняло перспективу в деле создания ядерного оружейного комплекса страны. В течение двух последних лет из 40-х годов в этом направлении были сделаны существенные шаги. Но главное достижение этого периода – практическая реализация первоочередной цели атомного проекта – создание первой советской атомной бомбы.

Объем теоретических проблем по ходу продвижения к этой цели продолжали нарастать. Многие из них теперь решались непосредственно в КБ-11, обретшим, в результате выполнения принятых в 1948 году решений, мощный научно-теоретический потенциал. И все-таки необходимость вынесения части данных проблем во внешние организации существовала. По тематике ядерного центра продолжали активно работать ученые в Институте химической физики и в Лаборатории № 2 Академии наук СССР. Здесь проводились нейтронные измерения, определялись сечения захвата нейтронов ядрами радиоактивных материалов, определялись угловые распределения нейтронных потоков, решались многие другие, недостаточно изученные вопросы ядерной физики. Шла также работа по определению коэффициента полезного действия заряда (КПД). В применении к атомной бомбе КПД – это доля плутониевого заряда, реально подвергшаяся реакции деления в процессе взрыва. В Москве серия расчетов в данной области проводилась И.И. Гуревичем и К.А. Семендяевым. К выработке экспертных оценок привлекался академик С.Л. Соболев. В Ленинграде в Физико-техническом институте на КБ-11 работал Л.И. Русинов.

Но львиная доля исследований приходилась, однако, на теоретиков ядерного центра. У И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона были все основания в апреле 1949 года докладывать Л.П. Берии следующее: в процессе создания атомной бомбы в КБ-11 и частично в других организациях по заданиям КБ-11 решены все принципиальные и конструктивные вопросы, возникшие во время разработки. Даже простое перечисление этих вопросов достаточно внушительно. Построена общая теория «изделия» (руководитель – член-корреспондент Академии наук СССР Я.Б. Зельдович), включающая частные теории сходящейся детонационной волны во взрывчатых веществах, сходящихся ударных волн в металлах, сжимаемости металла при давлении в несколько миллионов атмосфер; разработана методика расчета величины критической массы на основе использования экспериментальных данных.

В каждом из этих разделов, вобравших в себя массу решений сложнейших научных проблем, – огромная работа мысли, интенсивный интеллектуальный труд. В приложении к краткому отчету КБ-11 по «изделию» за 1948 годперечисленные темы и отмечены авторы научных исследований, по которым были получены наиболее важные результаты. Назовем некоторых из них: Я.Б. Зельдович, Д.А. Франк-Каменецкий – «Применение метода сложения сопротивлений к расчетам размножения нейтронов»; Я.Б. Зельдович, Д.А. Франк-Каменецкий, Н.А. Дмитриев – «Влияние неизотропного рассеяния в оболочке на критическую массу», «Вероятность преждевременного взрыва», «Приближение теории КПД заряда с оболочками»; Я.Б. Зельдович, А.С. Компанеец – «Теория сходящейся детонационной волны» и другие.

Достаточно быстрое и успешное продвижение в области физической теории достигалось с помощью интенсивной экспериментальной деятельности. Общая для физиков ХХ века тенденция неразрывной связи теории и экспериментов в полной мере проявилась в работе КБ-11. В 1948 году было сделано немало. В упоминавшемся выше отчете И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона приводится тематика разработок: Г.Н. Флеров, Д.П. Ширшов – «Отчет о работе по исследованию отражательных свойств различных элементов»; Г.Н. Флеров, А.А. Березин – «Сравнение спектров различных источников нейтронов»; В.А. Цукерман, В.В. Софьинов – «Определение массовых скоростей продуктов взрыва методами импульсной рентгенографии»; Л.В. Альтшулер, Д.М. Тарасов, М.И. Бражник – «Динамическая сжимаемость металлов»; те же и К.К. Крупник – «Динамика детонационной волны»; Л.В. Альтшулер, К.К. Крупников, Б.Н. Леденев. «Экспериментальные исследования сходящейся детонационной волны».

Результативно изучалась исследователями-экспериментаторами КБ-11 проблема выхода нейтронов. Руководил этими исследованиями А.Н. Протопопов. На основе данных, полученных его сотрудниками, а также общей теории «изделия», были составлены технические условия на чистоту плутония. В соответствии с ними в НИИ-9 и на комбинате № 817 была разработана технология очистки плутония, что имело огромное значение для решения задачи создания первой атомной бомбы.

Под руководством Г.Н. Флерова был проведен значительный объем экспериментальных измерений критической массы. Они обеспечили выбор материала для центральной части ядерного заряда, помогли определиться с критической массой плутония, а также послужили уточнению расчетных значений коэффициента полезного действия и вероятности неполного взрыва.

Важнейшим направлением исследований была газодинамическая отработка заряда взрывчатого вещества. В этой области были разработаны методы изучение процессов, протекающих в заряде при его взрыве, включая возбуждение детонационной волны, проведены измерения волновых и массовых скоростей в различных материалах, изучены свойства радиоактивных материалов при высоких давлениях и температурах. Все эти вопросы имели огромное значение при проектировании и газодинамической отработке первого ядерного заряда. Их экспериментальное изучение проводилось оптическими, электрическими и рентгеновскими методами. В его ходе были созданы целые блоки новых приборов, уникальное, «штучное» оборудование, осуществлены сложные программы экспериментальных исследований.

В 1946 году и в самом начале 1947 года основная часть аппаратуры – фотохронографы, осциллографы, импульсные рентгеновские установки – создавалась в Москве. Первые фотохронограф с вращающимся зеркалом и скоростью развертки до 1000 м в секунду был разработан в конце 1946 года в Институте химической физики по техническому заданию, подготовленному КБ-11 А.Д. Захаренковым и А.С. Дубовиком. Опытный экземпляр был сделан исключительно оперативно и с отличным качеством.

Фотохронографический метод разрабатывался несколькими отделами КБ-11 под руководством К.И. Щелкина. Многопрофильность отделов позволяла привлекать к работам по данной тематике сотрудников разных подразделений ядерного центра. Кроме А.Д. Захаренкова в области отработки фотохронографических методов газодинамических исследований активное участие принимали В.К. Боболев, Н.А. Казаченко, С.Н. Матвеев, Г.А. Цырков.

Во второй половине 1947 года и особенно в течение 1948 года в КБ-11 интенсивно шли работы по изготовлению оборудования для оптического исследования взрывных процессов. В итоге было представлено пять двухобъективных фотохронографов. Авторами и разработчиками усовершенствованных вариантов этой аппаратуры были И.Ш. Модель, С.Б. Кормер и В.А. Цукерман. Материальное воплощение в значительной мере было обеспечено золотыми руками М.А. Канунова, механика и изобретателя, первоклассного мастера своего дела. Нередко задумки ученых воплощались в конструкцию прямо с листа. Все делалось на удивление качественно, а главное с учетом тех конкретных задач, которые стояли перед коллективом КБ-11.

Первые осциллографы были построены с использованием трофейных деталей. Первенец родился в Москве и имел имя ЭТАР-1, отражавшее авторство его творцов – Е.А. Этингофа и М.С. Тарасова. Летом 1947 года оба исследователя работали уже в КБ-11, и на следующий годпроизвели на свет ещё одно детище – более совершенный осциллограф ЭТАР-2.

В газодинамических исследованиях наиболее широко применялись электромагнитные и электроконтактные методы. Решающее вклад в их разработку внесли Е.К Завойский, Л.В. Альтшулер, С.Б. Кормер, К.К. Крупников, Б.Н. Леденев, а также С.Н. Матвеев и другие исследователи.

Серьезное продвижение вперед в научном изучении газодинамических процессов было обеспечено с помощью использования рентгенографических методов. В данной области приоритет принадлежит В.А. Цукерману и Д.М. Тарасову. Импульсный рентгеновский аппарат на напряжение в 500 киловольт был построен в Москве в начале 1947 года. Все, что было под рукой, шло в дело. Применили даже те два конденсатора, которые были частью ускорителя Кокрофта, который перед самым началом войны начал строить И.В. Курчатов в Ленинграде. В конце весны созданная установка прибыла на новое место жительства – В КБ-11, который теперь обозначался как объект № 550. После переезда ее быстро привели в порядок, и в мае 1947 года М.А. Манакова и Д.М. Тарасов получили первый в КБ-11 рентгеновский снимок взрыва. В то время это был самый мощный импульсный рентгеновский аппарат в стране.

Благодаря качеству рентгеновской импульсной установки получали хорошую четкость изображения на пленке. Экспериментальные данные сравнивали с расчетными, что позволяло правильно оценивать процесс сжатия и порядок величины средней плотности ядра, достигаемые за счет этого.

Конечно, в исследовательской работе не обходилось и без ошибок. Некоторые из них возникали из желания побыстрее и попроще решить ту или иную задачу. В.И. Жучихин, например, вспоминает эпизод, когда было дано положительное заключение по одной из конструкций фокусирующего элемента, призванного обеспечить формирование сходящейся детонационной волны. Директору КБ-11 было доложено: элемент отработан, заряд пригоден для атомной бомбы.

К.И. Щелкин первым высказал скептицизм относительно этого вывода: «Этого не может быть. Такая сложная проблема, впервые решаемая у нас в стране – и вдруг без труда сразу решилась, причем безукоризненно… Так в науке не бывает. Нужно тщательно разбираться». Был собран технический совет специалистов-экспериментаторов. Предложенные Цукерманом методики проверялись А.Д. Захаренковым и М.Я. Васильевым. Были применены и иные методики измерений. В конечном счете пришли к заключению, что вывод о работоспособности фокусирующего элемента преждевременен.

Понадобилось еще почти полгода, прежде чем элемент был доведен «до ума». Эти полгода дали не только искомую надежность данного элемента, но и целый ряд достижений в области новейших технологий.

Подытоживая небольшой сюжет, связанный только с одной из большого множества исследовательских тем, осуществляемых учеными КБ-11 в этот период, следует подчеркнут, что в разработке теоретических и экспериментальных основ газодинамической отработки первого атомного заряда, решающее значение принадлежит большому коллективу сотрудников объекта. Это Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, Е.И. Забабахин, В.А. Цукерман, А.Д. Захаренков, В.К. Боболев, Е.К. Завойский, С.Б. Кормер, Н.А. Казаченко, К.К. Крупников, Б.Н. Леденев, Л.В. Альтшулер, В.М. Некруткин, Д.М. Тарасов, Г.А. Цырков, М.Я. Васильев, В.И. Жучихин, Е.А. Феоктистова и многие другие.

Каждая из лабораторий научно-исследовательского сектора КБ-11 имеет несомненные заслуги в разработке теоретических основ ядерного взрыва и их экспериментальном обосновании, а значит, и успешном завершении работы над первым и последующими образцами атомных зарядов.

Работали слаженно. Каждому было предоставлена максимальная степень самостоятельности, но за результаты работ спрашивали строго. Служебная субординация не давила на сотрудников. Большинство руководителей придерживалось не начальствующего, а скорее воспитательного влияние на подчиненных. Если человеку поручалась выполнение определенной задачи, то над ним никто не стоял.

Отличительной чертой этой атмосферы, царившей в КБ-11, являлось своеобразное переплетение рабочих, профессиональных взаимоотношения с неформальным общением. Д.А. Балашов в этой связи вспоминает: «Науку в отделе делали три кита – Б.Н. Леденев, С.Б. Кормер и К.К. Крупников. Каждый из них был по-своему хорош и индивидуален, на работе ничем не выделяли себя. Были как бы домашними, но ни важности, ни величия. Во время подготовки и проведение опытов «опускались» до уровня лаборантов или препараторов. Все мы были «пронизаны» друг другом…». Какое верное и емкое слово найдено ветераном. А вот как об этом времени говорил один из трех упомянутых «китов» К.К. Крупников: «Очень важно было то, что мы все время общались друг с другом и обсуждали результаты. Перепонок в смысле режима внутри отдела, как правило, не было. Мы были заинтересованы не только в своих результатах, но и в результатах своего соседа».

Очень многое в этом коллективном творчестве определялось людьми, возглавлявшими различные тематические направления работ. Вот зарисовка одного из них – В.А. Александровича, данная его коллегой И.Г. Быковченко: «Он создал удивительно доброжелательную деловую творческую обстановку без лишней суеты, покрикиваний и одергиваний. Виталий Александрович всегда поощрял научный поиск, даже научный риск. Над ним никогда не довлели научные авторитеты. Он всегда считал главным только эксперимент. Это было особенно важным в работе с новыми неисследованными веществами при создании новых технологий и новых конструкций спецузлов”.

Этот же тон задавали и самые высокие руководители атомного проекта. Многие участники тех событий вспоминают, что часто приезжавший на объект И.В. Курчатов, как правило, проводил тематические совещания. Они проходили по-настоящему неформально. Спорили горячего и на равных ведущие специалисты и их молодые коллеги. Каждый имел возможность высказать свое собственное мнение и позицию, свой взгляд на спорную проблему. Ю.Б. Харитон организовывал работу методом «мозгового штурма». Широко применял метод параллельной разработки наиболее сложных вопросов одновременно в двух-трех научных коллективах. К примеру, когда считали массовую скорость при детонации взрывчатых веществ, что было важно для ответа на вопрос, достаточным ли будет давление для достижения необходимой степени сжатия уже разработанной конструкции ядерного заряда. Этим занимались две группы исследователей. Одна – под руководством В.А. Цукермана, другая – Е.К. Завойского. Результаты получили разные. Назначили тщательную дополнительную экспертизу, по итогам которой пришли к окончательному выводу о том, что наши исследования подтверждают данные, полученные через разведку. Истинное значение скорости было все-таки установлено, причем предварительные результаты, полученные группой исследователей Цукермана, оказались к нему ближе. Многие ведущие экспериментаторы КБ-11 отмечает большое значение того активного взаимодействия, которое сложилось у них с теоретиками, выделяя особо Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона. О главном конструкторе мнение у большинства такое: Юлий Борисович очень большое влияние оказал на молодых тогда специалистов своей исключительной дотошностью. Надо изучать задачу – так ставил вопрос Ю.Б. Харитон и не уставал подчеркивать, что нужно в десять раз больше знать о явлении, чем это непосредственно необходимо для использования знаний в практических целях.

Подобный подход, который не только Ю.Б. Харитон, но и К.И. Щелкин, но и руководители отделов, лабораторий стремились превратить в неотъемлемую черту стиля работы сотрудников КБ-11. Нельзя не видеть в этом ярко выраженное стремление на перспективу развития ядерно-оружейной составляющей оборонного комплекса страны, на усиление фундаментальной базы всей исследовательской и конструкторской деятельности в этой области.

В данном контексте несколько по-иному выглядит факт использования разведывательной информации в первом образце ядерного советского оружия. То, что данные разведки досконально проверяли и перепроверяли, уже об этом говорилось. Отметим только, что при этом большинство разработчиков нашего первого атомного заряда, участвуя в проверке разведданных, совершенно искренне и справедливо полагали: они ищут не нечто известное, а идут собственным, непроторенным путем. Другое вопрос, что никого не покидала твердая уверенность в успешном завершении начатого дела. Ведь «весьма общее свойство передовых научных и технических поисков: знать, что оно была где-то успешно завершено, а значит, что оно осуществимо, – это уже половина работы».

Следует еще раз заметить, что работа над реализацией отечественного атомного проекта нельзя сводить к простой тщательной проверке разведывательных данных. Необходимо учесть, что достаточно полную информацию об американской схеме без знания технологических подробностей имел только очень узкий круг лиц из самого верхнего эшелона руководства атомной программы. Проверка разведывательных данных, начиная с 1948 года, вышла далеко за рамки необходимости, т. е. того, что было важно для решения ближайшей задачи – создание первого «изделия». Теоретики, к примеру, вели расчеты в двух вариантах, которые имели условные шифры «К» и «Д». Как вспоминает Л.В. Альтшулер, их происхождение теоретикам объяснили очень просто: вариант “К” взят с потолка, а вариант “Д” найден в «бороде». Напомним, что «бородой» называли И.В. Курчатова.

Руководители атомного проекта достаточно быстро пришли к заключению, что один разбор «по косточкам» информации и вычислений в данной области «не может дать счастья». Поэтому перед теоретиками, как, впрочем, и всеми разработчиками первой атомной бомбы ставились значительно более сложные задачи, нежели простой обсчет готовой американской схемы. Этим были открыты «шлюзы» для активного, самостоятельного творчества и научной инициативы.

В свою очередь выход теоретических разработок и экспериментов заставлял самостоятельно решать возникающие новые задачи, например, при изучении процесса в области сверхвысоких давлений и температур. Научились измерять сжимаемость урана и других веществ при давлении в несколько миллионов атмосфер.

Творческая обстановка способствовала тому, что уже в процессе работы над первой бомбой начался реальный конкурс идей. В качестве примера можно привести историю разработки нейтронного запала – важнейшего элемента атомного заряда. Создание курировал отдел А.Я. Апина. В составе отдела было три лаборатории. Одна из них под началом самого руководителя отдела, две другие возглавляли В.А. Александрович и В.А. Давиденко. Но круг участников этой работы был значительно шире. В итоги столь масштабного штурма ученые КБ-11 предложили 20 различных вариантов конструкции. В конкурсе приняли участие Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, В.А. Цукерман, А.Я. Апин, Л.В. Альтшулер, В.А. Александрович, В.А. Давиденко. Причем каждый из них самостоятельно или в соавторстве с коллегами предлагал по несколько возможных разновидностей конструкции нейтронного запала.

После экспериментальных проверок был выбран вариант, предложенный Ю.Б. Харитоном и К.И. Щелкиным. Он основывался на кумулятивном принципе. В дальнейшем это устройство без изменения основного принципа было несколько усовершенствовано. Технология изготовления корпуса нейтронного запала была отработана в лаборатории В.А. Александровича. Способы снаряжения предложила лаборатории В.А. Давиденко. Все химические проблемы, возникавшие по ходу отработки конструкций, решались в лаборатории А.Я. Апина.

Подобная расстановка сил в данном случае не было исключением. Практически над каждым из элементов атомной бомбы работали коллективно. Работа одного сотрудника дополняло работу другого. Разумеется, приоритет определенных авторов идей и предложений осознавался и закреплялся. Но конечный успех зависел, наверное, все-таки от слаженности действий всего коллектива ядерного центра, его исследовательских, теоретических, конструкторских и производственных подразделений.

Возвращаясь к истории создания нейтронного запала, интересно отметить, что доработка этого элемента для первой бомбы не помешала его научным идеологам продолжить поиск новых, еще более надежных и простых вариантов конструкций. Такая не зацикленность на уже предложенных решениях способствовала нахождению принципиально новых технически более совершенных и красивых решений. К моменту представления результатов работы по нейтронному запалу-5 (харитоно-щелкинский вариант), которым было решено снарядить первую атомную бомбу, полным ходом шло завершение разработки нейтронного запала-15. Но в портфеле КБ-11 имелось нечто принципиально новое в данной области. В ноябре 1948 году Я.Б. Зельдович и В.А. Цукерман предложили использовать новый принцип нейтронного инициирования. Для непосвященного читателя поясним, что взрыв атомной бомбы производится с помощью специального автоматического устройства. Инициирование ядерного взрыва осуществляется особым нейтронным источником. Его назначение – в нужный момент, а именно в момент достижения плутонием определенного уровня надкритичности, дать необходимое количество нейтронов. С этого начинается цепная ядерная реакция ядерных взрывов.

По схеме первой бомбы нейтронный источник помещался внутри атомного заряда. Я.Б. Зельдович и В.А. Цукерман выдвинули идею внешнего источника нейтронов, входящего в состав системы автоматики бомбы. Поначалу многим это показалось технологически не осуществимым. Однако И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, Е.И. Забабахин и П.М. Зернов поддержали ученых. Была создана группа разработчиков под началом А.А Бриша. Итогом ее деятельность и стала новая автоматика. Она получила признание позже, в середине 50-х годов, когда результаты испытаний ядерных зарядов, оснащенных внешним источником нейтронов, показали, что мощность взрыва в этом случае значительно увеличивается. Так, умение поверить в новую идею, характерное для руководителей отечественного атомного проекта в целом и КБ-11 в частности, оправдывало все издержки и приводило, в конечном счете, к успеху.

В ходе создания первой атомной бомбы большое значение имели работы конструкторских секторов. О начальном этапе разработки корпуса бомбы уже говорилось. Продолжим исторический экскурс в эту область деятельности КБ-11.

В 1948 году в результате испытаний, проведенных в ЦАГИ, были сделаны обобщающие выводы относительно конструкции корпуса бомбы. Пришли к заключению, что требования к разрабатываемому «изделию» по его устойчивости должны быть более жесткими, чем к любым фугасным авиационным бомбам. Из ЦАГИ шла одна порция информации за другой. Поиск оптимальной конструкции корпуса первой бомбы продолжался. Потерпев неудачу с первым вариантом, подготовленным 1947 году, с весны 1948 года провели серию новых испытаний. Устойчивость полета этих новых образцов оказалось опять далека от оптимальной. Но испытания не прошли впустую. Они подготовили правильность намеченного в разработках пути. Основное внимание стали уделять совершенствование конструкции стабилизатора.

На заводе № 1 КБ-11 создавали корпус бомбы с учетом всех тех замечаний, которые были получены в ходе испытаний и в результате аналитической работы по их итогам. К лету 1948 года вышли на уровень полной «боевой готовности» к новой серии летных испытаний новых образцов корпусов. Они проходили на полигоне ВВС под Ногинском. И если в июне еще преследовали неудачи (с набором высоты устойчивость испытываемых образцов падала), то уже в июле успех был достигнут – почти десятикилометровая высота не повлияла на поведение бомбы. Однако для надежности решили летные испытания продолжать.

В августе 1947 года было принято специальное постановление о начале строительства полигона для испытаний КБ-11. Он размещался под Керчью, имел № 71 и название «Багерово» – по имени близлежащего поселка. Теперь аэродинамики ядерного объекта зачистили в южные края. Но работы было столько, что времени на созерцание красот юга не оставалось. Объемы исследований определялись необходимостью дальнейшего набора и систематизации огромного материала с целью оптимизации баллистических характеристик первой атомной бомбы.

Выбором обвода корпуса вначале занимался В.А. Турбинер, а чертежи на корпус разрабатывали Н.Г. Маслов и Н.В. Колесников. После прихода в НКС аэродинамика И.А. Хаймовича обязанности по исследованию проблемы постепенно перешли к нему. В конце 1949 года в помощь к нему из ЦАГИ приехал В.П. Николаев.

1949 годстал решающим в отработке баллистики бомбы. В эту пору в отделе Хаймовича появились молодые специалисты – Ю.С. Бердяев, Г.А. Орлов, Э.В. Климова. Расширились возможности проведения необходимых баллистических расчетов, включая численное интегрирование дифференциальных уравнений внешней баллистики. К этой работе активно подключились и вычислители математического института имени Стеклова Академия наук СССР. О размахе конструкторских поисков, работе по выбору обводов корпуса бомбы говорит тот факт, что наряду с испытаниями в ЦАГИ пробовали и другие пути. Например, разрабатывали макеты бомб примерно в два раза меньших по сравнению с натуральным размером атомной бомбы. Это было дешевле и давало возможность ускорить проведение многочисленных летных испытаний различных вариантов конструкций. Конечный выбор корпуса оказался не только удачным, но и принципиально новым решением в авиабомбостроении. У отечественных и американских авиабомб обычного снаряжения обводы корпусов были иных типов. Задел в этой области работ был создан достаточно внушительный, что показала практика дальнейшей деятельности КБ-11 по разработке последующих типов атомных бомб.

Баллистический корпус, хотя и влияет на многие другие системы бомбы, тем не менее, представляет собой только ее оболочку. В него надо еще вмонтировать ядерный заряд, сложнейшую систему автоматики, источники тока, другие элементы конструкции. Габаритные размеры баллистического корпуса бомбы, а, следовательно, и размеры заряда были жестко ограничены вместимостью бомболюка самолета-носителя ТУ-4, который являлся аналогом американского самолета В-29. Исходя из размеров люка, были приняты и габариты первой атомной бомбы. Наружный диаметр ее не должен был превышать 1,5 метра, длина – 3,325 метра.

Первый этап разработки конструкции бомбы был связан с поисками решения по компоновочным вариантам системы автоматики в баллистическом корпусе. За основу был принят принцип агрегатной (узловой) сборки. Во-первых, так было проще изготавливать отдельные элементы конструкций, привлекая к этому многие оборонные заводы, НИИ и КБ. А, во-вторых, упрощался процесс сборки самого изделия.