Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Ядерный центр как бы поглотил весь поселок, и поэтому функционирование всех общих, гражданских служб (здравоохранение, теплоснабжение, транспорт, школьное образование и т. п.) пришлось взять под управление КБ-11. Такая концентрация управления всем, что располагалась на территории объекта, в то время была оправданным и объективно необходимым шагом.

Отдельный аспект истории отечественного ядерного центра связан с техникой безопасности и становлением служб дозиметрии. Возникновение и развертывание подразделений данной направленности проходили в непростых условиях, особенно в период начального, интенсивного развертывания производства и экспериментальной базы КБ-11. Решения по многим вопросам обеспечения безопасности приходилось принимать с определенной степенью риска по двум основным причинам.

Во-первых, из-за отсутствия нормальных производственных возможностей, соответствующий уровень которых только создавался. А во-вторых, из-за недостаточной изученности свойств тех веществ и продуктов, которые широко применялись в экспериментах и производстве. Об их опасности, токсичности, разумеется, знали, но эти знания были далеко не полными. Однако было бы очевидным прегрешением против истины утверждать, что безопасность, включая и радиационную, была 1947-1952 годах в КБ-11 вообще вне внимания.

С первых дней существования объекта к вопросам безопасности относились более чем внимательно. Взять хотя бы ввод в действие казематов для проведения экспериментов со взрывчатыми веществами. Комиссию по их приему в эксплуатацию возглавлял Ю.Б. Харитон. Ясно, что дел у него и без этого хватало, однако главный конструктор КБ-11 считал, очевидно, невозможным передоверить контроль кому бы то ни было. Проверка спецпомещений проводилась не по документации, а методом прямого воздействия. Иначе говоря, подрывали заряды взрывчатых веществ весом до 160 кг на расстоянии от 10 до 20 метров от любой стенки казематов. Только в одном случае в ходе проверки каземат не выдержал во время проведения научного эксперимента. Обошлось не очень серьезным ранением одного из лаборантов.

При высоких требованиях обеспечения безопасности сотрудников в ходе опытов, учитывая непредсказуемость поведения различных веществ, с которыми работали ученые и производственники КБ-11, руководство ядерного центра делало в основном ставку на строжайший самоконтроль и личную ответственность сотрудников. Небезынтересен в этом плане такой эпизод.

На одном из совещаний у П.М. Зернова возник вопрос о необходимости дозиметрической инспекции. Ответ директора объекта был примерно такой: «Мы собрали со всей страны лучших специалистов, и какие инспектора сравнятся с ними в определении того, что опасно, а что нет?!» Разумеется, очень скоро под влиянием накопленного опыта позиция руководства изменилось, но по архивным документам прослеживается достаточно жесткий подход руководства КБ-11 к вопросам контроля безопасности и охраны еще и до этого изменения позиции.

Центральную комиссию по допуску сотрудников к взрывным работам и работе со взрывчатыми материалами возглавлял первый заместитель главного конструктора КБ-11 К.И. Щелкин. Он же, и только лично, давал разрешение на проведение экспериментальных работ на спецплощадках. Инструкции по технике безопасности утверждались Ю.Б. Харитоном и К.И. Щелкиным. Каждый сотрудник, допущенный к опасным работам, проходил ежемесячно инструктаж. Л.И. Сельченков, например, вспоминает: «Требования комиссии по проверке знаний правил техники безопасности были настолько высоки, что большинство научных работников не осиливала сдачу экзаменов с первого захода. Но плохо, что часть инструкций имели высокий гриф секретности, и в силу этого не доводились до сведения всех исполнителей работ. Я не помню, чтобы из таких инструкций делались выписки, доступные всем. В результате рабочие и мастера знали о свойствах веществ, с которыми работали, лишь понаслышке».

Первыми получили разрешение на самостоятельное проведение эксперимента со взрывчатыми веществами такие специалисты-асы своего дела как К.И. Щелкин, Л.В. Альтшулер и Д.М. Тарасов. И хотя их профессионализм не вызывал никаких сомнений, но и перед ними были поставлены жесткие условия проведения экспериментов, касавшихся присутствия людей на площадке. Вся военизированная охрана и все заключенные, работавшие на строительстве казематов, должны были быть заблаговременно удалены.

В мае 1948 годах специальным приказом П.М. Зернова была регламентирована ответственность всех должностных лиц за обеспечение безопасности на вверенных им участках. Но и при таком высоком уровне контроля отсутствие на объекте специальной службы охраны труда и техники безопасности нередко приводило к нарушениям. Все сведения об этом сосредотачивались в местных службах госбезопасности. Отсюда информация о нарушениях в обобщенном виде поступала руководителям объекта. Полученные сведения заставляли директора КБ-11, начальников лабораторий издавать приказы, уточнявшие порядок учета, хранения и выдачи взрывчатых и специальных материалов. Документов этого характера достаточно много в архиве ВНИИЭФ.

Быстрый рост объёма задач, решавшихся коллективом КБ-11 в 1948 году, заставил принять кардинальные меры и в области охраны труда. В апреле этого года руководством ПГУ было принято решение о назначении специальных инспекторов для контроля объектов, где сам характер труда требовал соблюдения особых строгостей.

Заместитель начальника ПГУ П.Я. Мешик во исполнение этого решения известил П.М. Зернова о том, что в КБ-11 направляется уполномоченный ВЦСПС – технический инспектор труда ЦК профсоюза. Но ехал этот уполномоченный на объект как-то очень медленно. 20 июня П.М. Зернов обращается к А.С. Александрову с письмом, в котором просит ускорить дело в связи с тем, что вопросы техники безопасности, охраны труда на объекте приобрели особую остроту.

И все-таки прошел ещё почти год, прежде чем окончательно сформировались службы техники безопасности. В мае 1949 году по рекомендации Н.Л. Духова на должность начальника отдела техники безопасности ядерного объекта назначается В.Ф. Шатилов, до этого работавший на аналогичной должности на оборонном заводе № 80 в Дзержинске. И только в 1952 году определился человек, курировавший эту проблему по линии Центра, стал А.П. Исаев, проработавший на объекте инспектором труда ЦК профсоюза более 40 лет.

Первый отдел техники безопасности КБ-11, созданный 4 мая 1949 году, включал всего трех сотрудников – С.П. Егоров, В.А. Пискунов, К.А. Волков, и двух инженеров по технике безопасности на заводах – Н.Н. Буров (завод № 1), Б.М. Глазков (завод № 2).

Для становление вновь созданной службы требовалось определенное время. А между тем количество несчастных случаев на производстве постепенно нарастало. В 1949 году их было 53, в том числе 8 профессиональных заболеваний, характерных для ядерщиков. В этом же году произошел несчастный случай со смертельным исходом.

Опасность профзаболеваний, вызванных радиационным воздействием, стало предметом обсуждения на особом совещании у П.М. Зернова в феврале 1949 годах. В нем участвовали люди, хорошо знавшие специфику деятельности исследователей, экспериментаторов, а также производственников – Харитон, Александров, Апин, Бессарабов и Боболев. Было принято решение о налаживании системы специального медицинского обслуживания сотрудников КБ-11, включая проведение соответствующих анализов на содержание радиоактивных веществ в организме человека.

Масштабность экспериментальной деятельности, связанной со взрывчатыми и специальными материалами, объективно создавала возможность различного рода происшествий с нежелательными последствиями. К примеру, большую опасность при взрывных работах представляли содержащие инициирующие взрывчатые вещества искровые электродетонаторы, которыми снаряжались заряды. Об этой стороне деятельности вспоминал В.А. Цукерман в своей книге «Людей взрывы»: «…Эксперименты со взрывчатыми веществами всегда требуют особого внимания и осторожности. Я до сих пор удивляюсь, что у нас в отделе практически не было несчастных случаев. Разумеется, выполнение инструкций было обязательным. А на площадках, наряду с инструкциями, висели объявления типа «Взрывник, помни, ты не имеешь права на ошибку».

В.А. Цукерман замечает, что официальные инструкции не исчерпывали всего свода правил, которыми руководствовались экспериментаторы. Существовали многочисленные неписаные нормы, вырабатывавшиеся в ходе практической деятельности. Ну и, конечно, выручали высокий уровень квалификация и знание дела. За полигоны на объекте отвечали не просто кадровые офицеры, но и классные специалисты в своей опасной профессии. Все они имели инженерное образование. Полигон на объекте возглавлял Г.П. Ломинский, выпускник Артиллерийской академии. До приезда в КБ-11 он руководил НИИ Главного артиллерийского управления. Начальниками испытательных площадок были офицеры инженерных войск Ю.А. Ворошилов, Н.С Повышев, И.П. Михеев и другие.

Отдавая должное всей совокупности факторов, обеспечивших достаточно высокий уровень техники безопасности в КБ-11, Цукерман считал, что и его Величество случай бывал благосклонен к экспериментаторам, выручал их. Но на случай, судя по всему, не очень полагались. Ни одна, более или менее серьезная производственная травма, ни одно происшествие не оставалась без внимания и соответствующей реакции. И, как правило, выход находили не в дальнейшем ужесточении требований техники безопасности, а в другом. Так, от электродетонаторов, доставлявших немало хлопот при обращении с ними, сумели отказаться вовсе, разработав новые средства инициирования. С 1948 года степень безопасности экспериментов выросла и одновременно определились пути создания надежных схем подрыва изделия. В итоге выиграли и люди, и дело, которым они занимались.

Свидетель событий того времени Д.А. Балашов вспоминает: «Сквозь череду беспредельно дорогих мне тех дней, дней 1948-1952 годов, в памяти четко возникает масса эксцессов, вызванных не тем, что мы что-то нарушили, а новизной решаемых задач и условиями работы, которые от настоящих отличаются как небо от земли».

Множества полукурьёзных ситуаций храниться в памяти первых сотрудников объекта. Было это летом 1950 года. Д.А. Балашов долго возился со сборкой аппаратуры для одного из опытов. Ближе к полуночи, наконец, закончив работу с измерительным узлом, подошел к усердно чем-то занятому Борис Николаевич Леденеву. Спросил: «Что это вы вьете?» Тот встал со стула и несколько задумался, а потом, выставив перед собой свое «рукоделие», с доброй и несколько ироничной интонацией ответил: «Это?.. Я разрабатываю новый вариант подпруги для лошадей».

Как оказалось, на следующий день, когда проводился опыт с большой моделью, этими «лошадьми» стали сами Леденев и Покровский. С помощью собственноручно сплетенной подпруги оба исследователя доставили заряд весил в 150 кг к месту проведения опыта. Любопытный Балашов выполнял роль подручного, время от времени через каждые 10-20 м подставляя под носилки табуретку, чтобы «лошади» не упали от тяжести.

Завершая этот небольшой экскурс в историю служб общепромышленной и радиационной безопасности труда в КБ-11 рассматриваемого периода, следует отметить, что широкое развертывание этих служб относятся к более позднему времени. Перелом наметился в 1954-1955 годах. И тогда многое из упущенного пришлось наверстывать. В первую очередь это касалось ущерба, нанесенного окружающей среде. Из-за отсутствия специального могильника загрязненные радиоактивными веществами промышленные отходы вывалились и сжигались на одной из отгороженных площадок в зоне объекта. Ввиду того, что не было специальной промышленной канализации, сброс активных и токсичных веществ производился в реку Сатис без очистки. Загрязненность реки превышала в некоторых местах допустимые нормы в две тысячи раз. И только с середины 50-х годов за решение проблемы очистки взялись более или менее основательно. Самостоятельная дозиметрическая служба на объекте была организована тоже в это время, в 1954 году.

Рассматривая организационные структуры ядерного центра на начальном этапе его истории, нельзя обойти вопрос о разделении функций и соотношения полномочий двух руководителей – директора и главного конструктора. По первоначальному замыслу директор должен был быть не просто администратором, но и координатором всех направлений деятельности. Поэтому с формальной точки зрения главный конструктор КБ-11, Юлий Борисович Харитон, подчинялся директору объекта П.М. Зернову. Название самой этой должности за всю историю ядерного центра менялось трижды. Второе ее наименование «научный руководитель – главный конструктор». Она была введена в 1952 году, а с конца 60-х годов утвердилось название «научный руководитель ВНИИЭФ», существующее и по сегодняшний день.

Таким образом, с 1952 года главный конструктор, обретя дополнение «научный руководитель» к своему титулу, был, по сути, выведен из прямого подчинения директору. Ю.Б. Харитон с этого времени перестал именоваться первым его заместителем. Но дело все-таки, наверное, было не субординационных отношениях формального плана. Тот «дуумвират» Зернов-Харитон, который сложился с самого начала работы КБ-11, субъективно исключал необходимость какого-либо подчинения одного из руководителей другому. Вопросы решались согласованно, а сама жизнь заставляла правильно и оптимально разделять полномочия и ответственность. Все, кто лично знал, как работали на этапе становления объекта его директор и главный конструктор, отмечают, что состоялся удивительный сплав научной мысли и крупномасштабной инженерной практики, в немалой степени обеспечивший успех научного поиска решения поставленной перед КБ-11 задачи. Ю.Б, Харитон всегда исключительно тепло вспоминал о Павле Михайловича Зернове, который, по его словам, поражал его своим умением видеть и крупное, и мелочи одновременно. Он мог пойти на кухню и поучить, как можно заваривать чай, заботился о том, чтобы на объекте был хороший пекарь и хлеб был вкусным. Но одновременно П.М. Зернов проявлял смелость и решительность при принятии принципиальных технологических и производственных решений, за которые по тем временам и головы можно было не сносить. Как, например, в одном из случаев, связанном с отправкой изделия на полигонные испытания. Имелись некоторые довольно серьезные сомнения технического характера. И вопрос стоял так: проводить испытания или нет. П.М. Зернов, ознакомившись с сутью дела, настоятельно поддержал на совещании в ПГУ у Б.Л. Ванникова сторонников проведения испытания. Как показали дальнейшие события, они оказались правы в своей уверенности относительно изделия. Решительное вмешательство Зернова помогло им тогда, когда такая уверенность была далеко не у всех. Многие ученые ядерного центра отмечают, что Зернов был полностью в курсе всех исследований и разработок, нередко участвовал в обсуждениях и научных дискуссиях.

Говоря о двух первых руководителях КБ-11, П.М. Зернове и Ю.Б. Харитоне, важно подчеркнуть еще одну сторону их деятельности. Они сообща сумели заложить традиции по-настоящему человечного руководства, взаимопонимания и разумного разделения функций в высшем эшелоне руководства ядерным центром. Последующая жизнь, конечно, внесла свои коррективы, но эти традиции основателей КБ-11 живы до сих пор.

1948 год – одна из едва ли не самых важных вех как в процессе практического осуществления атомной программы, так и в дальнейшем поиске наиболее эффективно работающей организационной структуры ядерного объекта.

Несколько слов об организационной структуре. На базе созданных лабораторий теоретического отдела и полигонов был образован научно-исследовательский сектор (НИС, начальником которого был назначен первый заместитель главного конструктора К.И. Щелкин, а его заместителем – В.К. Боболев). В начале следующего года он стал называться сектором № 20. В его структуре еще не раз многое перестраивалось, переименовывалось, менялись цифровые обозначения. Одни лаборатории разрастались, из них выделялись самостоятельные подразделения со своей тематикой работ. Так, из лаборатории А.Я. Апина выделились лаборатории В.А. Александровича и В.А. Давиденко. Другие, наоборот, сливались. По ходу решения практических задач менялись и варианты организации деятельности. Все было ориентировано на оптимальное соответствие организационной структуры интересам дела.

Одновременно с НИСом был сформирован научно-конструкторской сектор – НКС. Он вобрал в себя все конструкторские группы и подразделения. До июня 1948 года руководителем НКС был В.А. Турбинер. Первыми начальниками отделов – Н.Г. Маслов, Н.А. Терлецкий, С.Г. Кочарянц, С.И. Карпов. В августе это же 1948 года прошла новая организация конструкторской части КБ-11. На базе НКС было создано два сектора.

НКС-1 возглавил генерал-майор, герой Социалистического Труда, главный конструктор танков Челябинского Кировского завода Н.Л. Духов. Ю.Б. Харитон в этой связи вспоминает, что Турбинера, руководившего до этого времени конструкторами как-то постепенно оттеснили, что закончилось его уходом из КБ-11. Правда, ему предложили быть заместителем Н.Л. Духова, но он отказался. В нынешнем ВНИИЭФ бытует мнение, что в оттеснении Турбинера сыграл роль И.В. Сталин, считавший необходимым привлечение к реализации атомного проекта наиболее известных, авторитетных специалистов из «оборонки», ученых с именем. Но эта версия выглядит не очень убедительно. Скорее все сводится к деловым качествам самого Турбинера. Во всяком случае, Ю.Б. Харитон считал, что с приходом новых руководителей в НКС конструкторская работа стала вестись на совершенно ином, более высоком уровне.

Руководителем НКС-2 стал капитан 1 ранга В.И. Алферов, до этого бывший директором торпедного завода на Каспии. Сотрудники второго конструкторского сектора занимались проблемами электрического инициирования заряда и электрического оборудования бомбы в целом.

С самого начала факт разделения НКС на 2 сектора не особенно отразился на существе деятельности. Исследовательские и конструкторские работы по созданию приборов системы автоматики атомной бомбы велись в едином ключе. Связь между сотрудниками секторов была тесной и взаимопроникающей.

По мере увеличения объемов опытно-конструкторских разработок отделы обоих НКС разрастались. Но одновременно вычленялось то общее, на что были нацелены конструкторы и исследователи. Через 2 год было принято решение вновь слить два основных конструкторско-исследовательских подразделения и создать единый сектор. Он получил № 5. Во голове коллектива стал Н.Л. Духов, а В.И. Алферов перешел на курирование становившегося «на ноги» серийного производства.

В секторе № 5 насчитывалось 11 отделов. Отдел Маслова (М.К. Трусов, И.В. Богословский, И.В. Колесников, М.В. Владимиров, И.А. Хаймович) занимался разработкой баллистического корпуса бомбы. Специалисты отдела Н.А Терлецкого (В.Ф. Гречишников, Д.А. Фишман, А.И. Абрамов, П.А. Есин, Г.И. Матвеев) отвечали за разработку самого заряда. Система автоматики бомбы стала основной заботой сотрудников, работающих под началом С.Г. Кочарянца (И.В. Алексеев, В.А. Профе, А.И. Янов, В.Н. Шахаев, В.А. Родионов, М.А. Сафонов, А.И. Иванов, О.П. Романов). Отдел В.С. Комелькова (ведущие специалисты – Д.А. Голованов, С.И. Борисов, А.С. Козырев, С.А. Хромов, В.К. Травкин, Е.В. Вагин, В.И. Дорошенко, Е.В. Борисенко, А.Ф. Дымов, Г.Г. Утенков) работал над системой электрического инициирования заряда. Электродетонаторам посвятили все свое время и умение сотрудники отдела И.П. Сухова: М.И. Пузырев, И.П. Колесов, В.И. Кирсанов, А.П. Зотиков, С.П. Егоров.

Отделы А.П. Павлова, С.И. Карпова, Д.М. Урлина, С.С. Чугунова, Н.С. Баркова, В.Г. Алексеева занимались разработкой контрольно-стендовой аппаратуры для системы автоматики, нормоконтролем, принципиальной схемой автоматики бомбы, радиоконтрольной аппаратуры.

Настойчивый поиск организационных форм научно-исследовательской, теоретической, опытно-конструкторской деятельности, которые в наилучшей степени отвечали бы достижению поставленных целей, можно сказать, дал неплохой результат. Подтверждение тому стойкость структуры КБ-11, сложившейся в конце 40-х – начале 50-х годов на протяжении многих последующих лет. Несмотря на расширение деятельности ядерного центра, особенно в 60-е годы – период бурного наращивание темпов формирования отечественного оружейного ядерного потенциала, эти формы сохранились до нашего времени с небольшими, скорее частичными, чем кардинальными, изменениями и дополнениями.

Значительная роль в создании первой атомной бомбы и, естественно, последующих модификаций ядерного оружия, принадлежала коллективам опытных заводов КБ-11. Если коротко характеризовать вклад заводов № 1 и № 2 в осуществление атома проекта, то следует сказать, что они обеспечили базу научных исследований и конструкторских разработок. Здесь были изготовлены первые опытные образцы отечественной атомной бомбы, осуществлялась подготовка к испытаниям.

Надо заметить, что при проектировании завода № 1 за основу был взят типовой машиностроительный завод с индивидуальным характером производства. Когда началась конкретная работа сразу выявилась недостаточность производственных и технологических возможностей завода. Крайне остро проявилось отсутствие приборостроительного направления. Проблем возникло огромное множество, и если бы не смелость и находчивость производственников, их смекалка и искусная изворотливость, то решение большинства из них потребовало бы значительно большего времени.

Новые цехи, участки, отделения, необходимость которых диктовалась развертыванием работ, создавались за счет перепланировок. В ход пошли бытовки, пристройки, все подсобные помещения. Коллективы заводов работали напряженно, творчески, создавая необходимое подчас из ничего. Огромные сложности были преодолены в процессе освоения новых технологий.

Н.А. Петров, главный инженер завода, приводит такой пример из истории завода № 1. Для отработки газодинамических характеристик оболочки ядерного ядра нужно было иметь несколько десятков заготовок полусфер диаметром около полутора метра. Делались они с покрытием из магниевого сплава. Первый завод на выполнение подобного рода работ не был рассчитан. Он располагал маленьким литейным цехом с одной вагранкой и горном, предназначавшимися для ремонтных работ. Магниевое литье планировалось получить с завода № 219 Министерства авиационной промышленности. Там был хорошо отлажен процесс производства отливок из магниевых и алюминиевых сплавов для нужд своей отрасли. Но одно дело – авиационная, а другое – новая, атомная промышленность. Для нее требовались такие крупные отливки, которые никогда не делались из этих сплавов. Руководству завода № 219 габариты заказанной КБ-1 детали показались нереальными для производственного изготовления, и оно наотрез отказалась выполнять заказ. Министерство авиационной промышленности эту позицию заводчан поддержало.

А время шло… Переписка сторон продолжалась, а отработка газодинамики задерживалась. В КБ-11 решили выходить из создавшегося положения своими силами. П.М. Зернов утвердил решение о производстве отливок в литейном цехе завода № 1. Быстро нашли и привезли на объект электропечь. Она была установлена за стеной цеха, так как для столь значительного по размерам оборудования площади внутри здания не хватало. Металл выдавали через проем в стене.

Налаживанием собственного литейного производства проблема была решена лишь частично. Возможности цеха были слишком малы для того, чтобы поставить производство полусфер на поток. Но добились главного – показали на деле, что поставленная задача осуществима. Переговоры с МАП продолжались, но выглядели они все более безнадежными. В КБ-11 решили: убедить другую сторону можно только наглядно. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем 100 раз услышать.

Заводчане ядерного объекта отправили свою отливку в Москву на завод № 219. Довод в виде реальной детали оказался красноречивей многих писем. Через некоторое время начались поставки отливок из сплава магния и алюминия в ядерный центр.

Трудно, но успешно отрабатывалась на заводе № 1 технология обработки сферических оболочек и шаровых поверхностей. А для атомной бомбы требовались детали именно такого профиля. Те токарные станки, которыми располагали, годились для обработки только цилиндрических и плоских поверхностей. В конце концов нашли выход из положения. Своими силами модернизировали несколько токарных станков, приспособили для новых целей и карусельный станок. Норма времени на обработку полусферы составляла 40 часов и более. Качество изготовления полностью зависело от квалификации исполнителей.

В итоге сферические поверхности были получены. Сделано это было руками заводчан В.В. Касютыча, Ф.К. Якубова, П.Д. Панасюка. Но и на этом не успокоились. Решили перевести обработку сфер на более совершенную основу. В КБ-11 разработали технические условия на новый сферотокарный станок. Представитель объекта по согласованию с ПГУ выехал на завод «Красный пролетарий» в Москву. Впоследствии на этом заводе было налажено производство нового оборудования.

Решение более или менее традиционных для машиностроительного и металлообрабатывающего производства задач дополнялось решением задач специфических. Одной из наиболее сложных среди них была обработка стержней из урана. Поразмышляли каким образом это делать, и пришли к заключению – методом резания. В один из дней октября 1948 года после окончания первой смены в инструментальном цехе завода № 1 не осталось никого, кроме руководителей завода (директора А.К. Бессарабенко, главного инженера Н.А. Петрова, главного технолога В.В. Касютыча, начальника цеха А.И. Новицкого) и мастера М.В. Белкина с токарем Н.А. Козловым. Урановая заготовка была закреплена в токарном станке… Твердосплавные резцы вонзились в урановый стержень. Оказалось, что уран обрабатывается выбранным способом вполне удовлетворительно. Вопрос о получении урановых деталей был решен.

Для работ с ураном в цехе № 1 было выделено изолированное помещение, где был установлен модернизированный токарный станок. Священнодействовали на нем токари высочайшей квалификации Т.Г. Малышев, В.А. Кузьмин, И.Е. Романов. Руководила этим сверхсекретным участком работ технолог Валентина Николаевна Можайченко. Здесь и были изготовлены урановые детали для первой атомной бомбы.

По мере приближения к созданию атомной бомбы сплывали то одна, то другая задача, требовавшие немедленного и профессионально грамотного решения. К примеру, срочно потребовалась помощь опытному заводу № 2 в производстве форм (кокилей) для отливки элементов оснований и линз заряда из взрывчатых веществ. Итоги работы, проведенной в связи с этим, были таковы: технология производства была отлажена на заводе № 1 КБ-11, рекомендована оборонному заводу № 92 в городе Горьком, и завод № 2 ядерного центра был обеспечен необходимыми формами.

Аналогичная ситуация складывалась с изготовлением борного фильтра. Первоначальные образцы этого элемента атомной бомбы по технологическому заданию КБ-11 были изготовлены в НИИ пластмасс. Но они оказались непригодными. Переговоры на этот счет с руководством НИИ не внушали оптимизма. Решили изготавливать борный фильтр опять-таки своими силами на опытном заводе № 1. Причем конструкторское решение фильтра было упрощено в ходе его производственного освоения. Еще раз положительную роль сыграла та тесная связь, которая существовала между производственниками и разработчиками КБ-11.

История опытного завода № 1 ядерного центра помнит имена многих и многих своих работников, внесших значительный вклад во все этапы становления и самого производства и других работ, которые здесь проводились. Вот только некоторые из этих имен: А.К. Бессарабенко, Н.А. Петров, В.В. Касютыч, А.И. Некипелов, Ф.К. Якубов, П.Д. Панасюк, В.Д. Щеглов, А.И. Новицкий, И.М. Иванов, А.М. Морозов, Г.А. Савосин, Т.Н. Аполлонов.

Опытный завод № 2 Кб-11 был основан 1947 году. Он был возведен на абсолютно пустом месте. Кроме производственных и вспомогательных зданий, в заводской комплекс входили базисные склады взрывчатых веществ, расположенные на значительном удалении от территории завода. Главной задачей завода № 2 было изготовление элементов заряда из взрывчатых веществ методом литья и прессования. Помимо этого, здесь производилась полная сборка заряда в корпусе. Фактически, это был один из боеприпасных заводов, несколько отличавшийся от традиционных производств. Если в обычной технологии снаряжения типичной была заливка взрывчатых веществ в замкнутые объемы боеприпасов (снаряд, бомба и т. п.), то для технологии завода № 2 характерной являлась отливка или прессование элементов из взрывчатых веществ в виде деталей, выполненных с допусками, принятыми для металлических деталей в машиностроении.

Надо учесть и то, что к отливкам из взрывчатых веществ предъявлялись очень высокие требования, касавшиеся жестко нормированной плотности и разноплановости деталей. Нормоконтроль проводился методом дефектоскопии и гидростатическим взвешиванием.

Много труда, смекалки, бессонных ночей было отдано новой технологии. История завода № 2 ядерного центра навсегда связана с именами таких людей, как директор завода А.Я. Мальский, главный инженер Г.П. Крюков, главный технолог Н.А. Смирнов, начальник цеха М.А. Квасов, непосредственные исполнители работ А.И. Головкин, А.М. Комаров, Б.М. Глазков, И.П. Колесов, А.Я. Титов, Б.М. Кеда, Н.А. Лавров, В.Н. Пурусов, В.А. Порхунов, В.П. Соколовский и другие.

Вернемся в 1948 год, как серьезной вехе в процессе реализации атомной программы в целом. Примерно в конце 1947 года стало ясно, что сроки создания атомной бомбы, обозначенные в постановлении Совета Министров СССР от 21 июня 1946 года, не будут выдержаны. Вряд ли есть основания обвинять авторов постановления в недальновидности. Мировая ситуация была такой, что стремление сделать бомбу как можно быстрее, понятно и объяснимо. Нельзя не учитывать и того, что руководство проекта располагало данными разведки и верно расценивало их как весомую прибавку к собственным всесторонним усилиям. Эта «прибавка» давала понимание того, ЧТО надо сделать. Однако на вопрос, КАК это сделать, ответа пришлось искать самостоятельно. Это КАК было связано с решением принципиально новых задач.

Нельзя не принимать в расчет и еще два серьезных обстоятельства. Одно из них – объективные финансово-экономические и материально-технические трудности, естественные для послевоенной страны. Именно из-за них в значительной мере первый годстроительства ядерного центра не был успешным с точки зрения выполнения намеченного плана работ. В течение следующего года многое удалось наверстать, однако общий характер реализации атомной программы уже претерпел сбой. Второе обстоятельство было связано с тем, что для всех, без исключения, участников программы на уровне как руководства, так и исполнительского звена, еще не стал очевидным тот объем работ, который необходимо было выполнить. Сознание этого объёма работ, надо отдать должное, было воспринято в высших эшелонах власти спокойно.