Текст книги "История почти всего. Практическое пособие поедателей времени"

Кир с Дашем просматривают прошлое Молом Эври, похожим на Шалтай-болтая. Громадное, неуловимо пульсирующее, расколотое Яйцо на подиуме. Его волновые дополнения плавают по Броневому Залу словно медузы, иногда лениво переворачиваясь.

В прошлом и настоящем Мол – одно. На расстоянии десяти метров уже чувствуешь холод, – молекулы воздуха и плоти тормозятся, не прекращая движения. Бег становится упорядоченным – из стороны в сторону, по прямой линии. Ливи прав. Машина Времени это холодильник, вывернутый наружу. Или, более романтично – Белая Река из моего сна, отстирывающая все. Уменьшение неопределенности координат вызывает увеличение неопределённости во времени. Некоторые микроскопические вещи вылетают из прошлого, материализуются в Столовой. Недавно я ощутил запах бульона с луком, выпитого здесь неделю назад, представьте себе, пахучие молекулы совершили путешествие в мое настоящее.

Важные чины Эври и Корпуса хлебали черничный, улучшающий зрение джем из Общего Котелка. Похоже, Кухня захватила Броневой Зал. И еще, теперь здесь спальня?

Лекс Арен налил воду в Чашу и прочитал начальную молитву дже.

– За Бога и его Друзей. К Единому!

– К Единому!

Мы одновременно опустили руки в Чашу и, вынимая их, подняли бурный фонтан. Водяное вино ушло в желудок, затем, – молитва удалась на славу, распустилось по телу, прошло по пищеводу, добралось до сердца и вспыхнуло, разбросав канальцы по всей Вселенной. Ребята вздрогнули. Такая, миниатюрная Купель. Пришло красноречие, способность высвечивать образы. От группы отделился и шагнул в туман Арки Мола рум Даш.

Удары Колокола, свечение, булыжная площадь с марширующими сотни лет солдатами, обрыв и снова туман. Вот, символ этого путешествия.

…Рум Даш, лежа в койке, возле разогревшегося Монолита, рассказывал о путешествии в Средневековье. Иногда прямой связи с путешественником нет, приходится смотреть его рассказ после окончания сеанса, как сейчас. Серые картинки в уголках глаз иллюстрируют повествование.

– Сражаться на мечах, убивать людей, оказывается, так звонко и интересно. Как будто это ты сам управляешь Смертью. Приставь лезвие ножа к пальцам и надави решительней! Вот лучшая затравка для видения через меня.

Даш глотнул луковичный бульон, придающий бодрости, принялся демонстрировать добычу:

– Стреляешь из лука; в помещении прикладываешь тетиву к глазам, на расстояниях к плечу. Бьешь человека под шлем, оттуда хлещет кровь. Он становится мягким и покорным! Идешь дальше, подобрав меч, будто сделал нужное дело, убив человека, собрал его мир.

Это меня увлекло.

В образе Мэрри, удар за ударом, я вошел в необычную область. Мраморная ванна, постамент и чаша, – видите? Это символы или реальность?

Понял, что теряю душу. Она перетекает в чужого человека безвозвратно, теряется в нем. То, что на самом деле ты – рум Даш, один из работников Лазарета, наемнику европейского Средневековья казалось неописуемым бредом.

Остыли и отнялись ноги. Даже сейчас не могу воспринимать это с юмором. Стал молиться: «Миленький Бог, помоги». Обычно приговаривал так, когда требовал от Неба почестей и денег. Но, если вдуматься, Бог не любит развязного попрошайничества.

Вспомнил «Отче наш», древнюю молитву из склеенного лазерного диска. Анемия отлетела с ног, словно каменное одеяло. И вот, я здесь.

– Почему не пробовал молиться нам, Друзьям и Единому?

– Пусть проверит это другой. Я увольняюсь с должности испытателя молитв!

Мы записывали услышанное – кто в блокноты, кто в рубрику души.

Эрк Маркер, деятельный новичок Лаза, высветил, каково быть механиком-водителем, таранящим чужой танк. Несколько минут повести – то, что обычно пропускают мемуаристы. Тела в квартирах и подвалах, грудой, поодиночке и частями. То, что видели в последний раз; удар, боль, удивление, онемение и свет.

Нагревшийся, потерявший спектр, ставший серым Монолит, издавал тончайшие сладкие вибрации, будто в нем всхлипывала металлическая скрипка.

Такой день.

Дори выдал задание подготовить пламенную лекцию, чтобы новички Лаза прониклись важностью дела, и с энтузиазмом принялись за поставленные задачи.

Подготавливаю речь перед электронным зеркалом. С пятого раза перестаю ненавидеть себя за это деревянное лицо, инфантильные речевые обороты и куриный голос. Когда разбираешь для других, сам начинаешь лучше разбираться в предмете.

Выглядит это предварительно так:

– Друзья! Мы исследуем все проявления Любви. Вас набрали дополнительно потому, что двое работников сошли с ума, а один умер. Да, здесь иногда умирают. Любовь непредсказуема и опасна. Кому это не по душе, может отправляться обратно.

Отправить новобранцев в «Единорог». Там взаимодействие с младшими налажено так, что на приказы они не обижаются, и просят еще.

Заправить в Алтарь Бингу, вежливо, с душой, как она любит. Обожает струить вибрации своего любовного воображения. Годится АМТ-12, надежный аппарат с вместительной выемкой. Ребята постигнут тему, как жить вечно, без прямых задач борьбы за еду, комфортный быт и знаки статуса. Чтобы они не поплыли, отправить в отдел Корпус, где работают универсальные Алтари.

Двинуть там, в порыве вдохновения, громовую речь:

– В поле Любви происходят неожиданные превращения. Это не поцелуи на скамейке, а важнейший вид физического взаимодействия.

Помимо того, что Любовь притягивает и отталкивает, преобразует попавшие в поле ее действия объекты. Притяжение идет по всему объему пространства и времени, так, что мы способны вытянуть из прошлого то, что нам нравится.

Будущим реаниматорам, имеющим особые отношения с подопытными животными, в том числе, оживающими котятами, покажу кубы аквариумов, где в лучах Алтарей вершится ускоренная эволюция. Представлю тигрисов. Водные создания, выросшие в поле сознания рассерженного человека. Несколько напоминают медуз. Некоторые считают их воплощением зла. Один экспериментатор потыкал тигриса палочкой и отключился. Его до сих лечат, совмещая сознание с памятью предков, это рассеивает любую болезнь.

После этого представления ещё что-то придумать.

Отправлю будущих братьев на Кухню. Пусть попробуют Общего Чаю. Дежурный по Столовой научит их готовить напиток, хотя это и не его дело. И – скорей в спальный корпус. После переезда хочется спать, в тепле и одиночестве, чтобы забыть все неприятное и угловатое. Интересно посмотреть на распределение мест. Как неофиты самостоятельно находят любовь и согласие?

И, отправлюсь по взрослым делам.

В Центральной лаборатории Корпуса проводится обсуждение моделей Рая. Осмысливается распорядок жизни греческих полисов и монастырские уставы, дух осажденных городов, кодексы поведения пиратов и порядки в игровых комнатах. Европа, Азия, Китай, Инки, Шумеры, Древние Римляне. Они подскажут, как это, в конце концов, будет сделано.

Мол Корпуса не может дать такого объемного проникновения в прошлое, как Пристань 52А Домена; только обрывки имен, видео и чувств, но тоже, неплохо.

Подробно изучаем Россию. Лекс Кир, считающий себя знатоком, выводит её устройство из государственности Персии, мирно объединившей массу несхожих народов.

Он всходит на подиум Мола, декламирует несколько слов на церковнославянском языке, замирает на минуту, делает «ручкой» и исчезает в тумане. Мы перелистываем коллажи, сотканные из точек зрения живших тогда людей. Леса, избы, глаза лошадей, утварь, снег, белые и черные купола.

Уточняем настройку.

Над головами вертится материализовавшаяся вьюга, холодает, в самом теле возникает изображение:

Церковь на перекрёстке петлистых дорог.

– Где это? – прошелестела Бинга.

– Чуть южнее Москвы. Кажется, я ученик священника. Если церковь остается на моем попечении, одна, молитвы читаются особенно звонко. Можно захлебнуться от счастья! Стоит поусердствовать в количестве молитв, чеканности обряда, можно сделать всё. Обратить зиму в лето, растопить сугробы, умиротворить помещиков, уговорить их освободить крестьян, воскресить мёртвых с прилегающего кладбища. Испечь солнечный хлеб.

Вот, похожий, или тот же самый, половозрелый «Я» в монастыре. Полвека позже это здание подменят торговыми рядами. В двадцатом веке здесь, у Красной Площади по краю заповедной территории, построен Универсальный Магазин. Некоторые значимые строения не являются даже в рисунке на полях книги. Кажется, люди своего времени просто не в силах были представить, что здание исчезнет. Но то, что монастырь просуществовал весь семнадцатый век, это точно. Устойчивый центр притяжения сознаний многих духовно родственных людей. Там – как правильно определить? Особый дух, вывернутое наизнанку настроение. Колокольня, пристройка с нравоучительными картинами. Вот, знакомые мне люди – что говорят, почти понимаю, но не могу осмыслить. Можно радоваться и благоговеть. Душа смущается тем, что к зданию примыкает душное кладбище. Во всех местах, и в той роще, непременно видишь могилы. Слишком много особ желало закопать свои тельца поближе к этому Устройству Воскресения.

– Показывай, что было дальше! – потребовали мы не к месту смешным, синхронизированным хором.

– Четырнадцать, шестнадцать, все еще очень здорово. Я молюсь о том, чтобы летать. Такие мирские молитвы… если научишься этому, все само собой станет лучше. Приобретешь невероятную красоту, ведь только безболезненные люди достойны полета. Отыщешь Друзей, увидишь многое новое, прояснившимся зрением. Завяжутся невероятные, объемные истории, откроется смысл. Ты на жаркой площади, все вокруг плоское, сальное, обихоженное, вы должны понимать. Ты просто сосредотачиваешься, и свечой идешь вверх. Чуть задерживаешься, посмотреть на крыши – и продолжаешь полет. Еще метров триста, и открывается освежающий туман. Утоляешь им жажду, осознаешь, как до того ужасно хотел пить! Еще выше – дождь. Освеженный, снижаешься в плотный воздух. Не на то самое место, куда падет жребий. Там знакомишься с новыми обстоятельствами, смотришь на прежнее выпрямленным взглядом, с другой точки зрения. Восемнадцать лет… картинка рвётся.

Думаю, тот «Я» умер от простуды. Тогда даже аспирина не придумали. Но, кажется, мне ничего не нужно было. Можно, покашляв, эвакуироваться на Небеса.

Либо я стал обычным самодовольным семьянином, отрекшимся от чудес.

– В них что-то есть. В русских церквях шестнадцатого-семнадцатого веков, – заметил Хетт. – То же я чувствую в голландских парусниках. Резной шкаф с секретами. Сколько сил положено мастерами на не функциональную отделку. Другой запах. Иная душа. Щекочет нервы. Беру в избранное.

– В начале двадцатого века люди искали социальную систему, которая позволила бы им стать единым, счастливым существом, – продолжал Кир, перепрыгнув сразу на три века. – Объединиться в единой семье. Была радость, хорошая погода, сытная еда. Кто-нибудь отправится в то время, чтобы подтвердить? Пару месяцев после Февральской революции в России длится период, когда можно было ввести власть Совета. Помирить всех.

Люди обмениваются чувствами и знаниями, сообща принимают решение. Совет. Кто тот человек, кто ввел во всеобщий обиход это слово? Шляпников? Ленин? Богданов? Если кто сойдёт в тот период, найдите его! Но как-то у них все не сладилось. Не появился работоспособный механизм согласования действий и желаний. Продуманный до последнего нейрона, он родился позже, в лабораториях Новой Земли.

Тогда люди впали в другую крайность. Стали излишне свободны. Полюбили противоречить. Одиночки демонстрировали замечательную эрудицию, но брезговали разрабатывать проекты и воплощать их. Потому были отметены партией дисциплины и действия.

Идея коммунистической системы управления, скажу по секрету, заключалась в устранении любой иерархии. Эта задача заворожила умы.

После Октябрьской революции всякий необычный человек был запрещён. Скажешь чуть больше, чем другие, с неправильной интонацией – ты вне круга! Искусством выживания стало угадывание общей линии поведения. Любой начальник, человек, который знает больше других и вправе отдавать распоряжения, брался на прицел. Но, после очередной серии уравнительных действий, там и там раздувалось неравенство. Так получилось, зло было обречено бороться со злом, порождая страдания.

Такая система характерна для тюрьмы. Низкий уровень потребления и синхронизирующие ритмы, когда нельзя пойти на обед, поужинать, когда хочется. Механизм уравнивания работал всегда, между тем, как должен включаться тогда, когда есть, чем меняться.

– Ты не указал важнейшую причину развала, – заметил Груденер. – Когда в 1967 году, вследствие провала в демографии в Советскую Армию начали призывать уголовников, в казармах проросли семена тюремных законов. К 1975 году с государственным строем все было, в принципе, решено. Марширующие люди стали радиостанцией, распространяющей сумрачные, или, как правильно показать? кирпичные мысли. Даже и без знания секретов работы Алтаря, понятно, что Армия стала институтом ненависти к Родине.

– Поговорим еще о кино, – Хетт оторвался от созерцания тарелки с фосфоресцирующим кальмаром. – Я знаю историю не намного хуже, чем Кир и Макс Груденер. Мой сектор, ТерраНова, представляет именно эту часть прошлого мира Земли.

Режиссеры России не желали представлять увлекательную правду. Создавали фильмы, представляя, что творят их для простаков с весьма примитивным мышлением. Типичный фильм той поры, – невнятные следователи борются с не намного отличающимися от них бандитами. Люди без прошлого и будущего. Серые, безобразные куклы.

Сценаристы не поднимали людей из топей. Транслируя истерию, они заявляли, что именно так надо изображать действительность. Посмотрите через меня отрывок пары фильмов: взял, как отрицательный пример. Субъект идет по коридору. Глядит на телефон и, как бы загадочно молчит. Кашляет. Бодливо целуется. Выпучивает глаза, бьёт тарелки и припадочно смеётся. Бьет кого-то в лицо. Вот весь ассортимент психологических наживок, на которые те режиссеры пытались ловить зрителя. Взаимоотношения народов и государств, да, действие средств расширения сознания, или настоящие душевные разговоры – это казалось им неестественным, стыдным и опасным.

Человек с хрустом жуёт яблоко. Извлеките из этого смысл, а если не найдете его, вы глупы.

Между тем режиссёры стран Запада стремились изображать человека в красках. И, так, буксировали реальность за собой. Сталкивали общественные структуры, выводили человека в космос, спускали под землю, отправляли сквозь время. Заставляли воевать с роботами, монстрами и государством.

Российские картины, в подавляющем большинстве, утверждали невозможность обретения свободы, счастья, честного материального достатка. Положительный герой часто погибал, наводя на мысль о том, что быть хорошим довольно опасно. Сами по себе плохо воспитанные режиссёры насаждали черный цинизм по отношению ко всему. Россия увязла в мыслеформах их непроветренных мозгов.

– И, главное, что они могли бы сделать, это реформу тюрем, – Кир нервно принялся бродить по Броневому Залу. – Каждый заключенный должен был бы получить свою личную камеру. Иначе он подпадает под власть адовой иерархии. Осуждённый человек, синхронизируясь с бандитами, создает радиостанцию для трансляции волн зла. Каждый год калечились десятки тысяч людей. Как все просто; стройте тюрьмы с отдельными палатами, снесите заведения, стены которых пропитаны болью. Всего несколько лет – и атмосфера ощутимо очистится. Ведь какие законы не выдавай увечным душевно людям, они не будут работать. Сколько не отсыпай отжатых у бизнеса денег на казенные дороги и заводы, страна распадется.

– Скажите им, тем, что в прошлом, если сможете, что, при высвечивании желаний существенны любые ритмичные действия, – провещал Лааг. – Это нужно делать, даже если не хочется. При высвечивании желаний человек должен кланяться. Дышите глубже. Думайте о хорошем!

– И пусть там, в кинотеатрах, перед сеансом демонстрируют мандалы, как это было принято в Индии, – нерешительно добавил Кир. – Чтобы народ читал установки правильной жизни. Выглядит неумно, но производит серьёзное действие. Так принято в Лазарете, а кто скажет, что мы не добились определенных успехов?

… – Давайте сменим тему! Помните сериал про Человека и Белую Собаку? – вдруг взволновался дже Деншн. – Друзья путешествуют по заброшенным кварталам. Собирают раритеты. Разыскивают зверей. Спасают души.

Разведчик Застенков, собиратель Ари, находит сундук с деньгами, и, поддавшись минутному настроению, швыряет в шахту, чтобы только услышать плеск. А в другой раз выполняет задание за малые деньги, зная, что оно против его правил. Но, вопреки всему, делает всем хорошо!

– Да, и сам он не нравственен, – Бинга погрозила вилкой воображаемому собирателю. – Вовсе нет. Помните сцену, где он хотел спариться с грациозной пантерой, ха. Искал новых удовольствий.

– Ну и что? – зашелестел рум Крин. – Свободный поиск потому и называют свободным. Так вот, дико, с отклонениями, мы подкрадываемся к неведомому Раю.

Ещё он разыскивал хороших людей. Чтобы залечить сердце! – рубен Лааг расширил глаза. – О, этот поиск друзей, с которыми нескучно жить вечно!

Вот, он идёт по Застенкам Дома. Рубит склизкие лианы. Тянет сеть по квартирам заброшенных кварталов, выуживая ценные и второстепенные вещи. Пробует действенность молитв. Выполнив задание, возвращается в конуру УниверСити, зная, что впереди ждут целые сутки спокойствия и уюта. Ну, а, за стеной, толщиной в полметра – он знает – чудища, погосты и костяной ужас.

– Главное, это его Белая Собака, – Бинга передернула плечами и сербнула Чай. – Его и моя. Он брёл за ней, как ребёнок. Давал пространные распоряжения. Она угадывала смысл приказов всегда по-своему. Спасти незнакомца, или удрать? Найти подругу или уберечь от расставаний? Ведь, если вдуматься, Белая Собака – это его, вынесенная наружу Душа.

– В своем прошлом Интернате я встречался с тем, что вся Свалка может уместиться в одном человеке, – включился я в многогранный диспут. – Хорошо разглядели мои воспоминания?

У циников вроде Хобо Чабиса можно увидеьть такой, знаете ли, серый мозг с множеством урн. Хобо на высоком уровне рисовал спаривающихся насекомых, сочинял задушевные песни, в конце сменяющиеся гнильем. И, когда, на третьем курсе я занимал койку рядом с ним, видел, как Хобо без стеснения мастурбирует.

Он такой.

Света не видевший.

Какой мир Хобо Чабис воплотит через себя, дай возможность? Ну, как если бы он стал квалифицированным владельцем Алтаря? Влил в людей мысли, заставил исполнять свои, из заскорузлого пальца высосанные законы?

Эри, как то так, вдруг, оказавшаяся рядом, ответила; к подобным ребятам её хорошо готовили. Здесь, в Лазарете можно идти еще намного дальше: звать людей по их настоящим именам, овеществлять мысли, очищать неисправные санузлы душ. Из плохого человека можно запросто сделать святого, важно только знать, где надломить.

Эри говорила как Детка в минуты вдохновения – с приятной примесью безумия.

Чтобы как то смягчить тему, отмыться, отправились туда, где еще гремел карнавал, там и там уже удушаемый тисками дисциплины. Услужливые режиссеры праздника уловили момент и предложили побыть там, где чисто.

Нас окатывают бодрящие волны. Чтобы душа отмякла, обязательно нужно водное лечение. Славно, щекотно и весело, когда тело все обволакивается организмом Волны. Словно охватиться бочкой воды целиком, после путешествия по Свалке. Мы практиковали такое в прежнем Интернате. Ух! Плюх! И – целомудренный оргазм, краткий, но мощный, словно рык пещерного льва.

Тим, пятый домен, оторвавшийся от группы «летучек» еще до основания Лазарета, прогуливается по секторам Дома. Пользуется особыми возможностями. Теперь мы можем видеть через него. Иногда домен дает зарисовку фильма, или же укутывается серым полотном, скрывая подробности личной жизни. Мы, Ливи, Бинга, я и Детка – слушаем, смотрим, впитываем.

АурумСити. Сектор Дома, предназначенный для беззаботных и безработных рантье. Как вам объяснить? Многопалубный рай. Рестораны, бары, сауны, салоны красоты и апартаменты, которые можно менять, чтобы чувствовать мир разным. Всё здесь рассчитано на получение тонкого удовольствия. Положено быть обаятельным и позитивным. Но, никто не обязан участвовать в совместном, важном, как вода и воздух, деле. Потому многообещающие знакомства распадаются через пару часов. После некоторой начальной эйфории это оказывается пустым, не обязательным к продолжению. Вы думали, беззаботным безработным быть очень приятно?

Этот рай – Большая Столовая, где человеку дают столько, сколько пожелает. Но, тебе, оказывается, ничего не надо. И это серебряное блюдо, куда можно накладывать всего, серое, не аппетитное, и маслины, и мясо. Фрукты, овощи и, казавшиеся такими лакомыми, морепродукты.

Нет здорового аппетита, потому что не нужно взаимодействовать, принимать подарки и дарить. Повсюду можно видеть здоровые красивые тела, и они недоступны. В заботе и любви нет необходимости, зависеть от кого-то считается опасным вторжением в личное пространство.

(Пошла еще более чёткая духовная телеметрия).

…. Вот, эта девушка красивая и лёгкая, хоть и не Дюймовочка. На теле родинки, быть может, предвестники опасного заболевания. Как тебя зовут? Можно ли говорить то, что думаешь? Опасные законы запрещают настаивать.

Люди освободились от необходимости создавать крепкий семейный клан. Женственность и мужественность перестали быть условием удовлетворительной старости. В обеспеченном всем АурумСити людям негласно рекомендуется жить в одиночестве. Защищенность и роскошь затушили страсти и привязанности.

…Малая Кухня. Уф! Можно отдышаться от чужого тела и видеть мир своими личными глазами.

На столе – Самовар из самодельного золота, новая реликвия Лазарета. Чашки, полные мощно парящего Общего Чая. Фарфоровые котелки с джемом.

– Он такой самостоятельный!

– Но с «фригидными овцами» никак не может справиться.

Лекс Бра отметил, что беглый домен ищет всего лишь элементарной любви, заботы и теплых слов, без нервных срывов и скандалов.

– Видимо, что-то у него произошло в прошлой жизни, от чего он так обозлён, – постановил Сей, хлебая джем из котелка. – Недоразумение, вроде того, как пёс становится замкнутым, если его укусят за естественное желание подойти поближе и понюхать чей-то хвост.

– И это наложило отпечаток на всю его жизнь, – добавил Макс Груденер. – Надо подумать, как помочь.

…Через три дня.

Я, Бинга и Сей, при содействии Хетта, сочинили диссертации, как знакомиться продвинутым людям.

Сей довольно критично отнесся к понятию «духовная личность». В своем трактате он вывел слабое мнительное существо, с притязаниями на мировое господство. Духовная девушка даже хуже, – имеет мечты о чём-то неопределённом, но не умеет, как любят мальчики, задорно танцевать. Считает, ее нужно принимать такой, какая есть. Имеет весьма высокое мнение о своих моральных качествах. Поболтать с ней можно, но глубоко понять человека такая особа не в состоянии. И, поэтому…

– Много слов, мальчики, – щелкнула кастаньетами Бинга. – Слушайте, при каких условиях происходит наша судьбоносная встреча. Знакомство знаменуется всплеском исторически значимых событий. Это очень скрепляет чувства. Важен духовный кризис одного, когда вторая сторона является необходимым лекарством. Человек должен устать, утратить психический иммунитет, чтобы открыться и стать доступным для слияния. Тогда чувствуешь; идет тайное движение, работает механизм музыкальной шкатулки, веет апельсинами и мускусом.

– Всплеск событий до или после?

– Всё равно, учитывая обратимость Времени. Иначе чувство не станет всеобъемлющим.

Сверив желания, мы, пока мысленно, подобрали пару. Получилась девушка, проживающая вдали от промышленных областей Дома. Дочь представителя силового блока – это дисциплинирует мысли и чувства. Мнения по цвету разделились. Я предложил чёрную гриву, Сей настаивал на ослепительной белизне, Бинга склонилась к тому, что девушка по окрасу должна напоминать лису.

Кандидатура занимается фитнесом, танцует, лечит людей. Любовь к животным приветствуется, если это не сфинксы. Желание иметь детей – плюс, но без фанатизма. Она не повторяет одно и то же. Ответственность за поступки. Если сделала что-то не так, насторожив уши, принимает положенные наставления.

– Цель её жизни, – Сей задумчиво смаковал Общий Чай. – Поддержка твоего духовного начала. Пусть занимается медициной, участвует в поставках горячего питания, сдает свою теплую, живую кровь. Агрессивна? Да. К несимпатичным людям. Кому приятна подруга, легко заводящая все новые контакты, густо напитывающаяся чужими мыслями, стоит разлучиться всего на пару дней?

Нагадали веру в сказочных существ, жившую в ней лет до одиннадцати. С некоторым сомнением приняли идею Бра, что в роду у нее весталки и провидицы.

К нашему разбухающему кружку доброжелателей, прилепился Хетт. Глядя в потолок, он сказал:

– Романтично, когда встречаются представители враждебных слоев. Здесь проявляется и энергия, как при встрече разноименных полюсов сети, и важная социальная задача.

Деятельная Бинга вызвалась присмотреть кандидатуры и подвести их к месту встречи. Макс Груденер, Сей и я обещали удерживать домена, на грани фола управляя его мыслями, чтобы он питался в одном заведении. Трудно сводить людей, если они имеют не нулевую скорость относительно друг друга.

И дело пошло.

…На закате дня я выловил пёструю нежную рыбу. Ата. Такого полномасштабного действия по любви у меня еще не было. Может, и ни у кого.

Я устроил волнения в человеческих массах АурумСити. Поначалу это довольно стыдно – собраться с духом, выйти на площадь, перед многими людьми, и говорить о чём-то особом. Потом появляются сочувствующие, и подходящие ко всему слова.

Придя в себя, убежал, нераспознанный бродил в толпе, подчиняясь внутренним голосам. Революционером и пророком, пока не разрушен твердый мир, быть приятно. Нашел то, что незаметно от себя искал.

Неужели это все происходит со мной?

Несколько слов, сказанных в голове, но, так получилось, что и вслух. Я разучился отличать мысли от слов. Она радостно и звонко ответила. Ей понравилось, что я грубый, косный, но все-же – вестник лучшего мира.

Мы пошли дальше вместе.

Как записать и запомнить, чтобы в душевное видео не вкрались досадные искажения? Фарфоровая башня с беседками и бронзовыми кольцами. Широкая лестница, ведущая вверх и вверх. Улица с загнувшимися над головой, принявшими форму свода тоннеля, деревьями. Летающие жемчужные шарики везде, везде, будто бы добрые, но бесстрастные ангелы. Собравшись в подобие сверхающей ладони, они могут принести еду – виноград, персики, или же душистое мясо в горшочках. Удержать на краю пропасти. Подхватить на лету. Обтереть ворсистым, щекочущим во всех местах полотенцем.

Спрятанный алебастровыми стенами тоннель поездов, следующих через все Сектора Дома. Куда мы с тобой уедем на нем? Ата.

Багровые факелы освещают нас, всякие разные красивые, какие-то теперь потусторонние вещи. По правде сказать, я знаю не так много названий предметов роскоши и всестороннего комфорта. Разница между нерукотворными, изготовленными пылью объектами и лучшими изделиями людей-ювелиров примерно такая, как между роскошным императорским кубком и глиняной плошкой неандертальца. Приблизительно сказать, обстановка для нас лакомая.

Я понимал; этих чувств нам хватит больше, чем на сегодняшний вечер. Обычно на следующий день после встречи влюбленные перестают бояться друг друга, и выдавать в подарок наэлектризованные слова. Первоначальное возбуждение стирается, всё происходящее становится обыденным, как знакомство в стиле «приветик-привет». Ата.

Мы бродим по фарфоровым лестницам, будто все время вверх. Тайно, искоса глядимся друг в друга. Жемчужная пыль сопровождает нас, выстраивается во все новые, невероятные фигуры. Перламутровый фонтан, серебристые рыбки, дождь из золотых монет. Как это, собственно, само по себе устроено?

В игрушечных фаянсовых башенках витает особая атмосфера. Бесплатная еда АурумСити – сложно переслоенные организмы рыб, растений и животных, распускающиеся по телу теплыми цветками. Повышения давления, апатии, как было раньше после приема сытной пищи, эта живая еда не вызывает. Мы шалим, – сбрасываем столы и стулья с высоты, следим, как они разбиваются о булыжники Проспекта Променад, убегаем и улетаем. Спускаемся к океану.

Многокилометровый пляж весь усеян искусственными ракушками. Не обычные бледные и колючие обломки, а округлые панцири, будто бы созданные на заказ для будущих, более совершенных поколений моллюсков. Волны, поднятые подводными механизмами, затопляют пляж до Променад, взмывают в воздух и рассыпаются круглыми жемчужными каплями. Мы изощрённо забавляемся. Кидаемся лиловыми райскими яблочками. Она юркая и гибкая. Ата.

Развлечения за гранью фола. Я распростерся на мраморной плите, ноги каменеют, тело заостряется, будто приуготовляясь для сверхсветового полёта в Рай. Она сдавливает узел нервов на ноге ярко выбеленными зубами и пьет кровь, словно неистовый ангел. Убирает застой. Моей ступне, в которой много тумбовой, слоновьей неуклюжести, требуется такое внимание. Трудно объяснить, если вы никогда и близко такого не пробовали.

Ещё запомнились постели в Фарфоровых Дворцах. Новейшее слово техники и чувства, магнитные поля, что-то еще, когда можешь регулировать свой и ее вес до марсианской силы тяготения; 0,4 земной, всемерно подходящей для райского услаждения. И увлажнители воздуха, производители пьянящего тумана. Восточные благовония; сандал, мускус, кардамон, корица и много еще, о чем я не имею представления. И те синие листья, которые выискивали источники звуков, и поворачивались к ним. К нам.

Я понял; так прежний мир прощается со мной. Или, все еще пробует сказать. Что, прислушайтесь!

«Не переделывай меня, Шпион Вечности».

…Такая пикантная история!

Тим и его попутчица Ата, – тет-а-тет в недостроенном квартале Дома.

Ата. Неужели она пришла из Тоттенхаоса, Сектора, как говорят, абсолютного зла? Кажется, Ата сильнее Эри, легче, смелее.

Кругом глыбы демонтированных кварталов, гигантские краны, бульдозеры, руины и новостройки. Они бродят по стене, иногда трогая брутальную технику.

– Ах, я свечусь от восторга, – шептала куколка Агата, та самая красотка без приставки-титула. – Как романтично!

Домен поднимал спутницу к облакам, разжимал объятия, и она беспорядочно падала. У самой земли ловко подхватывал её.

К кружку любителей подглядывать и помогать подошел Хант, сказал, что нужно взрослеть, и притворил канал связи. Мы ещё поговорили о том, что так и не увидели откровенных сцен. Домен закрывает их, или действительно ничего такого между ними не было? Макс намекнул, летучим людям такие дела вообще не положены, иначе разговор с потусторонним миром навсегда обрывается.