Текст книги "Эльфийский бык – 2"

Глава 33. О медведях, строителях и технике безопасности

«Отдам падлу в добрые руки».

Объявление на форуме любителей котиков.

Анна раздражённо отключила телефон.

Нет, вот что за человек! Сказано же было… а он названивает и названивает… и главное, ладно бы только Анне. До Наташки добрался, которой сочинил историю про то, как он весь из себя ради любимой Аннушки старался, а она стараний не оценила, устроила скандал на пустом месте. И на фоне стресса он и изменил. Не хотел. Можно сказать, отбивался даже. Но его соблазнили, пользуясь душевным смятением и кризисом в отношениях. Анна же, вместо того, чтобы понять и простить, и сделать выводы, взяла да и выгнала.

Сирого и босого.

На мороз.

И ведь история разойдётся, потому что Наташка – её ж хлебом не корми, дай рассказать чего-нибудь этакого, душещипательного и о чужой любви.

Чтоб как в книгах.

Книги она читала.

Много.

Вот и читала бы себе дальше.

А то начала… со вздохами… со всхлипами и причитаниями, что не надо так резко. Что у всех случаются ошибки и вообще… такая пара красивая. А так-то Витюша Анечку любит.

Больше всех.

И заботится о ней.

И что вообще это Ане надо учиться работать над отношениями, тогда ей изменять не будут. Не понятно, зачем она вообще этот бред слушала, потому что, стоило отключиться, и позвонила Ксюха…

Потом Заряна…

Потом скинули фотку от подъезда, украшенного алыми розами, и видосик, где Витюша, стоя на коленях, что-то там пел. А притомившись, вытащил из-за спины коробочку известного ювелирного дома и возопил:

– Прости меня!

Дальше слушать Анна не стала.

И телефон выключила. На всякий случай… и главное, чем дальше, тем сильнее становилось недоумение. Как вышло так, что она… она вот вляпалась в эту… любовь?

А с недоумением росла и злость.

На себя.

И на Витюшу, конечно, который голову задурил. Но на себя больше. Ничего. Сейчас Анна до места доберется, маршрут, благо, прикинула… выдохнет.

И скорость сбросит, потому что нервы нервами, а папенька, получив пачку штрафов за превышение, уж точно не обрадуется. Зато до места Анна доберется раньше, чем планировала.

Посмотрит на коноплю…

Мысли о ней успокаивали. Если там и вправду поле… даже пускай не исконная эльфийская, с меньшим содержанием активного компонента… надо будет выяснить, насколько меньшим. И в целом сравнить состав.

Посмотреть, возможно ли…

Сразу, конечно, производство запустить никто не даст. Но вот сделать лимитированную коллекцию для подписчиков… да, надо будет записать видео, пока Витюша своё не закинул. Точнее он уже закинул и, небось, с песенкой и колечком или что он там дарил.

И с историей про помрачение рассудка.

Интересно, как Катюха к этой истории отнесётся? Признает себя коварною разлучницей? Анна фыркнула…

…лицензия на производство косметики у неё расширенная, так что позволяет работать не только со списочными составами и полуфабрикатами.

Начать можно с чего попроще.

С мистов, которые по сути стабилизированный отвар. Потом тонеры… тоники и сыворотки? Исходный концепт есть, но давно тянуло сделать что-то новое.

Свет фар разрезал темноту.

И подумалось, что, возможно, стоило бы сделать остановку. Город какой найти, переночевать в гостинице или… или нет? У Витюши есть друзья в полиции, как знать, не отследят ли…

А он вполне может следом ломануть, когда сообразит, что Анна уехала… так, надо успокоиться. Не будет её никто похищать.

Или…

Нет, бред. В современном мире девиц никто не похищает…

Додумать Анна не успела.

Как и понять, откуда на дороге медведь взялся. Вот не было его! Не было. А потом раз и… и она попыталась затормозить, но машину повело в сторону. Медведь зарычал и почему-то бросился навстречу. Потом машину тряхнуло. В лицо ударила подушка безопасности, да и бледное поле защитного артефакта как-то смягчило удар.

Вот…

Ведь.

Анна икнула. И выдохнула.

Медведь?

Или… показалось? Медведей в Империи не так много… и ладно бы она в Сибири была. А тут… тут откуда медведям взяться? Или не медведь, а… человек? В шубе?

Сердце болезненно сжалось.

Это… это выходит, что она человека сбила? Она… она ненарочно! Но… разве поверят? Она трезвая, что хорошо, только… потом скажут, что в истерике была… или в телефоне. Или сразу и в истерике, и в телефоне…

И скорость.

Хорошо, что сбросила, потому как дорога просёлочная.

Анна отстегнула ремень безопасности и, приоткрыв дверь, выглянула.

Темно.

Фары светят, но куда-то в сторону леса… и главное, свет такой зыбкий, будто здесь, за городом, тьма темнее и гуще.

– Эй, – тихонько произнесла Анна. – Есть тут кто?

Потянулась к телефону, но вспомнила, что тот выключен. Включила… и вышла-таки…

– Эй…

Темная гора лежала поперек дороги.

Всё-таки медведь.

Настоящий.

Анна моргнула… и что делать? Зверь был жив. Это она чувствовала, как и его боль. Стало стыдно. Он, может, домой шёл, а тут она со своей машиной… и смотреть на дорогу надо было. Внимательнее смотреть, а не думать о косметике и душевных страданиях.

Анна закусила губу.

Подходить к раненому зверю опасно, тем более такому… и надо бы позвонить, вызвать… кого? Спасателей? Ветеринара? А где здесь ветеринары. И телефон-то ожил, но связи нет. Да, Бер что-то такое говорил, и выходит, что вызвать никого не получится?

А медведь?

Умрёт?

– Ты… ты меня слышишь? – Анна сглотнула слюну. Может, она не такая сильная, как мама, но… что-то да умеет. – Я тебя не обижу…

Она сжала артефакт, выставив щит. Если зверь всё-таки нападёт…

Но медведь лежал, не пытаясь пошевелиться.

Бедненький…

Крепко его приложило.

Анна специально пикап взяла, папин рабочий, чтоб, если бездорожье, не застрять. Но дышит… хорошо, что дышит. Она сделала осторожный шаг.

И второй.

От зверя пахло… не зверем. Не так, как от тех, что в зоосаду. Он всё-таки зашевелился, поднял огромную голову и уставился на Анну.

И глаза у него не звериные.

– Оборотень, – выдохнула Анна с преогромным облегчением. – Ты… меня понимаешь?

Медведь кивнул, как показалось, осторожно. И пасть открыл, пытаясь что-то сказать, но из горла донеслись хрип и бульканье.

Так… если не оборачивается обратно, значит, дело не очень хорошо.

– Погоди, – Анна решительно подошла ближе. – Я сейчас… я кое-что могу… маме помогала. Она у меня известный ветеринар… не обижайся только. Но врачей здесь нет.

Медведь вздохнул, тяжко-тяжко, и замер.

Так… ребра сломаны… нехорошо, но не смертельно. Оборотни куда более живучи… мама говорила. А так-то Анне оборотней встречать не приходилось.

Пока.

Сердце… бьется. Такое огромное. И сам зверь… наверное, она всё-таки слегка ненормальная, если её ничуть не пугает нависающая над головой медвежья пасть.

А вот силой поделиться не жалко.

– Так… ты обернуться не можешь?

Кивок.

И ворчание, такое виноватое…

– Тогда… смотри, мне в Подкозельск надо.

И снова кивок. Он даже оскалился. Ну, то есть улыбнулся, это Анна сразу поняла. А медведь спохватился, что может не понять и клыки убрал.

– Могу подвезти, если сумеешь забраться.

Всё же хорошо, что она на папиной поехала. В собственного Анны жука медведь точно не влез бы. А тут… пикап. И грузоподъемность хорошая.

– Встанешь?

Медведь аккуратно поднялся и двинулся к машине, прихрамывая на правые лапы.

– Хотя… погоди… надо на дорогу вернуться.

Пикап от столкновения тоже получил внушительную вмятину, а главное, с дороги съехал. Хорошо, не перевернулся, но…

Медведь фыркнул и, обойдя машину, слегка опёрся на неё, выталкивая обратно на дорогу.

– Спасибо! – искренне сказала Анна. – А ты не оборачиваешься, потому что стесняешься, да?

Ворчание.

И медведь поспешно, словно опасаясь дальнейших расспросов, забрался в машину. Пикап под его весом отчетливо просел, но… почему-то стало спокойнее.

Теперь даже если Витюша в погоню бросится, то…

Анна хихикнула.

– Так, тут прямо, да?

Нет, ну у кого она спрашивает-то? А главное, что будет делать, если машина пострадала сильнее, чем кажется? Если не заведется… на ночной дороге.

Одна.

В компании постороннего медведя.

Но машина дернулась и… поехала. Потихонечку. Не забывая про медведя… вот так… уже должно быть недалеко… и Бер встретить обещался.

Или нет?

Или это она уже придумала?

Или встречать-то он будет утром, она ведь думала, что пока соберётся и всё такое. А тут и собралась быстро, и гнала, что ненормальная… и вообще даже не уверена, что договор имел место. Анна попыталась вспомнить, но к стыду своему осознала, что понятия не имеет, будут её встречать или не очень. Ладно, не маленькая… разберется. Если что, у медведя спросит. Он из местных…

Шлагбаум, преградивший дорогу, сиял огоньками, и потому Анна притормозила заблаговременно. А потом выглянула.

Знак ремонта.

Машины какие-то… и люди. Наверное, строители. Правда, без касок, что нарушение техники безопасности. И без жилетов светоотражающих, что ещё большее нарушение. Папа бы не одобрил. С другой стороны, ночь на дворе, а должны ли строители соблюдать технику безопасности в нерабочее время, Анна точно не знала.

– Добрый день, – сказала она типу в кожанке, который приближался к машине, но как-то так, с опаской. – А тут что, дорогу ремонтируют?

Тип почему-то обернулся и ответил:

– Да…

– Это мне, если в Подкозельск, то объезжать? – она уже прикидывала, получится ли развернуться. И вообще куда ехать… телефон по-прежнему показывал отсутствие связи.

– Да… – рядом с типом появился другой и широко оскалился. – Только зачем? Зачем такой красавице Подкозельск?! Тут оставайся, посидим…

Грозный звериный рык заставил строителей отпрыгнуть. А потом они одновременно вытащили откуда-то пистолеты…

– Стоять! – вот теперь уже возмутилась Анна и вышла из машины. – Что за…

– Девка, отойди… – велел правый.

А левый кивнул и добавил:

– Пока и тебе мозги не…

Договорить он не успел. Всё же накипело у Анны в душе. Многое накипело… вот со вчерашнего дня, можно сказать, оно кипело-кипело… готовилось.

Потому и выплеснулось.

Обидой.

На всех.

Они сперва в доверие втираются, потом обманывают, а потом ещё и дурой выставить пытаются в глазах окружающих. И медведя почти спасенного дырявить! Нет, где-то Анна осознавала, что медведь со строителями к делам её сердечным отношения не имеют, но…

Обидно же!

Просто обидно!

И сила ударила по земле, заставив ту покрыться мелкими трещинами, а из них, откликаясь на зов Анны, полезли корни.

Ну и не только корни.

Завопил и запрыгал тип с пистолетом, пытаясь стряхнуть с одежды медведок, тоже разъяренных, потому как находиться по другую сторону земли им категорически не нравилось. Затрясся, отбиваясь от тучи мошкары, другой… огромный корень пробил машину, какую-то низкую, точно вросшую в землю…

– Сядь, – рявкнула Анна, когда медведь сделал попытку выбраться из машины. – Ещё тебя тут не хватало…

Эхо её зова тянуло мелкую живность волна за волной.

Серым облаком шелестели ночные бабочки, спеша облепить людей, гудело комарье, рычали, выбираясь из ближайшей лужи, жабы…

Как-то…

Слишком, что ли?

И Анна сосредоточилась, отдавая другую команду… передавят же… а так… корни, ну с ними ничего не сделаешь. Сами виноваты, сами пусть и распутывают свою технику.

Она же забралась в машину и медленно тронулась, объезжая препятствия, только у лужи, рядом с которой плясал, вытряхивая из одежды полёвок, очередной рабочий – странные тут рабочие всё-таки и про технику безопасности надо будет папе сказать, пусть сделает внушение – спросила:

– Если прямо поеду, в Подкозельск попаду?

Ответили невежливо…

Ладно, у Анны карта есть.

И медведь.

К счастью, медведь сидел очень тихо. Всё-таки права мама, говоря, что с животными взаимопонимания достигнуть куда легче, чем с людьми.

Ты ему говоришь, и он понимает, а не это вот всё…

Глава 34. Где ведутся ночные разговоры и почти делается предложение

Не так сложно завоевать мужчину, как потом постоянно кормить его в плену.

Из размышлений одной стабильно замужней дамы после ужина.

– Волотов, – сказала Василиса Вельяминова, указав пальцем на Бера. И тот кивнул. Потом она посмотрела на Ивана. – А ты…

– Кошкин. Иван.

– Иван… ну… Иван, так Иван.

И взгляд её остановился на Александре. Такой вот ищущий, внимательный донельзя взгляд.

– А это наш Император, – сказал Бер. – Александр.

– Рад… знакомству.

– Хотела бы сказать о том же, но… вы не загостились?

– Мама?! – возмутилась Маруся. И Таська открыла рот.

– Возможно, – Александр поднялся первым. – Думаю, вам есть о чём поговорить и наше присутствие будет излишним… дорогу на сеновал мы найдём…

– Вообще-то дом уже вырос, – Кошкин произнёс это тихо.

– Вот! Тем более…

– Какой дом? – поинтересовалась Василиса.

– Да… – Маруся смутилась. – Помнишь, у нас раньше клуб был?

– Был? Я ж вроде не так долго… ушла… всего неделю?

– Ну… эльфийские дома быстро растут, когда хорошо кушают, – Иван произнёс это, слегка смущаясь.

– Ага… а этот нашу тушёнку сожрал, – подтвердил Бер. – Но да… мы… завтра переговорим… встретимся там… мне ещё в лес надо.

– Тушёнку искать? – не выдержала Таська.

– Не… с братом перемолвиться.

– Волотовым? – Василиса пила воду. Третий стакан. Набирала из кувшина и пила, жадно так. И стало быть, не всё просто с хрустальным этим гробом.

– Волотовым… он старший. Я младший… но так-то мы оба Волотовы.

– Хорошо… – Василиса смахнула пот и стало заметно, что рука её слегка подрагивает. – Волотовы – это хорошо… Тася, сходи с ним…

– Что?! – удивился не только Бер, но и Таська.

– На курган отведёшь. Пока можно… глядишь… союз восстановить выйдет. Помощь нам не помешает.

Она со стоном опустилась на стул.

– Может, помочь? – Иван подскочил. – Я… могу силой…

– Не надо, – покачала головой Василиса. – Идите… силы во мне своей с избытком… тут скоро будет немного… неуютно. И ты, Марусь, иди… погуляй там… дом посмотри… как вырос, куда вырос и в целом.

– Но…

– Иди, – это прозвучало очень жёстко. И Василиса тотчас смягчилась. – Не бойся, вниз не тянет. Оно… пока успокоилось, так что время у нас есть… но мне надо… в себя… идите уже. А то злости на вас не хватает…

И Иван, подхватив под руку Марусю, потянул её к выходу.

Александр чуть подзадержался.

Ровно затем, чтобы сказать:

– Я не позволю отнять эти земли…

– И хорошо… только… – Василиса устало потёрла переносицу. – Боюсь… этого может быть недостаточно.

А на ступеньках дома сидела Алёнка.

И вот как-то…

Как-то…

– А ты тоже не спишь? – Александр вдруг смутился, потому что… ну получалось, что он дурак и в драку влез. Мало того, что влез, так ещё и по носу получил.

– Не сплю. Нос сломали?

– Да… вроде вправили, – Александр потрогал переносицу. – Уже и не болит… ну почти не болит… немного разве что. Но ему больше досталось!

– Аргумент… мои братья тоже постоянно на это ссылаются, – Аленка вздохнула. – Пойдём, полечу, а то ж не дело это, когда целый император и с битою рожей.

И не понять, смеётся она или всерьез.

– Кстати… – Александр опомнился. – А этот Глыба… ну, которого я поверг, он за полчища врагов сойдёт? Так-то он здоровый.

И руками развёл, показывая размер Глыбиных плеч.

Ну и в целом.

– Глыба? Нет, за полчища, боюсь, что нет…

– Ладно, будем считать бой тренировочным.

– А ты его действительно…

– Действительно.

– Хорошо, – Алёнка протянула руку. – Идём.

И Александр коснулся, и даже ничуть не удивился, когда тропа сама под ноги легла. И что вывела она к уже знакомой полянке с родником.

– Странный он вообще-то, – Александр скинул кафтан или что там у него были. Потом вспомнил, что рубашка кровью залита и смутился. Потянулся к кафтану…

– Сиди уже, битый. Что я, крови не видела, – Аленка опустилась на землю у родника. – У меня вон братья, и все-то как один подраться любят. Кстати, снимай, заодно и застираем. Кровь надо в холодной воде застирывать.

– Не знал…

Александр посмотрел на родник.

На рубашку.

– Как-то…

– Стесняешься? – она чуть склонила голову. И… забавная. Или нет? Ночью всё выглядит немного иным. И теперь Алёнкино лицо выглядело старше.

Строже.

Иначе?

– Да нет… не в этом дело…

А ведь и вправду стесняется.

Как мальчишка.

– Просто… чудесный родник и рубашки стирать.

Алёнка фыркнула.

– Ладно, не хочешь – дело твоё… но так-то вода – она вода и есть. Василиса очнулась?

– Да.

Александр зачерпнул горсть и выпил. Всё такая же холодная. И сладкая… или немного с горечью? Зубы ломит, в голове шумит…

– Лицо умой.

Сила наружу просится, будто тянется к этой вот воде.

– Тут… погоди… сила…

– Поделись, коль не жалко, – Алёнка подхватила пару капель на кончики пальцев.

– А… плохо не станет? Это вода, у меня же – огонь. Они ж не особо как бы… дружат.

– Попробуй.

И сила стекает с пальцев, будто только этого дозволения и ждала. Огненные дорожки ложатся на тёмную воду, и та тянет их вниз, по узкому руслу. Чёрное мешается с золотом, и становится единым.

– Хорошо, – Алёнка сама подставляет ладони. И огонь, смешанный с водой, наполняет их до краёв. А она подносит руки. – Пей.

И главное, что отказаться… да и мысли такой не возникает – отказаться. Эта вода пахнет землёю и небом, и травой, и влажною древесиной, камнем, железом и всем сразу. Вкус у неё тяжёлый. И на языке остаётся привкус, а какой – не понять.

Но всё одно пил бы и пил.

И сила уже сама утекает, разбегается. И видно, что родничок отпускает тонкие рукава, которые разносят огненную воду по всей поляне.

– Как бы лес не загорелся.

– Не загорится.

Алёнка снова зачерпывает воду и омывает лицо. Прикосновения её мягки и, что уж говорить, приятны.

– Ты только смотри, он же всю силу, какую дашь, вытянет…

– Выходи за меня замуж.

Хотел ведь другое сказать, а вырвалось это вот. И сразу стало тоскливо, потому что… не выйдет. Да и надо ли… не будет от того добра.

Никому.

И во дворце её не примут. Ни матушка, ни министры, ни… и высший свет умеет выказывать своё недовольство, не нарушая закон.

Да и самой ей каково будет, если оторвать?

Забрать?

От поляны, от леса этого. А Сашке тогда что? Отречься от престола? Переехать в Подкозельск коноплю растить? Это было весело, да только исчезло веселье.

– Сомневаешься, – сказала Алёнка.

– Да нет… в другом дело.

– Расскажи…

– Там… откуда я… в общем, там не будут рады…

– Такой невесте?

– Да.

– И это важно?

– А разве нет?

– Для тебя имеет значение их мнение?

Александр сам зачерпнул воды и выпил. Сила успокаивалась. И главное, её ощутимо прибывало. Но избыток был не в тягость.

– Не их. Просто… дело в том, что я здраво оцениваю свои возможности. И я не смогу тебя защитить. Не значит, что не буду, но… одно дело – защищать от яда или пули, наёмников. Совсем другое – от едких слов. Словами тоже можно ранить… и пренебрежение показать по-всякому. И если мужчин я хотя бы смогу вызвать, то сражаться с женщиной или казнить женщину за дурные слова… это неправильно.

Алёнка скрестила ноги.

– Тебя постараются выжить. Попорченные платья там или пролитое вино… это самое малое, что может быть. И даже мой гнев не остановит…

– Мой остановит, – улыбнулась Алёнка. – Поверь…

И добавила:

– Я ведь не только дать могу, но и забрать… скажем, волосы… или вот молодость. Красоту… в общем, если дело лишь в этом, не бери в голову. Поверь, женщины быстро понимают, с кем воевать не стоит.

– Кроме того, я не уверен, что тебе там, где я живу, понравится… там нет… леса… и родника… парк вот только. И пруд.

– Родник открыть – не такая уж проблема, раз уж пруд есть. А лес из парка сделать и вовсе несложно.

Александру представилось, как по мановению руки придворный парк превращается в придворный лес… матушку это точно не порадует.

А потом подумалось, что это смешно: делать предложение и сразу отговаривать.

– По-настоящему дело ведь не в этом? – Аленка рисовала пальцем на воде круги и те вспыхивали огоньками. – В чём ты сомневаешься?

– Скорее в ком. В себе… у меня была невеста…

– Была?

– Была.

– Это хорошо, что была…

– Почему?

– Да так… не бери в голову, – Аленка смутилась. – Просто… когда она есть, то уже сложнее. Возникает этот… моральный конфликт. А почему была?

– Нашла другого. И сказала, что он много лучше… да и много всякого другого…

– И ты страдаешь?

– Не то, чтобы… да и не скажу, что я любил её. Скорее уж мне казалось, что мы испытываем друг к другу симпатию. А значит, из брака что-то да может получиться. Пусть без большой любви, но хотя бы с уважением друг к другу… и в целом… как-то не особо я в любовь верил.

– А теперь?

– Теперь не знаю. Прыгать с обрыва не тянет.

– Только морды бить… – усмехнулась Аленка.

– Ну… это само собой получилось… вообще он первым начал!

– Ну да. Так оно и бывает. За что хоть дрались? Или так, без повода?

Подмывало сказать, что он, Александр, вступился за честь девичью или имя доброе, или за что там приличные люди в драки ввязываются, чтоб не выглядели они банальным мордобоем. Но врать показалось… неуместным?

Неправильным?

– За мотоцикл… в прошлый раз у меня отняли. А тут вот… может, вернут ещё.

– Это вряд ли, – Алёнка обижаться не стала. – Они не из тех, кто слово держать станет. Ты в следующий раз осторожней. Это ты честный и думаешь, что все вокруг такие же. А с них станется любую подлость сотворить… тёмные люди. Погоди.

На кончиках пальцев появилась искорка, правда, не рыжая, вроде тех, что догорали в траве, но ярко-зелёная, цвета молодых листьев.

– Закрой глаза, – попросила она. – И не двигайся… будет щекотно. Немного…

Александр глаза закрыл.

И стало не щекотно, а вот… такое чувство… странное. Нет, до бабочек в животе или головокружения, которое должно быть при любви, далеко. Просто… странно.

И смешно.

И действительно нос зачесался.

И глаза приоткрыть тянет, подсмотреть. И дышать страшно, вдруг да сдует он эту искорку-листочек.

Прикосновение Александр ощутил. Ласковое, невесомое, будто ветер тронул. А потом тепло. А потом… щекотно? Да будто перо в нос всунули… и…

Он всё-таки чихнул.

И громко так.

Где-то вверху ухнул филин, причём превозмущённо: ночью тишину блюсти надо, а не чихать тут…

– И-извини, – Александр коснулся носа.

Дышать стало легче.

А зуд… зуд ушёл под кожу. И теперь чесалось уже под глазами, но он мужественно терпел. И над глазами тоже. И… и лучше бы у него фингалы дальше были!

– Ничего. Хоть не ругаешься…

– А кто ругается?

– Братья. Младшие. Говорят, что лучше они с битой мордой ходить будут, чем это вот…

В чём-то Александр их понимал. И наверное, чтобы не ляпнуть это вот, ляпнул другое:

– Так замуж за меня пойдёшь?

– Дай подумать. Уехать от родного дома туда, где меня не примут, не полюбят… сперва… и в целом будет сложно?

– Издеваешься?

– Да нет. Скорее рада.

– Чему?

– Редко случается встретить человека, который честный. Выходит, нравлюсь?

– Нравишься.

– Сильно?

– Ну… нельзя сказать, что я прям голову от любви потерял.

– Говорю же, честный.

– Надо было соврать?

– Многие бы и соврали, – Алёнка сидела рядом, руку протяни и коснёшься. – Многие и врут. Или молчат. Или просто не думают. Как дети, когда собачку просят завести.

– Ты не собачка. И я уже коня завёл.

– Ну да, коня завёл, надо теперь и жену. Но хорошо, что ты понимаешь.

– Честно говоря, я уже и сам не уверен, что понимаю… слушай, если я лягу, то ничего? Не нарушу тут, не потопчу…

– Не нарушишь и не потопчешь. Ложись. И засыпай.

– Да я как-то… просто немного устал, похоже…

Усталость пробиралась изнутри. И нельзя сказать, что была она вовсе неодолимою. Скорее обыкновенною такою. Да и время-то самое ночное, вот и тянет ненадолго глаза прикрыть.

Александр и прикрыл.

А потом Алёнка запела. Тихо так, почти шёпотом. И голос у неё странный, нечеловеческий, то ли ветер в ветвях заплутал, то ли вот вода бежит по руслу, трётся о камни и мурлычет. То ли звёзды на небе звенят. И спокойно так.

Уютно.

Будто в детстве, когда ни забот, ни тревог. И ответственность на плечи не давит, зато сны снятся волшебные и цветные, в которые так легко поверить.

Наверное, так нельзя.

Неразумно.

И на предложение не ответила… эта мысль была, пожалуй, последней.