Текст книги "Прогулки с Хальсом"

Харлем, апрель 1617 года
Работа над ошибками

Дирк привел детей с прогулки и, увидев брата, остолбенел от удивления. Франс был одет в короткий плащ, на плече болтался легкий дорожный мешок.

– Ты уезжаешь? – спросил Дирк.

Франс молча кивнул.

Дирк велел детям бежать к Франсине и снова повернулся к брату:

– Куда собрался, если не секрет? Почему ты не предупредил меня заранее?

Вопрос вырвался сам собой, и Дирк испугался, не успев договорить. Франс мгновенно выходит из себя, когда кто-то пытается контролировать его жизнь или ограничивает его свободу. Поселившись в доме брата, Дирк все лучше понимал праведницу Анну Марию и все глубже проникался к ней запоздалым сочувствием. Нелегкая доля опекать Франса, но кому-то нужно это делать. Самостоятельно брат не выживет: забудет, что нужно есть, спать, зарабатывать деньги… Будет сутками торчать перед своими проклятыми холстами и таращиться на них, как на святые скрижали. Нет, без опеки Франса оставлять никак нельзя. Только нужно сделать так, чтобы он ее не заметил, иначе не миновать скандала.

Дирк съежился, ожидая гневного окрика, но Франс ответил на удивление спокойно:

– Я должен вернуться в рыбацкий поселок на остров Тексель.

Дирк растерянно заморгал.

– Что?.. На остров Тексель?.. Я правильно тебя понял?

– Правильно, – подтвердил Франс все с тем же удивительным спокойствием. – Пора исправлять свои ошибки. Я здорово опоздал, но, надеюсь, не окончательно. Пожелай мне удачи, брат.

Растроганный Дирк крепко обнял Франса и от всего сердца благословил его в дорогу. Постоял на крыльце, проводил глазами крепкую невысокую фигуру в развевающемся темном плаще. Когда Франс скрылся с глаз, Дирк задумчиво покачал головой и вошел в дом.

Значит, Франс решил исправить ошибки своей молодости. Что ж, лучше поздно, чем никогда, как говорит господин пастор. Правда, пастор Елизарий давно махнул рукой на Франса: в церковь тот не ходит, на исповеди не бывает, постов не соблюдает… Пропащий человек, одним словом! Пастор часто выговаривал Дирку за брата, тот принимал укоры, покорно склонив голову. С одной стороны, ему было стыдно за Франса, а с другой… Может, Франс и великий грешник, но он еще и великий труженик. Франсу нечего предложить Господу, потому что всю свою душу он вкладывает в работу. Это, конечно, грех, но почему-то Дирк был уверен: Господь гневается на брата гораздо меньше, чем пастор Елизарий. В конце концов, он сам создал Франса Хальса. Хороший или плохой – какой есть.

После отъезда Виллема Бейтевега Франс заметно изменился. Стал мягче, добрее, начал посещать воскресные службы, чаще возился с детьми. Как-то раз Франс ласково заговорил с Дирком, расспросил, не собирается ли брат жениться, предложил деньги на покупку дома… Дирк так перепугался, что чуть не расплакался. Неужели Франс хочет от него избавиться? Франс успокоил брата, объяснил, что хочет дать Дирку возможность устроить свою жизнь. Дирк удивился: да разве его жизнь не устроена? Разве он не доволен тем, что имеет? Разве стремится к большему? Нет-нет, пускай все остается как есть, Дирк вполне доволен и счастлив! Франс кивал, слушая брата, но глаза у него были печальными. Дирк так и не понял, зачем он завел этот ненужный разговор. Может, хотел проявить родственную заботу? Несомненно одно: Франс стал гораздо внимательнее к своим близким. Не позабыл о первом причастии старшей дочери, купил все, что нужно для конфирмации, сам привел ее в церковь. Девочка выглядела прекрасно, словно ее наряжала заботливая материнская рука. Нет, Франс совсем неплохой человек. Просто он живет в другом мире – мире красок и нарисованных людей. Странно, что ненастоящий мир ему гораздо интереснее, чем тот, где живут его дети. Что же, каждому свое. Зато Франсу платят много денег, и он сможет оставить детям неплохое наследство. Конечно, если Дирк позаботится о том, чтобы деньги не уплыли в карманы друзей и знакомых.

Дирк нашел Франсину на кухне. Служанка была не одна: с недавних пор к ней зачастила девушка из родной вогезской деревни – Лисбет Рейнирс. Лисбет недавно приехала в город, и Франсина помогала ей найти работу. Дирк поздоровался с девушкой, с улыбкой заметив, что Лисбет никак не отучится краснеть. И одета она смешно, по деревенской моде. Ну ничего, поживет в городе еще пару месяцев, живо забудет свои деревенские привычки. Славная девица, помогает Франсине по хозяйству, да и детей полюбила. Возится с ними каждую свободную минуту, маленького Рейнира вообще с колен не спускает. Ладно, пускай поупражняется, хотя и так видно, что она будет хорошей женой и матерью.

Дирк поднялся в мастерскую, проверил, оставил ли Франс ему работу. Оставил. Незаконченный портрет Исаака Массы ждет на подрамнике. Дописывать придется немного, можно справиться за несколько часов.

Дирк подошел к портрету, взял кисть, но тут же вернул ее на место. Нет, сегодня он работать не будет, слишком о многом надо подумать из-за отъезда Франса. Например, как изменится их жизнь с появлением новой хозяйки… Дирк крикнул Франсине, что вернется поздно вечером, и вышел из дома.

– Куда это он? – спросила Лисбета у Франсины.

– Ушел прогуляться, – ответила та, вытирая передником мокрые руки. – В кабачок, к господину Стену.

– Кто такой господин Стен?

– Это друг господина Франса, – объяснила Франсина. – Он тоже художник, даже ездил учиться куда-то за границу. Не вернулся в Амстердам, к отцу, решил остаться в Харлеме. Купил кабачок «Золотой гусь», понавешал по стенам всяких картин. Господин Франс подарил ему пару своих картинок. Уж не знаю, что в них такого особенного, только люди приезжают со всей Голландии, чтобы на них взглянуть. Ну, приезжают, и слава богу, по крайней мере с голоду мы теперь не помрем. Платят-то хозяину все больше и больше. Говорят, за последний портрет господина Массы он получил аванс в тысячу гульденов! – Франсина покачала головой. – Прямо оторопь берет, как представишь такие деньги…

Лисбет спустила с колен маленького Рейнира и заинтересованно спросила:

– Да неужто за малевание вот таких картинок так хорошо платят?

Франсина хмыкнула.

– Как видишь.

– Может, мне тоже научиться рисовать? – простодушно спросила Лисбет. – Небось служанкой столько денег не заработаешь!

Франсина махнула рукой:

– Милая моя! Господин Франс, почитай, с малолетства этому учился! Я здесь служу больше десяти лет, и все это время он из мастерской почти не выходит. Покойная госпожа его неделями к столу дозваться не могла, я обед в мастерскую носила. Думаешь, он мне хоть раз спасибо сказал? Какое там! Топал ногами и кричал, чтобы его никто не беспокоил. – Франсина снова махнула рукой и завершила: – И не мечтай даже! Состаришься, прежде чем научишься красками малевать! Нет, уж лучше пристроиться служанкой в порядочное семейство. И почет, и уважение, и верный кусок хлеба. И уволить тебя просто так никто не может, разве только в краже уличат. – Тут Франсина сплюнула через плечо и постучала по столу.

Лисбет невольно повторила ее жест.

– Ну, да этого бояться нечего, ты девушка честная. Негоже скакать с места на место, хорошая служанка так не делает. Нужно найти порядочную богобоязненную семью, чтобы не краснеть перед другими слугами за своих хозяев…

– Таких, как твои, да? – перебила Лисбет.

Франсина задумчиво шмыгнула носом.

– Покойная госпожа была сущим ангелом, – признала она. – Дом в порядке держала, ни пылинки, ни соринки… И не ругалась по пустякам никогда, только один раз меня без обеда оставила. И поделом: я тогда поленилась идти на рынок, купила мясо у заезжего торговца. Уж больно цена показалась выгодной. Вот он и обманул меня, дуру, сбыл лежалый товар… – Франсина печально нахохлилась. Ошибка шестилетней давности по-прежнему не давала ей покоя. – Представь: на десять гульденов наказала хозяев! Легко ли такое простить? Ну ничего, госпожа простила, она отходчивая была, добрая.

– А хозяин? – живо заинтересовалась Лисбет. – Небось, он просто так дело не оставил, удержал убыток из жалования?

Франсина рассмеялась:

– Да что ты! Господин Франс деньги никогда не считает, ему это неинтересно! Если бы не его жена, семейство уже давно ходило бы с протянутой рукой. Хозяин-то наш без царя в голове: одолжить денег приятелю – пожалуйста! Угостить кучу голодранцев из камеры… этой, как ее… риторики – ради бога! Поставить пиво в трактире всем пьянчугам – с дорогой душой! – Франсина села рядом с Лисбет и перешла на шепот: – Поверишь, иногда хозяйке приходилось потихоньку вытаскивать у него деньги, чтобы не прогулял с друзьями.

– А он что? – тоже шепотом спросила Лисбет.

– Да ничего! Не замечал даже! Говорю тебе: он никогда не знает, сколько денег у него в кошельке. Не будь я честной женщиной, уже давно бы состояние себя нажила. Молодой хозяин, конечно, старается скопить что-то детям в наследство, только не очень-то у него получается. Недавно господин Стен попросил взаймы тысячу гульденов – хозяин ему тут же отдал все, что было в доме! – Франсина сделала многозначительный жест. – Так-то, милая. – Она встала и начала мыть посуду.

Лисбет задумчиво следила за ее движениями.

Она ни разу не видела странного человека, о котором Франсина отзывалась со смесью уважения и досады. Лисбет вообще не могла представить голландца, не умеющего считать деньги. Да разве бывают такие люди? Ее отец, работавший по найму то плотником, то столяром, то каменщиком, трясся над каждым заработанным гульденом. Уж он-то хорошо знал, сколько денег лежит в его кошельке! Как-то раз мать попробовала тайком стащить один гульден на покупку нового чепчика, так отец ее так разукрасил, на всю жизнь закаялась! А тут – тысяча гульденов в мгновение ока выброшена на ветер! Что и говорить: шальные деньги счета не любят. Недаром отец всю жизнь толковал своим детям: «Цените заработанное. Зубами держитесь за хороший заработок!» Хотя в деревне и в городе разное представление о хорошем заработке. Не успела Лисбет приехать в Харлем, как тут же поняла: здесь можно за несколько дней заработать столько, сколько в деревне за целый месяц. И что люди делают с такими деньжищами?

Лисбет вздохнула и обвела взглядом небольшую уютную кухню. Повезло Франсине, все в деревне ей завидуют. Она к каждому празднику посылает матери не только деньги, но и разные подарки. Все соседи сбегаются посмотреть на заморские чашечки, такие тонкие, что и в руки взять страшно, на яркие платки, расписанные странными узорами, на смешные фарфоровые фигурки с длинными раскосыми глазами. Вот что значит попасть в хороший дом! После смерти госпожи Хальс Франсина стала здесь полновластной хозяйкой. Правда, она женщина честная, ни гроша не украдет. Да и грех красть у таких хозяев.

Молодой господин Хальс Лисбет понравился: вежливый, симпатичный, аккуратный, не пристает с глупыми ухаживаниями, не пытается тайком ущипнуть девушку или прижать к стене… Интересно, каков собой его брат? Франсина не смогла толком описать хозяина: не стар и не молод, не красавец и не урод, не высокий, не маленький – попробуй, пойми! Сказала только, что господин Франс похож на цыгана, и что так его называют в дружеском кругу. Лисбет вздрогнула и передернула плечами. На цыгана!.. Да может ли быть что-нибудь хуже этого? Она помнила, как через их деревню проходил цыганский табор. Шумные женщины бесстыдно задирали цветастые юбки, причем на каждой их было не меньше десяти, одна ярче другой! Чумазые дети носились по всей округе и тащили все, что плохо лежало. Ужас! Девушки прятались за занавесками, когда цыганские повозки проезжали мимо окон, боялись дурного глаза. Неужели господин Франс такой же страшный? Хотя мужчины, одетые в белые рубахи с жилетами, темные штаны и высокие удобные сапоги, выглядели неплохо. Они были черноволосы, а глаза – еще чернее и светились в темноте, как угли.

Лисбет не выдержала и прямо спросила Франсину:

– Господин Франс очень страшный?

Франсина, однако, перетолковала вопрос по-своему.

– Страшный? Вот уж не сказала бы. Покойная госпожа вертела им как хотела. Правда, на воскресную проповедь редко могла мужа вытащить, а в остальном отказа не знала. И голос он редко повышает, а если когда и крикнет, то никто не испугается. Любит крепко выпить, ну да этот грех за всяким мужчиной водится.

– А он не бил жену, когда пьяный приходил? – спросила Лисбет.

Франсина, вытиравшая деревянный стол, бросила на собеседницу снисходительный взгляд:

– Да бог с тобой! Много у хозяина странностей, но уж такого за ним никогда не водилось! Говорю тебе, он и голос почти никогда не повышает. Если придет навеселе – сразу поднимается к себе в мастерскую. Ляжет на матрас, проспится, и все дела.

– Добрый, значит? – уточнила Лисбет.

Франсина застыла с мокрой тряпкой в руках.

– Добрый? Не то что бы добрый… – Она наморщилась, ища нужное слово. – По-моему, ему… все равно. – Франсина с облегчением кивнула и повторила: – Да, точно, ему все равно. Хозяину ни до кого нет дела, даже до детей. То есть я не так сказала, – спохватилась Франсина. – Детей он, конечно, любит и к госпоже хорошо относился. Только самое главное для него – его картинки. Госпожа говорила, что он готов за них душу продать, если найдется хороший покупатель. – С этими словами Франсина многозначительно ткнула большим пальцем куда-то вниз.

Лисбет широко раскрыла и без того большие глаза и быстро перекрестилась.

Ну и страшный, должно быть, человек по имени Франс Хальс! Лисбет приходит в дом почти два месяца и ни разу за это время не видела хозяина. Обычно он запирается в своей мастерской и носа наружу не кажет. Только иногда проводит заказчика до лестницы, крикнет Франсине, чтобы дверь отперла… Лисбет каждый раз вздрагивала, когда слышала его низкий, чуть хрипловатый голос. Почему-то в этот момент у нее по рукам ползли ледяные мурашки и возникало желание спрятаться подальше. И как Франсина не боится ему служить? Выгодно, конечно, но уж больно страшно!

– Одного не могу понять, – задумчиво протянула Франсина, – почему женщины от него без ума? Не поверишь, Лисбет, молочница к нам начала бегать два раз в день, утром и вечером. Да как наряжается, мерзавка! И все вертится на кухне, все выспрашивает: «Как поживает господин Франс, да что он кушает, да хорошо ли вы о нем заботитесь…» – Франсина гневно сплюнула и тут же вытерла плевок половой тряпкой. – Бесстыдница! Я терпела, терпела, а потом и сказала ей при соседях, чтобы в другом месте хвостом вертела. Не для нее мужчина, пускай слюнки не пускает. После такой жены, как моя покойная госпожа, хозяин на других женщин и смотреть не желает. Разве какая-нибудь состоятельная бездетная вдовушка захочет с ним судьбу соединить… – Франсина неодобрительно поджала губы. – А по мне – нам и так хорошо. Дети сыты, обуты, одеты, дом в порядке, хозяйство налажено, как часы. Нет, не нужна нам тут новая хозяйка, сами проживем. Так-то, милая… – Она прополоскала тряпки в тазу с водой, развесила их сушиться и приказала Лисбет: – Идем, уложим детей. Они должны поспать после обеда.

Лисбет послушно поднялась со стула и отправилась следом за подругой. Маленький Рейнир уже нетерпеливо подпрыгивал у двери, просился на руки. Лисбет подняла мальчика, прижала его к груди, ласково побаюкала. Бедный крошка! Мать умерла, отцу до него дела нет! Как не пожалеть маленького ангелочка? И она уложила Рейнира в кроватку с особенной нежностью, села рядом и спела ему колыбельную песню.

Дирк вошел в трактир и сел за самый дальний стол. Несмотря на то что посетителей было много, Ян Стен сразу увидел своего друга. Сел напротив, широко улыбнулся, но тут же погасил улыбку.

– Что случилось, Дирк?

Дирк махнул рукой.

– Ровным счетом ничего. Просто Франс решил уехать, и я немного растерялся…

– На остров Тексель? – спросил Ян.

Дирк поднял на него удивленный взгляд. Неужели Франс раскрыл их семейную тайну?

Ян утвердительно кивнул.

– Да, я знаю эту историю. Франс поделился со мной своими мыслями.

– И что ты об этом думаешь? – поинтересовался Дирк.

Ян пожал плечами.

– Кто я такой, чтобы давать советы или, не дай бог, судить другого человека? Тем более гения, как Франс? Я не знаю, что сказать, Дирк. Может, Франс поступает правильно, а может, и нет. Много воды утекло за шестнадцать лет. Кто знает, захочет ли эта женщина бередить старые раны? С другой стороны, Франс поступает честно. Трудно признавать свои ошибки, а он готов это сделать. Нелегко, знаешь ли, с его самолюбием… – Ян смутился и развел руками: – В общем, я не знаю, что сказать. Это его жизнь, ему и решать, что с ней делать.

«Легко сказать – его жизнь! – мрачно подумал Дирк. – Это еще моя жизнь и жизнь его детей! Интересно, что теперь с нами будет? Захочет ли новая хозяйка, чтобы в доме жил брат ее мужа? Если нет, мне придется уйти. Куда?.. Как я буду жить один? Господи, помоги нам! Сделай так, чтобы все были довольны!»

Желание было несбыточным, и Дирк это отлично понимал. Так уж устроена жизнь, что кому-то всегда приходится потесниться. Похоже, Дирк родился неудачником, и потесниться придется ему.

Ян дотронулся до его плеча.

– Не горюй, дружище! Как бы ни сложилась жизнь, Франс никогда тебя не оставит.

– Ты так считаешь? – с надеждой спросил Дирк.

– Я знаю! Франс сам мне это сказал!

Дирк воспрянул духом. Если Франс сказал, значит, так и будет, характер у брата твердый!

– Кружечку пива? – спросил Ян.

– И лосося под зеленым соусом, – добавил Дирк.

Купив у Курта «Золотого гуся», Ян одновременно выкупил и фирменный рецепт, привлекавший в кабачок множество гурманов. В трактире по-прежнему играл маленький оркестр, а с потолка свешивались цепи с разными безделушками. Ян решил изменить название, хотя Дирк уговаривал его этого не делать. Трактир «Золотой гусь» хорошо знают не только в Харлеме, но и в других городах Голландии, разве можно пренебрегать такими вещами, как известность! Но Ян заупрямился. Теперь кабачок называется «Человек науки», и помимо обычной публики сюда зачастили студенты харлемских учебных заведений. А еще Ян развесил в зале картины своих друзей-художников. Хорошо придумано. Выставка постоянно меняется, и люди приходят сюда не только поесть, выпить и послушать музыку, но и посмотреть новые картины. Неизменными остаются лишь три холста на правой стене: бодегон Диего Веласкеса и две жанровые сценки Франса Хальса. Ян говорит, что это его иконостас. Дирк невольно фыркнул и тут же перекрестился. Свят, свят, свят… Прости, Господи, эти художники кого угодно доведут до греха. Ян кажется славным парнем, а на самом деле такой же богохульник, как и Франс. Шутит над святыми вещами, почти не бывает в церкви, вольно высказывается в присутствии пастора. А главное, дружит с проклятым испанцем! Вот этого Дирк понять не мог, как ни старался. Ян говорит, что человечество делится не на испанцев и голландцев, а на плохих и хороших людей. Еще он говорит, что гораздо охотнее подружится с хорошим испанцем, чем с плохим голландцем, – ну разве можно спокойно слушать такой бред?! Самое страшное, что Франс раньше молчал, слушая рассуждения Яна, потом начал кивать, а недавно во всеуслышание поддержал своего приятеля! Дирк прямо не знал, куда глаза девать со стыда!

Еще Ян говорит, что Веласкес гениальный художник, такой же, как Франс. С этим Дирк спорить не стал; так считал не только Ян, но и все остальные члены гильдии живописцев. Приходили, пялились на бодегон по целому часу, а после одобрительно галдели на улице, идиоты.

Ладно, пускай картина висит на стене, если она такая гениальная. Но зачем поддерживать переписку с подданным испанского короля? Да еще с такими трудами, с такими сложностями?! Отправлять почту напрямую в Испанию Ян не может: его тут же выставят из города. Приходится отсылать письма с оказиями или писать итальянским друзьям, а те, в свою очередь, переправляют весточки в Севилью. Точно с такими же предосторожностями приходят ответы. Дирк негодовал, когда Франс выспрашивал у Яна содержание полученных писем. Особенно интересовало брата все, что касалось новых картин испанского художника. Основные цвета, способ смешивать краски, принципы композиции, пропорции лица и тела… Все это, конечно, очень важно, но уж точно не важнее любви к родине! Франс мог бы проявить патриотизм и отказаться от новых знаний, если они получены от испанца! Только брат ни за что не откажется. Один раз он даже намекнул Яну, чтобы тот попросил друга выслать копию новой работы. Черт бы побрал Франса вместе с его картинами!

Дирк вздохнул, взял кружку пива, принесенную расторопным слугой, пригубил. Нет, никогда он не сможет понять Франса. Так и будет всю жизнь разрываться между чувством долга и любовью к брату. Ах, Франс, Франс, в кого же ты такой уродился?

Каждый голландец с детства усваивает правила, ведущие к преуспеванию. Их придумано немного, чтобы не запутаться. Нужно верить в Бога, честно работать, любить своих детей, заботиться о родителях и жене, откладывать каждый заработанный грош на безбедную старость. Круг очерчен с давних времен, и все добропорядочные голландцы следуют протоптанной дорожкой от рождения до смерти. Франс совсем другой. Он постоянно рвется за пределы священного круга, туда, где нет правил, где гуляет неведомая опасность и никогда не стихает ураган. Зачем? Разве плохо жить там, где светло, тепло и уютно? Почему Франс хочет заглянуть в самые темные, самые страшные уголки неведомого? Почему он не такой, как все?

Этими вопросами Дирк задавался не первый раз и никогда не находил ответа. Поэтому он не стал понапрасну ломать голову, допил пиво и сделал знак слуге, чтобы тот повторил заказ. Пиво было свежим и крепким, и настроение Дирка постепенно улучшилось. А когда подоспело фирменное блюдо – лосось под зеленым соусом, Дирк почти развеселился. Попробовал кусочек восхитительно нежной рыбы и показал Яну большой палец. Не все так плохо на свете.

Эта мысль и примирила Дирка с жизнью. По крайней мере, на сегодня.