Текст книги "Чары кинжала"

Глаза Герранта гневно сверкнули. Он схватил ее за плечо и толкнул в объятия Невина.

– Сучка, убирайся отсюда! – прорычал он. – Я убил единственного человека, который был мне дорог, – и все из-за тебя. – Он ударил ее по лицу. – От одного взгляда на тебя меня тошнит. Клан Ястреба погиб – по твоей вине!

Ложь выглядела достаточно правдоподобной, что даже Невин поверил в нее. И когда Бранвен заплакала, глаза Герранта сказали противоположное тому, что вылетело из его уст: в его взгляде была настоящая любовь и отчаяние человека, прогоняющего прочь единственное на свете существо, которое он по-настоящему любил.

– Возьми Серого в конюшне, – сказал Геррант. – Он будет твоим приданым.

Геррант повернулся и бросил свой меч через весь большой зал, затем упал на пол рядом с телом Блайна.

Медленно, шаг за шагом, Невин выводил Бранвен из зала. Он обернулся и увидел, как Геррант съежился за спиной у Блайна. Словно воин на поле боя, он лежал рядом со своим убитым другом и отказывался поверить в его смерть. Напрасно пытались слуги увести его прочь.

Во дворе последние лучи заходящего солнца прощались с крепостью. Паж Герранта с факелом в руке вел Серого из конюшни. Луда выбежала из башни, неся пару седельных мешков и несколько свернутых одеял. Зловещая тишина висела над пустынным двором.

– Мой принц, простите меня, – сказал паж. – Я не сразу узнал вас.

– Я ужасно этому рад, – ответил Невин. – Луда, в крепости еще остался кто-нибудь? Вам лучше всего укрыться по домам. Люди Вепря вот-вот будут здесь и сожгут все дотла, чтобы отомстить за смерть Блайна.

– Да, нам лучше бежать, мой принц, – ответила Луда. – Я уже собрала в дорогу еду для нас и для моей госпожи.

Невин поднял Бранвен и посадил в седло, как ребенка, затем сам сел позади нее. Он медленно выехал, отпустив поводья и позволив нагруженной лошади двигаться по мере сил. На вершине холма Невин оглянулся, бросив последний взгляд на крепость, силуэт которой темнел на фоне закатного неба. Ему показалось, что он видит огонь, уже танцующий вокруг крепости.

Они двигались всю ночь без остановки, пока не удалились достаточно далеко. Он решил ехать через горы – там они сделали привал. Невин накормил лошадь и развел небольшой костер из щепок и сухих веток. Бранвен не мигая смотрела на огонь и не произносила ни слова.

– Ты должен знать, – сказала она наконец.

– Я знаю, – просто ответил Невин. – Я готов взять тебя вместе с ребенком.

– Отпусти меня. Я хочу умереть. Не может быть, чтобы ты все еще любил меня. Я беременна от моего родного брата.

– В этом я виноват больше, чем ты. Это я оставил тебя с ним одну.

– Ты не толкал меня в его постель. – Бранвен неуверенно улыбнулась ему, трогательно стараясь оставаться холодной. – Я все равно тебя больше не люблю.

– Ты не научишься лгать так же хорошо, как твой брат.

Бранвен вздохнула и посмотрела на огонь.

– Ребенок будет проклят, я знаю это, – заговорила она снова. – Почему ты не хочешь убить меня? Герро поклялся мне, что убьет нас обоих. Он обманул меня. Он ведь обещал! – Она заплакала. – О, боги! Он ведь обещал мне.

Невин обнял ее и не стал успокаивать – пусть поплачет. Наконец она затихла. Он даже испугался сначала, но потом понял, что она медленно засыпает.

Утром Бранвен впала в молчаливую задумчивость. Ничего не говорила, отказывалась от еды, отворачивая голову, как капризный ребенок. Согласилась только сесть на лошадь. Все утро они медленно ехали, сторонясь дорог и жалея лошадь, насколько это было возможно. Невином овладевало отчаяние при мысли о том, что они не доберутся до Регора. Бранвен была уничтожена, раздавлена, словно серебряная чашка, попавшая под грубый сапог воина, покидающего разграбленный зал. Только Регор сможет помочь ей – Невин цеплялся за эту последнюю надежду, – но до него было еще несколько дней пути.

Внезапно у Невина мелькнула мысль об отряде Вепря, который сейчас, наверное, уже двигался в крепость Ястреба, чтобы отомстить. Паж, скорее всего, добрался до дома на рассвете. Герранту не остается ничего, кроме бегства в изгнание.

Поздним вечером Невин и Бранвен выехали к реке, которая завтра должна вывести их к Регору. Невин устроил лагерь для ночлега и постарался сделать все, чтобы Бранвен поела и заговорила. Но он не дождался ни того, ни другого. Он стал опасаться, что она морит себя голодом, исполняя клятву, данную богам. И хотя ему это причиняло боль, он воспользовался единственным доступным ему оружием.

– Что ты делаешь? – увещевал ее Невин. – Подумай о ребенке, которого носишь под сердцем. Бедное дитя поистине проклято, если мать не хочет кормить его.

Ее глаза наполнились слезами. Бранвен подняла голову и посмотрела на него. Потом взяла кусок хлеба и начала понемногу отщипывать от него. Невин достал сыр и яблоко. Она съела все, но по-прежнему не говорила ни слова. Он подбросил дров в костер и уложил ее поближе к огню. Среди запасов еды Невин обнаружил аккуратно завернутые в ткань подарки, которые он когда-то дарил невесте. Луда предусмотрительно положила их в мешок. Невин долго смотрел на красивую брошь с изображением ястреба и думал о Герранте.

Только поздней ночью Невин очнулся от забытья и развел огонь. Видение возникало медленно, требуя от него невероятных усилий. Наконец он увидел большой зал в крепости Ястреба. Тело Блайна лежало возле камина, под голову была подложена подушка, и меч лежал на его груди. Когда Невин подумал о Герранте, картина сменилась. Геррант вышагивал взад и вперед по двору с мечом наготове. Он отказался бежать от своей судьбы.

Невин не знал, как долго он прождал вместе с Геррантом. Один раз костер почти потух, и Видение исчезло. Он подбросил дров, и сразу же вновь появился Геррант: он расхаживал, и расхаживал взад и вперед, и лезвие меча блестело в свете факела. Наконец послышался сигнальный рог, и Геррант вскинул голову, словно олень. Кони скакали вверх по склону холма. Геррант спокойно дошел до ворот и расположился там, держа меч в боевой готовности. Лорд Камлан, младший брат Блайна, во главе своего отряда показался в бледном свете факелов. Геррант улыбнулся ему. Камлан выхватил меч, воины его отряда последовали его примеру.

– Где тело моего брата? – спросил он.

– Возле камина, – ответил Геррант. – Похороните одного из моих коней вместе с ним.

С побледневшим лицом Камлан подался в седле вперед и пристально посмотрел на бывшего друга, который стал теперь его кровным врагом. Он поднял меч и пришпорил коня. Люди бросились в атаку и окружили Герранта. Невин увидел, как он взмахнул мечом. Лошадь попятилась, люди вскрикнули, затем толпа отпрянула назад. Геррант лежал мертвый на земле. Из виска его струилась кровь. Камлан спешился и опустился рядом с ним на колени. Он поднял меч двумя руками и отрубил голову от тела Герранта. Затем поднялся, взял голову за волосы и задыхаясь от ярости, с силой швырнул ее в противоположную стену. Вдруг раздался пронзительный крик, спугнувший Видение, – это проснулась Бранвен. Невин вскочил и подбежал к ней как раз в то мгновение, когда она захлебнулась в рыдании.

– Герро, – прорыдала Бранвен. – Он мертв… – Ее голос сорвался в крик: – Камлан – о, боги! – он убил Герро! – Невин обнял ее и крепко прижал к себе. Бранвен вырывалась из его объятий, оплакивая брата и отца своего ребенка. Невин держал ее до тех пор, пока она наконец не утихла.

– Как ты узнала? – спросил он.

Бранвен молчала и тихо плакала, дрожа как в лихорадке. Невин гладил ее волосы и согревал своим телом. Когда он отпустил Бранвен, она запрокинула голову и снова зарыдала. И так продолжалось долго: только он успокоит ее, как вдруг опять что-нибудь напомнит ей о случившемся, и она начинает бесноваться. Постепенно ее агрессивность уступила место покорности. Он уложил ее на плащ и позволил ей выплакаться в своих объятиях. Когда она наконец заснула, он еще долго наблюдал за тем, как огонь разгорался сам собой, раздуваемый ветром, пока не уснул, утомленный событиями этого безумного дня.

Он проснулся через час и обнаружил, что Бранвен исчезла. Невин вскочил на ноги и побежал к реке. Он увидел ее темный силуэт на фоне звездного неба. Она стояла на берегу в опасной нерешительности.

– Гвенни! – позвал Невин, но она не шевельнулась. Прежде чем он добежал до нее, она бросилась в воду с обрыва в своем длинном платье и исчезла в темноте. Невин бросился за ней вслед.

Полная тьма, мертвящий холод воды. Он едва мог смотреть и дышать. Поток сносил его в сторону. Он снова нырял и снова всплывал на поверхность, но ничего не мог рассмотреть вокруг себя кроме черной воды. Понимая, что усилия его почти безнадежны, он все же продолжал нырять, носился взад и вперед по реке, словно охотничья собака в поисках подстреленной дичи. Затем течение подхватило его, перевернуло и ударило обо что-то в темноте.

Плечо жгло как огнем, но ему все-таки удалось выбраться на берег. Он долго лежал обессиленный, рыдая и задыхаясь от отчаяния.

Как только первые лучи восходящего солнца осветили небо, Невин поднялся и пошел вдоль реки вниз по течению. Он так обезумел от горя, что едва понимал, что делает. Он брел медленно, все еще надеясь ее увидеть. И он нашел ее, когда солнце уже совсем взошло. Течение вынесло ее тело на песчаный берег. Она лежала на спине, ее золотые волосы растрепались и спутались, ее прекрасные глаза были широко открыты, смотря невидящим взглядом в яркое безоблачное небо. Она исполнила клятву, которую дала богам. Невин поднял ее, положил безжизненную голову на свою неповрежденную руку и понес назад в лагерь. Он думал только о том, что должен отвезти ее домой. Он завернул ее в оба плаща и привязал к седлу.

Только поздней ночью он добрался до хижины в лесу. Регор выбежал навстречу и остановился, потрясенный, не отрывая взгляда от ноши в седле.

– Ты опоздал, – сказал Регор.

– Поздно было уже с первого дня, когда он стал с ней спать.

Невин осторожно снял скорбную ношу с седла и развернул плащ. Он положил ее возле камина и сел рядом. Зашло солнце, и в хижине стало темно. А он все смотрел на нее. Просто смотрел, как будто надеялся, что вот она проснется и улыбнется ему. Вошел Регор с фонарем в руке.

– Я стреножил лошадь, – сообщил он.

– Спасибо.

Торопясь и запинаясь от волнения, Невин рассказал Регору, как все было. Тот слушал, изредка кивая головой.

– Бедная девочка, – сказал наконец Регор. – В ней было больше благородства, чем во всех нас.

– Да. Я убью себя на ее могиле!

– Нет. Я запрещаю тебе это.

Невин неопределенно кивнул головой, удивляясь, почему он так спокоен. Наставник склонился над ним.

– Она мертва, мальчик, – сказал Регор. – Ты должен оставить ее. Все, что мы можем сделать сейчас для Гвенни, – это молиться за нее, чтобы ей было хорошо в том мире.

– Где? – Невин горько ронял слова. – В призрачной Иной Земле? Что это за боги, если они позволили ей умереть и не убили такого негодяя, как я?

– Послушай, мальчик, ты обезумел от горя. И я боюсь за твой рассудок, если ты будешь продолжать терзать себя. И боги тут ни при чем. – Регор мягко дотронулся ладонью до руки Невина: – Давай сейчас пойдем, сядем за стол. Пусть бедная маленькая Гвенни останется лежать там.

Невина спасло то, что он привык подчиняться. Он позволил Регору поднять себя и отвести к столу. Регор подал ему кружку с элем, и он с благодарностью принял.

– Так-то лучше, – заметил Регор. – Ты думаешь, она ушла навечно, да? Быть оторванной от жизни навсегда – и это ей, девочке, которая любила жизнь так сильно…

– А как я еще могу думать?

– Я расскажу тебе правду вместо домыслов. Это великая тайна двеомера. То, о чем ты не должен рассказывать ни одному человеку, если он не спросит тебя об этом напрямик. И тот, кто действительно не относит себя к знающим двеомер, никогда об этом не спросит. Секрет этот состоит в том, что все, и мужчины, и женщины, проживают не одну, а много жизней, снова и снова, раньше и позже, между этим миром и другими мирами. А тогда что это такое – смерть, мальчик? Это рождение для другой жизни. Это правда, что она ушла, но ушла в другой мир, и, я клянусь тебе, там кто-то выйдет ей навстречу.

– Я никогда не думал, что ты способен обманывать меня. Ты думаешь, кто я? Дитя, которое не может пережить горя без заманчивых сказок, скрашивающих тоску?

– Это не сказки. И скоро, когда ты разовьешь свои возможности, ты столкнешься с вещами, которые убедят тебя, что это – правда. А до того – полагайся на меня.

Невин сомневался, но он точно знал, что Регор никогда не будет говорить неправды о двеомере.

– И несмотря ни на что, – продолжал учитель, – она умерла для того, другого, мира, и будет рождена снова, в этом. Я не могу знать, пересекутся ли ваши пути снова. Это им, великим владыкам Судьбы, решать, а не мне и не тебе. Ты еще продолжаешь сомневаться в моих словах?

– Я верю своему учителю.

– Вот и хорошо. – Регор устало вздохнул. – Так как люди верят в горькое легче, чем в сладкое, я расскажу тебе еще кое-что. Если ты снова встретишь ее – то ли в этой жизни, то ли в следующей, – помни, ты перед ней великий должник. Ты обманул ее, мальчик. Я был почти готов выгнать тебя, но это означало бы, что и я не сдержал слова. Если ты намерен искупить свою вину, твоя ноша станет легче. Конечно, приятнее всего было бы сказать тебе, что вы встретитесь вновь. Но подумай, в чем твой долг перед ней? Мальчишка, ты еще плохо знаешь ее. Ты думаешь о ней как о драгоценном камне, породистой лошади, прекрасной женщине, как будто все это ожидает тебя в качестве приза. Но под этим обличьем, этой проклятой красотой скрывается женщина, которая сильнее, чем ты, стремится к двеомеру. Как ты думаешь, почему я брожу вокруг, держа под наблюдением клан Ястреба? Как она может познать таинства двеомера, если не через мужчину рядом с собой? Ты думаешь, почему ты влюбился в нее в тот самый момент, когда увидел ее впервые? Ты чувствовал, малыш, не сознавая того, – это она, вы были предназначены Судьбой друг для друга. – Регор стукнул рукой по столу. – Но теперь она ушла.

Невин почувствовал стыд и боль, волной захлестнувшие его.

– И скоро она должна будет начать все сначала, – безжалостно продолжал Регор. – Маленькое, слепое, несмышленое дитя: годы пройдут, прежде чем она научится говорить и держать ложку в руке. Она должна будет повторить весь путь, и это в то время, когда королевство нуждается в каждом знающем двеомер. Глупец! К тому же еще неизвестно, где будешь ты сам. Вот что ты натворил!

Невин не выдержал и заплакал, уронив голову на руки. Регор поспешно поднялся и положил мягкую ладонь ему на плечо.

– Прости меня, мальчик, – сказал Регор, – Давай думать о том, как мы устроим похороны. Не убивайся так. Послушай, ну прости меня.

Еще долго Невин не мог успокоиться. Утром они отнесли тело Бранвен в лес, чтобы предать ее земле. Невин чувствовал смертельную усталость, когда помогал рыть могилу. Он поднял ее на руки в последний раз и бережно опустил в могилу, затем положил рядом все ее драгоценности. Ради другой жизни или нет, он не знал: но он хотел похоронить ее с почестями, как принцессу. Они сделали холмик и сложили пирамиду из камней – чтобы животные не разорили могилу. Вокруг на много миль простирался безлюдный и безмолвный лес. Она была похоронена далеко от своих предков. Положив последний камень на вершину пирамиды, Регор воздел руки к солнцу.

– Все кончено, – произнес он. – Пусть отдыхает.

Невин опустился на колени у основания пирамиды.

– Бранвен, любовь моя, прости, – произнес он, – если мы когда-нибудь встретимся снова, клянусь, все будет по-другому. Я не найду покоя, покуда не искуплю свою вину. Клянусь тебе!

– Замолчи! – рассердился Регор. – Ты не знаешь, что обещаешь.

– Я все равно клянусь в этом. Я не успокоюсь, пока не исправлю сделанного.

С ясного неба послышался раскат грома, второй, третий, – сильные глухие удары, гулким эхом прокатившиеся над лесом. Регор отпрянул назад, его лицо побелело.

– Ну вот, – произнес он. – Великие приняли твою жертву.

После грома вокруг стало невыносимо тихо. Невин поднялся, трясясь как в лихорадке. Регор наклонился и поднял свою лопату.

– Вот так-то, мальчик, – сказал он. – Клятва есть клятва.

Лес покрылся золотом и багрянцем и задули северные ветры, когда к ним в гости пожаловал гвербрет Мэдок. Невин возвращался из лесу, где он собирал дрова на зиму. Прекрасная черная лошадь со щитом, висевшим у седла, щипала траву перед хижиной. Он бросил вязанку дров и побежал в дом: за столом сидели Мэдок с Регором и пили эль.

– Это мой подмастерье, ваша милость, – представил Регор, – вы, кажется, хотели его видеть.

– Вы приехали убить меня? – спросил Невин.

– Не будь глупцом, мальчик, – поморщился Мэдок, – я приехал, чтобы предложить Бранвен помощь, но услышал, что теперь уже слишком поздно.

Невин сел и почувствовал, как горе тяжело всколыхнуло его сердце.

– Но как вы нашли меня? – спросил он.

– Расспрашивал всех подряд. Я пытался в свое время убедить его величество, чтобы он простил тебя. С таким же успехом я мог бы стараться выжать мед из турнепса. Твоя достопочтенная матушка намекнула мне, что ты собираешься изучать двеомер, и потому надеяться было вообще не на что. Потом я поехал к госпоже Роде после убийства Блайна и услышал рассказы слуг о каком-то странном лекаре и его подмастерье. «Ценные сведения», – подумал я, но у меня все никак не было времени, чтобы проверить слухи.

– Несомненно, – промолвил Регор, – гвербрет всегда видит больше, чем другие люди.

Мэдок поморщился, как будто получил пощечину.

– Ну же, ваша милость, я просто неудачно выразился.

– Вы не можете себе представить, как глубоко это ранит меня, – сказал Мэдок. – Я о Герранте и его проклятой страсти. Я видел это и, как дурак, молчал, надеясь, что я ошибаюсь.

– Если это может послужить утешением, – сказал Регор, – то никто в королевстве вас ни в чем не обвиняет.

– Какое там утешение, если человек сам корит себя. Но в конце концов я услышал, что принц увез ее с собой. Ну, тогда я подумал, что лучшее, что я могу предпринять, – это найти девочку до наступления зимы и устроить все так, чтобы она и ребенок были в тепле. – Его голос задрожал. – Но теперь уже слишком поздно. Я никогда не смогу ничего сделать для нее.

Леденящая тишина повисла в комнате.

– Как поживает госпожа Рода? – спросил наконец Регор. – Я переживаю за нее, но не осмеливаюсь поехать в крепость.

– Ну, она – жена воина и мать воина. Время излечит ее сердце. И, клянусь всеми богами, Блайна я тоже подвел. Что я за ничтожество… Принять у человека клятву верности, а затем дать ему погибнуть!

– И Ястреб отлетался. Это очень тяжко: видеть, как умирает клан.

– Да, это окончательная гибель, – сказал Мэдок. – Король отдал земли Ястреба Вепрю в уплату за смерть Блайна. Какой лорд согласится взять этот герб, если он так опозорен?

– Воистину так, – молвил Невин. – А со временем барды станут петь о Бранвен и Герранте. Хотел бы я знать, что у них получится…

Регор невесело хмыкнул.

– Наверняка, какая-нибудь трогательная баллада. Куда лучше, чем мы все заслуживаем.

ДЭВЕРРИ, 1058

Тот, кто желает познать двеомер, должен прежде всего учиться настойчивости. Плод не падает с дерева, пока не созреет.

«Тайная книга друида Кадваллона»

По весне вода в реке была еще холодной. Весело плескаясь и дрожа от холода, Джилл прыгала с ноги на ногу по отмели, пока наконец не смогла опуститься в воду на колени. Любопытный дикий народец толпился вокруг, то прячась, то появляясь среди волн. Джилл пыталась вымыть без мыла волосы, в то время как гладкие серебристые существа, словно рыбы, стремглав проносились мимо нее. Она никогда раньше не заботилась о своей чистоте, но теперь это стало казаться ей важным. Она повалялась в траве на берегу, чтобы обсохнуть, словно лошадка, а затем поспешила в лагерь, пробираясь через орешник. На лугу спокойно паслись ее серый пони и лошадь отца. Сам Каллин отправился на ближайшую ферму, чтобы запастись продуктами. Джилл поторопилась одеться, пока он не вернулся. Было неприятно, что он может застать ее обнаженной.

Перед тем как надеть рубашку, она взглянула на свою грудь – два маленьких, но уже заметных бугорка. Иногда ей хотелось, чтобы они исчезли. Ей было тринадцать лет, а в четырнадцать многие девочки уже выходят замуж. Она быстро надела рубашку и подвязала ее, затем порылась в седельной сумке и вытащила расческу и треснутый осколок зеркала. Серый гном, с длинным носом и весь в бородавках, возник рядом с ней. Когда Джилл поднесла ему зеркало, он заглянул за стекло, как будто в поисках гнома, который смотрел на него изнутри.

– Это ты сам, – объяснила ему Джилл. – Посмотри, это ведь твой нос.

Сбитое с толку существо вздохнуло и спрыгнуло на траву рядом с ней.

– Будь зеркало побольше, ты бы понял. Папа сказал, что купит мне большое зеркало на день рождения, но я не хочу. Только глупые городские девчонки без конца прихорашиваются, а я – дочь серебряного кинжала.

Гном кивнул в знак согласия и почесал подмышкой.

Когда Каллин вернулся, они выехали в Дан Мананан, прибрежный город на восточной границе провинции Дэверри. Он представлял собой скопление ветхих деревянных лачуг, разбросанных вдоль реки. Латаные рыбацкие лодки были привязаны у берега. Прежде чем достичь городских стен, река протекла через окрестные поля, запах сушеной рыбы разносился по грязной улице, извивающейся вдоль речного берега. Они остановились на обветшалом бревенчатом постоялом дворе. Хозяин получил с Каллина плату, даже не взглянув на его серебряный кинжал. Был базарный день, и в таверне оказалось полно народу, причем многие с мечами за поясом. Как только они остались одни, Джилл с опаской поинтересовалась, правда ли, что в Дан Мананане логово пиратов.

– Нет, конечно, – ответил Каллин, улыбнувшись. – Они все контрабандисты. Эти вонючие лодки на реке на самом деле гораздо крепче, чем выглядят. В них спрятано кое-что ценное под макрелью.

– А почему местный лорд это не прекратит?

– Местный лорд сам увяз в этом по уши. Смотри только, не вздумай говорить об этом вслух.

Они позаботились о лошадях, затем прошли на рыночную площадь – на ярмарку. На речном берегу люди торговали в деревянных палатках, но многие просто разложили свой товар на земле. Здесь были самые разные продукты: капуста и зелень, сыры и яйца, живые цыплята, молочные поросята и кролики. Каллин купил им по куску жареной свинины. Насытившись, они посмотрели в лавках одежду, глиняную посуду и металлические поделки грубой работы.

– Не вижу красивого кружева, – сказал Каллин. – Жаль. Хотел купить тебе на день рождения.

– О, папа. Мне не хочется ничего такого.

– Неужели? А что скажешь о красивом платье? – Папа!

– Новую куклу? Украшение?

– Шутишь?

– Ничуть. Ну, тогда пойдем к одному моему знакомому ювелиру. Держу пари, его работ на этой ярмарке нет.

На окраине города, где зеленые общинные поля граничили с домами, они вошли в небольшой магазинчик с деревянной вывеской, изображающей серебряную брошь. Когда Каллин открыл дверь, мелодично звякнул колокольчик. Комната представляла собой узкий сектор круглого дома, разделенный на части перегородкой. Проход в перегородке был завешен старым зеленым одеялом.

– Отто! – позвал Каллин. – Ты здесь?

– Здесь, – послышался изнутри низкий голос. – Разве иначе я бы оставил дверь незапертой? – Говоривший выглянул из-за одеяла, а затем вышел к гостям. Он был очень низкого роста, всего около четырех с половиной футов. Джилл впервые видела такого низенького человека. Он был широкоплечим и мускулистым, с густой копной седых волос, нечесаной серой бородой и пронзительными черными глазами.

– Каллин из Кермора, надо же! – сказал Отто. – Кто это с тобой? Похоже, твой сын.

– Моя дочь, – сказал Каллин. – Я хочу купить ей безделушку на день рождения.

– Девочка? – Отто внимательно посмотрел на Джилл. – И уже достаточно взрослая, чтобы думать о приданом. Тогда нужно поскорее потратить денежки твоего отца на самоцветы, пока он их все не пропил. – Отто провел гостей в мастерскую. В центре, как раз под дымоходом в крыше, был очаг и маленький кузнечный горн. С одной стороны стоял длинный верстак, на котором лежали инструменты, маленькие деревянные ящички, недоеденные куски хлеба и копченого мяса. Среди всего этого беспорядка кучкой лежали мелкие рубины. Каллин выбрал один из них и посмотрел на свет.

– Красивый камень, – заметил он.

– Ты прав, – ответил Отто. – Но лучше не спрашивай, где я их взял.

Улыбаясь, Каллин бросил рубин назад на верстак. Отто сел на табуретку и взял толстый ломоть хлеба.

– Брошки, кольца, браслеты? – спросил он с набитым ртом. – Или ты хочешь шкатулку? Может быть, серьги?

– Нет, ничего это ей не подходит, – улыбнулся Каллин. – Только серебряный кинжал.

Джилл засмеялась, довольная своей победой, и обняла его с хитрой улыбкой. Каллин высвободился и чмокнул дочь в щеку.

– Довольно странный подарок для девочки, – протянул Отто.

– Нет, для этой маленькой чертовки совсем не странный. Представь себе, она заставила своего старика-отца обучить ее фехтованию.

Отто повернулся к Джилл, удивленно вздернув брови. На верстаке неожиданно возник серый гном: он сидел на корточках и пальцем исследовал рубин. Джилл подбежала и прогнала его прочь. По тому, как Отто проследил за ней взглядом, она догадалась, что он тоже мог видеть гнома. Малыш обиженно посмотрел на Джилл и исчез. Ювелир понимающе улыбнулся Джилл.

– Ну хорошо, девочка, – сказал Отто. – Небось, ты тоже захочешь, чтобы твоим символом был ястреб, как у папы.

– Во имя всех богов, Отто, – бросил Каллин. – Ведь прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как ты сделал мне кинжал. У тебя очень хорошая память.

– Да, верно. Память служит человеку, если он умеет использовать. Кстати, тебе повезло. У меня есть готовый кинжал, на нем надо только выгравировать эмблему. Около года назад я сделал его для одного парня, а тот так и не пришел за ним. Наверное, задавал лишние вопросы рыбакам… А клинок так и остался у меня. Хорошо, что я не поторопился тогда с эмблемой…

Уже под вечер Джилл вернулась к кузнецу, чтобы забрать готовый клинок. Она провела рукой по рукоятке и осторожно, пальцами – по лезвию. Отто изобразил ястреба просто: круг с головой в верхней части и два треугольника по бокам – это крылья. Но работа выглядела так, будто ястреб был живым.

– Потрясающе! – воскликнула Джилл.

Гном появился рядом, чтобы взглянуть, и Джилл услужливо протянула ему кинжал. Отто хохотнул.

– Ты странное существо, малышка Джилл, – сказал Отто. – Видишь дикий народец, да?

– Я странная? Кузнец, но ты ведь тоже их видишь!

– Вижу, вижу. Это мой секрет, и не будем обсуждать его. А что касается тебя, дитя мое, то наверное, в жилах твоей матери течет кровь эльфов? У Каллина-то точно нет ничего подобного.

– Разве это возможно? Ведь эльфы бывают только в детских сказках.

– Разве? Почему-то считается, что эльфы бывают только сказочные, но никто не знает настоящих эльфов. Они существуют, и если ты когда-нибудь встретишь хоть одного – не доверяй ему! Они все полоумные.

Джилл вежливо улыбнулась. Она была уверена в том, что Отто и сам немного тронутый. Опираясь рукой о подбородок, он смерил ее взглядом.

– Скажи мне вот о чем, – сменил тему кузнец. – Каково это – девочке таскаться за своим отцом? Каллин ведь очень суровый человек.

– Только не со мной. Хотя всякое бывает… Но мне нравится путешествовать, видеть новые места.

– А что будет, когда придет время выходить замуж?

– Я не собираюсь замуж.

Отто скептически улыбнулся.

– А что такого? Некоторые женщины никогда не выходят замуж. Они учатся ремеслу – прядут, например, или открывают лавку.

– Да, ты права. Возможно, со временем ты и подыщешь ремесло себе по душе. Послушай, малышка Джилл, мою загадку на дорожку. Если однажды никто встретится тебе на пути, спроси у него, чем тебе следует заняться.

– Извините, но что…

– Я же сказал тебе, что это загадка! Запомни, никто скажет тебе больше, чем я. А сейчас тебе лучше возвращаться к твоему папе, пока он не отшлепал тебя за слишком долгое отсутствие.

Всю обратную дорогу Джилл думала об Отто и его загадочном поведении. Наконец она решила, что никто не может ей дать совет, чем заняться, потому что лучше всего делать то, что хочется.

– Папа, – спросила Джилл, – что за человек этот Отто?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, он не похож на обычного человека, – уточнила Джилл.

Каллин неопределенно пожал плечами.

– Понимаешь, наверное, это неприятно для мужчины – уродиться таким низеньким, – сказал он наконец. – Я думаю, из-за этого он такой грубоватый. Начать хотя бы с того – какая девушка захочет быть с ним?

Джилл показалось, что такой довод не лишен здравого смысла. Но все же у нее осталось ощущение, что было что-то странное в этом мастере Отто.

К вечеру таверна быстро наполнилась торговцами с ярмарки и крестьянами. В зале было жарко – пылал огонь в камине, и тучи мошкары облепили лампы. Каллин был расположен провести здесь весь вечер. Джилл знала, что, имея в кармане деньги, он будет пить всю ночь, и готова была оставаться с ним до последнего, чтобы удержать от растрат.

Четверо всадников из отряда местного лорда зашли выпить и поужинать со служанками. Их одежда была украшена гербами с изображением лисицы. Они то и дело гоняли служанок с поручениями. Джилл смотрела на них настороженно. Трое из них смеялись и разговаривали, а четвертый молчал и держался в сторонке. На вид ему было лет пятнадцать, и, похоже, ему хотелось испытать себя в бою или хотя бы в драке. Джилл не любила этих потасовок и надеялась, что он не такой дурак, чтобы приставать к Каллину. Вдруг она заметила, что парень дерзко смотрит на нее. Она схватилась за кружку с пивом.

– Пей потихоньку, – рявкнул Каллин.

– Извини, папа. Давай я принесу тебе еще эля? Хозяин так занят, что даже не смотрит в нашу сторону.

Джилл получила эль у тавернщика и осторожно двинулась назад, как вдруг почувствовала, что кто-то прикоснулся к ее плечу. Молодой парень улыбался, скаля зубы.

– Постой, – обратился он к Джилл, – я хотел кое о чем спросить тебя.

– Спросить ты можешь, но я могу и не ответить.

Его спутники окружили их, пересмеиваясь. Парень покраснел, но решительно продолжил:

– Не обижайся, но ты кто – парень или девчонка?

– Девушка. А тебе какое дело?

Остальные засмеялись. Один из них слегка подтолкнул парня и прошептал: «Не трусь!»

– Ну да! – продолжил тот. – Я так и подумал, что ты девица, потому что уж очень, хорошенькая.

Джилл слушала, ничего не отвечая.

– Тогда, – продолжал парень уже более развязно, – могу я предложить тебе выпить кружечку?

– Ну-ка, ну-ка. – Это был Каллин. – Что я тут слышу?