Текст книги "Чары кинжала"

– Пап, он просто говорил со мной.

Парень торопливо отступил назад, наткнувшись на своего друга.

– Послушай, ты, болван, – рявкнул отец. – Я Каллин из Кермора, когда-нибудь слышал это имя?

Парень побледнел. Остальные всадники с гербом клана Лисицы поспешно отпрянули назад, оставив его лицом к лицу с Каллином.

– Вижу, что слышал, – сказал Каллин. – Ну, а теперь – есть еще желающие поговорить с моей дочерью?

– Мы не хотели ее обидеть, – пробормотал парень, заикаясь. – Клянусь в этом.

– Верю, – Каллин повернулся к Джилл: – И ты больше не скажешь им ни слова. Возвращайся к столу.

Расплескивая пиво, Джилл поспешила назад. Каллин, сложив руки на груди, наблюдал за тем, как парни выскочили за дверь.

– Послушай меня. В следующий раз, если какой-нибудь недоумок скажет тебе что-нибудь неподобающее, сразу же разыщи меня. Прах и пепел, а ты повзрослела. Я и правда не заметил, как ты повзрослела.

Их взгляды встретились, и Джилл почему-то стало неловко, и она испугалась этого. Отец смотрел на нее холодным оценивающим взглядом, что неприятно поразило ее. Вдруг он резко отвернулся, и она поняла, что он так же взволнован, как и она. Джилл долго еще сидела в оцепенении, чувствуя себя несчастной: ей очень хотелось в этот момент поговорить со своей матерью. И только позже она вспомнила о молодом парне, который назвал ее хорошенькой. Что ни говори, а это ей понравилось.

Невин въехал в Дан Мананан в день, когда холодный моросящий дождь превратил улицы в сплошное месиво. Он снял комнату на постоялом дворе, привязал свою лошадь и мула и, завернувшись в старый залатанный плащ поспешил в лавку Отто, серебряных дел мастера. По причинам, известным только им одним, мастера двеомера наблюдали за серебряными кинжалами.

Большинство из них были, по существу, порядочными парнями, совершившими в своей жизни только одну трагическую ошибку. К их помощи маги прибегали в редких случаях, когда колдовству нужна была помощь доброй стали. Невин знал всех кузнецов в королевстве, которые работали на серебряных кинжалов, но далеко не все из них были такими же странными, как Отто. Карлик родился далеко на севере, но был изгнан с родины и осел в Дан Мананане. Когда Невин появился в дверях кузницы, Отто встретил его сердечно и пригласил в мастерскую. Яркий огонь пылал в очаге.

– Могу предложить пряного эля, господин, – заторопился Отто.

– Не откажусь. Мои старые кости ноют от сырости.

Отто позволил себе улыбнуться в ответ на шутку, тем более что они были знакомы уже около двухсот лет. Невин пододвинул к очагу единственный в комнате стул, сел и протянул руки к огню. Пока Отто суетился рядом, наполняя металлическую флягу божественным напитком. Он добавил в него кусочки корицы и поставил на угли, чтобы подогреть.

– Я надеялся, что вы заглянете ко мне, – сказал Отто. – У меня есть для вас кое-какие новости. Это касается той девочки – из-за которой вы так долго переживаете… Ведь ей пришло время возродиться вновь?

– Она уже родилась. А что, она была здесь?

– Может, она, а может, и нет. Вы же прекрасно знаете, у меня, в отличие от знающих двеомер, нет второго зрения. Но этим летом здесь побывала очень странная девочка, лет тринадцати. Ее зовут Джилл. Отец – серебряный кинжал, и она путешествует вместе с ним. Трудно найти мужчину, который бы так трогательно заботился бы о своем ребенке. Его зовут Каллин из Кермора. Когда-нибудь слышали о нем?

– Говорят, что он самый лучший фехтовальщик в Дэверри.

– Тот самый. Его знак – нападающий ястреб.

– Боги! Может быть, это они. Очень даже может быть.

Отто взял тряпку и осторожно достал флягу из огня, затем разлил теплый эль в две кружки.

«Тринадцать – как раз тот самый возраст, – размышлял Невин. – Если она действительно скиталась с серебряным кинжалом, то неудивительно, что я не мог разыскать ее все эти долгие годы. Каллин из Кермора, конечно, известная личность, но догнать его – нелегкая задача». Невин почувствовал усталость. Отто подал ему кружку.

– Они двинулись на север, – продолжал Отто. – Каллин нанялся к торговцу, который повел в Дэверри караван… с нашим особым товаром.

– Особый товар… Послушай, Отто, когда же ты наконец станешь честным человеком?

– Это в твоей провинции, а не у нас придумывают все эти глупости с акцизным сбором и королевскими налогами.

Хотя у Невина возникло искушение немедленно отправиться на север, но в это время года там уже шел снег. И, кроме того, он подозревал, что Каллин давно уже покинул те места. Невин решил, что может, как намеревался с самого начала, вернуться на зиму домой, в Западный Элдис.

Может, эта Джилл и вовсе не его Бранвен. Загадка перерождения… Девочка не единственная в королевстве, обладающая даром ясновидения, и знак Ястреба тоже может оказаться простым совпадением. Кроме того, надо еще иметь в виду лорда Родри Майлвада из Аберуина. Он ведь погиб из-за ошибки Невина, в той жизни, когда его звали лордом Блайном.

Невин хотел отправиться прямо в Аберуин, но из чувства предосторожности он вызвал сначала образ Родри через огонь.

Это спасло его от лишних разъездов. Он увидел огромный девственный лес неподалеку от городка Белглайд, принадлежавший гвербрету Аберуина, где Родри охотился вместе со свитой. Невин знал, что у него нет никаких шансов встретить Родри – просто потому, что лес был закрыт для всех, кроме гостей и родичей гвербрета. Но несмотря на это, он все же решил посетить Белглайд в надежде на то, что юный лорд может заехать туда по своим надобностям. Как он понял позже, его путь направляли владыки Судьбы.

Жители Белглайда и окрестные фермеры знали и любили Невина за то, что он оказывал лекарские услуги всем, кто в этом нуждался. Хозяин таверны приютил его бесплатно, попросил только полечить ему больные суставы.

Всю следующую неделю Невин принимал посетителей: семья за семьей приходили к нему, чтобы купить трав или получить совет. У Невина ни оставалось ни минуты, чтобы подумать о Родри.

Наутро восьмого дня Невин вышел на грязный двор таверны, чтобы немного побыть на воздухе. Вдруг в воротах появился всадник, в грязи с головы до ног. Он был одет в голубой плащ, украшенный драконом – символом Аберуинов.

– Приветствую вас, – обратился к нему всадник. – Я слышал, в город прибыл хороший лекарь. Вы слышали о нем?

– Речь обо мне, юноша. Что случилось?

– Я только что из дому. Лорд Родри нуждается в помощи. – Сообщая подробности, юноша помог Невину погрузить мешки с травами на мула. – Лорд Родри попал под дождь и в мокрой одежде, вместо того чтобы вернуться домой, отправился на охоту. А из домочадцев с ним были только двое слуг и пятеро бойцов из отряда его отца. Но они ничего не понимают в лечении.

– А что лорд Родри делал так далеко от дома в это время года?

– О, сэр, я не вправе вам этого говорить, но он поссорился со своим старшим братом. Впрочем, ничего серьезного…

Хотя гвербрет, вероятно, именовал свои охотничий домик простой сельской хижиной, все же он походил на крепость лорда – разве что победнее.

Посреди вымощенного сухого двора стояла трехэтажная башня, окруженная дворовыми постройками. В конюшне в случае надобности могло разместиться до сотни лошадей.

Пожилой камергер провел Невина на второй этаж. В комнате Родри стояла кровать с кружевным покрывалом, сундук для одежды, на стене красовался фамильный щит. Сырость проступала на стенах, несмотря на то, что в центре пылала жаровня с горящими углями.

– Прах и пепел, – рассердился Невин. – Неужели нет комнаты с камином?

– Его милость не разрешает перенести себя туда.

– Вот как? Я смогу убедить его милость.

Невин отодвинул полог кровати. Родри взглянул на него из-под опухших век.

Это был долговязый шестнадцатилетний парень, шести футов ростом. Он был по-прежнему очень красив, но болезнь сделала свое дело: его волосы прилипли ко лбу, губы потрескались от жара, а на щеках играл чахоточный румянец.

– Кто ты? – пробормотал Родри.

– Лекарь. Ваш слуга пригласил меня к вам.

– Проклятье. Я не нуждаюсь… – Он закашлялся так сильно, что не смог говорить, приподнялся на локте и снова закашлялся, задыхаясь, отплевываясь зеленоватой слизью и цепляясь за Невина, который помог ему распрямиться.

– Вы не нуждаетесь в помощи? – покачал головой. – Я человек незнатный, ваша милость, но без меня вам не обойтись.

Родри слабо улыбнулся. Он задрожал в лихорадке, и Невин снова уложил его.

– Найди теплую комнату с камином, – обернулся он к слуге, – положи на кровать подушки одну на другую и вскипяти мне котел воды. Когда выполнишь это, отправь кого-нибудь в Аберуин. Гвербрет Тингир должен знать, что его сын болен.

Весь день Невин трудился над своим пациентом. Он напоил Родри отваром мать-и-мачехи и заставил откашляться, дал ему иссопа и мяты для того, чтобы он пропотел, и заварил осиновую кору, чтобы уменьшить жар. Затем натер губы больного льняным семенем, чтобы смягчить их. Родри полулежал-полусидел, окруженный подушками, на его лице горел румянец, словно легкий отсвет огня.

– Спасибо, – прошептал Родри. – Овэйн… Он еще жив?

На мгновение Невин был так озадачен, что не знал, как ответить. Затем память перенесла его в другую жизнь: он лечил раны на теле этого человека, а его лучший друг лежал рядом мертвый.

– Да, жив, мальчик, – мягко сказал Невин. – А теперь – отдыхай.

Родри улыбнулся и почувствовал, что засыпает. «Так, – подумал Невин, – он реагирует на мое присутствие. Пока мальчик был в лихорадке, в голове его мелькнули эти смутные проблески памяти».

Весь следующий день Невин возился со своим пациентом, заставляя его пить отвары из трав, даже когда Родри проклинал все на свете или выплевывал отвар, выпрашивая другой, не такой противный. Наконец к вечеру Родри так полегчало, что он даже выпил немного бульона, который Невин заботливо приготовил для него.

– Я вам так благодарен, – сказал Родри, закончив еду. – Удивительно, что вы вдруг оказались здесь. Помните, мы встречались с вами на Кантрайской дороге, очень давно?

– Да, действительно, припоминаю….

– Какое совпадение! У меня и в мыслях не было, что вы спасете мне жизнь. Вот я счастливчик!

– Да, верно, – сказал Невин, скрывая улыбку. – Верно.

Когда Родри наконец заснул, Невин вышел в большой зал пообедать.

Люди из отряда молодого лорда окружили его заботой. Они принесли ему еду, стояли рядом, пока он ел, готовые выполнить любое его желание. Один из них, мускулистый парень по имени Праэд, даже принес Невину кубок меда:

– Вот, отведайте, добрый господин. Если понадобится наша помощь, мы с ребятами будем рады оказать ее вам в любой момент.

– Спасибо. Я вижу, вы чтите своего лорда Родри.

– Да, он хоть и молодой, но его уважают больше, чем любого другого в Элдисе.

– Вот и хорошо. А как насчет лорда Райса, наследника?

Праэд замялся, посмотрел вокруг и ответил шепотом:

– Не говорите об этом вслух, но вообще-то многие в Аберуине хотели бы, чтобы лорд Родри родился первым, а не вторым.

Парень поклонился и поспешил прочь, пока не наговорил лишнего. Когда Невин размышлял об услышанном, холодная волна пророческого предупреждения накатила на него.

Это означало, что в Аберуине грядут неприятности. Сверкнула короткая вспышка Видения: мечи, сверкающие в лучах летнего солнца, Родри ведет своих бойцов в трудное сражение.

Когда Видение исчезло, Невин почувствовал боль в сердце. Что это значит? Восстание, которое принесет Родри звание гвербрета, если его отец умрет?

Возможно.

Пророческие видения всегда смутны и заставляют поломать голову над их разгадкой. Если он окажется прав, У него будет важное дело в Аберуине, когда придет время.

Предположение обернулось действительностью вечером следующего дня. Невин был наверху в комнате Родри, когда явился слуга с новостями.

С небольшой свитой прибыла мать Родри, госпожа Ловиан. Через несколько минут жена самого могущественного человека в Элдисе вошла в комнату.

Она бросила слуге свой клетчатый плащ и подбежала к кровати Родри. Ловиан было около сорока, но она хорошо выглядела для своего возраста. В ее иссиня-черных волосах кое-где проблескивала седина. Васильковые глаза были такие же большие и выразительные, как у сына.

– Мой бедный мальчик, – воскликнула она, положив руку на его лоб. – Благодарение богине, у тебя больше нет жара!

– Богиня послала мне славного травника, – уточнил Родри. – Мама, тебе не надо было пускаться в такой долгий путь только ради меня.

– Не говори чепухи, – Ловиан повернулась к Невину. – Спасибо, добрый господин. Я хорошо заплачу вам за труды.

– Это было честью для меня, госпожа, – ответил Невин, кланяясь. – Я только благодарен судьбе за то, что оказался под рукой.

Невин оставил их наедине, но позже вернулся. Родри заснул, а Ловиан сидела возле его кровати, глядя на сына. Когда Невин поклонился ей, она отошла вместе с ним в сторону, чтобы не разбудить спящего.

– Я говорила со слугами, дорогой Невин. Они признались мне, что до вашего прихода опасались за его жизнь.

– Я не хочу обманывать вас, госпожа, он действительно был серьезно болен. Вот почему я подумал о том, что надо уведомить близких.

Ловиан расстроенно кивнула. Было в ней что-то смутно знакомое… Невин позволил себе взглянуть на все вторым взглядом и увидел отчетливо – перед ним была Рода, снова связанная с Блайном как мать с сыном. В это мгновение она тоже узнала его, ее глаза выразили недоумение, несмотря на то что она улыбалась.

– Послушайте, вы когда-нибудь бывали в Аберуине? – спросила Ловиан. – Я, должно быть, видела вас раньше, хотя я бы непременно запомнила человека с таким необычным именем.

– О, госпожа, вы могли видеть меня, проезжая по улице, или где-нибудь еще. Я никогда не был знаком с женщиной такого высокого звания.

Невин внутренне ликовал. Они были здесь, трое из них оказались рядом в то самое время, когда он получил известия о девочке, которая могла обернуться Бранвен. Конечно же, подошло время, конечно, судьба подвела его к одной из тех критических точек, когда он будет иметь шанс распутать этот клубок.

В волнении он совершенно забылся. Огонь почти потух, он подбросил пару больших поленьев и махнул рукой, вызывая пламя. Тут же он услышал вздох Ловиан. Невин обернулся к ней:

– Простите, госпожа, я напугал вас.

– Извинения ни к чему, мой господин, – подчеркнув этот титул, тихо произнесла Ловиан. – Это мне следует гордиться тем, что такой человек, как вы, снизошел до лечения моего сына от лихорадки.

– Я вижу, для госпожи рассказы о двеомере – не просто небылицы, предназначенные для развлечения детей.

– Ее милость в своей жизни видела слишком много странных вещей.

Мгновение они изучали друг друга, словно пара фехтовальщиков. Затем Невин почувствовал касание двеомера, принуждавшее его сказать правду. Даже губы начало покалывать от напряжения…

– Очень важно, чтобы Родри дожил до зрелых лет, – сказал Невин наконец. – Я не могу вам сейчас открыться, но его судьба – это судьба Элдиса. Я бы хотел отныне приглядывать за этим мальчиком.

Ловиан нахмурилась, в тревожных отсветах огня ее лицо выглядело бледным. Наконец она кивнула.

– Вашей милости всегда будут рады при дворе Аберуина. И если желаете сохранить все в тайне, я буду просто твердить, что меня забавляет этот оборванный старичок-травник.

– Воистину, так будет лучше всего. Благодарю вас.

Той ночью Невин долго не ложился спать. Стоя у окна, он наблюдал за луной, видневшейся в просветах между облаками. Его, как часового поставили на пост, и он не сделает ничего без приказа свыше. С этого времени он останется в Элдисе, полагаясь на то, что владыки Судьбы сами приведут Бранвен к нему, когда придет время. В глубине души он впервые за сотни лет почувствовал надежду. Надвигались великие события. Ему оставалось только ждать и наблюдать за их приближением.

ДЭВЕРРИ, 698

Агвен избирает барда не только для того, чтобы услаждать слух, власть имущих, но и для того, чтобы удержать в памяти все великие деяния и великих людей клана. Ибо если человек не будет помнить ничего, кроме имени своего отца, то дети рабов будут ничем не лучше и не хуже детей гвербрета. И потому не должен ни мужчина, ни женщина святотатственно поднимать руку на барда…

«Эдикты короля Врана»

Горячий воздух мерцал над жнивьем и скошенной травой. Мутная водица едва сочилась меж широких берегов некогда славной реки Нерры. Обнаженный до пояса, пастух вел нетерпеливых коров вниз к воде. Бард Гверан стоял на берегу и смотрел, как они пили грязную солоноватую воду, затем перевел взор на безмятежно-синее небо. Хотя он вышел в поле на прогулку, чтобы сочинить песню, но мысли его ныне были лишь о засухе и о грядущей голодной зиме. Он отвернулся от реки и пошел назад, в крепость клана Белого Волка.

Окруженная земляными укреплениями, небольшая крепость располагалась на вершине невысокого холма. Внутри бревенчатой изгороди возвышалась квадратная каменная башня.

Проемы ее окон выглядели как глазницы над пыльным двором. Двор дремал под горячим солнцем, если не считать нескольких жужжащих сонных мух. Гверан поспешил в большой зал, в котором благодаря толстым стенам сохранялась благодатная прохлада. Возле пустого камина у стола для знати сидел лорд Мароик. С ним были два жреца из храма Солнца, одетые в длинные белые туники. На них красовались золотые ожерелья, их недавно побритые головы блестели.

Гверан встал на колени, старший жрец Обин чуть заметно улыбнулся, его глаза прищурились под опухшими веками. Лорду Мароику, светловолосый мужчина лет тридцати, с длинными усами, остановился на полуфразе и повернулся к своему барду.

– Я думал, ты сразу же вернешься, – сказал Мароик. – Вот тебе вопрос. Не думаю, что бард может вызвать дождь.

– И очень жаль, что не могу. Думаю, что только его святейшество способен на такое.

– Его милость и я, мы только что обсуждали это, – вмешался Обин. – Мы считаем, что надо принести лошадь в жертву богам.

– Не сомневаюсь, что такая благочестивая жертва должна удовлетворить великого Бела.

Обин пристально взглянул на него, в то время как сам юный бард жадно смотрел на флягу с пивом, стоявшую на столе.

– Вопрос в том, почему Бел так сердит на нас, – заметил наконец Обин. – Жертвы может оказаться недостаточно, если на земле лежит проклятие.

– А что думает его святейшество о причине проклятия? – спросил Гверан.

– Его святейшество не знает, – Обин улыбнулся тонкими губами. – Жрецы могут читать знаки будущего, но только барды могут толковать прошлое.

Гверан глубоко вздохнул, поняв, о чем говорил Обин: это ритуал Открытия Колодца, когда бард может перенестись в прошлое и разговаривать с духами давно умерших. Ему хотелось отказаться, но что если не будет урожая?..

– Бард может попробовать заглянуть в прошлое, ваше святейшество, – сказал Гверан. – Но я вижу лишь то, что показывает мне Агвен. Я постараюсь помочь. Будете свидетелями?

– Буду, и с удовольствием. Сегодня вечером?

– А почему бы и нет? – нехотя пожал плечами Гверан. – Когда взойдет луна, я приду в храм.

Бард поднялся в свои комнаты на третьем этаже башни, чтобы отдохнуть перед суровым испытанием. Две комнаты были расположены в центральной части и выходили на спиральную лестницу. Одна – для его детей, вторая – для них с женой. В ней было много подарков, которыми лорд Мароик одаривал своего барда: тяжелая кровать, занавешенная узорчатым пологом, сундук, стол с двумя стульями и небольшой ковер. На столе стояли две арфы: маленькая прямая, которую кладут на колени, и высокая, тяжелая арфа для торжественных выступлений. Гверан щипнул пару струн и улыбнулся, услышав нежно прозвучавшее эхо.

На звук вошла его жена Лисса. Она была привлекательной черноволосой женщиной с голубыми глазами. Но самой большой ее гордостью был голос – мягкий, нежный, звучавший весело, словно ветер в листве деревьев. Своим голосом она и пленила Гверана почти десять лет назад. Она была пятнадцатилетней девочкой, а он в свои двадцать пять, после долгих лет учебы влюбился сразу и бесповоротно.

– Это ты, дорогой? – спросила Лисса. – Жрецы все еще в зале? Я поднялась сюда, чтобы скрыться от них.

– К счастью, они ушли. Я должен пойти в храм сегодня ночью, поработать с ними.

Лисса замерла от удивления, ее мягкие губы раскрылись. Смеясь, Гверан взял ее руки в свои.

– Ничего страшного, – сказал он. – Они не собираются положить меня на алтарь, как это делали во времена Рассвета.

– Я знаю. Просто что-то есть в этих жрецах такое, что меня пугает. Ты хочешь поспать? Я заберу мальчиков, если ты ляжешь.

– Спасибо. Так действительно будет лучше.

Этим вечером Гверан воздержался от ужина. Как только стемнело, он вывел своего старого мерина из конюшни и неторопливо выехал по темной сумеречной дороге. Высоко в опаловом небе полная луна висела над горизонтом, освещая своим серебристым светом лес и фермы. Было жарко как днем. Деревня находилась в четырех милях от крепости. Несколько круглых домов, окруженных стеной, примостившихся рядом с огороженным общинным пастбищем. В дальнем конце пастбища стоял деревянный храм, крытый соломой. Он был расположен в молодой дубовой рощице. Гверан спешился около темнеющего на фоне неба дуба, молодой жрец вышел к нему навстречу, двигаясь на ощупь. Он взял поводья.

– Я отведу лошадь в конюшню. Его святейшество ожидает в храме.

В небольшом круглом святилище свечи золотистым светом освещали каменный алтарь. Завернутый в длинный белый плащ, предназначенный для ритуальной службы, Обин стоял у алтаря, подняв руки к статуе бога. Статуя была вырезана из простого ствола дуба и отдаленно напоминала человека. Голова была тщательно обработана. Большие проницательные глаза смотрели вниз, изящные руки держали за волосы две деревянные головы. Перед алтарем были свалены выбеленные овечьи шкуры.

– Подходит храм для работы? – спросил Обин.

– Да, конечно, – ответил Гверан. – Если бог позволит моей богине разделить с ним свое жилище.

– Я не сомневаюсь в том, что великий Бел позволит все, что поможет нашим людям. – Обина заморгал. – Ведь он прежде всего владыка всех богов и богинь.

Чтобы не вступать в пререкания, Гверан улыбнулся и опустился на колени перед шкурами. Он развернул их и расстелил на полу, затем лег на спину и скрестил руки на груди. Он заставил себя расслабиться. Обин преклонил колени у его ног. Старик двигался медленно и с трудом.

– Сможет его святейшество простоять на коленях всю ночь? – спросил Гверан.

– Его святейшество сможет сделать все, что должно в данных обстоятельствах.

Гверан поднял взгляд на потолок и стал наблюдать за тем, как пляшет пламя свечи. Он давно не совершал этот ритуал. В последний раз – чтобы вызвать дух древнего барда клана Белого Волка и прояснит путаницу в родословной Мароика. Но сейчас на карту было поставлено нечто большее, чем тщеславие его лорда. Гверан замедлял свое дыхание до тех пор, пока он не достиг божественного ощущения, будто он парит, отдыхая на мягких облаках. Тени от свечей плясали на потолке, колеблемые только тихим размеренным дыханием старого жреца. Доведя себя до точки засыпания, Гверан начал декламировать в темноте, бормоча в такт своему дыханию. Он говорил медленно, прочувствованно, проговаривая каждое слово «Песни прошлого», дарованной ему Агвен и служившей ключом к обряду:

Я был пламенем, горящим в огне.

Я был зайцем, прячущимся в терне.

Я был каплей, упавшей с дождем.

Я был серпом, срезающим колосья.

Топор и древо,

Корабль и море,

Ничто из живущего,

Мне не чуждо.

Я был нищим, просящим еду.

Я был стальным клинком, зачарованным двеомером…

С этими словами, он представил ее, Агвен, Белую Госпожу, с белым лицом и губами, красными, как спелые ягоды, и иссиня-черными волосами. И он не знал, где нашел ее: в своих видениях или наяву в темноте; но он видел ее так же ясно, как потолок храма. Она улыбнулась ему, перебирая пальцами роскошные волосы, и кивала ему, подзывая ближе. Тени от пламени свечи попали в луч лунного света и поблекли, окружив его венком белого света. Он слышал свой голос, но слова были неразборчивыми. Последнее, что он разглядел, был жрец, силящийся разобрать его шепот.

Затем Гверан ясно увидел себя идущим к колодцу. Маленький клочок поросшей травой земли, три тоненьких деревца, серая каменная стена колодца – все было таким ясным и убедительным для него, как храм, в котором он находился, но со всех сторон нависала белая пустота, заполненная странным туманом. Агвен сидела на краю колодца и смотрела на него с едва заметной улыбкой.

– Ты все еще мои верный слуга? – спросила она.

– Я твой раб, моя госпожа. Я живу и умираю по твоему желанию.

Она казалась довольной, но с ней трудно было разговаривать, потому что вместо глаз у нее были две мягкие сферы опалового тумана.

– Чего ты хочешь от меня?

– Дождь отказывается пасть на нашу землю, – сказал Гверан. – Ты можешь открыть мне, почему?

– Ты думаешь, я повелеваю дождем? – спросила она.

– Ты – мудрое существо, сверкающее в ночи, око силы, золотой свет, моя единственная любовь, мое истинное наслаждение.

Она улыбнулась уже не так жестко и повернулась, чтобы взглянуть вниз, в колодец. Гверан слышал мягкое журчание и плеск воды, как будто колодец превратился в широкую реку.

– Было совершено убийство, – сказала Агвин. – Но проклятия нет. И отмщение свершилось. Спроси его сам.

Она ушла. Березы зашелестели при ее легком движении. Гверан ждал, пристально всматриваясь в белый туман, слегка окрашенный перламутровой радугой. Из тумана вышел человек, как корабль, едва различимый с туманного берега. Гверан окликнул его. Он подошел – молодой воин, светловолосый, со смеющимися голубыми глазами и улыбающийся так, словно на его груди не было раны от удара мечом. Сплошным ручейком кровь струилась по его груди, исчезая перед тем, как упасть к его ногам. Видение было таким отчетливым, что Гверан вскрикнул. Воин смотрел на него, и улыбка его была ужасна.

– Из каких ты краев? – спросил у него Гверан. – Упокоилась ли твоя душа?

– Земля Вепря породила меня и забрала к себе вновь. Я покоен, ибо мой брат снес с плеч голову убийце.

– И этой мести было достаточно?

– Достаточно? Спроси себя сам. – Призрак захохотал. – Достаточно ли этого?..

– Почему же нет?

Призрак взвыл от хохота, и ветер унес его смех, больше похожий на рыдания.

– Кто ты? – спросил Гверан.

– Ты не помнишь? Не помнишь этого имени? – Смех становился громче и громче, затем, расплывшись, призрак закружился, отбрасывая тень на туман, красное пятно стало белым, затем он растворился. Остался только туман и тихий шелест ветра. Из тумана донесся голос Агвен:

– Он был отомщен. Прими предостережение.

Ее голос смолк. Туман стал густым и холодным. Он окутывал Гверана кругом, душил, хлестал, словно гонимый ветром листок. Ему казалось, будто он бежит, потом скользит, а затем – падает куда-то вниз.

Тени от свечей в храме потускнели. Обин вздохнул и распрямил спину.

– Ты вернулся? – спросил он. – Осталось два часа до рассвета.

Гверан, трясясь от холода, сел и попытался заговорить. В животе что-то сжалось от страха. Кружилась голова. Обин крепко схватил его за руки.

– Ради всего святого, – прошептал он, – дайте мне воды.

Обин дважды хлопнул в ладоши. Два молодых жреца принесли две деревянные чашки. Обин завернул Гверана в свой плащ и дал ему выпить сначала воду, а потом подслащенного медом молока. Вкус еды сразу же вернул Гверана назад, в этот призрачный мир.

– Дайте ему хлеба, – сказал Обин.

Гверан жадно ел хлеб, запивая его молоком, пока не вспомнил, что он находится в храме.

– Простите, я еще не пришел в себя, – сказал он.

– Не надо извиняться, – сказал Обин. – Ты помнишь Видение?

Окровавленный призрак снова возник в памяти Гверана.

– Да, помню, – ответил Гверан, дрожа. – Как вы это истолкуете?

– Действительно, было убийство. К тому же это случилось, когда я был совсем мальчишкой, у меня сохранилось кое-что в памяти. Ты видел лорда… кажется, его звали Карил? Я не помню… Глава клана Вепря, жестоко убитый Ястребами. И действительно, как сказала твоя Белая Госпожа, он был отмщен дважды. Боги восстановили справедливость, и я не вижу причин, почему великий Бел мог бы так разгневаться.

– Значит, над нашей землей не висит проклятие. Это все, что моя госпожа открыла мне.

– Получается так, – Обин кивнул в знак согласия. – Мы принесем в жертву лошадь, когда луна пойдет на убыль.

До восхода солнца Гверан отдыхал в храме. Хотя он был очень утомлен, сон не приходил к нему. В его мозгу проносились обрывки Видения. Он утонул в клубах белого тумана, а потом просто бормотал сам с собой. Этот ритуал всегда так мучительно покидал его. Некоторые барды проявляли особый интерес к этим белым краям с их чудесами, Гверан же чувствовал к этому сильное отвращение – он боялся навсегда потерять себя в вихре тумана.

Поэтому, когда он думал над этим обычным видением, ему показалось, что оно адресовано к нему: он знал убитого лорда, знал его как своего брата. «Было ли это действительно местью? – думал он. – Да, ничего другого тут не придумаешь». Когда бледные лучи восходящего солнца заглянули в окна храма, Гверан отбросил прочь непонятные мысли и отправился за лошадью, готовясь в обратный путь.

Гверан спал все утро, вернее, старался уснуть. В комнате все время что-нибудь происходило: то один из детей убегал от служанки, то Лисса приходила за своим рукоделием, то паж объявился, посланный лордом, чтобы убедиться в том, что бард отдыхает. Наконец служанка Каса, казавшаяся более рассеянной, чем обычно, прокралась в поисках чистых штанов для одного из мальчиков. Когда Гверан сел и начал ее ругать, она, хныкая, попятилась назад. Ее большие голубые глаза были полны слез. Ей было только пятнадцать.

– О, прости меня, – взмолился Гверан. – Беги и скажи своей госпоже, что ее ворчливый муж отказался впасть в зимнюю спячку, и принеси мне хлеба и эля, хорошо?

Каса поспешно отступила, сделав неуклюжий реверанс. Только она успела закрыть за собой дверь, мальчики вбежали, крича: «Папа, папа, папа», – и, забравшись на кровать, бросились в его объятия.

Гверан обнял каждого из них и посадил на край кровати. Ему расхотелось спать. Адерин, которому было всего семь, был худеньким невысоким мальчиком с темными глазами и светлыми волосами. Младшему было два с половиной года, он был круглолицым, жизнерадостным и всегда (или это только казалось) бегал полуголым.

– Акерн, – строго сказал Гверан, – где твои штаны?

– Мокрые, – ответил малыш.

– Он опять это сделал, папа, – пояснил Адерин.

– О, боги, – сказал Гверан. – Надеюсь, мама отмоет тебя перед тем, как ты отправишься спать.

– Разумеется, дорогой, – сказала Лисса, входя в комнату. – Если бы ты не цеплялся к Касе, она давно одела бы малыша.

Гверан кивнул, признавая свою вину. Обрывки сна и видения всплывали в его памяти. Ему захотелось сочинить об этом песню, слова уже почти слетали с его губ. Лисса села рядом с ним, вся семья была в сборе.