Текст книги "Пожизненный найм"

Пока неизвестный менеджер с некрасивым деревенским именем поднимался на сцену, люди в коричневых костюмах расчистили проход к алтарной башне, и, держа в руках изогнутые подсвечники, вытянулись по струнке по обе стороны живого коридора.

***

Федор слушал речь Жреца, но не слышал её. Он, как на школьном уроке, когда учитель вызывает к доске по списку, ждал только, когда назовут его фамилию. Он боялся не расслышать или пропустить этот момент, заставить Жреца повториться, позволить коллегам подталкивать его к сцене, и, таким образом, испортить продуманное, плавное течение церемонии. И всё же, когда имя его прозвучало, неожиданно громко и торжественно, он остолбенел. И только пару секунд спустя наработанный за время репетиций автопилот привел его ноги в движение, и Федор в два счета оказался на ступеньках, ведущих на сцену, и здесь окончательно вышел из ступора.

Он подошел к микрофону, где его ожидал Жрец, и посмотрел в зал. Федя никогда раньше не выступал перед такой огромной аудиторией. В школе он регулярно участвовал в конкурсах чтецов, но, за отсутствием каких-либо артистических способностей, ни разу не доходил даже до общегородского этапа. Поэтому его опыт публичных выступлений сводился к бубнению «уж сколько раз твердили миру» со сцены школьного актового зала на двести человек, набитого усталыми мамашами и елозящими от скуки учениками.

– Пользуясь случаем, я хочу сказать, что право преподнести дары – для меня огромная честь и я обязательно оправдаю оказанное мне высокое доверие, – начал Федя свою заученную до автоматизма коротенькую речь. – Я очень благодарен руководству за то, что оно так высоко оценило мои профессиональные и личные качества. Я горжусь тем, что работаю в такой корпорации, как «Танит-Групп», в команде настоящих профессионалов своего дела. Я очень рад, что каждый день, приходя на работу, я встречаю прекрасных, отзывчивых, жизнерадостных людей, которые практически стали моей семьей.

В это время два коричневых пиджака вынесли на сцену плетеную корзину. Над корзиной явно поработали профессиональные оформители: живописно, как на голландском натюрморте, свисала через край гроздь белого винограда, лоснились яблочные, грушевые и манговые бока, в центре торчала пара гранат и желтая пушистая айва. У Феди, который за весь день не взял в рот не крошки, при виде этого ланча Адама и Евы отчаянно засосало в желудке. Он взял корзину из рук пиджаков, даже не взглянув на их лица, и она оказалась настолько тяжелой, что Федор испугался, дотащит ли её до алтарной колонны? Ведь ещё нужно в этих полупотьмах спуститься с лестницы, а идти с корзиной жутко неудобно… И не дай бог хоть одна виноградинка упадет со своей плодоножки на пол!

И он пошел маленькими шажками как фотомодель, бережно держа корзину перед собой. В это время Жрец, все ещё стоявший на сцене, поднял руки и по его дирижерскому жесту оркестр заиграл помпезную мелодию с арабскими мотивами, а потом сотрудники Танит, разбросанные в толпе, хором грянули корпоративный гимн. Федор знал слова гимна также хорошо, как собственное имя:

 
О, величавая Танит,
Поем тебе хвалу!
Резина нас соединит,
Жизнь превратит в халву!
Резина – лучший материал!
В порыве трудовом
Мы ей воздвигли пьедестал
На рынке мировом.
Звучит сигнал фанфар и труб
В твою играет честь.
Мы славим имя «Танит-групп»,
Спасибо, что ты есть!
 

Зная, что сейчас его показывают на двух гигантских мониторах над сценой и, очень может быть, что крупным планом, Федя, несмотря на тяжесть, распрямился и постарался придать своему лицу торжественное и умное выражение. Он где-то читал, что, чтобы на фотографиях взгляд не получался пустым и бессмысленным, необходимо в уме напряжено решать сложные математические задачки. Например, стараться перемножить двузначные числа. Федя шел и мучительно умножал шестьдесят шесть на тридцать четыре. За этим занятием он спустился с лестницы и двинулся по живому коридору.

Надо сказать, что вопреки всем математическим усилиям мозга, его лицо, действительно выведенное на мониторы довольно крупно, выглядело изнуренным и некрасивым. От напряжения он стиснул зубы в первобытном оскале, глаза его остекленели и Федя стал похож на бурлака, тянущего расшиву наперекор течения реки.

Он прошел сквозь расступившееся человеческое море и остановился возле алтарной колонны. Ему оставалась самая малость – зайти в лифт, и через несколько секунд он окажется в алтарной комнате, где его уже никто не будет видеть и где он останется наедине с загадочной Танит. И Федю охватило чувство торжества и собственного превосходства над всеми этими поющими людьми. Он повесил корзину на локоть, чтобы высвободить одну руку. Нажал на кнопку лифта, которая реагировала на отпечатки пальцев всего нескольких человек в компании и… ничего не произошло. Федя в растерянности уставился на стеклянную дверь, но она и не думала открываться. Он нажал на кнопку снова, на этот раз старательно прижав к ней всю подушечку большого пальца. Безрезультатно. И в этот момент откуда-то сбоку повалил густой белый дым. Федя рассматривал дым в недоумении – никто не предупреждал его, что сценарий церемонии предусматривает такие шоу-эффекты. Он хотел ещё раз попытаться вызвать лифт, но в это время в толпе сзади него раздался испуганный женский вскрик. Федя обернулся на звук и понял, что что-то не так. Весь зал был в плотном белом дыму, не было видно ни сцены, ни Жреца, по лицу которого он мог бы определить, что ему делать. Пение гимна стихло, только откуда-то из угла зала раздавалось несколько неуверенных женских голосов, но и они один за другим смолкли, словно кто-то прихлопнул их по очереди как комаров. «Включите свет!» – раздался встревоженный мужской голос. «Охрана, включите свет!» – повторили командным тоном с другой стороны и Федя узнал голос Жреца. В это время со стороны зоны для гостей снова раздался женский вопль, на этот раз истеричный и пронзительный. До Феди докатилась волна тревоги, тот рудиментарный, ещё дословесный сигнал о смертельной опасности, который непроизвольно издает обезьяна, терзаемая тигром, чтобы остальная стая могла спастись бегством. И тут же толпа пришла в движение, коридор перед Федором сомкнулся. Федя инстинктивно прижался спиной к холодному стеклу колонны, и в оцепенении уставился в зал. Там шевелилось какое-то человеческое месиво, и из него время от времени доносились крики, стоны, матерная брань, звон посуды, посыпавшейся с перевернутого стола и ещё множество мелких разрозненных звуков, которые издавала толпа, в едином бессознательном порыве рвущаяся к главному выходу. Казалось, что зал в одночасье превратился в закипающий котел великана, где пойманные лилипуты, задыхаясь в дыму и темноте, топтали друг друга и прочие компоненты супа, надеясь таким образом забраться повыше, скинуть крышку, выпрыгнуть и оставить поспевающий обед без мясного приварка.

И только когда дым стал потихоньку рассеиваться, и опомнившиеся охранники попытались увещевать «господ», что не нужно поддаваться панике, к Феде вернулась способность связанно мыслить. Все это время он, забыв о том, какая она тяжелая, судорожно прижимал к груди жертвенную корзину с фруктами. Теперь он осторожно опустил её на пол. И сразу почувствовал невероятное облегчение, как будто с Земли перенесся на Луну. Федя осторожно отошел от жертвенной колонны и осмотрелся. Зал опустел, человеческая масса уже успела перетечь в фойе, и теперь оттуда раздавались крики охранников и рвущейся на улицу толпы. Федя различил силуэт какого-то мужчины, который сидел на полу, опираясь о стену, и держался за поврежденную ногу. Ещё несколько человек в разных позах находилось возле перевернутого стола, и над ними стояла какая-то женщина и разрывала на полосы скатерть, белеющую в полумраке ярким пятном. Женщину было хорошо видно, потому что на неё падал свет свечей с соседних столов, стоящих ближе к сцене и потому нетронутых толпой. Остальная компания, расположившаяся на полу, оставалась в тени, и Федя не мог разглядеть, что это были за люди и как серьезно они были ранены. Он только слышал, как кто-то из них сдавленно постанывал.

Федя посмотрел в другую часть зала и там, в районе бывшей зоны для гостей, разглядел ещё несколько лежащих человек. Они не шевелились, но были они мертвы или живы, в сознании или без сознания, определить было невозможно. Федя сделал несколько шагов к компании у стола, но не стал подходить слишком близко, потому что боялся крови, а там как раз началась перевязка, от чего стоны усилились.

– А «скорую» кто-нибудь вызвал? – обратился он в их сторону, повысив голос.

Даже в полумраке он увидел, как на него одновременно нацелилось несколько пар глаз.

– А у вас юником работает? У нас почему-то нет сигнала сети, – ответил ему приятный мужской голос из-под стола.

Федя достал из кармана брюк свой юником, включил его и убедился, что он, Федя, такой же как все – связи не было.

– У меня тоже не ловит. Но что случилось-то?

– Может сбой какой-то у оператора, – предположил мужчина из-под стола.

– Да нет, я не про связь. Я вообще.

– Да непонятная какая-то заварушка, – ответил ему все тот же голос с некоторым промедлением, – По-моему, кому-то там из випов плохо стало, дамочки их завопили, вот и началась паника. Девки на шпильках из-за них ноги переломали.

Федя, у которого глаза уже немного попривыкли к полутьме, пригляделся и обнаружил, что на полу рядом с разговорчивым мужиком белела декольтированными плечами какая-то женщина, а чуть дальше как серебристый елочный фонарик во мгле новогодней ночи поблескивало платье ещё одной красотки.

– А дым? – продолжал допытываться он.

– А что – дым? Дым организаторами был задуман, только они что-то переборщили с ним. Видать, с перепугу.

– Да я сам участвовал в организации! Никакого дыма мы не планировали, – произнес Федя значительно. Было очевидно, что продолжать разговор нет никакого смысла – раненые, так же как и он, не знали, что произошло.

И в это время неожиданно подал голос мужчина, сидящий возле стены. Между прочим, это был главный редактор «Арх&Теха», который в первый момент сумятицы потерял Лию из виду, и беспокоясь, что такую хрупкую девушку моментально затопчут, тщетно пытался её найти, за что и был наказан толпой.

– Это было покушение. Митя Хорохоров и его приятель – банкир-олигарх, оба упали как подкошенные. Одновременно, в нескольких шагах от меня.

Покушение? Федя замер. Он вспомнил неподвижные тела в зоне для гостей. И дым. И ужас в голосе кричащих женщин. И энергетическую волну, которая докатилась до него и которая пахла смертью. И понял, что мужчина, похоже, прав…

Но что же это такое? Покушение в священный день возложения даров! И именно в тот момент, когда он, Федя, избранный и по всем правилам подготовленный, шел с жертвенной корзиной к алтарю! И это притом, что весь этот месяц его учили, что в День корпорации Танит особенно благосклонна ко всем сотрудникам. А если случаются какие-то неполадки (чего ни разу за всю историю корпорации не было) – даже банально перегорает лампочка, это означает, что покровительница гневается, недовольна фруктами или податель даров недостаточно подготовлен, негоден, отвергаем ею! А тут – не лампочка, и даже не целая люстра упала в толпу народа, тут покушение на владельца компании. И фрукты – в этом Федор не сомневался – перед тем, как попасть в корзину подверглись самому тщательному исследованию, целая лаборатория изучила их и вынесла свой вердикт. И тогда выходит… У Феди похолодело в груди и даже голова закружилась, точно он собирался бухнуться в обморок, что, впрочем, не удивительно, – ведь он с самого утра ничего не ел. Но как же это могло случиться?! Ведь он все соблюдал! Он делал все, что ему говорили! Он не ленился, не филонил, не пропустил ни одного занятия! За весь месяц он не позволил себе ни одного развлечения! Он недосыпал, он исхудал и подурнел из-за всевозможных постов и постоянных нагрузок! Он научился отгонять злобу и зависть, только бы угодить Танит и начальству! Может быть, он сделал что-то дурное дома, когда за ним никто не следил? Так нет же, нет, он педантично соблюдал все правила, он даже поссорился из-за этого с Валерой, который не понимал, зачем так стараться пока никто не видит! Как же так?!

И тут Федя вспомнил то, что произошло несколько часов назад, перед началом торжественной церемонии. Его мозг, лихорадочно перебиравший воспоминания последнего месяца, наткнулся на образ девушки-архитектора со стройным телом, угадываемым под воздушным сиреневым платьем. И Федор вспомнил возбуждение, которое испытал в момент, когда смотрел на неё, и все те ужасные, низкие мысли, которые она спровоцировала своим видом. От бессильной злобы на самого себя он сморщился и непроизвольно зажал глаза ладонями, словно желая удалить, перестать видеть эту девушку, запечатлевшуюся в его голове. Как глупо, глупо, глупо! Как же он мог так расслабиться, так ошибиться?! Какая-то облезлая девка! И от того, что эта коза попалась ему на глаза, а он не смог сдержать своей похоти, вся его карьера, всё, ради чего он годами зубрил учебники и держал себя в черном теле, разбилось теперь на мелкие осколки, подобно горке тарелок, обрушившейся с фуршетного стола. Жалкий идиот, тупое ничтожество! Он настолько слаб, что оказался первым в многолетней истории компании, кто не смог выдержать месяц подготовки. Всего один месяц! Сорвался в последний день, буквально в последний час! Лучше бы его вообще никогда не выбирали подносителем даров. Лучше бы он так всю жизнь и был менеджером по работе с клиентами, раз на большее не способен!

И Федя со всей ясностью осознал свою дальнейшую судьбу. Завтра утром, когда он войдет в свой бывший кабинет (если его вообще пустят в здание корпорации), все замолчат и уставятся на него как на прокаженного. Он поздоровается, но ему, скорее всего, даже никто не ответит, все с напускным безразличием уткнутся в свои мониторы. А когда он, всем своим телом проламывая повисшую тяжелую тишину, подойдет к рабочему месту, то на мониторе будет беспощадно гореть красная надпись: «Доступ заблокирован. Обратитесь в отдел кадров». В смысле, заберите там свои документы и убирайтесь отсюда. Хотя, это обычная, стандартная процедура увольнения. С ним, скорее всего, будет что-то другое, ещё более унизительное. Его должны брезгливо вышвырнуть, как хозяин квартиры выбрасывает чужой использованный презерватив, найденный на диване на утро после вечеринки. И его не просто выкинут из «Танит-групп». Его резюме будет безнадежно испорчено и его уже никто никогда не примет на работу. Ему прийдется уехать из Москвы, потому что нечем будет платить за квартиру. Фактически, его вышвырнут из жизни. И всё из-за глупости, из-за одной минутной глупости, из-за подлой плоти, так не вовремя отозвавшейся на зов природы. А он то, дурак, шел с корзиной по живому коридору и мнил себя выше всех этих людей в корпоративной форме, грезил о бабах с подиумов. Выдумал, что он особенный, избранный. А на самом деле, он уже тогда был никем, младшая уборщица «Танит», и та птица поважнее. А он уже несколько часов как сам себе подписал приговор – навсегда остаться деревенским придурком, у которого нет ни денег, ни приличной должности, ни перспектив. «Жалкий, никчемный урод! А она – ведьма! Подлая ведьма!» – в отчаянии Федя повторял и повторял эту фразу в уме. Он твердо решил, что никуда, ни на какую бывшую работу завтра не пойдет – какой в этом смысл? Федя даже не заметил, как в зале появились люди, как там засуетились и засновали полицейские, МЧС-ники, врачи скорой помощи. К нему подошла женщина в синей куртке и с красным крестом на рукаве и о чем-то его спросила, но он не понял, чего она от него хочет. Она осмотрела его, проверила зрачки, померила пульс. Федя не противился. Потом она ещё что-то ему сказала, Федя машинально повиновался и медленно побрел прочь из концертного зала.

***

В первый момент, когда зал окутало дымом и люди испуганно зашевелились, Лия обнаружила, что потеряла редактора журнала Арх&Тех. Она принялась озираться по сторонам, потом негромко взволнованно окликнула его, но её голос заглушили женские крики.

Осознав, что она осталась одна среди толпы, Лия моментально сообразила, что нужно делать. Точнее говоря, она даже не сообразила, а почувствовала, что надо уходить прочь от опасного места как можно быстрее и как можно дальше.

Лия никогда не ходила на курсы самозащиты и выживания, не читала никаких пособий по поведению в зоне боевых действий. Даже в институте на обязательном курсе по «ОБЖ» она умудрялась, внимательно прослушав все лекции, не услышать ничего и, потом на зачёте, хлопая ресницами и предобморочно бледнея, она лепетала «это меня так пугает, что я не могу об этом думать».

Когда она была в гостях у Андрея, она увидела у него книгу Яцека Палкевича «Выживание в современном городе/Выживание на море», из минутного любопытства открыла её на первой попавшейся странице и стала читать. Лия прочла всего пару абзацев, да и то мельком, прочла и тут же забыла, но сейчас, когда она почувствовала опасность, в её голове как поплавок всплыли слова из книги. Не поддаваться панике, не идти бездумно за человеческой массой, а наоборот постараться отойти в сторону, чтобы не попасть в давку, подумать, нет ли из здания других выходов, кроме тех, которые блокировала толпа. Если есть, то по возможности незаметно, чтобы опять-таки не быть сметенным толпой, воспользоваться ими. И вслед за словами из книги, в её голове, абсолютно ясной, словно её промыли мятно-ментоловым настоем, возник четкий план действий.

С легкостью, неожиданной для самой себя, она пропрыгала между человеческих тел. Как в детской игре в «классики» : прыг-скок – мелькнуло в голове у Лии. Хорошо эту дуру из обувного не послушалась – на каблуках бы ноги себе переломала. И разуться было бы нельзя – стекла. Она пересекла зал и возле самой двери, выйдя в которую и преодолев лабиринт коридоров и лестниц можно было попасть на улицу через черный вход, увидела огромного дядьку, окруженного телохранителями. Они не ломились вместе с толпой, а стояли у стены. Дядька не был какого-то большого роста – потом Лия даже выяснила, что он был всего сантиметров на пять выше ее – но он был какой-то квадратно-основательный. Не толстый, а именно коренастый. Дядька озирался по сторонам, но не так жалобно-испуганно, как большинство встреченных её людей: топов, менеджеров, консультантов и даже секьюрити, которым по профессии, казалось бы, вовсе ничего бояться не положено, – а настороженно-любопытно. Лия не успела, конечно, этого осознать, не сумела на бегу понять в чём отличие этого «пиджака» от всех остальных, она вполне могла бы спокойно проскользнуть мимо него в дверь, но вместо этого она притормозила и скомандовала:

– Сюда! – махнула дядьке рукой. И дядька двинул за ней. Лия бежала по коридорам «Танит-групп» не оборачиваясь, хотя и слышала, что вся команда «пиджака» дышит ей в затылок. Бежала, пока они все не оказалась на уличной автостоянке позади здания. Здесь она остановилась, стараясь успокоить учащенное дыхание.

– Откуда вы так хорошо знаете все ходы-выходы в здании? – спросил её то же слегка запыхавшийся дядька.

– Так это же я его строила!

– Вы? – дядька недоверчиво покосился на Лию – вы не похожи на девелопера…

– Я не девелопер. Я – архитектор! – Лия сказала это с такой гордостью за свою профессию, что прямо сама себе понравилась. Вот прямо бери и транслируй меня по всем каналам ТВ в рекламе факультета! И ведь кто бы мог подумать, что твои профессиональные знания пригодятся тебе вот так неожиданно. И тут же, чтобы окончательно развеять все сомнения, она достала и протянула дядьке визитку.

– Лия Галаган – прочел он вслух. Она улыбнулась и почему-то сделала книксен. Такой едва заметный.

– А я нефтяник – дядька полез во внутренний карман пиджака, вынул оттуда визитницу светлого металла и, перебрав несколько визиток разной расцветки, протянул скромную белую с оттиснутым простым рубленым шрифтом Аркадий Кострома «Н. А.» и маленьким черным треугольником.

– Н. А.?.. – вопросительно прочла Лия.

– Нефтеальянс.

– Ого! – восхищенно протянула она. – Нефтеальянс был крупнейшим экспортером российской нефти на международный рынок и, несмотря, на все кризисы оставался одной из сильнейших Корпораций России.

– Лия, а вы не только красивая, находчивая девушка, но и хороший архитектор, вы знаете об этом? Здание очень интересное.

– Спасибо, Аркадий… э…

– Для вас я теперь просто Аркадий. Вам спасибо, что вывели.

– Боюсь, что после сегодняшнего инцидента с архитектурой у меня могут возникнуть проблемы. Могу остаться без заказов. Скажут, что построила несчастливое здание.

– Не волнуйтесь. Будут у вас заказы, – уверенно сказал Кострома. Лия хотела уточнить у него, что он имеет в виду, откуда именно они у нее возьмутся эти заказы, но он посмотрел на часы, кивнул секьюрити, а ей сказал:

– Простите, Лия, поговорим позже.

Сказано это было так, что Лия сразу поняла: Кострома действительно очень торопится, потому что его ждут очень важные дела и люди, считающие себя самыми важными на планете, но потом он действительно будет рад с нею пообщаться. Да что там потом – он сейчас бы хотел с нею пообщаться, но настоящие герои тем и отличаются от обычных людей, что могут заставить себя в нужный момент идти не туда, куда хочется, а туда куда надо.

***

В почти полной темноте боевая группа начала отход с поля битвы. Андрей, Генерал, Сосиска, Радист, Пека и Тохта-мышь неслись по темным лестничным пролетам, словно команда профессиональных паркурщиков. Быстро-быстро, максимально быстро и еще быстрее… Вот и служебный гараж в цокольном этаже. Водитель – Сашка Смирный, три минуты назад превративший пульт управления электросистемой концерт-холла «Танит-групп» в груду металлолома – уже сидел за рулем.

– Санёчек, трогай потихоньку! – скомандовал Генерал, когда вся боевая группа погрузилась в «форд». Водитель начал выворачивать к выезду из здания.

– Вы, чё уже поехали? – охранник удивленно высунулся из своей бендёжки.

– Я ж тебе говорил, мы за вином поедем.

– Да помню-помню… Вернетесь скоро?

– Должны через полчаса, а так как повезёт.

– Купите мне по дороге какой-нибудь шаурмы, а то жрать нечего. Я вам бабки сразу отдам.

– Тебе с кошками или с собачками? – Смирный, если и нервничал, то виду не подавал.

– Лучше с курицей.

– Ладно, возьмём пару.

– И пепси литрушку!

«Форд» вырулил в проулочек, оттуда на Малую Калитниковскую, вышел на Автомобильную улицу, и помчался по третьему транспортному кольцу в сторону шоссе Энтузиастов. Не доезжая до Измайловского парка, автомобиль на секунду притормозил и из него вывалились Радист, Пека и Тохта-мышь, успевшие на ходу сменить форму официантов на общегражданские джинсы и толстовки с кроссовками.

Дальнейший путь «форда» лежал в Измайловский парк, где водитель Сашка Смирный, Андрей, Генерал и Сосиска буквально за две минуты сменили госномера, ободрали с бортов голубые самоклеющиеся логотипы «G&K» и налепили на их места алые квадраты с белыми буквами «JEFF».

– Ну, ребята, до встречи! И удачи! – Генерал махнул Андрею и Сосиске на прощание рукой, запрыгнул в кабину «форда». И скомандовал:

– А теперь гони, Санёчек, во Владимир!