Текст книги "Наследство Найтингейлов"

Глава 27

Все это очень странно, особенно записка, смятый клочок бумаги, лежащий сейчас в кармане его бриджей, написанный незнакомой рукой и переданный через горничную Тимми, пока тот в конюшне угощал сахаром пегого жеребца Тритопа.

– Какой-то молодой парень, совсем простофиля, и трещал по-беличьи, – пояснил Тимми, добавив при этом, будто не узнал его, что само по себе было странно: Тимми был знаком со всей округой, по крайней мере если верить его словам. Норт осведомился, что значит «по-беличьи», и мальчик пояснил: – Этот дурачок и слова не мог выговорить, не заикнувшись, так что ничего не разберешь. Да я и не пытался, уж больно он глупый.

Норт направил Тритопа к северо-восточным границам своих владений, где земля была помягче, а невысокие холмы еще зеленели травой, словно лето никак не хотело уступить место осени. Здесь было с полдюжины таких курганов, и знающие люди говорили, что они насыпаны над могилами людей, живших задолго до пришествия римлян, даже до того, как кельты населили Корнуолл.

Норт припомнил, как прочел о раскопках в Силбери-Хилл огромного холма, в котором, по слухам, скрывалось немало сокровищ. Герцог Нортамберлендский в конце прошлого века нанял корнуоллских шахтеров, трудившихся в оловянных рудниках, чтобы разрыть до основания груду камней и глины, но так ничего и не отыскал, и с тех пор многие перестали говорить о том, что странные холмы созданы руками человека, а не Господним повелением. Однако местные жители время от времени находили в этих местах странные вещицы – осколки древней глиняной посуды, выглядевшей старше самой земли, хотя на некоторых еще сохранилась яркая глазурь, обломки мечей и наконечники стрел. Совсем недавно при раскопках еще одного кургана нашли нечто вроде узкого склепа, в котором лежали несколько скелетов и уцелевшие чудом глиняные горшки, но ничего ценного.

Норт слышал, что в других частях страны часто находят римские монеты и даже кельтское оружие. Неужели король Марк действительно похоронен здесь, под поросшим травой холмом? И верно ли, что прадед нашел где-то поблизости золотой браслет? Норт сильно в этом сомневался. Он натянул поводья, остановил Тритопа на вершине одного из холмов и огляделся, мгновенно забыв об археологии, короле Марке и его одержимом похотью племяннике Тристане, предавшем дядю с его женой – прекрасной изменницей Изольдой.

В записке сказано, что Кэролайн назначила свидание любовнику у северо-восточных границ имения. Ну что же, Норт проверит, так ли это. Он взглянул на старую дубовую рощу, где много веков назад друиды сажали своих врагов в клетки, подвешивали на ветви деревьев и жарили заживо. Где она? Его нарочно заманили сюда, Норт был уверен в этом, но все же надеялся увидеть Кэролайн. Она тут, поблизости. Где же ее кобыла Реджина? И, увидев наконец Реджину, привязанную рядом с чьим-то жеребцом, Норт почувствовал, как громко забилось сердце, тяжело, медленно, и сразу стало трудно дышать. Она с любовником? Гром и молния! Все это чушь, просто кто-то хочет поссорить их, скорее всего Триджигл или его приятели.

Он не станет шпионить за молодой женой, это чистый абсурд. Кэролайн обожает его, любит всем сердцем и сама не раз говорила об этом Норту, трепеща в экстазе, целуя мужа, повторяя снова и снова, что не может жить без него. И Норт осознал, что постоянно хочет слышать от нее эти слова, что испытывает почти невыносимое удовольствие, когда Кэролайн произносит их. Но как она могла полюбить его за такое короткое время? Наверное, такое просто невозможно. Может, это именно безграничное наслаждение заставляет ее говорить так, может, удовлетворенная похоть и есть то, что люди называют любовью?

Норт тряхнул головой и пришпорил было Тритопа, но тут же передумал. Не стоит объявлять о своем присутствии. Лучше самому во всем убедиться. Он медленной рысью подъехал, пока не смог увидеть Кэролайн и ее спутника. Им оказался Бенджамен Трит. Доктор стоял рядом с Кэролайн, вытянув руку, и, по всей видимости, что-то ей показывал. Нет, на любовное свидание это не похоже. Но что он показывал ей? И почему именно здесь? Кэролайн не похожа на жен Найтингейлов, предававших мужей, жен, сохранявших верность лишь до тех пор, пока не производили на свет наследников, а потом пускавшихся во все тяжкие и рожавших ублюдков или изгоняемых с позором, а потом умерших в нищете, как мать Норта. Нет, Кэролайн предана ему, только ему и никому больше. Норт готов поклясться в этом всем, что имел, всем, что ценил: Кэролайн готова отдать за него жизнь.

Но в этот момент доктор Трит наклонился к Кэролайн и положил ей руку на плечо. Большую загорелую руку. Норт увидел, как властно эта ладонь лежит на плече жены, и это ему не понравилось. Но они продолжали говорить о чем-то, тихо и очень серьезно. Норт почувствовал, как кровь застыла в жилах, когда доктор поцеловал Кэролайн в щеку, не отнимая руки… нет, кажется, пальцы скользнули вниз, доктор выпрямился, отошел и направился к своему коню. Потом, улыбнувшись Кэролайн, помахал рукой и вскочил в седло.

Какого же дьявола здесь произошло? В этот момент каждое слово проклятых дневников, которые вынудил его прочесть Триджигл, встало перед глазами, словно написанное огненными буквами на невидимой стене. Женщинам нельзя доверять. Его мать изменила отцу, бросила его и умерла. Та же судьба постигла деда и прадеда Норта. И все мужчины жаловались на женское вероломство, бесчестье, обрушившееся на род Найтингейлов, и воздавали хвалы предусмотрительности мужчин, позаботившихся о том, чтобы избавиться от жен сразу после рождения наследника.

Нет, думал Норт, он сумел избежать воздействия отца и страшного наследия, потому что не мог вынести горечи и пустоты подобного существования. Отец напыщенно утверждал, что Божье правосудие существует, раз его мать, чертова потаскуха, отправилась на тот свет. Норт вспоминал теперь, что в детстве не понимал смысла проклятий, но с тех пор вырос и поражался разнообразию слов, которыми мужчина может охарактеризовать обманувшую его женщину.

Руки Норта вцепились в поводья жеребца. Слава Богу, десять лет назад у него хватило здравого смысла уехать, как только он понял, что сможет найти собственный путь. Конечно, ему тяжело пришлось, но любая судьба лучше, чем оставаться в Маунт-Хок с отцом. У Норта не было ни малейшего сомнения, что, останься он в Корнуолле, отец разве что в глотку бы ему не вбил этот омерзительный дневник и продолжал бы вдалбливать сыну, что его обязанность – подарить роду Найтингейлов очередного наследника от любой мало-мальски приличной женщины. А потом вышвырнуть жену, начать собственный дневник и утешаться жалобами на непостоянство слабого пола, и жен в особенности. И все-таки, хотя Норт успел прочесть лишь несколько строк из записей отца, яд проник в кровь, и теперь он ненавидел себя за это. Норт совсем не похож ни на прадеда, ни на деда, ни на отца, и наследие Найтингейлов, передаваемое от одного мужчины к другому, умрет вместе с ним.

Подъезжая к тому месту, где стояла Кэролайн, он не мог не спрашивать себя, о чем она думает. Только не о Бенджамене Трите! Этого просто не может быть. А Кэролайн думала о том, как красивы эта роща, окружающие ее холмы и древняя каменная ограда, сложенная рукой неведомых строителей так тщательно, что всего несколько камней выпало за прошедшие века. Интересно, кто так старательно обтесал эти камни? Кто приказал сделать ограду? А эти курганы, для чего они?

Кэролайн еще раз окинула взглядом окружающий пейзаж, увидела Норта и, вскрикнув от радости, бросилась к мужу. Юбка амазонки оказалась слишком узкой, и Кэролайн, споткнувшись несколько раз, просто подобрала ее до колен, не замедлив шага. Норт остановил Тритопа и, спрыгнув на землю, чтобы схватить жену в объятия, поднял ее над головой и закружил.

– Здравствуй, – прошептал он, медленно опуская Кэролайн на землю, приникая к ее губам и стискивая изо всех сил. – Я скучал по тебе. Чертовски много времени ушло на то, чтобы тебя отыскать.

Кэролайн не могла насытиться его ласками и, отвечая на поцелуи, пробормотала:

– Кстати, как ты сумел меня отыскать?

– Кто-то передал мне записку, что ты назначила тут свидание своему любовнику.

Кэролайн уставилась на мужа с таким изумлением, что едва не забыла в очередной раз подставить губы, но тут же отдалась ощущениям знакомых запахов и вкуса его кожи. Прошло еще немало времени, прежде чем она отстранилась и, немного задыхаясь, покачала головой:

– Ты, конечно, шутишь?

Норт поставил ее на ноги и вручил записку. Кэролайн расправила смятый клочок и прочла его раз, потом другой.

– Матерь Божья! – пробормотала она, поднимая наконец глаза. – Просто поразительно.

– Я тоже так думаю.

– Какая скотина написала это?

Но не успел Норт что-то ответить, как она расхохоталась. Сначала Норт отстранился, не понимая причины такого веселья: та часть его души, которая, как он думал, перестала существовать и где свили гнездо ядовитые мысли, посеянные яростью и горечью отца, внезапно вернулась к жизни и теперь терзала непрошеными вопросами. Почему она смеется? Почему так весела? Неужели пытается нагло все отрицать и сейчас начнет выкручиваться и лгать? Кэролайн вытерла глаза рукой и помахала запиской.

– Этот идиот просто понятия не имеет, какой ты невероятный любовник, Норт. Не пойму, откуда у меня могут взяться силы еще на кого-то, особенно после всех этих безумных ночей? И кроме того, кого я могу захотеть, если получила в мужья самого восхитительного мужчину на земле? Конечно, они не знают, что ты позволил мне сделать с собой. И уж конечно, ни один человек не поверит, что мне придет в голову привязать мужа к кроватным столбикам.

У Норта хватило сил лишь молча смотреть на нее. Неужели он столько значит для Кэролайн? И она действительно верит тому, что говорит?

– Странная загадка, не так ли? – выговорил он наконец.

– Загадка? – фыркнула Кэролайн. – Я бы назвала ее чепухой и глупостью. Мы женаты меньше месяца, и, прости, твои вздорные старики из кожи вон лезут, чтобы вбить между нами клин. Уверена, что именно они подвесили это чудовище перед моим окном в брачную ночь. Представляешь, Триджигла и Кума, лежащими на крыше и спускающими проволоку, на которой подвешено чучело! Жаль, что негодяи не подхватили простуду. Кажется, я узнаю стиль Триджигла вот в этой писанине. – Она снова взмахнула запиской перед его носом. – Болваны несчастные!

Кэролайн негодующе сверкнула глазами, и Норт почувствовал, как уголки его рта невольно растягиваются в улыбке. Но жена тут же угрожающе нахмурилась и, казалось, готова была разорвать на клочки проклятое письмо.

– Но в этом случае они здорово промахнулись и не приняли в расчет пыл своего хозяина! Как могли предположить эти глупые старики, что я хотя бы на минуту выпущу тебя из виду? То есть я, конечно, выпустила тебя из виду сегодня, но совсем ненадолго, и ты тут же меня отыскал. Теперь я в жизни никуда не уеду без тебя, клянусь! Ну а теперь поцелуй меня. – Он с охотой подчинился, думая, что во всем Корнуолле нет женщины, подобной Кэролайн, и теперь она принадлежит ему, и со всем двуличием прошлого, предательским наследством Найтингейлов и с грузом измен покончено раз и навсегда. Да, но сегодня Кэролайн исчезла неизвестно куда.

Норт посмотрел на жену, и в этом взгляде отразились все сомнения, давно похороненные обвинения отца в адрес женщин: глаза его потемнели и стали непроницаемыми, черты лица словно заострились.

– О Норт, таким ты бываешь, когда рассердишься? Знаешь, мне это совсем не нравится. Ты сразу становишься угрюмым и зловещим. Не будь ты моим мужем, я бы нашла это безмерно романтичным, но на самом деле предпочитаю твои шутки и смех, от них у меня ноги слабеют, а по телу бегут мурашки. Конечно, молчаливый, неулыбчивый мужчина может заставить любую деву дрожать от восторга, только все эти девы глупышки. Я просто рада, что так хорошо узнала тебя, и уверена, что ты в жизни пальцем меня не тронешь, иначе испугалась бы до смерти. Ты, должно быть, наводил безумный страх на французов. Как они, наверное, воспрянули духом, когда ты продал патент и вернулся в Англию!

– Что ты здесь делала?

Кэролайн лукаво улыбнулась, сцепила руки у него на шее, притянула к себе его голову, снова прильнула губами к губам, и Норт, сдавшись, начал ласкать ее, прижимая к себе так крепко, что оба вскоре задохнулись.

– Я здесь, потому что нашла заметки о короле Марке, сделанные твоим дедом. Он все время ноет и ноет насчет королевы Изольды, как она предала бедного мужа с его же племянником Тристаном, а может, и не племянником вовсе, а сыном, и что Изольда была распутницей, шлюхой и самой мерзкой тварью на земле, и монастырь был слишком хорошим местом для ей подобных: в общем, все это ужасно скучно, и твой дед все время повторяет сказанное своим отцом, но потом он немного отвлекся и рассказал, как Фауи когда-то был совершенно иным местом, а потом изменился в результате природной катастрофы – смещения пластов земной коры еще задолго до того, как викинги правили почти всей Англией. И после того как земля дрогнула и раскололась, стало очевидным, что король Марк вовсе не похоронен в южном Корнуолле. Так по крайней мере утверждал местный монах. Твой дед считал, что именно в этой дубовой роще Марк встретился с Тристаном, чтобы изгнать его и Изольду из королевства, и здесь умер, сраженный отравленной стрелой одного из союзников племянника. Тут его и похоронили, у подножия одного из этих холмов. Может, в этом есть доля правды – кто знает. Нет, не смейся, Норт. Я пытаюсь воспринимать твоих предков как можно серьезнее.

– Я пока не смеюсь. Но должен сказать тебе, Кэролайн, что в жизни не слыхал ни о каких землетрясениях к югу отсюда. Дед ведь не упомянул, как звали этого монаха? И к какому ордену он принадлежал? Есть ли в библиотеке подробный текст его сочинения?

Кэролайн расстроенно сгорбилась.

– Нет, конечно, нет. Правда, я не просматривала внимательно все эти многочисленные тома. И больше всего меня мучает проклятый золотой браслет. Откуда он взялся? И почему твой прадед не рассказал, где его хранил? И что с ним случилось потом? Отчего отец не сказал ни слова о его внезапном исчезновении? Так или иначе, я приехала сюда только посмотреть, что смогу обнаружить.

– И ничего не нашла?

– Совершенно ничего, даже крошечного обломка меча. Оказалось, кроме того, что все твои предки жили долго, и каждый писал не только о короле Марке, но и о вероломстве всех женщин. Знаешь, Норт, твой прадед додумался даже до того, что их следует держать в заточении, как в гаремах мусульман, и выпускать их только в спальню господина, пока не будет зачат наследник. Ты знал о его ненависти к женщинам?

– К сожалению, знаю, и слишком хорошо. Он был попросту одержимым, и не только он, но и его отец и сын тоже. Иными словами, он был истинным Найтингейлом, как, впрочем, и я.

– Смуглым красавцем, исключительным во всех отношениях?

Норт, ухмыльнувшись, поцеловал жену в кончик носа, обгоревшего настолько, что кожа уже начала облезать.

– Значит, исключительным?

– О да, и кажется, я в еще большей опасности потерять из-за тебя голову, чем раньше. Думаю, тебе придется снова сдаться мне на милость.

Глаза Норта загорелись вожделением. Он представил себя лежащим на спине, с расставленными ногами и руками, поднятыми над головой и привязанными к кроватным столбикам. Интересно, сколько он сможет выдержать, прежде чем начнет молить о пощаде и попытается освободиться?

– Норт, ты дышишь слишком быстро и неровно. С тобой все в порядке?

– Нет.

– Что ж, в таком случае… – Она нетерпеливым рывком освободилась от жакета. Норт замер, не в силах отвести от жены взгляда. Но Кэролайн только коварно улыбнулась, швырнула жакет на землю и стала вынимать из волос шпильки.

– Кэролайн, что, если кому-нибудь придет в голову здесь появиться?

Но она схватила его за руку и потянула за собой:

– Тогда пойдем в рощу. Там нам будет тепло и уютно, и я смогу целовать тебя, пока ты не лишишься сознания. – Они зашагали к деревьям, но через мгновение уже пустились бежать, а в ушах Норта звенел громкий веселый смех Кэролайн, разжигая жар в крови и вожделение к ней, бесконечное, безжалостное, не дающее покоя вожделение.

Глава 28

Стояла поздняя ночь, однако Норт по-прежнему лежал без сна, но старался не шевелиться, потому что голова Кэролайн лежала на его плече и ровное дыхание говорило о том, что жена крепко спит. Норт мрачно хмурился, поскольку только сейчас вспомнил: он совсем забыл спросить жену о том, что понадобилось в рощице доктору Триту. Что он показывал ей и почему поцеловал в щеку. А сама Кэролайн ни о чем не рассказывала. Норт покачал головой. Неужели он настолько похож на Найтингейла, что все его отношения с женщинами, особенно с женой, отравлены недоверием? И это в его крови, одержимость ненавистью, боязнь измены? Тысяча дьяволов! Нет, он не станет больше думать об этом. Однако почему в этом случае он не испытывал никакой ревности ни к одной из своих любовниц, не настаивал, чтобы она не принадлежала никому, кроме него? Однажды какая-то девушка изменила ему, и, конечно, в то время гнев его был ужасен, но в конце концов она была всего лишь любовницей, а жизнь есть жизнь и несет с собой радость и слезы, счастье и разочарование, смех и боль, ведь и мужчины, и женщины вовсе не святые.

Да… но теперь Норт вспомнил исступленную ярость, охватившую его, когда он обнаружил, что любовница спала с другим, и тут же на память пришли горькие обличения отца. Они возникли из какого-то потаенного уголка его души, где, казалось, были навеки погребены. И он позволял отравлять себя черным ядом, пока не заставил себя думать о другом. Неужели Кэролайн смогла до такой степени увлечь его своей безграничной чувственностью, что он потерял голову и забыл обо всем? Или все было специально подстроено?

Норт испытывал непреодолимое отвращение к себе. Как он вообще посмел прочесть хотя бы несколько строк из гнусного дневника, подсунутого Триджиглом накануне свадьбы! Его писал безумец, лишенный разума и человечности, и каждое слово в нем пропитано черной желчью. Любой нормальный человек должен избегать этой писанины, как чумы.

А все началось с прадеда. Конечно, все эти измены жен Найтингейлов существовали лишь в воображении мужей и скорее всего просто гнусные измышления лишенных разума стариков. Он осторожно поцеловал Кэролайн в пушистую макушку, стиснул жену покрепче и едва не подпрыгнул от неожиданности, услышав ее голос:

– Почему ты не спишь? Что-то случилось?

– Наверное, все потому, что я в ужасном состоянии. Ты не выполнила своего супружеского долга по отношению ко мне, Кэролайн. Прошло уже добрых шесть часов. И мне совсем плохо. Я, возможно, всю ночь глаз не сомкну, потому что ты оставила меня в беде.

Неужели этот поток полушутливых признаний действительно сорвался с его губ? Почему он не отделался коротким резким ответом, не посоветовал жене не обращать на него внимания? Откуда такое странное желание утешить и развеселить? Временами Норт переставал понимать себя, это новое, разительно изменившееся существо, предпочитающее остроумную игру слов, улыбающееся слишком часто и даже смеющееся куда больше, чем необходимо.

И тут он забыл о мраке и ревности, недоверии и меланхолии. Забыл обо всем, кроме теплых холмиков, прижимавшихся к его груди, узкой ладони, гладившей шею, плечи и руки. Наконец их пальцы переплелись. И тут Кэролайн оказалась между его раздвинутых ног, нагнулась над ним, и Норт благословил небо за то, что в спальню проникал тусклый лунный свет и он смог разглядеть улыбку на лице жены, но тут же закрыл глаза и застонал, потому что она ласкала его живот, и руки ее скользили все ниже…

– Прости меня, Норт, за то, что так плохо поступила с тобой.

Он почувствовал тепло ее дыхания и вздрогнул от силы и остроты собственных ощущений. Куда подевалась меланхолия, хотя бы ее полузабытый привкус? Норт на мгновение пожалел о мрачном холоде одиночества, попытался отыскать насмешливо-язвительный ответ, но голову уже туманило знакомое исступление, а в душе внезапно открылось необозримое пространство, о существовании которого Норт до сих пор не подозревал, пространство, заполненное Кэролайн, его чувствами к ней и ощущениями, которые она вызывала в нем. А когда пальцы Кэролайн сомкнулись вокруг его плоти, он вообще перестал тревожиться о чем бы то ни было и едва смог выдавить:

– Кэролайн, твои губы, прижмись ко мне губами… – И когда она начала ласкать его губами и языком, Норту показалось, что он сейчас умрет от головокружительного наслаждения. Но потом, заключив ее в объятия, окутывая теплом своего тела, влажным жаром рта, осознал, что дарит ей такое же ослепительное блаженство, потому что Кэролайн глухо вскрикнула и выгнулась, на мгновение застыв. Норт улыбнулся и прижал ее к себе в эти мгновения сумасшедшего полета.

– Ах, Кэролайн! – вздохнул он, целуя ее живот, гладя чуть влажные завитки внизу живота, – простой человек вроде меня не заслуживает такого счастья.

На что Кэролайн ответила:

– Ты единственный простой человек, которого я хочу.

Кэролайн до сих пор не побывала во всех уголках своего нового дома и, поскольку ни у кого не нашлось к ней неотложных дел, наслаждалась редко выпадающими минутами покоя. Накинув шерстяную шаль поверх муслинового платья и надев теплые башмаки, она решила отправиться в экспедицию. На дворе стояла осень, настоящая осень, и до Дня всех святых осталось совсем недолго. По утрам в воздухе разливался густой туман, солнце почти не грело, а с моря доносился резкий просоленный запах, особенно в те дни, когда дул сильный ветер, а небо затягивали темные тяжелые облака. Но Кэролайн здесь нравилось.

Мисс Мэри Патрисия давала в своей спальне уроки Эвелин и Элис, Оуэн уехал в Скриледжи-Холл, где должен был встретиться с управляющим оловянными рудниками мистером Питри. Мужчины уже успели подружиться: Оуэн считал, что мистер Питри прекрасно разбирается в своем деле, а управляющий искренне симпатизировал молодому человеку. Норт и Флэш Савори расспрашивали людей, знавших Нору Пелфорт, пытаясь отыскать хоть ненадежную улику, еле видный след, способный привести их к убийце. Какая жалость, что невиновность Беннета очевидна! Такой отвратительный тип!

Кэролайн заподозрила также, что Норт и Флэш пытались разыскать мальчишку, передавшего горничной Тимми записку, в которой говорилось о свидании Кэролайн с любовником. Сэр Рафаэль Карстерс присоединился к ним, и Кэролайн не сомневалась, что все трое в конце концов решат отправиться в Гунбелл, где в гостинице миссис Фрили подавали великолепный эль.

Кэролайн поднялась на третий этаж восточного крыла. Там царила какая-то неестественная, потусторонняя тишина, от которой по спине пробегал озноб. Казалось, вот-вот неизвестно откуда появится привидение, злой дух безумца, обитавшего некогда в Маунт-Хок. В воздухе плясали мириады пылинок, сверкающих в тонких лучах солнечного света, проникающего сквозь щели в ставнях и дыры в старых занавесях. По всему видно, здесь давно никто не бывал.

Кэролайн, чихнув, открыла дверь в очередную комнату, находившуюся в самом конце длинного коридора. Это оказалась не спальня, а нечто вроде кладовой. Тяжелые деревянные ставни надежно закрывали узкие окна. Кэролайн распахнула их, и комнату залил яркий свет. У стен были сложены очень ветхие деревянные ящики и несколько картин. Кэролайн вытянула одну и отступила. Это был стилизованный портрет женщины, написанный в начале прошлого века. Женщина выглядела очень молодой и красивой – темные волосы и глаза, лукавая ямочка на правой щеке. Позади стоял молодой человек, высокий, с гордой осанкой, без сомнения принадлежащий к роду Найтингейлов; большая рука покоилась на плече женщины.

Кэролайн занялась остальными картинами, поочередно рассматривая каждую. Портреты женщин… самые ранние относятся к шестнадцатому веку… Одна дама, старше остальных, с очень тонкими губами и слишком маленькими глазками, в широких брыжах и тремя нитками жемчуга на шее, выглядела настоящей гарпией. Не хотела бы Кэролайн иметь подобную свекровь. Всего портретов оказалось около двух дюжин, и, по всей видимости, на них изображены женщины рода Найтингейлов. Скорее всего их не зря снесли сюда, в заброшенную кладовую, и оставили на поживу пыли и плесени. Но по крайней мере хотя бы не сожгли и не уничтожили.

Кэролайн отыскала изображение дамы с высокой напудренной прической, какие носили в середине и конце прошлого века. Бабушка Норта, вне всякого сомнения. Тоже совсем молода, не старше Кэролайн. Где же его мать? Ее портрета Кэролайн не смогла найти. Но кто же виноват в этом?

И тут она поняла. Конечно, прадед Норта. Он либо велел его выбросить, либо просто отказывался заказать полотно художнику. Ведь именно он ухитрился отравить душу деда Норта своими бесконечными обличениями женщин-изменниц, которых следует держать в заточении, на положении рабынь. Прадед Норта вбил себе в голову, что король Марк похоронен именно здесь, в Маунт-Хок, а не в Бретони и не в Фауи. И, учитывая его ненависть ко всему слабому полу, скорее всего он велел снять и спрятать портреты всех дам рода Найтингейлов.

Кэролайн даже недоумевала: почему Марк, а не король Артур, которому тоже изменила жена, прекрасная Джиневра? В конце концов и в том и в другом случае всему виной женское вероломство.

Кэролайн, тряхнув головой, попыталась отогнать грустные мысли. Предки Норта наверняка были сумасшедшими, в своем безумии не слышали голоса разума. Она снова повернулась к портретам: почти все требовали реставрации, если не считать двух, самых поздних.

Кэролайн вытерла руки о юбку. Глаза ее воинственно блеснули. Пусть они вечно горят в аду, эти давно умершие мужчины Найтингейлов! Она сумела подхватить оба портрета, отнести в свою спальню и, не успев отдышаться, дернула за ленту сонетки. И только потом сплясала веселую джигу, посылая в воздух клубы пыли, осевшей на грязном платье. Норт изумленно смотрел на жену, измазанную с головы до ног так, что даже на щеках виднелись подозрительные пятна, а руки вообще посерели от пыли. Зато она улыбалась. Улыбалась ему.

– Пойдемте, милорд, – попросила она. – Идите сюда. У меня для вас сюрприз. – Только сейчас Норт сообразил, что остальные шестеро обитателей Маунт-Хок, относящихся к прекрасной половине человечества, столпились за спиной Кэролайн. Все они выглядели взволнованными, окрыленными и, если Норт не ошибался, немного испуганными. Чего они боятся? Или кого? Немного в стороне стояли Полгрейн, Триджигл и Кум, с таким видом, словно готовы были немедленно потащить кое-кого на аутодафе. Норт немедленно представил себе, с какой радостью все трое поджигают сложенный для костра хворост.

– Ты выглядишь настоящей уличной оборванкой, – заметил он Кэролайн вслух. – Чем ты занималась все это время?

Кэролайн, расплывшись в широкой улыбке, безмолвно показала на стену. Норт поднял глаза и понял, что не сможет отвернуться. Горло сжало непонятной судорогой. Рядом с портретом прадеда висел еще один, на котором тоже был изображен его прадед, только на этот раз вместе со своей молодой невестой. Оба выглядели юными, веселыми и головокружительно счастливыми, особенно прадед, полный надежд на будущее и гордившийся прелестной женой.

Норт перевел глаза на третий портрет – изображение бабки, совсем еще девочки, – написанный, вероятно, сразу же после свадьбы. Красавица, так и искрящаяся лукавым юмором. Казалось, она вот-вот разразится смехом. И светилась счастьем. Ни тени сомнения в прекрасных глазах, ни намека на то, что ожидает впереди! И Норту неожиданно мучительно захотелось увидеть мать, ее давно забытое лицо, попытаться вспомнить… Но ее портрета здесь не было, только отца, старого мрачного человека, с темными узкими глазами, горевшими гневом и горечью, и Норт быстро отвернулся.

– Где ты нашла это? – тихо спросил он.

– Я успела побывать во всех комнатах третьего этажа в восточном крыле. Там в кладовой не меньше двух дюжин женских портретов, причем самый ранний относится ко времени царствования Елизаветы. Большинство из них в ужасном состоянии, но, надеюсь, их можно отреставрировать.

Норт, не отвечая, жадно рассматривал лицо бабки.

– Мама, – пробормотал он, но тут же осекся. – Знаешь, моя мать умерла. Ты не нашла ее портрета?

– Мне ужасно жаль, но его там просто не было.

– Бабушка кажется такой прекрасной, словно сказочная королева… и прабабка тоже.

– Верно. Странно, что все остальные дамы изображены дважды – в юности и в пожилом возрасте. Однако портреты бабки и прабабки, очевидно, написаны сразу же после свадьбы, и других нет.

– Это потому, что их изгнали, прежде чем они смогли состариться рядом с мужьями. Мою мать звали Сесилией. Хотел бы я знать, стала бы она улыбаться так же беззаботно и весело, если бы художник написал ее в таком же возрасте.

– Милорд!

– Что, Триджигл?

– Могу я поговорить с вами, милорд?

– Возможно, позже, Триджигл, – рассеянно пробормотал Норт, повернувшись к Кэролайн, нежно улыбнулся и стер с ее щеки грязное пятно.

– Милорд.

– Что тебе, Кум?

– Мы были бы крайне обязаны, если бы вы смогли уделить нам внимание… э-э-э, с глазу на глаз.

– Не сейчас, Кум.

– Прекрасно, милорд. Вы вынуждаете нас высказаться перед всеми, не исключая даже Особ Женского Пола. Мы не желаем, чтобы здесь вешали эти портреты. По правде говоря, мы знали, что они хранятся в кладовой, но давно забыли об этом. И пытались объяснить ей, что ваш прадед велел снять все полотна и запретил отныне выставлять женские портреты в Маунт-Хок. Они должны были оставаться там вечно. Только она почему-то смогла открыть дверь, хотя мы не понимаем, каким образом. Триджигл клянется, что замок был заперт.

– Но откуда вы обо всем узнали, Кум?

– Ваш прадед написал об этом, милорд. Разве вы не читали дневники, которые Триджигл дал вам накануне того дня, когда вы поселили эту Особу Женского Пола в Маунт-Хок?

К удивлению Норта, Кэролайн звонко рассмеялась.

– О, сдавайтесь, Кум. Оставьте это, Триджигл, времена давно изменились, прошлое осталось позади, а вместе с ним все беды и несчастья. Пора понять, что нужно вернуться к тому, что правильно и справедливо. Эти леди, как и мужчины, тоже принадлежат к роду Найтингейлов. Каждый человек, включая и милорда, должен знать свою матушку.

– Нам это не нравится, – упорно повторил Триджигл. – Женщины Найтингейлов были недостойными женами и матерями. И к сожалению, оказались развратницами. И жили в этом доме только до тех пор, пока их мужья не осознали всю меру их вероломства. – Он на мгновение замолчал, грозно глядя на Кэролайн. – Мы не знаем ни одной жены Найтингейлов, оставшейся преданной и верной мужу. И мужчины этого рода несут бремя проклятия… или благословения… в зависимости от того, как на это посмотреть. Это их наследство… их наследство, милорд.