Текст книги "Легкомысленное пари"

– Частично, – отозвалась она.

– Отлично. А можешь подцепить ее? Пинцетом, разумеется.

Она взяла со столика инструмент и замерла, широко раскрыв глаза.

Чувствуя ее состояние, Маркус предложил ей сделать глубокий, расслабляющий вдох, а затем глотнуть бренди. Это отчасти помогло. Она вдруг стала видеть отверстие более отчетливо.

– Полагаю, тебе надо лечь на живот, – сказала она. – Так нам обоим будет удобнее.

Помогая ему улечься, Филиппа заметила длинный шрам у него на боку. Она нежно провела по нему пальцем. Маркус повернул к ней голову.

– Ножевой, он у меня уже давно.

Она кивнула, собираясь запустить пинцет в свежую рану.

– Пора приступать, – поощрил он ее.

Филиппа осторожно ввела пинцет, но, к сожалению, рука ее не была достаточно тверда, чтобы действовать быстро и точно.

– Можешь сделать мне одолжение? – спросил Маркус. – Поговори со мной, отвлеки меня какой-нибудь болтовней.

– Конечно, – отвечала она напряженным голосом. – О чем бы ты хотел услышать?

– Скажи мне… – Он помолчал. – С каких пор и почему вы с леди Джейн стали врагами?

Она почувствовала, что пинцет, наконец, зацепил пулю.

– Это не поддается объяснению, – ответила Филиппа, опасаясь, как бы пуля не ушла глубже.

– Отлично, тогда перейдем к твоему браку. – Не слыша ответа, он продолжил: – Пока ты терзаешь мое плечо – леди Джейн или Алистэр Беннинг, на твой выбор.

– Я бы предпочла другую тему. Согласна перемыть косточки Бротону, – предложила Филиппа.

Маркус издал короткий смешок:

– Ты когда-нибудь думала о том, что если бы вы поженились, то были бы парой – Филипп и Филиппа?

Она усмехнулась:

– Разумеется, эта мысль приходила мне в голову.

– А тебе известно, что ты слишком хороша для него?

– Я знаю некоторых, которые вовсе не считают меня такой уж хорошей, – ответила она, скользя пинцетом по краю раны, что заставило Маркуса сжаться от боли.

«Лучше бы он закричал. Тогда, возможно, ему стало бы чуть легче», – пронеслось у нее в голове. Она слышала, каким тяжелым стало его дыхание, видела пот, выступивший на его коже. Она поняла, что единственный способ отвлечь его от боли – допустить его наконец в свой мир. И она решилась на это.

– Мой брак с Алистэром, – начала она, – был очень коротким. Это был мой первый сезон, я только начала выезжать в свет и сразу же встретила его, мужчину моей мечты: родовитая семья, красивый, обаятельный… Он вскружил мне голову.

– Ты была молода и хотела любить, – заметил Маркус.

– Да, я хотела любить. Мы выбрали для свадебного путешествия Венецию и поплыли туда на яхте, подаренной моим отцом. Но в пути часть команды слегла в лихорадке, которую подцепил и мой Алистэр. Через пять дней его не стало.

– И… и ты оплакиваешь его смерть до сих пор?

– Иногда. Я ведь похоронила мужчину моей мечты.

И в этот момент ее пинцет накрепко зажал пулю и потащил из раны. Нервное напряжение отпустило ее, металлический шарик упал на стол. Она поспешила приложить льняной жгут к ране, чтобы унять кровотечение.

– И что потом? – спросил он, успокаивая свое дыхание.

– Потом я узнала о нем всю правду, – отвечала она. На короткий момент она перенеслась мысленно в тот первый месяц после кончины Алистэра. Устав быть предметом жалости и участия со стороны его семьи, она решила переселиться в их фамильный особняк на Гросвенор-сквер, который она унаследовала. И тут она открыла, что от этого дома остался лишь приличный фасад, а внутри все сыпалось и нуждалось в ремонте. А затем в двери постучали кредиторы. Чтобы не уронить своего достоинства, ей пришлось поддерживать миф о его богатстве и разыгрывать роль безутешной вдовы. В глазах общества любящие безутешные вдовы намного приятнее неуравновешенных и обделенных в средствах.

Это было все, что она пожелала ему рассказать.

Глава 21

К концу операции силы оставили его, воля отступила и пришла лихорадка. Он медленно погружался в жар и беспамятство. Приложив к его ране льняную салфетку, чтобы унять кровотечение, Филиппа перевязала его ненужным теперь шейным платком и уложила поудобнее. Но сильная лихорадка сотрясала все его тело. Он мог бы убить ее каплей лауданума из пузырька Бирна, она бы отключила его, погрузив в блаженное беспамятство. Но именно этого он и не хотел, он не желал расставаться с мыслями о Филиппе и без устали прокручивал в голове ее рассказ. Вместо лауданума он принял большой глоток бренди.

Она тоже была без сил. И все же тихонько шептала ему ласковые слова, пустые фразы, чтобы успокоить его, прикладывала влажные салфетки к его лбу.

Маркус мог бы выиграть битву с лихорадкой быстрее, но он не желал распрощаться с мыслями о Филиппе. Почему она все-таки решилась рассказать ему о своем муже? Поведала ему о своем разочаровании в любви и горьком послевкусии от брака, вопреки мнению, бытовавшему в обществе. Она разрушила миф о Филиппе Беннинг. Стена, воздвигнутая в ее сердце, пошла мелкими трещинами и превратилась в песок.

Он находил только две причины для такого признания. Первое: ее отношения с леди Джейн, окутанные какой-то тайной. Но это было сомнительно. Потому что в этом случае они бы не выставляли свою вражду напоказ. А во-вторых… Во-вторых, она пожелала впустить его в свою жизнь, в ту ее часть, которая была закрыта для любого из ее поклонников, даже для Бротона. Но почему?

Прекрасная, упоительная и такая пугающая догадка! Вытаскивая пулю, она была так нежна с ним, как никто и никогда. Она и теперь не отходит от него…

Но она никогда не будет в безопасности рядом с ним. Он не должен соглашаться на роль того единственного, кто сумел разрушить стену ее отчуждения и пронзить ее сердце. Потому что рядом с ним летают пули, а не стрелы амура. И одна из случайных пуль может легко угодить в нее.

С этой мыслью он, наконец, забылся полностью. Филиппа по-прежнему не отходила от него, стараясь унять холодными компрессами его жар. Она должна вырвать его из цепких объятий лихорадки, говорила она себе. Он не посмеет умереть. Она не готова потерять его. Но почему? Она разучилась контролировать себя? Да, вероятно, это так.

Но сейчас, находясь с ним вдвоем в этой чужой комнате, она не могла лгать самой себе. Истина была слишком очевидна… Но как это возможно?

Она, Филиппа Беннинг, и какой-то Маркус Уорт! Она принимает в нем намного больше участия, чем это требуется исходя из их договора! Хотя почему «какой-то»?

Он ведет двойную жизнь, это ясно. Он потрясающий воображение шпион Сизый Ворон, и опасность подстерегает его на каждом углу. Возможно, это обстоятельство и увлекло ее воображение? Она попалась на шпионские сказки, растиражированные газетами, над которыми смеется даже он сам, их главный герой. Она, Филиппа Беннинг, унизилась до вкусов толпы. А Маркус стоит выше их. Возможно, это она недостойна его? Но если ее привязывает к нему лишь это стадное чувство, тогда все в порядке. Она может считать себя свободной от него… Так может или нет?!

Ее размышления были прерваны осторожным стуком в дверь. Убедившись, что Маркус надежно укрыт и состояние его не ухудшилось, она подошла к двери и впустила леди Джейн.

– Я принесла тебе платье, – громко начала та, и Филиппа, оглянувшись на Маркуса, поспешно приложила палец к губам.

Джейн понизила голос до шепота.

– А еще я раздобыла мазь, – сказала она, протягивая Филиппе склянку с коричневатым составом.

Та поставила склянку на столик у кровати и повесила принесенное платье на спинку кресла. Вместе с платьем Джейн передала ей и новую стопку льняных салфеток, хотя у нее еще оставалось порядочно от предыдущего раза.

– Так много салфеток? – удивилась она.

– О, это не для него, а для тебя.

– Для меня?..

– Запихаешь их внутрь, чтобы платье не висело на груди. Ты всегда была плосковата в этом месте, этим ты и отличалась от всех других. А в остальном… ничего особенного.

– Решила позабавиться?

– Самую малость, – ответила Джейн. – А как он? – кивнула она в сторону кровати.

Филиппа заметила, что Маркус, разметавшись в жару, отбросил покрывало и его торс обнажился. Подойдя к кровати, она укрыла его.

– Полагаю, что неплохо. Надеюсь на это, – отвечала она. – К сожалению, я не знаю, что надо делать в таких случаях.

– Ну разумеется. Нас не учили тому, как надо излечивать огнестрельные ранения.

Любовно глядя на раненого, Филиппа провела рукой по его каштановым волосам. Леди Джейн, поняв, что о ней забыли, кашлянула слегка, чтобы привлечь ее внимание.

– Надеюсь, все обойдется. А я возвращаюсь в свою постель. Бал совсем расстроился после того, как выгорели конюшни.

– О, конюшни! – воскликнула Филиппа. – Кто-нибудь пострадал?

– Кто-то из конюхов получил ожоги. – Она пожала плечами. – Лошадей спасли, но конюшня превратилась в руины.

Филиппа проводила Джейн до двери. Один вопрос витал сейчас в воздухе. Когда рука Джейн уже легла на ручку двери, Филиппа решилась.

– Джейн, Маркус… мистер Уорт спрашивал меня, почему ты и я стали врагами. Он находит это странным.

Джейн холодно взглянула на нее:

– И что ты ответила?

– Что это не поддается разумному объяснению.

– Да, это трудно объяснить, – согласилась Джейн.

– Ты… ты не хочешь все-таки попытаться понять? – спросила неуверенно Филиппа.

– Полагаю, это связано со множеством самых мелких обстоятельств, – произнесла Джейн, не отрывая взгляда от лица Филиппы. – Но ни одно из них не является настолько важным, чтобы пускаться в обсуждения, – холодно завершила она. – Можешь не беспокоиться о платье, просто выбрось его, когда все закончится. Я уже не стану его носить.

Последние слова возвращали их в русло старых отношений. Короткое перемирие закончилось. Пожелав леди Джейн спокойной ночи, Филиппа закрыла за ней дверь.

Маркус пробудился на рассвете, чувствуя, что лихорадка отступила. Он был еще слаб, но в голове прояснилось. Ночные видения оставили его, он уже мог отличить явь ото сна. Состояние, в котором он пребывал, было явью, потому что Филиппа отсутствовала. Только во сне он мог переживать их полное телесное единение…

Вместо нее его приветствовал Бирн:

– Поздравляю с пробуждением. Ну, и как ты себя чувствуешь?

– Так, словно попал под экипаж. Мне нужно еще поспать.

– Доспишь в другом месте, пора убираться из этого благородного дома, – сказал Бирн и стал кидать в саквояж окровавленные салфетки, полотенца, рубашку, испорченный вечерний костюм… – Мы не должны оставить никаких следов, никто не должен знать, что ты схлопотал пулю.

Бирн, конечно, прав. Праздник был испорчен, и все готовились к отъезду. Никто не собирался оставаться здесь на воскресенье. Хотя было бы нетрудно сослаться на обычное недомогание и отлежаться еще немного. Но это могло насторожить Стерлинга. Ничего, он встанет и как-нибудь доберется до кареты.

– Ты быстро справился с лихорадкой, – заметил Бирн, прикасаясь к его лбу. – Лоб почти холодный.

– А где Филиппа? – спросил Маркус, беспокойно оглядывая комнату.

– Я отослал ее несколько часов назад, – ответил Бирн. – Ей необходимо вздремнуть. Она успешно справилась со своей задачей. – Бирн показал на маленький кусочек металла на прикроватном столике.

Но Маркус смотрел в дальний конец комнаты, где на кресле лежало ее когда-то прекрасное, кремово-серебряное, а теперь мятое и окровавленное платье.

– Должен признать, она умеет сохранить холодную голову при весьма горячих обстоятельствах… – продолжил Бирн. – Эта леди оказалась более способной, чем я ожидал.

Маркус попробовал принять сидячее положение и впервые обратил внимание на состояние самого Бирна.

– У тебя ужасный вид.

Бирн выглядел бледнее, чем обычно. Глаза его казались двумя темными ямами. И он слишком сильно припадал на свою трость.

– Эта моя нога, она просто убивает меня… – объяснил Бирн. – Но лучше не приставай ко мне, – огрызнулся он. – Следи за собой.

Маркус подумал, что, вероятно, тот принял двойную дозу лауданума и только поэтому смог идти по следу. Наступит ли день, когда он освободится от этой вредной подпитки?

Впрочем, сейчас не время обсуждать это.

Два инвалида (один – уже почти признанный член высшего общества, другой – пока мало кому известный джентльмен), двинулись через холл. Их саквояжи снесли вниз слуги минут десять назад. Они забрали с собой все, что могло бы свидетельствовать о случившемся, в том числе и платье Филиппы.

Маркус пытался изо всех сил держаться. Его выдавала только некоторая бледность, которую, впрочем, можно было легко объяснить обильными возлияниями во время праздника. К тому же был еще слишком ранний час, поэтому они благополучно миновали холл и вышли к лестнице, замеченные лишь немногими.

К несчастью, среди этих немногих был лорд Гемпшир, беседующий на верхней площадке лестницы с полусонным лордом Стерлингом и необычно встревоженным Кроули.

Стерлинг выглядел так, словно его только что насильно вытащили из постели, а Гемпшир, казалось, и вовсе не ложился спать. Что и неудивительно после такой катастрофы с его знаменитыми конюшнями. По лицу Кроули было видно, что и он мало спал в эту ночь.

– Табун спасен, хвала Господу, – говорил лорд Гемпшир. – Но вы напрасно полагаете, что я не подниму этот вопрос на ближайшей ассамблее в парламенте и не доведу До сведения начальства в военном ведомстве. Если вы думаете, что я готов проглотить это, то вы просто сумасшедший.

– Но, Бернард, это всего лишь несчастный случай, – пытался умиротворить его Стерлинг.

– Да-а? А как прикажете быть вот с этим? – потрясал лорд Гемпшир куском пергамента перед лицом Стерлинга. – Не-ет, это не несчастный случай! Это диверсия!

– Сэр, – вмешался Кроули, – беспокойство лорда Гемпшира вполне оправданно, особенно если принять во внимание… – Он вдруг заметил, что они уже не одни на лестнице, и замолчал. Следуя за его взглядом, Гемпшир и Стерлинг тоже увидели приближавшихся к ним братьев Уорт.

– Договорим позже… – уловил Маркус последние слова Стерлинга.

Однако лорд Гемпшир был слишком возбужден, чтобы молчать.

– А-а, вот и господа Уорт, вы оба проходите по военной службе, – начал лорд Гемпшир, желая обрести в них единомышленников. – Обратите внимание, джентльмены, что я нашел у своих дверей после всех страшных событий этой ночи.

Он расправил перед ними пергамент. Буквы расплывались у Маркуса перед глазами, но он заставил свои глаза сфокусироваться. В середине аккуратно обожженной по краям бумаги как в рамке были выведены слова: «Vive la France!» – «Да здравствует Франция!».

– Кто это нашел? – спросил Маркус, преодолевая слабость.

– Я, – объявил Кроули. – И это нельзя оставлять без внимания. Мы с вами долгое время работали вместе, Уорт. Я считаю этот текст крайне провокационным…

Бирн решил вмешаться.

– А мне это представляется просто глупой выходкой. Сейчас стало модным списывать все на французов. Вот и катастрофу с банкетом лорда Уитфорда тоже пытаются списать на них, не так ли?

– Именно! – воскликнул лорд Гемпшир. – Это они! Они дождутся, что мы снова ступим на их землю и отодвинем их к Средиземноморью.

– Бернард, – вмешался лорд Стерлинг, – мы привыкли смотреть на них как на своих врагов, но это не может длиться вечно. Я многое еще мог бы сказать по этому поводу, но я слишком мало спал в эту ночь. Да и вы оба, судя по вашему виду, спали не более двух часов. – Он пристально посмотрел на Маркуса.

– Ваша правда, я чересчур увлекся за столом. Выпил пару лишних бокалов и веселился всю ночь. – Он попытался изобразить на своем лице беззаботность. – Ничего, теперь досплю уже дома.

– Вы считаете это благоразумным, мистер Уорт? После такой бурной ночи можно отправиться и попозже… – Стерлинг буквально сверлил его опытным глазом старого разведчика.

– Нас ожидает Грэм, – произнес Бирн. – Его жена Мария снесет нам головы, если мы не явимся, как обещали.

Превозмогая боль, Маркус исполнил безупречный поклон, и они с Бирном стали спускаться вниз по ступенькам.

Маркусу понадобилось все его самообладание, чтобы сохранять равновесие без помощи перил. Он был уверен, что за ними наблюдают, и не хотел выдавать свою слабость. За спиной продолжал раздаваться голос лорда Гемпшира. Он грозил использовать все свое влияние в палате лордов, чтобы расследовать этот случай и, если это действительно французы, вынести на обсуждение в палате вопрос о принятии серьезных мер по ужесточению политики безопасности.

Маркус пытался сосредоточиться на словах и интонации Гемпшира. Он чувствовал, что перед ним еще одна деталь головоломки, и если его догадка верна, неужели все так просто? Но не стоит спешить с выводами. За дверью респектабельного дома он с наслаждением вдохнул чистый и прохладный утренний воздух и, продолжая изображать непринужденную элегантность, взобрался в карету с гербами Уортов, Уже поданную к парадному входу. Когда копыта лошадей зацокали по гравию, он погрузился в блаженное забытье.

Последующие несколько дней слились в какое-то серое пятно. Бирн остановился на холостяцкой квартире Маркуса, оба старательно избегали Грэма и Марию. Последняя постоянно присылала приглашения на домашние обеды, но Бирн хладнокровно отклонял их, ссылаясь на другие, более ранние приглашения. Думала ли та, что это могли быть приглашения от миссис Беннинг, неизвестно. Но, зная о том участии, которое принимала в нем Филиппа, Мария начинала возлагать кое-какие надежды на счастье Маркуса.

Но ничего похожего на личное счастье не наблюдалось в жизни Маркуса. Он посетил врача из своего старого Семнадцатого полка, который наложил ему припарку от пороховой пыли и предписал отдых, потому что временами у него еще возобновлялись приступы лихорадки. И тогда его постель превращалась в ложе пыток. При этом он отказывался от сильных болеутоляющих, желая сохранить в ясности голову. Вначале таких «светлых» часов у него набиралось немного, но он старался провести их с пользой.

Бирн ночами пропадал из дома. Где он бывал, Маркус не знал, а Бирн не считал нужным посвящать его в свои дела. Возможно, он пытался отыскать следы Лорена где-нибудь в районе доков, откуда впервые пришли вести о нем. Что ж, это все же занятие для его активной натуры. А может, ему удалось напасть на след?

Вскоре все прояснилось.

Вернувшись однажды утром, Бирн застал Маркуса сидящим за письменным столом и погруженным в бумаги. Ничем не выдав своего удивления, он поставил на стол большую коробку.

– Завтрак, – буркнул он, выкладывая апельсины, сыр, холодное мясо и хлеб, а также бутылку молока. Поскольку в холостяцкой квартире Маркуса не было кухни, Бирн носил обеды из своего клуба или из дома.

– Благодарю, – произнес Маркус, разламывая хлеб. – Откуда все это добро?

– С рынка на Ковент-Гарден, – доложил Бирн. – Сегодня там большой торговый день. А почему ты не в постели?

– У меня тоже могут быть дела, я работаю, – ответил Маркус.

– Не слишком ли рано? – спросил Бирн, усаживаясь в кресло. – Где я только не рыскал, чтобы найти хоть какой-нибудь след, – все без толку. Но кто-то же строит все эти козни! В обществе неспокойно.

– Разгадка кроется здесь, – произнес Маркус, протягивая ему листок бумаги, где были указаны главные светские мероприятия года. – Задайся вопросом, почему именно эти события стали его мишенью?

– Потому что их устраивают люди, гордящиеся своим патриотизмом, – мгновенно отреагировал Бирн.

– Не только, – возразил Маркус. – Две следующие цели – это Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг – носят несколько иной характер. Я думаю, этот лист нужно поделить на две половины. – И он действительно разорвал его пополам, сложив ровно посередине.

– И что же? – усмехнулся Бирн.

– Два первых мероприятия – банкет Уитфорда и бега Гемпшира – носят не просто патриотический характер, их устроители имеют немалую выгоду от своей патриотической деятельности, – пояснил Маркус.

– Совершенно верно, – подтвердил Бирн, нахмурив брови. – Оружейный завод Уитфорда и конный завод Гемпшира – главные поставщики армии его королевского величества.

– А теперь, с окончанием военных действий, их бизнес дышит на ладан, – подвел итог Маркус.

– Не совсем так. Франция все еще не вышла из-под британского влияния, оружие и лошади по-прежнему в цене, – возразил Бирн. – И потом, вряд ли Лорен мог надеяться, что эти его действия нанесут серьезный урон британской армии.

– Именно! – вскричал Маркус. – Что он сделал? Он выкрал пару пистолетов и чертежи и поджег конюшни. Но в Англии существуют сотни ферм, поставляющих лошадей для армии. А чертежи наверняка хранились не в единственном месте и не в одном экземпляре. О пистолетах вообще не стоит говорить. Акции Лорена – это комариные укусы.

– А как же твоя рана? Или ты забыл о ней? – усмехнулся Бирн.

– Я – никто, – отмахнулся Маркус с беззаботным видом. – Он охотился за Уитфордом и Гемпширом. Последний надоел французам своими выступлениями в пользу новых военных авантюр в парламенте. Но ему нужны эти выступления, весь его бизнес построен на войне. – Маркус развернул перед братом «Таймс» и обвел нужную статью.

«Инцидент на бегах лорда Гемпшира в минувший уик-энд был назван самим устроителем «копанием лягушиной лапкой под могучим зданием британской державы. Он настаивает, что пожар был инсценирован агентами французской разведки по указанию их правительства.

Глава английского Военного департамента, лорд Филдстон, не пожелал опровергнуть это утверждение, как он сделал это ранее в связи с неприятным инцидентом на банкете лорда Уитфорда. Наш источник в Уайтхолле считает, что лорд Филдстон рассматривает последнее событие как более серьезное. Особенно если принять во внимание факт роспуска французского парламента по указанию премьер-министра, герцога Ришелье».

– Если ты прочтешь следующую страницу, то увидишь, что приняты меры по сокращению численности в Англии французских репатриантов, – продолжил Маркус. – Антифранцузские настроения уже вошли в сознание великосветского общества, и скоро к ним подтянутся средние слои и чернь. Еще один подобный инцидент, и Англия окажется втянутой в новую войну.

– Но зачем? – вздохнул Бирн. – Я уже сыт всем по горло. Полагаю, что и каждый в стране чертовски устал от этой кровавой бойни.

– Но есть люди, которые делают деньги на войне, – напомнил Маркус. – Я бы сейчас хотел знать, кто получает от войны основную прибыль.

– Ты подозреваешь Стерлинга, – констатировал Бирн, просматривая статью о социальной политике в стране.

– Да, – произнес Маркус. – Но мне нужно что-то более весомое, чем мои подозрения. Вообще-то он занимал промежуточную позицию, как Кроули, Филдстон и сотни других людей.

– Да, но он был в конюшнях… – Бирн поднял глаза от газеты. – О его финансовом положении ты можешь справиться у миссис Филиппы Беннинг. Возможно, ей известно даже побольше, чем его счетоводу.

– Нет! – резко буркнул Маркус, уставившись куда-то в стол.

Бирн внимательно посмотрел на него.

– Я понимаю, события в минувший уик-энд сложились далеко не лучшим образом, но они не могли надолго расстроить ее. У этой леди есть голова на плечах, и у нее превосходная память. Ты и сам это знаешь. Она доказала свою полезность в нашем деле, Маркус.

– Я сказал «нет», – повторил Маркус. Но, зная, что для его брата это не ответ, он вздохнул, снял очки и потер усталые глаза. – Дело приняло слишком опасный оборот, и свидетельство тому – мое плечо. Она должна выйти из игры.

Бирн принялся задумчиво катать свою трость между ладоней.

– Ладно, а что с остальной частью листа, которую ты оторвал? – справился он. – Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг. Под каким углом ты их рассматриваешь?

– Я… я не знаю, – произнес Маркус. – Мне лишь известно, что это самые привлекательные события светского сезона.

– Прекрасно. Спонсор Золотого бала – британская корона, следовательно, меры безопасности будут на высшем Уровне.

– Это ни о чем не говорит… – возразил Маркус. – Бал-маскарад проводится на открытом воздухе, попасть туда кому надо не составит труда. – Маркус задумчиво потер подбородок. – Подожди… Неужели это может быть… да, вполне вероятно…

Бирн перестал крутить трость и застыл в ожидании.

– Они могут устроить пакость, чтобы поддеть Принни[2]2
  Принни – так англичане называют принца-регента.


[Закрыть]. Если испортят его бал, он потребует немедленного начала военных действий, его политический курс известен всем.

– Прекрасно. И что же они посмеют изобрести на этот раз? Этот вопрос заставил Маркуса задуматься.

– И кто эти они? – продолжал Бирн. – С кем может быть связан этот проклятый Лорен?

Маркус покачал головой.

– Правильнее спросить: кого он нанял? – сказал он и, встав из-за стола, поспешил в спальню.

Через открытую дверь Бирн наблюдал, как он извлекает из шкафа какие-то рваные обноски.

– Что ты собираешься делать? – спросил Бирн, вставая у него за спиной.

– Начать все сначала, – отвечал Маркус, натягивая заношенные коричневые брюки. – У Джонни Дикса была подружка, она была с ним в ту ночь, когда он заполучил этот черный список. Должна же она хоть что-то знать!

– Неужели ты до сих пор не удосужился расспросить ее? – удивился Бирн.

– После убийства Джонни Дикса она растворилась в воздухе. Я ходил в эту пивнушку «Петух и курица», но Марти Уилкинс – может, ты помнишь его по Семнадцатому полку? – сказал, что эта девчонка – Мэгги, как мне помнится, – где-то затаилась, перепуганная убийством Джонни. Никто с тех пор не мог ее отыскать. Но теперь, когда столько времени утекло, возможно, она уже появилась.

– Нет, – мягко произнес Бирн. – Ты не пойдешь.

– Я чувствую себя превосходно, – заверил его Маркус. – Если мне и дальше придется сидеть здесь под замком, я сойду с ума.

– Нет, – снова повторил Бирн. – И потом, твое лицо слишком примелькалось в этой пивнушке. Я пойду туда вместо тебя.

– Но, Бирн… – начал Маркус, но брат сразу же прервал его:

– Пожалуйста, позволь мне сделать это, вспомни наши прежние дела. Ты всегда говорил мне, куда надо идти, где есть информация. Я шел туда, и у меня все получалось.

Маркус помолчал. Они слишком отдалились в этот последний год. И он решил вести собственную игру, не полагаясь на старшего брата, с которым они были заодно всю войну. Их братская дружба дала трещину. Они забыли свои прежние роли. И Бирн переживает это, возможно, намного трагичнее, чем он.

– Возможно, ты и прав, – произнес Маркус. – Займусь-ка я лучше бумагами и начну складывать головоломку, как в добрые старые времена. Это ты Сизый Ворон, а не я. Ты призван спасти сегодняшний день и не допустить позора.

Бирн кивнул, глядя на ворох бумаг на письменном столе.

– Мне нужно сменить одежду, – произнес он, проходя в спальню, где стоял его саквояж.

– А мне… написать письмо, – отозвался Маркус.

– Разумеется, миссис Беннинг?

– С чего ты это взял?

– Так просто подумал, – сказал Бирн, появляясь из спальни в грязных брюках и грубых ботинках, в залатанном сером пальто. В руке – коричневая бутыль, а на голове пыльная шляпа. – Не ты ли недавно сказал, что ее надо вывести из игры? Или я ослышался?

Маркус промолчал.

– Интересно, она сама уже знает, что ты решил избавиться от нее? – спросил Бирн.

Филиппа вошла в Уорт-Хаус в замешательстве, на дрожащих ногах.

Минула почти неделя, а она не имеет никаких вестей ни от него, ни о нем. Придется самой наводить справки. Она чувствовала себя крайне неловко, хотя у нее и было официальное приглашение Марии отобедать у них. К тому же, нет почти никакой надежды застать его в фамильном гнезде.

Так она говорила себе, переступая порог Уорт-Хауса в компании с Тотти, Норой и ее мамой и приклеивая на уста счастливую улыбку.

– Филиппа, зачем мы притащились сюда? – шепнула ей Нора.

– Ах, успокойся! Надо же где-то обедать, – отвечала ей Филиппа. – И потом, эта Мария с ее любовью к сиротам… Она такая славная.

– Мне известно, что благотворительность – это твое новое увлечение. Но леди Уорт… бррр, она такая скучная, такая несветская… Не понимаю, как ты только выносишь ее?

– Нора, Нора, нельзя быть такой недоброй, – произнесла Филиппа, призывая взглядом леди Де Реджис попридержать свою ретивую доченьку. – Я уверена, что ты найдешь манеры леди Уорт совершенно безупречными. («И ее манеры намного лучше твоих», – подумала она про себя.)

– Надеюсь, здесь найдутся молодые джентльмены для моей Норы, – сказала леди Де Реджис.

– О да, – вмешалась Тотти. – У лорда Уорта есть два брата, моложе его. Они оба не женаты.

– Один – длинный, как шнурок, а другой – книжный червь и педант, который цепляется к каждому слову Филиппы, – фыркнула Нора.

– Нора! – попыталась одернуть ее Филиппа. И когда эта девочка успела стать такой резкой и нетерпимой? И как она сама пропустила этот момент в ее воспитании?

– О, продолжай и дальше в таком духе, Филли! – усмехнулась Нора. – И когда только ты успела превратиться в такую благонамеренную зануду? Еще месяц назад ты была бы со мной заодно.

Это было правдой: она отдалилась от Норы и всех остальных. А когда это началось? С той поры, как она узнала Маркуса. Она увидела и оценила его доброту и благородство, его независимый ум, склонный к иронии. Она позволила ему узнать о себе больше, чем любому другому. Он стал ее другом.

А теперь она разрывается на части, не зная, где он и что с ним.

– Филиппа! – воскликнула Мария. – Как же я рада снова увидеться с вами!

Филиппа с удовлетворением отметила, что та последовала ее совету и теперь носила платье теплого оранжево-бежевого оттенка.

– Мария! – воскликнула Филиппа, касаясь губами ее щеки. – Я привела с собой моих друзей, которые сочувствуют вашему благородному делу и могут быть вам полезны. Позвольте вам представить леди Де Реджис и ее дочь Нору. С миссис Тоттендейл вы уже, конечно, знакомы.

Пока дамы обменивались комплиментами, Филиппа оглядывала комнату в поисках знакомой долговязой фигуры с насмешливыми глазами за стеклами очков и добродушной улыбкой. Но его, увы, не было.

Внезапно подала голос леди Де Реджис, словно читавшая мысли Филиппы:

– Я слышала, у вашего мужа есть два молодых и неженатых брата. – Она отнюдь не считала нужным скрывать свои намерения, ее цель – поиски достойного супруга для прекрасной доченьки. – Сегодня вечером они здесь присутствуют? – осведомилась она, оглядывая гостиную.

– Боюсь, что нет, – улыбнулась Мария. – Молодые мужчины… вы понимаете. Я не могу пригвоздить их к семейному гнезду.

– Их… их нет? – озадаченно спросила Филиппа. – Ни одного из них?

Мария смотрела на нее с непонятной усмешкой.

– К несчастью, я не видела Маркуса с прошлого уикэнда. Бирн как-то раз наведался отобедать, но и только…

Опасаясь лишних ушей, Филиппа бросила в сторону Тотти встревоженный взгляд. Та мгновенно поняла, в чем дело, и, взяв леди Де Реджис под руку, повела ее к столику с прохладительными напитками. Нора, в свою очередь, перепорхнула поближе к кучке джентльменов в дальнем углу.

Если нет молодежи, придется попрактиковаться на папочках, вероятно, решила для себя она.