Текст книги "Легкомысленное пари"

К удивлению леди Даннингем, Пенни Стерлинг неожиданно изъявила желание пригласить Филиппу на чай. И все из-за того, что Филиппа выразила ей дружеское сочувствие по поводу ужасного лондонского воздуха, вынудившего ее, мать отправиться на воды.

А Маркус Уорт так и не появился в ее гостиной. Что ж, завтра она непременно узнает, в чем тут дело… Но ей не пришлось дожидаться утра.

«Миссис Беннинг» – так начиналось послание Маркуса Уорта, мгновенно вызвавшее в ней досаду. «И когда же этот учтивый джентльмен научится называть меня по имени?» – с тоской подумала она. – Очень сожалею, что не смог быть у вас в назначенное время – в среду после полудня. Но не согласитесь ли вы встретиться со мной завтра утром в десять часов в Гайд-парке в северном конце озера Серпентайн?»

В десять утра! Попросил бы еще прибежать туда на заре. Филиппа получила его записку уже ночью, после возвращения с бала, где натанцевалась до упаду, и теперь у нее немилосердно гудели ноги.

Она нахмурилась, потом насмешливо фыркнула и села писать ответ. После нескольких язвительных замечаний, перечеркнутых и разорванных, она, неожиданно для себя, выразила согласие на встречу.

Наутро она прибыла в собственной карете к северному концу извилистого озера Серпентайн в сопровождении кучера и лакея. На ней был новейший прогулочный костюм: серо-зеленое платье с коротким темно-зеленым бархатным жакетом, украшенным по краям изящным виноградным орнаментом, вышитым золотой нитью. Ее лайковые перчатки и прогулочные ботинки были густого коричневого тона. Она сделала несколько шагов по невысохшей утренней росе, и тончайшая кожа слегка намокла.

Миссис Тоттендейл в это время еще мирно почивала в своей постели, как и положено всем людям с хорошими манерами и здравым рассудком. А Филиппа уже начинала сомневаться в присутствии у себя последнего. Но тут, словно ниоткуда, появился Маркус Уорт и встал рядом с ней.

– Отчего вы так напуганы? Разве вы не меня ждали? – спросил он с сардонической усмешкой.

– Но… но ваш глаз! – запричитала она, импульсивно потянувшись к его лицу. – Что с ним?

Он отпрянул назад.

– О, простите, простите! – сказала она. – Но это выглядит так ужасно. Вы уверены, что ваш глаз серьезно не поврежден?

С этим зелено-желтым подтеком, расплывшимся от виска к глазу, вид у Уорта был пугающим. Он явно уже использовал примочки, но время еще не успело залечить такой синяк.

– Я получил его не ранее как вчера. Он еще совсем свежий. Только не трогайте, умоляю вас!

– Ах, простите! – снова проговорила Филиппа со смиренным выражением лица. – Теперь я понимаю, почему вы не захотели вчера показаться на глаза леди Гемпшир.

– Вы правы, – ответил он. – Поверьте, я весьма сожалею…

– Все в порядке, – мягко ободрила его она и усмехнулась: – В сопровождении с таким ярким доказательством под вашим глазом ваше оправдание звучит очень искренно. Успокойтесь, для вас уже есть приглашение. Вы будете присутствовать на бегах Гемпширов.

– Я очень рад, с вашей способностью убеждать вы не знаете провалов.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но своим приглашением вы обязаны маркизу Бротону.

– Ему? – удивился Маркус.

– Да, – отвечала Филиппа, поглаживая беспокойного Битей. – Миссис Гемпшир назвала ему число приглашенных незамужних леди, а он указал ей на тот факт, что холостых джентльменов будет явно недостаточно. И вы были немедленно включены.

– О, я готов быть всячески полезным маркизу! Могу даже стать его личным телохранителем, – заявил он, вызвав усмешку Филиппы.

– Ему это ничего не стоило, леди Гемпшир была счастлива исправить свою ошибку. – Филиппа заметила, что он не слушает ее, уставившись в водную толщу длинного змеевидного озера Серпентайн[1]1
  Серпентайн – в английском языке «змеиный», «извилистый».


[Закрыть], форма которого определила его название. – Вы вытащили меня из теплой постели только затем, чтобы продемонстрировать свой синяк? – спросила она. – Расскажите хотя бы, как вы его заработали.

– Самым глупейшим образом. Но это не единственная причина, по которой я вас вызвал сюда.

– Так что же еще?

– Я хотел предложить вам кое в чем поупражняться вместе со мной.

– Поупражняться? – Филиппа усмехнулась скептически. – И какую же пытку вы припасли для меня?

– Ну, я бы не назвал это пыткой. Не желаете присесть?

Маркус подвел ее к литой железной скамейке у пешеходных мостков в зарослях ив. Солнце постепенно поднималось все выше, осушая росу на траве и заставляя раскрываться бутоны лилий.

– Я вот тут размышлял… – начал Маркус, усевшись на скамейку, сгибаясь и наклоняясь вперед. – Как хорошо видят ваши глаза?

– Мои глаза? – переспросила она. – Прекрасно! Во всяком случае, я никогда не носила очки, как некоторые, могу даже назвать кто.

– Прошу прощения, я неверно поставил вопрос. Мне нужно знать, как хорошо вы запоминаете то, что видите.

– Я запоминаю все, что вижу, – уверенно заявила она. – И я не преувеличиваю, – добавила она, заметив его скептический взгляд.

– Тогда начнем. Смотрите на озеро в течение десяти секунд, а потом закройте глаза и назовите каждого человека, которого вы видели.

– Но еще только десять утра, – запротестовала она. – Какой приличный человек притащится в такую рань? А те, что здесь… Зачем мне их запоминать? – проворчала она, прижимая к себе собачку.

– Именно поэтому я и выбрал такой ранний час. Вам не надо угадывать их имена, просто опишите мне их, – настаивал он.

Филиппа решила подчиниться, раз уж она все равно сидит в этом парке и раз на это уйдет каких-то десять секунд.

Она никогда не прилагала усилий, чтобы специально что-либо запомнить. Все запоминалось само собой. Но теперь она попробовала сосредоточиться. Филиппа смотрела на юных мисс среднего класса в чистеньких юбках из поплина, как они тащили корзинки с продуктами позади своих матерей. Смотрела на молодого человека, совершавшего утреннюю прогулку на лошади вокруг озера. Смотрела на пожилого джентльмена на другом берегу, читавшего газету и курившего трубку.

– Десять секунд истекли, – объявил Маркус, прерывая ее созерцание. – Итак, скольких мужчин вы увидели?

– Четырнадцать, – не раздумывая ответила она, поглаживая Битей.

Он помолчал, явно удивленный скоростью ее ответа и делая собственный быстрый подсчет.

– Нет, тринадцать, – возразил он.

– Четырнадцать, – настаивала она.

– Тогда попробуйте описать их.

– Два верхом в седле, но сейчас они почти не видны за ивами. Джентльмен, сидящий справа от нас на другом берегу с газетой и трубкой; три юных клерка, сбежавших ненадолго из офиса, как я полагаю; два гвардейца, что неудивительно, поскольку за нами Ланкастерские ворота; два пешехода, пересекших нашу тропу; мальчишка с мамой, которого с натяжкой можно включить в счет; затем мои кучер и лакей и еще – ваша персона. – Филиппа одарила его торжествующей улыбкой.

– Действительно четырнадцать, – вынужден был согласиться он.

– Вероятно, вы не нашли нужным приплюсовать мальчишку?

– Нет, – ответил он, – я не приплюсовал себя.

– И совершенно напрасно, вы не должны так небрежно относиться к собственной особе. Вы мало чем отличаетесь от этого мальчишки, – лукаво добавила она. – То есть я хотела сказать, что вы оба принадлежите к мужской породе. В общем, вы меня поняли…

– Ха-ха! – произнес он.

– Разумеется, это очень забавно, но мне не совсем ясна цель этого упражнения, – проговорила она.

Маркус рассеянно провел рукой по волосам.

– Просто я хочу, чтобы вы были подготовлены, – произнес он неожиданно строгим тоном.

– Подготовлена? – удивилась она.

Маркус уставился на воду и, не глядя на нее, заговорил монотонным, спокойным тоном.

– Каковы мои шансы отговорить вас отказаться от присутствия на Гемпширских бегах? – спросил он.

– Они равны нулю, – ответила Филиппа. – Леди Гемпшир никогда не простит мне этого, особенно после того как я вела с ней переговоры насчет вас. И потом, неужели вы думаете, что я позволю этой интриганке леди Джейн Каммингз флиртовать без всяких помех? Представляю, как она будет рада, если я не появлюсь там. – Филиппа устремила на него вопрошающий взгляд, но он по-прежнему продолжал смотреть на воду.

– К сожалению, я не могу посадить вас под замок, даже ради вашей собственной пользы, – произнес он.

– Ради вашей пользы вы должны еще попасть на Золотой бал принца-регента, не забывайте об этом, – парировала она.

– Именно так, – с грустью произнес он. – Я не могу уберечь вас от опасности, тем более что я даже не знаю, с какого конца она ударит.

– И не забывайте, что я – ваш проходной билет на все опасные мероприятия, – напомнила Филиппа.

– Поэтому я и хочу, чтобы вы были подготовлены, – очень серьезно проговорил он. – Я прекрасно осведомлен о вашей превосходной памяти, вы не раз демонстрировали мне ваши возможности. Но я хочу, чтобы вы научились выделять основное из хаоса лиц и голосов вокруг.

Раздражение Филиппы слегка поутихло, но какая-то частичка страха поселилась в ней после всех его внушений.

– Отлично, – сказала она бодрым тоном, распрямляя плечи. – Научите меня, на что мне следует обращать внимание. На хитрые переглядывания политических оппозиционеров, может быть? Или на грязных французских репатриантов, пытающихся пролезть через садовую решетку? А возможно, и на шелковое платье леди Гемпшир? Вы хотите узнать, заказано оно за границей или сшито в Англии?

– Ответьте мне, – сказал он и взглянул ей в глаза, – как много женщин здесь носят фартук?

Не поворачивая головы – поскольку его темные глаза не отрывались от ее синих глаз, – она произнесла:

– Три. Две девушки-служанки, пересекающие нашу тропу, и торговка с фруктовой тележкой у входа.

– Сколько мужчин носят перчатки?

– Все, кроме мальчика и клерков.

– А сколько мужчин читают газету?

– Пожилой джентльмен с трубкой – и, кстати, у мальчишки тоже какой-то клочок в руках – и еще господин на скамейке напротив.

– Сколько мужчин имеют при себе нож?

При этих словах у нее перехватило дыхание.

– Возможно, мальчик… – ответила она, впервые с ноткой неуверенности.

– Почему вы так решили?

– Я… я не знаю. Мне почему-то подумалось, что из них всех только мальчишка станет носить какой-нибудь перочинный ножичек в кармане. У гвардейцев есть сабли, у моего кучера – хлыст. Всем остальным ножи просто ни к чему.

– Миссис Беннинг, Филиппа, я должен просить вас быть внимательнее. Вы не угадали. Понятно?

Она кивнула, с завистью наблюдая за тем, как свободно он откинулся на спинку скамейки. Воздух все более прогревался, и она решилась спустить заскулившего Битей на землю. Обнюхав травку и слегка побегав, тот мирно свернулся на ботинках Маркуса. Филиппа, сидевшая все время выпрямив спину, тоже решила побаловать себя и откинулась на металлическую спинку, на которой уже лежала рука Маркуса. Издали могло даже показаться, что он обнимает ее.

– Я могу быть более успешной ученицей, если вы скажете мне, за кем конкретно я должна наблюдать, – мягко попросила она.

– Прошу прощения? – рассеянно произнес он.

– Вы хотите, чтобы я узнала Лорена? – осведомилась она без робости, чувствуя, что ступает на зыбкую почву. – Если бы я знала, как он выглядит, слышала его голос… Это бы очень пригодилось. Вы ведь его подозреваете, не так ли?

Маркус кивнул:

– Его и его сообщника. Как вы точно заметили в прошлый раз, у него должен быть сообщник.

– Так опишите мне Лорена. Немезида должна знать свою цель. Пора бы вам уже больше доверять мне.

– Я опасаюсь за вас. Как бы вам не пожалеть об этом. Вы можете совершить опрометчивый шаг. Поймите, это совсем не то, что ваши стычки с леди Джейн. Нет, миссис… Филиппа.

Он глубоко вздохнул, устраиваясь удобнее на скамейке, его рука уже касалась ее плеча. И может быть, поэтому он так старательно смотрел в сторону, отнюдь не собираясь убирать свою руку.

– В сущности, мне известно о Лорене немногим больше, чем другим, – начал он. – Его происхождение, как оно изложено лордом Уитфордом, кажется мне весьма достоверным. Но мы узнали его имя, только завладев его пистолетами. Он человек весьма утонченный и очень холодный. Он получает наслаждение лишь от самых изысканных вещей. Не сомневаюсь, он бы заинтересовался ва… вашим складом ума, вашими софизмами и так далее… – Он сделал неопределенный жест рукой.

Филиппа с достоинством пожала плечами. Почему бы и нет? Она нисколько не сомневалась в своей неотразимости.

– Он аристократ по рождению, но во время Французской революции потерял титул и примкнул к Наполеону, надеясь на восстановление своих прав. Много времени он провел в Англии, и я подозреваю, он должен был имитировать манеру произношения высших кругов, если бы не его презрение к англичанам и не боязнь порастрясти свою «французскую соль». Я знаю, Филиппа, что вы не раз побеждали в стычках с леди Джейн, но поймите, Лорен – это совсем иное. Он не станет колебаться, если понадобится убить вас и любого, кто встанет на его пути. – Рука Маркуса очень нежно легла на ее плечо, и все же Филиппа уловила слабую дрожь в этой руке.

– Но как же он все-таки выглядит? – спросила Филиппа, зная, что Сизый Ворон и Лорен встречались лицом к лицу.

– Бледный. Темные волосы. Глаза, которые прожигают тебя насквозь… – Голос его звучат так, словно он читал страницу из готического романа, а не пересказывал то, что видел собственными глазами.

– Но это похоже на описание какого-то вампира, – с дрожью в голосе призналась Филиппа.

Маркус промолчал.

– Мне кажется, я должна нанести визит вашему брату…

– Брату? Зачем?

– Мария предложила мне возглавить общественное движение в пользу несчастных сирот. И раз уж вы вытащили меня из моей постели в столь ранний час, придется потрудиться еще немного…

Он встретил это заявление ироничной улыбкой.

– Приятная утренняя прогулка в парке не могла вас слишком сильно выбить из колеи. Это такие пустяки…

В ответ на это замечание она выстрелила в него весьма выразительным взглядом. Он убрал руку с ее плеча, и сразу холодное пространство легло между ними, разрушив их уютный кокон. Филиппа встала, потянула за ошейник Битей, уютно свернувшегося на ботинках у Маркуса. Как только она встала, ее кучер занял свое место, а ливрейный слуга распахнул дверцы кареты.

– Желаю вам приятного продолжения утра, миссис Беннинг.

Казалось, он хочет добавить что-то еще, но не решается.

– Благодарю вас за то, что вы согласились на эту встречу.

– Мне доставила удовольствие наша встреча. Не забывайте делать примочки на ваш несчастный глаз.

– А вы берегитесь вампиров, – отвечал он с насмешливой улыбкой, склоняясь над ее рукой.

– Вы намекаете на того, что стоит поблизости? – невинно спросила она.

– А вы на что намекаете? – вспыхнул он.

– Не на вас. Взгляните осторожно на этого субъекта в тридцати ярдах сзади. Он бледен, изящен и строен, и вид у него такой, словно он только что поднялся с больничной постели. У него солидная трость с золотым набалдашником, злое лицо, и его ледяные глаза устремлены на озеро. А волосы у него такие черные – даже с синим отливом! Возможно, мне стоит пригласить его на мой бал Беннинг в духе «плаща и шпаги». Ему даже костюм не понадобится, достаточно просто стоять, изображая самого себя. А что, если он и есть тот самый французский шпион? Что, если это Лорен?

– Нет, это не Лорен, – с ласковой улыбкой произнес Маркус. – Вы снова не угадали, Филиппа. – Но она чувствовала, что он весь – как натянутая струна. Снова приложившись к ее руке, он отвернулся и пошел прочь. Ей оставалось лишь сесть в свою карету.

Однако, отдавая кучеру приказание ехать к леди Уорт, краешком глаза она следила за Маркусом. Он смотрел туда, где она заметила незнакомца с тростью! Лицо его было сосредоточенным, руки сжаты в кулаки. Но того и след простыл…

Глава 16

Маркус пошел домой самым длинным путем: через весь Гайд-парк, но не по прямой, а петляя – чтобы зайти к обувщику и в банк. Он даже свернул к зеленщице и купил у нее три апельсина, за что заработал косой взгляд, подвергший сомнению его джентльменское достоинство. Джентльмены крайне редко покупали снедь у зеленщиц – за них это делали слуги.

Но зато эта маленькая остановка позволила ему незаметно проверить, не следует ли кто-нибудь за ним. Пока он не заметил ничего настораживающего – ни подозрительной фигуры, ни ее тени. А ему хотелось бы узнать, кто может следить за ним, и повернуть все в обратную сторону – стать охотником, а не зайцем. Он даже старался не слишком петлять, чтобы его неожиданный преследователь не потерялся. То, что за ним идет слежка, он ощущал подсознательно, своим затылком, на котором начинали топорщиться волосы. Его затылок всегда чувствовал чужое внимание и никогда не подводил его.

Но несмотря на свои ощущения, он все же решил вернуться домой. Солнце уже катилось вниз по небосклону, оставляя пунцовые блики на медных решетках и стеклах пансиона для джентльменов за Лестер-сквер, где с комфортом обосновался Маркус, сняв для себя одного целый этаж. Конечно, он мог бы себе позволить и более изысканные апартаменты в дорогом отеле, но ему нравилось его тихое пристанище. Здесь было уютно, почти как дома.

Его комнаты были скромны, но он имел все, что нужно для холостого джентльмена: гостиную, кабинет и спальню, прекрасно обставленные. Горничная домовладельца проводила влажную уборку раз в неделю, а он потом небрежно запускал все до ее нового прихода. Однако в свой кабинет он редко ее допускал, навесив на дверь два надежных замка.

И сейчас, едва поднявшись на свой этаж, он поспешил к кабинету. Дверь была заперта, как обычно, но с тумблером второго замка было что-то не так – он был почему-то скошен. Внимательно изучая его, Маркус вдруг уловил какой-то шорох за спиной, за входной дверью на его этаж. Неслышно и быстро, как ночной кот, он пронесся по коридору и, глядя снизу, из-под двери, понял, что за ней кто-то стоит. Проверив, на месте ли его пистолет, который он носил сбоку под платьем, Маркус сосчитал до трех и уверенно распахнул дверь.

– О, прошу прощения, мистер Уорт, не поможете ли мне с этими коробками? – раздался скрипучий голос Лесли Фармапла. В руках у него было столько разных бумаг, что он едва удерживал равновесие.

– Лесли, так это вы?

– Да, мистер Уорт, пожалуйста, помогите мне освободиться от ваших вещей.

– О, разумеется! Но разве эти коробки мои?

– Да, сэр, – отвечал раскрасневшийся Лесли. – Это содержимое вашего стола. Мистер Кроули обратил внимание на то, что в нем ужасный беспорядок. И тогда Стерлинг приказал мне вычистить стол и отправить его содержимое вам.

– Не стоило утруждать себя, Лесли. Я бы мог зайти и сам, – сказал Маркус, беспокойно оглядываясь назад, на дверь своего кабинета.

Лесли не замечал или делал вид, что не замечает его озабоченности: он затаскивал коробки в холл.

– Да, но, кажется, лорд Стерлинг как раз и хотел избежать этого, – угрюмо проговорил Лесли. – Я лишь слежу за порядком, но вы их чем-то зацепили, вы теперь нежеланный гость.

– Увы, Лесли, – вздохнул Маркус.

Лесли еще сильнее вспыхнул, а потом весь как-то сжался.

– Чтобы вы знали, сэр. – Он помедлил, глядя Маркусу в лицо, а затем продолжил: – Я считаю, что лорд Филдстон чересчур резко с вами обошелся. И чересчур поспешно принял решение…

Маркус покачал головой:

– Возможно, это уже давно назревало… Но спасибо тебе, Лесли. И прости меня за то, что я не умел содержать свой стол в порядке. Некоторые люди очень болезненно относятся к беспорядку, я это понимаю.

Лесли расцвел улыбкой.

– Не думаю, что состояние стола, будь он запущенный или прибранный, может повлиять на исход войны. Всего хорошего, мистер Уорт. – Он приподнял шляпу. – Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь… но я бы хотел снова встретиться с вами в прежних стенах. Надеюсь, в конце концов это произойдет.

– Всего хорошего, Лесли, – сказал Маркус, протягивая ему руку. Тот с благодарностью принял ее.

– Я уверен, что мы еще увидимся, – бросил он и выскользнул за дверь, в объятия надвигающегося вечера.

Освободившись от Лесли, Маркус захлопнул входную дверь и с тяжелым сердцем направился назад в свои тихие апартаменты.

– Я пришел убить тебя, – спокойно произнес хриплый голос, и перед ним вырос черноволосый джентльмен из парка.

Он ловко, как фокусник, крутанул своей полированной черной тростью с серебряным набалдашником и, развернув ее поперек, накрепко придавил Маркуса к стене. Руки его были обездвижены, но зато ноги были свободны. Своим тяжелым ботинком он ударил нападавшего по голени, заставив того пошатнуться и ослабить зажим. Воспользовавшись этим, Маркус освободил руки, оторвался от стены, выбил у своего противника трость и прижал его к двери кабинета, отрезав таким образом путь к бегству.

– Извини за слишком недружественное приветствие, – прошипел Маркус в лицо человека из парка.

Черноволосый усмехнулся в ответ:

– Ты медлительный болван! – За этими словами последовал ряд отточенных боксерских ударов в открытый левый бок Маркуса.

Ответным ударом Маркус заставил наглеца впечататься в дверь всем позвоночником.

– Не хочешь играть честно? Отлично! – усмехнулся Маркус и нанес следующий удар по раненому бедру противника, угодив в знакомый шрам.

Тот рухнул на пол.

– Т-ты, ты чуть не убил меня, – задыхаясь, проговорил он.

– Ты метил в мои слабые места, а я попал в твои, – ответил Маркус, отступая и складывая руки на груди.

– У меня более свежие раны. Грэм убил бы тебя, если бы увидел твой подлый удар.

– Но Грэма здесь нет, а ты вообще должен находиться в деревне.

– А кто подбил тебе глаз? – спросил черноволосый, разглядывая Маркуса.

– Вряд ли это можно назвать достойным поединком. Я боксировал со сводником в Уайтчепеле.

– Тэк-с, тэк-с, Маркус. Раньше у тебя был более изысканный вкус.

– Я искал там кое-какой след, Бирн, – криво усмехнулся он. – Но что же ты? Проходи. По-моему, тебе не повредит чашка чая.

– Сначала я хочу получить разъяснение, за которым пришел. Что за утечка информации? Почему слухи о Сизом Вороне будоражат весь город? – угрюмо вопросил он. В его до этого спокойном тоне прозвучало порицание, черные брови сошлись на переносице.

– Чтобы объяснить это, потребуется не одна чашка чая. – С этими словами Маркус проводил еще одного своего брата, Бирна, в тесный и захламленный кабинет.

Маркус и Бирн составляли одну неразлучную команду еще в далеком детстве. Грэму, их уравновешенному старшему брату, было семь лет, когда Бирн начал подрастать и живо интересоваться всем вокруг, задавая свой тон в общении с родными и слугами. Ему нравилось верховодить. Но его старшему брату это было совсем не по нутру, он не любил, чтобы кто-то оспаривал его право первородства. К тому же Грэм считал Бирна сопляком. Но зато Маркус, который был двумя годами моложе Бирна, накрепко привязался к нему.

Бирн выделялся из всей семьи своей романтической внешностью и тягой к приключениям. Ему повезло родиться с иссиня-черными волосами и пронзительным взглядом холодных синих глаз. Но авантюрное начало соединялось в нем с рассудительностью, граничащей с цинизмом. Он с детства обладал железной волей и умел подчинять людей какой-то своей особой гипнотической силой.

Что касается Маркуса, то он рос горячим и порывистым, всегда готовым отстаивать до хрипоты то, что казалось ему важным. Однако в юности он стал более терпимым и научился относиться снисходительно и даже с юмором ко многим грустным вещам.

Можно предположить, что такая разница характеров и темпераментов должна была бы разъединять братьев. Но они составляли поразительно дружную пару и понимали друг друга без слов. И всегда поддерживали один другого.

Когда Бирн выхлопотал себе офицерский чин, Маркус последовал его примеру. И когда Бирн потянулся к шпионской деятельности, Маркус без колебаний стал его напарником и шифровальщиком. Он собирал и сортировал для него информацию, докладывал о перемещениях его цели и предлагал следующую цель.

Разумеется, эта деятельность не была их частным делом. Оба они были зачислены офицерами семнадцатого полка армии его королевского величества. Вместе с полком они сражались в долине Луары, а потом, перейдя Пиренеи, оказались в Испании. И там, в Испании, Маркус и Бирн перехватили первую вражескую депешу.

Это не составило большой сложности: лазутчиком оказался испанский мальчишка, слонявшийся по деревне. Но однажды в трактире Маркус с Бирном заметили, как, с опаской озираясь по сторонам, он прихватил со стола грязный клочок бумаги. Братья решили проследить за ним.

Бирн прокрался в полуразрушенный дом вслед за мальчишкой и вернулся с перехваченным листком, а заодно и с информацией обо всех обитателях дома. Его иссиня-черные волосы и сносное испанское произношение помогали ему не раз сойти за своего. Но именно Маркус преуспел в расшифровке перехваченной информации. Тот грязный листок помог спасти от уничтожения их полк.

Когда слух об их подвигах дошел до Уайтхолла, они были зачислены в военную разведку. Внешне все оставалось как прежде: они продолжали служить в полку, но это было лишь прикрытием их шпионской деятельности.

Бирн пропадал в окрестных деревнях неделями, мимикрируя под местного жителя и охотясь за каждым словом и фактом. Его испанский становился все более свободным, а его французский и раньше был безупречным. Он добывал обрывки информации, которые Маркус потом сопоставлял и разгадывал. Постепенно роли между ними распределились предельно точно: Бирн – человек действия, Маркус – голова, мыслитель. Псевдоним Сизый Ворон больше подходил Бирну, но принадлежал скорее им обоим. Но как и когда он стал достоянием общества – это отдельная история.

Маркус был отозван в Лондон зимой 1812 года на несколько недель для восстановления после полученного ранения. Однажды, когда он уже не знал, куда себя девать от скуки в доме Грэма и его новобрачной Марии, его вызвали в Военный департамент и потребовали, чтобы он написал рапорт обо всех операциях его и Бирна, о взаимоотношениях с местным населением. Департаменту требовались последние сведения о положении дел и настроениях на континенте. Не желая раскрывать свое имя и имя брата, Маркус поставил подпись: «Сизый Ворон», что как-то перекликалось с внешностью брата. Однако вышло так, что документ, читавшийся скорее как авантюрное сочинение, выпорхнул из стен военного ведомства.

Трудно даже представить степень изумления Маркуса, когда однажды за завтраком, раскрыв «Таймс», он нашел там целый разворот с отрывком из своего рапорта. На следующий день он обнаружил продолжение, потом еще и еще.

Ответ был до изумления прост. Наступивший 1812 год был не из легких, две войны выиграны, но в обществе чувствовалась усталость. Герой войны Сизый Ворон был призван пробудить народ от апатии, высечь искру патриотизма. Языки заработали, имя стало обрастать легендами. Сверху посчитали, что это работает на сплочение нации.

Когда Маркус вернулся в армию, газетные публикации продолжались. Иногда они опирались на реальные факты, но далеко не всегда. Однажды братья долго хохотали, раскрыв случайно газету месячной давности.

Грэму, который унаследовал вместе с имением отцовский титул, они никогда не рассказывали о своих подвигах. Если бы он узнал, что один из его братьев – тот самый прославленный, непотопляемый шпион Сизый Ворон, а другой – автор этого имени, он бы сошел с ума. Потому Бирн и Маркус хранили это в секрете. Это имя, словно волшебная нить, накрепко привязало одного к другому.

За все эти годы Бирн ни разу не усомнился в Маркусе: он доверял его информации и шел по тому следу, который тот указывал.

Но только до настоящего момента.

– Филдстон прав, что вышиб тебя, – ты свихнулся! – проговорил Бирн, наполняя свой стакан, но отнюдь не чаем, а крепкой жидкостью из фляги, поставленной Маркусом на письменный стол. Маркус встрепенулся. Для него эта история с призраком вовсе не была выдумкой, и он имел право рассчитывать на понимание хотя бы своего брата.

– Бирн, я что, часто ошибался? – спросил Маркус с некоторой обидой. – За все время нашей работы я промахнулся только однажды. Да и то эта моя промашка спасла тебе жизнь. Помнишь, ты застрял на молочной ферме в Бельгии посреди заливных лугов и только поэтому не попал под прицел снайпера? – Маркус сделал хороший глоток бренди из своего стакана.

Бирн выстрелил в него холодным взглядом.

– Я не говорил, что ты не прав, Маркус. Я сказал, что ты свихнулся, сошел с ума, братец. Ты разговаривал с Филдстоном в присутствии посторонних!

Лицо Маркуса приняло виноватое выражение.

– Более того, – продолжал Бирн, – ты посвятил этого случайного свидетеля в свои планы, а ведь эта особа – совершенно бесполезное существо, не владеющее никакой информацией и не способное даже хранить ее. Да что там! Это просто пустоголовая, напыщенная красотка – леди Филиппа Беннинг!

Бирн метал на своего брата грозовые взгляды. А тот чувствовал себя так, как если бы заснул в мечтах в одиноком коттедже у озера в районе Лейк-Сити, а пробудился от грохота в лондонских портовых доках. Оказывается, слухи о предстоящем бале в духе «плаща и шпаги», который устраивает миссис Беннинг, уже докатились до лондонских окраин. О нем не знал только ленивый. Чего стоили одни только ее пригласительные билеты, отпечатанные на черно-синем картоне! И в них еще было сказано, что на балу гостей ожидает раскрытие какого-то важного секрета. Конечно, толковали еще и о позорно провалившемся банкете Уитфорда с пропажей французских дуэльных пистолетов. И о перышке ворона… В общем, чья бы ни была вина, но имя Сизый Ворон не сходило с уст обывателей по всей Англии.

И вот является сам Бирн со своей незаживающей раной – бледный, циничный и чертовски усталый, от всех этих неприятных слухов. А он, Маркус, стоит перед ним как нашкодивший мальчишка.

Бирну не повезло: на войне он был тяжело ранен, и характер его не стал от этого лучше. И вот пожалуйста, над ним снова нависает черная тень воскресшего Лорена. Впрочем, охлаждение между братьями наметилось не сейчас, а когда Маркус вернулся в полк из отпуска со своей подлеченной ножевой раной в левом боку. Бирн, с детства мечтавший о славе, внезапно осознал: эта слава о его подвигах может только повредить ему – навести на его след, а он уже не так ловок и силен, как раньше.

Пуля, которую Маркус сам выковыривал из ноги брата, глубоко задела мускул и кость, рану никак не удавалось залечить до конца. Бирн страдал от постоянных болей и искал способ успокоить их.

Простейший способ он нашел сразу, пропав однажды на три дня. И Маркусу пришлось вытаскивать его из опиумного притона на южном берегу Темзы, едва дышащего, в полной прострации.

Его держали дома в течение трех недель, пока он приходил в себя. Тогда на семейном совете было решено: Бирн переберется в коттедж, в Лейк-Виллидж, унаследованный им от старой тетушки, – подальше от пороков большого города.