Текст книги "Сияние потухших звезд"

– И что это такое?

– Оно живое? – вставила Ниями. – Живое существо в открытом космосе?

– По крайне мере, похоже на него, – сказал Волков.

– Оно разумное? – спросил Салук.

– Вы задаете слишком много вопросов. У нас и так их накопилось более чем достаточно, я бы предпочел, прежде чем придумывать новые, ответить хоть на часть предыдущих.

– Возможно новые вопросы являются ответами к старым, – сказал капитан.

Существо продолжало медленно закручиваться вокруг самого себя и, словно медуза, шевелило бесконечными своими щупальцами. «Танидзам» не двигался.

– Неужели это белковая форма жизни?! – сказал Волков. – Вот что у меня вертится на уме. Можно много чего представить живущим вот так, в пустоте космоса. Кремниевые существа, науке известны некоторые примитивные формы жизни такого рода. Металлические. Или газообразные. Или энергетические. Но белковая! Я, даже вооружившись всеми своими знаниями, предположить не могу как способна существовать подобная особь в космосе. Разве что у него есть своего рода защитный щит, но ничего подобного мы, по крайней мере невооруженным взглядом, не наблюдаем.

– А знаете, что меня волнует гораздо больше этого? – подал голос Кихан.

– Какие-нибудь пошлости наверняка, – отмахнулась Ниями.

– Кроме этого.

– Я и представить не могу, чтобы вас интересовало что-нибудь, кроме пошлостей.

– Ну почему же, – отозвался капитан. – Старпом очень любит раскраски. У него богатый набор карандашей.

– Капитан! – строго сказал Кихан. – Побойтесь бога, я ведь тоже знаю ваши секреты.

– Голых баб поди раскрашивает, – предположила Ниями.

– Разумеется, это же старпом, – подтвердил Каратикардха.

– Старается, наверное.

– Вовсе нет, – Кихан громко вздохнул. – И вообще, неужели вы действительно думаете, что детсадовские шуточки способны вывести из себя взрослого, состоявшегося в жизни джентльмена?

– Наверное, нет, но вот вас – другое дело.

– Какая вредная женщина, – пожаловался Кихан. – Капитан, разрешите замуровать ее в стену?

– Погоди пока, не сегодня.

– Я назначу день.

Кихан снова взглянул на мониторы. На мостике стала подниматься температура, на лбу выступила капелька пота.

– Так вот, меня интересует, – сказал наконец Кихан, – насколько эта дикая тварь плотоядная? Можем ли мы допустить, что она решит разнообразить свой рацион нами?

– Мы понятия не имеем способно ли оно выйти из мира за разломом в наш, – Волков развел руками. – Если, конечно, принять за условие, что эта два разных мира. Впрочем, если предположить, что Вселенная за разломом все же иная, можно найти и объяснение существования белковой жизни. Если допустить, что их космос наполнен не темной материей, веществом Гюйгенса и энергетическими потоками, характерными для нашей, а, к примеру, кислородом…

– Вы уверены, что в таком космосе могли бы существовать звезды? – спросил Салук.

– Нам придется предположить, что эти звезды формируются и работают не так, как в нашем мире.

– Слишком много допущений, – пожаловался капитан, затем нажал на кнопку на ручке кресла. – Дика, у нас на мостике температура как в бане, исправьте, пожалуйста.

– Исправляю капитан, попарьтесь еще немного, – отозвался второй инженер.

– Кихан, только не говорите мне, что вы боитесь будто вас покусают? – ехидно спросила Ниями.

– А вы бы этого хотели?

– Нет, но не переживайте, чудовище обойдет вас стороной, побоится несварения желудка.

– О вероятном несварении от пищи оно узнает только после того, как ее употребит, – резонно заметил Кихан. – Так что ваши колкости, несчастная моя, как обычно бьют мимо цели.

– Значит, вас съедят?

– Да, меня съедят.

– Радость-то какая.

Температура по-прежнему не спадала. Капитану, как самому тучному из всех, пришлось немного расстегнуть скафандр, но все равно пот катил по его раскрасневшемуся лицу.

– Что теперь, профессор? – сдавленно спросил он.

– О, у меня масса идей, – с едва скрываемым энтузиазмом сказал Волков. – Ведь мы, по сути, открыли новый вид, новую жизнь. Это, конечно, не редкость в наше время, каждый день на какой-нибудь планете обнаруживается с десяток неизвестных науке животных, но это совершенно уникальное. Никогда еще человечество не сталкивалось с жизнью, способной существовать в подобных условиях. Мы на пороге невероятных открытий. Конкретно мы с вами.

– Значит, это чудище назовут в нашу честь? – спросил Кихан.

– Да какая у вас честь? – вновь съязвила Ниями. – Вашим именем, Кихан, назовут только слизня какого-нибудь.

– Как скажете, я могу и в сторонку отойти. Так и назовем – Чудище Ниями.

Ниями громко цыкнула.

– Я хочу сказать, – продолжал Волков, – что, стоя на грани научного открытия, наша с вами задача, господа, исследовать это явление настолько полно, насколько возможно. Мы должны понять и выяснить об этом существе все что в наших силах…

– Мы этого делать не будем, профессор, – оборвал капитан. – У нас вот-вот отключится кислород и энергия, и уже сейчас мы тушимся в духовке. В любой момент системы «Танидзам» могут прекратить работу и тогда для нас с вами будет – все. Пусть вы соберете какие-то сведения, в настоящее время вы никак не сможете ими поделиться ни с кем. Мы не можем никак связаться с человечеством. Поэтому, стоя перед выбором исследовать неизвестное и превратиться в летающий гроб, застрявший между мирами и запечатавший в себе навек все приобретенные знания, или попытаться найти выход из положения и выжить, я как капитан и человек простой, рабочий, так сказать, выберу последнее.

– Я вас понимаю, – хмуро сказал Волков.

– В таком случае, что вы предлагаете?

– Учитывая, что мы не можем даже вообразить намерений вставшего на нашем пути существа, я считаю нам следует, постоянно за ним наблюдая, отойти чуть в сторону и посмотреть за реакцией. Ведь, насколько я могу судить, оно находится как раз на нашей траектории.

– Да, но внутри разлома. Мы ведь туда входить не собираемся?

– Как знать? – загадочно сказал Волков, и капитан сдвинул брови. – И будет ли оно сидеть на месте и разглядывать наши маневры?

На мостик сквозь вентиляционные отверстия хлынул морозный воздух, да такой, что меньше чем за минуту температура упала градусов на двадцать.

– Теперь он собирается нам заморозить, – сказал Кихан.

Впрочем, все и так уже были в скафандрах, способных выдерживать низкие температуры.

– Чидам, разворачиваемся на правый борт и идем вдоль разлома. Курс на сорок пять градусов. Вторая скорость.

– Как скажете.

Корабль наконец включил двигатели и неторопливо пополз параллельно разлому.

– Оно зашевелилось, – шепотом сказала Ниями.

– Движется вместе с нами, – заметил Волков.

И действительно, космическое чудовище сдвинулось с места и пошло параллельным курсом – и кораблю, и разлому.

Вновь мостик погрузился в завораживающую тишину. Капитан легонько водил указательным пальцем правой руки по ручке кресла, Волков смотрел то на данные, то на изображение чудовища, пытаясь уловить все разом, Кихан же замер в такой неподвижности, что казался живой статуей.

– Как там цифры? – спросил капитан.

– Стоят на месте, как и полагается, раз уж мы не приближаемся к цели, – ответил Волков.

– Может быть, в таком случае, стоит приблизиться?

– Пожалуй, стоит.

– Чидам, тридцать градусов левее.

Корабль немного забрал в сторону к разлому.

– Оно следует за нами? – спросил Ниями.

– Возможно, в нем тоже погибает любопытный биолог? – ответил Кихан.

– Дика, ну в конце концов, отрегулируйте температуру, – сказал капитан в рацию. – У нас уже лед на мониторах.

– У меня сорок пять выше нуля, – отозвался Метци из своей рубки.

– Работаю, – прозвучал как-то отдаленно голос Дики.

Тем временем с каждым мгновением корабль все ближе и ближе подбирался к разлому – на главном мониторе тот занимал уже половину картинки, а на увеличивающем росло в размерах космическое чудовище. И чем больше оно становилось, тем более светлый оттенок принимало. Теперь можно было различить даже слизь, собирающуюся и пенящуюся в отверстиях на его теле.

Волков был поражен настолько, что не знал с чего и начать.

– Боже мой, – сказала Ниями, отчаянно треща зубами от холода. – Оно идет вместе с нами. Что ему нужно?

– Неужели вы еще не заметили? – удивленно спросил Волков, и глаза его блестели от возбуждения.

Чего точно не замечал сам Волков – так это температуры на мостике. Он покраснел и тяжело дышал.

– Чего? – спросил капитан.

– Оно никуда не следует, это же очевидно. Это никакое не чудовище. То есть, как бы теоретически чудовище, конечно, но все же – это не что иное как наше с вами отражение. Отражение «Танидзам» на глади разлома, если так можно выразиться.

Волков окинул всех восхищенным взглядом.

– Как? – выдохнула Ниями. – Как это может быть?

– Профессор, я точно уверен, что «Танидзам» не похож на дырявый шар с щупальцами, – добавил Кихан. – Разве что его капитан.

– Я тоже ничего не понимаю, – задумчиво сказал капитан. – Впрочем, звезды…

– Вот именно, – подхватил Волков. – Звезды, которые мы видим, тоже не похожи на наши звезды. Очевидно, мы имеем что-то вроде неправильного отражения подручными средствами. Мир за разломом устроен иначе нашего и то, что мы наблюдаем – наиболее близкие аналоги того мира этому.

– Это антинаучное безумие, профессор.

– Разумеется, и тем не менее. Подумайте о несовершенной кинокамере. Старой модели, еще первых образцов, способной передавать ограниченное количество оттенков серого. Она запечатлевает наш с вами мир таким, какой он, безусловно, есть. И отражает его в меру своих возможностей, где-то теряя, упуская цвета и детали, где-то, наоборот, подчеркивая то, что мы не можем увидеть нашим обычным зрением, подавая наш мир под своим собственным углом.

– Ни разу не слышал, чтобы существовали такие камеры, которые превращают обычного человека в подобие нашего капитана, – не унимался Кихан.

– Да сколько угодно, просто в таких камерах спецэффекты заранее продуманы. Мой миниэхо может запечатлевать полное пространство в трех измерениях и вносить в него изменения, которые я захочу. К примеру, делая снимок мостика я могу добавить на него человека, которого там нет. Или заменить Кихана на, допустим, какую-нибудь поп-звезду.

– Как жаль, что нельзя сделать этого в реальности, – сказала Ниями.

– У меня тоже есть такая программа, – отозвался старший помощник. – Она автоматически улучшает записи, убирая с них то, что портит вид. Например, ни на одном из моих снимков мостика нет Ниями.

– Кихан, уймитесь, или я прикажу Чидаму вас связать, – сказал капитан. – Кстати, профессор, какие могут быть последствия? Если принять во внимание, что мир за разломом видит в нас какое-то чудище, то что, вообще, представляет собой его граница? Она похожа на зеркало и непроходима? Ведь в противном случае мир изнутри мог бы вывалиться сюда, к нам.

– Не возьмусь и предполагать, здесь я полный профан, – признался Волков. – Однако нам все еще нужно подойти ближе.

– Это может быть опасно.

– Сейчас каждая минута промедления для нас опасна. Это ваш аргумент.

Корабль потихоньку выровнялся и стал приближаться к разлому уже не по диагонали, а прямо перпендикулярно. Чудовище в отражении стремительно увеличивалось и все продолжало скручиваться и вздуваться.

По поверхности разлома вдруг промчался едва заметный розовато-желтый всполох, словно метеор. Спустя мгновение еще один, и еще – побольше. Ничего подобного раньше никто не замечал.

– Капитан, судя по данным со сканеров – разлом уменьшается, – сказал Салук.

– Но ведь сканеры при наведении на него не работают?!

– Да, но увеличивается область сканируемого пространства вокруг. Значит…

– Разлом схлопывается! – воскликнул Волков.

И правда – полоса, разорвавшая космос и до сих пор занимавшая чуть ли не весь главный экран, сужалась глазах. Волков перевел взгляд на монитор с данными. До момента возвращения «Танидзам» в нормальное пространство оставалось пройти вроде бы совсем немного, но и расстояние до разлома – еще меньше. Неужели все-таки для того, чтобы вернуться, они должны шагнуть внутрь? Что тогда?

Корабль продолжал двигаться навстречу неизвестному, но с каждой минутой все медленнее и медленнее. На мостике чуть потеплело.

– Капитан, взгляните сюда, – сказал Салук и вывел на дополнительном мониторе изображение далекого космоса позади корабля. – Максимально возможное для «Танидзам» увеличение. Район Адении. Примерно.

Черноту космоса по диагонали пересекла яркая красно-оранжевая полоса. Она была настолько тонкой, что и на предельном увеличении оказалась едва различима. Мало того, излучение выглядело нестабильным и то пропадало, то исчезало. Лишь несколько мгновений спустя Волков догадался, что оно ежесекундно меняет окраску и, становясь темнее, уходит за порог видимости. А через минуту или чуть больше оно пропало совсем.

– Судя по регистраторам, – сказал пилот, – излучение, прежде чем исчезнуть, пересекло всю территорию Адении. Это все, что я могу сказать.

– Вряд ли оно исчезло, – вмешался Волков. – Скорее всего стало бесцветным, как то, что перед нами. С нашего расстояния его теперь не различить.

– Насколько широким был луч? – мрачно спросил Каратикардха. – Он что-нибудь задел?

– Ничего не скажу. Но если предположить, что ширина того луча была примерно равна нашему, то вероятность столкновения с планетой или звездой практически исключена.

Капитан молча уставился на главный экран. По центру схлопывающегося разлома шевелилось, будто обдуваемое ветрами, серое существо. Слизь на его отверстиях то вздымалась, то, чуть отойдя от тела, возвращалась назад.

– Поразительно, – прошептал Волков. – В открытом космосе…

Изображение разлома продолжало увеличиваться. Вот еще чуть-чуть и можно будет ощутить дыхание этого существа. К тому же, как назло, на этот раз в рубке понесло газом.

– Уже работаю, – раздался в коммуникаторе голос Дики, решившего не ждать жалоб капитана.

– Что с данными? – нервно спросил капитан.

До столкновения с разломом оставалось всего ничего. Мало того, учитывая неопределенность его границы, которая к тому же еще создавала мелкие колебания и пребывала в непрерывном движении, неприятностей можно было ожидать в любой момент.

– Почти, – отозвался Волков. – Но, очевидно, нам придется-таки пересечь границу.

– Этого только не хватало. И что случится? – капитан уже отчетливо тарабанил по столу костяшками пальцев.

Кихан наконец сел и пристегнулся, Ниями молчала в растерянности и страхе. Только лицо Салука оставалось спокойным и заинтригованным – короче говоря, таким же, как всегда.

– Представления не имею.

– Что вы рекомендуете?

– Продолжать, какой еще у нас выбор?

– Мы же столкнемся с этим… – то ли сказала, то ли пропищала Ниями.

– Да, да, – согласился капитан. – Мы идем прямо в пасть.

– Я не вижу у него никакой пасти.

– Капитан, если вы хотите успеть остановить корабль, то у вас десять секунд, – сказал Салук со спокойной улыбкой. – Потом будем совсем поздно.

Каратикардха положил руку на грязные волосы и до боли сжал зубы. Он был капитаном заурядного космического грузовоза, возил молоко, зубную пасту и сменное белье по одному и тому же маршруту уже много одинаковых лет. Конечно, путь был не то чтобы спокойный – безопасных дорог во фронтире не сыскать и никогда не знаешь, что тебя караулит на выходе из бета-пространства. Пираты, пришельцы, аномальные флуктуации или еще что похуже.

Например, похуже? – подумалось самому.

Однако ни один пират в жизни не сделает с вами того, на что способна гигантская космическая трещина, за которой таится совсем иной мир, теоретически, конечно, иной мир. Для таких дел, лучше сказать – подвигов, нужны радикально другие корабли с другими капитанами. С энергичными, целеустремленными и обязательно тщеславными карьеристами. Ни одного из этих качеств у Каратикардхи не было. Да вообще ни у кого на этом корабле не было. Разве что Дика казался тем еще живчиком, но так ли это на самом деле? Кто его знает по-настоящему, этого Дику?

И ведь нельзя переложить ни на кого другого! На другого капитана на другом корабле. Или на…

– Чидам, остановите корабль!..

– Десять секунд вышли, капитан, – сообщил Салук, – столкновение неизбежно.

Но прошло еще почти полминуты, прежде чем нос «Танидзам» соприкоснулся с несуществующей поверхностью схлопывающегося разлома.

19

«Танидзам» прошел границу.

Мир вокруг начал меняться, но медленно, как будто через силу, как будто стрела времени, порхнув по воздуху, вдруг попала в воду. Звезды, до того казавшиеся незыблемыми в своей неподвижности, – зашевелились. Создавалось впечатление, что они расступаются перед ползущим на них кораблем, пусть расстояние до него было огромным. Словно погружался он в густой кисель и расталкивал вокруг себя пространство, а то волнами отпихивало все попавшее в него ранее.

Звезды, до сих пор всего лишь крапинки, точки на далеком черном фоне, поплыли неспешно, превратились в короткие линии, росчерки. Они двигались хаотично, кто-то влево, кто-то вправо, слетали со своих галактических орбит.

И темнота бесконечного пространства переставала быть темнотой. Черный мрак очень медленно, старчески медленно менял свой цвет. Сперва немного просветлел, посерел, а потом стал принимать какие-то совершенно невообразимые цвета. Такие цвета – которых не видел ни один человек, потому что нет в человеческом мире ничего такого, что может эти цвета породить. Поначалу они не были яркими, скорее наоборот, мрачными, приглушенными. Такими, что никак невозможно описать. И звезды на этом удивительном фоне все ускорялись и ускорялись, шли кругом, как будто заводилась карусель. Они тоже меняли и краски, и форму, вытягивались, походя все больше на метеоры с каждым витком. И время меняло свой ход вместе с ними, хотя и сложно было понять в каком направлении. Волков продолжал сидеть в своем кресле, но ему казалось, что он стоит сейчас в буфете и одновременно в своей каюте. Дика, шедший по коридору в сторону щитка в двигательном отсеке, внезапно столкнулся с самим собой, идущим в противоположном направлении. А потом, добравшись-таки до щитка, увидел еще одного себя, копающегося в приборах. Старший инженер Метци с удивлением наблюдал как он сам входит в машинное отделение и едва успел выпрыгнуть из кресла, в которое не глядя уселся двойник. Яланиюма застыла с бутылочным горлышком в губах, заметив запершегося в буфет давно погибшего Атэра Брока. Тот вышел через противоположную дверь, а затем вошел еще раз через несколько минут и проделал тоже самое. Время менялось, но было непонятно в какую именно сторону и в сторону ли вообще.

Звезды все ускоряли свой бег и теперь уже слились в жирные макаронины, окружавшие корабль со всех сторон. Космос с каждым мгновением приобретал все более яркие и раздражающие цвета. И все менялось. Волков почувствовал мелкую дрожь в теле. И в какой-то момент он понял, что он – больше не он. Волков по-прежнему Волков, но уже не тот человек, который был раньше, а нечто принципиально иное. Но какое?.. Например, он вдруг понял, что может прекратить дышать – и ничего дурного не случится. Он может протянуть руку к рычагу в противоположном конце комнаты – и нажать на него. Может видеть лицо капитана Каратикардхи, сидя к нему спиной.

И прямо сейчас капитан что-то говорил. Волков все же обернулся, чтобы удостовериться – и правда. Капитан открывал рот, но никакого звука не производил. Ему ответила Ниями, или скорее не ответила, а, если судить по выражению ее лица, спросила, что тот сказал. И ее голоса тоже никто не услышал. Звуки пропали. Все до единого. Волков постучал пальцем по ручке кресла, по приборной панели. Ничего. Дотронулся до груди – сердце не стучится.

Дверь на мостик открылась и вошел капитан. Второй капитан. Он постоял в проеме и внезапно пропал – просто исчез, словно его вырезали из пространства. Но двери остались открытыми и захлопнулись только спустя минуту.

Волков почувствовал тяжесть. Его вдавило в кресло, и то поплыло под ним, будто марево. Он уткнулся носом в приборы, в глазах помутнело, но он сумел все же разобрать весело прыгающие стрелки аналоговых измерителей и сошедшие с ума электронные. Мониторы принялись транслировать шумы.

Он еле повернул голову и с ужасом увидел, как у Чидама Салука из орбит лезут глаза. Салук поднес к лицу дрожащие руки и глаза его поползли к ним, стали менять форму, удлиняться, превратились в двух жирных червей. Ниями валялась под свои креслом и, часто моргая, смотрела в пол. Каратикардха покрылся кровавым потом. Все пространство, не только снаружи, расплывалось волнами, скручивалось, шло зигзагами, тонуло в дымке и в самом себе, как будто стало сном, от которого пытаешься проснуться, выныриваешь раз за разом, но тотчас погружаешься вновь. Все изменилось и в то же время сознание, заторможенное и подверженное тем же самым искажающим процессам, не способно было это осознать и понять, что же стало иначе на самом деле.

А звезды неслись все быстрее и быстрее. Все стремительнее, все головокружительнее. И вот они уже больше не звезды, не штрихи в ярком пространстве. Они слились в единую массу света. Вокруг только они в сумасшедшем потоке невероятной скорости, ежесекундно меняющие окраску на все более и более удивительную.

Мир вертелся настолько быстро, что остановился.

Все прекратилось.

Звездный шторм за бортом стал единым, монотонным потоком, пустым, светло серым пространством, в котором застыл неподвижный «Танидзам». Как помидор в банке с молоком.

Замерли приборы на тех отметках, на которых их застала остановка. Прекратило крутиться и ломаться пространство. Гравитация стала похожа на гравитацию. Ниями подняла голову и удивленно смотрела по сторонам. Салук вдвинул обратно глаза. Все как будто бы встало на свои места, но все изменилось и места, которые оно должно было занять – тоже.

Включились мониторы.

Бесконечное серое пространство, от края до края заполненное ничем. Ни звезд, ни галактик, ни газовых облаков, ни пульсаров, ни черных дыр. Ни людей.

Волков был абсолютно и совершенно уверен в последнем.

Однако кое-где в унылой этой серости пространства можно было различить едва заметные тени, как будто легкие облачка. Неподвижные, хотя и клубившиеся по краям, словно испаряющиеся.

Каратикардха кашлянул, чтобы проверить вернулся ли голос. Кашель этот грохнул громом. Ниями вздрогнула от неожиданности и едва снова не свалилась на пол.

– Все целы? – спросил капитан сиплым голосом.

Волков и Ниями кивнули.

– Руки болят, – еще тише сказал Салук. – Но ничего, сейчас пройдут. Просто вообще очень странное чувство.

– Как будто твои руки – это не руки? – спросил Волков.

– Да, что-то примерное…

– Юма, Дика, Метци, – позвал капитан в коммуникатор. – Отзовитесь.

– Это какая-то Сатана, капитан, – прохрипел Метци. – Мы еще живы?

– Не похоже, но, кажется, да.

– Капитан, я видела Брока! – донесся срывающийся голос Яланиюмы. – Тут, в буфете!

– С вами все хорошо, Юма? – спросил капитан и как-то совсем уж тихо добавил: – То есть, с тобой.

– Все прекрасно, просто теперь вижу мертвых!

– Не сердись, Юма, сейчас главное – живые. Дика, вы как?

– Лежу, капитан, думаю. Вообще-то кое-что болит, но я не уверен, что у меня, очень странное чувство.

– Хорошо, господа, соберитесь, пожалуйста, на мостике.

– Капитан, – позвал Салук, – смотрите.

Он переключил основной экран на заднюю камеру. Разрез между мирами перекрывал сплошное серое пространство, окружившее корабль, и в разрезе этом тускло светили звезды. Космос, поначалу темноватый, с каждым мгновением становился все светлее и светлее, будто пытался сравняться оттенком с окружающим миром. Стены разлома все сужались и сужались, и наконец соединились, на мгновение собравшись едва заметной полосой, а вскоре пропала и она. От громадной трещины в пространстве не осталось и следа.

Волков и Кихан смотрели на мониторы. Механические часы над приборами остановились.

Когда на мостике собрались остальные члены экипажа, Каратикардха обратил внимание на раскрасневшееся лицо Яланиюмы, а Дика едва волочил ноги.

– Я видела Брока, капитан, – дрожащим голосом сказала женщина, едва протиснувшись в двери. – Он прошел мимо меня ближе, чем вы сейчас.

– Мы все видели то, чего не могло быть, Юма, – мягко сказал капитан. – Присядь. Нам много чего нужно теперь понять. А с вами что, Дика?

– Такое чувство, как будто я смотрю на себя со стороны, – прошипел второй инженер. – Как будто я – это кто-то чужой, за которым я только наблюдаю. Двигать чужое тело очень нелегко.

Звуки голосов и шумы приборов казались приглушенными, словно на них накинули тряпье. Салук рассматривал мониторы с камер, Волков и Кихан – с данными.

Ниями отчаянно терла лицо руками и не ощущала ни рук, ни лица. Яланиюму трясло, Дика, усевшись в свое кресло, был похож на мертвеца, а вот Метци совсем не изменился – он сердито оглядывался по сторонам и сопел.

Несмотря на то, что никто ничего не понимал, где-то в глубинах неосознанного все уже знали все.

– Время? – спросил Каратикардха.

– Технически стоит на месте, – сказал Волков. – Практически я не уверен, что оно вообще существует. Здесь, по крайней мере.

– Это что еще значит?

– Сложно объяснить, но я не чувствую его. Там, в нашей Вселенной, или, возможно точнее, в нашем пространстве мы всегда чувствуем время, субъективно, но всегда. Здесь же все находится в статичном положении и то, что я вам сейчас говорю мне кажется я вам уже говорил, то есть говорю прямо сейчас и будут говорить всегда.

– Вот это объяснение, – проворчал капитан. – А что приборы? Где мы?

– Не стоит надеяться на приборы, капитан, – сказал Кихан. – Они и раньше-то отключались при одном виде аномалии, а теперь… Впрочем, теперь они, по крайней мере, не отключаются, однако и данных никаких не собирают.

– Все счетчики, регистраторы и анализаторы банально не работают, – добавил Волков. – Анализ вещества пространства, где бы вы ни попытались его провести, остается в сброшенном состоянии, то есть как бы говорит, что материала, который он мог бы проанализировать, вокруг него нет. Что любопытно, то же самое творится если дать задачу изучить вещество корабля.

– О чем это говорит?

– Пока рано судить. Возьмем, например, ловушки элементарных частиц. Попытка определить структуру вещества на уровне микрочастиц оканчивается ничем, прибор не реагирует. То есть вы нажимаете кнопку провести захват, но процесс мгновенно срывается без какого-либо результата, будто сбрасывается, то ли от какой поломки, то ли за неимением данных. В режиме молекулярных структур происходит то же самое.

– И?

– Ну это говорит хотя бы о том, что вещество вокруг нас, если нас окружает какое-то вещество, а не, к примеру, энергия, имеет строение полностью отличное от известного нам. То есть, проще говоря, здесь нет ни молекул, ни атомов, ни протонов, ни нейтронов, ни частиц Паусье, ни кварков, ни чего бы то ни было такого. И кстати говоря, опять-таки, если направить улавливатель частиц внутрь, на корабль, то результат будет ровно такой же.

– Вывод?

– Окружающее нас может быть все-таки веществом близкого строения с тем, из которого состоим и мы сами, учитывая схожесть в реакции приборов. Однако отсюда очевиден второй вывод. Если отбросить вероятность того, что прибор просто сломан, то, пройдя сквозь границу разлома, структура нашей материи была перестроена по образцу той, что составляет это пространство.

– Хотите сказать, что мы больше не люди из клеток и хромосом?

– По крайней мере не из нейтронов и протонов.

– Час от часу не легче, – выдавил из себя Метци.

– А что насчет вашего анализа смещения? Где теперь наш средний столбик? – спросил капитан.

– Нигде. Никакие замеры не поступают. Анализ на основе физики нашей Вселенной в этом пространстве не функционален.

Дика смотрел на свою руку и вдруг она рассыпалась, упала горсткой песка на его колени. Дика открыл рот от удивления, даже вскрикнуть не успел. Песок поднялся, закрутился и стал собираться обратно, но не в руку, а сперва во что-то похожее на плавник, потом клешню с острыми отростками и только после этого обратно в ладонь. Он не мог сказать сколько времени заняла эта метаморфоза и заняла ли она вообще время, и не был ли этот переход состояний постоянным статичным явлением.

Само время как будто бы стало таким вот статичным явлением.

Дика внезапно обнаружил, что сидит не на мостике, а в двигателе, вместе со своими инструментами. Нет, он идет по коридору в сторону двигателя. Нет, проходит чуть раньше – мимо грузового отсека. И опять нет, он стоит в грузовом отсеке, рядом с ним Ниями и погибший второй пилот Яхим. Хотя сейчас он жив. То есть, как это сейчас… Прямо сейчас Дика сидит у себя в каюте. И еще умывается в ванной. И еще он лежит вверх ногами в двигателе и смотрит на себя со стороны. И еще он же сейчас в это же, – не мгновение, а как-то иначе, – сидит на мостике и наблюдает превращение своей руки в клешню.

Ниями сгорбилась в кресле и уставилась в пол. Ее тошнило. Кихан стоял позади Волкова, долго смотрел на свои ноги и не мог понять в какой точке мостика он находится – возле какого-то из кресел, возле приборов, возле двери? Мир стоял на месте, но сознание двигалось вокруг.

Волков листал страницы с данными, поступающими с датчиков, и хмуро молчал. Никаких данных, собственно, и не было. Все приборы были сброшены в нулевое положение.

Бесконечное серое пространство, окружающее корабль, выглядело неподвижным. Крошечные облачка, висевшие тут и там, стояли на месте, как приклеенные. И только изредка вспыхивающие трассы, похожие на молнии, разрушали впечатление статичной картинки.

– Смотрите, – сказал Салук.

Он вывел на основной монитор картинку с одной из боковых камер. В сером молоке пространства вспыхнула молния и на месте ее кончика появилось темное облако. Скорее и не облако, а силуэт, очертаниями похожий на какое-то живое существо. Темно-серое, с неподвижными крыльями и постоянно извивающееся на хвостиках торчащих то тут, то там отростков; оно поплыло в сторону большого, пенящегося облака. Добравшись только до его краев, оно вдруг растворилось, а мгновение спустя снова ударила молния, и снова из нее появился порхающий силуэт, он опять добрался до облака, исчез и ударила молния. И так раз за разом.

Как будто пространство зажевало свою пленку.

– А вот это же изображение с этой же камеры, но записанное в памяти бортового компьютера, – сказал Салук и выдал на экран запись той же самой сцены.

Крылатое существо застыло в центре своего пути, над ним проносился силуэт молнии, а на одном из ее кончиков сияла вспышка, – в половину от своей реальной мощности. Картинка не двигалась.

– Это фотография? – спросил капитан.

– Нет, это двухмерная видеозапись. Как ни странно, она статична. И так происходит повсюду, – Салук переключил запись на клубящееся облако.