Текст книги "Сияние потухших звезд"

Навстречу ему попались несколько человек, сначала мужчины, потом девушка с какой-то ржавой трубой в руках, еще один мужчина и два старика, похожие на начальников. Все они, завидев Цина, останавливались и в недоумении смотрели ему вслед, пока он не скрывался в бесконечных поворотах и перекрёстках. Он прошел мимо какого-то вонючего зала и в щелочку приоткрывшейся было для него двери разглядел множество мужчин и роботов, всех грязных с головы до пят, разбивающих скалу, разламывающих огромные камни. Кто-то полз, черный как смерть, из узкого отверстия, а двое других вытягивали его за руки, потому что сам он вылезти не мог. И глаза этого человека, – Цину запомнилось это больше всего – даже не глаза, а белки глаз были такими же черными, как и весь он сам. Цин толком не смог и понять, что там происходит, но на него пахнуло таким страшным жаром, что он отшатнулся и, не сбавляя темпа, помчался дальше.

Он прошел мимо морозной пустой столовой, серой и одинокой, где все – от столов и скамеек, до пятен на стенах и полу и роботов казалось единой бесцветной, душащей массой. Прошел мимо комнаты отдыха – на удивление большого помещения, заваленного всяким мусором – вместо того чтобы здесь отдыхать, комнату использовали как склад ненужного хлама. Цин наконец добрался до первого лифта и, зайдя в него и обернувшись, чуть не грохнулся на стенку – темная тень следовала за ним метрах в сорока по коридору, и там, где проходила она, тусклый свет лампочек то совсем выключался, то дрожал, как испуганный. Казалось тот характерный треск, постоянно сопровождавший это привидение, стал гораздо громче. Как разъяренный лев рычит все сильнее, чем яростнее он.

Дверь закрылась и лифт помчался вверх, скрипя как древняя развалина, а Цин все ждал, что это нечто, преследовавшее его с планеты на планету, сейчас выползет из-под пола и тогда все – финита и конец.

Но ничего не случилось, двери скоро открылись в очередной сумрачный и несколько более холодный коридор. Цин выскочил из лифта, едва не столкнувшись с крупной девушкой в скафандре, пробежал до следующего лифта и поднялся на нем. Потом повторил то же, даже в деталях – на выходе из второго лифта он снова налетел на кого-то, но не успел рассмотреть кого. На этот раз он оказался в просторном коридоре, за стеной которого двигались крупные закрытые ящики. Они заезжали на широкий грузовой лифт и поднимались куда-то на поверхность. Цин решил было прокатиться на нем, но на входе в лифт обнаружил, что, поднимаясь, тот выходит из-под защитного купола в безвоздушное пространство, а значит – без скафандра не обойтись. Цин зашел в первую попавшуюся комнату и наткнулся на нескольких человек, один из которых оказался его непосредственным начальником.

Он вкратце описал Цину его рабочие обязанности и указал на соседнюю подсобку со скафандрами. Работа оказалась на удивление простой – следить за погрузкой ящиков с товарами на корабли, проверять автоматические протоколы и, если все в порядке, подтверждать отправку. После чего громадные беспилотные корабли пойдут кто куда – кто на планеты системы Тора, кто к соседним звездам, а кто-то и к весьма отдаленным. Правда, несмотря на кажущуюся простоту задачи, судя по графику смены доходили до тридцати-сорока часов за раз, без перерывов на обед и естественные нужды. Одна смена вообще оказалась сдвоенной до почти шестидесяти часов. Каждый месяц обещали зарплату до тридцати единиц, что с трудом окупало расходы на еду в столовой, хотя и было почти на треть выше доходов шахтеров – те питались в кредит, без надежд когда-либо его выплатить.

Цин напялил скафандр, и тот почти пять минут, пять нервных и страшных минут, затягивался, подгонялся под размеры тела. Цин взял из ящичка три баллона с кислородом – первая смена ожидалась короткая, хватило бы и одного, но затем хорошо подумав слегка прояснившимся разумом, прихватил еще восемь штук в специальном кейсе.

– Добрый день, господин координатор, – сказал скафандр.

– Ага, – отозвался Цин.

Он покинул наконец подсобку и вернулся в коридор, прошел через комнату дезинфекции и вышел на грузовой лифт. Здесь перестала действовать искусственная гравитация станции, поэтому Цин сходу едва не налетел на сложенные рядами ящики, а отскочив, кувыркнулся далеко в стену и чуть не вывалился за перила. Сориентировался быстро – искусственная гравитация на станции и без того барахлила и более-менее бесперебойно функционировала только в комнатах начальников, в нижних же коридорах она была то выше, то ниже нормы.

Цин отошел в дальний угол и на всякий случай спрятался за контейнерами.

Минут через десять, когда медленный грузовой лифт добрался до поверхности, Цин приступил к выполнению своих обязанностей. Он оказался на широкой площадке, вдоль которой вытянулись три огромных, похожих на гигантские ружейные стволы, звездолета, в недра которых текли бесконечные контейнеры с рудой и газами. Цин проверял правильность маркировки, следил, чтобы все товары шли в верном направлении и переправлял на другие корабли те, которые пущены к нему с ошибкой. Самому Цину досталось следить за погрузкой на второй звездолет, стоявший посередине.

Плато освещали здоровенные прожекторы наверху и тонкие лампы понизу, ходили люди в скафандрах, катались грузовые роботы – автономные и управляемые. Работа кипела, да при этом совершенно беззвучно. В наушниках скафандра Цина стояла удивительная тишина, лишь изредка нарушаемая звонком пришедшего сообщения. Сам Цин попытался стать за контейнерами так, чтобы его практически невозможно было разглядеть вообще ни с какой точки пространства, разве что сверху. Сам он при этом то и дело выглядывал на площадку в поисках преследователей. Несколько раз он замечал странные подёргивания крошечных напольных лампочек, один раз засбоил прожектор наверху… Но барахлит это техника или происки призраков – наверняка сказать было нельзя.

Через несколько часов над горизонтом взошла далекая звезда Тор, позолотив немного серые пейзажи, сойдясь в бою с прожекторами, поглотив тени. Солнце казалось всего лишь точкой на темном небе, но пейзаж сильно изменился, как будто кто-то наложил светофильтр, сменив оттенки всего мира.

Еще спустя некоторое время, тихонько скрипнув, зашумели двигатели первого из кораблей. Всему персоналу пришлось возвращаться под укрытие станции. Звездолет ровно приподнялся над землей – громадный и из окон станции казавшийся едва ли не бесконечным, так далеко уходил его хвост. Корабль немного вздрогнул, включил дополнительные двигатели и резко поднялся ввысь, и уже на значительной высоте стал отклоняться в сторону, чтобы выйти на рассчитанную орбиту.

И наконец, через час пришла очередь второго корабля. Цин еще дважды просмотрел список всех поступивших на борт контейнеров, дважды отправил дрон пересчитать и переименовать все, что скопилось в бездонных отсеках. После этого он спокойно взобрался по трапу, зашел внутрь, якобы для того, чтобы последний раз окинуть взором склады, незаметно занеся при этом на борт кейс с дополнительными кислородными баллонами. Отойдя в сторону так, чтобы его нельзя было увидеть снаружи, Цин подтвердил комплектацию корабля на экране, мерцавшем над скафандром, и отправил все на утверждение вышестоящим. Через три минуты трап поднялся, все входы закрылись – и наступила темнота, в которой лишь кое-где светились лазурного цвета маленькие лампочки, но свет их был так слаб, что не мог рассеять мрак и в сантиметре от себя.

Зашумели двигатели, и по кораблю прошла резкая дрожь, едва не сбившая Цина с ног. А когда звездолет рванул ввысь по-настоящему, человек в скафандре припал к земле, уронив кейс, и с трудом удержался, чтоб не стукнуться забралом об пол. Грузовые беспилотные корабли создавались не для перевозки людей. Здесь не было ни кают, на ванных, ни туалетов, ни буфетов, ни, в большинстве своем, воздуха для дыхания. Поэтому, когда звездолет помчался на орбиту, Цина поволокло куда-то в темноту и с громким шлепком стукнуло то ли об стену, то ли об контейнер. Он схватился за какую-то невидимую ручку и, тяжело дыша, просидел так до тех пор, пока ощущение скорости не пропало и внутрь не пришла невесомость. Легоньким толчком его, сидящего, подняло в воздух, а мимо проплыл кейс с кислородными баллонами.

Ухватившись за какой-то выступ, Цин придал себе более-менее стабильное положение и наконец переключил режим работы монитора скафандра так, чтобы можно было смотреть в темноте. Тотчас прорисовались контуры сотен контейнеров в огромном зале, переборка и ход в другой зал. Оказалось, что сам он держится за одну из тех ручек, к которым крепится груз.

Маленькая лампочка где-то под потолком заметно мигнула, и Цин резко напрягся, едва не разжав ладонь и не выпустив себя в полет. Он слегка сполз на пол и не моргая уставился на лампочку. Через минуту она вздрогнула снова, а еще через минуту – опять. Прислушиваться в скафандре бесполезно, к тому же необычный состав местной атмосферы возможно искажает звук и желаемое легко выдать за действительное. Не жаждая испытывая судьбу, Цин ухватил забившийся в угол кейс, прополз вдоль всей длиннющей стены огромного зала и через узенький коридорчик перебрался в маленькое техническое помещение, из которого по люкам можно было пробраться во внутренние отделы корабля, к двигателям и другим системам. Комнатка оказалась совсем крошечной, но ее нельзя было разглядеть практически ни с каких углов снаружи, а вход плотно закрывался изнутри. Цин попытался улечься на спину, но противная невесомость то и дело поднимала его вверх. Он глубоко вздохнул, включил мониторы корабля и принялся с интересом рыться в программах диагностики.

Любопытно, сколько времени придется провести в таком положении? И можно ли надеяться, что этот трещащий призрак наконец отстал и оставил его в покое?

У Цина было много времени на размышления. А тем временем корабль присоединился к торговому конвою и устремился в межзвездное пространство.

8

Кто-то бил Волкова по лицу в полной темноте. По крайней мере сначала было темно и душно, а звуки доносились откуда-то издалека. Хлесткие удары шлепали будто бы в соседней комнате.

– Очнитесь, профессор, – говорил звонкий голос из-за стены. – Очнитесь, чтоб вас к черту, или я вам сейчас голову отобью от тела!

Волков попытался открыть глаза, едва-едва приоткрыл веки, и в щелочки потек слабый, теплый свет. Сперва Волков подумал, что обрел удивительную способность управлять темнотой, но тут же получил еще один удар в щеку и наконец понял, что бьют его самого, а не кого-то за стеной.

– Профессор, ну господи боже, я ж вас сейчас вусмерть поубиваю! Придите в себя, человек вы или нет!?

Перед Волковым на коленях сидел старший помощник Кихан и раздавал ученому оплеухи, замахиваясь так сильно, как только умел. В дверях каюты, которая, кажется, была перевернута вверх дном, прислонившись к косяку и с физиономией облитой кровью стоял капитан Каратикардха и брезгливо и устало вытирал руки о порванную на животе футболку.

– Еще бить? – спросил Кихан.

– Если вам так нравится, – прошипел Волков и закашлялся. – Ваши удары исцеляют, как видите.

Дышать было так тяжело, будто не в горле, а в легких засел футбольный мяч. А комната действительно оказалась перевернутой – на потолке висели привинченные к полу, тогда еще полу, столы и стулья. Значит, это буфет. Пол – бывший потолок – был заляпан остатками пищи, словно бы вышедшими из чьего-то желудка обратно на свет, и залит какой-то жидкостью.

Изо рта капитана текла кровь, он поискал в карманах платок, не нашел и принялся вытирать ее рукавом.

– Профессор, у вас не найдется платочка?

– Я даже не знаю есть ли у меня ноги, капитан, – ответил Волков, пытаясь согнуться и осмотреть себя.

Тела он не чувствовал.

– Вам очень повезло, – сказал Кихан, пытаясь усадить Волкова поудобнее. – Снаружи вроде бы ничего не пропало.

– Внутри начинает все болеть, так что и там похоже инвентаризация не требуется.

– Тогда пойдемте искать остальных, – выдавил из себя капитан и едва не рухнул жирным мешком на пол.

– Что с нами случилось? – спросил Волков, пытаясь встать на негнущиеся ноги.

Дважды он поскользнулся на луже от сока и вымазал штанину о кучу, оставшуюся от розового пирожного.

– Самому интересно, – ответил Каратикардха. – Я пришел в себя в санузле – в углу и вверх тормашками. Когда выходил, наступил на валяющегося в коридоре Кихана. У него теперь на всю жизнь след останется.

– Шрам, – уточнил старший помощник.

Наконец Волкову удалось встать, держась то за Кихана, то за стену. Они вышли в коридор и вскоре, на первой же развилке, наткнулись на Яланиюму. Она сидела на полу, а ее левую руку, неестественно выгнутую в районе кисти, зажало дверью в отсек. Тяжело было понять, тем более не врачу, перелом это или просто вывих. Не понимала и Яланиюма – она почти ничего не видела, из розовых глаз текли струйки крови. Женщина тяжело вздыхала и сперва даже не уловила, что к ней кто-то приближается.

– Кто-то идет? – спросила она.

– Капитан, – ответил Каратикардха.

Он присел возле женщины на корточки, взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза, а Кихан тем временем пытался что-то сделать с дверью.

– Ничего не вижу, – сказала Яланиюма. – Как будто в глаза иголками колют.

Кихан подключился к двери через разъем в запястье, но тотчас бросил это дело.

– На дверь не подается энергия, – сказал он. – Программно ее не открыть.

– Руки не чувствую, – сообщила Яланиюма.

Кихан и Волков, едва стоящий на ногах, ухватились за переборку и потянули ее так сильно, что та шумно заскрипела, захрустела, как будто ее по песку тащили. Рука Яланиюмы свободно упала, и капитан извлек ее из отверстия. Похоже все-таки перелом, к тому же кисть сильно повреждена.

– Капитан, скажите, как так получилось, что на корабле нет врача? – спросил Волков с некоторой злостью. – Ведь это же обязательный член экипажа. Без него и из космопорта-то не имеют права выпускать.

– Очень просто, – ответил Каратикардха, помогая женщине встать. – У наших нанимателей нет денег на врача, зато есть деньги на взятки.

Где-то в глубине коридора с противоположной стороны зажегся яркий свет, вдруг внезапно погас и зажегся снова.

– Я отведу Юму в автодок, – сказал капитан, пытаясь взять пострадавшую руку женщины так, чтобы причинить ей как можно меньше страданий. – А вы поищите остальных.

Корабль медленно вертелся в пространстве вокруг своей оси, и поэтому потолок спустя какое-то время стал стеной, а потом полом. В результате некоторые двери в коридоры остались наверху, куда не дотянешься не выключив гравитацию, а некоторые, открытые и не запирающиеся, чернели громадными дырами в полу, которые не обойдешь и не перепрыгнешь. Тем не менее, уже через несколько минут, пробравшись по серии узких переходов, Волков и Кихан натолкнулись на второго инженера Дику. Он стоял в коридоре впереди, отрезанный от них черным отверстием в полу, которое когда-то было дверью в подсобку. Яма по прикидкам уходила в глубину метров на тридцать, но уже скоро, минут через пять, она станет стеной, правда не левой, как должна бы, а правой, а значит все в ней будет вверх дном.

– Муассон, с вами все хорошо? – спросил Кихан, глядя при этом в яму, которая мешала добраться до Дики.

– Стоять могу, – ответил Дика. – Но бог его знает, что со мной случилось.

– Со всеми нами.

– Вы поняли что-нибудь?

– Давайте потом обсудим, муассон, – «Танидзам» уже чуть накренился, чтобы удерживать равновесие пришлось ставить ногу на стену. – Вы можете добраться до мостика и выровнять корабль?

– Я попробую, – только и ответил Дика, но похоже думал о чем-то своем.

Когда стена стала наконец полом, Кихан и Волков поспешили в коридор, пока в том вновь не появилось ям. Идти пришлось недолго – в первой же попавшейся каморке нашелся Чидам Салук, первый пилот. Он сидел у стены, держался за кровоточащий бок и что-то переключал в своем миниэхо. Кихан наскоро осмотрел его – на брюхе пилота темнели несколько порезов, как будто его тыкали ножами.

– Что вы делаете, Салук? – спросил Волков, пока Кихан обыскивал комнату в поисках аптечки.

– Пытаюсь подключиться к системам корабля, – ответил пилот через силу. – Но не могу их найти, почти все отключено от питания. Очень странно, никогда такого не видел. У нас четыре дублирующие схемы, пущенные разными методиками. Даже на разбитых в бою кораблях продолжает работать хотя бы одна.

Кихан вернулся с аптечкой и стал накладывать на раны универсальные бинты – те обволакивали порез и сшивали его автоматически на уровне элементарных частиц.

Внезапно корабль легко встряхнуло, он замедлил вращение и совсем уж неспешно двинулся в обратную сторону, выравниваясь и стабилизируясь.

– Дика добрался до мостика, – предположил Кихан.

– Да, только что часть систем вошла в сеть, – ответил Салук.

– Вы сможете дойди до медотсека?

Салук вздохнул, опустил руку с миниэхо и хмуро улыбнулся.

– Да, минуток через пять. Только приду в себя. Голова опухла, как будто в нее запихнули две Вселенные. Она у меня маленькая, а туда еще третью суют.

Кихан оставил возле Салука аптечку, на случай если тот обнаружит на теле еще раны. Воздух в дальних отсеках был насыщен каким-то газом, отдавал кислотой. Кихан попытался проверить его содержание, но не обнаружил ничего опасного, возможно запах издавал какой-то поврежденный аппарат.

Свет кое-где яростно барахлил, из-под стен противно шипело. Проходя мимо грузового отсека, Кихан задержался, заглянул внутрь, да так и остался. Волков, хромая, добрался до него, принюхиваясь к вони – он все пытался понять, что за запах его смущает, но не мог. Какие-то химические реагенты, кажется, знакомые. Голова работала спустя рукава.

Так как Кихан не шевелился, Волкову пришлось подойти поближе и распахнуть дверь на полную. В огромном, сильно вытянутом помещении в катастрофическом беспорядке валялись средних размеров контейнеры разных цветов (по характеру груза) – сейчас пустые. В стороне стоял пульт управления, а еще дальше ряд тренажеров. И от этих тренажеров через весь зал длинною метров восемьдесят тянулся жирный кровавый след. С каждым метром он становился все слабее, все бесцветнее. Тут и там валялись темные куски мяса, какая-то желтая кошмарная масса, похожая на жир, куски костей и в самом конце, у стены, разбитый кусок человеческой головы.

Кихан отступил от двери и прислонился лбом к холодной металлической стене. Волков шагнул внутрь, осмотрел жуткий след, прошел между контейнерами в поисках еще чего-нибудь и, ничего не обнаружив, вернулся в коридор.

– Брок? – только и спросил Кихан.

– Да, – Волков кивнул и прикрыл дверь.

На этом дело не закончилось. Пройдя по полукруговому коридору, Кихан и Волков вышли на правый борт корабля, смятый заметно сильнее левого. Коридор местами походил на дырявую подранную губку, а местами на пожеванную жвачку, идти приходилось по громадным выбоинам, как по земле, разбитой снарядами. И в ближайшей же комнате, в первом санузле нашелся еще один мертвец. Второй пилот Яхим ниб Харос, женоподобный красавчик, торчал из стены так, будто пробил ее своим телом насквозь. Однако стена была цела и невредима, а вторая половина тела молодого пилота нашлась в соседней комнате. Выходило, что несчастного разрезало напополам стеной, но как это могло случится ни Кихан, ни Волков думать не желали. Им было тошно. Две комнаты, особенно санузел, были залиты кровью так, будто она рвалась сюда из раковин и туалетов.

Руки Кихана все время дрожали, как от сильного мороза. Он передал капитану о двух последних находках. Тот долго молчал.

– Ну вот, – почти шепотом сказал он, – теперь выходит, что и я – капитан, у которого гибли подчиненные. На грузовозе.

Волков все не мог выбросить из головы лицо Яхима, его страшно выпученные глаза и самое главное то, что в момент удара он находился рядом с ним – пилот сидел в своем рабочем кресле, а биолог стоял позади. И как по-разному вышло!

Они долго еще бродили по кораблю и молчали. Капитан уже добрался до мостика и все спрашивал и спрашивал про поиски, но ответить ему было нечего. Кихан стал необычайно мрачен и лицо его, до сих пор непроницаемо серьезное, совершенно окаменело, налилось злостью. Волков часто вздыхал и ему все казалось, что где-то они что-то упустили, но не в силах был сообразить – где и что. Пришлось идти через весь корабль по второму кругу и уже где-то на подступах к прохождению половины его, чуть-чуть за тем жутким грузовым отсеком, где остался страшный кровавый след, они услышал то ли глухой, то ли звонкий стук. Один, второй, третий, через неравные промежутки, разной громкости. Кихан и Волков разделились и принялись искать, обошли весь коридор, прощупали стены, посетили все близлежащие комнаты и только в самом дальнем отсеке ведущем к выходному шлюзу Волков наконец понял, что звуки стали громче. Он позвал Кихана. Тот долго вслушивался, подошел к стене рядом с пультом и несколько раз стукнул. В ответ на это из-за стены затарабанили дробью, истерично, болезненно.

Волков и Кихан бросились разбирать переборки, снимать листы, отвинчивать что отвинчивается и срезать то, что никак иначе не уберешь. Только спустя минут пятнадцать нервной работы они наконец увидели бледное, измученное лицо Сан-ка-Ниями. Девушка каким-то совершенно невообразимым образом из мостика переместилась во внутреннее пространство стены, вниз, почти у самого пола.

– Ты цела, Ями? – внезапно необычайно нежно проговорил Кихан, голос этот был на него так не похож, что Волков не сразу его признал, и ему даже померещилось, что кто-то другой подошел сзади.

– Все болит и застряло, – выдавила из себя Ниями и едва не разрыдалась, – только коленом могу стучать.

Еще через пять минут сняли остальные щитки. Тело девушки удивительным образом переплелось с трубами и конструкциями каркаса, ноги и руки загнуло так сильно, что пришлось долгое время их распутывать и вообще разбираться где и что. К огромному удивлению оказалось, что Ниями цела и похоже нигде толком не ранена. Она выползла из своей клетки и припала лбом к груди Кихана. Так просидели какое-то время.

Ниями отправили в медотсек, а Кихан и Волков вернулись к поискам. Остался только один человек, главный механик, инженер Дин Кер Метци. Но где бы он мог быть? Кихан и Волков за час несколько раз обошли корабль и простучали чуть ли не все стены, но Метци так и не нашли. На мостик шли уставшие и разгромленные, с опущенными руками.

– Может быть, – сказал капитан, – его выбросило за пределы корабля, раз уж всех остальных переместило в пространстве…

Капитан сидел в своем кресле и большим пальцем правой руки ожесточенно тер висок.

– Я пойду погляжу на двигатель, – отозвался Дика, человек с лицом светлым и непобедимым, и вышел с мостика.

В своем кресле сидел Чидам Салук и пустым взглядом следил за мониторами. Системы корабля постепенно перезагружались, на маленьком экране с краю отображался отчет о повреждениях, но никто не находил в себе сил обратить на него внимание.

– Это… – начал было капитан, но его тотчас прерывал голос Дики по радиосвязи.

– Капитан, капитан, – быстро заговорил он, – я нашел господина Метци, он здесь.

– Где? Где? – так же торопливо ответил Каратикардха, встрепенувшись.

– В одном из отсеков двигателя, во внутренней камере. Затрудняюсь и предположить, как он там оказался. Камера токсична и температура во время работы две с половиной тысячи градусов, поэтому хода снаружи нет, только техническое отверстие для дрона. И представить не могу…

– Так что же с ним? Он погиб?

– Нет, капитан, жив, ворчит на меня. Когда двигатель выключен камеры не опасны, но мне пришлось сломать одну, извините пожалуйста.

Метци добрался до медотсека самостоятельно, туда же вскоре заглянул и капитан, и Волков, и Кихан. Яланиюма лежала на кровати, окруженной едва заметным энергетическим полем. Над ней висела машина автоматического доктора – проводила диагностику, вводила лекарства, накладывала бинты и делала даже простые операции. Однако зафиксировать поломанную руку автодоку было не под силу, поэтому он только командовал, а делом пришлось заниматься Ниями. Сама она отделалась болезненными синяками и кровоподтёками, но от нервного напряжения и усталости ее шатало и клонило ко сну.

– Давай я, – предложил Волков.

– Вы что-то знаете о медицине? – без особого интереса спросил капитан.

– Это же первая помощь, такое все учат, – Волков пожал плечами и принял работу из рук Ниями. – Кстати, что говорит автодок про глаза?

– Что-то говорит. Я не так умна, чтобы запоминать сложные слова, но уверяет, что до свадьбы заживет.

– Я вышла замуж тринадцать лет назад, – подала голос Яланиюма.

– Сочувствую, – сообщила Ниями.

– Спасибо.

Ниями отошла, села в кресло и закрыла глаза.

– Яхим погиб, да? – спросила она.

– И Брок, – ответил капитан.

– Ну и что случилось-то? – спросил сердито Метци, глядя на Яланиюму.

Та лежала с перебинтованными глазами и тяжело дышала.

– Сейчас Чидам изучает ситуацию.

– Его бы самого сюда, – заметил Кихан. – Раны я немного подклеил, но вообще-то ему досталось хорошо.

– Скоро, – только и сказал капитан.

– Сколько времени прошло? – загадочно спросил Метци. – Мне показалось я летел в дыру тысячу лет, я с трудом вспоминанию ваши имена. Вот этого совсем не помню.

Он кивнул на Волкова.

– А я не помню никакой дыры, – сказала Сан-ка-Ниями. – Только увидела, что все вдруг залило светом, вокруг запрыгали зайчики, все понеслось и полетело, а потом потемнело, и я уже очнулась где очнулась.

– Зайчики? – спросила Яланиюма. – Вокруг меня летали ножи. Розовые и зеленые. А потом я сама превратилась в нож. А потом я увидела будущее. Скорее не будущее, то есть нет, как бы будущее. То есть, блин, фиг пойми что. Но это было будущее, но в то же время оно не было будущим, а было настоящим. Причем не одно какое-то будущее, а все разом, все будущее одновременно и одновременно все было настоящим.

– Я видел прошлое, – подал голос Кихан. – Свое прошлое и не только свое, и, как говорит Юма, это было не совсем прошлое. То есть прошлое, но его нельзя назвать прошлым, потому что происходило оно сейчас. То, что есть сейчас, эти самые минуты мы ведь не называем прошлым, ведь по сути настоящее и есть прошлое, потому что оно движется вперед и у времени нет такой середины, чтобы его можно было назвать настоящим. Есть до и после. И все.

– Да, я тоже затрудняюсь сказать, что именно видел, – сказал капитан, подошел к Яланиюме и взял ее за целую руку. – А вы профессор, вы видели, что случилось?

– Я пока размышляю над этим, однако есть два обстоятельства, на которые я обратил внимание. Первое, – Волков закончил работать с закреплением поломанной руки и отошел от койки, – мне казалось, что я умер, но, будучи мертвым, был жив одновременно. То есть в то время я находился в двух состояниях сразу – жизни и смерти.

– Почему вы решили, что вы мертвы? – удивился Кихан.

– Это очень трудно объяснить. Создавалось впечатление, что мир вокруг уже не живой мир, то есть в нем нет ничего живого, и сам я не являюсь живой материей. И в то же время… одновременно с тем живой мир продолжал существовать как бы в другой плоскости, и в ней живым был и я. Поэтому я предполагаю, что в это время я пребывал в некоем третьем состоянии, которое находится над жизнью и смертью и в определенные моменты способно делиться на эти два.

Наступила тишина, и только автоматический доктор продолжал гудеть и иногда пикать. Кихан вздохнул и потряс головой.

– Чтоб я сдох, – только и прошептал инженер Метци.

– Ну а, так сказать, второе? – спросил капитан.

– Второе, – Волков спохватился, как будто совсем забыл, что к нему обращены все взоры, – второе мое впечатление от произошедшего кардинально отличается от того, что видел господин Метци. У меня ощущение, что все произошедшее заняло не больше секунды, а скорее, где-то десятую долю секунды.

– Это и правда так, капитан, – послышался едва живой голос Салука в коммуникаторе. – Извините, конечно, что подслушиваю, но я это уже тоже проверял и вышло, что с момента удара до того, как воздействие этого… того, что нас ударило, прекратилось прошло три сотых секунды, – Салук кашлянул раз, другой. – И еще, капитан, пройдите, пожалуйста, ко мне. Я получил много данных, и они весьма… такие…

Женщины остались в медотсеке.

Когда капитан и остальные покидали мостик на нем царил сумрак, теперь же ярко горел свет, большинство приборов работало, даже те, за которыми теперь не кому было сидеть. Едва войдя, Каратикардха остановился, да так внезапно, что остальные, налетев на него со спины, чуть не свалили с ног. Один Метци, бредший философски неспешно, успел затормозить.

На главный экран выводилось изображение с камер на носу корабля, и сейчас не было на нем ничего, кроме засыпанного сияющими звездами черного космоса. Слева-направо (или наоборот) его прорезала громадная, если судить по экрану, и просто космически громадная, если судить по данным приборов, полоса с неровными изрезанными краями, а в этой полосе, точнее внутри нее, был тоже космос, но совсем другой, похожий на наш, привычный, но совершенно очевидно, что не наш и непривычный, правда и непонятно почему. Как будто бы на пространство Вселенной наложили заплатку, да только вырезанную то ли из другой какой-то Вселенной, то ли из какого-то другого куска космоса, куска чуть более светлого и, может быть, чуть более оживленного – звезды в этом космосе сияли чуть яростнее, чуть быстрее, чем обычно. Границы полосы казались острыми и рваными, будто вырезали их резкими движениями ножниц.

– Что это такое, Чидам? – едва ли не шепотом спросил Каратикардха, вваливаясь в комнату.

Он припал к спинке своего кресла, не в силах оторвать взгляда от изображения на экране.

«На вид как будто поверх нарисованного акварелью космоса кто-то добавил еще одну полосу, но краски первого слоя успели уже высохнуть и теперь не сочетаются с предыдущим», – подумал Волков, но вслух ничего не сказал.

– Святые чревовещатели! – воскликнул Метци очень серьезно.

– То, что вы видите лежит прямо по курсу, – сказал Салук, нервически двигая пальцами. – Расстояние между нами и этим… двести тысяч километров. Если повертеть камерами, – изображение задвигалось, сместилось сначала до упора влево, потом вправо, доходя до бортов корабля, – то видно, что этот разрез в космосе… собственно, не видно, как раз, откуда он начинается и где заканчивается.

– Такого я еще не видел, – сказал капитан и наконец уселся в свое кресло. – Что же это такое, Чидам?

– Не имею никакого представления. Однако это не все, что у меня есть. Согласно корабельной автоматике, мы находимся в несколько другой точке пространства, чем та, где были в момент столкновения. Если, конечно, речь вообще идет о столкновении.