Текст книги "Сияние потухших звезд"

Облако на экране не клубилось, застыло неподвижной картинкой.

– Очевидно, мы и приборы воспринимаем происходящее несколько по-своему, – туманно резюмировал Волков.

– Да уж, приборы сейчас не стошнит на пол, – пролепетала чуть слышно Ниями.

– Они считай, что в коме.

– Счастливчики, – сказал Кихан, все еще таращившийся на свои ноги. – Я как будто выпил сто литров стопроцентного спирта.

– Ты б уже сдох.

– Так мне и кажется, что я сдох. Профессор Волков, я ведь сдох?

– И да, и нет, – ответил Волков.

– А капитан, вы сдохли?

– Немного, – выдавил из себя капитан.

Он не мог оторвать головы от руки, упиравшейся локтем в подлокотник.

– Может, все, пора домой? – предложила Яланиюма. – Тут нас никто не ждет. Чья вообще буйная голова решила сюда влезть?

– Покажи пальцем на того, у кого здесь голова не буйная, – попросил капитан. – Чидам, мы можем вернуться?

– Но как? – воскликнул первый пилот. – Тоннель закрылся. Проложить курс к тому району теперь можно только вручную, корабль уже не определяет никаких координат. А теперь, учитывая, как работают приборы, я даже не найду с какой стороны мы прилетели.

Что-то монотонно гудело внутри корабля. Успокаивающе и мягко.

Капитан в раздумье стукнул пальцем по подлокотнику, и звук этот снова глухим громом сотряс мостик. Ниями, скрюченная, покрасневшая, едва не вывалилась из кресла, Яланиюма поморщилась, а Метци, который хотел кашлянуть, вдруг передумал.

– Что с системами, Дика? – спросил капитан.

– Не могу сказать, моя консоль без сознания, как и все остальные, – Дика пожал плечами. – Пойду смотреть вручную.

– Воздух очень странный.

– Не уверен, что это можно назвать воздухом, – сказал Волков и демонстративно провел пальцем по кругу.

Пространство вокруг легонько заколебалось, как разбегающаяся вода.

– Вы нас сюда привели профессор, – сухо сказал капитан. – Что теперь?

– Нам остается только идти дальше, другого варианта я не вижу.

– Мы можем подождать, если проход откроется снова.

– Да, однако если мы вернемся в свой мир теперь, что решится? Мы снова окажемся в том же положении, в какое попали до того, как пришли сюда… А впрочем, я ни в чем не уверен… Решайте сами, вы же капитан, в конце концов.

– Благодарю за разрешение взять на себя всю вину, профессор.

Каратикардха закрыл глаза и задумался. На лбу вздулись вены. Гулкий шум то усиливался, то уменьшался, как будто отдалялся от корабля. Дика отправился проверять состояние двигателя.

– Идем вперед, – сказал капитан после минуты раздумья. – Третья скорость, Чидам.

– Третья скорость.

Корабль и не вздрогнул. Он, тихо набирая скорость, поплыл вперед сквозь серый кисель, и пространство, искривленное и растекающееся, расступалось перед ним, отходя волнами по оба борта. Он шел, как пуля сквозь тело, разрывающая плоть на своем пути.

20

Мир одолела тьма. Она, насилу продырявленная точечками звезд, проползала сквозь экраны иллюминаторов и плыла по мрачному, тихому салону пассажирского звездолета. Беспрестанный болезненный шум прекратился совсем, и пустота, сменившая его, казалась еще страшнее.

Даже дыхание человеческое пропало в этой тьме.

Спустя много времени наконец кто-то заерзал в кресле, раздался тяжелый вздох и всхлипывание, а потом долгий, приглушенный, с трудом сдерживаемый из последних сил плач.

Снаружи пропало все. Планета Иссилия и ее спутник Рав, лишь мгновение назад заливавшие мир ярким многоцветным пламенем скрылись в небытие, рассыпались в вечный атомный прах. Вместе с ними, а может быть чуть раньше или чуть позже, погасла освещавшая их звезда и все остальные планеты системы, до сих пор казавшиеся жирными, яркими точками. Звезды далекие стали как будто бы еще дальше и светили через силу.

Кто-то зашептал, и шепот этот был таким тихим, что Цину не удалось различить слов и в полнейшей тишине.

– Что случилось? – сказал кто-то плаксиво откуда-то из глубины салона. – Что нам теперь делать?

Люди говорили тихо, будто боялись своего голоса, и вдруг одна за другой в салоне зажглись лампочки – слабенькие, кое-как освещавшие мир вокруг самих себя, казавшиеся выступившими внутри звездолета звездами.

– Это нас бог наказал, – сказал уверенно какой-то противный резкий голос.

– За что? – строптиво поинтересовалась какая-то женщина.

– За все!

– За что? – послышался снова детский голос, с трудом выговаривавший слова.

И этот мучительный вопрос вызвал в Цине такое страшное отвращение к тому мерзкому, противному голосу, сваливавшему всю вину на этих несчастных людей, что он отвернулся к иллюминатору и пожелал только одного – ничего не слышать вообще.

– За то, что мы забыли о смирении, – придумал наконец противный голос. – За то, что вместо славы господа мы предавались развлечениям и праздности, за то, что не верили в него.

– Планета разрушилась, – неуверенно сказал кто-то с другой стороны зала. – Иссилия погибла.

– Не погибла, а бросила нас. Потому что мы недостойны.

– Может быть, вы и недостойны, – зло сказала сердитая женщина. – А моя дочь ни в чем…

Она вдруг разрыдалась и сразу же, словно в ответ послышался плач и с другой стороны салона.

– Гордыня… – начал было противный голос, но его резко оборвали:

– Да заткнись ты уже! – рявкнул кто-то.

Цин почувствовал привкус газа в воздухе, возможно, повреждены воздушные системы. По крайней мере, дышать было тяжело, приходилось набирать в легкие много воздуха, громко сопеть, но надышаться не получалось.

Корабль медленно, бесконечно медленно двигался в пространстве, разворачиваясь по широкому радиусу задом наперед. Судя по отсутствию хоть какой-то вибрации – двигатели не работали. Цин переключил несколько видов иллюминатора – с внешней камеры, установленной ближе к носу корабля, были видны многочисленные осколки, движущиеся вдоль борта и огромное количество рваной трухи, торчащей просто из стен. Выдранные, загнутые причудливо куски корабля закрывали обзор и непонятно было что там дальше, в хвосте.

Вскоре женщина, сидевшая рядом с Цином, пришла в сознание, и он вернул ей ребенка. Она, кажется, ничего не сказала. Вообще ничего за все время, что они провели рядом. Вскоре женщина поменялась местом с Рейнхардом и устроилась возле Камелии. Цин почти не мог разглядеть лица девушки в темноте, хотя она и сидела в кресле позади.

– С вами все хорошо? – спросил Цин.

Камелия кивнула, но Цин не увидел и этого.

– Да, – шепнула она. – Правда все болит.

Цин хотел еще что-то сказать, как-то подбодрить, но он никогда не знал слов, что могут успокоить и утешить. Кроме того, он не сомневался, что «все болит» сейчас чувствуют все в салоне, и он в том числе. Особенно гудели руки – они беспрерывно дрожали, как будто сквозь них пустили электросети, ломило кости. Мысли в голове путались и то и дело среди них возникали видения каких-то непонятных далеких миров и вселенных. Все испытанное на Иссилии, все пережитое смешалось в кучу, разобраться в которой не осталось никаких сил.

Что он, в конце концов, видел? Не так, что он чувствовал? Нет, и не так тоже… Чем он был?

Цин посмотрел на свои руки и вдруг с ужасом обнаружил, что те на мгновение помутнели и стали как будто бы растворяться, разваливаться на мелкие частицы. Ужас этот привел Цина в такой ступор, что он не успел понять, когда процесс прекратился и руки снова стали руками.

Внутри все кипело болью, жгучей, но отстраненной, будто бы не то, чтобы не опасной, а даже естественной. Казалось, что состояние это единственное возможное из всех.

В салоне на секунду зажегся свет и сразу погас, спустя какое-то время появился снова, но на этот раз такой тусклый, что позволял разглядеть лишь контуры сидений.

Дверь в головной кабине открылась, из нее вышел человек в голубом комбинезоне и, скорым шагом пройдя между сидений, скрылся где-то позади, не сказав ни слова, ни на кого не глянув.

– Господин капитан! – попробовал было обратиться к нему какой-то нервный мужчина, даже привстал.

Когда пилот исчез, со всех сторон посыпался шепот.

– Прошел и не остановился!

– И не посмотрел!

– Что у них там происходит?

Рейнхардт перегнулся через спинку и что-то шептал сестре, но Цин и не пытался слушать. В мыслях переплелось все – и далекие миры, и ощущение бесконечности бытия, и запах газа в салоне, и эта непрекращающаяся погоня, в которой он, вроде как, до сих пор участвовал. Он пытался хоть как-то разобраться с одним, положить на условную полку для сортировки, и тотчас перескакивал на другое, третье.

Он и внимания не обратил на возникшую в салоне перепалку, кто-то стал ругаться, его заткнули, – в салоне ведь дети – он уселся и ворчал, и ворчал, а мимо опять прошмыгнул пилот и скрылся в своей кабине.

Сложно было сказать сколько прошло времени. Воздух становился все противней и зловонней, и вскоре погасли иллюминаторные экраны – кажется, на них перестали подавать энергию. Теперь салон освещали лишь редкие точки лампочек под потолком и свет, который иногда ненадолго появлялся. Скакали температура и гравитация – руки начинали подниматься в воздух и подступала тошнота, а некоторые из не пристегнутых пассажиров с матюгами хватались руками и ногами за свои кресла, чтобы никуда не улететь. Бывало, впрочем, и наоборот – гравитация увеличивалась и вдавливала пассажиров в кресла. И снова кто-то матюгался, и снова Цин не успевал обратить на это внимания.

Он думал о том, что видел там, в потоке, а потом его мысли непроизвольно переключались обратно на этот дрейфующий во тьме звездолет. Цин не успел разглядеть в иллюминаторы ничего конкретного, но знал, что корабль тяжело поврежден. Настолько тяжело, что вряд ли теперь сможет куда-то полететь. Но откуда он мог это знать? Одновременно с тем в мозгу роились совершенно неясные мысли, которые шептали словно, что звездолет еще можно починить и даже говорили – как.

Прошло много часов, а теоретически может быть и дней, и голоса в салоне замолкли. Только иногда раздавался где-нибудь редкий, едва слышимый шепот:

– Хочешь есть?

Или:

– Поспи.

Пассажиры впали в состояние почти растительной апатии и большую часть времени проводили в забытьи, продолжая, как будто, метаться между мирами тысяч Вселенных и лишь изредка заглядывали в нашу, чтоб сходить в туалет.

В салоне стало душно и одновременно с тем холодно. Цин пытался закрыть глаза и просто ждать, но не получалось. Закрывая глаза, он видел гибель миров.

Как-то раз, пробираясь между креслами в направлении туалета, Цин обратил внимание на то, что многие тяжело ранены. Абсурдно тяжело, учитывая положение. У кого-то не было руки, у кого-то ноги, у кого-то темнела в животе дырка, у кого-то не была глаза, щеки… С такими увечьями люди просто не могли бы выжить без медицинской помощи. Однако уже после, идя в обратную сторону он с некоторым удивлением обнаружил, что однорукие стали одноногими, одноногие одноглазыми, одноглазые одноногими, а некоторые усеянные ранами полностью здоровы. Впрочем, где-то в глубинах разума, таких дальних, что их тяжело и осознать, он понимал что происходит. Усевшись обратно в свое кресло, Цин обнаружил, что не чувствует левой ноги. Посмотрел на нее – и не нашел! Как же он только что ходил в туалет? Не прошло и нескольких мгновений, как нога материализовалась обратно. Цин вдруг подумал, что ему удалось сделать это самостоятельно – одним лишь усилием воли.

Он попытался повторить опыт. Представил свою ногу прозрачной, уставился на нее бешенным взглядом – но ничего не вышло. В лучшем случае она чуть поблекла, да и то скорее всего от напряжения в глазах.

Время шло и ничего не менялось.

Только спустя вечность в салон вернулась та самая большая темнокожая стюардесса, что встречала всех на входе. Звали ее Аритадзэ, родилась в Тамалияне и была единственной стюардессой звездолета, курсирующего между Тамалияной и Чжи Со. До этого она появлялась в салоне весьма редко, предпочитая большую часть времени пропадать за закрытой дверью в кабине пилотов. Может быть, она сама и управляла кораблем? Впрочем, кораблем не управлял, кажется, вообще никто. Да и зачем нужен пилот звездолету, у которого не работают двигатели?

Первое время она разносила еду, потому что автоматическая система не работала без энергии. Шутила, правда не для смеха, а скорее для того, чтобы немного развеять атмосферу отчаяния, и всегда улыбалась, пусть и через силу. Со временем она стала появляться все реже и реже, уменьшались и порции.

– Господа, у меня вопрос от пилотов, – сказала она мягким низким голосом и обвела взглядом салон.

Она вела себя как добрая, образцовая учительница, вошедшая в класс добрых, образцовых отличников.

– Нет ли среди вас тех, кто выходил в открытый космос? – спросила Аритадзэ и в салоне повисла тишина изумления.

Если бы у тишины были головы, то сейчас они бы стали недоуменно переглядываться и разводить руками. По крайней мере, люди в салоне именно так и делали.

– А что-то случилось? – встревоженно спросила какая-то женщина.

– У нас поломка?! – едва сдерживая истерику добавила другая.

Неужели они не заметили, что мы до сих пор летим тупо по инерции? – удивился про себя Цин. Весь этот звездолет – одна сплошная поломка. Они в салоне-то видят самих себя с трудом – без света. Смуглая Аритадзэ и вовсе терялась в потемках и видны были только ее объемные контуры и светлая форма.

– Нет, нет, – совсем уж глупо попыталась успокоить их стюардесса. – Экипаж работает по плану. Но нужен человек для небольших работ в открытом космосе.

– Значит, у нас поломка?! – истерика женщины усиливалась, еще одна такая фраза – и она взорвется.

– Не переживайте, девушка, – сказала Аритадзэ, – просто плановая проверка работы некоторых элементов корабля.

– Здесь вы космонавтов не найдете, – уверенно сообщил мужчина с хриплым голосом. – Мы люди рабочие.

– А что, пилоты не могут? – спросил кто-то.

– Вот как, – с досадой сказала стюардесса, сложив руки у пояса. – Как жаль. Значит, никого нет?

Истеричная женщина не унималась:

– Да объясните, что происходит, в конце концов?!

Цин привстал и удивился собственному спокойствию.

– Я выходил, – ровным, бесцветным голосом сказал он. – Несколько раз. Что нужно сделать?

– Хорошо! Вы строитель? – обрадовалась Аритадзэ.

– Нет, я… – Цин задумался. Зря сказал – нет. – Модельер тяжелых скафандров.

Что я, блин, несу?! Такая профессия, вообще, существует?

– О, вот как, – протянула стюардесса. – Ну, пройдемте тогда в кабину пилотов, там все объяснят.

– А нам вы не собираетесь рассказать? – раздраженно спросил хриплый мужчина.

– Потом, господа, не переживайте.

Аритадзэ скрылась в кабине, и Цин поспешил следом. Внутри, в тесноватом помещении, вопреки ожиданиям, оказалось почти так же темно, как и в салоне. Лишь только несколько портативных фонарей, подключенных к потолку и у стола освещали комнатушку. Не горели ни лампочки на приборной панели, ни мониторы, ни индикаторы. Машины молчали.

На столе у стены были разложены пластиковые карты корабля. Цин никогда таких не видел и, как и большинство людей своей эпохи, и предположить не мог, что электроника способна исчезнуть из жизни. Возле, на краю стола стояли две пустые чашки и легко пахло чем-то ароматным, чем-то знакомым.

У стола сидел старый мужчина с короткими, но весьма пышными усами. Второй стоял у противоположной стены, сложив руки за спину и уперев их в мертвые приборы. Аритадзэ закрыла дверь за Цином и встала позади него.

– Капитан Семенов, – представился мужчина с усами и кивнул на второго. – Второй пилот Шердонян.

– Буларже, – выпалил первое попавшее в голову сочетание звуков Цин. – Луи де Буларже.

Семенов пронзительно посмотрел на Цина, даже голову наклонил чуть вперед. Второй пилот кашлянул.

– Вы имеете опыт перемещения в открытом космосе, господин…

– Де Буларже. Да, доводилось несколько раз.

– Насколько долго?

– Достаточно. В том числе и без страховки.

И врать не приходится, подумал Цин.

– Я приготовлю чай, – сказала Аритадзэ и скрылась в маленькой подсобке, дверь в которую Цин не заметил тогда и не мог различить сейчас.

– Как вы видите, господин…

– Де Буларже.

– Да, де Буларже, ситуация несколько запущенная, я бы сказал, – Семенов поморщился. – Корабль, не считая слабых вспомогательных систем салона, обесточен, не работают не только двигатели, но и системы жизнеобеспечения. Я не хотел бы этого говорить, но надеюсь вы понимаете и не станете распространяться среди пассажиров, – Цин кивнул, – у нас очень мало времени. Если мы не сумеем починить энергосистему корабля в самые краткие сроки – нас ждут серьезные проблемы.

– Что же делать? – спросил Цин.

– Нужно установить вот этот чип в гнездо 46Е возле двигателя, – Семенов положил на стол небольшой аппарат, с виду похожий на портсигар. – После этого перезапустить систему подачи энергии, нажав на кнопку, вот на эту, – он показал пальцем на квадратную кнопку внизу аппарата. – Это должно высвободить хотя бы часть энергии двигателя, достаточную для запуска фотонника и жизнеобеспечения.

– Фотонный двигатель не слишком поможет, – заметил Цин. – На нем до ближайшей системы года два пути.

– Шесть. И то до необитаемой. Однако мы сможем отправить сигнал о помощи через бета-волны.

– Но вряд ли это поможет, – сухим голосом добавил Шердонян.

– Вот как, – Цин остался недоволен планом, но промолчал. – Значит, мне нужно выйти в открытый космос и установить чип? Где находится гнездо? На внешней обшивке?

– Нет, гнездо внутри корабля в двигательном отсеке. Гнезда подписаны, поэтому вряд ли вы сможете его пропустить, – он указал пальцем на карте на хвост корабля. – Вот здесь.

– То есть, отсек разгерметизирован?

– Насколько мы можем судить, за неимением точных сведений, – вернулась стюардесса и вручила Цину чашку с чаем, а во вторую руку с улыбкой отсыпала цветочных печений, – корпус в хвостовой части звездолета получил значительные повреждения и по большей части разрушен. Основной слой обшивки, скорее всего, уничтожен, и потому мы не можем быть уверены и в том, что гнездо 46Е осталось невредимым.

– Это очень сомнительно, – проворчал Шердонян.

– Но можно ли надеяться, что при таких разрушениях, – Цин едва не подавился горячим чаем, – система запустится и с этим блоком?

– Нет, но других вариантов не имеем, – капитан нахмурился. – Однако, как я уже говорил, ни в коем случае не говорите об этом пассажирам, – поспешно добавил он.

Цин кивнул. Еще достаточно долго то капитан, то его помощник рассказывали Цину о том, что ему предстоит сделать, как пройти к отсеку с двигателями. Шердонян был угрюм и фаталистичен, и на все предложения капитана спешил добавить:

– Но вряд ли это поможет.

Но именно он проводил Цина через салон к спуску на вторую, «техническую» палубу. Цин влез в узкий спецскафандр.

– Мы будем давать указания через коммуникатор, – прозвучал в голове голос капитана.

– Понял.

Вход в аварийный технический шлюз оказался у самого пола, да таким узким, как будто сделан был для котов.

– Ну, попытайтесь, хотя бы, – с косой миной напутствовал Шердонян, заталкивая Цина в тесную трубу.

К счастью, по ее бортам шло что-то вроде лесенки, цепляясь за которую Цин довольно скоро добрался до внешней переборки. Шердонян бросил на Цина последний взгляд и закрыл шлюз со своей стороны.

– Удачи вам, – прозвучал в ушах мягкий голос Аритадзэ.

Наверное, и срываясь от злости голос ее звучит так же шелково, почему-то подумал Цин и улыбнулся.

Он дернул на себя ручку люка, и тот внезапно отстрелился и мгновенно исчез в открытом космосе. Вакуум темного пространства едва не вышвырнул Цина наружу – повезло, что одной рукой он продолжал держаться за лесенку.

– Я вам дверь сломал, – мрачно заявил Цин.

Никто не ответил. Цин подтянулся и выбрался наконец в открытый космос.

Выглядел тот странно. Совсем не так, как в прошлый раз. На первый взгляд такой же темный и неприветливый, теперь он не казался настолько уж чуждым человеку и опасным. Будто бы глянешь в одну сторону и видишь не просто далекие крапинки звезд, а целые миры, видишь планеты, окружающие звезды, – темные, каменные, серые, голубоватые газообразные, светло-зеленые, населенные живностью, разумной и не очень. Как будто не был космос таким громадным и безбрежным, как прежде. Кинешь взгляд – и охватишь его полностью, от стенки до стенки.

В темноте неподалеку замерло несколько здоровенных каменюк – остатки Иссилии и Рава. А вокруг них огромное облако крошек. Пыль шевелилась хаотично, будто искала куда бы приткнуться и бросалась то туда, то сюда, захваченная гравитацией крупных тел.

Цин вытянул спрятанный в поясе скафандра тонкий эластичный трос и закрепил у выхода из шлюза. После этого выглянул наружу – туда, где предстоит пройти. В отличие от кораблей грузовых, пассажирский звездолет имел ровный гладкий корпус без каких-либо выступов, за которые можно было бы ухватиться. Никаких даже технических выемок Цину заметить на удалось.

Что же делать? Пролететь вдоль борта на двигателях скафандра нечего и пытаться. Во-первых, в таком казенном скафандре они до смешного слабы и вставлены чисто для галочки, а во-вторых, корабль движется в пространстве, и если изнутри этого практически незаметно, то стоит лишь на мгновение выйти наружу, как тот умчится во тьму космоса без следа.

Цин выполз из шлюза по пояс, стал шарить рукой в поисках хоть чего-то и внезапно ладонь его накрепко прилипла к корпусу. Вот оно как, подумал он. Внутри в перчатках Цин обнаружил манипуляторы магнитным захватом, с помощью которых можно было цепляться ладонями прямо к борту. Что-то подобное он нащупал и в ступнях, но принципа работы не понял, значит, придется идти одними руками.

Он прилепил ладони к корпусу и вытащил свое тело наружу. Вопреки ожиданиям, никаких усилий и тяги он не почувствовал, ноги не потянуло в обратном направлении. По-прежнему создавалось впечатление, что корабль стоит на месте.

Быстро приспособившись к манипуляторам, Цин пополз вдоль борта и вскоре добрался до торчащих во все стороны разорванных листов. Они выступали резкими, острыми лепестками так высоко, что полностью скрывали от взора хвостовую часть судна.

Пришлось ползти в обход в поисках более-менее ровного участка, чтобы ни в коем случае не порезать этими лезвиями скафандр. Цин перебрался на другой борт и прополз в узкую щелочку между двумя вздыбившимися листами обшивки и теперь только увидел, что от хвоста звездолета осталось не так и много.

– У меня серьезные сомнения в плане, – сказал он в коммуникатор.

– Что случилось?

– От всей хвостовой части осталась, считай, одна стенка.

– Как я и говорил, – вставил Шердонян.

И действительно, огромный кусок звездолета был вырван так, будто кто-то укусил его за борт. На оставшейся стенке болтались останки приборов, кусок какой-то комнаты, внутренности некоторых из двигателей. Цин сразу же нашел отсек, в который ему предстояло пробраться – у того не было двух стен, так что весь интерьер прекрасно просматривался снаружи. Цин аккуратно спустился через перегородку и, цепляясь за выжившую стену, прополз к руинам двигательного отсека.

Все что от него осталось – часть пола и потолка и две, скорее, даже полторы стены. Вдоль одной из них крепились приборы, в основном разломанные и обгоревшие, и трубы, из которых тут и там вырывался в пространство газ.

– Вы можете найти гнездо? – спросил голос капитана в коммуникаторе.

– Капитан, это примерно, как найти порез на пальце у человека, которого разорвало на куски.

Цин прополз вдоль стены, заглядывая в перекошенные приборы, разъемы и тяжелые провода. Вскоре у щита, ведущего в двигатель, он нашел и гнездо с надписью 46E. Оно сильно потемнело, покрылось крошкой пыли, а края выглядели опаленными. Цин как сумел счистил пыль и осмотрел гнездо еще раз, извлек старый, сильно опаленный чип, вынул из кармана новый и, надавив с силой, вставил в пазы. Тот прошел с трудом, как будто не совсем подходил под размер, вероятно, из-за деформации входа.

– Вставил, – сказал Цин.

– Нажимайте кнопку, – отозвался капитан, и Цин расслышал в его голосе радость.

Цин надавил на кнопку и отступил. Ничего не случилось. Не зажглись огни, ничего не вспыхнуло, не взорвалось.

– Нажал. Что-нибудь изменилось? – спросил он.

– Нет, – с досадой ответил Семенов. – Попробуйте еще.

Цин трижды нажимал на кнопку и трижды отжимал. Никакого эффекта это не производило.

– Попробуйте проследить за энергокоммуникациями, – предложил Семенов. – Поищите синий очень толстый шнур или трубу.

От гнезда отходило несколько шнуров и труб, правда синей была только одна из них. Метрах в двух от гнезда 46Е в стене была выбита дыра – в том месте, где труба эта и проходила. Либо удар осколком, либо чем-то незакрепленным изнутри. В любом случае труба была прорвана и из ее концов с обеих сторон торчало несколько толстенных шнуров, которые, в свою очередь, расходились сотней помельче.

Цин рассказал о своей находке Семенову.

– Как я и думал, – вздохнул Шердонян.

– Посмотрите, – очень медленно сказал капитан, очевидно листавший пластиковые карты и документацию, – там должен быть крупный серый ящик-блок под гнездом или под энерготрубами. В ящике запасные кабеля.

Цин огляделся. Действительно, в воздухе недалеко от разъемов и вилок парил светло-серый ящик, крепившийся тросом к стене. Его сорвало ударом с места, но трос остановил полет. Однако ящик все равно открылся и все его содержимое умчалось в космос.

– Он пуст, – только и сказал Цин.

Капитан несколько секунд молчал.

– Дайте мне время подумать, – сказал он.

Цин обыскал останки помещения, но безрезультатно. Он и не знал-то толком, что ему нужно искать. Все его знания об энергосистемах ограничивались… Ничем они, в общем-то, не ограничивались, потому что знаний этих не было вовсе.

Да и на что, вообще, был рассчитан весь этот план? Что все так вот запросто?! Нажал кнопку и пошло-поехало?! Весь корабль был связан тысячекилометровой сетью всевозможных кабелей под несколько видов энергии, которые переплетались и переходили от одного прибора к другому бесконечными сетями. И всего-то нужно нажать одну единственную кнопку, чтобы вся эта наука заработала? И это при том, что борта корабля похожи на крупное решето! Глупо и воображать, что на звездолете, от которого остался обгрызенный кусок, всего одно пробитие проводки! О чем эти пилоты только думают? Чтобы заставить эту порванную махину работать нужны опытные инженеры, да и тем понадобиться немало времени и материалов. Какая глупость, вздохнул Цин. Кто-то явно пересмотрел современных визуальных опер.

Он присел возле разорванных кабелей, осмотрел внимательно их с одной стороны, со второй. Ничего не понял и ухватил в охапку рукой. К счастью, те были надежно изолированы. Цин потянул кабеля на себя и к огромному его изумлению те вытянулись на полметра из трубы, как будто запихнуты туда были зигзагообразно, так сказать, про запас.

Не слишком думая о безопасности, он решил поэкспериментировать. Что будет, если просто связать неизолированные участки кабелей с одной стороны и с другой? Он даже не подумал о том, что желательно проверить на включена ли подача энергии, а еще лучше вообще извлечь модуль.

Спустя всего полминуты кабеля были связаны красивыми узелками. Цин подергал их по очереди – не рвутся – и вернулся к модулю. Осталось только кнопку нажать.

– Даю разряд, – сообщил Цин. – Берегитесь.

– Что?! – с удивлением переспросил Семенов.

Цин нажал на кнопку. Из кое-как перевязанных проводов метнулся свет, что-то хрустнуло в пределах скафандра и помутилось в глазах. К своему огромному удивлению Цин обнаружил, что корабль стал резко удаляться, оставив его далеко позади. И вдруг удар. Цина дернуло натянувшимся тросом безопасности и понесло следом за вращающимся, искрящимся далеко-далеко впереди звездолетом.

Что-то взорвалось? – успел подумать Цин.

И без того черный космос, окружающий его, стал угасать, тонуть в совсем уж беспросветном мраке. И сквозь этот мрак он различил еще одну внезапно мелькнувшую точку света. Ослепительным лучом она стрельнула ему в глаза и мир исчез окончательно.

21

Он пришел в себя в прозрачной капсуле, заполненной доверху какой-то густой жидкостью. К портам в руке и у ступни были подключены провода, еще несколько присосались сверху, а три входили в тело иглами. Цин чувствовал боль в боку, – туда, похоже, вонзили целый скальпель, размером с мачете. Изнутри окружающий мир казался мутным, серым и исковерканным.

Цин попытался оглянуться, но повернуть голову смог только вниз, во все остальные стороны ее что-то блокировало. Да и внизу смотреть было не на что, разве только констатировать факт, что кто-то содрал с него всю одежду, выставив голым у всех на виду.

А «всех» этих оказалось не так и мало. Двое постоянно стояли за пультами впереди, наверняка кто-то был сзади. Мимо капсулы то и дело туда-сюда сновали люди в бело-серых халатах, а у дверей слева, едва заметные краем глаза, вальяжно прислонившись к стене спиной торчали двое охранников.

К капсуле подошла женщина на вид лет тридцати, правда в наше время не так и много шансов угадать возраст человека по внешности. Зрачок ее левого глаза немного выпирал вперед и крутился вокруг своей оси, она то и дело дотрагивалась до него и что-то регулировала, разглядывая Цина с ног до головы без особого женского интереса. Возможно, она видала и более впечатляющих мужчин. Впрочем, у Цина было оправдание выглядеть невзрачно.

Но чаще всего возле капсулы появлялся человек в возрасте, на вид не больше сорока, но по движениям и взгляду явно куда старше. Никто ничего не говорил и никак не пытался контактировать с тем, кто болтался в куче геля в центре комнаты. Хотя Цин то и дело порывался пошевелиться или заговорить, но у него ничего не выходило. Движения что-то сковывало, и он не мог увидеть что, а когда открывал рот внутрь заливалась окружавшая его гадость.

Он несколько раз терял сознание и однажды, придя в себя, обнаружил, что капсула открыта и жидкость откачана. На него смотрели трое в халатах (среди них была и женщина с регулируемым глазом, и мужчина с омоложенным телом), не меньше пяти охранников и какие-то люди в костюмах на заднем плане у стены.

Цин снова попытался заговорить, но вместо этого кашлянул, и изо рта потекли слюни.

Все вокруг было похоже на пантомиму. Все молчали. Старик с молодым лицом кивнул кому-то вне поля зрения Цина, и к капсуле подошли еще двое. Они выволокли Цина наружу, весьма грубо уложили на носилки и потащили через болезненно яркие коридоры. Цину запомнилось, что его даже не прикрыли, и пока везли сквозь всю больницу он ловил на себе разнообразные взгляды, принимая самые жалостливые из них вовсе не на счет своего состояния.

Его перевезли в палату и, перекинув на твердую кушетку, наконец накрыли. В комнате осталось только двое врачей и один охранник. Но вскоре они ушли и в течение двух или трех суток лишь несколько раз появлялись в палате, тонувшей во мраке. Цин едва мог пошевелить пальцем, миниэхо либо был отключен, либо его вообще сняли. Никакой из внутренних имплантов не работал. Все что ему оставалось – изучать темно-серый потолок, с трудом озаряемый лампочкой где-то на стене.