Текст книги "Сияние потухших звезд"

– Что значит – «нету»?

Едва человек в черном скрылся за углом, Цин подтянулся и полез в окно. Узкая рама ножом надавила на живот. Цин перевернулся, вывалился наружу и грохнулся на плечи. Брызнула грязь, кто-то мимолетом обернулся.

Человек в черном подошел туда, где по прикидкам должна была быть дверь. Прорычав что-то матерное, он со всей силы грохнул ногой по стене, что-то с треском рухнуло на пол, а стена стояла дальше как ни в чем ни бывало. Боец выставил перед собой пулемет и шагнул вперед. К немалому удивлению полицейских – он прошел сквозь стену и исчез внутри.

Цин пробирался сквозь толпы хаотично мечущихся людей – белых, черных, оливковых, зеленых, пурпурных, то в строгих деловых костюмах, то в розовых шубах, то в шерстяных трусах… Он ориентировался по краю ямы и шел к сдвоенной, широкой лестнице с эскалатором. Грязь хрустела под ногами, налетал резкий ветер.

Где-то позади зазвенело стекло, кто-то закричал. А через несколько мгновений затрещало электричество, задрожал свет. Цин обернулся на ходу, чуть не врезавшись в высоченного мужчину с жирным пузом, и увидел мутное колебание воздуха далеко позади себя, глубоко в толпе. Свет вокруг него волновался, истерично мерцал, но люди как будто ничего не замечали. Что это такое? Цин не в силах был даже вообразить.

В это время все вдруг резко изменилось, правда сначала Цин и не понял – что. Музыка пропала и навалилось одиночество и пустота. Порхавший над толпой свет дронов вспыхнул, но как-то тускло, лучи прожекторов сменились небольшим круговым освещением, словно пытаясь привлечь внимание. Над рынком пронесся резкий, низкий и яростный электронный звук, потом еще раз и еще. Так, наверное, слышался бы рев тромбона на земле, если бы издавался он в аду. Цин поднял глаза к экранам и едва не оступился, едва не рухнул в мокрую черную массу на полу. Пропали певицы, пропали певцы-гермафродиты, пропала реклама модных очков и миниэхо. Теперь на всех экранах было одно – лицо Арьяла Цина Сюнзи. Серое, с темными глазами, измученное, такое, как на документах. Лицо повернулось боком, затылком, другим боком. И снова этот дикий звук – еще и еще раз.

Цин отошел к торговому автомату и купил первые попавшиеся очки – с круглыми стеклами и облегающими пластиковыми ободками, сильно закрывающими лицо. Внешний вид очков можно было настроить через миниэхо, но руки дрожали так сильно, что и надеть-то их получилось только с третьего раза.

Некоторые в толпе чуть сбросили скорость, некоторые приостановились, смотрели наверх, на экраны, на загадочное лицо без каких бы то ни было подписей.

– И что это такое? – спросил продавец неподалеку от Цина, выглядывая из-за прилавка.

– Какая-то реклама, – пожал плечами человек с железными руками.

Цин юркнул сквозь столпотворение и влез в узкий, совсем уж грязный и темный переход между ларьками. Он открыл экран миниэха и спешно изучал карту в поисках единственного, что могло ему прийти в голову в этот миг – космопорта.

5

– Как думаете, что же это такое? – спросил Чидам Салук, первый пилот «Танидзам». Он сидел перед мониторами и пальцами отбивал по их поверхностям нервную дробь.

Буквально час назад корабль в очередной раз вышел из бета-пространства, чтобы дать отдохнуть и людям, и материалам, и двигателю, и немного скорректировать новый курс. Сейчас «Танидзам» шел со скоростью почти световой, но, если не считать странного помутнения на мониторах, казалось, что он стоит на месте. Звезды на экранах будто бы дрожали, смазывались, прыгали, как ночные огни, снятые трясущейся в руках камерой. На центральном экране на мостике переливалась яркими цветами космическая клякса – ее неровные границы колыхались, растекались и снова собирались. Отсюда ее можно было бы разглядеть гораздо лучше, чем со станции на Сита b… можно было бы, если бы на корабле был такой же мощный телескоп, а по факту картинка на далекой станции позволяла увидеть много больше.

Световое пятно заметно волновалось и создавалось невольное ощущение, будто оно хочет сложиться в какую-то фигуру, например, в лицо. «И заговорить», – так прокомментировал всеобщее впечатление старший помощник Кихан.

На тесном мостике столпилась чуть ли не вся команда, включая временно (или не очень) безработного экзобиолога Волкова. Он стоял у стены и напряженно вглядывался в изображение далекой космической аномалии.

– Откуда нам знать, что это такое? – сказала стоявшая в дверях Яланиюма, бухгалтер «Тандизам».

Это была та самая женщина, которая спала на скамейке у входа на корабль. Кажется, ее до сих пор немного пошатывало, по крайней мере лицо раскраснелось, а от чего – дело третье. Только теперь Волков обратил внимание на ее удивительные волосы – ярко розовые, как будто совершенно настоящие, они торчали во все стороны целыми спицами, и такие длинные, что девушка походила на какого-то громадного ежа.

– Среди нас умных людей нет, – заключила она.

– Я бы на вашем месте не говорил таких вещей в присутствии меня, – ответил Кихан. – И вообще, если уж говорить откровенно и по чести, которая есть, впрочем, не у всех присутствующих, вовсе необязательно нужно иметь сорокакилограммовые мозги, чтобы строить предположения.

– И что же вы предполагаете? – поинтересовался второй инженер Дика, опиравшийся на спинку кресла Салука.

Это был достаточно длинный человек с очень добродушным лицом и глазами такими грустными, что едва ли человек способен с такими глазами родиться. Некоторые вещи приобретаются только с жизненным опытом. Или вместо него.

– Что пожелаете, – пожал плечами Кихан. – К примеру, крошечная сверхновая, замедленная в развитии по причине своих размеров. Где-то я читал теоретическое обоснование подобного явления, и автор уверял, что осталось только дождаться, когда его предсказание произойдет у всех на глазах. Все очень просто. К подобному варианту подталкивает и наблюдавшаяся не так давно в глубинах Вселенной гигантская суперсверхновая, поглотившая десяток галактик и в первые мгновения имевшая более-менее схожий облик.

– Чушь какая, – проворчала Яланиюма. – То есть вы хотите сказать, что все эти тысячи миллионов тощих астрофизиков, которые сейчас ночуют у своих телескопов по всему миру, не способны отличить банальную сверхновую от чего-то такого вот такого? Вы думаете если бы наблюдаемому нами можно было найти такое примитивное объяснение – они бы его не нашли на раз-два, пусть бы в виде теории?

– На вашем месте, Юма, – затянул Кихан тоном, который на корабле называли «тоном Кихаря», – я бы не возводил таких больших надежд на разного рода ученых, к тому же прямо сейчас у каждого из них наверняка уже с десяток теорий, просто до поры до времени они боятся ими поделиться, чтоб не сдирать потом с головы ушат помоев, справедливых или нет. Один мой знакомый физик мелких частиц и еще более мелкого воображения, отведав сильно пересоленный суп, состроил шестьдесят тысяч штук теорий относительно произошедшего на кухне. Он расписал все варианты взаимодействий протонов с электронами, и нейтронами, и нейтрино, и кварками, и шварками, и с таким частицами, о которых вы никогда не узнаете, в силу вашего упрощенного интеллекта. Но не было в жирном списке его гипотез тривиальной ошибки повара. То есть, самого нашего господина физика, потому что готовил себе он сам.

– Чушь какая, – фыркнула Яланиюма, – вы эту галиматью только что прямо на ходу придумали.

– Это еще значит, что такого не было.

– В вашей больной голове – несомненно было.

– Хоть и так.

Кихан меланхолично скривил физиономию и выровнялся в кресле.

– А может же быть, что это, к примеру, сигнал? – сбивчиво, делая длинные, но не многозначительные промежутки между словами подал голос Яхим, второй пилот. – Инопланетный сигнал – нам. Например, как азбука Морзе.

– И что вы думаете они нам говорят, Яхим? – спросила Сан-ка-Ниями, корабельный связист.

Девушка внимательно рассматривала какие-то графики на своих мониторах.

Ниями очень редко можно было застать в другой позе и в другом месте. Разве что – в буфете. Впрочем, Яхим почему-то покраснел и сделал вид, что задумался, но на самом деле мысли спутались и совсем не думалось.

– Читаю, – отозвался капитан Каратикардха. – Добрый день, дорогие человеки. Вот уже шестнадцать дней, как у нас идут дожди, и мы все думаем о вас.

– Думаем о том, как прелестно смотрелись бы ваши хорошо проваренные ножки в нашем обеденном бульоне, – продолжила Яланиюма.

– А на второе, пожалуйста, макароны с печенью и сердечко.

– Можно два.

– Так это что, заказ еды на дом? – серьезно спросил Кихан. – Мы теперь и таким не брезгуем?

Яланиюма презрительно скривилась.

– Разворачивайтесь, – сказала она, – или они выпьют весь наш шнапс.

– Разве вы еще что-то оставили? – удивился капитан.

– Все это фантазии и детские выдумки, – после некоторой паузы раздался из коммуникатора голос старшего инженера Кин Метци. – Скорее всего это штука наподобие квазара или, в крайнем случае, с тем же принципом. Лопнула, допустим, все та же сверхновая вблизи черной дыры, и пошло-поехало, трали-вали все такое. Взрыв выбрасывает вещество в дыру, та через силу его пожирает. В результате – бум! Бах! Тра-ра-рах! Жратва не лезет, изо рта вываливается, кушать надо, хочется или не хочется! Короче, просто, как вентиль прикрутить.

Кин Метци целыми днями просиживал среди электроники, машин и двигателей, и почти не появлялся снаружи. Однако голос его регулярно транслировался то тут, то там, как будто он всегда где-то рядом с вами, стоит тенью за спиной. Однажды он обратился к Волкову когда тот был у себя в каюте, и теперь биолог с опаской поглядывал на туалет.

– Трали-вали – это хорошо, – похвалила Яланиюма, – вы, Энхайнц, прямо профессор, какой ученый слог!

– Не у всех же сфера интересов ограничивается бешерским самогоном и макаронами с сердечком, – сердито прогудел голос Кин Метци.

– Капитан, это о вас.

– Что поделать, макарошки с сердечками – единственная причина, почему я не пошел в десантники, – капитан развел руками. – Там, знаете ли, кормят только биологическими крапозанами, если вы знаете что это такое?

– А вы уверены, что влезли бы в боевой скафандр десантника? – спросил Кихан. – Или экзоскелет?

– Раньше и я был молодым, красивым, не настолько и толстым.

– Подтверждаю, – отозвалась Яланиюма, – я видела изображение, где у вас всего четыре подбородка.

– Эта женщина колет ножами, – пожаловался капитан.

– Боевой костюм десантника называется Личной Боевой Броней, – заявил вошедший на мостик Атэр Брок.

Несмотря на то, что дверной проем был высок и предназначался не только для будничных приключений, но и для проноса огромного количество крупного оборудования, Броку пришлось пригнуть голову. Яланиюма, все еще державшаяся со сложенными руками у косяка, по сравнению с корабельным охранником и грузчиком выглядела как маленькая кукла рядом с носорогом. Брок свирепо осмотрел мостик, и Волкову показалось, что под этим гигантом прогибается листовой пол.

– Кому интересно, – добавил Брок, – у меня в каюте имеются две. Броня для открытого космоса и для безвоздушных планет. А кому не интересно – хрен и с вами. Играйтесь в игрушки, пейте молочко.

– Брок – молодец, – отозвалась Сан-ка-Ниями, что-то листавшая в своем компьютере, – закончил пять классов.

– Шесть.

– Кстати, Атэр, как вы назвали людей, неспособных вытянуть полутонную штангу, напомните, пожалуйста, я забыла.

– Дерьмом.

– Точно-точно, так и было.

– Друзья, мы все дерьмо, – сокрушенно проговорил Каратикардха.

– Согласен, – отозвался Брок.

– А того, кто не может сделать жим лежа сколько-то там раз… сколько вы говорили?

– Семьсот раз за три минуты.

– Да, да, кажется. Или вы говорили больше? В любом случае, как вы таких назвали?

– Дерьмом.

– Точно-точно, совсем из головы вылетело.

– И это если считать на пальцах одной руки.

– Ну а как обычно, на двух руках?

– Дерьмом.

– В вашей классификации никогда не запутаешься, – похвалила Ниями. – Кстати, я вот сейчас читаю сеть, раз уж мы вышли из бета-пространства. Много мнений о нашем родном пятне. Есть, к примеру, целая группа, которая считает, что это просто-напросто боженька пукнул.

– Фу, остановите корабль, Салук, – попросил Кихан, – я сойду.

– Что? – доверчиво удивился Дика, главный спец по двигателям «Танидзам». – Зачем? Достаточно поставить защиту против токсинов.

Кихан исподлобья поглядел на Дику. Второй инженер – человек очень серьезный.

– В любом случае, религиозные фанатики из Тамалияны в комментариях, наверное, рвут и мечут? – спросил Кихан.

– Кстати, да, – ответила Ниями, – но подписаны уже шесть миллионов человек. Еще вот есть версия, что это разрыв в пространстве Вселенной, из которого на нас глядит глаз высшего существа.

– Я таких версий могу штук по тридцать в минуту генерировать, – заявил Кихан.

– Вот самая популярная группа, пока десять миллиардов человек. Ну, то есть когда последний раз мы получали сигнал было десять миллиардов. Сто двадцать восемь миллиардов положительных оценок. Аномалия – это Большой Взрыв в миниатюре.

– Пф…

– Что за взрыв? – нахмурился Атэр Брок. – Не понял, там типа войнушка какая-то? У меня фотонные торпеды в разобранном виде…

– А я думал, Ниями, вы там за компьютером работаете, – заметил Каратикардха. – Волновые таблицы рассчитываете. Анализом полей занимаетесь. Регистрацией излучений.

– Куда ей, она не умеет, – ответил Кихан.

– Не умею, – подтвердила Ниями. – Куда мне?

– Вы то сколько классов закончили?

– Классов? Каких классов? Вообще не понимаю, о чем речь, – Ниями улыбнулась.

– И раз уж зашла об этом беседа, разве в ваши трудовые обязанности входят прогулки по сети и чтение комментариев?

– Как? – удивилась Ниями. – Я должна делать что-то еще? Мне за это не платят.

По комнате пролетела пущенная Яланиюмой пустая пластиковая кружка из-под кофе. Она аккуратно ввалилась в отверстие в кофейном аппарате, и тот издал холодный звон.

– Как жаль, конечно, – подал голос первый пилот Салук, – что объяснение этому яркому феномену ученые найдут, как всегда, простое и скучное. Без громких сенсаций, без приключений, с помощью серенького маленького космического аппарата, вычислив атомарную структуру вещества или, может быть, химический состав, или что-то в таком роде, что обычного человеку ничего не скажет. Протоны стучатся в электроны…

– Как-как? – оживился Кихан. – Патроны стучатся в элероны? Ого, вот это я понимаю приключение!

– А что скажете вы, профессор Волков? – поинтересовался капитан.

Волков, до сих пор тихо слушавший разговор, вздрогнул, услышав свое имя. Он стоял у дальней стены, почти в углу, и видел сразу весь мостик.

– Я же биолог, капитан, – напомнил он и прокашлялся, голос показался глухим. – Конечно, много чего проходил и когда был студентом, и после, во время научной работы довелось изучать и Всеобщую теорию, и астрофизику в некоторых деталях, но четкую картину мне представить тяжело. Тут скорее важен опыт. Но вот что я припоминаю. Лет пятнадцать назад, что-то около того, когда я еще работал преподавателем в Институте Квантовой Экзобиологии в системе Некифи, мы часто возили студентов на практику на четвертую планету системы. Там очень сложная химическая среда, атмосфера переполнена ядовитыми газами, поэтому человеку там непросто, нужно ходить в тяжелых скафандрах. При этом сила тяжести почти два жэ, скафандр шестьдесят килограмм и забрало шлема вечно запотевает, и не сплошным туманом, как обычно, а узорами, отчего изображение искажается и, скажем так, гуляет. Но это все, в общем, детали. Кстати говоря, студентов туда брали только по желанию и никого не заставляли, не подумайте. Так вот, на планете на этой сформировалось просто сумасшедшее количество самой разной флоры и весьма своеобразные, пусть, как правило, и простейшие образцы фауны. Но все опустим и перейдем к делу. Было там такое озеро, которое называлось, кажется, Лишайным… не помню. Название не официальное, а наше, институтское, молодежное. Если подойти к краю этого озера и вглядеться в воду, то на отбрасываемую вами тень тотчас слетались крошечные существа, которых назвали пышноцветами, хотя это все-таки была живность, а не растения. Пышноцветы в затененной воде превращались в цветастую чернильную кляксу, которая то растекалась, то собиралась, и принимала при этом самые хаотичные формы. И, что самое любопытное, когда вы вот так смотрели в озеро и бросали на него свою тень, ваше отражение полностью пожирали пышноцветы. Вы представьте – смотрите в зеркало, а вместо вас там какая-то совершенно умопомрачительная галлюцинация. Очень интересный эффект.

– То есть вы хотите сказать, что это, может быть, живое существо? – уточнил капитан.

– Ну я бы ничего не стал исключать, это, будем считать, моя личная добавка ко всем версиям.

– Пойду собирать, значит, фотонные торпеды, – сказал Атэр Брок и покинул мостик.

– А я схожу перекушу, – сообщил Дика и двинулся было к выходу.

– Вперед и с песней, – ответил ему Кихан. – Через десять минут уходим в бета-пространство. Так что сразу захвати с собой пакет.

После входа в бета-пространство на корабле притушили свет, погрузив его в сумрак и тишину. Экипаж разбрелся кто куда. Кто-то пошел спать, кто-то работать, кто-то заниматься, кто-то пить. На мостике остался один только Яхим ниб Харос, да и тот зевал и поглядывал с тоской на кресло Ниями. Сама корабельный связист и мастер на подхвате в этот момент отправилась с Яланиюмой в буфет, где две женщины долго разговаривали, пили что-то крепкое и обсуждали свои прошлые, не слишком приятные для обсуждения жизни. Второй инженер Дика решил пропустить перекус, спустился к двигателю, проверил системы и заснул, как всегда во время входа в бета-пространство. Спал и огромный Атэр Брок, выпивший двенадцать таблеток снотворного – ему нужно было восстановить силы перед новым подходом в упражнениях. Чидам Салук нервно тарабанил пальцами по столу и решал навигационные задачи для студентов первых-вторых курсов, попивая жидкий лякус, а старший инженер Энхайнц Ден Кир Метци сидел в инженерном отделении, ровный как надгробный крест, и смотрел, практически не моргая, на мониторы, по которым ползли бесконечные графики с анализом систем корабля. В такой позе Метци мог пребывать сутками.

Волков и старший помощник Кихан прошли в каюту капитана, пили и курили. Биолог вертел в руках стакан с противорвотным соком – он редко выходил в космос и очень не любил переход в бета-пространство (а выход – тем более). Капитан и Кихан пили некий напиток изумрудного цвета с достаточно высоким содержанием спирта.

– Знаете, что меня тревожит все то время, что я на борту «Танидзам»? – спросил Волков дрожащим голосом, ему было очень тяжело. – Даже еще раньше, на Сита b. Хотя нет, все же позже… Я узнал об этом круговом полете только когда мы двинулись…

– Круговом? – переспросил капитан.

– Я имею в виду незапланированном, ведь нам приходится, в каком-то плане, делать дополнительный крюк. Так вот, для меня всегда было громадной проблемой получить средства на что бы то ни было от Эл Тун. За последние лет сорок я сорок раз обращался в корпорацию с проектами, которым требовалось финансирование, и ни разу не получил одобрения. Все мои идеи отшвыривались, я полагаю, на самых начальных этапах, как совершенно неинтересные с точки зрения вероятной прибыли. Это я сообразил, конечно, чуть позже, уже приобретя опыт. Впрочем, и после того, как пришло понимание – успеха добиться мне не удалось. Но и правда, я думал о важности своих возможных научных открытий для человечества и будущего, совсем позабыв о соображениях прибыли. Слава меня тоже толком никогда не интересовала, что она для ученого? Помнят имена, но не помнят нас самих. Да и кто помнит эти имена? Коллеги, с завистью, быть может. Так вот, коммерческой ценности я никогда не имел и когда получил наконец исследовательское предложение, то просто заполнил нехватку персонала в чужом проекте. В результате, все что я создал – у меня забрали. И вот я сижу здесь, на арендованном корпорацией судне, что весьма немало, которое летит за много бета-переходов, что дорого – и зачем? Чтобы выпустить исследовательский спутник! Мое воображение рисует возможные далекие коммерческие перспективы подобного шага, но, как я убедился на собственном опыте, настолько в будущее корпорация заглядывать не привыкла. Она всегда с легкостью отбрасывала проекты, не сулившие серьезных процентов в самое ближайшее время. Но подумайте только – исследовательские спутник! Какая прибыль возможна от такого проекта? Пройдут годы, прежде чем мы поймем с чем столкнулись, и даже в таком случае вероятность извлечения финансовых дивидендов из аномалии ничтожна! Ведь никто до сих пор не делает деньги на звездных туманностях или, к примеру, черных дырах. Так зачем это? То, что мы делаем прямо сейчас.

– Ну, – капитан повертел в руках стакан, влил его содержимое в глотку и на некоторое время задумался, – какое-то время я баловался книгами по свободной экономике, особенно Адении и немного Чжи Со. Содержательно очень похожими книгами, к слову сказать. Ведь, конечном итоге, все современные человеческие государства сходны и выстроены по одной системе, я бы даже сказал единой, учитывая тесные связи политических и экономических верхушек. Конечно, элита и правящие касты стараются делать вид, что чем-то отличаются. Так создается мнимое противостояние и противостоянием этим подчиняются касты низшие, менее образованные. Ведь что нужно государству от рядового гражданина – зависимость и подчинение, беспрекословное выполнение повинностей и потребление. Как этого добиться проще всего, особенно в условиях такой разнородности населения, как в наше время? Не станешь же бегать за каждым с дубинкой? Даже за каждой группой, этнической или религиозной? Нет, нужно создать в обществе сплочённость, хоть бы и ненастоящую, но, так сказать, видимую. А это проще всего осуществить, когда есть враг, кто-то другой, кто-то не похожий, против кого можно объединиться и кого можно осуждать. Он не такой как мы, его ценности другие – объединяемся, значит, граждане, чтобы его одолеть. Объединяемся, чтобы он не одолел нас. Объединяемся, естественно, под управлением высших каст, правящего класса. В беспрекословном подчинении, а кто не хочет – тот наш общий враг. Так вот, а что делать, если все государства в общем построены по одному принципу и следуют одной идеологии? Очень просто! Состроить мину, прикинуться, что это не так – и этого, вы не поверите, достаточно. Нужно замаскироваться, грим наложить. Чжи Со, к примеру, изо всех сил делает вид, будто их технократическая диктатура построена на социальной ответственности и именно она, а не экономическая прибыльность, стоит в центре внимания элиты. А Тамалияна делает ставку на религию, расистские и откровенно фашистские идеи. Но все же – они едины. Ибо кто руководит нашими империями?

Капитан громко и со свистом вдохнул ароматический дым из сигареты и на некоторое время замолчал.

– Над всеми нами стоят Сан Рико Райз, Мадзэн и другие корпорации, даже суперкорпорации. Кто-то мельче, кто-то крупнее. Например, Мадзэн, изначально возникший в Чжи Со, имеет почти тридцатипроцентную долю в экономике Тамалияны. Им же принадлежат коммунальные службы Адении и государственные компании по добыче материалов. Эл Тун и Сан Рико Райз созданы в Адении, но имеют решающее влияние и в Чжи Со, и в Тамалияне. Император Тамалияны лично советуется с директорами Эл Тун. А Сан Рико Райз владеет правительством Адении – офис власти находится в центральном здании корпорации на третьем этаже. Как видите, все это единая система, единый организм, который взаимодействует хаотически и развивается, если можно сказать что он вообще развивается, пожиранием самого себя.

Так вот, учитывая, что в центре нашего, образно говоря, мироздания стоят компании экономические, то и основа всего взаимодействия, разумеется, финансовая. Если принять, что количество любого вещества в природе конечно, что несомненно так и есть, то суть экономического движения в том, чтобы присваивать себе то, что принадлежит другому и не отдать ему то, что принадлежит тебе. Именно сам процесс бесконечного, кажется на первый взгляд, перетекания веществ, перетекания ресурсов и благ из одних рук в другие и есть основа. Само движение – и есть суть. Движение из одного конца в другой и обратно подменяет развитие. Однако не стоит забывать, что любое движение, не подпитываемое снаружи, в конце концов приходит к саморазрушению и увяданию, так сказать, к энтропии. Может быть, и без «так сказать». Поэтому, чтобы поддерживать этот процесс живым, чтобы не ослаблять движение и не разрушить всю систему, системе этой надо либо пожирать себя и становится меньше и слабее, либо получать что-то извне.

Топливо двигателя для всей этой тарахтящей махины – продажи. При чем не суть важно –чего и зачем. Важно продать и заработать, получить больше, отдав меньше. Ради этого выжимаются до смерти целые звездные системы, уничтожается экология, вырезаются народы и начинаются войны, где гибнут миллионы работяг и бедняков ради того, чтобы обеспечить дополнительный процент прибыли своему жирному хозяину, отбирающему этот процент у жирного хозяина их соперников. И именно за этим процентом мы с вами и летим, профессор Волков. Ведь что это за аномалия, что за клякса – мы с вами не знаем! Какие в ней могут быть богатства!? Какие необычные вещества и драгоценности!? Вероятность не велика, но упустить такой шанс, значит отдать преимущество в руки сопернику. В конце концов – все можно продать. Даже нечто, что кажется вам совершенно бесполезным, например, чужие грязные носки с дырками на пятках. Их можно продать. Деревянные несъедобные котлеты – сделайте их модными и продавайте. И если выяснится, что это космическое пятно – просто пятно. Его все равно можно будет продать. Все что угодно. Поверьте, профессор, у вас у самого в чемоданах масса вещей, которые вам, в сущности, не нужны, но которые были куплены потому, что система потребовала от вас купить их. Так она выживает. Создавая ненужный мусор из жизненного необходимого. И наша аномалия для нее в буквальном смысле новый источник топлива. Пока она не найдет чего-нибудь нового. А если не найдет, значит, что-нибудь уничтожит – к примеру, какой-нибудь маленький народец, – нарушив баланс и вновь придя в движение. И так до тех пор, пока вся система, начав поглощать себя с хвоста, не сожрет себя полностью. Если кратко, путано и поверхностно, то именно такой мне видится вся эта ситуация.

– Вы считаете, что если мы не найдем в аномалии ничего ценного, случится какой-то экономический катаклизм?

– Наверняка.

– Например?

– Войска Адении собираются у границ и Чжи Со, и Тамалияны. Ее системы-миньоны активно готовятся к боевым действиям. Чжи Со резко активизировали спонсирование сепаратистских группировок в Тамалияне. А Тамалияна с утра до вечера крутит в новостях информацию о своих новейших военных разработках.

– Значит, будет война?

– Вероятнее всего, да, но, возможно, не сразу. Социальное Чжи Со на днях окончательно отменило все социальные гарантии, обязав, к примеру, детей оплачивать нахождение их родителей в могиле бессрочно. Вместо пенсий ввели штрафы за старость и сняли последние временные ограничения на рабочую смену. В Адении увеличиваются налоги и поборы на два процента каждые два месяца, а Тамалияна, чтобы сдержать нашу энтропию, почти полностью отказалась от системы образования. Здравоохранение на очереди, хотя в Адении оно и так уже давно доступно только элите.

– Что ж, – сказал Кихан, – будем надеяться – что-то мы все же найдем.

– Да, продлим агонию. Не хочется застать полный коллапс уже при своей жизни.

Волков вздохнул и почесал висок. Что-то не сходилось, что-то беспокоило его. Глотнул немного сока, но стало только хуже.

– Объясните мне тогда одно, – наконец медленно начал он. – Смотрите, пять лет мы работали на Сита b над прорывным соединением, которое можно использовать для создания лекарств от многих болезней сосудов и крови, особенно тех, которые приобретаются в результате разрушения экологии, сложных условий на окраинных планетах, искусственной, некачественной пищи или бета-перелетов. По сути, мы могли бы вывести это лекарство уже в лабораториях Сита b, не будучи и фармацевтами. Ведь это какой прорыв! У нас же половина населения страдает в той или иной степени от таких болезней, многие гибнут, умирают совсем молодыми из-за ломки или закупорки сосудов, от бета-кристаллизации и всего того, что может следовать за этим. Вы подумайте – сколько это покупателей! И что же? Лекарство засекретили. В лучшем случае его будут продавать по безумным ценам представителям высших каст. Что же случилось? Почему так? Почему Эл Тун идет против прибыли?

Каратикардха выпустил облако дыма изо рта. Сперва фиолетовое, оно покраснело, затем позеленело и, прилипнув лепешкой к стене, стало тихонько рассасываться.

– Да очень просто, на самом деле, – сказал капитан. – Если вы дадите людям лекарство – они ведь вылечатся.

– Логично.

– И перестанут его покупать.

Волков открыл было рот, чтобы что-то сказал, но задумался, остановился.

– Конечно, определенная выгода в этом есть, – продолжал капитан. – Даже о-го-го какая выгода! Но посмотрите иначе. Что если скармливать этим необразованным нищим лекарство, которое не излечивает, а только останавливает болезнь, снимает некоторые симптомы, некоторую боль. Я не говорю о плацебо. От него человек может элементарно умереть, в конце концов. А мертвые деньги не платят, хотя, как я уже говорил, в Чжи Со смогли решить и эту проблему. Но мы все же говорим о лекарстве, которое лечит, но не излечивает. Всю свою несчастную короткую жизнь вы обязаны покупать его и платить, платить, платить, а иначе умрете. Выгодный вариант, правда ведь?

– Но это же бесчеловечно, – шепотом сказал Волков.

– Если свободная экономика станет человечной – она умрет в тот же миг.

После этого разговора Волков долго бродил сумрачными коридорами «Танидзам» и размышлял, хотелось спать, но не спалось. Проходя мимо каюты Яланиюмы он увидел торчащие из открытых дверей ноги – женщина наполовину ввалилась внутрь и уснула на полу. Дверь неловко колебалась, не зная, как поступить. Волков втащил несчастную в каюту и уложил в постель. После этого он отправился дальше и оказался в грузовом отсеке. Атэр Брок подтягивался на перекладине, а сидящая на приличном расстоянии от него Сан-ка-Ниями упавшим голосом рассказывала о своей жизни, в тысячный раз, и история ее каждый раз приобретала новые сюжетные повороты и оригинальные концовки.