Текст книги "Обман"

– А этот слух, – с болью спрашиваю я, – он широко распространился? Многие знали об этом?

– В третьем воздушно-десантном полку – да. Но за его пределами – нет.

Это знаменитое полковое братство! Значит, и плохое, и хорошее они хранят только между собой.

– Но вы-то ведь знаете, – тихо замечаю я.

– У меня в третьем полку был друг. Он сказал мне. Значит, нарушил законы корпоративности.

– Когда же произошел этот эпизод? Эта задержка с продвижением?

– Во время штурма Порта-Стэнли.

– Это в тот момент вы столкнулись со взводом Гарри?

По лицу Морланда пробегает тень недовольства. Вопрос ему явно не нравится.

– Да, примерно, – хмуро отвечает он.

– Значит, вы все видели?

– Простите, что?

– Ну, как вели себя солдаты Гарри. Какая моральная атмосфера была во взводе.

– Не совсем. Мы столкнулись со взводом Гарри в темноте. Все было достаточно беспорядочно. Всем хотелось побыстрее расползтись в разные стороны. Мы были в контакте непродолжительное время. Обменялись разведданными. Потом двинулись вперед. Вот и все.

Я хочу сказать: «Не так уж недолго, чтобы не успеть заметить, как обстоят дела в соседнем подразделении». Но вместо этого спрашиваю:

– Выходит, ничего необычного вы не заметили?

– Мы двигались три дня почти без сна. Честно говоря, из-за усталости просто не в состоянии были что-нибудь заметить.

Я понимаю, что больше он ничего не скажет, и благодарю его.

Похоже Морланд задумался, правильно ли он поступил, рассказав мне про этот случай.

– Хотите еще кофе?

– Нет, спасибо, мне пора домой, – говорю я несколько резковато.

Он догоняет меня уже в холле.

– Подождите, у меня есть кое-что для Джоша.

Морланд открывает дверь, которую я сначала не заметила. В комнате, еще меньше столовой, стоят лишь стол, стул и боковой столик, заваленный бумагами. Он не включает свет, но я успеваю заметить на столе какие-то чертежи, а на подоконнике – тройную кожаную подставку с фотографиями. Мне удалось разглядеть на двух снимках лишь группы каких-то людей, а на третьем – женщину с правильными чертами лица, длинными волосами и обнаженными плечами.

– Вот, – говорит Морланд, закрывая за собой дверь и протягивая мне книгу. Она называется «Рыбы Британских островов». Он включает наружный свет и провожает меня до машины. На улице довольно прохладно, со стороны леса дует ветер. – Вы больше не поете? – спрашивает Ричард, пока мы шагаем по гравиевой дорожке.

– Что? А, нет.

– Не жалеете об этом?

Мы останавливаемся у машины.

– Если бы вы хоть раз услышали, как я пою, вы были бы со мной абсолютно солидарны.

Он смеется.

– Но раньше вы, наверное, хорошо пели?

– Вот именно. Раньше. Я уже давно не практиковалась. А чтобы хорошо петь, надо жить жизнью дикой и нездоровой.

Морланд снова смеется, запрокинув голову. Я удивлена и в то же время рада, что смогла его развеселить.

– Вы уверены, что сможете сами вести машину?

– Конечно, – смело вру я.

– Ну тогда спокойной ночи, Эллен, – произносит он и целует меня в щеку.

По дороге домой меня от выпитого вина все время клонит в сон, приходится максимально концентрировать внимание, чтобы доехать без эксцессов.

На кухонном столе нахожу записку от Джоша. Должно быть, он прибежал от Джилл вскоре после того, как я уехала. Записка лежит рядом с черно-белой фотографией «Минервы» в рамке, которая обычно стоит на полке в гостиной. Записка гласит: «Мам, отдай Ричарду. Очень важно».

На фотографии яхта идет под полными парусами, а на заднем плане виднеется узкая полоска суши. С минуту я задумчиво смотрю на снимок, затем ставлю его на шкаф и поднимаюсь наверх.

ГЛАВА 9

Сегодня суббота. Передо мной стоит вторая чашка кофе, и я подписываю, с чувством некоторого удовлетворения, последние письма. Хоть что-то сделала, хоть что-то осталось позади… «Нам всем его будет недоставать». Я чувствую облегчение при мысли о том, что мне не придется этого писать. В горле комок, в глазах пощипывает.

Я также набросала несколько открыток всем (в основном это подруги), кто звонил в начале недели, и поблагодарила их за заботу. Написала им, что хотела бы увидеться, но попозже, через пару недель, поскольку сейчас я еще не совсем пришла в себя после смерти Гарри.

Интересно, о чем думают все эти люди? Слышали ли они о пропаже ружья? Перешептываются ли об этом? За последние несколько дней я говорила лишь с двумя-тремя знакомыми, которым удалось прорваться через автоответчик, но они даже не заикнулись о ружье. Значит, ничего не знают. Или знают? Меня сейчас вообще бросает от отчаяния к надежде. Этим утром надежда преобладает, отчасти потому, что я живу ожиданием завтрашней встречи с Кэти, а отчасти потому, что смогла наконец выспаться. Был один-единственный кошмар и то незадолго до пробуждения. Мне снилась наша лодка. Она плывет в тумане в открытом море. Ее прибивает к берегу, но мне не хватает сил вытащить ее из воды. Затем картина вдруг резко меняется и около лодки оказывается совершенно другой человек, который сталкивает лодку обратно в воду. Лица человека я не вижу, но это не Гарри, потому что в моем сне Гарри уже мертв.

Я проснулась с неприятным ощущением, но зато не было прежнего отчаяния. А это уже прогресс.

С мыслью, что все не так уж плохо, я беру листок бумаги и принимаюсь составлять список вещей, за которые можно выручить хоть немного денег. На первом месте, конечно же, «мерседес» Гарри, престижной модели, почти совсем новый. Но напротив этого пункта я ставлю знак вопроса. У меня такое впечатление, что «мерседес» принадлежит компании и, следовательно, я не имею права его продавать. Еще можно продать лодку, водный мотоцикл и надувную лодку «Зодиак». Из дома можно продать компьютер, принтер, комод в стиле эпохи короля Якова (за который Гарри явно переплатил), обеденный стол из красного дерева с восемнадцатью стульями, массивный викторианский книжный шкаф. Все равно эта мебель слишком громоздка для любого коттеджа. Да, и еще: портрет человека с надменным лицом в широкой шляпе, принадлежащий кисти неизвестного художника восемнадцатого века. Портрет висит в гостиной и, по-моему, никому не нужен.

Интересно, сколько это все может стоить сейчас, учитывая экономический спад? Думаю, не очень много.

Других идей у меня пока нет, так что я выглядываю в окно и наблюдаю за работающим на овощных грядках Морисом. Он выдергивает морковь и очищает ее от земли. Движения у него размеренные: нагибается, выдергивает корешок, выпрямляется, обивает морковку о сапог, чтобы очистить ее от земли, и бросает в корзину. Так можно легко заработать боли в пояснице. При взгляде на Мориса я вспоминаю, как в то утро мы притащили с ним с пристани надувную лодку, всю в грязи. Сквозь распахнутые окна я слышу шуршание колес по гравию. Представляю, как щелкает заслонка проема для писем в двери и как конверты падают на коврик. Я торопливо иду по коридору к двери и вижу лежащую подле нее почту. Пять писем и два рекламных проспекта. Просматриваю конверты, но не нахожу ни на одном почтового штемпеля «Гернси». Наливаю себе еще одну чашку кофе и возвращаюсь в кабинет. Выписку по остатку на моей кредитной карточке я сразу откладываю в сторону, даже не раскрыв конверт. То же самое делаю с коричневым конвертом из школы Кэти: судя по виду, это очередной счет за какой-нибудь факультатив. Я задерживаюсь над дорогим конвертом с написанным от руки адресом. Это письмо с соболезнованиями от одного из друзей семьи Энн, которого я почти не помню. И вряд ли оно последнее из подобных писем.

Затем я беру в руки маленький дешевый конверт из тех, что продаются в газетных киосках и в кондитерских. Адрес подписан неровными буквами разных размеров. В конверте обнаруживаю сложенный пополам листок бумаги и вырезку из газеты «Телеграф». Ее я тотчас узнаю – это сообщение о поминальной службе в честь Гарри. На полях тем же неразборчивым почерком написано: «Теперь мерзавец стал героем…»

В течение нескольких минут я изумленно смотрю на вырезку, затем медленно разворачиваю тонкий листок бумаги. «А как же Джо Конгрив? Это – настоящий герой, преданный мерзавцем. Вдова Джо не получила ничего, и не было никакой панихиды. Британия должна помнить о настоящих героях, но они уже мертвы».

Я разглаживаю письмо, вновь его перечитываю и кладу на стол рядом с газетной вырезкой. Чувствую, как голова у меня наливается свинцом. Я пытаюсь осмыслить слова из письма, но не могу этого сделать. Снова складываю записку и вырезку и вкладываю их в конверт, а через некоторое время достаю и перечитываю. Значит, Гарри – мерзавец. Этого Джо Конгрива предал мерзавец. Следовательно, его предал Гарри. Видимо, по замыслу автора я должна уяснить именно это.

Я пытаюсь успокоиться, внушая себе, что у каждого человека есть враги. Гарри столького достиг в жизни, что не мог не стать объектом зависти. Наверное, это какой-нибудь обозленный солдат, изливший долго сдерживаемую обиду.

Но вспоминаю слова Морланда, и армейская жизнь Гарри представляется мне во все менее героическом свете. Непопулярность у солдат – одно, а предательство – совсем другое, и автор письма прекрасно это знает. Приходилось ли Гарри выслушивать подобные упреки раньше? И не остались ли воспоминания об этом навсегда в его сознании?

Если быть откровенной, то где-то в душе я хочу, чтобы все оказалось правдой, потому что в этом случае все встанет на свои места. Тогда становятся понятными причины краха нашей семейной жизни, обозначившегося в последние месяцы. И если уж быть честной до конца, следует признать, что это помогло бы мне избавиться от чувства вины, помогло бы успокоиться.

С этой мыслью я оставляю анонимное письмо на столе и иду в сад.

Я окликаю Мориса. Он тут же поднимает голову и с некоторым недовольством приветствует меня. Он так здоровается со всеми, включая свою жену. Похоже, что в свои пятьдесят лет Морис находит растения существами куда более привлекательными, чем людей. А поскольку сад выглядит просто великолепно, может быть, он прав.

– Мне кажется, что ее следовало бы еще подержать в грядке, – говорит Морис, указав на морковь. – А то эти морковки и с лупой-то в кастрюле не разглядишь. – Он не разделяет моей любви к молодым овощам.

Я отвечаю ему, что морковь отличная. Затем мы обсуждаем, когда собирать свеклу и картошку, что сажать в зиму. Честно говоря, не понятно, зачем я обо всем этом с ним говорю – осенью меня здесь может уже не быть.

В скором времени мне придется побеседовать с Морисом о его дальнейшей работе. Я все откладываю этот разговор, так как надеюсь, что Гиллеспи сможет наскрести хоть немного денег. А попросту говоря, в данный момент просто не нахожу в себе сил для подобного разговора.

Мы прогуливаемся по теплице, обсуждаем урожай слив. Воздух наполнен ароматом дозревающих фруктов.

– Между прочим, Морис, к вам не приезжали полицейские?

– Как раз перед обедом, – утвердительно хмыкает он.

– Все прошло нормально?

– Все было так, как вы и говорили. Они спросили насчет ключей от шкафа. Я им сказал, что ни разу к нему даже не подходил, а уж тем более никогда не трогал ружья. Да я и не знал, что они были в том шкафу.

Я осторожно дотрагиваюсь до белой петуньи и говорю:

– Уверена, что Гарри забыл ружье в Шотландии. Мы с Маргарет просто ума не приложим, где оно может быть еще.

– Я бы не удивился, если бы узнал, что оно лежит у кого-нибудь в багажнике.

– Вполне возможно. – Я улыбаюсь ему, и мы идем дальше.

Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться прекрасной геранью в нескольких одинаковых горшках, и вновь оборачиваюсь к Морису.

– А раньше полиция к вам не приезжала? Пока мы были в Америке?

– В Америке?.. Нет. – Он немного задумался. – Нет, точно не приезжала.

– Я просто так спросила.

Похоже, мой вопрос слегка озадачил Мориса, и я пытаюсь его успокоить:

– Им всегда в подобных случаях приходится проводить расследование. Я просто поинтересовалась, не беспокоили ли они вас?

– Нет.

– Ну и отлично! – Наконец мы выходим из теплицы. – Какой прекрасный день! – Я с удовольствием вдыхаю свежий воздух.

Морис оглядывается с видом человека, который редко испытывает подобное наслаждение.

– Сейчас дождик не помешал бы, – произносит он.

– Морис, да ведь только что был дождь! – со смехом восклицаю я.

– Нужен еще.

Качая головой, я замечаю долговязую фигуру Чарльза, идущего ко мне от дома. Он приветливо машет рукой и мы встречаемся на лужайке.

– Ты выглядишь немного лучше, – говорит он после того, как мы чмокаем друг друга в щеку. И повторяет: – Куда лучше!

– Серьезно? Да, у меня все хорошо.

Он смотрит на меня своим добродушным взглядом.

– А как Джош?

– Он сейчас на рыбалке. У него все в порядке. – Я беру Чарльза под руку и мы идем к террасе. – Как твои дела? Я имею в виду, с твоим выдвижением?

– Неплохо.

– Значит, у тебя есть мощная поддержка? – Я немного удивлена его уверенностью.

– Ну, я не думаю. Стопроцентную гарантию мне никто дать не может, но я уже встречался со многими членами комитета, и, похоже, шансы есть. – Он улыбается подобно школьнику, которому намекнули насчет места в команде по регби.

– Вот как…

– По-моему, ты этому не особенно рада, – произносит он несколько обиженно.

– Просто я… – Умолкнув, я останавливаюсь и смотрю ему в глаза. – Никогда не думала, что тебе это нужно. – И со смешком добавляю: – Мне показалось, ты и так счастлив.

Похоже, он удивлен моими словами.

– Да, я счастлив. Но это не может помешать мне попасть в парламент.

– А вся эта клевета, интриги?

Будто бы не расслышав моих слов, Чарльз серьезно продолжает:

– Может, я и неправ, но думаю, что справлюсь с этим делом не хуже других. И буду изо всех сил стараться, чтобы добиться своей цели.

– Я в этом и не сомневаюсь. Но эта ужасная работа… Заседания чуть не до ночи, мероприятия по выходным… Всему этому не будет конца. – Сказав это, я вдруг понимаю, что для Чарльза, тихо живущего в семье без детей, постоянно терпящего недовольство и неудовлетворенность Энн, парламентская жизнь может стать подарком судьбы.

– Ничего, я это все переживу, – твердо произносит он. И кроме обычного огонька я вижу в его глазах твердую решимость, чего раньше никогда не замечала.

Мы идем дальше.

– Кстати, я хочу тебя спросить: не была бы ты против посетить одну вечеринку с политическим подтекстом? – с наигранной легкостью говорит Чарльз. – Я понимаю, для тебя это может быть скучновато… – Он издает неопределенный смешок. – Но я был бы просто счастлив, если бы ты смогла пойти.

Я смахиваю пыль с металлического садового кресла и быстро сажусь в него.

– Ты имеешь в виду встречу с членами партийного комитета в понедельник?

– Да. Ты уже знаешь? Тебя пригласил Бэрроу?

– Нет, Джек.

У Чарльза вытягивается лицо. Губы складываются в немое восклицание «Ого!»

– Я сказала ему, что пойду, но только в том случае, если мы все отправимся туда вместе. Понимаешь, чтобы никто не почувствовал себя обиженным.

– Вместе? – Чарльз осторожно опускается в кресло напротив.

– Ты, я и Джек. И Энн, конечно.

– Понятно. – Он аккуратно подтягивает брюки на коленях и медленно отклоняется на спинку кресла. Взгляд у него какой-то плавающий. – Понятно… – И вдруг лицо его озаряет хитроватая улыбка. – А ты умница!

Я с сомнением пожимаю плечами.

– Ты совершенно права! – преувеличенно бодро восклицает он. – Действительно лучше всего, если мы покажем, что отношения между нами всеми абсолютно равные. Что ты не занимаешь ничью сторону.

Как это типично для Чарльза – быстро отступать. Нет, он совершенно не создан для политики.

– Энн все поймет правильно? – спрашиваю я, прекрасно зная, что она-то как раз истолкует на свой лад.

– Я с ней поговорю.

На моем лице, видимо, отражаются серьезные сомнения в успехе этой миссии Чарльза, потому что он наклоняется вперед и мимолетным движением дотрагивается до моей руки.

– Эллен, дорогая, не беспокойся. – Потом он на несколько секунд отводит взгляд, изображая на лице озабоченность. Видимо, готовится затронуть какую-то серьезную для него тему. – Ездил в береговую охрану, – сообщает Чарльз, снова откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди. – Я говорил тебе? В общем, такое дело… – Он хмурится, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Мне не хотелось бы подводить тебя к мысли, что шансы найти яхту значительно увеличились, однако возникли некоторые новые идеи, способные существенно повлиять на ход поисков.

– Ты имеешь в виду отмель Ганфлит? Куда могло вынести Гарри, если он сбился с курса?

– Нет, нет. Ганфлит бралась в расчет с самого начала. Этот район не сбрасывается со счетов и сейчас. Нет, речь идет о новой идее, способной кардинально изменить направление поисков. Разработал ее Морланд. Он нашел людей, видевших яхту, тщательно опросил их. Вообще, он первоклассный парень. И в парусном спорте разбирается очень хорошо.

– Морланд? – я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно более нейтрально.

На лице у Чарльза проступает удивление.

– Ты же, по-моему, встречалась с ним на панихиде? Я что, не говорил тебе о нем?.. Ну, извини, просто запамятовал. Он нам здорово помог, проделал огромную работу. Действительно, парень первый класс.

– Но почему Морланд? – спрашиваю я.

– Ты разве не знаешь? Ах, ну да… Видишь ли, Морланд – специалист по такого рода делам. В армии он служил в спецвойсках. Он большой дока во всяких морских вопросах. Все эти глубины, отмели, приливы, отливы… Этих ребят тренировали, выбрасывая из подводных лодок зимой у побережья Норвегии. Они должны были добраться до берега и выжить. Представляешь себе? Поэтому они хорошо разбираются во всем, что связано с морем.

Я отвожу взгляд, пряча раздражение, к которому примешивается чувство страха.

– Морланд ездил с тобой? – спрашиваю я тихо. – В береговую охрану.

– Ну да! В этом заключалась вся соль! Обсудить там его идеи. Должен сказать, тамошние эксперты были поражены. Они не смогли возразить Морланду ни слова.

Во мне вскипает негодование. Значит, меня отставили в сторону! Значит, мне если и не лгали, то и всей правды тоже не сказали. Со мной поступили как с маленьким ребенком, родители которого всегда лучше знают, что для него хорошо, а что плохо. Я встаю и иду в другой конец террасы.

– И что же это за новая идея Морланда? – спрашиваю я, еле сдерживаясь.

– Ну как тебе сказать… – Голос Чарльза зазвучал живее. – Морланд считает, что от всех этих очевидцев толку мало. Тот мужчина на берегу и команда каботажного судна, скорее всего, видели совершенно другую яхту. Взяв в расчет приливы, отливы и погодные условия в тот день, Морланд вычислил примерное место гибели «Миневры». Так вот, скорее всего, она затонула не там, где мы думали, а где-то дальше на север. Вернее, на северо-восток. Это, несомненно, меняет все дело. Получается, что поиски велись не там, где нужно.

Ярко светит солнце. За прибрежными болотистыми низинами виднеется серая полоска моря.

– Конечно же, это всего лишь предположение, – продолжает Чарльз, заполняя возникшую паузу, – но мне кажется, что идея эта достаточно толковая. – Хлопнув по коленям, он поднимается с кресла. Жилистая рука ложится на мое плечо. – Но все же не возлагай на это слишком много надежд, хорошо?

Я медленно качаю головой и слабо улыбаюсь:

– Конечно, Чарльз.

Я сижу на причале и наблюдаю за тем, как маленькая лодка плавно огибает поворот реки и плывет вверх по течению. Отсюда она кажется очень хрупкой, похожей на ракушку. По мере ее приближения я вижу фигуры сидящих в ней двух людей. Тот, что поменьше, изо всех сил машет мне рукой. Я поднимаюсь и машу ему в ответ.

Лодка сделана из пластика и выглядит достаточно потрепанной. Кажется, что она движется со все большей скоростью. Ровный треск мотора взрывается коротким рыком и затем стихает. Морланд поворачивает к берегу. Сейчас отлив, причал возвышается высоко над водой, поэтому он ведет лодку к каменному эллингу, нижняя часть которого уже давно заросла илом.

Лодка останавливается, и сидевший на носу Джош спрыгивает прямо в ил, сразу увязнув в нем по лодыжку. Я успеваю заметить, что он в своих лучших кроссовках. Морланд поднимает мотор и приветствует меня. Я отвечаю достаточно холодно, и взгляд у него становится удивленным. Джош по-взрослому небрежно вытаскивает свое снаряжение из лодки. Я понимаю, что не стоит начинать разговор в его присутствии, но не могу сдержаться.

– Чарльз сообщил мне, что вы подключились к поискам, – говорю я Морланду.

Глаза его выражают что-то похожее на сожаление. Он на секунду опускает взгляд.

– Мне казалось, что вас не стоит этим беспокоить. – Он разводит руками и пожимает плечами.

– Беспокоить? Я бы не стала называть это беспокойством, – произношу я со смешком, чтобы несколько смягчить резкость своего тона.

– Да, вы правы, Эллен.

Нас отвлекает Джош, прохлюпавший по илу до берега и теперь молча ждущий дальнейших указаний.

– Мать Бена будет здесь через полчаса, – напоминаю я ему. Джош моргает, выпячивает губы и угрюмо смотрит на меня, всем своим видом показывая, что не хочет ехать на обед. – Потом она отвезет тебя в бассейн. – Он недовольно кривит рот, но взглянув на Морланда, сразу прячет гримасу.

Я говорю ему, чтобы он шел пока домой и принял душ, а сама, мол, скоро приду.

Джош шаркает измазанными в грязи кроссовками и в последний раз протестующе смотрит на меня, прежде чем согласиться со своим поражением. Затем он бодро прощается с Морландом и, не глядя в мою сторону, идет по тропинке к дому.

Морланд вылезает из лодки и, спрыгнув босыми ногами прямо в ил, тащит ее к берегу. Когда Джош отходит настолько, что не может слышать его слов, он говорит:

– Я действительно думал, что не стоит вас беспокоить, пока не появятся хоть какие-то результаты.

– Но в среду… вы могли хотя бы предупредить меня. Почему вы не сказали мне ни слова? Все эти поиски очевидцев, расспросы матросов с каботажного судна… Я хочу сказать, что все это… – Я сжимаю пальцы рук и качаю головой.

Морланд залезает на причал и подходит ко мне.

– Эллен, поймите, с этими людьми толком никто не разговаривал, в том числе и полицейские. Никому даже в голову не пришло показать им фотографию яхты или спросить их, в какую сторону она шла.

Я упрямо молчу.

– Наверное, я должен был предупредить вас об этом, мне действительно перед вами неудобно, но…

– Вы не хотели зря меня обнадеживать? – подсказываю я.

Он отводит взгляд в сторону, явно стараясь сбить напряженность ситуации, и повторяет:

– Я хотел дождаться хоть каких-нибудь результатов.

– Но один результат уже налицо!

– Какой? – Морланд настораживается. – С чего вы взяли? Ведь еще ничего не нашли.

– Я хотела сказать… – Трудно объяснить ему, что известие о новом направлении поисков застало меня врасплох, что оно вновь разбудило все мои страхи. Однако понимаю: в тщетной надежде, что все помаленьку затихнет, я могу винить только себя саму.

– Я не собирался ничего от вас утаивать, Эллен, – говорит Морланд. У него спокойный и открытый взгляд. Взгляд воспитанного, благородного человека.

На секунду я задаюсь вопросом, как себя чувствует человек, который за всю свою жизнь ни разу не совершил бесчестного поступка?

– Вполне может быть. – Мое негодование начинает мне самой казаться глупым. – Я все понимаю, – говорю я миролюбиво. – Но была бы вам весьма признательна, если бы в будущем вы держали меня в курсе дела.

– Тогда давайте заглянем ко мне. Я вам все объясню по порядку.

– Прямо сейчас? – спрашиваю я, заранее зная, что соглашаюсь.

– Мне трудно будет объяснить вам все без карт и таблиц. А они у меня дома.

– Мне нужно отправить Джоша в гости.

– Я подожду.

Нас потихоньку относит течением к середине реки. Я устроилась на поперечной деревянной скамейке в центре лодки, свесив ноги за борт, чтобы ополоснуть их от ила. Морленд сидит на корме. Он опускает мотор и заводит его с одного короткого рывка шнуром. Я убираю ноги в лодку и разворачиваюсь лицом по курсу и спиной к Морланду.

Я уже забыла, насколько живой оказывается вода в реке. Как она искрится и играет. Как легкие волны, совсем незаметные с берега, шлепают по корпусу лодки при ее движении. Мы проходим рядом с оранжевым пластиковым буем, к которому обычно крепился трос с «Миневры». Он лениво болтается под напором течения, оставляя за собой завихрения воды. Течение и здесь уже достаточно сильное, а ниже по руслу оно становится просто стремительным. В устье реки способно даже затянуть небольшие суда на песчаные отмели. Если при этом еще дует восточный ветер, то дело может кончиться плохо: лодка или небольшой корабль утянут. Здешние жители любят рассказывать подобные истории, а Гарри с удовольствием их слушал. Видимо, они возбуждали в нем чувство превосходства над стихией, придавали ему смелости и уверенности в собственных силах. Но мне эти истории никогда не нравились. Перед глазами вставала во всей своей реальности слишком страшная картина: грозный рокот моря, свист ветра, маленькая яхта, швыряемая волнами, жуткий треск корпуса и оснастки при столкновении с отмелью…

Морланд старается вести лодку поближе к берегу, где течение медленнее. Перекрывая треск мотора, он громко говорит:

– У меня был разговор с Джошем.

Боже! Я и забыла о нашей договоренности! Я оборачиваюсь к нему.

– Что он сказал?

– Я думаю, ему просто не хватает активной жизни. Спорта. Постоянного общения со сверстниками.

Я смотрю в сторону. Спорт. Сверстники. Это как раз то, о чем заговорит любой мальчишка, если захочет скрыть, что же на самом деле его беспокоит.

– И больше ничего?

После секундной паузы Морланд осторожно добавляет:

– Эллен, у меня создалась такое впечатление, что его что-то гнетет. Ему почему-то хочется уехать из этого дома.

Уехать из этого дома? Причина, пожалуй, не в доме. Как мне ни тяжело признаться себе в этом, но решимость, с которой Джош добивается перевода в интернат, определяется, скорее всего, не столько его стремлением покинуть дом, сколько желанием уехать от меня.

Мне становится себя жалко.

– В целом разговор получился? – вяло спрашиваю я.

– Да. И мне, и, думаю, Джошу было интересно.

Я медленно поворачиваюсь лицом по ходу движения. Я не стремлюсь подавить чувство жалости к себе. Хотя я и говорю себе, что должна делать все, чтобы Джошу было хорошо, что в будущем он меня будет любить именно за такие решения, это не уменьшает чувства боли и страха перед грядущим одиночеством.

Лодку немного покачивает. Морланд протягивает руку и слегка похлопывает меня по плечу. Такого проявления сочувствия я не ожидала.

– Со мной все в порядке, – произношу я, не оборачиваясь. – Все нормально, – повторяю я и поворачиваю голову к Ричарду, чтобы по моему лицу он убедился в этом.

Видимо, пытаясь хоть немного разрядить атмосферу, Морланд говорит с деланным осуждением:

– К сожалению, в этих интернатах детей избаловывают. Горячие души, слишком теплые спальни. Видео по уик-эндам. Свободный выход на улицу. В общем, никаких трудностей.

– Вы как будто пытаетесь меня в чем-то убедить, – с мягким упреком говорю я.

– Нет, – произносит он уже нормальным тоном. – Этого я бы себе никогда не позволил.

Мы приближаемся к поселку, и на реке становится оживленнее. У небольших пристаней и вокруг причальных бочек сгрудились катера и яхты. На них видны люди. У многих в руках стаканы и тарелки, слышатся обрывки разговоров и смех. На большинстве палуб лежат любители позагорать. Дети в ярких спасательных жилетах плавают на надувных и парусных лодках. В глазах пестрит от обилия красок. Жизнь бьет здесь ключом. Какое разительное отличие от зимы, когда река угрюма и молчалива!

Морланд старается вести лодку вдали от основного форватера, одновременно держась на приличном расстоянии от пришвартованных к бочкам яхт. Тем не менее из-за одной из них неожиданно выскакивает маленькая парусная лодка и на полном ходу несется нам наперерез. Я оборачиваюсь к Морланду, но он уже заметил лодку и перебросил руль мотора таким образом, чтобы избежать столкновения. Я снова поворачиваюсь вперед. Прямо под парусом на лодке сидит мальчик, не старше Джоша. На лице у него испуг. Он безотрывно смотрит на нас. Несколько секунд мальчуган не двигается, видимо, скованный внезапной опасностью, затем начинает судорожно манипулировать парусом. Его лодка вздрагивает и меняет направление движения. Судя по всему, мальчик решил проскочить позади нас. Однако, маневр срывается и лодку снова несет на вас. Морланд вскрикивает и дает полный газ. Мотор ревет на максимальных оборотах. Ричард резко берет влево. Теперь видно, что столкновения ему удалось избежать. Но с парусной лодкой творится что-то неладное – от резкого маневра она теряет равновесие, мачта с раздувшимся парусом начинает описывать дугу по направлению к воде. Лодка опасно кренится.

– Отпусти парус! Отпусти парус! – перекрывая шум мотора, кричит Морланд.

Мальчик в течение нескольких секунд продолжает изо всех сил отклоняться над бортом, перетягивая веревку, управляющую парусом. Кажется, что лодка вот-вот перевернется. И вдруг, видимо, услышав Ричарда, маленький яхтсмен отпускает веревку. Резко хлопает парус, мачта вздрагивает и идет вверх. Замедлившая ход лодка с громким всплеском плюхается на днище.

– Все в порядке? – громко спрашивает Морланд.

Но мальчик, похоже, слишком напуган произошедшим, чтобы что-то ответить. Его лодка теперь уже далеко позади нас. Видя направление ее движения, я кричу:

– Осторожнее! Там мелко!

Мальчик неопределенно оглядывается на меня, затем смотрит вперед, где обманчивая вода кажется глубокой и спокойной.

– Там очень мелко! – повторяю я.

Он, наконец, неловко перебрасывает руль и манипулирует парусом. Его лодка выполняет неуверенный поворот.

Пока Морланд подруливает к причалу, я продолжаю смотреть на эту парусную лодку. Она неуверенно пробирается между пришвартованными яхтами. На секунду мальчик оборачивается в мою сторону. Я машу ему рукой, но он оставляет мое приветствие без ответа.

Я чувствую, что Морланд смотрит на меня.

– Вы молодец, – коротко бросает он.

– Но я же ничего не сделала.

– Вы отвели его от мели.

Я поворачиваюсь по ходу лодки. По обе стороны от причала в воду спускаются две металлические лестницы. Вокруг них сгрудились лодки – надувные, деревянные и пластиковые. Чтобы подойти к стенке, мы вынуждены их расталкивать, как ледокол раздвигает льдины. Когда нос нашей лодки касается причала, я хватаюсь за лестницу и вместе с веревкой от лодки поднимаюсь по ржавым ступенькам наверх. Морланд слегка подрабатывает мотором и мне удается быстро закрепить веревку на причальном кольце.

Ричард поднимается на причал вслед за мной. Он ненароком бросает взгляд на кольцо и удовлетворенно хмыкает. Похоже, мой узел его устраивает.

Мы выходим на дорогу.

– Значит, узлы вязать вы умеете? – спрашивает он.