Текст книги "После финала"

Глава 41

Макс

2017

Дверь мне открывает пятилетняя Дарси. На ней лишь майка с единорогом и ничего больше. Я не видел ее целый год – с тех пор, как переехал в Чикаго, – и она встречает меня с некоторой опаской. Появившийся в холле Том подхватывает дочку на руки.

– У вас здесь такой дресс-код? – осведомляюсь я.

– Солнышко, ты не должна открывать дверь, пока не придет папочка.

Взглянув на меня, он усмехается.

– В этом доме брюки не обязательны.

– Ах, я помню наши вечеринки… – Алистер стоит в дверном проеме с притворно-мечтательным выражением на лице. – На смену им пришли кексы и игровой манеж.

– Но ведь вам все это нравится.

Я пожимаю Алистеру руку.

– Как дела, Макс?

На его лице написано участие.

Я качаю головой. «Так себе».

– Вчера я встречался с Пипой.

– Ну и как?

– Это было хорошо. Грустно, но хорошо.

– Как манера одеваться у Тома?

– Пи-пи! – объявляет Дарси.

Том, подхватив малышку, бросается в туалет. А я иду за Алистером на кухню.

– Приучаете к туалету?

– Приходится начинать все сначала. Врач говорит, что со временем все войдет в норму: навык ходить в туалет, координация, речь…

Он пожимает плечами. Я вглядываюсь в его лицо.

– Вас это беспокоит?

– Она с нами. Это самое главное, – после некоторой паузы отвечает Алистер.

– Ложная тревога, – сообщает Том, уже спокойнее возвращаясь из туалета. – Ей просто нравится говорить «пи-пи».

– Пи-пи! – тут же объявляет Дарси.

– Вот видишь?

Том берет со стола кружку с кофе.

– Посмотри, Том!

Он вопросительно поднимает на меня глаза ровно за секунду до того, как получает ответ в виде теплой струйки, стекающей по его животу.

– Черт бы тебя побрал, Дарс.

– Ты неплохо выглядишь, – говорит мне Алистер, когда мы перестаем смеяться.

Я иронически усмехаюсь.

– Физический труд творит чудеса.

Все дни я провожу на воздухе, карабкаясь по лестницам, что способствует здоровому загару и делает меня более худым. Мои руки, прежде такие мягкие и ухоженные, потрескались и покрылись мозолями, но стали сильными и мускулистыми.

– Тебе он явно на пользу.

Снова появляются Том с Дарси. Том сменил штаны и полностью одел малышку. Мы сидим на залитом солнцем диване в оранжерее рядом с кухней и смотрим, как Дарси играет в магазин. Она вручает мне пластиковый апельсин, и я изображаю, что ем его.

– В общем, Пипа встретила другого. Вы же сами знаете.

Наступает неловкое молчание.

– Это Ларс, – смущенно произносит Том.

– Вы с ним встречались?

У меня было меньше суток, чтобы привыкнуть к мысли, что у Пипы кто-то есть, а этот парень уже вовсю общается с нашими друзьями. Может, мне лучше уйти?

Я ставлю кружку на стол. Но любопытство сильнее меня.

– Что он за птица?

– Голландец.

– Ценная информация, – ехидно замечает Алистер.

– Высокий блондин с голубыми глазами, – добавляет Том. – Пилот. Я бы не отказался.

Алистер запускает в него подушкой.

– Не забывай, что рядом с тобой дочь!

– Только теоретически!

Увидев мое лицо, они прекращают дурачиться.

– Извини, – говорит Том.

– Просто мне трудно это переварить… Еще и года не прошло.

Я тру ладонями лицо и запускаю пальцы в свои волосы.

– Вот уж не думал, что так мало значу для нее.

«В разлуке жить тяжело», – сказала она. Очевидно, не так уж тяжело.

– Динг-донг! – произносит Том, поднимая указательный палец. – У нас что здесь, поминки?

– Отвали… – огрызаюсь я, забыв про Дарси. – Извините, ребята.

– Все норм, – философски произносит Алистер. – Логопед Дарси вносит в дежурный журнал все ее фразы, и «отвали…» ничем не хуже других.

– Ты недооцениваешь свою важность для Пипы, – вздыхает Том.

– Даже сейчас, когда у нее появился этот Летучий голландец?

Том с Алистером хохочут.

– О Господи! Теперь я вряд ли буду называть его иначе, – обещает Том.

Я смотрю, как Дарси кладет в холщовую сумку свои пластиковые овощи.

– Я выгляжу смешным?

– Да.

Алистер менее категоричен.

– Она начинает новую жизнь, Макс, вот и все. Наверное, тебе стоит сделать то же самое.

Чемодан с вещами, которые я забрал со склада, стоит нетронутым в холле по адресу Норт-Уолкотт, 912. Книги, одежда, стопка пластинок, которые я не слушал уже много лет. Не так уж много для прожитой жизни.

– Ты можешь покрасить подвальное помещение, поставить туда диван и перенести свои вещи, – предлагает мама.

Я знаю, она хочет как лучше, но для меня это становится последней каплей. Мне не семнадцать. Это не подростковая тусовка. И подвал мне уже не подходит.

– Так какие у тебя планы? – спрашивает Блэр, размешивая кофе.

Открыв в смартфоне Трипэдвайзер[8]8
  Приложение для путешественников; сайт «честных отзывов» на туристические объекты. (Прим. ред.)


[Закрыть], она находит ресторан, в котором мы сейчас сидим.

– Четверка?

– Найти работу. Давай поставим пятерку, мне понравилась их музыка.

Каждую вторую субботу, когда дети Блэр уезжают к отцу, мы приходим в ресторан с самым ужасным обзором в «Трибьюн» и даем ему нашу собственную оценку. Мы делаем это исключительно по-любительски. Подруга Блэр – ресторанный критик, и Блэр как-то предложила мне отобедать в подобном ресторане.

– Ей пригодится наш отзыв.

Я прочитал комментарий в газете. «Пересушенный бифштекс был просто спасением после болотистой закуски из морепродуктов».

– Нет, сюда ты меня не заманишь.

Но Блэр настаивала, а мне, как всегда, было нечем заняться – в итоге мы пошли туда вместе. Мы отлично поужинали, придя к выводу, что критик писал из каких-то корыстных соображений, и решили, что другие его жертвы также заслуживают реабилитации.

– Не волнуйся, мама, – сказал я, сообщив ей, что мы опять обедали с Блэр. – Мы друзья и ничего больше.

– У тебя уже есть работа, – возражает Блэр, печатая наш отзыв.

– Я работаю маляром.

– Но тебе же это нравится.

– Да, но…

– Я чего-то не понимаю? – поднимает бровь Блэр.

– Я был одним из самых известных бизнес-консультантов в стране.

Звучит как исповедь жалкого неудачника, но я уже не могу остановиться.

– Я разрабатывал стратегии для сотен компаний, которые без моих рекомендаций просто разорились бы. В две тысячи одиннадцатом-двенадцатом годах я выиграл конкурс на лучший проект для Музыкальной корпорации Америки. Я…

Я осекаюсь. Похоже, я читаю чье-то чужое резюме.

– У меня была хорошая работа, – запинаясь, заканчиваю я.

– Но ведь теперь у тебя ее нет, – замечает Блэр гораздо мягче, чем я того заслуживаю. – Значит, тебе нужна новая. И в данный момент покраска домов является неплохой альтернативой.

Я открываю рот, чтобы возразить, но Блэр продолжает:

– Макс, я понимаю, ты скучаешь по старой работе!

– Нет, я…

Я хочу сказать, что больше не чувствую себя бизнес-консультантом. И, возможно, настало время попробовать что-то еще. И покраска домов ничуть не хуже любой другой работы. Я потираю бороду, которая стала теперь частью моего я.

– До рождения детей я была графическим дизайнером. Работала с такими компаниями, как «Адидас», «Кока-кола», IBM…

Блэр напоминает мне учителя математики, который был у нас в восьмом классе. Тот так же строго смотрел на меня.

– А теперь я подшиваю бумаги и завариваю кофе двум адвокатам, а еще раз в неделю помогаю в бассейне, потому что так лучше для моих детей. Жизнь штука непостоянная. Порой ты оказываешься в дерьме. Это надо пережить.

Я молчу, сраженный этой лекцией. Вспомнив о своем неуклюжем отказе помочь Блэр в бассейне, я чувствую себя последним негодяем.

– Я сейчас похожа на твою маму? – усмехается Блэр.

– Нет. Ты гораздо хуже.

Какое-то время я молчу.

– Так значит, я мастер по отделке помещений.

Я чувствую некоторую нервозность. Покраска домов у друзей Нэнси позволяла мне убить время и подкинуть маме немного денег. Но рассчитывать на такой заработок мне вряд ли стоило.

– Похоже на то.

– Но я не могу вечно полагаться на впечатляющую размером записную книжку Нэнси.

– Тебе надо составить план действий.

– Согласен.

– Жаль, что у тебя нет знакомых с опытом разработки стратегий для различных компаний, – вздыхает Блэр. – Особенно таких, которые побеждали на конкурсах на лучший проект в две тысячи одиннадцатом и две тысячи двенадцатом годах.

– Сдаюсь.

– Попросим счет? Похоже, у тебя наметилась работа.

В сто раз легче написать бизнес-план для кого-то, чем для себя самого. Я произвел кучу расчетов и забраковал дюжину вариантов. После трех недель мучений и проклятий, еще одного обеда с Блэр и бесконечных сомнений в успехе, я все же отправился в банк с готовым бизнес-планом, анализом возможностей и рисков и доказательством спроса. И вышел оттуда с кредитом на достаточно большую сумму, позволяющую провести маркетинговую кампанию, купить фургон и большой набор кистей. Так появилась новая фирма «Макс Адамс. Отделка помещений». Из банка я вышел не только с кредитом. Теперь у меня было то, что я почти утратил. Чувство собственного достоинства.

Блэр я послал цветы. Скромная благодарность за то, что она дала мне пинка под зад, в котором я так нуждался. В букет я вложил карточку. «Услуга за услугу. По четвергам можешь рассчитывать на меня в своем бассейне».

Глава 42

Пипа

2015

– Извините, сэр, но я ничем не могу вам помочь.

– Но я уже двадцать лет летаю с вашей компанией!

– Мы благодарны вам за такое постоянство, но метеослужба предупреждает о тумане и…

Пассажир, мужчина за шестьдесят в пиджаке с широкими лацканами и яркой рубашке, машет рукой в сторону входа.

– И это вы называете туманом?

– Туман рассеивается, – терпеливо объясняю я. – Но, к сожалению, у нас скопилось много пассажиров.

– «Скопилось»?!

Мужчина считает своим долгом повторять за мной каждое слово. Он поворачивается к очереди, словно адвокат к присяжным.

– Слышали? Мы, оказывается, «скапливаемся», как ненужный мусор. Отличное отношение к клиентам!

– Могу предложить вам талоны на бесплатные напитки и закуски.

– «Талоны!»

Я спокойно жду, пока мужчина в кричащей рубашке остынет. Взяв ваучеры, он удаляется, продолжая ворчать по поводу шестичасовой задержки рейса.

Однако не все настроены так агрессивно.

– Больше времени для выбора подарков к Рождеству, – улыбается один из пассажиров.

– Мы не можем управлять погодой, – вздыхает другой.

Я регистрирую беременную женщину и ее подругу, сканируя справку от врача.

– Я посажу вас рядом с проходом. Вы наверняка пьете много воды и каждые полчаса бегаете в туалет.

– Я тебе говорила, – ворчит ее подруга.

– Она считает, что мне не следует лететь. Но это свадьба моего брата, он живет в Антигуа. Потом я уже вряд ли смогу куда-нибудь выбраться.

– Вполне вероятно, – смеюсь я.

Я пробегаю пальцами по клавиатуре, проверяя наличие свободных мест на их рейсе.

– Послушайте, я не могу посадить вас в первый класс, но в премиум-классе у вас будет немного больше места, чтобы вытянуть ноги.

– Спасибо!

Женщины заразительно смеются, словно дети, которых пораньше отпустили с уроков.

– Счастливого пути.

Я вручаю им посадочные талоны и паспорта.

– И удачных родов.

– И вам тоже!

Беременная женщина кивает на мой живот, который в двадцать недель выглядит уже довольно внушительно.

Моя смена подходит к концу, когда я замечаю стоящего поблизости Ларса. Он смотрит на часы, будто ожидая кого-то. Я чувствую, что мои щеки покрываются румянцем, и пытаюсь скрыть смущение, перекидываясь парой фраз с появившейся сменщицей. Но когда я встаю со своего места и беру свою сумку, я вижу, что Ларс все еще там. С животом я еще больше стыжусь, вспоминая нашу последнюю встречу. «Да, я пыталась тебя поцеловать. Да, я замужем. Да, я ко всему прочему, беременна. Вот такой сюрприз!».

– Привет! – говорит Ларс, подходя ко мне и целуя в щеку. – Твоя подружка Джейда мне все рассказала, и я пришел тебя поздравить.

– О! Спасибо.

Оказывается, он ждал меня.

– Выпьешь со мной чашечку кофе?

– Сейчас я иду к врачу, – сообщаю я, показывая на свой живот.

Это оправдывает мой отказ и позволяет избежать ненужного риска. Ведь разговор может коснуться того, что произошло в Йоханнесбурге.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Просто плановое УЗИ. Одно я уже пропустила… А второе, что делают в двадцать недель, как раз должно быть сегодня, так что…

Я неопределенно машу рукой в сторону выхода.

– Ты волнуешься? – спрашивает Ларс, внимательно изучая мое лицо. – После того, как потеряла сына? Так и должно быть… Наверное, эта радость немного горчит?

Горькая радость. Очень верно сказано.

– Да, ты прав.

– Мы можем поговорить по дороге?

Ларс говорит на очень правильном, несколько старомодном английском, и я невольно улыбаюсь. Мы идем рядом, изредка отдаляясь, чтобы обойти чей-то брошенный чемодан или поток пассажиров.

– Так как у тебя дела?

Я с готовностью начинаю светский разговор, лишь бы не вспоминать о Йоханнесбурге…

– Я учусь готовить.

Остановившись, я с изумлением смотрю на него.

– Ты серьезно?

– Помнишь, ты сказала: «Будущее может не наступить»? Так что я наверстываю упущенное. Занятия каждую неделю по два часа, но я часто пропускаю из-за работы. Поэтому я уже знаю, как замесить тесто, но понятия не имею, что с ним делать дальше. Умею приготовить соус к курице, но как ее жарить, не знаю.

Я не могу удержаться от смеха.

– А кто еще там с тобой занимается?

– Нас всего шестеро. Четверо мужчин и две женщины. Одна из них считает себя опытным поваром и учит преподавателя, как нужно готовить.

– Надеюсь, ты преуспеешь.

У выхода я останавливаюсь. Ларс поворачивается ко мне.

– Когда мы встречались в прошлый раз…

О боже, в прошлый раз.

– …мы говорили о странах, где побывали, и о том, как прекрасно путешествовать и смотреть на мир. Когда Джейда сказала мне, что ты теперь работаешь на земле, я подумал, что ты, наверное, скучаешь по путешествиям.

Он что-то достает из кармана и протягивает мне.

Открытка. Закат, похожий на тот, что мы видели в ресторане в Йоханнесбурге, только солнце здесь отражается в морской воде, а не в садовом пруду. В красновато-золотой лагуне качается лодка с высокой мачтой.

– Таиланд?

– Камбоджа.

– Красиво.

Я смотрю на Ларса.

– Спасибо. За открытку и за то, что думаешь обо мне.

Мы топчемся у выхода.

– Сейчас у меня трудный период, – признаюсь я, надеясь, что он не станет выяснять подробности.

Ларс ни о чем не спрашивает. Вместо этого он достает свою визитную карточку.

– Здесь мой номер телефона. Если тебе захочется выпить кофе, или прогуляться, или… – Он пожимает плечами. – Иногда легче говорить с тем, кого едва знаешь, правда?

Я смотрю, как он уходит, размашисто шагая своими длинными ногами, и думаю, что на работе все как-то честнее и откровеннее, чем дома, и что нам проще откровенничать с парикмахерами, зубными врачами и таксистами, чем с близкими людьми. Я думаю о Максе, встретившем Блэр после того, как они долго жили в разных странах – годы сделали их чужими, – и как, вероятно, легко им было возобновить их дружбу, которая быстро стала чем-то большим.

Я размышляю об этом, пока иду на парковку, и только когда достаю ключи от машины, я замечаю текст на другой стороне открытки. Четким уверенным почерком Ларс написал:

Камбоджа, декабрь 2015 года

Как жаль, что тебя здесь нет.

Мы встречаемся с Максом на больничной автостоянке.

– В этот раз будет легче, – сказала я перед походом в больницу, хотя мы оба понимали, что это не так. Родильное отделение находится рядом с детской больницей, и я не была уверена, что смогу подойти к двери.

– Выглядишь отлично.

Макс чмокает меня в щеку, и мне вдруг становится грустно, что мы не можем быть вместе, и одновременно приходит уверенность, что это конец.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Хорошо. Только немного нервничаю.

– Из-за сегодняшнего обследования?

– Из-за…

Я машу рукой в сторону детской больницы. Макс берет меня за руку.

– Я тоже. Пойдем.

Мы идем вместе, глядя перед собой и не останавливаясь, пока не оказываемся у входа в родильное отделение. Я с облегчением вздыхаю. Это оказалось легче, чем я думала.

Это совсем не похоже на палату интенсивной терапии. Здесь сидят женщины, умиротворенно поглаживающие свои огромные животы. Девушка на большом сроке беременности бегает за своим малышом и, поймав его, нежно щекочет, так что он заливается смехом. Он, вероятно, будет обожать родившегося младенца. А потом тот начнет ползать, хватать игрушки брата и… В груди у меня начинает щемить.

– Все в порядке? – озабоченно спрашивает Макс.

– Да.

«Пипа, прекрати. Не береди рану, не буди спящую собаку. Ты знаешь, что произойдет и что ты будешь при этом чувствовать». И я прекращаю. Вышедшая медсестра вызывает кого-то в кабинет.

– Давай сядем вон там.

Взяв журнал, я начинаю машинально перелистывать страницы.

Макс, наклонившись ко мне, говорит то, что меня совсем не удивляет:

– Я по тебе скучал.

Что мне ответить? И надо ли вообще отвечать? Я тоже по нему скучала, но это ничего не меняет.

– Ты не можешь быть сразу с обеими, – мягко говорю я.

Из двух дорог приходится выбирать одну. Кому, как не нам, знать об этом.

– Пипа Адамс!

– Спасительный звон колокола, – с кривой улыбкой говорит Макс.

Он протягивает мне руку, и мы идем за медсестрой.

– У вас первый ребенок? – спрашивает врач.

Боль в моей груди возвращается, и я бросаю взгляд на Макса, но, прежде чем кто-то из нас успевает заговорить, врач заканчивает читать мою карточку.

– Нет, вижу, что не первый. Примите мои соболезнования.

Я чувствую, что силы мне изменяют, но врач, взяв ручку, начинает задавать вопросы:

– С первой беременностью были какие-то сложности?

Заглянув в карточку, она уточняет:

– Когда вы были беременны Диланом?

– Нет, никаких.

Мне приятно услышать его имя. Как напоминание, что он у меня был, что он существовал на свете.

– Это была образцовая беременность. И с этой тоже никаких проблем, – сообщаю я, положив руку на живот.

– Отлично.

Врач улыбается, словно я успешно прошла испытание.

– А теперь ложитесь на кушетку.

Я не могу не волноваться. А что, если нет сердцебиения? Я пытаюсь вспомнить, когда малыш в последний раз шевелился. А если с ним что-нибудь не так? Меня постоянно преследует страх с тех пор, как я узнала, что беременна, нет даже раньше – с того момента, когда мы с Максом впервые заговорили о том, чтобы снова иметь ребенка. А что, если этот малыш уже болен? Если он родится с патологией, не совместимой с жизнью?

А что, если это мое наказание?

Закрыв глаза, я чувствую, как врач наносит на кожу моего живота холодный гель. Услышав тихое биение маленького сердечка, я поворачиваю голову и смотрю на экран.

– Вы хотите знать пол ребенка?

– Да, – хором произносим мы с Максом.

Слишком много непредсказуемого уже было в нашей жизни. Макс берет меня за руку, и мы вместе наблюдаем, как похожий на боб ребенок обретает на экране четкие очертания.

– Поздравляю, – говорит врач, распечатывая снимок. – У вас девочка, причем абсолютно нормальная.

Глава 43

Макс

2016

За несколько дней до Рождества я наконец обретаю собственное место жительства.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, – говорит мама, помогая мне собирать вещи.

Теперь, когда я больше не лежу целыми днями, свернувшись под розовым одеялом, она бы предпочла, чтобы я все время был рядом.

– Я буду тебя навещать.

До того как мои родители купили дом в Ист-Виллидже, это место даже не имело названия. Там было всего несколько улочек, петлявших между Юкрэниан-Виллидж и Нобл-сквер, где жители в основном говорили по-польски и где колбасу купить было легче, чем хот-дог. В год, когда я родился, растущее число поджогов привело к созданию оперативной группы по урегулированию этого вопроса. Мои родители остались, потому что папина семья всегда жила здесь, еще до того, как из Адамчиков они превратились в Адамсов. Сейчас, решив жить отдельно, я посмотрел пару квартир по-соседству, но мой выбор пал на студию на Арлингтон-стрит, 555 в Линкольн-парке. Она совсем крошечная, но находится недалеко от озера, и там есть своя парковка. Я снял ее на год.

– Надеюсь.

Когда я вернулся в Чикаго, то думал, что мама ведет замкнутый образ жизни. Но оказалось, что ее светская жизнь довольно насыщена, и теперь она каждый день выходит на собрания, встречи или кофейные посиделки с друзьями. Так что она оставалась дома, поставив свою жизнь на паузу, исключительно из-за моего нервного срыва.

В благодарность я стараюсь помогать ей, как могу. Готовлю ужины, хоть и не так хорошо, как это делает она; ищу фильмы, которые, как мне кажется, могут ей понравиться. Вожу ее в своем новом фургоне на занятия по тай-цзы для людей преклонного возраста.

Я вспоминаю, как сияла от радости Лейла Халили, когда говорила о том, что ее мать будет жить вместе с ней. Мне повезло, сказала она тогда. Мне тоже повезло. Я имел возможность снова пожить у мамы, но теперь уже как взрослый, а не как ребенок.

Блэр помогает мне обустроиться.

– Куда ты хочешь положить книги?

Я оглядываю свою маленькую квартиру, которая вся целиком меньше гостиной в доме, где жили мы с Пипой.

– Пока сюда. Потом я куплю книжный шкаф.

В студии нет никакой мебели, но, поскольку там может уместиться лишь кровать, небольшой диван и книжный шкаф, мой поход в Икею не слишком разорителен. Я буду есть, сидя на диване, а в случае ужина вдвоем можно будет разместиться за стойкой, отделяющей комнату от кухни.

Это странное чувство – начинать все сначала. В кухонном шкафу у меня теперь минимум посуды: две чашки, две тарелки, две миски, хотя за прошедшие годы я успел привыкнуть к сервизам и стопкам тарелок для Дня благодарения. Странно принимать решения, ни с кем не посоветовавшись. Ставить сковородки – одну большую и одну маленькую – в любой ящик на выбор. Мне становится грустно, но я не позволяю себе раскисать. Вместо этого я думаю о красочной надписи на своем фургоне и о логотипе, который придумала Блэр: веселая кисть в виде восклицательного знака, завершающего мои инициалы. Я думаю о том месте, в котором сейчас нахожусь, сравнивая его с тем, где я был в прошлом году. И радуюсь своей удаче.

Закончив, мы валимся на диван, созерцая результаты своей работы.

– Очень уютно, – заключаю я, откидывая голову на розовое одеяло, которое я забрал у мамы.

– Кажется, у меня есть где-то серое, – сказала она, когда я спросил, могу ли я его взять.

– Мне бы хотелось это, если ты, конечно, не возражаешь.

Выдержав мой пристальный взгляд, мама улыбнулась и, не спрашивая зачем, просто сняла одеяло с кровати и отдала его мне.

– У меня для тебя кое-что есть! – говорит Блэр и, взяв ключи от машины, исчезает.

Минуты через две она появляется с большой сумкой, в которой угадывается какое-то растение и несколько других предметов.

– Не бог весть что, но…

Блэр чуть краснеет, и, вместо того чтобы смотреть, как она разбирает сумку, я любуюсь ее румянцем и чуть испуганными глазами.

– Пусть твой дом будет всегда полон жизни.

Она достает из сумки папоротник со светло-зелеными листьями, трепещущими у открытого окна, и вручает его мне.

– Спасибо, он очень милый.

– Вот еще кое-что.

Она снова вспыхивает, слегка загородившись волосами.

– Пусть в этом доме всегда будет светло.

Присев, Блэр извлекает из сумки фонарь в марокканском стиле с прорезанными в нем полумесяцами, сквозь которые видна свеча.

– Изумительно, – восхищаюсь я, глядя на нее. – Ты просто прелесть.

В качестве следующего подарка она преподносит мне солонку.

Я удивленно поднимаю брови.

– Чтобы твоя жизнь не была пресной.

– Блестяще.

Потом мне вручается батон, чтобы в моем новом доме всегда была что поесть; за ним следует банка с медом, чтобы мне здесь всегда было сладко. Блэр справляется со смущением, и ее щеки больше не пылают.

– Последнее, но не менее важное, – произносит она, доставая последний подарок. – Пусть тебя никогда не мучает жажда.

Мы пьем шампанское из стаканов для виски, и я добавляю в список необходимых вещей бокалы для вина. Пьем за новую жизнь.

– И за дружбу, – добавляет Блэр, поднимая стакан.

Наши взгляды встречаются, и теперь уже краснею я, потому что мне хотелось услышать нечто иное.

– За дружбу, – эхом повторяю я.

Это все, что мне надо. Я люблю Пипу, и этого уже не изменишь.

– Кстати, я покончил со всеми полицейскими формальностями, – добавляю я, словно только что об этом вспомнил.

– Отлично!

– Так что могу помочь тебе в бассейне, если ты все еще хочешь.

– Заметано.

Следуя указаниям Блэр, я нахожу спортклуб в Шеффилде и называю свою фамилию женщине на стойке регистрации, которая сообщает, что «Клуб отважных пловцов» проводит занятия в меньшем из двух бассейнов. Блэр сказала, что в группу входят дети разных способностей. Интересно, что осталось от моих тренировок и смогу ли я кого-нибудь научить.

В раздевалке я надеваю шорты для плавания и, оставив ботинки в шкафчике, направляюсь к бассейну.

Знакомый резкий звук заставляет меня остановиться еще до того, как я вижу воду. Внутри у меня что-то обрывается, и я прислоняюсь к стене, чтобы удержаться на ногах. Пронзительный звук, который можно принять за крик отчаяния, повторяется, и я понимаю, что это смех. Он звучит снова и снова.

Дилан, вопреки всякой логике думаю я. Сделав еще несколько шагов, я выхожу к бассейну и застываю. Я ожидал увидеть стайку ребятишек в купальных костюмах, сидящих на краю бассейна в ожидании своей очереди. Думал, что увижу прыжки в воду и заплывы на дистанции кролем, баттерфляем или вольным стилем. Соревнования под тиканье секундомера.

Но только не это.

В бассейне около дюжины детей и столько же взрослых. Дети сидят или лежат на специальных надувных матрасах, надежно зафиксированные так, чтобы их головы располагались поверх воды. Некоторые из них совершенно неподвижны и только слегка покачиваются на воде. Другие отчаянно колотят по воде руками и ногами, окатывая брызгами всех, кто оказывается поблизости. На краю бассейна стоит подъемное устройство, при помощи которого детей опускают в воду, а потом достают оттуда.

Блэр уже здесь. Увидев меня, она что-то говорит одной из волонтерок, после чего плывет к лесенке. На ней сплошной купальник, поверх которого натянута синяя майка с надписью «Клуб отважных пловцов».

– Почему ты мне не сказала? – спрашиваю я, когда она выходит из воды.

Меня сотрясает дрожь.

– Я не ожидала, что ты придешь.

– Я бы и не пришел.

Сердце у меня колотится так, что, кажется, вот-вот разлетится на куски.

Дилан, Дилан, Дилан.

– Извини, но я вряд ли смогу тебе помочь.

Повернувшись, я собираюсь идти в раздевалку.

– Это клуб, куда я возила свою дочь.

Остановившись, я поворачиваюсь к ней.

– Мою старшую, Алексис. Она родилась с детским церебральным параличом и кучей других патологий, – с улыбкой объясняет Блэр, глядя мне в глаза. – И умерла в тот год, когда родилась Брианна. Ей было четыре года.

Из бассейна доносится восторженный вопль. Это кричит подросток в спасательном жилете, которого кружат в воде два волонтера.

– Ты никогда мне не говорила.

– Я не хотела, чтобы это выглядело так, будто я наставляю. В горе каждый должен пройти свой собственный путь.

Интересно, знает ли об этом мама или Блэр попросила ее ничего мне не говорить?

– Алексис очень любила воду – здесь она была абсолютно счастлива. Я начала им помогать, когда у них была нехватка волонтеров, а потом уже не могла остановиться.

– А тебе не…

– Не тяжело?

Чуть задумавшись, она качает головой.

– Не так, как ты думаешь. Дети – игра без выбора, Макс.

– Глядя на этих детей, я вижу Дилана.

– Значит, ты плохо смотришь, – твердо произносит Блэр.