Текст книги "Под маской альтер-эго (сборник)"

VII

Светящаяся точка стремительно уменьшалась и в конце концов погасла где-то в одном из серых облаков. А потом какая-то гигантская тень медленно уползла, освобождая купол. Оказывается, всё это время эта тень ограждала мир Андрея от настоящего небесного света.

Свет сразу счёл нужным ударить по глазам, и Андрей старательно зажмурился. Но медленно возвращая дневной свет своему взору, он начинал понимать, что эта яркость не так ядовита, как ослепляющий луч Спасителя. Свет был скорее приятен.

Андрей открыл глаза. Море играло весёлыми бликами, стало прозрачным. Рыбы, которыми оно буквально кишело, далеко не все были гигантскими и искрящимися. Очень много мельтешило мелких пугливых рыбёшек. Волны били по ногам тёплым прибоем. Андрей понял, что теперь не стоит бояться морских волн, это теперь его море.

Подул ласковый ветер. Тогда Андрей решился и поднял голову. Небо было голубым и кристально чистым. Лишь кое-где лёгкая вата облаков разбавляла бескрайний океан небес, где-то высоко светило Солнце, его свет был на удивление спокойным, и от этого Андрею захотелось улыбаться.

Он расправил крылья и взмыл в небо. Вокруг него закружила стая ласточек и почему-то птицы не подумали нападать. Сделав пару кругов вокруг человека, они полетели дальше по своим неведомым делам. Он понял, почему люди прошлого восхищались небом. Потому что увидеть его можно только с земли и восхищаться можно только тем, что недоступно.

Андрей сроднился с этим небом, стал частью его, частью планеты, которая вовсе не гибла, а рождалась заново, парень теперь это знал. И только сейчас планета перестала быть жестокой и чужой.

Парень подумал о Насте и, к своему удивлению, почувствовал, что она откликнулась на его мысль. Он сообщил ей, что возвращается, и, направившись к родной скале, решил, что теперь он стал другим и все люди станут другими. Андрей ещё раз поразился тому, как просто и как важно было увидеть небо. Так же просто и важно, как жить дальше.

МОРРА
Сказка о Волшебном Волке

В одном малоприметном городе жил да был Волшебный Волк.

И был он настолько Волшебным, что почти никогда совсем не был похож на Волка, а, напротив, походил на самого обыкновенного человека или же на кого угодно, кроме Волка.

Причёска на голове у него рисковала обнаружить в себе неумело зачёсанную редкими волосами лысину, но широкополая поношенная шляпа всё же скрывала, как могла, такой нелицеприятный «пробор».

На плечах грузным мешком висел серый бесформенный плащ, который тоже отчасти выполнял маскировочную функцию, ибо пузико у Волка довольно-таки прилично выдавалось вперёд.

На ногах удручающе болтались рваные на коленках джинсы. Нет, это были вовсе не «драные по-модному на коленках», а именно «рваные на коленках» джинсы.

Обут он был в тёмно-светлые кеды летом и зимой и в резиновые сапожки «в цветочек» – весной и осенью.

Но Волк не унывал, потому что он был Волком и даже более того – Волшебным Волком.

Ежедневно ранним утром он с трудом запихивал своё тело в один из проезжающих мимо представителей общественного транспорта и каждый раз с завидным постоянством наступал на ногу какой-нибудь злобной тётке, слишком похожей на крысу. Тётка каждый раз громко охала, визгливо восклицая:

«Да вы прям Слон какой-то!»

Волк смотрел на своё отражение, мелькающее в загрязнённых окнах общественного транспорта, и отчётливо мог разглядеть вместо аккуратного носа длинный морщинистый хобот, свисающий с его лица до самого пола и огромные уши, загораживающие остальным пассажирам весь возможный обзор. Толстое тело Волка занимало чуть ли не половину салона, а неуклюжие массивные ноги давили нежные лапки агрессивных тёток-крыс, которых Волк-Слон почему-то очень начинал бояться.

Прибыв на рабочее место с небольшим опозданием, в офис предприятия, занимающегося разработкой никому не понятного и никому не нужного «чего-то», Волк, вполне заслуженно испытывая чувство неподдельного стыда, уселся на свой расшатавшийся за долгие годы стул и принялся производить непонятные никому, даже ему самому, и никому не нужные расчёты. Гадкую ошибку, вползающую в эти цифры незаметной змеёй он увидел, к величайшему сожалению, только после того, как её обнаружил разъярённый Шеф. Он свирепым тигром набросился на дрожащего Волка, швыряя ему в лицо перечёркнутые листы с долбаными расчётами и вопя оскаленной пастью:

«Вы Осёл!»

Волк приковылял в туалет, взглянул в зеркало, с трудом отыскав там местечко, свободное от грязи и нечистот, и с горестью обнаружил толстую носатую морду, глупые жалостные глаза и скучно свисающие ослиные уши у себя на голове. Волк даже, еле сдерживая горькие слёзы, прошептал: «И-а…»

После утомительной рабочей смены Волк вернулся домой. Там его встречала любимая бесформенная жена. Встречала она Волка, сидя в кресле и неотступно следя за событиями любимого сериала, транслируемого опостылевшим телеящиком. Жена не удостоила Волка даже половинкой своего внимательного взгляда, только лишь прогавкала с нескрываемой ненавистью:

«Позавчерашняя Калина Планка в холодильнике. Руки помой, прежде чем жрать, Свинья!»

Волк отправился в ванную. Наблюдая за своим отражением в запотевшем и залапанном зеркальце, он отчётливо видел уродливый розовый пятак, выступающий на жирном свином рыле, заплывшие красные глазки…

Только иногда, очень редко, когда спящий город освещала полная Луна, Волк может становиться самим собой. Он распахивает настежь окно и сообщает прохладному ночному ветерку:

«Я Волк!»

И он не смотрится при этом ни в какие зеркала, потому что он знает… потому что он счастлив.

Buddha
Необратимая процедура

– Господа! Господа журналисты, не нужно быть такими настойчивыми! – благожелательная улыбка главного инженера корпорации «Роботэкс» Сергея Николаевича Алфёрова сопровождалась тоном, не терпящим возражений. «Очередной раз убеждаюсь, что не зря взял его», – улыбнувшись по обыкновению лишь левым уголком губ, подумал стоящий рядом Пётр Симонов.

– Пётр Андреич, машина подъехала… – наклонившись прямо к уху председателя совета директоров, вполголоса сказал начальник охраны. Впрочем, подчинённые Алфёрова привыкли его называть между собой шефом или генеральным. Последнее было не совсем правильно, но зато достаточно кратко, потому и прижилось. Меж тем Алфёров продолжал:

– Я подведу итоги очень кратко, так как время – роскошь, недоступная нам даже при достигнутых успехах. Итак, успехи. Нам удалось воплотить в новой разработке сразу множество научных и инженерных достижений. Главное из них – позитронный мозг, о котором вот уже добрую сотню лет всем нам известно из книг Айзека Азимова. Этот мозг – не просто центральный процессор вычислительной машины. Функционально он невероятно близок к человеческому, поэтому как производство андроидов, так и компьютерная индустрия в ближайшее время взлетят на новую высоту.

– Сергей Николаевич, последний вопрос, – из первого ряда толпы тянул руку журналист, целясь микрофоном с логотипом Первого канала прямо в лицо главного инженера. – Каковы результаты испытаний новых андроидов?

Мягко отстранив от лица орудие нападения, Алфёров приподнял руки, призывая всех успокоиться:

– Хорошо, последний ответ. Испытания прототипа андроида ещё не проведены. Но уже успешно пройдены офлайн тесты всех электронных и механических систем, включая нейропрограмматор. Общий тест всей системы в целом будет проведён в ближайшие дни. Теперь прошу меня извинить. Интервью окончено.

С этими словами он прощально взмахнул рукой, отвернулся от толпы, фотовспышек, софитов и последовал за своим начальником к ближайшей машине. Позади него, напоследок бесстрастно оглядев присутствующих, второй телохранитель повернулся блестящими спинными пластинами корпуса к залу и зашагал вслед за людьми, слегка жужжа сервоприводами при каждом движении.

Машина ехала мягко и бесшумно. Автопилот вёл безупречно. Впрочем, как всегда. С тех пор, как автопилотов стали устанавливать в каждую машину, количество аварий на дорогах упало практически до нуля.

– Автопилот, – негромко позвал Симонов. Ему всегда нравилось испытывать слух этих железных болванов.

– Слушаю, сэр, – гундявый монотонный голос автопилота заставил генерального поморщиться. Особенно раздражало это «сэр». Но ничего, все эти «сэры» и «мэмы» ненадолго. Прототип практически готов. И уже в следующем году можно будет услышать на чистом русском «господин», «госпожа».

– А своему домашнему андроиду скажу, чтоб называл меня «барином», а жену – «барыней», – нечаянно продолжил он свои мысли вслух. Оглянулся на Алфёрова. Тот еле сдерживал улыбку, и они засмеялись в один голос.

– Слушаю, сэр, – прогундявил с водительского места робот, оборвав веселье пассажиров.

– Слушаешь? Отлично! Гони, извозчик, к ближайшему трактиру!

– Не принято назначение «трактир». Уточните новое назначение…

– Серёг, ну не болван ли? – спросил Симонов, через плечо большим пальцем указывая в сторону водителя-автопилота.

– Не принято назначение «болван». Повторите… – пробубнил робот, вызвав новый приступ веселья на заднем сиденье.

– Ладно, Пётр, не мучь бедолагу, скажи уже ему попроще, – сжалился над железным болваном инженер.

– Уффф! Ну хоть одна польза от него – повеселил, на ночь глядя, – переводя дыхание сказал Симонов. За последние несколько лет напряжённой работы у председателя совета директоров и главного инженера сложились не просто панибратские, но даже вполне дружеские отношения. Последний Новый год, да и предыдущий тоже, они отмечали вместе, собравшись семьями дома у Симоновых. И это неудивительно. Сколько копий было поломано о двери министерств, патентных отделов, всяких экологических, пожарных и санитарных комиссий, сколько раз задерживались до самого утра на работе, а вечером следующего дня кричали и прыгали по кабинету проектного отдела от радости: «Работает! Ра-бо-та-еееет!!!» – Едем в «Калинку», автопилот. Сегодня есть повод для празднования. А потом ко мне домой. Адрес-то помнишь, кастрюля?

– Не принято назначение «кастрюля». Уточните запрос.

– Юль, я дома! – поставив пакет с припасами из «Калинки» под вешалкой, прошумел Пётр вглубь квартиры. – Сергей, Лена, что не проходите? В первый раз как будто, – улыбка не сходила с лица генерального. Всё складывалось прекрасно: фирма, которую он вырастил, наконец близка к изначальной цели, красавица и умница жена, ради которой всегда приятно возвращаться домой, Сергей – помощник в делах, добрый советчик и верный союзник – чего ещё желать? Ну разве только по бокалу шампанского.

Долго не готовились. Нарезали фруктов, выставили игристое в ледяном ведёрке и тортик. Не забыли и коньяку, милостиво одобренного к застолью жёнами.

– Ну… За успех! – прозвучал краткий тост от Юли.

– За успех! – поддержала Лена.

– За наших жён! Без вашей поддержки успеха могло и не быть! – поднял рюмку с янтарным напитком Пётр.

Разрывая темноту, уже сгустившуюся в Сколково, из окна на стол упал яркий блик. Пётр резким движением обернулся и нахмурился, затем хмыкнул, поднялся и, не торопясь, направился к окну. За окном, шурша винтами, висела робо-стереокамера, подсвечивая небольшим, но ярким прожектором пространство перед собой. Пётр поднял рюмку в направлении камеры и, коснувшись неприметных клавиш на подоконнике, затемнил окно.

В лаборатории стоял гомон. Суетились младшие, старшие и прочие сотрудники, стараясь не попадаться под ноги генеральному. Это было сложно, потому что он совал нос буквально во всё. Всё уточнял, всё перепроверял. Учёные и инженеры злились, украдкой вертя у виска указательным пальцем, но благоразумно помалкивали.

– Пётр Андреич, может быть, передумаете? – продолжал беспокоиться Алфёров. При подчинённых он всегда обращался к нему на «вы» или по имени-отчеству.

– Нет. Да тут и обсуждать нечего! Первый прототип должен быть запрограммирован именно мной. Понимаю, что трудились мы… вы… В общем, все потрудились на славу. Но всё же эта фирма, этот, – он указал на опутанного проводами и пока ещё лишённого внешней оболочки робота, – андроид – моё детище. И первые шаги он сделает, и первые слова скажет, запрограммированный мной. Программатор проверили? Отлично. Когда уже можно? – обратился он к начальнику лаборатории.

– Всё готово, Пётр Андреевич, – ответил начлаб, передавая генеральному матово-чёрный шлем с волочащимся позади оптическим шлейфом. – Начнём, как только скажете.

Пётр принял шлем, и ладони его тут же вспотели. Одиннадцать лет работы, планы, ожидания, провалы, успехи, снова провалы и снова успехи. «Определённо, первый будет программироваться только мной», – он повторял эти слова про себя, как мантру, пытаясь изгнать взявшееся невесть откуда беспокойство. Поймав себя на мысли, что руки и колени предательски дрожат в то время, как на него обращены взгляды сотрудников и пары стереокамер, он сделал несколько твёрдых шагов к креслу и плюхнулся в него. Отступать некуда. Нерешительность и беспокойство на лице спрятались за темнотой шлема нейропрограмматора.

В динамиках, встроенных в шлем, раздался лёгкий щелчок, а затем голос начальника лаборатории:

– Генер… Прошу прощения. Пётр Андреевич, мы готовы. На встроенных в шлем программатора экранах будут показаны специально отобранные сцены. Каждая будет длиться недолго – секунды. Этого времени достаточно, чтобы у вас сформировалась реакция на увиденное. Общие данные о событии и ваша реакция на него будут переданы позитронному мозгу андроида. Он усвоит событие. Если нет, то пошлёт запрос на повтор через систему обратной связи. И тогда…

– Михаил Евдокимович, – прервал начлаба генеральный, – инструкцию к этому нейропрограмматору написал лично я. Начинайте.

Начлаб сделал неопределённый жест рукой, описав ею в воздухе замысловатую фигуру. Его глаза удивлённо уставились на самовольную конечность, и та сразу остановилась, затем сняла очки с вспотевшего вдруг лица. Другая рука выхватила платок из кармана и промокнула им большой лоб. После секундной нерешительности очки были возвращены на место, и освободившаяся рука коснулась сенсорной панели.

Перед глазами Симонова поплыли первые изображения. Сначала элементарные – основные цвета. Чёрный – пустота, белый – чистота, красный – сила, зелёный – покой. На примитивные базовые понятия ушла пара сеансов программирования по одному за день. Затем радуга сменилась простыми вещами: вода – свежесть, небо – глубина, река – умиротворение. Дальше шли всё более сложные картинки, порождающие всё более сложные реакции, но, к удивлению Симонова, позитронный мозг легко проглотил не только такие сложные понятия, как семья, личность, бесконечность, но и такие, которые вызывали противоречивые реакции: общество, экономика, политика.

Генеральный не сразу понял, что последняя просмотренная картинка появилась вновь. Убийство. Солдат в серой униформе стоял над трупом. В его руках был автомат с электромагнитным ускорителем. Пётр испытал сразу множество чувств: труп – страх, отвращение, смерть – сострадание, солдат – долг, оружие – мощь, власть, уверенность, униформа – уважение. Пауза слегка затянулась, и он услышал, как вокруг застучали по клавишам лаборанты. Но картинка сменилась, потом ещё и ещё, и через четыре утомительных часа сеанс программирования был завершён.

Сеанс не был последним, программирование продолжалось уже более трёх недель. Андроид больше не запрашивал повторных разъяснений, и работа была весьма монотонной и изнуряющей. Сложностей ожидали на понятиях «кража», «предательство» и подобных, но их усвоение длилось практически столько же, сколько и «подарок», «самопожертование».

Уже шла последняя серия видеозаписей. И в лаборатории царило усталое умиротворение. Кое-кто даже рискнул поставить чашку кофе рядом с пультом, совсем не опасаясь наказания начальства. Кому есть дело до этой чашки? Вот и последний ролик поехал. Завлаб с нетерпением наблюдал, как ползёт шкала на экране, приближаясь к финишу. Он улыбнулся и посмотрел на кресло, где сидел в шлеме программатора шеф. Генеральный пошевелился, как бы поправляя затекшую ногу. Потом пошевелил другой ногой. Потом зашевелились руки, но, вопреки ожиданиям окружающих, они не потянулись к шлему, чтобы явить свету вспотевшую физиономию. Они судорожно дёрнулись, вслед за ними вновь дёрнулись ноги, спина изогнулась и замерла в неестественной позе. Неподвижность продолжалась лишь миг, и всё тело Симонова задёргалось, затряслось в конвульсиях. Почти минуту к нему боялись подойти. Все пытались обесточить пульты, андроида, стали грубо выдёргивать кабели из розеток. Кто-то догадался вдавить кнопку аварийной тревоги. Заорала сирена, разошлись створки дверей, и половина сотрудников, оглядываясь, спотыкаясь друг о друга, о стены и углы, помчалась прочь из лаборатории. С несчастного пульта стекали коричневые струи нетронутого кофе.

Медики подбежали к креслу одновременно с начлабом. Двое медиков пытались удержать Симонова, третий заправлял подкожный инъектор транквилизатором. Начлаб выдернул из программатора шлейф кабелей и сорвал его шлем с головы шефа. Врач тут же воспользовался этим, приложив инъектор к освободившейся шее Симонова. Генеральный замер.

– Юль… – Алфёров присел на уголок стола рядом с женой генерального. Он был подавлен и растерян. Куда-то подевались и искра в глазах, и уверенный голос. Ему захотелось приобнять жену друга за плечо, но не решился, передумал. Хотел просто коснуться её руки, но его рука снова замерла в нерешительности, и Сергей спрятал руку в карман брюк. – Я…

– Помолчи уже, – коротким движением смахнув слезу, произнесла Юля. – Не можешь внятно высказаться, помолчи. Я знаю, что ты не виноват. Мне рассказывали, что ты его отговаривал.

Сергей что-то неразборчиво пробубнил.

– Что?

– Ну… Не отговорил же.

Красные от слёз и бессонницы Юлины глаза осуждающе взглянули на Сергея:

– Я-то раскисла – мне положено. А ты – его друг, правая рука, мужчина, в конце концов! Ещё на твои нюни мне смотреть не хватало!

Алфёров набрал полные лёгкие воздуха и с шумом его выдохнул. Он встал со стола, прошёлся по комнате, хмурясь и собираясь с мыслями.

– Юль…

– Давай по делу уже!

– Я и по делу. Я с врачами говорил.

– Я тоже говорила. Сказали, что состояние стабильное.

– Стабильное. Ты – жена, женщина… Они не стали тебе говорить.

– Сергей… – Юлин голос растерял остатки уверенности и дрожал, – С…Серёж?

– Его состояние было стабильным вчера. Точнее, стабильно плохим. Сегодня ему стало хуже. И у врачей нет лечения. Есть кой-какие… – нервно прохаживаясь туда-сюда по кабинету, Алфёров говорил, не отрывая глаз от пола. Когда он поднял взгляд, Юля сидела в кресле за столом, положив на стол локти, на локти лицо и тихо плакала. – Прости. Но я должен был сказать… У врачей есть кой-какие идеи, но нет времени на их проработку. Чтобы выиграть это время, им нужно согласие, чтобы ввести его в искусственную кому.

Девушка тихонько и протяжно застонала и спрятала голову меж локтей, закрыв уши.

– Я… Юль, я позже зайду.

– Подожди, – всхлипнула девушка, – я даю своё согласие.

– Нет, профессор, ваша идея не годится.

– Вячеслав Игнатьевич, мы это уже обсуждали, – повернув грузное тело в кресле к собеседнику, произнёс главврач. Консилиум продолжался уже много часов, но не было найдено никакого решения. И даже к общему мнению у врачей прийти не получалось. – Вы предлагаете кортикальную стимуляцию, но в его мозгу уже практически нечего стимулировать. Больше половины нейронов буквально поджарены! Почти не тронутыми остались участки, отвечающие за долговременную и кратковременную память. Но что от неё толку, если с ней некому… Простите. Нечему работать. Его мозг не в состоянии обрабатывать вообще никакой информации. Я предлагаю глубокий анабиоз, и его состояние не изменится в худшую сторону достаточно долго, чтобы дать медицине нужное время.

– Валерий Андреевич. Я, конечно, в первую очередь врач и должен беспокоиться о том, чтобы не навредить. Но я должен настаивать, чтобы мы расширили понятие постулата «не навреди». Напомню, что Пётр Андреич – не просто ещё один пациент. Он – глава «Роботэкс» – надежда нашего государства, понимаете? Мы не должны вредить государству! Государство – не стану называть имён – очень… мнээээ… просит нас вернуть Симонова в строй хотя бы временно и как можно скорее. – Указательный палец оратора уверенно указывал в потолок, пытаясь придать себе значимости покачиванием, а безнадёжно худые ноги нетерпеливо топтались на месте, будто не в силах удержать на себе столь же худое тело министра здравоохранения. Вкупе с покосившимися от непрерывной ходьбы, жестикулирования и богатой мимики очками это придавало ему комичный вид, и главврач еле сдерживал улыбку. – А ваша позиция, любезнейший, похожа на банальное умывание рук, – произнеся последние слова, министр подался вперёд, выпучил глаза и потёр руки друг о друга, мол, в будущем без нас…

Улыбка уже начала вырисовываться между круглых щёк Валерия Андреевича, но, спасая положение, прозвучал звонок голофона. На экране появилось взволнованное лицо Алфёрова:

– Господа, прошу прощения, что прерываю вас. Но мне кажется, что решение находится ближе, чем все мы думали.

– Но позвольте, голубчик, разве вы – медик?

– Нет, но я предлагаю решение… не медицинское.

– Продолжайте, прошу, Сергей Николаевич!

– Из ваших отчётов я понял, что единственной функцией мозга ше… господина Симонова осталось сохранение памяти, верно?

– Да, в общих чертах. Но остальные функции…

– О них и речь! – перебил министра инженер. – Ведь вы в курсе нашей последней разработки?

– Конечно, это андроид, – не понимая направления инженерной мысли, произнёс министр.

– У которого есть всё, кроме личной памяти! – подытожил главврач. Алфёров, победоносно улыбаясь, смотрел на светил отечественной медицины:

– Именно! Сбой произошёл не из-за конфликта сознаний андроида и оператора, а из-за программатора. Дело в единственном оптронном реле… Одним словом, причину сбоя мы выяснили и устранили, и нейропрограмматор требует лишь небольшой перефокусировки, чтобы стать… Ну, то есть он сможет читать память оператора и передавать её андроиду.

– Серёж, ты? – жена генерального с трудом открыла глаза. На них были следы недавних слёз, а на столе – пролитого коньяка.

– Я. Нам нужно поговорить.

– Давай завтра. Я не в настроении, – затягивая гласные проговорила Юля.

– Скорее уж не в состоянии! – укоризненно ответил Алфёров.

– Но-но! Погово-ори мне ещё! – девушка попыталась изобразить угрожающий жест, но локоть предательски соскочил со стола.

– Сейчас приеду.

Через пятнадцать минут перед женой шефа дымилась громадная кружка чёрного кофе.

– Давай-давай, пей, не филонь! Ты нужна сейчас в трезвом уме!

– Да кому я нужна теперь… – отодвинув кружку, Юля стала шарить под столом в поисках недопитой бутылки коньяка.

– Ко-фе! – сопротивление было подавлено. И спустя десять минут, ещё кружку кофе и холодное умывание на друга семьи Симоновых смотрели ясные, хотя и усталые глаза.

– Теперь о делах. У меня есть способ. Или идея. Как угодно.

– Вернуть Петю?

– Да. Я сегодня совещался с медиками…

Юля посмотрела на часы. Четыре утра.

– Сегодня – это когда?

– Час назад. Это радикальный способ. Мы хотим перекачать его память в того андроида.

– Да ты сдурел! Это… Это же. Да ты сдурел! – недоумение и гнев смешались на лице девушки. – Как ты вообще ко мне с этим пришёл?! Не трожь! Отдай, говорю! Отпусти бутылку!

– Не отдам! И это единственный способ!

– Способ меня извести?

– Ты про бутылку всё? Да на, забирай…

Юля широким жестом поднесла бутылку к третьей кружке кофе.

– У медиков всего два варианта, – отвернувшись к окну, сказал Сергей. – Первый – заморозка. И тогда у тебя и правда мало шансов его увидеть. Второй даст тебе с ним проститься. По-быстрому только. Стимуляция оставшихся нейронов позволит ему прийти в сознание на несколько часов. На день максимум. После этого он не выживет.

Юлина рука замерла над кружкой на мгновение, и первую каплю коньяка опередила слезинка, затем вторая, после этого коньяк дополнил кружку.

– Ты мне предлагаешь какую-то подмену, железяку! Ведь это… Он же… Вы его даже толком не испытали!

– Железяку? Я предлагаю тебе живого мужа. Ты подумай, что делает нас людьми? Я собираюсь перекачать все воспоминания, начиная с самого раннего детства. Как он учился ходить, говорить, воспитание родителей – всё там, всё в памяти. Потом школа, Светка… Ой, прости. Она была и помогла ему стать кем-то тем, кто стал ближе для тебя.

– Кто? Светка?

– Школа. Но и Светка тоже. Наше прошлое, наша память делают нас теми, кто мы есть. Может быть, та загадочная душа и есть наша память?

На минуту в зале повисла тишина.

– Я согласна…

– Я должен тебя предупредить. Программатор не был рассчитан на работу с памятью, только с поверхностными эмоциями. Сканирование памяти разрушит нейроны. Это необратимая процедура.

– Я… согласна.

– Юль, плесни-ка и мне тоже.

В лаборатории шли последние приготовления. Главврач вместе с начальником лаборатории который раз просматривали свои расчёты, но ошибок не находили. Тем не менее их не покидало волнение. Ничего удивительного в этом не было: они собирались впервые создать подобный гибрид человека и робота. Одно дело трансплантология: орган неисправен – меняем на киберимплант. Даже такие сложные органы, как искусственные глазные яблоки, уже не были диковинкой лет двадцать. Но пересадка памяти – это прецедент, достижение, прорыв, наконец! И, несомненно, невероятный риск.

– Михаил Евдокимович, когда обещал быть Алфёров? – пытаясь скрыть волнение, спросил главврач.

– Он уже должен быть здесь… Терпеть не могу ожидание! – начлаб вертел последнюю оставшуюся целой пуговицу на своём халате. – Сергей Николаич, ну где вы пропадали?

– Пробки, мать их… Двадцать второй век, половину транспорта перенесли в воздух. Похоже, кто-то и пробки туда же притащил, – недовольно проворчал инженер, входя в лабораторию. – Аккуратнее, аккуратнее! – повысил он голос на медиков, вкатывавших в лабораторию носилки на магнитных подушках. На носилках лежал опутанный проводами и капельницами председатель совета директоров. – Здесь всё готово?

– Да. Ждём только вас.

Алфёров посмотрел с опаской на шлем нейропрограмматора. Теперь это нейротрансмиттер. Начлаб взял шлем в руки, но инженер жестом остановил его и забрал шлем.

– Процедуру тоже сам запущу.

– Но…

– Михаил Евдокимович, вы же понимаете, что для шефа это билет в одну сторону? – вопрос прозвучал весьма утвердительно, после чего Сергей поправил прядь волос на голове друга и надел на него шлем.

«Что-то не так», – мысль не была беспокойной. Просто всё не так. Все ощущения, которые он помнил, отличались от нынешних. Не было тепла собственного тела. Но не было и холода. Не было сердцебиения. «Умер?» – но и страха не было. Открыл глаза. До чего всё чётко! От такого зрения он давно отвык, и даже контактные линзы не выправляли его. На импланты он не соглашался. «Но, может быть, пока я был в отключке…» На потолок прямо над головой уселась муха. Муха. Глаза сосредоточились на ней, и потолок вместе с мухой надвинулся так, что должен был касаться носа. Было видно каждое сочленение ножек насекомого, каждую ячейку фасеточного глаза. «Да, видимо, импланты», – мысль снова была просто констатацией факта. Никакой окраски. Знакомый голос произнёс совсем рядом:

– Док, он глаза открыл!

«Голос Алфёрова, – тихо, но чётко обозначил очередной факт какой-то внутренний советчик, – ответная реакция не требуется».

– Пётр Андреевич, вы меня слышите? – «Валерий Андреевич, врач. Рекомендуется обратить внимание», – неожиданно плавным и точным движением голова повернулась в направлении голоса, глаза сфокусировались на лице доктора.

– Да, слышу очень хорошо.

– Отлично! Отлично!

– Уфф… – послышался вздох Алфёрова, полный облегчения.

– Попробуйте пошевелить руками, ногами.

Тело слушалось безупречно. Каждый палец, каждая его фаланга немедленно и точно отзывались на команды, и появилось желание принять более практичную позу. Симонов попытался сесть, но что-то удержало его. Что-то держало прямо за голову. Он протянул руку и ощутил у затылка металл и пластик какого-то штекера. И прямо на затылке – пластик гнезда, куда штекер был вставлен.

– Что со мной?

– Пётр Андреевич, – поднимая интонацию на отчестве и преодолевая нерешительность, сказал доктор, – вы умерли.

– Король умер. Да здравствует король! – выпалил Алфёров. Все на него оглянулись, и он покраснел. – Раз пошла такая пьянка, скажу тебе честно, шеф. Ты умер не без нашей помощи.

Все сделали вид, что не заметили фамильярности, а Алфёров покраснел ещё гуще. Но генеральный, похоже, этого и правда не заметил, потому что произнёс совершенно ровным голосом:

– Поясни.

– Что последнее ты … Вы помните?

– Шкалу на экране программатора. Мы завершали базовое программирование андроида.

– Мы его не завершили. Сгорела одна релюшка… В общем, ваш мозг был сильно повреждён. Ты мог не выжить. Мы решились на эксперимент – перекачку вашей памяти в того андроида, – от волнения Алфёров переходил с «ты» на «вы» и обратно.

Мгновение стояла тишина. Затем Симонов всё тем же спокойным голосом спросил:

– Я теперь – андроид?

– Нет. Я предпочитаю считать, что у вас протез. Большой протез. Замена многих органов… Ну… Всех органов. В общем, у вас, Пётр Андреич, новое тело, – пояснил врач.

– Прости, я ни разу к тебе не зашла. Я дико боялась… – дрожащим голосом оправдывалась Юля. Они стояли друг напротив друга в прихожей. Юля смотрела на него. Всё, всё до мелочей было точно таким же, как она помнила: родинки, уши торчащие немного по-разному, непослушная прядь волос, узор радужки в глазах. Всё такое же. Но что-то было не так, и она не решалась броситься к нему на шею. Может быть, дело в его неподвижности? Он стоял не так, как стоит человек. Человек хотя бы дышит, пульс заставляет его почти незаметно подрагивать раз в секунду. К этим проявлениям жизни привыкаешь и не замечаешь их, пока они вдруг не исчезнут. Пётр стоял как экспонат в музее восковых фигур.

– Мне нужно установить свою зарядную станцию, – произнёс Пётр, делая шаг в сторону своего кабинета. Юля поймала его за руку. Тёплая.

– У тебя тёплые руки. Так приятно! – на её щеках появился румянец, а губы тронула лёгкая улыбка. – Теперь ты вот так будешь завтракать и ужинать? – спросила Юля, глянув на чемодан у ног Петра.

– Мой, как его назвал начлаб, протез при нагрузке греется. При любой нагрузке – физической или вычислительной. Тепло равномерно распределяется системой циркуляции смазки равномерно по всему моему новому телу, и вся его поверхность служит радиатором, системой охлаждения. Поэтому я сейчас тёплый. Кстати, система охлаждения оказалась весьма эффективной. Когда мы её проектировали, это были лишь цифры. А сейчас я лично могу её испытать. Я решил сделать пятнадцатикилометровую пробежку с работы до дома. Нагрелся до пятидесяти двух градусов. Потом не спеша поднялся сюда, на тридцать седьмой этаж. За это время температура упала до тридцати пяти градусов. Это лучше, чем ожидалось. А «завтракать» и «ужинать» я буду лишь раз в две недели. У меня довольно ёмкие аккумуляторы. Перед подзарядкой отправлю результаты тестирования системы охлаждения в лабораторию.