Текст книги "Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 1"

Марию-Луизу вывезли в ГДР, в Берлин. И оттуда она, как беженка из Испании, перебралась в большую страну на Западе. Все шло плавно-гладко.

Понимаете, у нее же вообще была душа артистки. Она хорошо знала Пикассо, была знакома с Дали, дружила с поэтом Гарсиа Лоркой. Она познакомилась в первой после войны стране пребывания со многими писателями, художниками. Была очень интересна, невероятно интеллигентна. Когда еще в молодости, в Мадриде, выпадало хоть немножко времени, она занималась в Академии изящных искусств Сан-Фернандо. Будучи нелегалом, в одной из европейских столиц неплохо рисовала в художественной школе. Хотя она и не получила блестящего образования, сумела воспитать себя сама: великолепно разбиралась в живописи, знала прекрасно историю искусств. В Москве же она всех нас увлекла живописью, и это навсегда.

После войны Африка уехала в страну, где ценили моду. И представьте, каким вкусом она обладала, если там ее модный дом сразу приобрел клиенток. Наряды были недешевы, но дамы оценили мастерство Африкиты. К ней ходили, приглашали к себе и, представляете, сколько всего рассказывали. Прикрытие для нелегала было отличное. Она там работала несколько лет, была в своей стихии, передала в Центр немало полезной информации.

А еще ночами слушала радио. Красный Крест вещал по-испански, пытаясь соединить родственников, потерявших друг друга во время гражданской войны и разбросанных по всему свету. Сколько их было!

Представляете, известная модистка, элегантная женщина, в ее доме собиралось высшее общество, которая как-то ночью в бесконечном списке испанских фамилий услышала дорогое ей имя: сестра разыскивала свою Африкиту, и была совсем рядом; она была замужем и у нее было двое детей. Сестра и родственники искали Африку де Лас Эрас, исчезнувшую в 1937-м. Где их Африкита, что с ней случилось? Никто не знал правды. Знали, что она занималась революционной деятельностью. Ну и что из того? Война же закончена.

Но Африкита не отозвалась, и хранила молчание до конца своих дней, даже когда многие испанцы после смерти Франко возвратились домой.

Я потом спрашивала, а нельзя было как-то дать родным понять, что она жива… И она призналась, что ей было очень больно, но разведку выбирают один раз и навсегда. «Я не могла ответить, потому что выбрала другую дорогу. Я была верна своей судьбе, верна своему долгу, до конца верна Службе». Никогда в жизни она не сделала ничего, что могло бы нанести вред разведке. Убежденность в нашем деле у нее была необыкновенная.

Где-то далеко-далеко

А потом из славной европейской столицы потребовалось уехать еще дальше – в Латинскую Америку. Такое пришло задание.

Но как получить разрешение на въезд? Было это очень трудно, потому что после войны многие рвались из голодной Европы туда, где мясо, фрукты, зерно.

В конце концов, разрешение она получила. Ей помог муж-латиноамериканец – интеллектуал с обширнейшими связями. Есть даже рисуночек, где они вместе: то ли подлинный, то ли выдумка художника.

А вот документы, которые она получила, самые настоящие, и наш нелегал оказался там, где нужен был Центру.

Было в этой стране многое, что интересовало и требовало объяснений и внимания. Вы не поверите, но моя Африкита, с которой мы были на «ты», и которую я считаю бабушкой двух моих детей, никогда не называла эту страну.

Чем она там занималась? Важной работой, и никогда не выступала как человек левых взглядов, а, наоборот, вела себя как консерватор. Сначала работала модисткой, жила с мужем в собственном доме, имела прислугу, а в ее мастерской работали помощницы из местных. Потом развелась, открыла модный салон, быстро ставший популярным. Все знали, какая она энергичная, деятельная, активная.

Догадываюсь, что руководила людьми, работавшими на нас в нескольких государствах другой части земного шара; подбирала документы для наших товарищей; поддерживала связь с другими агентами. Добывала и передавала ценную для нас информацию по всему континенту, пользуясь знакомством с высокопоставленными лицами, с которыми она поддерживала близкие отношения.

Центр ею был очень доволен. Она вырывалась сюда в отпуск. Впрочем, отпуск – это слишком сказано! Когда приезжаешь в свою страну, здесь столько всего наваливается. И на Африку в том числе: ее готовили и переподготавливали; узнавали, что она может, чем занята сейчас, и чем придется заниматься в будущем.

Нелегал – это серьезно, потому что нелегал – это не работа, это образ жизни. И Африка всегда этим очень гордилась. Всякое бывает, случается, что нелегал настоящий или не совсем настоящий. Но честно вам скажу, она была нелегалом настоящим. В ней было все: дух, совесть, честность невероятная и необыкновенное чувство справедливости.

В то время наше управление возглавлял Александр Михайлович Коротков. Он ее обожал. Чтобы Коротков кого-то обожал?! Был он человек очень деловой, жаль, умер рано. Я, к сожалению, его лично не знала. Африкита нам много про Короткова рассказывала. Например, как-то раз она улетала, и Коротков (такого сейчас не бывает) поехал ее провожать, а с самолетом что-то случилось, и они вместе всю ночь просидели в аэропорту. Это уже о многом говорит.

Она была связующим звеном, когда уезжала, приезжали другие, кстати, тоже фронтовики, прошедшие партизанскую школу. Может быть, государство небольшое, но работая, все равно получаешь важную информацию и не только оттуда. У нашей Африки были большие возможности. Наши разведчики в Латинской Америке ущерба этим странам не наносили. Какой ущерб!.. Иногда даже приносили им большую пользу. Бывает, что добываешь информацию о других государствах, создающих в своем отечестве чужие базы. Информационная работа сложная и тонкая. Совершенно не обязательно, что ты, зная, например, президента или министров, получишь информацию именно от них, ведь и они от тебя стараются получить что-то новое, для них значимое.

Теперь неважно, что тогда нужно было Центру. У каждой страны – свои планы. И если Африка столько лет там работала, значит, это было нужно, и передавала она очень важную для Центра информацию.

Часто Африка ездила в одиночку по соседним странам. Нелегалы вообще никогда не пересекались – это было нереально, но могли иметь какие-то связи через других агентов.

Я документально знаю, что была такая пара агентов, которым Марья Павловна помогла подобрать документы. И вот, муж умер, а жена еще работала, сейчас, конечно же, она на пенсии. Так вот, эта женщина была одной из первых учениц де Лас Эрас. Представляете? Может быть, когда-нибудь мы сможем написать об этих людях, они жили и работали на благо нашей родины, и работали еще с разведчиками-нелегалами довоенных лет. Потрясающая пара!

И еще одного знаю, когда-нибудь расскажу историю и про него. Он умер вскоре после 55-летия со Дня Победы. Ему дали звание полковника, но мы не успели его поздравить, я ему только успела позвонить: «Товарищ полковник! Поздравляю вас!» Он мне: «Наташенька, я подполковник». Я говорю: «Нет, вы уже полковник». И мы купили шампанское, цветы, чтобы идти к нему, а он уже умер…

Вы знаете, их надо беречь, они же уходят. У меня мама, 1925 года рождения, прошла всю войну, да, с пятнадцати лет пошла на фронт. Марья Павловна была старше. Когда они встретились, еще до нашего первого отъезда, я просто смотрела и слушала. А потом, когда мы на время вернулись, муж и я Марью Павловну привезли к нам домой, и целый месяц она жила с нами. И две фронтовички очень полюбили друг друга. Сидели, рассказывали, как это было… Я думаю, кто сейчас это знает? Господи, ну почему же я их тогда не записала. По молодости казалось, что всё неизменно, вечно…

Вот про это надо поскорее написать: может, даже не о ком-то конкретно, а про те условия, а, скорее, про царившую атмосферу. Боже, какое же у нас было невероятное богатство, мы и сейчас им пользуемся. И если мы будем об этом говорить и передавать следующим поколениям, хотя бы понемногу мы всегда будем жить и побеждать. А если нет…

Я не о пафосе, я говорю о людях – скромных и незаметных. Но вы посмотрите на Африку де Лас Эрас: что она сделала и кого учила! А если говорить о Латинской Америке… Даже мне трудно понять, как она всё успевала, да еще и путешествуя по заданию Центра по разным странам.

Видимо, и в Центре поняли, что труд этот, безумно рискованный, напряженный, непосилен для одного человека. И решили прислать ей… мужа, которым стал ее начальник.

Нелегальный брак

Честно скажу вам, это был ее четвертый брак. Сначала тот испанский офицер, потом – офицер советский – молодой белорус, погибший в войну, затем – латиноамериканский интеллектуал. А четвертым стал Джиованни Бертони, псевдоним Марко, который был нашим нелегалом с давних времен. И вот приказ для Патрии – выйти замуж. Решение в принципе верное, поскольку в одиночку работать тяжело, а тут такая подмога! И еще один приказ она получила, что поступает в полное распоряжение Марко – он, а не она, отработавшая в стране несколько лет, стал начальником. Оба были полковники, а знаете, какие мы полковники… Но никакого конфликта. Африкита спокойно приняла приказ. Да и, честно говоря, в семейной паре нелегалов старшим должен быть все-таки мужчина.

Им подготовили легенду: познакомилась с красавцем-итальянцем на его родине (где, кстати, она никогда не бывала), решили быть вместе. Он приехал и сразу заявил о своих левых взглядах, из-за которых и покинул Италию. Она всячески демонстрировала отдаленность от политики. Отличный получился сплав, привлекавший публику самую разнообразную.

Центр выделил деньги, на которые они открыли в фешенебельном районе города антикварный салон. Социальный уровень клиентов, потенциальных источников, повысился. Они устраивали вечера, на которые поболтать и отведать ее вкуснейшие блюда собирались сливки местного общества. И лишь Марко высказывал недовольство: в прошлый раз ты приготовила гораздо вкуснее.

Да, нелегалу надо быть и незаметным, и в то же время интересным: иначе к тебе и ходить не будут, и не заинтересуются. А она была невероятно интересной, и у нее была отличная библиотека, много фотографий…

Были ли они счастливы? Уже в Москве Марья Павловна говорила мне, что, в принципе, да. У нелегалов так бывает: женились по приказу, а жили вполне нормально. Боевые товарищи, всегда прекрасно понимающие друг друга, они стали настоящей семьей. И когда Марко после восьми лет их совместной жизни внезапно скончался от сердечного приступа, Африкита сильно горевала.

Когда годы спустя всплыли некоторые, лишь некоторые, детали пребывания Африкиты и Марко в не-будем-называть-какой стране, там разразилась небольшая буря. Президент и депутаты долго выясняли, дружила ли с ними Африкита ради каких-то сведений, которые, по их словам, они ей точно не передавали, или…

Учились у Патрии

Познакомились мы с Африкой де Лас Эрас (псевдоним Патрия), благодаря нашему великолепному куратору. Он пообещал: приведу я вас к одной женщине-нелегалу, испанке. Боже мой, я всю ночь готовилась. Вы себе представить не можете: подбирала одежду, пробовала всякие прически, готовила первые фразы на испанском.

Нажимаем мы на кнопку звонка в ее квартиру, и выходит женщина: синяя юбка, синяя блузка – всё очень простое, волосы седые. И она спрашивает меня по-русски: «Хорошо пахнет?» Я ничего не поняла, я же думала, что говорить будем по-испански. А она повторила: «Хорошо пахнет?» Оказывается, Африка пиццу приготовила, тогда еще у нас пиццы не было. Потом она улыбнулась и заговорила по-испански. И это была, как говорится, любовь с первого взгляда. И даже мои родители, особенно моя мама, это мое отношение к Африките почувствовали.

Так вот, я вам стала рассказывать: открывает дверь пожилая женщина, лет 60–65. Но, боже мой, когда она начинала говорить или мы о чем-то ее спрашивали, глаза у нее загорались, и она моментально сбрасывала лет тридцать. Удивляюсь, как она так перевоплощалась. С Африкитой было до того интересно!

По-русски она потом говорила хорошо, хотя и с акцентом, и всё понимала. Но сказать, что абсолютно – нельзя. Иногда случались из-за этого забавные эпизоды. Как-то мы вместе ехали в автобусе, она увидела знакомую, и начала громко ее звать. Все повскакивали с мест, чтобы посмотреть на интеллигентную немолодую женщину, которая выкрикинула довольно грубое слово. Я ей говорю: «Так нельзя!» А она не поняла, спрашивает: «Почему?» И пришлось ей объяснить, что произнесенное ею на испанском слово на русском звучит как ругательство.

Столько лет прошло, но не было и дня, чтобы мы ее не вспоминали. Мой муж, он немножко педант, которому нужно было знать все, часто донимал наставницу вопросами. Она терпела, отвечала, объясняла. А иногда говорила ему: «Какого черта тебе нужно?»

Однажды, когда мы с мужем приехали на время в Москву, Африкита поселилась у нас: играла с нашей дочкой, говорила с ней, естественно, по-испански. И Леночка, тогда совсем маленькая, все это до сих пор помнит.

Некоторые ее высказывания, прогнозы были прямо пророческими. Мы это сейчас понимаем, а тогда они казались несбыточными. Потом, когда Африка ушла, мы очень жалели, что не общались с ней чаще, не задавали еще больше вопросов. Ведь ее опыт – это действительно неиссякаемый источник.

Полковника помнят

Африка де Лас Эрас умерла в 1988 году. Однажды 26 апреля, в день ее рождения, мы первый раз устроили небольшое торжество в ее память у нас в музее. Потом поехали к ней на кладбище. Мы помним до сих пор этого невероятной доброты человека, в котором было столько любви.

Конечно, мы были ее семьей. Она – иностранка так любила нашу страну, что отдала ей всю себя, вырастила своих преемников, сделала их такими же сильными, как сама.

Она – одна из первых иностранцев удостоена ордена Ленина, супруги Коэны, например, получили Героев значительно позже. Этим орденом ее наградили за боевую нелегальную работу. Будучи в партизанах, она получила орден Красной Звезды, а вообще у нее было две Красные Звезды. И две медали «За отвагу» – это же величайшая медаль, выше любого ордена! У нее были и медали «Партизан 1-й степени» и «За победу» и еще орден Отечественной войны.

Об Африке де Лас Эрас в Испании узнали только в 1989 году. Сейчас о ней пишут, но много неправды. Однако есть и искренние строки. Например, очень трогательно писала о ней двоюродная племянница – дочка ее двоюродной сестры. Большая семья, они все в Испании жили рядышком, дружили. И вот эта девочка пишет, что слышала рассказы про тетю Африкиту. И в словах ее звучит уважение. Родная сестра Вертудес очень любила Африку и в ее честь назвала свою дочку.

В редких и коротких заметках о ее жизни я читала, что на склоне лет Африка де Лас Эрас была одинока. Неправда! Она была уже не молодой, не выезжала, но мы, молодые, ее обожали. Иногда я оставалась у нее ночевать, и наутро, если к ней кто-то приходил, тихонечко убегала, потому что нельзя было его видеть… У нее часто бывали испанцы, партизаны. Она очень любила людей, общение, споры, наши песни. Сама Африкита почти не пела, но когда мы собирались на 9 мая, пели всегда. Такая была общность, такое понимание! Она любила ходить в музеи, театры, часто заглядывала в книжный магазин на улице Горького. Помните, «Дружба», где продавались книги на иностранных языках? Там работали ее испанцы. Она меня с ними познакомила, и я тоже стала постоянной покупательницей. Африка не пропускала выставок. Благодаря природной своей утонченности, совершенно потрясающе чувствовала прекрасное, и как могла доносила это до своих спутников.

В те годы Антонова из Пушкинского музея устраивала столько выставок! Привозили Джоконду, приезжал Метрополитен-музей, мы увидели картины Гогена и были в восторге от Гойи.

У Африки была прекрасная библиотека, много книг по искусству. Когда мы приезжали, всегда ей привозили альбомы с живописью.

Она нас, молодых, научила вкусно готовить. Сама готовила великолепно и с каким-то изяществом. Любила сервировать стол, чтобы всё было идеально. И нас всех приучила – должны быть обязательно красивые и скатерть и салфетки. Надо, чтобы всё было элегантно, тогда понравится и то, что на столе.

Мои дети стали ее внуками. Фото моего первенца стояло у Африкиты на столике, она все повторяла: «Дождалась внука, дождалась».

Однажды, когда она была еще там, Центр приказал ей купить браслет. Ну, чтобы у нее вещь необыкновенной красоты была. Знаете, как это бывало? Когда мы, ее девчонки, уезжали, она дарила нам что-то свое, оттуда привезенное, – старинные бокалы, чайный сервиз, золотой кулон… Это органично вписывалось в нашу легенду. Подарок грел, прикрывал. Мы, ее ученики, до сих пор чувствуем себя как братики и сестрички, потому что наши легенды нелегалов были, безусловно, частью ее жизни.

Настало и время нашего с мужем отъезда. И она мне подарила серебряный набор для десерта, – очень старинный: потрясающей красоты вилочки, ножички и ложечки. Как будто это досталось мне по наследству от моих родителей, и это всё очень здорово вписывалось в нашу с мужем легенду. И еще один такой ее подарок ездил со мной по свету много лет. Однажды, когда я была далеко, а она уже тяжело болела и поняла, что не увидимся, передала мне туда через моего мужа тот самый браслет. Я поняла – это прощание, а быть может, и переданная эстафета. Она меня не дождалась, умерла 8 марта 1988-го. Сейчас браслет у меня, но я понимаю, что заменить полковника де Лас Эрас невозможно.

И когда-нибудь я тоже подарю ее браслет какой-нибудь хорошей девчонке. Такие есть. Они работают на Родину, как их учительница, как Африка де Лас Эрас – мать их учительницы. Мы, нелегалы, суеверны. Нельзя говорить «я сделаю это» или «я поеду…» Надеюсь, когда-нибудь я подарю этот браслет, но только самой лучшей девчонке, которую пока жду…

Александр Демьянов

Иван Дедюля

Мария Осипова, Надежда Троян, Елена Мазаник

Надежда Троян

Симона Гринченко

Зоя Воскресенская-Рыбкина

Александр Коротков

Иосиф Григулевич

Павел Громушкин

Яков Серебрянский

Владимир Барковский

Александр Феклисов

Иван Агаянц

Зоя Зарубина

Рудольф Абель – Вильям Фишер

Гоар и Геворк Вартанян в день свадьбы в Тегеране

Всю жизнь они прожили вместе

Ким Филби. Счастливые годы в Москве

Энтони Блант в молодости

Энтони Блант на склоне лет

Джон Кернкросс. В молодости и на склоне лет

Морской офицер Джордж Блейк

Полковник Службы внешней разведки Джордж Блейк

Лона и Моррис Коэн

Сэр Гордон Лонсдейл – Конон Молодый

Первый орден лейтенант Дроздов получил в Берлине в апреле 1945 года

Генерал-майор Дроздов – командир нелегалов

Рац Сергей Васильевич

Исследователь истории органов государственной безопасности России, писатель. Автор книг: «Пикник над пропастью», «Морская бездна», «Третий кандидат», «НКВД СССР в Испании. 1936–1939» и других художественных произведения. С. В. Рац известен как составитель историко-документальных сборников по участию спецслужб СССР в гражданских войнах в Испании 19361939 гг. и Афганистане 1979–1989 гг. В настоящее время является доцентом кафедры конфликтологии института философии СПбГУ, кандидат политических наук, ветеран органов госбезопасности.

Разведчица Оля

© С. В. Рац, 2017

С Ольгой Ипполитовной Смирновой мы встречались неоднократно: и в ее скромной квартирке, и в музее «Гороховая, 2». Здесь нередко собираются наши общие друзья – бывшие и нынешние чекисты, а также любители и знатоки истории отечественных спецслужб. Мы вели с ней долгие задушевные разговоры. Чувствовалось, что этой необыкновенной пожилой женщине хотелось выговориться. Судьба ее и на самом деле сложилась не просто.

Я постараюсь передать этот рассказ так, как я его услышал из уст самой девяностолетней петербурженки, – как всегда бодрой и энергичной, не утратившей искренности, душевной открытости и теплоты, а главное – огромной любви к миру и неподдельного интереса к жизни.

На Васильевском острове, где протекали школьные годы маленькой Оли, в соседнем доме проживала молодая женщина – немка по национальности. Она же была учительницей немецкого языка в школе, где училась Оля. Девочка была частой гостьей в доме учительницы, подолгу задерживалась после уроков в школе. Видя явные наклонности Оли к изучению чужого языка и культуры, ее любознательность и доброжелательный характер, опытный педагог легко передавала школьнице свои знания. К окончанию школы Оля говорила и писала по-немецки почти как этническая немка.

Как рассказала Ольга Ипполитовна, политическое напряжение в 1940 году дости гло такого уровня, что н и кто из советских граждан не сомневался – война не за горами. В июне 1941 года девушке исполнилась семнадцать лет. После объявления войны Ольга добровольцем записалась в отдельный истребительный батальон НКВД, в котором прослужила медицинской сестрой до конца 1941 года. Батальон НКВД принимал самое активное участие в ожесточенных боях на знаменитой Невской Дубровке. Во время одного из воздушных налетов фашистской авиации Оля была тяжело ранена и в течение нескольких месяцев находилась на излечении в госпитале.

Ольга Смирнова. 1947

В стенах госпиталя она и познакомилась с сотрудником Управления НКВД по Ленинграду Алексеем Петровичем Гвоздаревым. В то непростое для страны время капитан Александр Гвоздарев занимался подбором и подготовкой юношей и девушек в диверсионно-разведывательные группы с целью дальнейшей заброски в тыл к противнику. Безусловно, ставка делалась на физически развитых молодых людей, желательно, владеющих немецким языком. В условиях замкнувшегося кольца блокады, тяжелейших людских потерь, острой нехватки кадров, жесточайшего военного противостояния, требовавшего мобилизации всех ресурсов, крайне остро стоял вопрос получения оперативной информации о дислокации воинских частей вермахта, совершения диверсий в тылу врага.

Времени для тщательной подготовки разведывательно-диверсионных групп у сотрудников управления НКВД не было, а был лишь приказ любой ценой получить требуемую информацию или уничтожить тот или иной объект.

С высоты сегодняшних дней кажется невероятным, но на подготовку диверсионно-разведывательной группы из пяти–семи человек уходило тогда всего две, максимум три недели. За этот короткий срок членов группы обучали технике минирования, стрельбе из огнестрельного оружия, ориентированию на местности, обеспечивали документами. Радистов готовили отдельно, но из-за нехватки аппаратуры радисты присутствовали не во всех отрядах.

Особенно тщательно отрабатывалась линия поведения разведчиков в случае столкновения с представителями секретных контрразведывательных и карательных служб фашистской Германии. Легенда прикрытия, согласно которой группа продвигалась по оккупированной территории, должна была быть убедительной и не вызывать ни тени сомнения. В противном случае разведчиков ждала неотвратимая и мучительная смерть. Такое, особенно в начальный период войны, случалось, увы, довольно часто.

Ольгу готовили индивидуально. Она получила задание собрать дополнительную информацию о частях, находящихся в ближайшем тылу, в районе Пулковских высот.

Согласно легенде, отработанной ленинградскими чекистами, молодая «актриса» одного из районных клубов Ленинграда бежала из блокадного города в поисках работы и более-менее «сытой жизни» на оккупированных территориях. У нее в кармане полушубка лежал пропагандистский листок, который являлся пропуском для тех, кто хотел добровольно перейти на сторону врага. Листовки в обилии разбрасывались с самолетов противника. У разведчицы имелись, конечно, самые что ни на есть «подлинные» документы на вымышленную фамилию и имя.

Линию фронта Оля переходила в середине февраля по льду Невы и в течение первого дня благополучно прошла несколько постов. Но уже на второй день девушку злобно допрашивал придирчивый следователь гестапо. Ее держали в отдельной камере и избивали ежедневно в течение двух месяцев. Сегодня только Бог знает, какие изуверские пытки, мучения перенесла юная комсомолка. Но девушка не назвала своего настоящего имени, не выдала истинной цели «визита» к оккупантам. Она до конца придерживалась в своих показаниях легенды, разработанной чекистами. Не получив доказательств, измученную, но не сломленную духом молодую разведчицу гестаповцы отправили на военные заводы в Германию.

Весной 1942 года Оля попадает в немецкий пересылочный лагерь Тильзита (ныне Советск Калининградской области). Там она предпринимает первую попытку побега, которая закончилась неудачей. А в сопроводительных документах фашистской канцелярии девушка получает клеймо закоренелого врага Рейха, «склонного к побегу» и политически неблагонадежного.

С такой характеристикой она попадает на один из военных заводов Маузерверке (Mauser Werke), где вступает в контакт с группой антифашистов. Патриотка не оставляет мысли быть полезной своей стране в борьбе за независимость и свободу. Разведчица активно занималась пропагандой, саботажем, скрытым вредительством. Упорно боролась с теми, кто активно сотрудничал с фашистами, собирала информацию военного характера.

Естественно, в первую очередь для кадрового агента НКВД стоял вопрос о передаче в центр собранной информации. Она пыталась из числа обслуживающего персонала завода найти лиц, лояльных к Советскому Союзу. Для этого, пользуясь отличным знанием языка, Ольга однажды вступила в контакт с одним из инженеров. Как выяснилось, убежденным антифашистом. Рискуя жизнью, он начал передавать ценную информацию, в которой так нуждалось сопротивление.

До последнего дня жизни Ольга Ипполитовна вспоминала этого смелого молодого немца. Кроме того, инженер тайно доставлял Ольге и ее друзьям продовольственные пайки и тем самым, несомненно, спас девушку от полного истощения и смерти. Немецкого патриота звали Хольт, и ему было в то время около тридцати лет.

Однако, в конце концов, несгибаемая русская попала в поле зрения агентуры гестапо.

Ольгу Ипполитовну, как активную антифашистку, перевели в тюрьму, расположенную на Александрплац в Берлине, где содержали наиболее опасных противников фашистского режима. Технологии мастеров из гестапо по «вышибанию» показаний в тюрьме, куда попала Ольга, были доведены до совершенства. В этом каменном мешке человека «ломали», превращали в живой бифштекс, а затем, используя металлическую петлю, лишали жизни. Слабеющей рукой, замученная садистами из гестапо, но несломленная советская девушка кусочком штукатурки нацарапала на стене камеры: «Умираю, но не сдаюсь! Ольга Смирнова из Ленинграда». В это трудно поверить, но в апреле 1945 года одноклассник Ольги, молодой сержант, ворвавшись в составе своего штурмового подразделения в здание тюрьмы, прочитал надпись, оставленную его школьным товарищем. Он же, вернувшись в Ленинград, сообщил друзьям, что Оля Смирнова героически погибла в фашистском застенке. Так друзья и близкие Олю «похоронили». Вероятно, история молодой советской патриотки действительно могла бы прерваться именно в этом мрачном заведении смерти, но помог случай. Во время одного из налетов англо-американской авиации тюрьма, где содержали Ольгу, была сильно разрушена. Под покровом темноты, ввиду временного отсутствия охраны, Ольга выскользнула на улицу Берлина. Именно тогда, она, мысленно обратившись к высшим силам, поклялась сама себе: «Если останусь в живых, обязательно рожу троих детей!» Забегая вперед, заметим: в мирное время Ольга перевыполнила обещание – родила шестерых!

Беглянка не смогла далеко уйти. Ее задержал патруль, и после очередных пыток ее направили в нацистский женский лагерь Равенсбрюк, располагавшийся в 90 километрах к северу от Берлина. О судьбе Хольта она так больше ничего не узнала, считая его погибшим от рук гестаповцев.

На территории лагеря Ольга оказалась весной 1943 года. С ее слов, группу женщин, в которой она находилась, построили на плацу, предварительно приказав раздеться догола. В таком виде их продержали несколько часов на морозе. Наиболее ослабленные женщины, не выдерживая напряжения и переохлаждения, теряли сознание. Людей уносили на носилках, больше их никто не видел. Позже Ольга узнала, что выстрелом в затылок комендантская группа СС убивала в день от пятидесяти до шестидесяти узниц. Выживших женщин группами заводили в барак, стригли наголо, выдавали полосатое платье и деревянные колодки, подвергали обязательному медицинскому осмотру на специальных креслах. «Нацистские врачи, подвергая нас осмотру, вели себя как гнусные животные, не считая нас за людей», – рассказывала Ольга Ипполитовна, и в ее глазах, обычно излучавших детскую жизнерадостность, я прочитал жгучую ненависть к убийцам, растоптавшим человеческое достоинство сотен тысяч узниц разных национальностей Европы.

Каждой заключенной присваивался номер и, в зависимости от категории, выдавался треугольный знак определенного цвета, который нашивался на левый рукав. Ольге выдали знак алого цвета с буквами SU и присвоили порядковый номер 14 775. Красный знак означал не национальность и даже не страну узницы, а указывал на то, что владелица – опасная политическая заключенная.

Самым тяжелым и изнурительным моментом в распорядке дня был подъем, который проходил в 4 часа утра и сопровождался перекличкой, длившейся более двух часов. Дважды в месяц надзирательницы в сопровождении охранников с овчарками выбирали из числа узниц лиц, которые подлежали ликвидации. В первую очередь ликвидировали тех, кто был не способен к работе или был полностью истощен. Даже самые стойкие ждали этого часа с содроганием, так как никто не был застрахован от капризов надзирательниц. Как правило, это были молодые немки, фанатично преданные идеям национал-социализма, холеные, с аккуратными прическами, спортивными фигурами и с ярко выраженными садистскими наклонностями.

Мгновенная смерть от выстрела в затылок считалась среди узниц за благо. Но широко применялись и более изощренные, особо мучительные формы уничтожения. Например, газовая камера, куда (якобы для санитарной обработки) загоняли от ста до ста пятидесяти человек. Здесь в течение невыносимо долгих десяти-пятнадцати минут продолжалась агония жертв. Не «лучшим» средством были инъекции яда, иными словами, преступные опыты над людьми, которые проводили врачи СС – утонченные изуверы в белых халатах.

К слову о высшем суде и человеческой справедливости, практически все надзиратели и врачи – убийцы лагеря Равенсбрюк – впоследствии были выявлены, судимы и казнены в разное время. В основном в Германии, либо в других странах, где их настигало справедливое возмездие.

Большинство заключенных старалось попасть в дневную смену: во-первых, при четырнадцатичасовом рабочем дне узницам предоставляли получасовой перерыв. Во время обеда им давали пол-литра теплой воды с брюквой или с картофельными очистками. В ночную смену работали без перерыва. Десятки узниц не возвращались в бараки. Тех женщин, кто не мог двигаться и выполнять работу, охранники пристреливали на месте.