Текст книги "Ветер с моря"

Доктор предложил прислать сиделку из больницы, но Изабелла отказалась наотрез, зная, как не хотелось бы Роберту, чтобы посторонние видели его слабость. Она сказала, что они с Яном справятся. И если доктор и нашел странным, что светская молодая дама изъявила желание проводить часы у постели больного мужа, то отнес это на счет чудачеств, к которым так склонны англичане.

По мере того, как проходил день, Роберту становилось все хуже. Жар усиливался, как и боль. Изабелла так бы хотела, чтобы у нее оказалось одно из лекарств мисс Холланд вместо тошнотворной микстуры, которую прислал доктор Ренье для снижения температуры и от которой Роберт отказался. После обеда Ян с большим трудом уговорил ее прилечь на пару часов.

– Хозяину это не поможет, если вы свалитесь, леди, а только расстроит его.

С большой неохотой она сдалась и, к своему удивлению, проспала около часа, а потом, вымывшись и освежившись, смогла разговаривать с доктором Ренье, когда тот зашел вечером и с мрачным видом, покачивая головой, посмотрел на своего пациента.

Он осмотрел рану и нахмурился, увидев, что она воспалилась, а Роберт вздрагивает даже при легком прикосновении к больному месту.

Доктор хотел выпустить пинту крови, так как это было радикальное средство для уменьшения лихорадки, но Изабелла не позволила, считая, что Роберт и так потерял много крови и тогда у него совсем не останется сил, чтобы бороться с инфекцией.

– Повышение температуры и неравномерный пульс опасны, мадам. Если до утра жар спадет, то мы сможем надеяться, если же нет… – он пожал плечами, – то, боюсь… все мы в руках Божьих…

Изабелла хотела закричать на него, но знала, что любые протесты бесполезны. Когда он ушел, она отослала Яна поужинать и отдохнуть несколько часов.

– Я вас здесь одну не оставлю, леди, – упрямо сказал Ян.

Она знала о его преданности своему хозяину, а также, что Роберт предпочел бы, чтобы некоторые услуги ему оказывал именно Ян, а не она, поэтому сказала:

– Я буду очень рада твоей помощи, Ян, но, наверное, нам предстоит трудная ночь. Возвращайся после полуночи.

Это случилось примерно в полночь. Должно быть, она задремала в кресле и была разбужена таким резким, страшным криком, что испугалась. Хотя она и заслонила собой свечи, но могла видеть Роберта, сидевшего в постели. Он глядел прямо перед собой.

– Нет, нет, – шептал Роберт сдавленным голосом. – Нет, не Сесиль, о Боже мой, не Сесиль… – и он в ужасе поднес руку к глазам, как будто ему невыносимо было видеть то, что открывалось его взору. Наверное, ему привиделся какой-то кошмар, вызванный болью и опием.

Изабелла кинулась к мужу, обняла его, пытаясь успокоить.

– Все в порядке, дорогой, все хорошо. Это только сон.

Он прижался к ней, весь дрожа, хотя его тело горело от жара.

– Что случилось? – пробормотал Роберт. – Что я говорил?

– Тебе приснился плохой сон, вот и все.

Она взбила подушки и осторожно уложила его.

Потом намочила полотенце и вытерла пот с его лица.

– Можно что-нибудь попить? – прошептал он. – Во рту ужасная сухость.

Изабелла принесла ему лимонной воды, и он жадно напился.

– Уже очень давно я не видел этот сон, – произнес Роберт. – Когда-то он снился мне почти каждую ночь.

– Это от боли и от наркотика, – успокаивала его Изабелла. – Расскажи мне его. Это может тебе помочь.

– Вряд ли я смогу.

– Попробуй. Иногда разделенная боль кажется вдвое легче.

В любое другое время, думала она потом, он никогда не заговорил бы об этом, так глубоко в душе он хранил то воспоминание, но больной и сгорающий от жара, еще одурманенный опием, Роберт все же забыл об осторожности. В отрывистом шепоте оживало прошлое, которое постепенно сложилось для Изабеллы в единое целое.

– Это было через два года после того, как разразилась война. По всей Франции были очаги роялистского сопротивления: в Вандее, в Лионе, на юге. Мой кузен Жак оказался в самой гуще. Война шла неудачно для нас. Мы нуждались в любой помощи, какую только могли получить. Было необходимо, чтобы кто-то поддерживал связь между бунтовщиками, организовывал их, доставлял оружие и золото и снабжал сведениями.

– И этим занимался ты?

– Да, какое-то время. Мне это было нетрудно. Я знал страну. У меня были связи.

«Но опасно, – подумала Изабелла, вздрагивая, – страшно опасно».

– И что случилось?

– Я подозревал, что среди нас был предатель, осведомитель тех кровожадных дьяволов в Париже, но окончательно убедился только одной зимней ночью.

Роберт надолго замолчал, и Изабелла подумала, что он забылся в тяжелой дремоте, но потом он снова заговорил таким тихим голосом, что она едва разбирала слова.

– Племянница Жака, Сесиль, передавала донесения от одной группы к другой. Я не хотел привлекать ее в дело. Она была ребенком, всего пятнадцать лет, но Жак сказал: «Так надежнее. Кто станет подозревать школьницу, гуляющую по улицам?» Никто из нас не пользовался своим настоящим именем. У нас были птичьи клички. Я звался Соловьем, а человек, с которым я должен был встретиться в тот вечер, был известен как Филин. Встреча с ним была назначена в амбаре на краю деревни, куда я собирался доставить золото и сведения о судне, тайно отплывающем к берегам Бретани, где его уже ждали.

– Контрабандисты, – выдохнула Изабелла. Он слабо улыбнулся.

– Да, иногда мы использовали их.

Роберт помолчал минутку, потом с трудом перевел дыхание и продолжил так тихо, что ей пришлось наклониться ближе, чтобы различить слова.

– Когда я добрался до места, то сразу понял: что-то случилось – он был не один. Там оказалась Сесиль. Стояли сильные холода, и в амбаре горела небольшая жаровня. Я сразу же спросил: «Что здесь делает девочка?» А он рассмеялся: «Какие же вы дураки, что доверяете свои секреты ребенку. В этой хорошенькой головке есть все сведения, которые нам так нужны, мой дорогой Соловей, и до исхода ночи вы оба запоете». Тогда в мерцающем свете от жаровни я увидел, что руки и ноги Сесиль были связаны так, что она не могла двигаться. Она стояла у стены, и я заметил дикий ужас в ее глазах. Бог знает, что он уже успел сделать с нею. МЫ не носили с собой оружия, потому что если бы нас остановили головорезы Фуше, это бы означало заключение в тюрьму и смерть. Я подождал немного, придумывая, что предпринять, и увидел, как он вытащил из жаровни железный прут, один конец которого накалился докрасна. «Теперь я хочу услышать, – сказал он, – имена, места встреч. Я знаю, вам они известны. Давай быстро, а не то маленькой Сесиль уже не быть такой хорошенькой». Филин придвинулся ближе к девочке, чтобы она почувствовала жар раскаленного железа. Я увидел, как она сжалась и сдавленно вскрикнула. Я знал, они могли это сделать. Я видел, как мужчин подвешивали над медленно тлеющим огнем, пока ноги у них не покрывались волдырями и не чернели. Я видел, как мучили женщин. Он придвинулся к ней еще ближе, наслаждаясь своей властью, уверенный в победе, и я рискнул. Я прыгнул на него.

Изабелла живо представляла себе все это: темный амбар, дрожащий ребенок, зловещие отблески огня.

Роберт смотрел прямо перед собой глазами, полными ужаса.

– Это было ошибкой, – продолжал он хриплым шепотом. – Падая, Филин зацепился за жаровню, солома загорелась. Языки пламени лизали пол. Сесиль кричала, пытаясь освободиться и не имея возможности бежать. Он вскочил на ноги и бросился на нее. Я схватил упавший прут и швырнул в него. Раскаленный конец попал Филину в лицо, и он завопил от боли, хватаясь за обожженное место, в то время как начали гореть его волосы. Пламя добралось до тонкого платья Сесили, и оно загорелось. Она кричала от ужаса. Я стащил с себя пальто, набросил на нее, пытаясь сбить пламя. Вынес ее наружу на холодный ночной воздух, но я опоздал, безнадежно опоздал. Я бежал так, словно за мной гнался дьявол, бежал к дому, где, как мне было известно, мог получить помощь и убежище. Они сделали, что могли, но девочка умерла несколько часов спустя… – Роберт устало закрыл глаза. – Жак не обвинял меня, никто меня не обвинял, но я никогда не мог себе простить.

– Что случилось с человекам, который мучил ее?

– Тогда я думал только о Сесили. Потом мы решили, что он погиб в огне.

Роберт откинулся на подушки, с лицом, серым от боли и изнеможения. Изабеллу захлестнул такой поток нежности, такое сильное желание утешить, что она не могла вымолвить ни слова. Вместо этого она взяла руку Роберта и в следующее мгновение почувствовала, как его пальцы вернули ей пожатие.

Немного позже, когда Изабелла собиралась отойти, он прошептал:

– Не уходи. Пожалуйста, не уходи… – И она осталась рядом с мужем, держа его руку в своей руке, пока он снова не забылся в беспокойном сне.

Все тело у Изабеллы замлело, но она не хотела вставать, мысленно возвращаясь снова и снова к тому, что Роберт рассказал ей. Это был полный ужаса взгляд в ту его тайную жизнь, о которой он так мало говорил. То таинственное сообщение: «Дьявол крадется» – было ли оно предупреждением от одного из тех, с кем Роберт работал в прошлом? Значит, были враги, замышлявшие месть? Изабелла содрогнулась, как будто опасность таилась совсем рядом.

Изабелла не могла заснуть, и пока медленно тянулись часы, стала разбираться в самой себе. С того ужасного времени во Франции, когда счастливый мир детства был жестоко разрушен, она стремилась любить и быть любимой, быть кому-то нужной. Эта потребность реализовывалась в ее привязанности к Ги, потом излилась на Люсьена, беспомощного, зависящего от нее. Она спасла ему жизнь и в порыве безотчетной щедрости пожелала отдать ему все, даже саму себя. Все эти летние месяцы, в первом упоении успехом, то чувство еще оставалось – горение, восторг, желание принадлежать – до последней встречи в садах Вауксхолла, когда вдруг оказалось, что у красивого юноши, искателя приключений, обладающего таким обаянием и привлекательностью, на уме совсем другое. Прежде она жила мечтой, иллюзией. Теперь Изабелла распрощалась с нею и могла посмотреть на все с холодной ясностью и испытывала чувство глубокого стыда за то, что так обманывалась.

С Робертом все было иначе. Он пришел к ней из другого мира. Того мира, что находился за пределами повседневной рутины замкнутого круга усадьбы. Уверенный в себе, независимый, отдающий все и ничего не требующий взамен – таким она узнала его, а теперь ей открылась другая сторона его души, о которой раньше она не подозревала, – чувствительная и уязвимая. Все ценности в представлении Изабеллы поменялись местами. Впервые она почувствовала, что нужна Роберту, что она тоже может что-то отдать, и ее сердце устремилось к нему. Изабелла вспомнила стихи, которые где-то прочла:

 
Настоящей любви не угаснет горенье,
Для влюбленных нет смерти, несчастий, старенья.
Даже в мыслях у них нету слов о беде,
И такая любовь не изменит себе.
 

Она впервые поняла, что означают эти строки.

На следующее утро, к счастью, Роберту стало немного лучше. Мучительная ночь прошла, и жар спал. Боль все еще не оставляла его, он еще выглядел чрезвычайно изнуренным и больным, но глаза уже стали более ясными, и Роберт все больше походил на самого себя.

Считая свое лечение весьма успешным, доктор Ренье так нахваливал своего пациента и самого себя, что Изабелле захотелось его поколотить.

Доктор заново осмотрел рану, одобрительно сопя, перевязал ее, причинив Роберту излишнюю, как тот решил, боль, затем повернулся к Изабелле.

– Думаю, мы смеем надеяться на выздоровление, мадам. Инфекции, которой я так опасался, нет и, кажется, наш больной продержится. Но следует быть осторожными, очень осторожными. Наверное, сегодня можно разрешить ему съесть что-нибудь. Несколько ложек куриного бульона. Даже можно выпить стакан вина, но только один, не больше. Уверен, микстура, которую я вам прислал, помогла сбить жар, – самодовольно заключил он, – и мы продолжим это лечение. Пусть ваш слуга придет ко мне как можно раньше, и в точности выполняйте мои указания.

– Напыщенный осел! – пробормотал Роберт, когда доктор ушел. – Больше всего не выношу, когда обо мне говорят в моем присутствии, не обращаясь ко мне, будто я идиот. Куриный бульон! А что это за чудодейственная микстура у него, которая произвела такой поразительный эффект?

– Она так неприятно пахла, – призналась Изабелла, – что я дала тебе ее только один раз, а остальное выбросила.

Роберт попробовал засмеяться и поморщился от боли.

– Благодарение Богу за умную жену. – Он помолчал, собираясь с силами, прежде чем сказать: – Послушай, моя дорогая, ты заботилась обо мне довольно долго. Не надо так изводить себя. Пойди погуляй на свежем воздухе, отдохни от этой душной больничной палаты. Ян может обеспечить меня всем необходимым.

– Ничего подобного я не сделаю, – твердо заявила Изабелла. – Может быть, тебе и стало немного лучше, но, как говорит доктор Ренье, мы должны быть очень осторожны, и я не оставлю вас одних. Ян – твой добровольный раб. Ты, наверняка, сможешь убедить его позволить тебе подняться.

– Не читай мне нотаций. Я еще недостаточно окреп, чтобы возражать.

– Вот и хорошо. Даже если бы ты и мог возражать, я бы не стала слушать.

Изабелла чувствовала себя так, будто огромная тяжесть упала с ее плеч. Конечно, еще могут быть рецидивы, но она не позволяла себе думать об этом. Роберт был еще очень слаб, малейшее напряжение заставляло его обливаться потом, но, несмотря на боль, он отказывался принимать настойку опия.

– Это затуманивает мозг. Мне не нравится терять контроль над своими чувствами, – сказал он, когда Изабелла попыталась его убедить.

Роберт ничего не сказал о предыдущей ночи и о потрясающем признании, которое он сделал. Изабелла задумалась: помнит ли он об этом или считает частью ночного кошмара? Большую часть дня он отдыхал, отдаваясь полудреме, так как жар все же периодически возвращался. Ел он по-прежнему очень мало, но захотел выпить чаю вместе с Изабеллой, когда во второй половине дня ей принесли поднос с чайным прибором.

К счастью, рецидива не случилось. С каждым днем состояние больного постепенно улучшалось. Изабелла немного успокоилась. В конце той напряженной недели у них появился неожиданный гость.

Однажды после обеда Изабелла сидела в большом кресле у постели Роберта. В комнате было тепло, солнечно. Пригревшись, она задремала. Изабелла только что кончила читать Роберту книгу английской поэзии: они случайно обнаружили ее на парижском книжном лотке, не смогли удержаться от искушения и купили ее.

Изабеллу разбудил стук двери. Веселый голос произнес:

– Привет всем! – и в прихожую вошел Дэвид.

Изабелла на мгновение застыла, не в силах поверить своим глазам, потом ее захлестнуло чувство облегчения от того, что видит друга, может поделиться своими тревогами с человеком, близким Роберту и ей. Она вскочила на ноги, уронив книгу на пол, и побежала встретить Дэвида.

– О, Дэвид, я так рада тебе, так рада!

Он обнял Изабеллу, прижав к себе.

– Ну-ну, что такое? Никогда не думал, что так популярен.

– Ты не знаешь, ты ведь ничего не знаешь. – Застыдившись, она попыталась освободиться от его объятий. Дэвид поцеловал Изабеллу в Щеку, все еще обнимая за талию.

– Что это я услышал там внизу, будто Роберт на пороге смерти?

– Да, почти был. Но слава Богу, теперь немного лучше.

– Можно взглянуть на него?

– Конечно.

Вместе они вошли в спальню.

– Ну-ну, – проговорил Дэвид, глядя на своего друга, – хорошенькое дело, скажу я вам! И в разгар того, что называется вторым медовым месяцем! Надеюсь, ты не дрался на дуэли с каким-нибудь наглецом, засмотревшимся на твою жену?

– Ничего романтического, к сожалению, – сухо ответил Роберт. – Получил обыкновенный удар ножом от какого-то ночного бродяги.

– Кошелек или жизнь?

– Что-то вроде этого. К счастью, ему не досталось ни того, ни другого. Изабелла, попроси, пожалуйста, принести что-нибудь для Дэвида. Чай, кофе?

– Для меня кофе, пожалуйста. Я не любитель легких дамских напитков.

Дэвид широко улыбнулся Изабелле, и она вышла, чтобы сделать заказ, в полной уверенности, что Роберт хочет перемолвиться словом со своим другом наедине. Но она собиралась найти способ выведать подробности позже.

Случай представился неделю спустя. Роберт быстро шел на поправку, хотя ему разрешили вставать с постели лишь на несколько часов и настоятельно рекомендовали не пытаться ездить верхом и даже править лошадьми, запряженными в карету.

– Как глупо, что твоя поездка в Париж испорчена из-за меня, – сказал он однажды утром, завтракая вместе с Изабеллой. – Для чего здесь Дэвид? Он может сопровождать тебя, куда тебе будет угодно пойти.

Изабелла запротестовала, дескать, у нее нет особого желания идти куда-нибудь. Но Роберт настоял на своем, и на следующий день утром появился Дэвид, одетый для поездки за город.

– Я получил приказ сопровождать вас, – весело сказал он. – Куда мадам пожелает отправиться?

– Напрасно Роберт побеспокоил тебя. У тебя, должно быть, много всяких дел.

– Не имеет значения. Я к вашим услугам.

Изабелла рассмеялась и сдалась. После чудесного обеда у Фраскати они гуляли по садам Версаля, которые так и оставались в запустении с того ужасного дня, когда разъяренные граждане промчались по ним, все круша и разрушая на своем пути. В мягком солнечном сиянии проходил теплый сентябрьский день, но тень печали лежала на больших озерах, где больше не били фонтаны, а покалеченные нимфы и купидоны лежали на земле с тех самых пор, когда их сбросили с постаментов.

Дэвид был замечательным спутником, и Изабелла чувствовала себя легко с ним. Они весело болтали, а потом присели на одну из мраморных скамей прямо напротив Малого Трианона, где юная Мария-Антуанетта когда-то беседовала со своими близкими друзьями и разыгрывала из себя простую деревенскую девушку.

– В юности мой дедушка часто бывал при дворе, – задумчиво сказала Изабелла. – Он был в большой милости у короля и рассказывал нам с Ги о чудесных сельских праздниках, пьесах и балетах, балах-маскарадах, которые устраивались в те времена. Нам все это казалось прекрасной сказкой.

– Ты никогда не жалела, что эти времена прошли?

– По правде говоря, нет. Да и почему бы я жалела, если ничего подобного не знала. В Совиньи все было иначе. Мой отец жил очень просто. Однако печально, что вся эта красота была так бездумно разрушена, а ничего лучшего не пришло взамен.

В этом уединенном саду было очень тихо, Изабелла откинулась назад, сняла шляпку, позволяя ветерку играть своими волосами, и впервые со дня ранения Роберта почувствовала себя спокойно.

Они немного помолчали, потом Дэвид спокойно спросил ее:

– Изабелла, могу я задать тебе очень личный вопрос?

Она, слегка удивившись, посмотрела на Дэвида.

– Какой именно?

– Насколько ты любишь Роберта?

– Разве это не заметно, насколько я люблю его?

– О да, в последнее время ты проявила себя как очень верная и преданная жена. Но влюблена ли ты в него?

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Потому что он тебя очень любит.

Изабелла опустила глаза. Руки ее машинально завязывали и развязывали ленты на шляпке.

– Когда Роберт впервые сделал мне предложение, там, в Хай-Уиллоуз, – тихо сказала она, – я отказала ему. Потом случилось нечто неожиданное и ужасное… Он спросил меня снова, не стану ли я его женой, и…

– И ты согласилась, видя в этом выход из положения.

– Это звучит странно, я понимаю, – возразила Изабелла, защищаясь. – Я сказала ему правду. Сказала, что он мне нравится, что я уважаю его, но я не была влюблена в него, однако, он все равно…

– Настоял, чтобы ты вышла за него замуж?

– Да.

– Понятно. А сейчас?

– Не знаю, Дэвид, не знаю, – она не могла продолжать. Чувства, которые она пережила совсем недавно, были новыми, она была этим очень смущена, не уверена в себе. Изабелла повернулась к Дэвиду и почти сердито спросила: – Почему ты задаешь мне все эти вопросы?

– Ходят всякие слухи.

– Роберт не слушает сплетен.

– Нет, я не думаю, что он к ним прислушивается, но мне бы не хотелось видеть, что его обманывают и причиняют боль.

– Можешь этого не бояться, – твердо ответила Изабелла.

– Рад слышать это.

Изабелла посмотрела Дэвиду в лицо.

– А теперь, могу ли я задать тебе вопрос, и скажешь ли ты мне правду?

– Это насчет Роберта?

– Да.

– Что же ты хочешь знать?

И вдруг она поняла, что не может расспрашивать Дэвида. Какой бы секрет своей жизни ни хранил Роберт, он должен был сам рассказать ей об этом. Она ни с кем не станет обсуждать своего мужа, даже с его другом. Изабелла отвела глаза.

– Не имеет значения.

– Ты уверена? Я знаю Роберта очень давно.

– Ничего особенного. – Изабелла начала надевать свою шляпку. – Становится прохладно. Пойдем?

Дэвид встал и подал ей руку. Они пошли дальше, беседуя о других, банальных вещах.

Как только Роберт достаточно окреп, чтобы выдержать путешествие, они стали готовиться к возвращению в Англию, но сначала нужно было уладить кое-какие дела. Роберт настоял на том, чтобы нарисовали ее портрет – миниатюру на слоновой кости. Потом портрет оправили в серебряную рамку.

– Художник мне польстил, – сказала Изабелла, когда миниатюра вернулась от ювелира. – Почему ты так хотел иметь ее?

– Чтобы она напоминала мне о моей жене, когда она улетит от меня, как блуждающий огонек, – легкомысленно признался Роберт.

– Я этого никогда не сделаю.

– Надеюсь, что нет.

В эти последние дни у Изабеллы была одна неприятная встреча. Она пошла в оперу с Дэвидом. Музыка Монтеверди после окончания «Орфея» еще звучала у нее в ушах, когда в переполненном фойе их на минуту разделила толпа, и она неожиданно столкнулась с человеком, которого сразу узнала. Это был лишь один беглый взгляд, шляпа затеняла его лицо, он постарел, похудел, но ошибиться Изабелла не могла: это мрачное выражение лица, короткая черная бородка, глаза, на мгновение встретившиеся с ее глазами, были полны жгучей ненависти. Изабелла вдруг замерла, затаила дыхание, не в силах двигаться или говорить, воспоминания вернули ее назад, в детство. Потом он исчез, а Дэвид вновь оказался рядом.

– Что случилось? У тебя такой вид, будто ты увидела призрак.

– Наверное, так оно и есть, – усилием воли Изабелла прогнала воспоминание. – Мне показалось, это был человек, которого я когда-то знала.

Когда Изабелла упаковывала вещи, она наткнулась на нож убийцы. Длинное тонкое лезвие использовали с дьявольским умением – так сказал доктор Ренье, а Анри Риваж был хирургом. Рукоять ножа была красиво оправлена в серебро – не какой-нибудь обычный кухонный нож или нож мясника. Однако глупо было размышлять о таких вещах. Зачем доктору Риважу нужен Роберт? Он завладел замком Совиньи, присвоил титул. Изабелле хотелось отбросить нож, но неожиданно для самой себя она положила его на самое дно сундука.

В первых числах октября они отправились в Кале и сели на пакетбот, отправлявшийся в Дувр. Первую годовщину своей свадьбы они отметили шампанским и пили за будущее, еще не подозревая о паутине ненависти, мести и ревности, которая медленно плелась вокруг них, угрожая разлукой.