Текст книги "Работа над ролью"

– Талантливые поэты, подобные Шекспиру, дают нам гениальные пьесы, нашпигованные бесконечным количеством увлекательного материала для мечтания с интересными магическими «если бы», предлагаемыми обстоятельствами. В работе по исследованию чужой темы для творчества нам надо идти главным образом по внутренней линии, тем более что внешняя линия фактов и событий уже предопределена самим поэтом. Для того чтобы понять и оценить то, что скрыто в произведении, нужно воображение.

Давайте проведем опыт. Вьюнцов, пере» скажите нам содержание «Отелло».

– Черный мавр украл белую девушку. Отец – в суд, а тут подоспела война. Надо посылать черного, а отец – нипочем. «Рассудите, – говорит, – нас сперва». Рассудили и послали в ту же ночь черного на войну. «Поеду с ним, да и только», – говорит дочь.

Ну… вот. Поехали, победили и живут себе во дворце…

– Как вам кажется, – обратился к нам Аркадий Николаевич, – хорошо он понял и оценил новую увлекательную тему творчества, данную Шекспиром?

Все рассмеялись вместо ответа.

– Может быть, вы, Шустов, поможете нам?

– Отелло похитил дочь сенатора Брабанцио как раз в ту ночь, когда турки начали нападение на одну из венецианских колоний, – продолжил Шустов.

Единственным лицом, которое могло бы выполнить с успехом военную экспедицию, был Отелло. Но, прежде чем поручить ему защиту владений, надо было разрешить конфликт его со стариком Брабанцио, который требовал защиты от поругания, нанесенного его роду человеком из черного племени, презираемым кичливым венецианцем.

Похитителя-мавра вызвали в сенат, где происходило экстренное заседание.

– Мне уже скучно! – заявил Аркадий Николаевич. – Так пишут либретто в театральных программах. Попробуйте вы, Говорков, пересказать содержание «Отелло».

– Кипр, Кандия и Мавритания, порабощенные провинции, поставлены под тяжелую, знаете ли, пяту Венеции, – начал рассказ наш присяжный представляльщик. – Кичливые дожи, сенаторы и аристократы не считают покоренные народы за людей и не допускают кровосмешения и родства с ними. Но, извините, пожалуйста, жизнь не хочет знать этого и заставляет людей идти на тяжелые компромиссы.

Неожиданная война с Турцией…

– Простите, но мне уже скучно. Так пишут учебники по истории. В них мало увлекательного, а ведь искусство и творчество зиждутся на том, что возбуждает наше воображение, страсти.

В том, что вы рассказываете, не чувствуется увлечения материалом, данным Шекспиром.

Рассказать самую сущность произведения – нелегкая вещь.

Я молчал, так как у меня не было никакого плана.

Подождав немного, Торцов принялся сам рассказывать, или, вернее говоря, фантазировать на шекспировскую тему.

– Я вижу красавицу венецианку, выросшую в роскоши и баловстве, своевольную, мечтательную фантазерку, какими бывают молодые девушки, воспитанные без матери на сказках и новеллах. Этот едва распустившийся цветок – Дездемона – скучает взаперти среди забот по хозяйству и угождений прихотям гордого и важного отца. К ней никого не допускают, а юное сердце просит любви. У нее есть претенденты из числа молодых кичливых кутил и прожигателей жизни – венецианцев. Но они не могут увлечь юную фантазерку. Ей надо небывалого, того, о чем пишут в прекрасных новеллах. Она ждет сказочного принца или владетельного князя, короля. Он приедет из далекой прекрасной страны. Он должен быть героем, красавцем, смельчаком, непобедимым. Она отдастся ему и уедет на прекрасном корабле в какое-то сказочное царство. Продолжайте дальше, – обратился ко мне Торцов.

Но я заслушался его, не был готов, и потому молчал.

– Не могу, нет заряда, – сказал я после паузы ожидания.

– Заведите себя, – стал подзуживать Торцов.

– Нет ключа, – признался я.

– Сейчас я дам вам его, – сказал Аркадий Николаевич. – Видите ли вы внутренним взором место действия, то есть где происходит то, о чем рассказываете?

– Да, – оживился я. – Мне почему-то представляется, что действие происходит в Венеции, точь-в-точь похожей на наш теперешний Севастополь; почему-то там очутился губернаторский дом из Нижнего Новгорода, в котором якобы живет Брабанцио на берегу Южной бухты, по которой, как и сейчас, весело снуют пароходики. Это, однако, не мешает и старинным гондолам шмыгать в разных направлениях, поплескивая веслами.

– Пусть будет так, – сказал Торцов. – Кто объяснит капризы артистического воображения! Оно не хочет знать ни истории, ни географии и не боится анахронизма.

– Еще курьезнее то, – продолжил я фантазировать, – что в моей Венеции, похожей на Севастополь, на берегу бухты оказался обрыв, точь-в-точь такой, как в Нижнем, с живописными берегами Волги, с укромными поэтическими уголками, где я когда-то любил и страдал.

После рассказа о том, что я увидел внутренним взором, у меня тотчас же явился позыв раскритиковать нелепое творчество моего воображения, но Аркадий Николаевич накинулся на меня и, замахав руками, сказал:

– Избави бог! Не в нашей власти заказывать себе по собственному желанию те или иные воспоминания. Пусть они сами собой оживают, в нашей душе и являются могущественным возбудителем артистического творчества. Лишь бы вымысел не противоречил внутренней сути и тексту основной фабулы, созданной поэтом.

Чтобы наладить далее мои мечтания, Аркадий Николаевич дал мне новый ключ.

– Когда происходило то, что вы видите внутренним взором? – поставил он передо мной новый вопрос.

Когда мой завод снова истощился, Аркадий Николаевич дал мне новый ключ на дальнейшую работу.

– Как происходило то, что вам видится? – спросил он меня и тут же пояснил вопрос: – То есть я хочу знать линию внутреннего действия, постепенный ход и развитие ее.

Пока мы знаем только, что избалованная Дездемона живет в нижегородском дворце на берегу Волги, в Венеции и не хочет выходить замуж за кутил-венецианцев. Расскажите же, о чем она мечтает, как живет и что было дальше.

Новый заряд пропал даром и не подтолкнул меня на мечтания, поэтому Аркадий Николаевич продолжил фантазировать за меня, придумывая интересные и увлекательные слухи, создаваемые молвой и популярностью мавра, которые предшествовали его приезду.

Ему хотелось, чтобы военные подвиги мавра и все те бедствия, о которых ему придется рассказывать Дездемоне, были сказочно, романтически красивы и эффектны, чтобы они действовали возбуждающе на молодую пылкую головку девушки, которая ждала героя в своих грезах.

После новой остановки Аркадий Николаевич опять попробовал подтолкнуть меня, посоветовав рассказывать в последовательном порядке, как было дело: как познакомились, как влюбились, как поженились.

Я молчал, так как мне было гораздо интереснее и поучительнее знать, как мечтает сам Аркадий Николаевич.

Он продолжил:

– Отелло приехал в венецианский Севастополь на большом корабле. Легенды о подвигах генерала согнали на пристань огромную толпу.

Вид и чернота Отелло возбуждали любопытство. Когда он ехал или шел по улицам, мальчишки толпами бегали за ним, прохожие перешептывались и показывали на него пальцами.

Первая встреча будущих влюбленных произошла на улице и произвела на девушку большое впечатление. Отелло пленил ее не только своим молодцеватым видом, но главным образом детской наивностью дикаря, скромностью и добротой, которая светилась в его глазах. Эта скромность и конфузливость вместе с военной храбростью и неустрашимостью создавала необычное и красивое сочетание.

В другой раз Дездемона видела, как Отелло во главе войска возвращался с учения. Его свободная посадка: точно приросшее к лошади и неотделимое от нее тело, – произвела на девушку неизгладимое впечатление. Тогда она впервые видела и Кассио, который ехал за своим генералом.

Мечты не давали Дездемоне спать по ночам. Однажды Брабанцио объявил дочери, как хозяйке, о том, что пригласил к обеду знаменитого мавра. Девушка при этом известии едва не упала в обморок.

Легко представить себе, с какой тщательностью Дездемона приоделась и приготовила обед, как ожидала встречи со своим героем.

Ее взгляды не могли не дойти до сердца Отелло. Они его смутили и еще больше усилили застенчивость, которая так шла герою, имя которого тесно связано с непобедимостью.

Мавр, не избалованный женской лаской, сначала не мог объяснить себе исключительной любезности хозяйки. Он привык к тому, что его принимают и терпят в домах высокопоставленных венецианцев как официальное лицо, но среди почестей всегда чувствовал свое положение раба. Никогда еще пара чудных глаз красавицы не ласкала его черного и, как он думал о себе, уродливого лица, но вдруг сегодня…

Он тоже не спал много ночей, с нетерпением ждал нового приглашения Брабанцио, и оно не замедлило прийти. Вероятно, по настояниям влюбленной девушки его позвали вновь, чтобы услышать рассказы о подвигах и о тяжелой походной жизни героя. Отелло приходил не один раз, так как его curriculum vitae[42]42
  Жизнеописание (лат.).


[Закрыть] не передашь в один вечер.

После обеда за вином на террасе с видом на севастопольскую бухту с нижегородского обрыва мавр скромно, но правдиво рассказывал о своих подвигах так, как повествует об этом сам Шекспир в монологе в сенате и как разукрасил своим вымыслом подвиги сказочного героя Аркадий Николаевич. Я искренне верю, что такой рассказ не может не вскружить пылкую головку романтически настроенной девушки.

– Дездемона была не из тех, кто устраивает свою жизнь как все, по мещанскому образцу, – продолжил Аркадий Николаевич. – Ей нужно было необыкновенное, сказочное. Лучшего героя, чем Отелло, не придумаешь для ее восторженной природы.

Мавр начал себя чувствовать у Брабанцио более уютно. Ему впервые пришлось видеть близко домашний очаг. Присутствие юной красавицы, от которой трудно оторвать взгляд, усугубляло прелесть.

Аркадий Николаевич прервал свой рассказ и спросил нас:

– Не находите ли вы, что такой пересказ пьесы интереснее, чем сухое изложение фактов? Если вы заставите меня снова повторить изложение содержания трагедии и я пойду не по ее внешней форме, а по линии внутренней сути, то нафантазирую еще что-нибудь. И чем чаще вы будете заставлять меня рассказывать вам, тем больше наберется материала для вымыслов, дополняющих автора, для магического «если бы» и для предлагаемых обстоятельств, которыми вы будете оправдывать данный поэтом материал.

Вот вы и следуйте моему примеру и рассказывайте почаще содержание пьес или этюдов, которые предназначены для исполнения, подходя к ним каждый раз с нового конца: то от себя самого, то есть со своей точки зрения, то от имени того или другого действующего лица, то есть ставя себя на его точку зрения.

– Все это верно, но… при одном непременном условии: наличии блестящего природного или уже развитого воображения, – опечалился я. – Нам нужно думать, чтобы понять пружины, способы, ведущие к развитию воображения, находящегося еще в зачаточном состоянии.

– Для этого надо усвоить приемы подталкивания еще не разогревшегося воображения, – сказал Торцов.

– Вот-вот, это-то нам и нужно! Вот его-то нам и недостает, – вцепился я в его слова.

– Мы начнем анализ по пластам: от наиболее доступных для нашего сознания слоев пьесы к менее доступным.

Самый верхний слой – фабула, факты и события пьесы. Их мы уже коснулись в предшествовавших работах, но тогда ограничились лишь перечислением для сценической передачи. Теперь продолжим работу по изучению фактов и фабулы. «Изучить» – означает на нашем языке не только констатировать наличность, рассмотреть, понять, но и оценить по достоинству и значению каждое событие.

Новый вид анализа, или познавания, пьесы заключается в так называемом процессе оценки фактов.

Существуют пьесы (плохие комедии, мелодрамы, водевили, ревю, фарсы), в которых сама внешняя фабула является главным активом спектакля.

В таких произведениях самый факт убийства, смерти, свадьбы или процесс высыпания муки, проливания воды на голову действующего лица, пропажа панталон, ошибочный приход в чужую квартиру, где мирного гостя принимают за бандита, и прочее, являются основными ведущими моментами. Такие факты было бы излишне оценивать. Они сразу понимаются и принимаются всеми.

Но в других произведениях нередко сама фабула и ее факты не представляют значения. Они не могут создать ведущей линии спектакля, за которой с замиранием следит зритель. В таких пьесах не сами факты, а отношение к ним действующих лиц становится главным центром, сущностью, за которой с биением сердца следит зритель. В таких пьесах факты нужны, поскольку они дают повод и место для наполнения их внутренним содержанием. Таковы, например, пьесы Чехова.

Лучше всего, когда форма и содержание находятся в прямом соответствии. В таких произведениях жизнь человеческого духа роли неотделима от факта и фабулы.

В большинстве пьес Шекспира, в том числе и в «Отелло», существует полное соответствие и взаимодействие внешней, фактической, и внутренней линий.

В таких произведениях процесс оценки фактов приобретает большое значение. По мере исследования внешних событий сталкиваешься с предлагаемыми обстоятельствами пьесы, породившими самые факты. Изучая их, понимаешь внутренние причины, имеющие к ним отношение. Так все глубже опускаешься в самую гущу жизни человеческого духа роли, подходишь к подтексту, попадаешь в линию подводного течения пьесы, которое уносит нас и помогает понять внутренние причины, вызывающие на поверхности волны действий, из которых часто создаются факты…

Сама техника процесса оценки фактов поначалу проста. Для этого следует мысленно упразднить оцениваемый факт, а после постараться понять, как это отразится на жизни человеческого духа роли.

Проверим этот процесс на ваших ролях, – обратился Торцов к Вьюнцову и Говоркову. – Первый факт, с которым вы встречаетесь в пьесе, – приезд к дворцу Брабанцио. Нужно ли объяснять, что если бы не было этого факта, то и всей первой картины пьесы не существовало бы и вам пришлось бы в начале трагедии спокойно сидеть у себя в уборной, вместо того чтобы действовать и волноваться на сцене. Поэтому ясно, что факт вашего приезда к дому Брабанцио обязателен и вам необходимо ему поверить, а следовательно, и пережить.

Второй из помеченных вами фактов первой картины – ссора с Родриго, убеждение Яго в своей невинности, в необходимости тревоги и погони за мавром. Отнимите от пьесы эти факты. Что из этого получится? Действующие лица въехали бы на сцену на гондоле и сразу принялись за тревогу. При таком ходе событий мы, зрители, не узнали бы экспозиции пьесы, то есть о взаимоотношениях Родриго и Дездемоны, Отелло и Яго, о злобе Яго против Отелло и обо всей полковой служебной интриге, породившей самую трагедию.

Это отразилось бы и на игре актеров в сцене тревоги. Одно дело, приехав, кричать, шуметь, чтобы разбудить спящих, и совсем другое – проделать все это, чтобы спасти уходящее счастье, как у Родриго, теряющего убежавшую невесту. Одно дело – крик и шум ради удовольствия, и другое – чувство мести, как у Яго, мстящего ненавистному ему Отелло. Всякое действие не ради внешней причины, а по внутреннему побуждению всегда бывает несравненно сильнее, глубже обосновано и потому более волнительно для самого исполнителя.

Процесс оценки фактов при своем дальнейшем развитии неотделим от другого, еще более важного процесса анализа или познавания, а именно от оправдания фактов. Он необходим потому, что неоправданный факт точно висит в воздухе. Он не имеет почвы в самой жизни человеческого духа пьесы и роли. Такой непережитый факт, не включенный в линию внутренней жизни роли и не откликнувшийся в ней, не нужен роли и только мешает ее правильному внутреннему развитию. Такой неоправданный факт – провал, прорыв в линии роли. Это дикое мясо на живом организме, это глубокая яма на гладкой дороге, мешающая свободному движению и инерции внутреннего чувства. Надо либо засыпать яму, либо перекинуть через нее мост. Для этого необходим процесс оправдания фактов. Если факт оправдан, то этим самым он включается во внутреннюю линию, в подтекст роли и не мешает, а, напротив, помогает свободно развиваться внутренней жизни роли. Оправданные факты способствуют логичности и последовательности переживания, а вы знаете, какое значение имеют в нашем деле эти факторы…

Теперь вы знаете факты первой картины пьесы: мало того, вы их выполняли довольно верно на сцене, – но полная их правда пока еще не достигнута вами, и не будет достигнута до тех пор, пока вы не оправдаете их новыми, своими собственными предлагаемыми обстоятельствами, которые заставят вас по-человечески, а не по-актерски, взглянуть на происшествия в пьесе, то есть в качестве инициатора и автора действия, а не подражателя и копииста их. Поэтому давайте просматривать, правильно ли вы оценили с вашей личной человеческой точки зрения все, что происходит в первой картине, если бы вы очутились в положении Родриго и Яго. Пока речь идет о самых внешних действиях, я верю вам. Они совершенно так же, как и вы, подъехали к пристани и причалили к ней. Вы, как и они, причаливаете не просто так, чтобы причаливать, а делаете это с определенной целью – поднять тревогу. В свою очередь вы поднимаете эту тревогу с новой и тоже определенной целью – догнать и арестовать мавра, чтобы спасти Дездемону.

Но вот чего вы не знаете, то есть не чувствуете: почему эти действия так сильно необходимы вам обоим.

– Знаю! Во, здорово знаю! – точно взвыл Вьюнцов.

– Почему же? Говорите, – предложил Торцов.

– Потому что я влюблен в Дездемону.

– Значит, вы знакомы с ней! Вот хорошо! Так расскажите: какая же она?

– Малолетушка-то? Вот она! – проговорился Вьюнцов.

Наша бедная Дездемона замахала руками и пулей вылетела из партера, а оставшиеся, и в том числе Аркадий Николаевич, не выдержали и прыснули со смеху.

– Да, действительно, факт оценен и оправдан по-жизненному, а не по-театральному! – признал Торцов. – Но если так, почему же вы не хотите поднимать тревогу для спасения вашей любви? Почему так трудно убедить вас в том, что это необходимо?

– Он капризничает! – запутался Вьюнцов.

– Но ведь и для каприза нужна какая-то причина, без нее нельзя верить ни вам, ни зрителям. В театре ничто не должно происходить само по себе, ни для чего, – заметил Аркадий Николаевич.

– Он поссорился с Яго! – выдавил ответ Вьюнцов.

– Кто он?

– Родриго, нет, то есть я.

– Если это вы, то вам лучше всех известно, из-за чего произошла ссора. Расскажите.

– Из-за того, что он обманул: обещал женить и не женил.

– Как и чем он вас обманывал?

Вьюнцов ничего не мог придумать и молчал.

– Неужели вы не понимаете, что Яго морочил вам голову: вытягивал из вас громадные деньги и в то же самое время устраивал побег с мавром?

– Так это он устраивал побег? Во сволочь! – с искренним негодованием воскликнул Вьюнцов. – Я ему морду набью! Почему же он не хочет, то есть я не хочу, подымать тревогу?

Вьюнцов опять замолчал, не находя оправдания.

– Вот видите: такой важный факт для вашей роли никак не оценен! Это большой пробел. Его нельзя оправдывать банальными отговорками. Здесь необходимо не простое, а магическое действие, которое бы вас по-настоящему взбесило и на что-нибудь подтолкнуло. Сухая же, формальная отговорка вредна для роли.

Вьюнцов молчал.

– Как же вы не помните, что Дездемона через Яго отдала вам руку и сердце, а он в свою очередь заставил вас купить ей дорогие свадебные подарки, подготовить помещение. При этом он сам хлопотал и покупал материалы для отделки и теперь оно выглядит совершенно роскошно. Сколько нажил на этом ваш друг и посредник! День похищения назначен, церковь и священник для венчания уже готовятся к интимной, но роскошной свадьбе, деньги на это отсчитаны вашей щедрой рукой. Вы от волнения, ожидания и нетерпения не едите, потеряли сон, и вдруг… Дездемона убежала с черным дикарем. Это сделал негодяй Яго.

Вы уверены, что они венчаются как раз в этой церкви, которая готовилась для вас, что большая часть заготовленного вами приданого пошла Отелло. Это глумление, грабеж! Теперь скажите: если бы все происходило так, как бы вы поступили?

– Избил бы мерзавца! – решил Вьюнцов и даже слегка покраснел от возмущения.

– Как бы Яго не сделал с вами чего-нибудь похуже. Он ведь солдат, и очень сильный.

– Что же с него возьмешь, с черта! Замолчать и отвернуться! – недоумевал Вьюнцов.

– А если так, то зачем же вы уступили его просьбе и прибыли к дворцу Брабанцио в своей собственной гондоле? Оцените этот поступок, – подсунул Аркадий Николаевич Вьюнцову новые факты пьесы.

Но наш пылкий юноша не смог разрешить ребус.

– Еще один неоцененный факт, который вам необходимо расследовать до самого конца, иначе вам удастся понять взаимоотношений двух важных действующих лиц пьесы.

А вы, Говорков, что скажете по поводу приезда к дворцу Брабанцио? Как вы добились этого? – спросил Торцов.

– Взял его, понимаете ли, за шиворот, швырнул в гондолу и привез куда нужно, – ответила тот.

– Вы полагаете, что такое грубое насилие может разжечь ваше творческое увлечение? Если да, пусть будет так, но я сомневаюсь в успехе. А ведь анализ, оценка фактов и их оправдание необходимы нам для создания веры и артистического увлечения. Если бы я играл вашу роль, то не мог бы добиться всего этого грубыми и примитивными средствами, которые вы мне предлагаете. Мне было бы скучно и неприятно действовать так по-фельдфебельски и захотелось бы добиться своего какими-то более хитрыми путями, достойными сатанинского ума Яго.

– Что же бы вы сделали? – попытались подбить Торцова на новые мечтания ученики.

– Я бы сразу превратился в самого невинного, скромного ягненка, оклеветанного гнуснейшей сплетней. Сел бы, опустив глаза, и сидел бы неподвижно до тех пор, пока Родриго, то есть вы, Вьюнцов, не излили до конца всю вашу брань, желчь и ненависть. Чем больше гадости, несправедливости вы скажете, тем выгоднее для меня, поэтому не стану прерывать вас. Вот после того как вы выльете всю вашу желчь и запал, после того как облегчите душу и израсходуете всю вашу энергию, можно будет начать действовать. Мои действия были бы молчаливые. Я не стал бы ни спорить, ни давать вам реплик для возражений, для новых обвинений и возбуждений. Надо выбить из-под ваших ног почву и посадить меж двух стульев. Когда вы потеряете опору, тогда вы мой и я сделаю с вами что захочу. Для этого я поступил бы так. Протянул бы в неподвижности и молчании долгую, ужасно томительную и неловкую паузу. После нее ушел бы к окну, встал бы спиной к вам и преподнес бы вам еще вторую, еще более нудную паузу. Едва ли вы хотели бы и добивались такой неловкости и недоразумения в ответ на ваши филиппики.

Вы ждали, вероятно, что Яго, подобно вам, будет распинаться и еще сильнее, чем вы, бить себя в грудь от отчаяния. И вдруг… вместо всего этого запала – молчание, неподвижность, загадочное грустно-таинственное лицо и взгляд, неловкость, недоразумение. Все это даст вам впечатление осечки и создаст разочарование, конфуз, растерянность. Они очень хорошо охлаждают пыл и ставят на место. После этого я бы подошел к столу, около которого вы сидите, и принялся выкладывать все деньги и драгоценности, которые были в этот момент при мне. Все они когда-то, в лучшие дружеские минуты, были подарены вами, а теперь, по окончании дружбы, возвращаются. Это первый момент для создания перелома в вашем душевном состоянии. После этого я, стоя перед вами (так как уже не считал себя больше ни гостем, ни другом вашего дома), тепло и искренне благодарил бы за прошлое, незаметно пропуская перед вами напоминания о лучших моментах нашей минувшей дружбы. Потом я трогательно простился бы, не дотрагиваясь до вашей руки (которой я стал недостоин), и, уходя, как будто незаметно, но вместе с тем ясно бросил бы фразу: «Будущее выяснит, кем я был для вас. Прощайте навсегда!»

Теперь признайтесь мне, выпустили бы вы меня, если были бы на месте Родриго, потеряв сразу и Дездемону, и лучшего друга, и всякую надежду на будущее? Не почувствовали бы вы себя одиноким, всеми оставленным, беспомощным? Не испугала ли бы вас открывшаяся перед вами перспектива?..

Оценка фактов – большая и сложная работа. Она выполняется не только умом, а главным образом с помощью чувства и творческой воли. И эта работа протекает в плоскости нашего воображения.

Вот в чем заключается работа по чувственной оценке фактов.

Для того чтобы оценить факты собственным чувством, на основании личного, живого к ним отношения, артист внутренне задает себе такой вопрос и разрешает такую задачу. «Какие обстоятельства внутренней жизни моего человеческого духа, – спрашивает он себя, – какие мои личные, живые, человеческие помыслы, желания, стремления, свойства, природные качества и недостатки могли бы заставить меня, человека-артиста, относиться к людям и событиям пьесы так, как относилось изображаемое мной действующее лицо?»

Например, вам дан Шекспиром в трагедии «Отелло» целый ряд фактов и событий. Их надо оценить. Кичливость, самомнение, властолюбие венецианцев всем известны. Поставленные под их пяту завоеванные колонии Мавритания, Кипр, Кандия порабощены. Подвластные венецианцам племена, населяющие эти страны, не считаются даже людьми. И вдруг один из них дерзнул похитить лучшее украшение Венеции – красавицу Дездемону, дочь одного из самых родовитых и влиятельных лиц среди венецианской аристократии. Оцените этот скандал, преступление, позор, оскорбление семьи, целого рода кичливого властелина!

А вот и другой факт.

Неожиданно, как снег на голову, пришло известие, что большой турецкий флот плывет на остров Кипр, бывшее их владение, которое турки постоянно мечтали вернуть себе назад.

Для более глубокой оценки этого факта допустим сравнение. Вспомните тот страшный день, когда мы, проснувшись, узнали о том, что война с Японией уже началась. Мало того: что большая часть нашего флота уже потоплена.

Такая же и еще большая тревога охватила в роковую ночь Венецию и всех ее обитателей.

Война началась. Спешно снаряжают экспедицию ночью, в страшную бурю и грозу. Кого послать, кого назначить главнокомандующим?

Кого же, как не прославленного, непобедимого мавра! Его зовут в сенат.

Подумайте, оцените этот факт, и вы почувствуете, с каким нетерпением ожидают прибытия в сенат героя и избавителя.

Но события громоздятся на новые события в эту роковую ночь.

Явился новый факт, обостривший критическое положение: оскорбленный Брабанцио требует суда, защиты и очищения от позора не только своего рода, но и престижа всего правящего класса.

Вдумайтесь в положение правительства и попробуйте сами развязать узел всех событий. Оцените страдания отца, потерявшего одновременно и дочь, и доброе имя своего незапятнанного рода.

Оцените и положение всех сенаторов, которые принуждены в силу событий сбавить спесь и идти на компромисс.

Оцените все случившееся и с точки зрения главных героев – Отелло, Дездемоны, Яго, Кассио. Переходя от факта к факту, от события к событию, от одного к другому действию, вы просмотрите всю пьесу и только тогда сможете сказать, что узнали ее фабулу и сможете пересказать ее..

…После того как познавательный анализ будет произведен по линии пьесы, то есть авторского творчества, мы должны будем повторить такую же работу с «обстоятельствами», предложенными режиссером, художником и другими творцами спектакля. Их отношение и подход к изображаемой на сцене жизни не могут не быть для нас интересными.

Но самые важные для нас «обстоятельства» те, которыми мы сами дополняем свою роль ради оживления собственного самочувствия на сцене в роли. При этом придется считаться с «обстоятельствами» наших партнеров по пьесе, от которых в большой мере зависим мы сами.

Легче всего начать работу опять-таки с внешних фактов, или «обстоятельств», с которыми мы по известным вам причинам не расстаемся и в этой работе, направленной к добыванию духовного материала.