Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 2"

– Мне за невыносимое одиночество при муже…

– А мне за то, что я всегда любил тебя и верил, что ты есть! – обнял её Леонардо.

– Но ведь наша любовь всё равно преступна, Лео, – в голосе моны Лизы прозвучала грусть. – Она – дьявольское наваждение!..

– Нет!

– Почему «нет»? – удивлённо взметнулись её брови.

– Потому что дьявольское наваждение совершил тот, кто, не считаясь с твоей душевной болью, заставил тебя выйти замуж за неприятного тебе человека и обрёк тебя на страдания! – твёрдой уверенностью ответил Леонардо. – А мы с тобой встретились естественно, то есть по божественному промыслу!.. И хоть злые языки будут называть нашу любовь дьявольской – мы-то знаем, что это не так! – вновь он обнял её.

– Но из-за того, что по закону мы не можем быть вместе, наши страдания не прекратятся…

– Да, не прекратятся, – тяжело вздохнул Леонардо, – но только для того, чтобы вкус нашей любви оставался острым и сладким и никогда не исчезал! – поцеловал он её.

Они стояли в тени апельсинового дерева, и свет масляных фонарей не высвечивал их из темноты. Матурина и Камилла стояли поодаль, за мостом Санта-Тринита у поворота на улицу Лунгарно делле Грацие, где жила мона Лиза, и о чём-то тихо вели беседу. Когда появлялись прохожие, они детским свистком, сделанным из стручка акации, подавали знак Леонардо и моне Лизе об их приближении. Очередной такой свист заставил их прервать поцелуй и посмотреть на своих сторожей. Камилла жестами показывала моне Лизе, что приближается её муж, сеньор Джоконда.

– Ты знаешь, Лео, я не смогла сказать мужу, чтобы он отказался от поездки к гонфалоньеру Римской Церкви, – виновато опустив глаза, сказала она перед тем, как уйти. – У меня не хватило сил для решительности и не нашлось для этого нужных слов…

– Я думаю, что ты правильно сделала, – успокоил её Леонардо, проводя на прощанье ладонью по щеке. – Глядя на него, я понял, что он трус и никогда не осмелится выполнить задуманное; он из тех, кто, сложа руки, будет ждать выполнения божественного провидения…

– Значит, я не нарушила христианского долга?! – блеснули надеждой её глаза в темноте.

– Нет, конечно!

– Я поняла, мой милый Леонардо: науку о божественных замыслах, промыслах и неисповедимых путях господних ты сам, того не ведая, давно изучил!.. – поднялась Лиза на носочки, поцеловала его лёгким прикосновением губ и, развернувшись, быстро побежала к мосту Санта-Тринита. Оставаясь в тени, Леонардо с нежной, щемящей сердце любовью смотрел ей вслед…

Г Л А В А 10.

На следующий день Лиза, придя в мастерскую, подтвердила убеждение Леонардо в том, что её муж откажется от своих замыслов встретиться с гонфалоньером Римской Церкви, уповая на то, что судьба преподнесёт ему возможность удобного случая, и он воспользуется им. Накануне вечером, после их расставания, у неё состоялся разговор с сеньором Джоконда, и он высказал ей свои опасения от встречи с герцогом Валентино, предпочтя остаться промышленником скорняжного ремесла и продажи воловьих шкур.

В полдень Леонардо ждала ещё одна новость: оказалось, что вчерашний разговор о нелепых слухах, о войне между Флоренцией и Венецией не закончился, а лишь временно прервался. В дом синьора Пьеро Мартелли пришла целая капелла представительных вельмож во главе с гонфалоньером Совета Десяти Флорентийской Республики сеньором Пьеро Содерини, его опять пожаловавшим секретарём сире Николо Макиавелли и ещё двумя мужчинами и одной женщиной, не знакомых Леонардо. Пьеро Мартелли любезно пригласил их в гостиную и, вызвав из мастерской Леонардо, – оторвавшись от работы, он вышел с кистями и палитрой в руках, выпачканный в краске, – представил ему гостей.

– Я думаю, что гонфалоньера флорентийского Совета Десяти сеньора Пьеро Содерини и его секретаря ты, Леонардо, уже хорошо знаешь, и мне нет необходимости тебе их представлять, – по-свойски обратился он к нему. – Познакомься, пожалуйста, – посол Яснейшей Республики Венеция, сеньор Марино Сануто; венецианский консул в Чезене, сеньор Роберто Биннино, и хранительница ключей венецианского дипломатического архива во Флоренции, супруга Капитана венецианской Гавани сеньора Арчибальдо Гриффа, дочь кардинала Асканио Сфорца, Святая маммола* церкви Св. Катарины, мадонна Лена Гриффа, – закончил он долгим перечислением представлять последнюю гостью дипломатической капеллы.

Леонардо, глядя на эту весьма красивую особу, одетую в роскошное платье из жёлто-позолоченной парчи и увешанную драгоценностями, вдруг от души рассмеялся, приведя всех в недоумение.

– Что с вами, мессере Леонардо? – почувствовав себя оскорблённым, спросил его за всех гонфалоньер флорентийского Совета, сеньор Пьеро Содерини.

– Да так, ничего!.. – не сводя взгляда со Святой маммолы, вытер Леонардо рукавом выступившие от смеха на глазах слёзы. – Андреа, забери кисти и палитру у меня! – позвал он Андреа Салаино и принялся вытирать руки о полотенце, которое поднесла ему Матурина. – Прошу прощения, сеньоры, что не подаю вам руки. Сами видите, какие они у меня выпачканные…

– Ваш смех, мессере Леонардо, весьма загадочен, – с приличествующей дипломату вежливостью обратился к нему сеньор Марино Сануто, подтянутый, привлекательный мужчина средних лет с умным лицом и неподвижно-внимательными глазами. – Не могли бы вы потрудиться объяснить, чем он вызван и что означает? – и тут же деликатно оговорился: – спрашиваю я не из простого любопытства, а для того чтобы в следующий раз при встрече с вами выглядеть подобающим образом и не вызвать очередной насмешки…

– Выглядите вы все превосходно! – отдал Леонардо полотенце Матурине, поблагодарил её и сел в кресло напротив очень красивой Святой маммолы. -

* Маммола – девушка.

Только глянув на вашу Святую деву, я вдруг подумал, что её отец старше неё всего-то года на полтора, а то и того меньше!.. Представляете, какой был у неё могучий папа-младенец, сумевший сделать дочь, – и, как я полагаю, согрешил он с повитухой, – в таком раннем возрасте!

Вся венецианская капелла покраснела, покрывшись багровыми пятнами, не зная, куда девать глаза от стыда. Остальные очевидцы разговора раскрыли рты от удивления.

– Вам, сеньоры, надо было лучше подготовиться к этой встрече! Вы либо не знали, либо забыли, что я почти двадцать лет прослужил в Милане при дворе герцога Людовико Сфорца! И его брат кардинал Асканио Сфорца курировал мою работу в монастыре Мария делле Грацие по росписи трапезной, где я восемнадцать лет писал «Тайную Вечерю», – с лёгкой усмешкой продолжал Леонардо. – Кардинала Асканио Сфорца я знаю точно так же хорошо, как вы знаете, что вашей Святой маммоле далеко до святости, как публичному дому до монастыря! Кстати, кардинал Асканио Сфорца всегда лечился от похоти именно в публичном доме, который я построил для тайных кубикулариев миланского двора! И у него не было ни жены, ни детей… Родословную-то вашей официальной дипломатической кортиджане* надо было подобрать более подходящую!.. Сколько стоишь ты, венецианская «Святая» блудница?.. Четыре, пять… восемь дукатов?.. – обратил Леонардо на неё свой взор.

– Тебе, великий Леонардо, я подарю ночь бесплатно! – томно прозвучал голос Лены Гриффы; она оживилась, превратившись в страстную, с кошачьей грацией, хищницу; позади Леонардо раздался плевок, он обернулся и увидел уходящую в мастерскую Матурину с полотенцем на плече. – Говорят, что женщины, прикоснувшиеся к твоей золотистой бороде и усам, становятся ещё более красивыми и перестают стареть! – не обратила Лена внимание на ревнивую раздражительность ушедшей женщины.

Леонардо опять рассмеялся.

– Да, не лишена чувственного обаяния! – отдал он ей должное и обратил своё внимание на дипломатов. – Не знаю, с какой целью вы пришли ко мне, сеньоры, но вижу, что венецианские нравы вы принесли с собой! Вы что же, полагаете, что я уже настолько старик, что сам не в состоянии увлечь молодую женщину?!.. Берёте на переговоры искушённую в блудострастях кортиджану, чтобы я, глядя на неё, при мысли о возможно предстоящей с ней ночи, был более сговорчив?!

В гостиной наступила тишина. Дипломаты чувствовали себя настолько неловко, что багровые пятна на их покрасневших от стыда лицах полностью затмили их, сделав похожими на лица мулатов. Представители флорентийского Совета Десяти тоже чувствовали себя не лучшим образом, и лишь Леонардо по-прежнему оставался невозмутимым, с лёгкой усмешкой на губах, выжидая, что ещё ему преподнесёт эта неожиданная встреча.

– Это я во всём виноват! – встал из-за стола сире Николо Макиавелли. -

– * Кортиджана – светская проститутка; куртизанка.

Это была моя идея взять на встречу с вами, мессере Леонардо, кортиджану Елену Гриффу! – он подошёл к Леонардо и, протянув ему руку, сделал поклон головой. – Вчера я повёл себя неподобающим образом и, не зная, как загладить свою вину перед вами…

– … совершили повторную глупость, оскорбив меня во второй раз! – не подав ему руки, отчеканил Леонардо каждое слово.

– Я очень прошу простить меня, Леонардо! – потух голос у Макиавелли.

Смерив его взглядом с головы до ног, Леонардо смягчился.

– Чёрт бы тебя побрал, Николо! – неохотно протянул он ему руку и ответил рукопожатием. – Ты ведь не был таким… Что на тебя нашло?! Карьера политического деятеля тебе голову вскружила?

– Хотел, как лучше… – пожал плечами Макиавелли.

Он вернулся на своё место и сел в кресло. Леонардо смотрел на него со снисходительной грустью. Их откровения внесли разрядку в неприятно

сложившуюся обстановку, и венецианские дипломаты почувствовали себя уверенней. Пьеро Мартелли, чтобы улучшить благоприятный поворот в ситуации, приказал прислуге подать вина и сладких к нему померанцев. Леонардо от вина отказался, потому что намеревался продолжить работу. Все остальные с удовольствием выпили. Почувствовав себя от выпитого вина лучше, гости оживились и заулыбались.

– Мы к вам, мессере Леонардо, собственно говоря, вот зачем пришли… – с простотой обычного человека, а не чопорного дипломата обратился к нему посол сеньор Марино Сануто. – Сегодня утром сире Николо Макиавелли передал нам ваш вчерашний, вечерний, разговор, в котором вы предложили свои услуги по переговорам с гонфалоньером Римской Церкви, доном Чезаре Борджа…

– Я лишь выдвинул идею, а не предлагал свои услуги! – сразу одёрнул его Леонардо.

– Да, конечно!.. Извините!..– рассеянно улыбнулся посол. – Конечно, это была всего лишь идея… Но, высказав её сире Николо Макиавелли, вы подтолкнули его поделиться ею с гонфалоньером флорентийского республиканского Совета Десяти знатнейших сеньоров, с сеньором Пьеро Содерини, и с нами… И мы нашли, что она не лишена здравого смысла!

– Приятно слышать, – бесстрастно отозвался Леонардо.

– Мы пришли к вам с намерением обсудить выдвинутую вами идею и на взаимоприемлемых условиях наделить вас полномочиями парламентёра к герцогу Валентино…

– «Взаимоприемлемые условия» – что это значит?! – в упор уставился на него Леонардо.

Марино Сануто почувствовал неловкость под его давящим взглядом и беспомощно посмотрел на гонфалоньера флорентийского Совета. Сеньор Пьеро Содерини поднял бокал в знак его ободрения, сделал глоток и сам обратился к мастеру:

– Видите ли, мессере Леонардо, – с надрывом выдохнул он после сделанного глотка, – я уже предпринимал попытку пригласить дона Чезаре Борджа на переговоры, и он ответил мне отказом… Точнее, не совсем… Нельзя сказать, чтобы он наотрез отказался от переговоров, – с трудом подыскивал он правильные слова. – Но для того чтобы переговоры, на которых он должен присутствовать, состоялись, герцог выдвинул неприемлемые для нас условия…

– Какие?

– Прежде чем ответить, о каких условиях идёт речь, я должен кое-что вам объяснить, мессере Леонардо, – снова вмешался в разговор венецианский посол. – Вы знаете о пропавшей жене и её сестре нашего венецианского военного атташе в Церковной Области, сеньора Баттисто Карачоло?

Леонардо ответил молчаливым кивком.

– Благодаря нашей дипломатической жрице, картиджане Елене, соблазнившей одного из приближённых вельмож дона Чезаре Борджа, мы наконец-то узнали, что они действительно похищены гонфалоньером Римской Церкви и содержатся под стражей в одной из крепостных башен замка Сан-Микеле в Чезене, – показав жестом на Лену Гриффу, размеренно и не торопясь, продолжал синьор Марино Сануто. – К сожалению, все наши попытки вызволить их из заключения не увенчались успехом, несмотря на то, что мы обращались за помощью к римскому Папе Александру VI, французскому королю Людовику XII и королю Испании Фердинанду Католическому, которые, похоже, находятся в одном сговоре с римским гонфалоньером… Мы напрямую обвинили дона Чезаре Борджа в незаконном удержании жены военного атташе и её сестры, но на наше обвинение он только рассмеялся и женщин не отпустил… Мы даже пытались устроить им побег, но, к несчастью, сеньор Диониджо, брат удерживаемых Доротеи и Марии, решившийся на это рискованное мероприятие и сумевший-таки вызволить их из крепости Сан-Микеле, очень непродуманно расставил посты смены лошадей на всём пути побега от Чезены до границ Венеции. Кондотьеры дона Чезаре Борджа быстро догнали их уже на границе Перуджи… – он сделал паузу и тяжело закончил: – Сеньора Диониджо они убили, а жену венецианского военного атташе мону Доротею и её сестру Марию вернули обратно в Чезенскую крепость Сан-Микеле.

– Кто ж сначала обвиняет вора в том, что он украл, а потом сам, уподобляясь ему, пытается выкрасть у него сокровище?! – удивлённо воскликнул Леонардо. – Вы же выдали себя, и герцог Валентино – а я хорошо его знаю – только усилит охрану женщин!

– Да, тут мы совершили большую ошибку, – с горечью согласился посол. – Герцог Валентино действительно после нашего обвинения усилил охрану женщин, а после неудавшегося побега и вовсе приковал их цепями к стенам башни!.. – он отхлебнул вина, чтобы перевести дыхание и промочить пересохшее от волнения горло, и продолжил: – Теперь я расскажу о тех условиях, выдвинутых нам герцогом Валентино перед тем, как встретиться с нами на переговорах… Он требует, чтобы мы убрали главного Капитана нашей венецианской пехоты, – это напрямую говорит о его намерениях обезглавить наши войска…

– Того же он требует и от нас, флорентинцев!.. – добавил синьор Пьеро Содерини.

– … и затем развязать против нас войну! – становился голос Марино Сануто всё более уверенным. – Разумеется, мы не можем пойти на такие условия, потому что их выполнение повлечёт бессмысленность ведения с ним переговоров, поэтому мы вынуждены тянуть время для поиска других решений или какого-нибудь необыкновенного случая, способного спасти нас от грядущей беды!

– Если вам суждено пережить беду – вас от неё ничего не спасёт! – с грустью посмотрел на него Леонардо. – Ни оттягивание времени, ни какой-либо необыкновенный случай, ни, вообще, какие бы там ни было ухищрения, не уберегут вас от неминуемого рока, что бы он вам ни предвещал: и любовь, и война, и смерть – всё в его неумолимой воле! Только я никак не могу понять, что вам мешает формально снять главнокомандующих ваших войск и сообщить об этом герцогу Валентино, а после проведённых с ним переговоров вернуть их на прежнюю должность!.. И причём тут похищенные женщины, о которых вы рассказывали с таким воодушевлением?.. Я не вижу связи между двумя этими событиями.

– Я ждал последнего вопроса…

– Всё дело в том, Леонардо, – перебил венецианского посла сеньор Пьеро Содерини, – что военный атташе в Церковной Области и Капитан венецианской пехоты – один и тот же человек: Баттисто Карачоло!

– Как такое может быть?! – брови Леонардо взметнулись от удивления вверх.

– Военным атташе он стал накануне этих событий ввиду своего преклонного возраста, – вновь заговорил Марино Сануто. – Поставленный за него на эту должность гонфалоньер-Капитаном венецианской пехоты молодой сеньор Микеле Рафариччо месяц назад трагически погиб в сражении с турецкими османами при австрийских Филлах. И нам ничего не оставалось делать, как вернуть синьору Баттисто Карачоло его прежнее звание главнокомандующего нашими войсками, так как в это тревожное для нас время более лучшего полководца на эту должность нам просто не найти!.. Теперь, я надеюсь, вы понимаете, почему мы даже формально не можем выполнить условия дона Чезаре Борджа?

– Он грозит убить женщин?!

– Вот именно! – совсем приобрёл уверенность в разговоре Марино Сануто. – Он грозит нам, что если мы его обманем, то есть низложим главнокомандующего с его должности, а после проведённых с ним переговоров снова восстановим, то он убьёт и его жену, и сестру его жены!.. Баттисто Карачоло ради жизни его супруги моны Доротеи отказывается от управления войсками… Судить его за отказ выполнить приказ Сената и за измену мы не можем, потому что это всё равно нас не спасёт: войска-то всё равно останутся без талантливого полководца!.. И что делать, мы не знаем, – глотнул он вина. – Мы в безвыходном положении!.. И у нас одна надежда на вас, мессере Леонардо! Помогите нам!

– После всего рассказанного вами мне трудно вообразить, чем бы я мог вам помочь, – в недоумении развёл руками Леонардо. – Разве что – от этой мысли мне становится ещё дурней, чем от вашего рассказа, – занять место вашего главнокомандующего?!

– Боже упаси! – поперхнулся вином Марино Сануто.

С той же реакцией на эти слова отреагировали и все, кто был в гостиной.

– Тогда я совершенно не понимаю, в чём может заключаться моя помощь вам, – остался невозмутимым Леонардо.

– Простите… Один момент! – потряс указательным пальцем закашлявшийся венецианский посол. – Я сейчас всё объясню!..

– Я весь во внимании к вашей дипломатической исповеди! – усмехнулся Леонардо.

Прокашлявшись, сеньор Марино Сануто ещё отхлебнул из бокала несколько глотков вина и, заедая его терпкость сладким померанцем, виновато улыбнулся.

– Я прошу вас, мессере Леонардо, в следующий раз быть осторожней с вашим чувством юмора – он вырывается из вас подобно внезапному залпу тяжёлых бомбард и способен, если не убить, то, во всяком случае, довести до состояния «при смерти»!

– Я не слышу от вас то, о чём вы хотели мне сказать, – беспристрастно напомнил ему Леонардо о его желании.

– Да-да, конечно!.. – синьор Сануто в нерешительности заёрзал в кресле. – Признаться: даже не знаю, с чего начать… Может быть, вы мне поможете, сеньор Содерини? – обратил он своё внимание на гонфалоньера флорентийского Совета Десяти.

– С удовольствием… – отставил от себя бокал вина Пьеро Содерини и обратился к мастеру: – Мессере Леонардо, мы хотим просить вас об услуге, которую можете сделать только вы и которая, как вы выразились во вчерашнем разговоре с сире Николо Макиавелли, предотвратит бессмысленное братоубийство соотечественников!

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду ещё одну попытку освобождения удерживаемых женщин в чезенской крепости Сан-Микеле!

В глазах Леонардо запрыгали огоньки недовольства.

– Каким образом? – сдержанно спросил он.

– Вы главный военный изобретатель-механик и военный строитель у гонфалоньера Римской Церкви, дона Чезаре Борджа, и перед вами открыты все двери, в том числе и тюремные!.. – с дружеской любезностью улыбнулся Пьеро Содерини, не сводя взгляда с Леонардо. – Вы вхожи всюду, и вам, как архитектору-строителю, не составит труда под обычным предлогом изучения архитектурных особенностей крепости проникнуть в неё… Да, забыл сказать: на днях дон Чезаре Борджа покидает Чезену и отправится в Рим вместе с прибывшим к нему герцогом Феррарским, синьором Альфонсо д’Эсте, за сестрой дона Чезаре мадонной Лукрецией, чтобы сопровождать феррарского герцога и сестру Лукрецию из Рима в Феррару и там отпраздновать их свадьбу! – оговорился он. – В течение месяца в Чезене будет оставаться лишь небольшой гарнизонный отряд под командованием неизменного военачальника лагерей дона Чезаре Борджа, сеньора Бартоломео Капраника, и более лучшего случая для организации спасения женщин нам не представится!

– Странно звучит из ваших уст это «нам», когда, как я вижу по вашему предусмотренному плану, этим безумием должен заниматься я! – наконец, выразил своё недовольство Леонардо.

– Памятуя о том, как вы невообразимо поступили с Марио Сантано и противостояли Священному воинству фра Джироламо Савонаролы, трудно усомниться в том, что для вас существует невозможное…

– И это дало вам повод уверовать, что сумасшествие мне к лицу?!

Настал черёд поперхнуться и закашляться сеньору Пьеро Содерини.

– Что ж, я благодарен вам, что вы приоткрыли мне тайну моей внешности, – невозмутимо продолжал Леонардо. – Теперь я буду знать, что моё лицо ничем не отличается от лица слабоумного врождённого калеки… Что, безусловно, в минуты опасности позволит мне смешаться с толпой юродивых, спасёт в ней от неприятностей и поможет избежать навязанной мне – ещё более худшими безумцами, мыслящими, что они нормальные, – ответственности… – сделал он недвусмысленный намёк, заострив внимание на венецианском после. – Я вижу также, синьоры, что вы пришли сюда, заведомо полагаясь на своё знатное происхождение и высокое положение в обществе, затуманить мне, незаконнорожденному, низкому и беспородному, – по вашему разумению, существу, – разум, наделяя привилегию «быть идиотом» почётной миссией… В сущности же вы предлагаете мне скрытое коварство в отношении моего покровителя; то же самое, только другими словами, что предлагал мне вчера сире Николо Макиавелли!.. На самом же деле вам совершенно безразлично, что со мной будет, – не велика потеря, если в лапах хищника погибнет такой беспородный безумец, как я!

– О, нет, вы далеко не безумец, мессере Леонардо! – покачал головой, вновь пришедший в волнение Марино Сануто. – И я готов покинуть свой пост, если кто-то из знающих вас людей сподобится назвать вас таковым… Ваш друг, сеньор Пьеро Мартелли, знатного происхождения, как вы знаете, и занимающий высокое положение в обществе, предупредил нас, что вы можете отреагировать на наше предложение подобным образом, потому что на вас, видевшего знатнейших герцогов и королей и служившего им, никакие звания, происхождения и прочие регалии высокопоставленных вельмож впечатления не производят!.. Но мы готовы представить вам доказательство того, что нам не безразлично то, что с вами будет…

– Как можно доказать то, что существует лишь в воображении?! – взорвался гневом Леонардо. – Это ещё большая химера, чем ваше предложение!..

– Успокойся, Леонардо! – по-дружески попросил его сеньор Пьеро Мартелли. – Дай же высказаться сеньору Сануто!.. Может быть, его слова убедят тебя в том, что ему не безразлична твоя участь…

– Не вижу смысла, Пьеро! – с гнева на горечь перешёл Леонардо. – Зачем оскорблять свой слух тем, что является химерой?!.. Эти слова о том, что им не безразлична моя участь, они, изобразив на лице гримасу сожаления и шмыгая сопливым носом, произнесут над моим надгробием с той же лёгкостью, что и сейчас!.. Я согласен с тем, что спасение женщин приведёт к тому, что главнокомандующему войск венецианской пехоты не надо будет снимать с себя руководство армией, но это никого не защитит от притязаний герцога Валентино и не даст возможности избежать войны! Во всём должен быть луч благоразумия! Но я его не вижу, потому что женщины даже если и будут спасены, – а в этом нет абсолютной гарантии – то война всё равно не будет остановлена! Мало того, мне не избежать смерти от герцога Валентино, ибо то, что они, – указал он пальцем на венецианцев, – просят меня сделать, – это нельзя сделать тайно! Следовательно, все жертвы их идиотского плана будут напрасны…

– Лео! – вдруг раздался мягкий голос, заставивший Леонардо запнуться на полуслове; он обернулся и увидел на пороге гостиной, вышедшую из мастерской мону Лизу. – Лео, разве у тебя были гарантии на успех, когда ты замышлял многие из своих изобретений?!.. А между тем ты вдохнул в них жизнь! – с лёгкой улыбкой на губах спросила она. – Выслушай же людей, что они хотят тебе сказать… Я прошу тебя!

И Леонардо против собственной воли сдался. На его гневно-негодующее выражение лица налетела лёгкая тень уступчивости, в глазах загорелся огонёк самопожертвования, губы растянулись улыбкой обречённого влюблённого. У всех, кто сидел за столом в гостиной, из груди вырвался вздох облегчения. Расстёгивая одной рукой ажурный тесный ворот камзола, другой вытирая выступивший пот со лба, сеньор Марино Сануто украдкой шепнул венецианскому консулу, сеньору Роберто Беннино:

– Никогда не подозревал, что с ним так тяжело говорить!.. А ещё рассказывали о нём, будто он, любитель детей и праздничных представлений, весьма покладистый человек… Да он гранитно-железная глыба!.. Мраморный Марс перед ним, что у бронзового Льва «Морцокко» на площади Синьории, – тьфу, нежная мыльная пена! – сплюнул он; повернувшись к моне Лизе, он отвесил ей учтивый поклон и расплылся в слащавой улыбочке. – Благодарю вас, синьорина!..

– Я вас слушаю, сеньор Сануто, – остановил его Леонардо от дальнейших любезных распинаний перед моной Лизой, как неистовый ревнивец, сверкнув на него свирепым взглядом.

Венецианский дипломат, чувствуя, что ему больше не представится возможности, на этот раз заговорил без оговорок и треволнений.

– Вы правильно заметили, мессере Леонардо, что выполнить нашу просьбу тайно невозможно! – выпалил он так уверенно, словно никогда не страдал комплексом сомнений. – Мы предполагали вам предложить выполнить облегчённую задачу спасения женщин из заточения, пронеся им под плащом верёвку для спуска из башни Сан-Микеле и точило для подпиливания на окнах решёток и кандальных цепей, которыми они прикованы к стенам. Но этот вариант имеет ряд недостатков: во-первых, чтобы подпилить цепи и решётки, женщинам потребуется неимоверно много усилий и времени… И вряд ли они смогут это сделать тайно от вечно подглядывающих за ними тюремщиков… Верёвку тоже нельзя спрятать в пустой башне, разве что под соломенной подстилкой, на которой они спят, но и она постоянно проверяется разносчиками пищи… Даже если предположить, что всё-таки им удастся удачно подпилить решётки и кандальные цепи, то, ослабевшие, они всё равно не смогут самостоятельно спуститься с высоты башни и попросту разобьются… Так что этот способ побега отпадает!

– А как сеньор Диониджо, брат мадонны Доротеи и сестры Марии, которого убили на границе Перуджи, вызволил их из крепости Сан-Микеле?! – спросил Леонардо.

– Он, выдав себя за гражданина Чезены, нанялся на работу в крепостной караул тюремщиком, – без раздумий, скороговоркой, ответил сеньор Сануто. – И мы думали использовать его опыт…

– То есть?

– Сеньор Диониджо вывел сестёр из башни под предлогом, что их хочет видеть и допросить дон Чезаре Борджа… Мы предполагаем, что после отъезда гонфалоньера Римской Церкви вместе с герцогом Феррарским из Чезены в Рим, вы, мессере Леонардо, как доверенное лицо римского гонфалоньера, обратитесь к начальнику стражи крепости Сан-Микеле и передадите ему письменное указание – чуть позже мы обдумаем текст этой буллы – с требованием отдать в ваше распоряжение удерживаемых в чезенской крепости женщин, якобы, для дипломатического обмена, которых вы должны доставить на переговоры в Рим… Текст в письме гонфалоньера дона Чезаре будет тот же, что и вы будете говорить начальнику стражи крепости Сан-Микеле… – он поднял руку, останавливая порыв Леонардо опять высказаться. – Я знаю, что вас беспокоит, мессере Леонардо, и теперь хочу поговорить именно об этом, о самом главном для вас: о вашей безопасности.

Леонардо обмяк и успокоился.

– У нас есть несколько тайных кубикулариев из окружения дона Чезаре Борджа, и мы думаем одного из них принести в жертву ради вашей жизни, – спокойней и размеренней становились слова Марино Сануто. – Его труп мы подбросим в окрестности Чезены, а вы, мессере Леонардо, когда дон Чезаре начнёт задавать вам вопросы, как такое могло случиться, что вы передали женщин в руки неизвестных вам людей, укажете на него… Его имя мы сообщим вам позже, когда вы прибудете в Чезену; его назовёт вам наш консул в Чезене, синьор Роберто Биннино, – указал он жестом на чезенского консула. – Теперь вы знаете его в лицо, и это обезопасит вас от излишества предпринимаемых в таких случаях паролей при опознании друг друга…

– Странно видеть во Флоренции чезенского консула, – как бы, между прочим, заметил Леонардо.

– Что вы имеете в виду?

– Вчера вечером у меня состоялся разговор с Николо Макиавелли, а сегодня в полдень консул из Чезены уже здесь…

– А-а!.. Вы об этом!.. – как-то суетливо и беспокойно задёргался Марино Сануто; к нему вернулось прежнее волнение, и он нервным движением схватился за бокал и отхлебнул из него несколько крупных глотков вина. – Всё случилось как нельзя кстати: он гостил у меня…

– Да, я приехал к сеньору Марино Сануто неделю назад по его приглашению на бал, устроенный в честь дня рождения его супруги, мадонны Сабрины, – скоропалительно подхватил его выражение Роберто Биннино.

Ни от Леонардо, ни от моны Лизы, ни от Пьеро Мартелли не укрылось резко охватившее венецианцев волнение. Они переглянулись между собой. Сеньор Марино Сануто, увидев их беспокойство, заторопился:

– Да, именно на бал в честь дня рождения моей супруги был приглашён неделю назад сеньор Роберто Биннино из Чезены… Так вот, мессере Леонардо, когда вы передадите женщин в наши руки, мы – Флоренция и Венеция – первые объявим о войне против дона Чезаре Борджа! Такое положение вещей станет для него неожиданностью… Вести военные действия сразу против двух республик он не сможет, и, как следствие, это заставит его утихомирить свой воинственный пыл и перейти к переговорам о перемирии! Таким образом, как вы выразились, будет предотвращено бессмысленное братоубийство соотечественников, и ваша совесть успокоится от выполненного перед собой и Италией долга!

Леонардо вновь бросил взгляд на мону Лизу и Пьеро Мартелли. Они смотрели на него с одобрением.

– Ну, если всё так, как вы говорите, сеньор Сануто, то над вашим предложением стоит поразмыслить, – сделал он шаг к соглашению.

Венецианцы порозовели от радости: глаза их загорелись, губы непроизвольно растянулись в улыбках.

– О гонораре я речь не завожу, чтобы не обидеть вас неловким словом на эту тему, – скользко заговорил Марино Сануто, излучая взгляд, полный ехидства. – Вы, мессере Леонардо, как я понял, из той редкой породы людей, которых деньги обижают за подобные услуги, исполняемые ими по зову сердца… Развейте мои сомнения и домыслы на этот счёт!

– Вы большой знаток человеческих душ! – коротко и недовольно ответил Леонардо.

– Ага! В таком случае позвольте, я скажу последнее…