Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 2"

Г Л А В А 8.

«Мы, Божьей милостью герцог Романьи, князь Андрии, повелитель Пьомбино и прочее, прочее, прочее…, Знаменосец Святейшей Римской Церкви и гонфалоньер-Капитан, дон Чезаре Боржа де Франча, повелеваю:

Всем наместникам, кастелланам, военачальникам, кондотьерам, оффичиалам, солдатам и нашим подданным – подателя сего пропуска, именитейшего и возлюбленнейшего, главного нашего Строителя и Зодчего, Леонардо да Винчи, принимать дружелюбно; пропуск чинить беспошлинный, усердно оказывать ему и тем, кто с ним, всякую помощь и содействие; по его желанию не препятствовать и дозволять осматривать крепости и замки; измерять всё им увиденное, что изволит. Владения наши поручаю воле вышеречённого Леонардо и всем строителям приказываю входить в его подчинение.

Дано в Павии, 21-го апреля 1500-го года от Рождества Христова, правления герцога Валентино, Верховного Покровителя древней Церковной области Святого Константина, в Романье. Cesar Dux Romandiolae», – это был пропуск Леонардо, позволявший ему беспрепятственное прохождение всех границ провинциальных республик и королевств Италии. Начался тяжёлый, кропотливый труд по составлению географической карты её северных территорий. Наряду с этим ему приходилось создавать новое оружие, отнимавшее у него много времени от топографических исследований. Никогда ещё он не работал так много и с таким размахом, как у дона Чезаре Борджа. И как ни странно, – Леонардо сам порой удивлялся этому – ему всё удавалось сделать вовремя. «По-видимому, – ловил он себя на мысли, – находясь на службе Людовико Сфорца придворным музыкантом, мне так опротивело обустраивать торжества и праздники чванливых вельмож, что такое количество работы я воспринимаю как священный источник живительного света!!!»

По рекомендации предусмотрительного дона Чезаре Борджа Леонардо начал составление географической карты с осмотра окрестностей провинции Пьемонт, через которую лежали все дороги из Франции в Италию. Путешествие по горным окрестностям вокруг Турина до французских границ было чрезвычайно трудным. Но до середины лета Леонардо, прикладывая неимоверные усилия, в одиночку, успел исследовать горный проход Коль-де-Фрейус и прилегавшие к нему труднопроходимые скалы с тропами диких животных; тщательно изучил горные перевалы Мон-Табора и Мон-Сениса и всю альпийскую цепь скал между ними; приграничную с Францией полосу Лигурийской провинции и долины притоков реки По, начиная от Танаро до Дориа-Рипария; и от Дориа-Рипария до границ Швейцарии, занеся на карту все дороги, тропы и даже самые трудные горные переходы. Он почти не спал, но как будто не замечал невыносимых условий. Двух приставленных к нему герцогом Валентино помощников Леонардо отослал в первую же неделю назад, в Павию, потому что они не отличались такой силой и выносливостью, как он, и не выдерживали нагрузки его переходов, не прекращавшихся им ни днём, ни ночью.

Во время этих переходов Леонардо задумался над летательным аппаратом вертикального взлёта, способным подниматься в воздух с помощью лопастей Архимедова винта и зависать над землёй. Он рассчитывал его сделать для лучшего обозрения местности, наносимую им на карту. Конструкция аппарата создавалась им на ходу, одновременно с конструкциями механических самоходных таранов и бомбардных панцирей на колёсах, приводимых в движение за счёт механизмов, управляемых кондотьерами пехоты. Их чертежи Леонардо зарисовывал, останавливаясь на непродолжительный отдых. В середине июля он представил герцогу Валентино собранный топографический материал, заодно показав и чертежи конструкций нового оружия, объяснив ему всю от них пользу.

– Я назвал их сухопутными галерами, – говорил Леонардо, указывая кончиком серебряного карандаша на выступающие под массивными панцирями похожих на черепах галер открытые бойницы, из которых, вместо вёсел, торчали жерла бомбард. – Их использование эффективно может применяться вместе с лёгкой пехотой или конницей… Например, в битве на открытом поле пехота выступает впереди них: она бросается на врага, а потом быстро отступает за сухопутные галеры, предоставляя им возможность очутиться в самой гуще неприятеля. Тогда находящиеся в них кондотьеры открывают бойницы, – они расположены по всей окружности бронированного панциря галеры, сделанного из дерева и железа, – и начинают стрельбу из бомбард легкими, разрывающимися фрагеликами, скашивая врага картечью!

– Но такие галеры легко можно разбить боевыми топорами! – возразил герцог Валентино, с любопытством разглядывая на рисунках овальные галеры, нарисованные в разрезе. – Достаточно выломать щиты бойниц, и дальше им не поможет и, обитая деревом, броня…

– Это невозможно сделать, ваша Светлость! – перебил его Леонардо, указывая на дополнительные ручки, нарисованные рядом с механизмом привода колёс галеры. – Вращая вот эти рукояти, кондотьеры, после залпа из бомбард, когда им понадобится время, чтобы их перезарядить, обезопасят галеры и себя тем, что приведут в действие защитные косы, которые, крутясь с достаточной скоростью по всей площади галеры, а также и над верхними люками, разрубят любого, кто приблизится к ней на расстояние вытянутой руки с мечом… Так что выломать щиты бойниц невозможно, ваша Светлость!..– улыбнулся он, видя, с каким удивлением герцог Валентино всматривается в прижатые к броне галеры косы. – Пока бомбарды стреляют, они плотно прижаты к броне! – предугадал он очередной вопрос герцога. – А как бомбарды перезаряжаются – косы вступают в действие, выдвигаясь на стальных стержнях, приводимые во вращение кондотьерами!.. И так постоянно…

– Выглядят устрашающе и непобедимо! – скривив уголки губ, дёрнул головой герцог Валентино. – Но это на рисунке, а как в деле?

– Прикажите вашим оружейникам помочь мне в их создании – и вы сами увидите их надёжность!

– А это что за странная конструкция с каким-то винтовым парусом? – указал герцог на рисунок летательного аппарата, лежавший рядом с рисунками и чертежами сухопутных галер.

– Воздушный винтокрыл, ваша Светлость, – пододвинул Леонардо рисунок к нему поближе.

– А он для чего?

– Я его придумал, чтобы облегчить себе труд в составлении географических карт провинций и вообще всей топографии Северной Италии, чтобы, глядя сверху на землю, можно было бы более точно отобразить на карте её местность! – немного стесняясь своей необычной выдумки, ответил Леонардо. – Правда, возможности такого винтокрыла, я думаю, гораздо шире: его можно использовать для разведки приближающихся войск неприятеля, наблюдая сверху за их перемещением; при взятии городов с его помощью можно выявить слабые укреплённые места их крепостей; а также винтокрылы могут принести немалую пользу, если с их помощью сбрасывать на головы неприятеля ручные фрагелики, – вспомнил он, как Зороастро, проявив находчивость, уже делал так, сбрасывая их сверху на солдат французского гарнизона, когда парил над ними на планокрыле.

– И что?.. Эта штуковина и впрямь будет летать, как ты говоришь?! – с восхищением, к которому явно подмешивалось его недоверие, спросил герцог Валентино.

Леонардо, дёрнув правой бровью, пожал плечами.

– Кто ж его знает?!.. – надув щёки, выдохнул он протяжно, решив, что правду сказать выгодней, чем соврать герцогу. – По законам механики, вроде бы как, должен полететь, но… – сделал он паузу. – Прежде чем я заставил свой планокрыл парить по воздуху, мне не раз пришлось упасть на нём в воду рек и заливов, над которыми я его испытывал.

Герцог Валентино задумался, разглядывая конструкцию нарисованного винтокрыла с разных сторон, крутя рисунок пальцами на столе.

– Ладно, – вздохнул он, кивнув на чертежи. – И его заодно делай!

К сожалению, сделать его Леонардо так и не пришлось. События развернулись для него таким образом, что только начал он постройку первого панциря боевой сухопутной галеры и остова винтокрыла, дон Чезаре Борджа отозвал его от дел для поездки в Романью и Тоскану, предоставив доделывать начатые им машины своим оружейным мастерам. Герцогу не терпелось до начала осени следующего, 1501-го года, подчинить все города и земли Церковной Области, считавшимися по праву принадлежащими ему, как гонфалоньеру Римской Католической Церкви.

Папской Апостолической Курией полагалось, что ещё Святым Константином (Великим – Равноапостольным) они были переданы в наследство первым христианам Рима, поэтому объединение Италии он намеревался начать с её возврата Ватикану. Перед военным захватом герцог Валентино поручил Леонардо сделать географические карты областей Романьи и Тосканы и отдельные чертежи крепостей их главных городов: Флоренции, Пьомбино, Ареццо, Ливорно, Пизы, Пьезаро, Чезено, Фаэнцы, Фано, Болоньи, Форли, Имоли, Равенны, Урбино и Сенегалия. Благодаря тому, что у герцога уже имелись старые карты этих провинций и городов, взятые им из архива Ватикана, составить новые Леонардо не представляло особой трудности. Ворота этих городов были открыты для него, и он, пользуясь услугами городских властей, предоставлявших ему помощников по предъявлению выданного ему церковным гонфалоньером пропуска и все условия для работы, заносил на карты те подробности крепостей, каналов и рвов, каких не было на картах, составленных в пору их давнего строительства; и никто из властителей городов и провинций, оказывавших ему любезные услуги, не подозревал, каким кровавым маревом вскоре обернётся для них, безобидное на первый взгляд, составление карт учёного, ставшего на время географом. Не подозревал этого и сам Леонардо, точнее, не подозревал масштаба кровавых расправ, которым в течение войны подвергнет герцог Валентино правителей захваченных городов и их защитников.

Вернувшись в Павию с завершёнными картами Церковной Области, Леонардо прямиком попал на испытание боевых сухопутных машин, уже сделанных к этому времени оружейниками герцога. Герцог сам проводил их испытания на берегу реки Тичино, вдали от людских селений. Тридцать сухопутных галер стояли в окружении войска деревянных истуканов, изображавших вражеских солдат. Леонардо с вышины холма наблюдал, как дон Чезаре Борджа отдавал команды своим кондотьерам, что и как делать. Машины, скрежеща железными колёсами, тяжело и медленно двигались вперёд сквозь строй деревянных истуканов, а бешено вращающиеся в разном направлении гигантские косы вдребезги разбивали их, превращая отдельные куски разбитого дерева в щепки; затем в панцире галер открылись бойницы – косы сразу прекратили своё бешеное вращение и плотно прижались к броне, – из бойниц выглянули жерла бомбард, и грохнул залп тридцати боевых машин: всё, что не было разрушено смертоносными косами, разметало по долине берега, превратив в пыль и прах и смешав с землёй. Дон Чезаре Борджа, его оружейники и кондотьеры ликовали от восторга. Леонардо пришпорил коня и, спустившись с холма, подъехал к герцогу.

– А, Леонардо!.. Друг! – восторженно бросился герцог его обнимать, когда он спешился. – Ты видел?!

– Видел, ваша Светлость!

– Ты настоящий чудо-изобретатель!.. Мы с тобой всю Италию в кулак возьмём! – подняв над головой правую руку, герцог сжал её в кулак. – С таким изобретателем, как ты, мне ничего не страшно!

– А я даже не поверил своим ушам, когда в Павийском дворце ваш секретерь Агапито доложил мне, что вы для испытания машин устраиваете здесь побоище, создав почти настоящие условия битвы! – радостно заулыбался Леонардо, ответно сжимая его в своих объятиях. – Сразу заспешил сюда!.. Кстати, вот географические карты… – отстранился он от герцога и снял с плеча висевший на ремне круглый пенал. – Здесь всё!.. И общая карта, включая Венецию, Трентино и Лигурию, и карты всех нужных вам городов!

Раскрыв пенал, герцог Валентино извлёк из них карты и начал внимательно их изучать. Леонардо тем временем, глядя на разбитые в пойме реки деревянные истуканы, как бы, между прочим, поинтересовался:

– А винтокрыл испытывали?

– Нет, – не отрываясь от карт, ответил Чезаре, – на него времени не хватило… Мои оружейники к нему даже не притронулись. Он в том же состоянии, в каком ты его оставил… Ай да карты!.. Каждая тропинка на ней!.. Каждая крепость до мельчайших подробностей! – восхищённо посмотрел он на Леонардо и, увидев его печальный вид, убавил пыл интонации. – Не огорчайся, Леонардо, – виновато прозвучал его голос. – Как только захватим Церковную Область, я дам тебе отпуск, помощников в придачу из моих мастеров-оружейников, и ты закончишь твою летучую машину! Никуда она от тебя не денется!

– Поскорее бы… – грустно вздохнул Леонардо, разочарованный тем, что услышал; увидев столько готовых боевых сухопутных галер, он подумал, что и винтокрыл уже готов к испытанию. – Поскорее бы!..

И герцог Валентино не заставил себя ждать. Дав Леонардо возможность отдохнуть несколько дней, он за это время собрал войско. В нём насчитывалось две тысячи его собственных кондотьеров, восемь тысяч – римских, присланных ему Папой Александром VI; и пять тысяч французских наёмников, пришедших к нему из Миланского гарнизона по приказу полковника Шарля д’Амбуаза, оставшегося там наместником короля Людовика XII после маршала Тревульцио. Имелась также у дона Чезаре Борджа и испанская сотня под командованием капитана Рамиро де Лорка, взятая им для казни непокорных. Погрузив сухопутные боевые галеры на большие повозки, специально изготовленные для их перевозки, обозы гонфалоньер-Капитана Римской Церкви, герцога Валентино, окольными дорогами, минуя главные дороги, в начале лета вышли к городу Фаэнца. Утром, 4-го июня, обложив город со всех сторон, герцог Валентино направил парламентёров к герцогу Асторре Манфреди, восемнадцатилетнему правителю Фаэнцы с требованием безоговорочно сдать город и подписать письменное от него отречение в пользу Римского Престола. Герцог Асторре Манфреди ответил отказом, отослав парламентёров назад, предварительно вымазав их грязью и разорвав одежду в мелкие лохмотья, – таким образом, он хотел показать, что ждёт герцога Валентино, если он не уберётся от стен города. Вслед за парламентёрами из городских ворот Фаэнцы стремглав вылетела боевая конница, которая, окружив боевые порядки римских кондотьеров, ринулась на них в атаку. Войска герцога Валентино под жестоким натиском конницы отступили, и с городских стен донеслось восторженное ликование осаждённых горожан. Герцог Асторре Манфреди наблюдал за ходом боя с крепостной стены вместе с ними. Они видели, как солдаты гонфалоньер-Капитана Римской Церкви трусливо бежали за какие-то большие, круглые и медленно движущиеся сами по себе, без людей и лошадей, защитные повозки, напоминающие своим внешним видом гигантских черепах. Конница быстро и без труда окружила и эти самодвижущиеся крепости, – и тут всех горожан, наблюдавших со стен города за ходом битвы, охватил ужас: рассекая воздух режущим свистом, вокруг железных повозок засверкали бешено вращающиеся косы, начавшие кромсать на куски лошадей и всадников. Куски плоти и брызги кровавых фонтанов взмыли в воздух над плотными рядами конницы. Возникло смятение. Кто не попал под смертоносные косы этих движущихся крепостей, тот развернул коней, чтобы отойти от них подальше и быть вне их досягаемости, но и это их не спасло. Как только вокруг железных повозок образовалась пустота, и косы перестали кромсать живую плоть коней и всадников, они прекратили своё бешеное вращение и плотно прижались к броне движущихся крепостей; вместо них из неожиданно открытых бойниц выглянули стволы бомбард, засверкавшие на солнце, – и грохнул мощный пушечный залп. Вновь раздалось ржание коней и крики умирающих защитников Фаэнцы. Свинцово-белый дым от выстрелов бомбард окутал поле битвы. Двухтысячная конница герцога Валентино по его команде ринулась в атаку на помощь римской и французской пехоте, и когда пороховой дым от бомбардных залпов рассеялся над полем, то с крепостных стен жители города увидели, что всё кончено: битва проиграна! Жалкие остатки их конницы торопливо удирали от преследовавшего их врага к крепостным воротам, чтобы скрыться за стенами города. А уже в полдень из городских ворот Фаэнцы почётным эскортом навстречу герцогу Валентино выехал сам герцог Асторре Манфреди и торжественно поднёс ему Ключ от города; затем он подписал бумагу об отречении от города в пользу Папского Престола. Дон Чезаре Борджа помиловал молодого герцога Асторре Манфреди, но под усиленной охраной отправил его в Рим, в тюрьму Св. Ангела. Правителем же и главным гонфалоньером Фаэнцы он объявил себя.

По окончании этой, торжественной, процедуры за дело взялась испанская сотня Рамиро де Лорка, начав казнить тех, кто из толпы горожан высказал своё несогласие по поводу самопровозглашения герцога Валентино единым правителем города и его Апостолической Курии. Площадь перед городской ратушей была залита кровью и завалена трупами обезглавленных горожан, чьи головы валялись в беспорядке на камнях мостовой; кондотьеры пинали их, чтобы они не мешались под ногами, когда им приходилось казнить новых горожан, которых волокли к месту казни. Фаэнцу охватил такой страх, что её жители надолго замолчали, боясь даже с почтением произносить вслух имя нового правителя города. Слух об этих зверствах герцога Валентино быстро распространился по всей Романье и за её пределы, но самым, пожалуй, главным в этих слухах было то, – и дон Чезаре Борджа сам усиленно заботился об этом в распространяемых слухах, – что на захват новых городов вместе с ним и его войском идёт Леонардо да Винчи, изобретатель и учёный, перед которым никакая крепость города не имеет защиты. Все правители непокорённых городов, кто ранее оказывал помощь и содействие мастеру, предоставляя ему осматривать крепости и городские укрепления, теперь поняли хитроумный план гонфалоньер-Капитана Римской Церкви и пришли в ужас, понимая, что перед таким изобретателем и учёным, как Леонардо да Винчи, никакие городские стены их не спасут.

Подтверждением этого стало взятие города Урбино. Леонардо применил здесь подводный колокол, позволивший ему под покровом темноты незаметно пересечь ров и под водой перенести к городским шлюзам плотно закупоренные бочки с порохом и готовыми к взрыву бомбардными фрагеликами; в закрытых бутылках он перевёз к ним фитили и кремниевое огниво. Подготовив бочки к взрыву, установив их на выступах крепостного фундамента, он поджёг фитили и спокойно удалился по дну на обратную сторону. Взрыв грохнул такой, что не только шлюзы разлетелись вдребезги, но и рухнула часть крепостной стены, а также механизмы подъёмного моста, находившиеся рядом с механизмами подъёма шлюзов. Городской мост вместе с разрушающейся стеной рухнул через ров, открыв войску герцога Валентино прямую дорогу в город; одновременно с этим на улицы Урбино изо рва хлынули потоки воды. Пробудившиеся от взрыва жители города в страхе выбегали из домов, а защитники крепости отказались сражаться с ворвавшимися в неё войсками герцога Валентино, сложив перед ними оружие. Правитель Урбино, герцог Гвидобальдо, чтобы не быть схваченным кондотьерами гонфалоньер-Капитана, бежал из Урбинского замка, бросив семью и даже не успев одеться, в одном нижнем белье; вместе с ним бежал и венецианский полководец Баттисто Карачоло, военный атташе из Венеции, так же бросивший впопыхах, как и урбинский герцог, свою жену и её сестру-монахиню, сопровождавшую её в этой дипломатической поездке к герцогу Гвидобальдо. Взяв в заложники семью урбинского герцога, дон Чезаре Борджа отправил их, как и правителя Фаэнцы, герцога Асторре Манфреди, в Рим, в тюрьму Св. Ангела.

Супругу же венецианского полководца, мадонну Доротею, и её пятнадцатилетнюю сестру-монахиню, Марию, герцог Валентино тайно оставил при себе, как наложниц, впоследствии желая их использовать в политических интригах против властителей Яснейшей Республики Венеция. Урбинское герцогство подверглось таким же жестоким казням, что и город Фаэнца. Испанская сотня Рамиро де Лорка и здесь лютовала от души, надолго заставив замолчать его недовольных жителей.

Вслед за таким жестоким и разрушительным взятием Урбино последовал город Форли. Его благороднейшая правительница, герцогиня Катарина Сфорца, сестра бывшего Медиоланского герцога Людовико Сфорца, у которого почти двадцать лет состоял на службе Леонардо, не желая разрушений и казней, добровольно сдала город герцогу Валентино, взяв с него слово, что он оставит её вместе с ребёнком в родном замке. Однако, дав ей обещание, что не причинит ни ей, ни жителям города ничего плохого, дон Чезаре Борджа данного обещания не сдержал. Герцогиню и её ребёнка он так же, как и правителей других захваченных им городов, отправил под охраной в Рим, в тюрьму Св. Ангела; жителей же города Форли отдал на расправу испанской сотне Рамиро де Лорка. И опять полилась кровь невинных граждан. На этот раз Леонардо не выдержал безосновательного кровавого произвола герцога Валентино и открыто высказал ему это в глаза.

– Я начинаю сожалеть о том, что дал согласие помогать вам! – гневно выкрикнул он на военном совете, когда обсуждался новый план захвата городов Чезены и Пезаро; разговор проходил в стенах аудиенц-зала герцогского замка Сфорцеско. – Вы ведёте себя не как благородный рыцарь гонфалоньер-Капитан Римской Католической Церкви, высокие духовные качества которого должны соответствовать его статусу, а как обыкновенный прожорливый падальщик, посылающий впереди себя стаю голодных гиен под названием «испанская сотня»!.. Не только способность нагонять на людей страх, но и благородство может быть оружием для их подчинения…– не мог остановиться возмущённый Леонардо. – Я не вижу причин, по каким вы сослали невинную Катарину Сфорца вместе с её ребёнком в тюрьму Св. Ангела!.. Зачем тайно удерживаете при себе жену венецианского атташе Баттисто Карачоло и её сестру-монахиню? Зачем глумитесь над ними, как над наложницами?.. – запнулся он и, переведя дух, закончил: – Если в новых захваченных городах будет так же бессовестно проявляться ваше коварство и беспричинно литься кровь невинных людей, то я, ваша Светлость, вместе с ними положу свою голову под меч вашего испанского бешеного пса Рамиро де Лорка!

Герцог Валентино спокойно выслушал его, не поведя ни бровью, ни веком, не изменив безмятежного взгляда на ненависть.

– Меня всегда восхищало ваше жизнелюбие, как исследователя и учёного, мессере Леонардо, и умение бесстрашно жертвовать своей жизнью, что, безусловно, является самым трудным для жизнелюбивого человека! – с мягким и чуточку даже ленивым спокойствием растягивал он слова. – Признаюсь: зная о том, как вы разговаривали с Людовико Сфорца, я уже заранее был готов к тому, что вы и со мной, в конце концов, поведёте себя таким же образом… И только потому, что я глубоко люблю вас, и сейчас, благодаря одержанным победам, нахожусь в прекрасном настроении, я прощаю вам эту дерзкую выходку и вспыльчивую неразборчивость слов, – признак, как я вижу, не только людей с примитивным уровнем сознания, но и людей умных, с завышенной требовательностью к правде… И бесстрашных, что их делает прямолинейными!.. Но прямолинейность, мессере Леонардо, пусть даже искренняя, как правило, – это инструмент, чуждый политике! Я, будучи всегда при Дворе своего отца – как королевского, так и в Ватикане, – с малых лет следил за разговорами государственных вельможных политиков и пришёл к выводу, что ни один из них, даже беря во внимание их мировой авторитет, таковым не является!.. – он увидел удивлённые взгляды своего окружения и усмехнулся. – Да, именно так!.. Человек, рассуждающий о политике и принимающий в ней участие, может быть кем угодно: прекрасным архитектором, непревзойдённым учёным, талантливейшим полководцем и даже выдающимся политиком, но при этом, несмотря на все его индивидуальные качества, он всё равно будет оставаться бездарным политиком, так как вовремя не может сообразить, что находится в плену иллюзий, и его авторитет признаётся только такими же бездарями, как и он… Никто из них не знает того закона, что знаю я: люди, да и всё человечество в целом постоянно блуждает по лабиринту заблуждений, постоянно занимаясь в нём переоценкой ценностей, приобретая таким образом жизненный опыт и политическую мудрость… Только делают они это на смене поколений, когда начинают терять то, чему они не придавали значения или, напротив, считали бесполезным, а то и вредным и даже презирали… Потом, с потерей этого «бесполезного, вредного и презренного», к ним вдруг приходит озарение, что утеряли-то они самое дорогое для них и ценное, как, например, Иисуса Христа или Римскую Империю… Я же склонен, блуждая по лабиринтам своих заблуждений и иллюзий, заниматься их переоценкой немедленно, при жизни, что даёт мне право прощать таких, как вы, Леонардо! – в упор посмотрел он на мастера открытым и беззлобным взглядом и перешёл на дружеское «ты». – В твоём поведении, мой друг Леонардо, проявляется великое благородство, но ты, как я уже говорил, при всей твоей учёной одарённости в науках, всё-таки не политик…

– Для того чтобы понять, что моё имя используется в целях запугивания жителей городов, не надо быть политиком! – нетерпеливо перебил его Леонардо. – Если у вас имеется мудрость прощать меня за то, что другой на вашем месте никоим образом не простил бы мне, то я смею думать, что вы с такой же проницательностью можете воспользоваться вашим прощением для пощады невинных!.. Я полагаю, что это не те жертвы, о которых вы мне говорили во время нашего договора…

– Мой друг, Леонардо! – резко перебил его Чезаре Борджа, видя, что в своём стремлении достичь цели, он сейчас может совершить непоправимую ошибку, выдав тайну их разговора в Ваприо, когда он предлагал мастеру поступить к нему на службу; Леонардо, похоже, понял его резкий выкрик, запнулся и дальше речи не продолжил. – Мой друг, Леонардо, – уже более мягко повторил дон Чезаре, – вы устали… Вам требуется отдых!.. Я предлагаю вам отправиться на Адриатическое побережье в крепость Кастель-Болоньезе и заняться там обустройством морской гавани Порто-Чезенатико, после чего у вас появится возможность отправиться в отпуск на полгода к вашим родным и близким на родину в Винчи, где вас давно заждались ваши ученики и друзья!.. – он подошёл к Леонардо и протянул ему руку. – Действительно, хватит вам мотаться по военным походам, вы и так много сделали для меня, мой друг! Отправляйтесь же в Кастель-Болоньезе… А о вашем предложении проявить милосердие к невинным – я подумаю!

Ответив герцогу Валентино крепким рукопожатием, от чего у того хрустнули кости и он, исказившись гримасой, чуть не вскрикнул от боли, Леонардо едва приклонил голову.

– Благодарю, ваша Светлость! – прозвучал его твёрдый голос.

В аудиенц-зале весь комиссариат военного совета замер в оцепенении страха, ожидая на этот раз от герцога Валентино взрыва ярости, – того же ожидал и Леонардо, поняв, что герцог отсылает его от себя, чтобы и дальше безнаказанно использовать его имя в целях запугивания жителей не захваченных ещё им городов. В это мгновение Леонардо и в самом деле предпочёл, чтобы герцог его казнил. Идя к нему на службу, он думал, что предусмотрел всё, но он никак не подозревал, что герцог Валентино расставит для него такие грязные сети и капканы, из которых его имени чистым не выбраться. Он предвидел, что ему ещё грозит пережить чёрный позор, связанный с использованием его имени в политических интригах герцога, и готов был умереть. Герцог Валентино, вопреки его ожиданию и ожиданию военачальников, не впал в гнев и на этот раз, а разминая пальцы, всего лишь дёрнув уголками губ, сдержанно, беззлобно усмехнулся.

– И впрямь остаётся удивляться, как вы, мессере Леонардо, такими стальными руками создаёте шедевры! – с вполне искренней интонацией в голосе произнёс он.

Глядя на его непроницаемую маску на лице, Леонардо понял, что этого вдвое моложе него человека ему не переиграть. Уходя, он думал, что ещё ни разу в жизни ему не доводилось встречать такого политика, как дона Чезаре Борджа, способного в любой ситуации постоянно вызывать восхищение абсолютным умением владеть собой…

**** **** ****

Крепость Кастель-Болоньезе представляла собой древнее разрушенное строение на окраине города Порто-Чезенатико, защищавшее когда-то его со стороны моря от вражеского нападения морских судов. Получив от казначеев герцога Валентино всё необходимое: деньги и документы, предоставляющие открытие строительства, – Леонардо отправился в Порто-Чезенатико. В этой поездке его сопровождали несколько военных строителей из когорты поверенного дона Чезаре Борджа и начальника его военных лагерей Бартоломео Капраника. Перед отъездом он узнал, что герцог Валентино на его место пригласил из Рима его давнего знакомого, архитектора и художника, Браманте, с которым у него были весьма неплохие отношения ещё в бытность, когда они вместе состояли на службе герцога Людовико Сфорца. Это известие никак не отразилось на его самолюбии, а скорее удивило таким выбором герцога, потому что приглашённый из Рима мастер ничего не смыслил в военной механике; разве что разбирался в военном строительстве…

Прибыв на место крепости Кастель-Болоньезе, Леонардо немедленно приступил к работе, проявив в ней всю свойственную ему требовательность, самоотдачу и тщательность в доводке самых незначительных деталей строительства. Нанятые им рабочие трудились посменно, по двенадцать часов, не прерывая круглосуточной работы. Вместе с ним принимал участие в строительстве и он, как всегда, отводя себе для сна всего лишь три-четыре часа в сутки, заботясь о том, чтобы ночью гавань хорошо была освещена огнями сделанных им маяков. К началу апреля 1502-го года, в удивительно короткий срок, строительство гавани Порто-Чезенатико было закончено, и всеми видевшими её архитекторами-строителями, современниками Леонардо, признано, что она самая лучшая из всех на Адриатическом побережье Италии.

К этому времени дон Чезаре Борджа, по-прежнему используя его имя, завоёвывал города. Леонардо лишь беспомощно выслушивал эти известия от разных людей, приходивших и приезжавших в Порто-Чезенатико. Почти вся Романья уже была завоёвана Чезаре: его военная ставка находилась в городе Чезена. Не желая видеться с ним, Леонардо отправился в обещанный герцогом отпуск, даже не удосужившись получить от его казначеев причитавшейся ему выплаты за строительство гавани, оставив её получение на потом. Он обошёлся теми деньгами, что у него оставались за изобретения военных машин и составление географических карт, прямиком отправившись из Порто-Чезенатико во Флоренцию. Ему не терпелось поскорее увидеть Винчи, родину своего детства, которую он не видел уже тридцать семь лет и где уже два года дожидались его возвращения его ученики, Матурина и Зороастро. Как-то они там? Он торопился.