Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 2"

– Французы не настолько глупы, чтобы оставаться в Милане, – подытожил он свои размышления. – Они храбрые воины, но одной храбрости для победы мало!.. Надо ещё и уметь тяжёлую ситуацию развернуть в свою пользу, а такого шанса у них не было: оставшись в Милане, они были бы зажаты с двух сторон – с одной стороны герцог Людовико Сфорца с войском; с другой – разъярённые миланцы. И если бы они снова спрятались за стенами Кастелло ди Порта-Джовиа, то через несколько дней голод заставил бы их сложить оружие и сдаться на милость победителя, так как все продовольственные и пороховые подвалы замка затоплены водой из Мёртвого рва…

В это же утро 4-го февраля 1500-го года в окружении австрийских и швейцарских наёмников торжественным эскортом в Милан въехал герцог Людовико Сфорца. Леонардо не вернулся в город, в Академию, а предпочёл вместе с учениками остаться в Ваприо, пользуясь гостеприимством Джироламо Мельци. Ему очень любопытно было знать, как поведёт себя герцог Валентино, ведь управлять Ломбардией вернулся герцог Людовико Сфорца, – теперь уже злейший враг Первосвященника Римской Католической Церкви, Папы римского Александра VI Борджа, чьим младшим сыном являлся дон Чезаре, герцог Валентино.

– Политика порой преподносит такие сюрпризы, что только диву даёшься её непредсказуемости! – сказал он однажды, ужиная за столом, в вечерней беседе с Джироламо Мельци. – Предполагаю, что ничем хорошим возвращение Людовико Сфорца на Медиоланский Престол ему не обернётся! Людовик XII, узнав о том, как в Милане обошлись с маршалом Тревульцио и французским гарнизоном, обязательно вышлет сюда свои войска… Но вот как поведёт себя в этом случае герцог Валентино?!..

Ответ на его вопрос был дан ему на третий день после этого разговора: почтовый курьер из Павии, приехавший в Ваприо с письмами для местных жителей, сообщил, что герцог Валентино снялся с войском с зимних квартир и, покинув Павийский замок семьи Галеаццо, отправился в Романью. Леонардо пребывал в растерянности: его сомнения в правильности принятия решения пойти на службу к дону Чезаре Борджа теперь обернулись для него сожалением. Он понял, что с таким политиком и полководцем, как гонфалоньер Римской Католической Церкви, стоит сотрудничать, ибо, несмотря на его молодой возраст и изуверство характера, он отличался от ему подобных людей поразительным умом и выдержкой.

– «Страшный человек!» – о нём говорят, – вслух размышлял он, оставшись один в своей комнате в доме Мельци. – Да, действительно, страшный!.. Убил родного брата, ещё раньше, в детстве, придворного камерария; кровосмесительствует с родной сестрой по очереди с отцом… Но вряд ли его можно обвинять с таким пристрастием, потому что вырос он в змеином клубке и перенимает образ поведения тех, кто его воспитывал – это они в первую очередь виноваты в том, что он такой; и именно они наиболее страшны, потому что под королевскими коронами и митрами служителей Христа они скрывают свои подлинные лица дьявольских слуг, нацепив на губы обольстительные улыбки лицемерия. Я видел его глаза – они могут любого заставить испытать страх! Но в них я увидел и то, чего, я думаю, ещё не видел никто: тоскливое желание иметь настоящего друга, о котором, как я полагаю, он мечтает с детства… И этим другом мог бы стать я!.. Но, кажется, – сокрушённо посетовал Леонардо, – я опоздал!..

Однако уже на следующий день его переживания обернулись для него таким волнением, что он с трудом справлялся с охватившей его дрожью и долго потом вспоминал о ней с ощущением холода в сердце. Весенний мартовский вечер следующего дня всё академическое семейство, включая хозяина имения и его маленького сына, пользуясь прекрасной погодой, проводило на улице, в беседке фруктового сада, развлекая себя, как всегда, самым любимым занятием: рассказами необыкновенных легенд, историй и сказок, которые они охотно рассказывали друг другу. Их развлечение было прервано внезапным появлением неизвестных кондотьеров, одетых в чёрные плащи. В темноте они походили на чёрные тени, окружившие беседку и нацелившие на её умолкнувших обитателей арбалеты, аркебузы и, приставив к горлу мечи. Джироламо Мельцы и Леонардо были без оружия, потому что и представить себе не могли, что их весёлый вечер внезапно прервётся таким неожиданным на них нападением. Они беспомощно смотрели на окружавших их солдат, пытаясь различить в темноте их принадлежность войску, но из-за плащей, прикрывающих гербы на нагрудниках лат, им этого сделать не удалось. Леонардо подумал, что, скорее всего, это были никакие не солдаты, а обыкновенные разбойники, каких с начала войны Людовика XII против Людовико Сфорца на дорогах Ломбардии развелось, как бездомных собак. Безысходно они ожидали самого худшего… Маленький Франческо заплакал и, подбежав к отцу, обнял его и прижался, пряча от страха лицо в складках его одежды.

– Что хотите? – мрачно спросил Леонардо неизвестных. – Кто вы?.. И зачем пришли?..

Но его вопрос остался без ответа. Тогда, выждав паузу, Леонардо снова заговорил:

– Возьмите у нас всё, что пожелаете, и уходите!..

– Детей не убивайте, – попросил неизвестных Джироламо, – оставьте им жизнь…

– … и нам она тоже не помешает, – укреплялся Леонардо в вере, что разбойники пришли не за тем, чтобы их убить; они за то время, что, окружив их, уже несколько раз могли бы это сделать. – Какого чёрта молчите?!.. – начал он выходить из себя. – Хотите денег – так и скажите!.. Я их вам принесу, но только потом убирайтесь!.. Матурина, Марко…

Но его обращение оборвалось появлением в беседке человека, облачённого с головы до ног в доспехи и прикрытого дорожным плащом; его голову закрывал шлем, защищавший лицо от взглядов посторонних.

– Я вижу, что у вас нет намерений, нас убивать! – резко выпалил ему Леонардо. – Что вам надо от нас?!.. Я учёный, а это мои ученики и друзья… Мы не принимаем участия в войнах, очевидно, что вы нас с кем-то спутали!

Человек в доспехах кивнул солдатам, и они, окружив одного Леонардо, тыкая его в спину мечами, вывели из беседки, и повели к калитке сада. Вслед за ним бросился Андреа Салаино, но у края беседки один из солдат поставил ему подножку, и он, упав лицом на землю, заплакал.

– Учитель, пусть они убьют меня вместе с тобой! – крикнул он с такой горечью, что у Леонардо сжалось сердце.

Заскрипев зубами и сжав кулаки, он скользнул взглядом по любимому ученику и остановил его на солдате, поставившем ему подножку. Внимательно в него вглядевшись, он медленно процедил:

– Я запомнил тебя… Если я останусь жив, – берегись, воин! – и, развернувшись, пошёл дальше.

Выйдя из сада на улицу, Леонардо увидел конный эскорт, окружавший упряжь из попарно запряжённых шести лошадей, с огромной, похожей на королевскую, каретой. Шедшие позади него солдаты подтолкнули его к ней, и, повинуясь, он подумал, что, скорее всего, за ним приехал член тайного совета миланского Двора Людовико Сфорца, сире Амброджо да Розате. В Ваприо дошли слухи, что после наводнения, от которого пострадала в монастыре Мария делле Грацие его «Тайная Вечеря», в замке Кастелло ди Порта-Джовиа такой же участи подверглась галерея архитектора и художника Браманте, работавшего там, как и Леонардо, по приглашению герцога. «Наверное, ей требуется ремонт, – осенила его мысль, когда он глянул на карету. – И ничего лучшего, чем прислать за мной тайного советника, Людовико Сфорца придумать, конечно, не мог… А этому тайному олуху только дай явиться ночью и начать пугать людей! – обернулся он и недовольно посмотрел на облачённого в доспехи человека. При приближении Леонардо к карете из неё вышел разодетый в изящный камзол и дутые панталоны багряного цвета вельможа: его шею обрамлял ажурный широкий испанский воротник, на голову был одет одутловатый, со сборками багряный берет, украшенный перьями розового фламинго. К удивлению мастера, вельможа повёл себя как лакей. Он открыл перед ним дверцу кареты и с учтивым поклоном пригласил в неё войти. Леонардо повиновался. За ним в карету вошёл и человек в доспехах. Внутри она освещалась красивой серебряной с позолотой масляной лампой. Усевшись на обитые замшей кресла, Леонардо и незнакомец долго и, молча, смотрели друг на друга, не отводя глаз. Эскорт, опять-таки к удивлению мастера, не тронулся с места. Леонардо скользнул по фигуре незнакомца взглядом и увидел на его сапогах шпоры. «Не в карете он едет, а конным верхом, – усмехнулся он, чуть дёрнув уголком губ. – А его роль в карете исполняет лакей, разодетый в вельможу…»

– Чему вы улыбаетесь? – услышал он приглушённый от шлема на голове, но показавшийся ему знакомым голос.

– Вы настолько таинственны, что я удивляюсь, как среди такого тумана ваших тайн вы находите свою засекреченную особу! – уже открыто усмехнулся Леонардо.

Незнакомец от души рассмеялся и снял с головы шлем – перед Леонардо сидел дон Чезаре Борджа, герцог Валентино. Он смеялся так, как смеются дети, просто и без зла. У Леонардо брови взметнулись на лоб и округлились глаза.

– Герцог?!.. Позвольте!.. – с трудом справился он с волнением. – Но вы, же из Павии отбыли в Романью!.. Рассказывали, что даже с войском…

– Туда, мессере Леонардо, отбыл мой верный слуга и оруженосец Августо, с которым, благодаря вставшей между вами стене отчуждения, вы тесно подружились! – продолжал смеяться герцог Валентино. – Он надел мою одежду, доспехи, шлем, в котором его никто не узнал, и с частью войска ушёл из Павии в Романью, в город Фаэнца. Там он будет ожидать моего прибытия.

– А зачем вы остались здесь?!

– Государственные дела обязывают меня к этому… Вот с вами, например, мне захотелось повидаться!.. Чем не причина?!

Леонардо нахмурился.

– Неужели для этого надо было устраивать весь этот таинственный ночной маскарад? – недовольно сверкнул он глазами. – Достаточно было прислать ко мне вашего тайного курьера или кубикулария, если уж государственные дела обязывают вас быть скрытным! Назначили бы мне место встречи, как это я когда-то сделал вам, и я бы пришёл туда…

– Вы правы, мессере Леонардо, – мягко улыбался герцог Валентино. – Так было бы учтивее по отношению к вам и вашим ученикам, но у меня не было уверенности в том, что вы придёте на место назначенной встречи!.. Не забывайте, как мы с вами расстались: вы на моё предложение ответили, что будете ждать вразумления Бога, а это равносильно отказу, ибо Бог вечен, и его неторопливость, с которой он вселяет в человека мудрость, может длиться бесконечно долго!.. Я так долго ждать не могу!.. А потом ваш отказ прийти на место назначенной мной встречи, разумеется, оскорбил бы меня, и, беря во внимание то, что наше с вами происхождение не позволило бы нам встретиться в поединке, чтобы я мог отстоять свою оскорблённую честь, то мне пришлось бы с помощью наёмных убийц просто вас убить!.. – он сделал паузу и с тяжёлым выдохом добавил: – Чего я никак не желаю!..

– Благодарю, ваша Светлость! Я не учёл этого… Но, если вы при первой нашей встрече и расставании поняли, что мой ответ прозвучал вам как отказ, то почему вы разыскали меня и решили вновь встретиться?

– Чтобы украсть вас! – откровенно прозвучал ответ продолжавшего улыбаться герцога Валентино.

Леонардо растерялся, на его губах появилась неестественная улыбка, а в глазах недоверие.

– Нечто подобное со мной уже случалось около двадцати лет назад во Флоренции, – пробормотал он. – Сирийский диодарий мечтал видеть меня в повиновении у него рабом… Вы шутите, ваша Светлость?!

– Ничуть! Людовик XII мечтает вам предложить должность при его дворе с жалованием, намного превышающим то, что выплачивал вам герцог Людовико Сфорца.

– Но я уже говорил вам…

– Знаю! – резко оборвал Леонардо герцог. – Но речь идёт о таких деньгах, что ваша память о Карле VIII и о том, какого презрения вы удостоились от соотечественников после небольших ему услуг, может на время в вас уснуть, дав возможность вам насладиться той суммой договора, которую полагает предложить вам Людовик XII!..

– Да-а!.. Наивно было бы думать, что такой человек, как вы, будет делать что-нибудь просто так!

– Я рад, что вы поняли это! Я не могу позволить, чтобы вы, несмотря на моё полное вам доверие, – ведь вы не Святой, верно? – и вполне можете подвергнуться искушению: пойти на службу к враждебному королю Италии!

– Но тогда зачем вы разыграли эту интригу с новарским легионом?! Зачем помогли ему войти в Милан, воспользовавшись подходом войска Людовико Сфорца, и освободить из города осаждённый французский гарнизон?! – в недоумении воскликнул Леонардо и тут же замер, поняв, что сказал лишнее; от собственной невоздержанности его обдало холодом.

У герцога Валентино глаза сузились и, снова став по-змеиному холодными и неподвижными, принялись жалить, переставшего дышать, мастера. Он приблизился к его лицу, долго смотрел в глаза, потом, откинувшись на замшевую подушку кресла, закинул ногу на ногу и, вращая носком, задумчиво вздохнул.

– Чем больше вас узнаю, тем вы мне интересней! – улыбнулся он прежней безмятежной улыбкой. – Мне доводилось видеть проницательных людей, но с таким ясновидением, как у вас…

– Перестаньте, ваша Светлость! – вернув себе самообладание, уверенно перебил его Леонардо. – Любой мало-мальски мыслящий человек догадался бы об этом…

– Но ещё никто не догадался об этом, кроме вас! – оборвал его герцог. – Из чего я делаю вывод, что на любой ваш вопрос можно вообще не отвечать, так как вы всё равно знаете на них ответы… А вопросы задаёте только лишь с целью убедиться в правильности уже знаемого вами ответа!

– Представьте себе: я их не знаю! – развёл Леонардо руками.

Герцог Валентино опять от души рассмеялся.

– Вот и я не знаю, чем мне обернётся это впоследствии, – тоже развёл он руками, – но я впервые в жизни чувствую, что мне не хочется обманывать!.. Да-да, именно обманывать! И обманывать вас, мессере Леонардо! У нас с вами происходит такой открытый откровениями разговор, что портить его ложью совсем не хочется! – он перевёл дыхание и, сменив положение ног, закинув теперь другую ногу на ногу, уже спокойно продолжил: – Я говорил вам, что моя цель – это объединение Италии…

– Да!

– … Вы спрашиваете меня: зачем я затеял эту интригу с наваррским легионом и спасением осаждённого в Милане французского гарнизона?!.. Отвечаю: герцог Людовико Сфорца, какой бы ни был тиран, – он для миланцев и ломбардийцев свой, итальянец! И совсем другое для них – протекторат чужеземного короля!.. Дни Людовико Сфорца сочтены, его швейцарские наёмники уже подкуплены маршалом Тревульцио, а из Франции сюда опять идёт король Людовик XII с войском – Милан будет отдан на разграбление и сожжён!

– Так в чём же добродетель?!.. Какое к чёрту тут объединение?! – вспылил Леонардо.

– Вот теперь я вижу, что вы действительно не ясновидец! – усмехнулся герцог Валентино. – И к тому же, слава Богу, никогда не были продажным торговцем…

– Что вы имеете в виду?!

– То, что торговец, чтобы получить больше прибыли, жертвует для этого определённую, но малую долю денег… Политик же – это тот же самый торговец, только вместо торговой лавки у него государство; а вместо денег – человеческие жизни! И вот, чтобы улучшить условия жизни людей в своём государстве, политик вынужден жертвовать частью этих жизней, – и только в этом случае будет процветание государства и живущих в нём последующих поколений! Это тяжёлое испытание и для политика, и для граждан его отечества, потому что, идя на чрезвычайный риск, здравомыслящий политик понимает, что он, – как и торговец, рискующий вкладывать деньги в новое предприятие, не имеющего гарантий на успех и способного разориться, – жертвуя людьми, может прийти к краху сам, а также привести к краху государство… – он усмехнулся. – А так как Италия давно находится в состоянии краха, раздроблена на провинции, которыми правят тщедушные корольки и имеет лишь условность государства, – я в этом случае ничем не рискую! Время тщедушных верховных правителей обязательно подойдёт к концу, и это понимает любой здравомыслящий итальянец, желающий видеть Родину единой и могущественной, какой она была раньше! А для этого, как это не покажется страшным мракобесием, необходимо пожертвовать в первую очередь жизнью этих провинциальных королей, так как ни один из них, ни за что не согласится добровольно отдать своей власти в угоду одного – единого государственного Властителя! И первым среди этих жертв будет герцог Людовико Сфорца! – он махнул рукой. – Прогонит ли его из Ломбардии Людовик XII или же его королевские наёмники убьют Великого герцога в бою, или же пленят для последующей казни – это не суть важно!.. Важно другое: ломбардийцы и миланцы с возвращением Людовика XII попадут на долгое время под управление французской короны, которое будет ими восприниматься через топчущий их сапог французского солдата, что, безусловно, заставит их возненавидеть французов и французскую корону! Глядя на них, люди из других провинций устрашатся их участи. И мы с тобой, Леонардо, используем их страх в свою пользу: заставим людей сбросить с Престолов местных корольков, и затем, объединив их под одним знаменем гонфалоньера Церкви, пойдём на французов, где местное население, узнав о нашем приближении, сразу поднимет против них восстание, и нас будет встречать, как своих освободителей!

Леонардо слушал его, затаив дыхание, беспрестанно удивляясь, как у такого ещё совсем молодого человека в голове имеется столько политически мудрого авантюризма. Он чувствовал, что у него на голове шевелятся волосы, а глаза не справляются с тем, чтобы не выдать сквозившее в них изумление.

– А сейчас мне необходимо быть другом и Людовика XII, и итальянского народа! – как бы, между прочим, оговорился герцог Валентино, видя, какое впечатление он произвёл на собеседника. – От того-то я тайно и помог наваррскому легиону, чтобы он пришёл на помощь освобождённому французскому гарнизону в Милане, потому что никто из французов не должен меня заподозрить в антипатиях к ним!.. Одновременно с этим я не выступил на их стороне, что делает меня привлекательным в глазах миланцев и всех ломбардийцев! – его взгляд снова стал неподвижным и жалящим. – Как видите, мессере Леонардо, всё, что вы услышали… Такое рассказывают только человеку, которому всецело доверяют!

– Это-то меня и удручает, – покачал головой Леонардо. – Политик вы, несмотря на ваш юный возраст, просто дьявольский! – пусть не обижает вас моё определение!.. Но вы, когда вас слушаешь, действительно вселяете ужас… Меня интересует ещё один вопрос, а точнее… два вопроса… – к одному выброшенному из кулака пальцу он добавил второй, вопросительно посмотрев на герцога.

– Я слушаю.

– Судя по вашему разговору, ваша Светлость, я вам нужен не только как механик, но и ещё для чего-то, о чем вы не договариваете… Мне хотелось бы знать: зачем?!.. Это первый вопрос…

– Отвечу сразу!.. – не дал договорить ему герцог Валентино. – Я слышал, как вы вели себя во Флоренции четыре года назад, когда противостояли Священному воинству фра Джироламо Савонаролы!.. Мне помимо механика нужен ещё и смелый, решительный советник, каких у меня, к слову сказать, вообще нет! В вас я вижу все необходимые качества, удивительно соединившиеся в одном человеке: вы и механик, и учёный мудрец, и храбрый воин, умеющий правильно оценить сложившуюся ситуацию и не дрогнуть во время смертельной опасности, с которыми, насколько я знаю, вам уже не раз приходилось сталкиваться!.. Но, пожалуй, самым лучшим вашим преимуществом, мессере Леонардо, является ваше происхождение – оно есть надёжность нашей безопасности и нашего с вами доверия друг к другу!.. Если бы вы были знатного происхождения, то таких откровений, какие я сейчас позволил себе высказать вам, вы никогда бы от меня не услышали! И всё только потому, что я боялся бы вас как возможного претендента на моё место, желающего меня убить! Ваше же происхождение, даже если вы убьёте меня, не позволит вам стать на моё место, следовательно, вы никогда этого не сделаете! Я же в таком случае не буду желать вашей смерти… Перечисленные мной условности – и есть лучший гарант безопасности нашего с вами взаимного сотрудничества!

– Убедительно, – кивнул Леонардо. – Тогда ответьте мне: почему вы так ратуете за Италию, когда вы сами – испанец!.. Как это объяснить?

Герцог Валентино, вместо ожидаемого от него холодного и жалящего взгляда, посмотрел на Леонардо глазами, полными горечи, какие бывают только у брошенных бездомных детей.

– Я знаю, что вам доводилось встречаться с архитектором и художником Браманте? – тихо молвил он.

– Да, он работал у герцога Людовико Сфорца и приходил ко мне совещаться по поводу архитектурной постройки собора Святого Петра в Риме, когда уже был приглашён туда кардиналами Апостолической Курии, – ответил Леонардо. – Я ещё посоветовал ему сделать основание собора в форме Святого Иерусалимского периметра*…

– Знаю. Я виделся с ним, и он говорил мне о том, какой вы дали ему совет… Вы видели у него список, сделанный с иконы Божьей Матери, который бал нарисован для Ватикана художником Пентуриккьо? Браманте всегда его возит с собой…

– Видел, ваша Светлость!.. Изумительная работа! Браманте рассказывал мне, что в образ натурщицы, позировавшей для иконы, были влюблены и он, и Пентуриккьо… Она была бедной римлянкой, рабыней какого-то знатного вельможи!.. Кажется, он говорил, что её зовут Ваноцца деи Каттанеи…

– Именно так её и зовут! – с ударением подтвердил герцог Валентино.

– А почему вы меня спрашиваете об этом?! – удивился Леонардо.

– Чтобы знать вашу осведомлённость…

– А какое, в данном случае, она имеет отношение к нашему разговору?

– Прямое: та, которую вы видели на иконе, – моя мать!

– Ваноцца деи Каттанеи, рабыня, ваша мать?! – обомлел Леонардо, чувствуя, как у него пересохло во рту.

– Да, моя мать!.. И мать моей сестры Лукреции!..

– Но ведь ваша мать, Джулия Фарнезе, знатного происхождения…

– Это имя и условный статус знатности она получила, когда мой отец, испанский король Родриго Борджа, получил Папский жезл Римской Католической Церкви! – небрежно бросил герцог Валентино. – Папа римский не имеет права иметь жён и детей, и во всех государственных документах они записываются под чужими именами, как ближние или дальние родственники… Моя сестра Лукреция, когда она подросла и расцвела красотой, как моя мама, и мой отец стал её насиловать и издеваться так же, как он это делал на моих глазах с моей матерью, настояла на том, чтобы он дал нашей матери титул и присвоил ей другое имя… Однако, появляясь при дворе Ватикана в одежде бедной контадины, зодчим и художникам она по-прежнему представляется бедной рабыней Ванаццо деи Катанеи, наложницей знатного вельможи, имя

* Имеется в виду крепостные стены древнего Иерусалима; если смотреть на них сверху, то они образуют звезду Давида. В мире только два собора имеют основание фундамента такой формы: собор Св. Петра в Риме и Покровский собор (Василия Блаженного) в Москве.

которого она не называет… Так что мы с вами, мессере Леонардо, в какой-то степени имеем равное происхождение! А если учитывать, что моя мать – римлянка, то я больше итальянец, чем испанец… А испанцев, признаюсь честно, я ненавижу хотя бы потому, что один из них люто издевается над моей матерью и сестрой!

Леонардо был ошеломлён. Вид глубоко печального дона Чезаре Борджа, совершенно не вязавшийся с ним, не оставил его равнодушным. Он понял, что его размышление о нём, как о знатном, но обездоленном человеке, выросшем и воспитавшемся в «змеином клубке», в котором у него никогда не было друга, и о котором он мечтал с детства, правильно.

– Да-а!.. От того, что вы рассказали, и впрямь шевелятся волосы… – тяжело вздохнул Леонардо. – А Джованни?.. Ваш старший брат… – не решился договорить он вопроса, ожидая, что его смысл и так будет понятен герцогу.

И герцог Валентино его понял.

– У него мать знатного происхождения, и в этом смысле он не приходится мне родным братом, – вернулось к нему прежнее самообладание и состояние духа. – Он по примеру отца тоже хотел утолить свою похоть издевательствами над моей сестрой Лукрецией, но я его убил!..

– Так, значит, ваш отец, Папа римский Александр VI, теперь будет стремиться убить вас, потому что со смертью Джованни в нём явно поселился страх, что вы рано или поздно за издевательства над вашей сестрой и матерью расквитаетесь и с ним?

– Вы достаточно умны, мессере Леонардо, чтобы не знать ответа на этот вопрос и чтобы я вам на него отвечал! – отрезал герцог. – Ваше желание расширить вашу осведомлённость может сыграть с вами злую шутку!.. Я и так рассказал вам гораздо больше, чем следовало бы…

– Простите, ваша Светлость! – виновато посмотрел на него Леонардо. – Я задавал вам вопросы не в качестве намёка на нравоучение о добродетели… Мне важно слышать от вас искренность, чтобы вам верить, ведь о вас ходят такие невообразимые слухи… И слух о вашем кровосмешении с вашей сестрой Лукрецией…

– Мессере Леонардо! – опять резко, но уже с вымученной болью, оборвал его герцог. – Мне известно, что вас самого обвиняли в содомии, и кому, как не вам, знать о том, насколько тяжело нести бремя клеветы, несправедливо и незаслуженно обвинённого!..

– Так, значит, всё это выдумка?!..

– Конечно! Мой отец, боясь, как вы правильно заметили, моей расправы над ним, смешал меня с грязью, чтобы таким образом обезопасить себя… Мол, ты, сынок, ничуть не лучше меня и, если меня убьёшь, то от грязи тебе всё равно не отмыться; так что уж давай жить, как жили!.. – гнев окрасил его лицо в багровый цвет. – Он включил меня в свою политическую интригу против некоторых неугодных ему прелатов, государей и их вельмож, а, воспользовавшись смертью Джованни, отослал меня во Францию к королю Людовику XII!.. Отослал, как я полагаю, чтобы усладить свою ненасытную похоть насилием над моей сестрой, а не политическим замыслом… Замысел выстраиваю я, надеясь на вашу помощь! – почти с мольбой он глянул на Леонардо. – А Лукрецию я скоро избавлю от отца Родриго Борджа!.. Боже!.. Как смертельно она его боится!

– Вы всё-таки убьёте его?! – осмелился напрямую спросить Леонардо.

– Разумеется! – на этот раз не стал уходить от ответа герцог Валентино. – Но до этого ещё далеко, и моя бедная сестра может не дожить до этого счастливого дня… Герцог феррарский Альфонсо д’Эсте просит руки Лукреции, он любит её… И я, как гонфалоньер Церкви, минуя разрешение отца, сам благословлю их брак!

– Разумно! – согласился Леонардо. – Если герцог феррарский любит вашу сестру, то, я думаю, у них всё будет хорошо… – он перевёл дыхание и прямо посмотрел в глаза герцога Валентино. – Всё, что я от вас услышал, ваша Светлость, укрепило меня принять окончательное решение… – сделал он паузу, а герцог тем временем напрягся, глядя ему в глаза и перестав дышать. – Я принимаю ваше предложение поступить к вам на службу и готов во всём помогать!

У герцога из груди вырвался протяжный вздох облегчения, и он заулыбался.

– В таком случае, мессере Леонардо, к делу мы приступим немедленно… И я очень благодарю вас, что вы не разочаровали меня!

– Как немедленно?! – удивился Леонардо.

– Необходимо в первую очередь заняться составлением географических карт Северной Италии, чтобы во время предстоящей войны знать и контролировать не только все дороги, но и даже тайные тропы, без которых в предстоящих делах нам не обойтись и без которых не осуществить намеченных побед! – страстно выпалил он. – Мы немедленно отправимся в Павийский замок и завтра с утра приступим к делу!

– Но у меня здесь ученики и мои друзья, ваша Светлость! – отчаянно возразил Леонардо, не ожидавший такой стремительности от герцога. – Я не могу их оставить и немедленно отправиться с вами!.. Безусловно, ваш подход к предстоящим событиям говорит о вашей серьёзной и тщательной их продуманности, вызывающей уверенность в надёжности задуманных планов… Но речь в них идёт о войне, которая будет проходить по этим местам, и я ни за что не прощу себе, что бросил своих друзей, заранее зная об их участи! Я очень прошу вас, ваша Светлость, не подталкивать меня на это преступление перед ними, тем более, что я всё равно его не совершу и не брошу их, немедленно отправившись с вами в Павию!.. К тому же у меня здесь, вот в этом доме, – кивнул Леонардо на особняк Джироламо Мельци, – лежит раненый друг с повреждённой спиной, и без моей помощи он умрёт… Позвольте мне хотя бы вывезти их отсюда в Тоскану, в родовое имение моего отца Винчи, где у меня есть дом, оставленный матерью в наследство… Там они будут в безопасности, а я буду предоставлен в ваше полное распоряжение!

– Хорошо, – уступил герцог Валентино его просьбам. – Я видел, как вы отнеслись к солдату, поставившему подножку вашему ученику, и отлично вас понимаю!.. Но ваши друзья, ученики и раненый друг немедленно отправятся в Тоскану под охраной моего военного эскорта! Я снабжу их всем необходимым, а мы с вами, мессере Леонардо, поедем в Павию… Договорились?

– Вы неумолимый человек! – дёрнул головой Леонардо. – Правда, на этот раз ваше предложение вполне приемлемо…

– Значит, договорились! – протянул герцог ему руку.

– Договорились! – пожал её Леонардо.

И в эту же ночь все, кроме Джироламо Мельци, оставшегося вместе с сыном Франческо и не пожелавшим оставлять имение, а также Луки Пачоли, решившего вернуться в Милан, покинули его гостеприимный дом и под покровом темноты, в окружении полусотни верховых кондотьеров, отправились в Тоскану, в родовое имение отца Леонардо, Винчи. Носилки с Зороастро были положены в просторную повозку, предоставленную для этого долгого путешествия Джироламо Мельци. Ученики и Матурина расположились в просторной дорожной карете самого гонфалоньера Церкви; сопровождать их отправился полусотенный конный отряд верховых кондотьеров. Тепло попрощавшись с ними, Леонардо вместе с герцогом Валентино отправился в Павийский замок. Спустя две недели туда пришло известие, что 10-го апреля 1500-го года герцог Людовико Сфорца в битве под Наваррой, как и предсказал герцог Валентино, был оставлен подкупленными маршалом Тревульцио швейцарскими солдатами и бежал с поля боя, переодевшись монахом. По приказу маршала сами же наёмники отправились на его поиски и вскоре, поймав, доставили королю Людовику XII, который, помиловав Медиоланского герцога, отправил его под усиленной охраной полковника Тремуйля в город Лош, в бывший королевский замок, превращённый им в тюрьму для государственных преступников, где, проведя в одиночном заточении восемь лет, герцог Людовико Сфорца умрёт 17-го мая 1508-го года. А в дневнике Леонардо появится запись: «Я не перестану удивляться мудрости Христовой притчи «Первые станут последними, а последние – первыми…» У герцога Людовико Сфорца было всё, а теперь ничего: он потерял государство, имущество, свободу, и все его дела превратились в прах… Вот уж никогда не подозревал, что участь незаконнорожденного иногда бывает гораздо привлекательней участи Великого монарха!..»