Текст книги "Волчьи выродки"

– Но и это ещё не всё, ребятки, – сделал офицер глубокий вздох. – Перед тем как его убить, они выпытали у него всё о нас с вами… и заставили его подтвердить всё это письменно!

– Вот гады! – вырвалось у Корунца.

– Но и это ещё не всё, – не обратил внимания на его реплику полковник. – Полчаса назад они обезоружили меня… Да– да, и не смотрите на меня такими глазами!.. Разумеется, я отдал им его не добровольно!.. Они забрали его у часового, которому я отдал пистолет, когда посещал камеры штрафного барака, – пояснил он причину, по которой его оружие попало в руки зэков.

– Это Кавун из пятнадцатого взвода четвёртого дивизиона, не иначе, – догадался Корунец. – Я всегда подозревал, что он куплен ими…

– Чёрт его знает, – сокрушённо покачал головой Жогов. – Я даже выяснять не стал, откуда эта продажная мразь!.. Сначала я, когда в руках Авдеева увидел свой пистолет, подумал, что они убили его, а потом сообразил, что тогда они не стали бы задерживаться в штрафном бараке, а, убив меня… то есть не стали бы со мной разговаривать и выдвигать мне свои требования, а просто, отомстив мне, сбежали бы через Воющее ущелье – только и всего!

– Они вам выдвинули свои требования?

– Да.

– Какие?

– Достать им документы и помочь бежать из лагеря, – ответил полковник. – Видимо, они давно уже поняли, что до окончания срока им не дожить, так как каторжане всех мастей давно приговорили их к смерти и только ждут удобного случая…

– Так оно и есть, – подтвердил его догадку Корунец. – Мы не раз уже слышали об этом от самых разных заключённых…

– А теперь ещё к их приговору присоединюсь и я! – прохрипел Терентьев, трясясь всем телом от негодования. – Ну, гниды! – сжал он кулаки.

– Спокойнее, Анатолий, нас могут услышать за дверями канцелярии, – одёрнул его офицер. – Нам сейчас ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям и пороть горячку… Они дали мне сроку пятнадцать дней, чтобы я за это время всё успел сделать: раздобыть им документы и снабдить всем необходимым, что может потребоваться для побега. За эти две недели мы должны спланировать, как ликвидировать их. У них мой пистолет, и эту деталь мы должны использовать, – сделал он ударение. – Другими словами, мы должны всё спланировать таким образом, чтобы их ликвидация выглядела покушением на меня!.. Чтобы всё выглядело так, будто они напали на меня с целью завладеть моим оружием!.. Ясно? – посмотрел он в глаза Корунца и Терентьева, те в ответ только молча и утвердительно кивнули.

– Сейчас во взводе вы всё обдумаете как следует со своими ребятами, – на ходу размышлял Жогов, поглядывая на часы, – так как вам придётся убирать их, когда я спровоцирую их нападение на себя… А вечером ты, Серёжа, придёшь ко мне в общежитие и расскажешь о ваших планах, – обратился он к Корунцу.

Солдаты продолжали молчать: подавленность офицера передалась им, хотя сам он, выговорившись, приобрёл прежнюю волю и уверенность в себе. Из казармы второго дивизиона он вышел бодрым, а в кабинет Копытина вернулся даже немного повеселевшим.

А тем временем совсем недалеко от него события разворачивались таким образом, что он и предположить не мог, какие грозовые тучи собрались у него над головой…

**** **** ****

Следователи, да и сам Копытин, сначала не поверили в ту легенду, которую придумал сам Жогов, рассказав им, будто бы все заключённые рассказали ему о том, кто был главным организатором их побега. Но полковник СМЕРШа был не просто хорошим психоаналитиком, но и прекрасным логиком, умевшим выстраивать свой разговор с помощью тех мельчайших деталей, которые и определяли видимость подлинности его изложения.

– Зря вы так недоверчиво относитесь к ним, товарищи офицеры, – возразил на их сомнения Жогов. – Не договорившись между собой, несколько человек не могут сразу говорить об одном и том же… К тому же заметьте, что сидят они друг от друга довольно далеко: не только в разных камерах, но и в разных концах штрафного барака!.. – и эта деталь сразила всех наповал, она – то и убедила всех в правоте его слов. Они долго восторгались тем, как полковник СМЕРШа умеет вести допрос и просили его поделиться своим опытом. Однако в ответ оперативники лагеря получили лишь его загадочную усмешку.

Полковник торопился в общежитие, чтобы успеть встретиться с Корунцом. Уже вечерело, и солнце на западе клонилось к горизонту. Жара, как и днём, стояла невыносимая; песок раскалился до такой степени, что плавилась подошва сапог. Он невольно подумал о том, какие муки приходится терпеть заключённым на работе, но эта мысль тут же сменилась радостной: ему сегодня удалось избавить от пыток нескольких зэков. И его сердце наполнялось трепетным волнением от сознания совершённого добра! «И с другими проблемами справлюсь, – уверенно, с оптимизмом подумал он. – Впервой мне, что ли?!»

Но в общежитии произошло то, от чего он пришёл в оцепенение, сразу переступив порог: Авдеев, Тарасов и, присоединившийся к ним, Шипитько, вооружённые до зубов (в руках они держали автоматы), согнали в коридоре в общую толпу жён и детей офицеров лагеря. Оценив взглядом создавшуюся ситуацию, Жогов понял, что зэки появились в общежитии буквально за минуту до его прихода. И это было именно так, потому что никто ещё из войскового состава лагеря не знал об их нападении на общежитие высших офицеров, включая самого полковника. Рабочий день ещё не кончился, все старшие административные офицеры находились на работе, и бандиты рассчитали правильно, использовав это обстоятельство. После того как они поговорили с Жоговым в помещении штрафного барака, установили срок исполнения их требований и отпустили его, они горько об этом пожалели, так как пришли к такому же выводу, что и полковник СМЕРШа: он их уберёт, так как, зная об угрозе с их стороны, ему есть что терять! Тогда они немедленно приняли другое решение и тут же привели его в исполнение. Пользуясь тем, что с разрешения Копытина они могли выходить за пределы лагеря под охраной конвоиров, они пошли в общежитие под тем предлогом, что им якобы там предстояло произвести уборку туалетов по приказу самого начальника оперативного отдела. Конвоиры не стали проверять эту информацию и поверили им на слово, так как подобную работу они выполняли уже не раз. На пороге общежития зэки, воспользовавшись заранее приготовленными ножами, спрятанными в рукавах, и пистолетом Жогова внезапно напали на них и, убив, завладели их автоматами.

Барак общежития для высших офицеров был построен из брёвен примитивно и представлял собой короткий коридор, вдоль которого располагались комнаты. На тот момент в общежитии находилось четырнадцать семей, включая поселившихся на втором этаже гостей: Эриха Крамера и полковника СМЕРШа с женщиной-секретарём.

Зэки затащили трупы убитых конвоиров под лестницу первого этажа, а потом, заходя в каждую комнату общежития, выгоняли женщин и детей в коридор. Делалось это для того, чтобы никто из них не мог позвать на помощь раньше того времени, на которое рассчитывали они. То, что кто-то мог убежать из общежития через окно, их не пугало. Дело в том, что особенностью лагеря особого назначения было одно очень серьёзное обстоятельство: все помещения как в лагере, так и за его пределами имели на окнах решётки. Объяснялось такое строительство офицерских общежитий и солдатских казарм тем, что иногда пригонялось такое огромное количество этапируемых заключённых, что их размещали в этих помещениях, а сами солдаты, офицеры и их жёны с детьми селились в расставленных на отдельной территории военно-полевых палатках. Затем отстраивались новые общежития и казармы, и, таким образом, границы лагеря постоянно расширялись…

Увидев перед собой полковника, зэки сначала опешили, а потом пришли в такой яростный восторг, что от их смеха зазвенело в ушах.

– Ты, начальник, и впрямь провидец! – направив на него автомат, громыхал своим басом Тарасов. – Чётко знаешь, когда ты нам нужен! Уже второй раз выходишь на нас, как зверь на ловца!..

Бежать было поздно. Жогов понял всё: они усомнились в том, что он выполнит их требования, и всё переиграли – теперь он и жёны офицеров с их детьми стали их главными козырями. Зная, безусловно, что он не всегда находится в своём кабинете, а проводит время в общежитии, зэки пошли на риск. После окончания рабочего дня им вряд ли удалось бы осуществить захват людей, но до возвращения мужчин оставалось больше часа, поэтому они не побоялись пойти на такой шаг. Полковник лихорадочно обдумывал возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Он увидел торчащие из-под лестницы ноги конвоиров и понял, что, только убив их, зэки смогли овладеть автоматами.

– Ну, давай, проходи, корешок, – подтолкнул его сзади подошедший к нему Шипитько. – Поговорим, посудачим, пока время есть…

В толпе женщин и детей Жогов увидел Эриха Крамера и Анастасию Ильиничну. В их глазах царила такая же тревога, как и у всех столпившихся в коридоре людей – они смотрели на него с надеждой.

– Вы что задумали? – холодным тоном спросил он зэков.

– Сейчас узнаешь…

Шипитько толкнул его в спину прикладом автомата с такой силой, что он, споткнувшись, растянулся на лестнице, больно ударившись лицом о ступени. Пока он пытался встать и прийти в себя от такой умопомрачительной встряски, бандиты обыскали его и только после этого позволили подняться на ноги и выпрямиться во весь рост.

– Ну, начальник, теперь пришло время и поговорить, – с иронией обратился к нему Авдеев. – Ефим, тащи его сюда поближе, – приказал он Шипитько.

Поднявшись по лестнице к толпе женщин и детей, полковник примкнул к ним. По его приблизительной прикидке их насчитывалось не меньше двадцати человек, и большую часть составляли дети.

– Ты видишь этих людей, начальник? – снова обратился к нему Авдеев. – Их судьба теперь зависит от тебя…

– Что вы хотите?

– Мы решили пересмотреть наш с вами договор, – с присущей всем зэкам ироничной усмешкой не спеша продолжил он. При этом Жогов успел заметить, какую реакцию у женщин вызвала его реплика. – Нам не нужны те ксивы (документы), о которых мы договорились, нам нужны вы!.. И время, к сожалению, не терпит!..

– Можно покороче?

– Можно и покороче, – снисходительно ухмыльнулся зэк. – Сейчас вы возьмёте на себя ответственность за этих женщин и детей, пойдёте к лагерным кумовьям и его хозяину (начальнику лагеря) и сделаете распоряжение, чтобы нам предоставили заправленную горючим легковую машину с полным грузом продуктов… Ты, я слышал, неплохой водитель, полковник? – внезапно спросил он.

Жогов только неопределённо дёрнул плечами.

– Всё равно, кум, другого выхода у тебя нет! – резко выпалил Авдеев. – Ты же не хочешь, чтобы погибли вот эти детишки… Нам Дудко помимо письменного признания много рассказал о твоей деятельности!.. Я полагаю, что ты ещё и в Майценехе занимался этим и поэтому нас подвёл под приговор трибунала…

– Догадливый, – не разжимая зубов, процедил Жогов.

– Всё правильно: нет ничего тайного… – не меняя тона, отозвался зэк. – Ну, ладно, иди и передай наши требования «хозяину» и скажи ему, чтобы через час всё было готово и машина стояла перед дверями общежития. Если они вздумают тянуть время, то от их жён и детей останутся только рожки да ножки… Всё понял?

Полковник утвердительно кивнул головой, и этот жест, похоже, очень не понравился зэку.

– Стоп! – вдруг истерически выпалил он. – Нет, ты не пойдёшь!.. Ты хитрый, бестия!.. От тебя всего можно ожидать!.. Ефим, тащи сюда вон того старика, – показал он Шипитько на Эриха Крамера.

– Это немец…

– Я знаю, – резко оборвал его Авдеев.

– Он не понимает по-русски, – отчаянно сказал Жогов. – Я только это хотел сказать…

– А ему и не надо ничего понимать! – так же резко и грубо рявкнул зэк. – Ты сейчас напишешь записку о наших требованиях, а он её отнесёт кумовьям! Так будет надёжнее!..

Тарасов принёс из первой же комнаты детскую ученическую тетрадку и чернильницу с ручкой, и полковник, сидя на ступеньках лестницы, написал на имя начальника лагеря Еремеева записку, в которой зэки излагали свои требования. Вручив послание Эриху Крамеру, он через Анастасию Ильиничну объяснил ему, что от него требуется, и добавил от себя, что очень надеется на него и верит, что он не подведёт.

– Скажи ему, кум, что мы ждём его назад с ответом, – напоследок сказал Авдеев. – Он у нас будет связным!..

Эрих Крамер заверил, что в нём можно не сомневаться… Да, Жогов, собственно говоря, и сомневался в нём! Он думал совсем о другом. Зэки рассчитали всё правильно: взяв в качестве заслона его и жён с детьми офицеров, они обеспечат себе беспрепятственный выезд из лагеря. «Даже если они не захотят возиться с детьми из-за их воплей и криков и не возьмут их с собой в качестве живого прикрытия, то я вполне могу обеспечить им такую защиту, – размышлял он про себя, продолжая сидеть на лестничных ступеньках. – Вряд ли кто из старших офицеров лагеря осмелится отдать солдатам приказ о расстреле этой троицы, зная, что они будут мной прикрываться… Я для них полковник СМЕРШа – слишком значительная фигура! И никто из них не захочет брать на себя ответственность за мою жизнь… А дальше что? Дальше зэки выедут со мной из лагеря и когда окажутся в безопасности, то пустят мне пулю в лоб!.. Они не простят мне Майценеха…»

Эрих Крамер вернулся в общежитие очень быстро, буквально через несколько минут, в сопровождении целого отряда охраны, а также начальника лагеря и офицеров оперативных и режимных служб. Они остановились в пятидесяти шагах от здания, окружили его со всех сторон и отправили немца парламентёром. За всеми этими действиями с крыши общежития наблюдал Авдеев, пока Шипитько и Тарасов охраняли заложников, согнав их в один конец коридора, где не было окна. Сделали они это специально, чтобы лучше контролировать ситуацию. Жогов понял их так, что, если события будут разворачиваться не в их пользу, они спрячутся за спины женщин и детей и у них будет возможность напрямую простреливать коридор, находясь под их защитой. Ни одна из комнат во время расстрела такой безопасности им не давала, так как там были окна. А коридор совсем другое дело, к тому же решётки на окнах в помещениях гарантировали, что они не будут застигнуты в расплох.

Эрих Крамер зашёл в общежитие и передал письменное послание зэкам. Что в нём было, полковник не знал, но с улицы уже слышались голоса с угрозами и требованиями выпустить из здания всех женщин и детей.

– Авдеев, Тарасов, Шипитько, ваши требования невыполнимы! – кричал Еремеев, приставив к губам ладони рупором. – Отпустите всех, и мы гарантируем вам жизнь!.. Даём вам на размышление пятнадцать минут!..

Судя по выкрикам и голосу начальника лагеря, для него этот инцидент явился также полной неожиданностью. Однако с присущей офицерам такого ранга солдафонской самоуверенностью он делал заявления залихватским тоном высокомерного человека, которому все отдают честь, а уж зэк и подавно – спину гнёт и шляпу перед ним снимает. В ответ на это требование Авдеев вытащил из-под лестницы первого этажа убитого конвоира и вышвырнул его на улицу из дверей общежития. Затем, поднявшись на второй этаж, он из окна прокричал:

– Через пятнадцать минут, начальник, ты от меня можешь получить только труп второго солдата!.. Нам терять больше нечего, и если через час не будет возле общежития машины со всем необходимым для нас, то из этих дверей я выкину голову полковника СМЕРШа!.. Детей-то своих вы вряд ли пощадите!.. Вы каждый день их отправляете на тот свет десятками и сотнями, а вот за полковника вам не поздоровится!.. Тебе есть что терять, начальник, ведь ты же не хочешь оказаться на одних нарах рядом со мной?!..

На улице стояла мёртвая тишина, из чего Жогов сделал вывод, что слова зэка оказали на офицеров гипнотическое действие, и не ошибся в своих предположениях.

– Если мои требования, начальник, будут выполнены, то обещаю тебе не съедать полковника! – тем временем продолжал кричать Авдеев. – Напоминаю: у вас в распоряжении есть время, которое вы обозначили сами, то есть пятнадцать минут! Подумайте о своей судьбе и о судьбах тех, кто находится в этом здании под дулами наших автоматов, – и, видимо, для пущей убедительности, он выстрелил короткой очередью под ноги солдат, стоявших в оцепенении вокруг здания. Шеренга колыхнулась и отступила назад.

Еремеев и другие офицеры поняли, что слова зэка не простая угроза. Он бывший опытный солдат и его друзья такие же как и он, а это значило, что просто так их не взять. Они не хотели уступать и принялись уговаривать Авдеева не делать глупостей, но через пятнадцать минут зэк выкинул из дверей общежития труп второго конвоира, а ещё через пятнадцать – третий… И это сделало своё дело: все офицеры, без исключения, были подавлены и прекратили переговоры с зэками, которые за это время уже рассвирепели так, что больше походили на психов, и смотреть на них без страха и ужаса уже было просто невозможно. Они орали и вели себя как сумасшедшие, то приказывая расплакавшимся детям замолчать, то отвернуться и не смотреть на них; то лечь на пол лицом вниз, то встать … и так далее… Жогов позже признался себе, что такого страха натерпелся, какого не испытывал даже в тылу у фашистов, будучи разведчиком. Он представил себе, что в тот момент могли испытывать дети, глядя на этих ополоумевших от злобы зэков. И каждый раз при воспоминании всего этого у него по телу пробегала дрожь.

Начальник лагеря больше не стал испытывать судьбу и, немного посовещавшись с офицерами, выполнил все требования заключённых. В назначенное время к зданию общежития подъехал служебный «вилис» начальника оперативного отдела. Видимо, его машина была избрана потому, что выдвигали требование его «любимцы» из Отдела внутреннего распорядка, которым он потакал. Капитан был полностью подавлен: безвольно опустив руки, он прохаживался вдоль оцепления солдат и наблюдал за тем, как Тарасов осматривал автомобиль и находившийся в нём груз. Остальные зэки находились под прикрытием здания. Шипитько охранял заложников, а Авдеев внимательно следил за улицей из своего укрытия на втором этаже. Жогов несколько раз думал о том, чтобы напасть на одного из зэков и завладеть его оружием, но тут же отвергал эти мысли, так как риск был велик, а уверенности в том, что его нападение окажется удачным, у него не было. В случае возникновения перестрелки опасности подвергались и женщины, и дети…

Осмотрев автомобиль и убедившись в его надёжности, Тарасов вернулся в общежитие, и, немного посовещавшись между собой, зэки решили взять в качестве прикрытия, кроме полковника, ещё и двух детей Еремеева – мальчика и девочку, а также трёх дочерей Копытина. Матери, бросившиеся на защиту своих детей, были сбиты ими с ног ударами прикладов и оставлены в бессознательном состоянии на полу коридора. Никто больше зэкам не препятствовал, и хотя дети, чьи матери лежали без сознания на полу, дружно взревели и заупрямились, не желая идти за зэками, автоматная очередь, пущенная в потолок, мгновенно заставила всех замолчать и подчиниться. Они безропотно вышли на улицу и сели в автомобиль. Жогов покинул общежитие вслед за ними в сопровождении Авдеева и по его приказу сел за руль. И в этот момент внезапно из здания выбежала Сашко и стала умолять зэков взять её с собой.

– Я сюда приехала с Жоговым как его секретарь и никакого отношения к этим детям не имею, – торопясь, скороговоркой произносила она. – Но если вы опасаетесь брать с собой их матерей, то возьмите меня. Всё равно за детьми нужен присмотр женщины… Меня вы можете не бояться!.. Напротив, вы только выиграете, взяв меня, ведь я так же, как и мой начальник… Вы спросите его! Иван Николаевич, объясните им, что так для них будет безопаснее…

Однако Жогов ничего не успел сказать: её затащили в автомобиль и приказали лечь на пол под ноги детей, расположившихся на заднем сиденье. Авдеев ткнул офицеру в бок стволом автомата, и он повернул ключ в замке зажигания на «стартер». Мотор взревел, и машина резко рванула с места…

Ч А С Т Ь 2.

ИСПОВЕДЬ СУМАСШЕДШЕГО.

ГЛАВА 1.

Короткие сумерки подходили к концу, и позади остались мерцающие огоньки покинутого лагеря. Зэки ликовали от радости: им никто не препятствовал при выезде из него, и они чувствовали себя победителями.

Дорога в пустыне очень часто имеет сугубо относительное понятие из-за заносов её песком, и полковник напомнил об этом Авдееву, ставшему лидером среди зэков.

– Может быть, стоит остановиться на ночлег? – осторожно спросил он. – Ночью при свете фар дороги не разглядишь, и мы можем сбиться с пути… Да и детей, я думаю, уже можно отправить назад вместе с женщиной. Надеюсь, вы не собираетесь им причинить ничего плохого?..

– Смотри вперёд! – крикнул громко на него Авдеев. – Мы сами знаем, что нам делать!.. Где останавливаться и кого отпускать!.. А тебя, краснокрылый, никто не спрашивает!.. Понял?

Жогов с ненавистью молча покосился на зэка и крепко стиснул зубы. В положении обезоруженного пленника говорить и уж, тем более, возражать бандиту всегда крайне опасно. Двое самых маленьких детей плакали, приговаривая, что очень хотят к маме и кушать. Это были трёхлетний сын Еремеева и такого же возраста младшая дочь Копытина. Зэки неистово орали на женщину, чтобы она заткнула им рты, но чем больше проходило времени, тем громче плакали дети. На все уговоры Жогова и Сашко остановиться и дать малышам немного еды, зэки отвечали категорическим отказом. Но скоро произошла вынужденная остановка: кончился бензин. Оказалось, что бак машины был заправлен лишь наполовину: впопыхах зэки не удосужились проверить в ней горючее, а Жогов предусмотрительно промолчал о недостатке в ней бензина, когда увидел, что показывают приборы. Для любой машины езда по барханам пустыни затруднительна, и количество горючего на передвижение затрачивается куда больше, чем по обычной просёлочной дороге, не говоря уже об асфальтированных трассах… По приблизительному подсчёту Жогова, они отъехали от лагеря не больше, чем на двадцать – двадцать пять километров. Планы зэков расстраивались. Из их эмоциональных выкриков стало ясно, что они собирались доехать до Дарваза, посёлка, расположенного к югу от лагеря приблизительно на расстоянии двухсот километров. В запасных канистрах, которые по их требованию были положены в багажник, находилась вода.

– Ты куда смотрел? – орал Авдеев на Тарасова, который осматривал перед выездом положенный в машину груз. – Ты смотрел в них?!..

– Смотрел! – в свою очередь свирепо огрызнулся зэк.

Неизвестно, как далеко бы дошла их словесная перебранка, но вдали замерцали огоньки фар, и они замолчали, устремив свои взгляды в темноту ночи.

– Авдей, это погоня! – испуганно прогнусавил Тарасов.

– Вижу.

– Что делать будем?

Авдеев сохранял абсолютное спокойствие. Он подошёл к Жогову и, вытащив из кармана брюк прихваченную в общежитии ученическую тетрадку с карандашом, протянул ему.

– Давай пиши, кум, своей рукой, – приказал он. – Я продиктую…

Жогов развернул тетрадь и, присев под свет фар, чтобы видеть листок, приготовился писать. Авдеев, немного подумав, сделал короткую диктовку одной фразой:

– Если вы неуёмны и бестолковы, то так будет с каждым из оставшихся…

Затем он вырвал из тетрадки лист с короткой записью и свернул его трубочкой. То, что произошло дальше, повергло в ужас всех пленников: Авдеев подошёл к самым маленьким плачущим малышам, отвёл их в сторону от машины и, достав из-за пояса брюк пистолет, выстелил каждому в голову. Постояв немного над их трупиками и дождавшись, когда пульсирующая кровь перестала бить фонтаном из маленькой ранки на голове мальчика, он разжал ему пальцами рот и вставил в него записку. Всё это вызвало у всех пленников спазмы отвращения и негодования, но от страха они даже не могли дышать. Жогов тоже был ошеломлён зрелищем безжалостного убийства детей, но, как он потом признался себе, к своему же стыду, он в этот момент думал не о том, какие нелюди эти три зэка, и не о том, что убиты беззащитные и ни в чём не повинные малыши, а о том, что постигло Еремеева и Копытина. «Они отправили на тот свет тысячи таких же маленьких жизней, – крутилось у него в голове. – А теперь?.. Неужели это бумеранг судьбы?.. Или, может быть, кара чего-то более разумного… Например, Всевышнего?..– невольно подумал он». Но вопросы остались без ответа. От этих мыслей его оторвал приказ Авдеева брать с собой баулы с продуктами и канистры с чистой водой. На Анастасию Ильиничну и детей тоже были возложены обязанности рабов-носильщиков, и они безропотно подчинились приказам убийц. Перед тем как уйти, зэки в бешеном исступлении прострелили у машины все шины, а также радиатор мотора, чтобы хоть как-то выместить на ней свою злобу за досадную оплошность, допущенную ими во время отъезда из лагеря.

Оставив разбитый автомобиль, они, подгоняя своих пленников, устремились в глубь барханов. Куда они шли, для полковника было полной загадкой, но путь он отслеживал по звёздам, благо, что небо было чистым и сверкало мириадами далёких светил и молил о том, чтобы не поднялся ветер. Он был просто уверен, что преследование зэков не прекратится после того, что они сделали, а для этого важно, чтобы их следы не занесло песком.

Путешествие по барханам продолжалось почти до самого утра, и за это время не было сделано ни одного привала, лишь короткие передышки, да и то стоя на ногах. Три оставшиеся девочки не капризничали и не плакали, видимо, они настолько были напуганы, и стойко переносили все тяготы, хотя просто падали от усталости и голода. Жогов и Сашко с состраданием смотрели на них. Они, к сожалению, были бессильны и ничем не могли им помочь.

Перед рассветом поднялся небольшой ветерок, и зэки резко сменили направление пути. Нетрудно было догадаться, что сделали они это для того, чтобы сбить преследователей со своего следа. Ещё целый час двигались в этом направлении, пока окончательно не рассвело, только тогда они сделали привал и разрешили отдохнуть пленникам. Этот покой, однако, длился недолго: немного отдохнув, бандиты решили позавтракать, но, к их великому разочарованию и возмущению, все съестные припасы в вещмешках были испорчены бензином. Хлеб, солёное сало, крупы, макароны – всё имело зеленовато-жёлтый с переливами цвет и невыносимо воняло автомобильным горючим. Безусловно, такие продукты в пищу не годились, и зэки пришли в неописуемую ярость, какую пленникам уже однажды пришлось видеть, когда те вели переговоры с начальником лагеря и его оперативниками. Буквально сходя с ума от бешенства и не зная, как выместить свою неистовую злобу и на ком, они принялись избивать полковника и женщину. Доведя их до бессознательного состояния, они перекинулись на девочек и начали их насиловать, крича, что это всё происходит по милости их отцов, которые вздумали обмануть зэков!.. И так далее…

Когда Жогов пришёл в себя, он увидел, что бандиты уже убили одну девочку и, разделав её на куски, стали варить в ведре на походном военно-полевом примусе, работавшем на сухом горючем. Оставшиеся две девочки находились в полуобморочном состоянии; что касается Анастасии Ильиничны, то она была на грани безумия… «Вот подлинные выродки!» – лёжа на песке, думал Жогов, глядя на окровавленные руки и лица зэков, и в очередной раз пожалел о том, что не расстрелял их в Майценехе, и, чтобы не видеть их людоедской трапезы, отвернулся и закрыл глаза. В таком положении он пролежал до самого вечера, не в силах пошевелить отбитыми руками и ногами. Чтобы как-то скрыть его от палящего солнца, Сашко разорвала вещмешок и сверху накрыла его голову и спину. Девочек от зноя она укрыла таким же способом. Зэки по очереди отдыхали в тени большого брезентового тента, который был доставлен им вместе со всем грузом в машину, и по очереди охраняли своих пленников, не забывая время от времени поить их водой.

С наступлением темноты путешествие по пустыне возобновилось. Полковник, а с ним и остальные пленники, отлично понимали, что теперь они для бандитов представляли собой живую, передвигающуюся на ногах, свежую пищу. И надо было во что бы то ни стало спасать свою жизнь. Усталость прошла, и голова работала ясно, как никогда, хотя всё тело от побоев невыносимо болело. И всё-таки он твёрдо вознамерился при первой возможности бежать и, если повезёт, попробует спасти от гибели остальных пленников. «Только бы поднялся сильный ветер, – теперь сверлила его мозги мысль. – Только бы поднялся ночью ветер… Тогда можно было бы попробовать напасть на кого-нибудь из зэков в кромешной тьме во время песчаной бури… Тогда у нас будет шанс на спасение… Только бы поднялся ветер…» За проведённый под солнцем день ему уже стало ясно, что преследователи потеряли их след из-за поднявшегося небольшого ветерка. Ведь в пустыне достаточно лёгкого дуновения, чтобы песком занесло любые следы в считанные мгновения. Теперь в спасении можно было рассчитывать только на самого себя, и, стиснув зубы, Жогов продолжал идти впереди всей цепочки пленников, неся на себе основной груз – канистры с водой. Остальные, лёгкие, вещи несли на себе женщина и девочки. Замыкали цепь вооружённые до зубов бандиты…

Поход продолжался до утра. Ночи в Каракумах достаточно холодные, и это, безусловно, облегчало ходьбу, но голод неумолимо делал своё дело: и усталость, и головокружение увеличивались с каждым пройденным метром пути. Остановки на отдых становились всё чаще, и, вдобавок ко всему, зэки, опасаясь за расход пресной воды, перестали поить ею пленников. А утром снова повторилась кровавая сцена, которая произошла всего сутки назад: бандиты убили вторую девочку… На этот раз пленники, хоть и со страхом, но уже более равнодушно смотрели на трапезу людоедов. Вообще надо сказать, что в то время подобные вещи как среди заключённых, так и среди тех, кто их охранял, воспринимались весьма обычно. Существовало такое понятие, как «убеждённый беглец» – это такой зэк, который независимо от того, за что он осуждён, никогда не согласится влачить жалкое существование в лагере на каторжных работах. Он всегда думает о побеге: и днём, и ночью, и во сне, и наяву, и в бане, и в туалете, и во время приёма пищи, и когда голоден… всегда! Одним словом, он никогда не расстаётся с этой мыслью и рано или поздно пускается в бега, и для этого ему необходима еда! А в нашей необъятной стране, чтобы преодолеть такие огромные расстояния и оказаться на свободе по большому счёту, нужно много пищи. И зэки с присущей им беспристрастностью и развитой в неимоверно тяжёлых условиях циничностью придумали самый простой, если не сказать самый примитивный способ, когда еда сама бежит рядом с ними! К большому сожалению, если покопаться в истории, то подобная тенденция у нас наблюдалась и сто, и двести, и триста лет назад… А может быть, и того больше!.. Как бы там ни было, смотреть на такое зрелище всегда страшно, и оно всегда вызывает животный ужас и отвращение у любого нормального человека.