Текст книги "Волчьи выродки"

– Как «за нами»? – не понял Жогов.

– Мы видели, куда побежали вы и как потом за вами отправились солдаты, – ответила Женечка. – Я тоже побежала туда…

– Но ведь вы могли нарваться на тех, от кого бежали!

– Я это только потом поняла, а сначала я ни о чём не думала, – просто и с улыбкой ответила девчушка. – Мне было страшно…

– Ну, а что же потом? Как вам удалось избежать встречи с солдатами? – спросил Бородин.

– Я увидела их впереди себя и свернула в сторону скал, – продолжала улыбаться Женечка. – А все, кому удалось убежать со мной, тоже повернули… Потом мы долго прятались среди скал, а когда проголодались, то подумали, что солдаты ни за что не будут нас искать у себя под носом, и ночью вернулись сюда и спрятались вот в этом погребе, – показала она рукой на ледник. – Думали, хоть немного поесть, пусть даже сырой пищи, но очень замёрзли…

– Всё уже позади! Отогреетесь, – ободрил их Жогов.

Забаррикадировав вход в ледник, они с полным грузом съестных припасов отправились в церковь. Сложив их в одном месте при входе, дети принялись за похороны погибших друзей. И снова радость сменилась горечью потери. Чтобы поменьше было слёз на глазах детей, Жогов и Бородин торопили их, не давая им передышки, и всё-таки их не удалось избежать. Поставив на общей могиле последний камень, они встали возле неё, чтобы молчанием почтить память погибших друзей, и тут скорбь переполнила их сердца. Они заплакали…по-детски, искренне, безудержно и беззащитно. А колокольный звон продолжался… Возникло чувство, что он своей прощальной песней отпевает всех погибших здесь детей.

– Они погибли, потому что хотели быть свободными, – шептал Жогов, слушая раскатистый колокольный звон. – Несправедливо погибли… И никто им не поставит памятника…

Услышав его шёпот, не удержался от слёз и Бородин. Он стоял молча, и крупные капли текли у него по щекам. Наконец Жогов прервал прощание с погибшими, и они пошли к церкви, чтобы забрать продукты и вернуться в пещеру Сорни эква. Проходя мимо дымящихся пепелищ, Алексей указал на них и тяжело вздохнул:

– Когда окончательно потухнет, надо будет прийти и собрать останки сгоревших детей… Не мешало бы и их похоронить.

– Вернёмся, – коротко ответил Жогов.

У него уже не было сил разговаривать. Ему казалось, что с того времени, как они сюда пришли и увидели весь этот кошмар, прошла целая эпоха, за время которой он ни разу не сомкнул глаз. На войне он видел, как люди, глядя на ужас казней, мгновенно засыпали – это объясняется естественным рефлексом организма, чтобы избежать нервного шока и не сойти с ума,– но даже сам, пройдя пытки, он впервые испытал это чувство на себе: ему захотелось покоя…

– Устали, Иван Николаевич? – понял его Алексей.

– Да, Алёша, устал, – искренне признался он.

У входа в церковь рядом с кучей продуктов их поджидал ненец Худи. Увидев его, Жогов и Бородин, мягко говоря, от неожиданности удивились его внезапному появлению.

– Вижу, что не ожидали моего прихода, – поднялся он. – Да и опоздал я! Не успел… – окинул он взглядом дымящиеся пожарища. – Торопился предупредить вас, чтобы вы уходили отсюда, но не успел… Кто-то предал вас… Игоря и Александра казнили, – взволнованно понизил он голос. – Вас много осталось в живых?

– Достаточно, – уклончиво ответил Жогов. – Любопытно, кто же нас предал?..

– Местные рыбаки… Вы им здорово здесь глаза намозолили, вот они и доложили начальству лагеря, где вы скрываетесь, – ответил ненец. – Неола и Дора, которые были со мной, тоже арестовали! – добавил он после короткого вздоха.

Мужчины смотрели на него недоверчиво.

– Вижу, что вы мне не верите, – прочитал он по глазам их мысли. – Я правильно понял ?

– Да как тебе сказать… – остался Жогов бесстрастным.

– Тогда я скажу вам так: думаю, что когда арестовали Неола и Дора, то они подтвердили информацию рыбаков и выдали вас и Александра с Игорем, а про меня ничего не сказали, потому что им жить со мной в одном стойбище… Похоже на правду то, что я говорю?

– Похоже…

– Поэтому я и торопился сюда, чтобы предупредить вас об опасности, потому что я в ответе за своих братьев… Да, видать, не успел, – тяжело вздохнул Худи. – А спросил я вас про то, сколько вас осталось в живых, так это чтобы хоть кого-то из оставшихся в живых спасти… Перевезти отсюда за залив, – махнул он рукой в сторону Обской губы.

– Как же нам теперь тебе доверять, коли твои братья, если ты перевезёшь нас за залив, увидев вновь тебя с нами, сдадут нас властям со всеми потрохами? – не скрывая иронии, спросил его Бородин. – Да я лично лучше издохну здесь, чем доверюсь твоей доброй услуге!

– Ты торопишься оскорбить меня, потому что не выслушал до конца, – ничуть не обидевшись, сказал ненец. – Я отвезу вас не к себе в стойбище, а дальше, на остров Олений, или к вогулам на остров Белый… Они честные люди и не запуганы властью с Большой земли, они всегда живут по законам севера и никогда не бросают тех, кто попадает в беду, они помогут… Я ручаюсь!

Жогов и Бородин переглянулись.

– И когда ты сможешь переправить нас за залив? – спросил его Алексей.

– Чем раньше мы это сделаем, тем лучше! Можно приступить к отправке на тот берег хоть сейчас. Лодки я пригнал и оставил в бухте неподалёку отсюда, – показал он жестом куда-то к югу. – Отлив помешал пригнать их сюда поближе…

– Хорошо, – задумчиво сказал Жогов и, следуя своей профессиональной привычке не доверять и проверять, добавил: – Завтра приходи сюда, на это место, и мы решим, что делать, а сейчас давай разойдёмся в разные стороны… Добро?!

– Как скажешь, – пожал плечами Худи и, не говоря больше ни слова, развернулся и не торопясь стал от них удаляться.

Беглецы, посмотрев ему вслед, дружно подхватили на свои плечи продукты и отправились в противоположную сторону… Уже на ходу Жогов бросил Бородину негромко, чтобы его не слышали дети:

– Надо обязательно посоветоваться с вогулом…с Неро, – поправился он.

Алексей молча одобрил его намерение…

Г Л А В А 9.

Встреча возвратившихся в пещеру Сорни эква была такой бурной, что мужчины чуть не оглохли от радостного визга детворы. Правда, радость быстро сменилась горем: всем пришлось ещё раз пережить трагедию случившегося – смерть погибших маленьких друзей.

– Всё происходило на наших глазах, – грустно рассказывал Жогов. – И самое скверное для нас с Алексеем было то, что мы абсолютно беспомощны и не в силах остановить происходящее…

Дети плакали, представляя мучения друзей.

– На обратном пути мы повстречали ненца Худи, – продолжал тихо говорить Жогов, обращая свою речь к Неро. – Ты оказался прав: это его собратья настучали начальству лагеря, что мы скрываемся здесь… Александра и Игоря – это солдаты, о которых мы говорили – казнили…

– Точнее, настучали на нас местные рыбаки, – вмешался в разговор Бородин. – А его братья, или кем они там ему доводятся, не знаю, – подтвердили «стук» рыбаков, а заодно выдали и Александра с Игорем!

– Это он сам вам сказал? – спросил Неро, задумчиво глядя на мужчин.

– Да, – ответил Жогов и, усмехнувшись, добавил: – Сволочь! Разыгрывает из себя благодетеля…

– По его словам, он пришёл сюда в зимовище, чтобы предупредить нас об опасности, сказать, что сюда идут солдаты, но не успел, – добавил Бородин. – Хотел до прибытия конвойных подразделений отправить нас на ту сторону залива.

– Что-то уж очень долго он шёл, – с сомнением в голосе покачал головой Неро. – Искупить вину за подлость своих близких хотел?.. Непохоже…

– Вот и я засомневался в его искренности, – подхватил его мысль Жогов, – поэтому сразу отвадил его, чтобы посоветоваться с тобой, Неро.

– А с другой стороны, если посмотреть, то он, вроде бы, был искренен, – возразил Бородин. – Всё честно рассказал о своих братьях, и потом он предложил перевезти нас не к себе в стойбище, а…как ты думаешь, куда, Неро?

Вогул молча и вопросительно посмотрел на Алексея.

– Не знаю, – пожал он плечами.

– К вам, вогулам, на остров Белый…

– Или на остров Олений, – добавил Жогов. – Он сказал также, что вы очень честный народ и не запуганы властью с Большой земли.

– Вот как? – удивился Неро. – В таком случае, похоже, что ему и вправду можно доверять…

– Значит, всё-таки можно? – насторожились Жогов и Бородин.

Воцарилась пауза. Неро сосредоточился и долгое время пребывал в раздумье. Наконец он тяжело вздохнул и, подняв глаза, спросил:

– А как вы расстались? Что на прощанье ему сказали?

– Я сказал, что завтра утром в это же самое время мы придём к церкви и обо всём обстоятельно поговорим, – ответил Жогов.

– И правильно сделали, – одобрил предпринятый им шаг Неро. – Всех детей переправить к нам и на остров Белый было бы затруднительно, тем более что вся одежда, которую я привёз сюда, сгорела. А чтобы пошить новую, надо много времени и больших затрат… Лучше будет ребят разделить: так будет легче для всех нас!

– Я точно так же подумал, – признался Жогов. – Поэтому и не стал окончательно прогонять его…

– Но я всё-таки ещё раз перепроверил бы всё, – осторожно вставил реплику Бородин.

– Что ты имеешь в виду?

– Прежде чем завтра идти с ним на встречу, надо убедиться, что он не ведёт за собой солдат!

– Это само собой! – согласился с ним Жогов. – Я не успел об этом сказать, как ты меня опередил… Молодец, Алексей! Утром отправимся за долину в сторону дороги от спецлагеря и поглядим…

– А на худой конец, если подтвердится, что Худи строит для нас ловушку, – подвёл итог разговору Неро, – мы часть детей отправим на остров Белый, а часть останется – по жребию или по желанию – здесь, в пещере Сорни Эква. Ледник солдатами не тронут, а это значит, что запасов еды хватит до следующей весны. А там мы что-нибудь придумаем… Зимнюю одежду и спальные туваки из оленьих шкур я привезу… Ничего не поделаешь, придётся потрудиться моим родоплеменникам, – вокруг его глаз появились добрые морщинки, а сам взгляд излучал такое тепло, что страх перед возникшими проблемами отступил сам собой. – Всё будет, я думаю, хорошо!

Костёр для приготовления пищи попробовали развести в самой пещере, где обосновались в верхнем ярусе. Трещина в стене и своде, по которой вода попадала на пол, образовывая лужи, служила прекрасным дымоотводом, и от дыма в пещере никто из её нынешних обитателей не задыхался, а огонь хорошо согревал просторный грот. Всё это делалось в целях безопасности, так как готовить пищу за пределами пещеры значило бы подвергать себя риску нападения солдат.

– Вот мы и пещерные люди! – с иронией улыбнулся Жогов, глядя на оранжевые блики костра, чьи сполохи отражались на всех гранях стен и сводов пещеры, делая её по-особому привлекательной. – Тут и вправду можно зимовать: при таком костре никакой холод не страшен!

Но вскоре, когда дети в очередной раз пошли за дровами и возвратились назад, костёр пришлось погасить. Оказывается, дым, выходящий из скалы, был виден на многие километры вокруг, и мужчины приняли решение, пока опасность полностью не миновала, огонь они будут разводить только для приготовления пищи, в остальное же время все должны будут, стиснув зубы, терпеть холод и согреваться, теснее прижимаясь друг к другу…

Ближе к вечеру до обитателей грота донёсся печальный звон церковного колокола. Благодаря трещине, служившей дымоотводом, его звук был хорошо слышен.

– Начался прилив, – сделал вывод Бородин, прислушиваясь к колокольному звону. – Снова закрутило утопленников, а вместе с ними и язык колокола… Как будто говорит нам, чтобы мы пришли и освободили его от привязанных к нему погибших детей…

– Пожалуй, он прав, – подхватил его мысль Жогов. – Надо пойти и освободить его от тяжёлой ноши, чтобы не звонил так печально.

– Да, надо обязательно пойти, – поддержал их обоих Неро. – Если завтра выяснится, что ненец не готовит нам западню и ему можно довериться, то мы не можем уйти отсюда, не похоронив останки ребят… Не оставлять же их на съедение волкам и медведям! – убедительно закончил он.

Пойти хоронить друзей изъявили желание все дети, даже те, кто недомогал от простуды или по какой-то другой причине. Отправились немедленно. Покидая пещеру, мужчины услышали, как кто-то из ребят со злорадством пошутил, показывая на погибших в яме солдат:

– И снова наше жилище охраняют часовые из конвойного взвода!..

Колокольный звон не затихал, призывно убыстряя пеший ход взрослых и детей. Миновав окольные преграды и выйдя на открытую местность, они увидели вдалеке всё ещё дымившиеся останки когда-то гостеприимного для них посёлка первооткрывателей севера. Среди серой пелены стелющегося по земле дыма одиноко торчали вверх печные трубы сгоревших изб.

– Вот и ещё маленькие колоколенки, – мрачно пошутил Неро, показывая на них, – или просто памятники…

– Наверное, памятники, – утвердил его мысль своим высказыванием Жогов, – они больше для этого подходят…

Бородин угрюмо молчал, не вклиниваясь в разговор Неро и Жогова, а просто задавал темп ходьбе. Он так быстро шёл, что за ним приходилось бежать, поэтому детям было трудновато держаться в одной колонне. Они растянулись длинной вереницей, и их приходилось время от времени поторапливать, чтобы никто не отставал. Достигнув посёлка, сразу решили разбиться на несколько групп, чтобы, не теряя времени, приступить к разного рода работам.

Первая группа, самая маленькая, из пяти человек, во главе с Неро, должна была освободить привязанные к колоколу трупы детей; вторая, из четырёх ребят во главе с Бородиным, принялась извлекать сгоревшие останки из пожарищ; и третья, самая многочисленная, командиром которой была поставлена Женечка Мартова, стала носить камни для братского могильного кургана. Сам же Жогов ввиду своей абсолютной беспомощности и ненужности – как он сам выразился, – чтобы не мешаться под ногами, изъявил желание быть дозорным и поднялся на колокольню. Если бы не миссия, омрачившая настроение, то представшему его глазам пейзажу он непременно порадовался бы. Долина Идолов, затянувшаяся дымом, представляла собой волшебное зрелище. Она была похожа на гигантский пуховый ковёр, обрамлённый по краям зигзагообразной бахромой – этим великолепным украшением служили скалы. И залив… Волны переливались мириадами оттенков, что Жогов невольно залюбовался. Странно выглядела дорожка на воде, от которой в разные стороны расходились вовсе не огненно-рыжие блики, а всех цветов радуги…

Залюбовавшись красотой мерцающей бриллиантовой воды, он невольно взглянул на небо и застыл в изумлении: рядом с солнцем по всему небу сверкали и переливались волнами гигантские сполохи северного сияния. Увидеть при солнечном свете такое явление вообще удаётся очень редко. «Так вот почему и вода в заливе так необычно сверкает!» – подумал он, с восхищением глядя на цветовую игру неба, переводя свой взгляд то на воду, то на сполохи северного сияния. Жогов так увлёкся волшебным зрелищем, что на время ему удалось забыть, для чего он взобрался на колокольню. Он чувствовал себя счастливым, что ему довелось увидеть такое редкое явление. И что-то очень по-детски трепетное шевельнулось в его душе, как когда-то очень давно, когда он впервые открыл очень большую детскую книжку с цветными иллюстрациями. Он зажмурил глаза и на мгновение перестал дышать, чтобы задержать колыхнувшееся в груди чувство ребячьего восторга, но в голове промелькнули непроизвольные мысли о том, как совсем рядом находятся мрачное и прекрасное. И нежное, трепетное чувство детского радостного впечатления растаяло, как сполох северного сияния, ушедшего в бесконечность…

Открыв глаза, Жогов застыл от ужаса: внезапно перед его глазами в одну из стен колокольни что-то ударилось и, образовав фонтанчик из щебёнки, упало ему под ноги – это была пуля! И тут же до его ушей донёсся далёкий и протяжный грохот одиночного выстрела. Обернувшись на выстрел, он увидел, что со стороны спецлагеря из-за гряды скал к посёлку приближаются солдаты. Испытав первый приступ смятения, он, вместо свиста, заорал, как оглашенный, прерываясь только на краткие реплики.

– Вот раззява!.. – ругал он самого себя. – Раскрыл рот!.. Для чего я сюда лез, корячился?!.. Вылупил глаза на небо, сука ротозейная!.. – и всё в том же духе.

И он снова кричал нечеловеческим голосом, пока не увидел, что все три группы ребят, услышав его крик, бросились бежать. Вскоре стелившаяся по земле пелена дыма полностью скрыла их от его глаз, и только тогда, немного успокоившись, он в безысходном бессилии опустился на бревенчатое перекрытие колокольни. Выстрелы участились, но теперь это Жогова не беспокоило, он расслабился и с горечью подумал только о том, что ему снова придётся попасть в руки солдат. «Ну, какого чёрта они возвращаются?! – проносились в его голове мучительные мысли. – Неужели решили погибших солдат забрать из пещеры? Или может быть этот ненец Худи возвратил их сюда?.. Или, может быть, они вернулись на звон колокола, который хотели увезти с собой, но почему-то бросили…да ещё такое применение ему нашли?» Ему оставалось только гадать. Бежать он и не думал, потому что не смог бы спуститься вниз с нужной быстротой, тем более, без посторонней помощи и успеть скрыться в туманной пелене дыма от преследовавших солдат. И всё только потому, что позволил себе расслабиться и на некоторое время забыть о том, где находится и что надо быть внимательным и осмотрительным.

Вскоре по ступеням, ведущим на колокольню, загрохотали торопливые шаги бегущих солдат. Жогов закрыл глаза, чтобы не видеть того мгновения, когда перед ним появятся озлобленные оскалы солдатских физиономий, но то, что он услышал, повергло его в такое же изумление, как и говорившего солдата.

– Ба!.. Так это же чокнутый! – раздался над его ухом разочарованный голос. – А я-то думал…

«Да на мне же одежда сумасшедшего! – с радостью вспомнил Жогов. – Слава Богу, что не поторопился её поменять на «оленью»!.. Значит, можно продолжить играть роль юродивого!..» Он открыл глаза и увидел перед собой рыжего солдата, говорившего со своим сослуживцем, который стоял на ступенях лестницы ниже его и пытался протиснуться в узкий проход на колокольню.

– А чего он так орал? – тем временем продолжался их разговор.

– Да кто его знает? – отозвался рыжий на вопрос. – Поди спроси у сумасшедшего, чего он орёт!.. Сбежал из тех мест, где его кормили, сейчас заблудился и жрать хочет… Вот и орёт!

По-видимому, такой ответ рыжего убедил солдата, находившегося внизу, и он приказал стащить беглеца с колокольни.

– Пусть командир решает, что с ним делать! – поставил он точку в разговоре, и в ту же секунду рыжий схватил его за рукав и потянул на себя. Сделав испуганный вид, Жогов повиновался. Внизу их встретил высокий худощавый лейтенант, который, сразу поняв, кого ему приволокли с колокольни, рассмеялся. Правда, смех его сразу оборвался, так как один из солдат, вернувшись с осмотра местности, доложил ему, что здесь совсем недавно были дети.

– На прибрежной полосе песка и ила очень много отпечатков следов, небольших по размеру, – доложил он. – Полагаю, что они пытались отвязать от «языка» колокола привязанные к нему тела…

– Я знал, что они сюда вернутся! – злорадно усмехнулся лейтенант в ответ на доклад солдата, из чего Жогов сделал вывод, что возврат конвойной роты был заранее спланирован и что детям чудом удалось избежать ловушки. Он тяжело вздохнул, подумав о том, что ему, к сожалению, не удалось от неё уйти.

– У кладбища найдено много камней, – тем временем докладывал лейтенанту второй подоспевший солдат, – по-видимому, готовили братскую могилу для всех…

– Ну, что притих? – вопрос был адресован Жогову. Лейтенант буквально сверлил его глазами. – Слышал, о чём мне тут рапортуют?.. А?..

«Сумасшедший», равнодушно глядя на него, хлопал веками.

– Ну, будь умницей, идиот! Скажи нам, где прячутся те, кому ты так громко орал, завидев нас… Не молчи, а то мы тебя накажем! – погрозил ему пальцем лейтенант. – А если скажешь, то мы тебя хорошо отблагодарим!.. Небось, давно уже по-хорошему не жрал, а мы тебя накормим, одежду новую, тёплую дадим!.. Ну, посмотри, на кого ты похож, – похлопал он его по плечу, – рвань, да и только!.. Ну, кретин, чего молчишь?! – его глаза стали наливаться злобой, но самообладания он ещё не терял. – Ну, кто они тебе, друзья, что ли?!.. Небось, и накормить-то по-человечески они тебя не могли, а ты молчишь и не хочешь нам помочь… Вот, на! – и он протянул сухарь.

Увидев, что сумасшедший не хочет принимать от него подарок, окончательно потеряв терпение, лейтенант наотмашь ударил его кулаком в лицо. Упав на землю, Жогов быстро вскочил на ноги и, сделав испуганный взгляд, затараторил:

– Ты плохой человек!.. Ты меня бьёшь, а меня дети любили!.. Они играли со мной и помогали мне есть!..

– Товарищ лейтенант, похоже, что этот чокнутый – инвалид, – подал голос рыжий солдат, который поднимался на колокольню за Жоговым, – посмотрите на его руки… Он поэтому сухарь от вас не может взять, потому что они не работают у него… Я с трудом стащил его с колокольни!

– Да! – подхватил его слова сумасшедший. – Мне плохие люди их испортили!.. Они были такие же плохие, как и ты, – посмотрел он с укором на лейтенанта. – Я ничего тебе не скажу! – в довершение он для пущей убедительности показал ему язык, что вызвало дружный смех у столпившихся вокруг него солдат.

Офицера такой жест, напротив, разозлил ещё больше, и он угрожающе двинулся на несчастного.

– Значит, говоришь, что ничего не скажешь? – процедил он сквозь зубы. – Ну, так я с тобой сейчас по другому поговорю!.. Стоять! – скомандовал он попятившемуся от него сумасшедшему. – Стоять, кретин!

– Сам ты кретин, – вдруг устало и безысходно выдохнул Жогов. Его глаза уже не выражали испуга, а смотрели прямо, и в них светился ясный и проницательный ум. – Ну, что вылупился?! Обомлел от неожиданности?! Знаю, что всё равно расстреляете меня, поэтому хоть последние минуты жизни побуду самим собой и скажу тебе, – перешёл он на хриплый тон, – что ни одна ваша жизнь не стоит жизни даже одного ребёнка, которых вы здесь так зверски убили! Нет, вас на свет произвели не люди, а чудовища!.. Вы посмотрите друг на друга и увидите, что у вас изо рта торчат клыки и по ним стекают кровавые слюни!.. Вы людоеды!.. Вы подняли руки на ребёнка, а поднявший её убивает в себе душу!.. Вы весь остаток жизни будете прокляты теми, кого вы так замучили!.. Посмотрите вы туда, на пожарища… Нет, это не дым там стелется по долине, а души загубленных вами детей! – его глаза сделались настолько страшными, что толпа солдат вместе с офицером, оцепенела. Жогов медленно двинулся на них. – Слышите колокол?! Он всегда будет звоном отдаваться в ваших головах, когда вы будете награждать пощёчиной своих детей! Вы будете сходить с ума от этого звона… – он не договорил: его речь оборвал выстрел. Пуля прошила ему левый бок пониже сердца. Упав на колени, Жогов увидел на уровне глаз пистолет в руках лейтенанта.

– Заканчивай, лейтенант, не тяни… – превозмогая боль, усмехнулся он. – Ты всё равно от меня ничего не добьёшься, даже если тебе придётся из меня вытянуть все жилы… Ну, поставь точку последним выстрелом…

Но офицер почему-то не торопился. Жогов увидел его трясущиеся руки и истерически рассмеялся, и чем больше он смеялся, тем больше трясло офицера.

– Ну-ка, тащите его к огню! – внезапно сорвался тот на судорожный визг.

Жогова подхватили под руки и поволокли к крайней сгоревшей избе. Неподалёку от неё его бросили на землю лицом вниз, но затем перевернули на спину, и он увидел перед своим лицом дымящуюся головню. Её держал в своих трясущихся руках лейтенант.

– Если ты ничего не скажешь, – прошипел он, как змея, – то тогда …

– Я не ошибся, – равнодушно перебил его «сумасшедший». – Вы не люди, вы – чудовища!

В следующее мгновение красные угли дымящейся головни впились ему в левую сторону лица, и он сам содрогнулся от своего ужасающегося крика. Последние слова, которые он услышал, принадлежали кому-то из солдат, прибывших на место казни после прочёсывания местности.

– Товарищ лейтенант, так это тот самый сумасшедший, причисленный к блатным положенцам, ворам в законе, о котором столько легенд ходит…будто бы раньше он был полковник СМЕРШа… Особисты называют его Искрой…

**** **** ****

«… Длинная вереница людей шла куда-то вдаль. Из-за большого расстояния нельзя было понять, обнажены ли они или на них просто такие облегающие белые одежды. Они оборачивались и прощально махали руками. Но кому?.. Вокруг них никого не было! Они что-то говорили, но невозможно было разобрать. Вдруг откуда-то появился маленький ребёнок, трёхлетний карапуз, который был абсолютно голенький. Он пристроился к длинной веренице людей, уходивших в неизвестность, но те стали его прогонять, приговаривая: «Нельзя с нами, Ванечка, тебе ещё не время!..»

– Боже мой, это же я!! – прохрипел Жогов, открывая глаза. – Что это?

Глаза не открывались. Вокруг сплошной мрак. «Что это? – снова пронеслось у него в голове. – Я жив, или эта темнота и есть «тот свет»? Я ведь только сейчас видел себя маленьким, и меня прогоняли… Почему меня прогоняли?.. А-а…кажется, я понял. Эта длинная вереница людей – души умерших… Ну да, я же видел среди них много ребят, сгоревших в огне!..» Эта мысль, словно молния, пронзила его мозг, и в то же мгновение яркий свет ослепил его. Зажмурившись, он переждал приступ режущей боли и, открыв глаза, осмотрелся вокруг. Почему-то всё виделось только с правой стороны…и вдруг он чётко осознал, что ослеп на левый глаз, вспомнив события недавнего времени. «Досталось же моей левой стороне, – с горечью подумал он, осматривая больничную камеру, напоминавшую собой реанимационную палату. Если бы не решётчатые жалюзи на окнах, дверях и вентиляционных отдушинах, то её нельзя было бы отличить от обычной больничной палаты. – Теперь, можно сказать, что моя левая сторона полностью непригодна», – продолжал думать он, силясь пошевелить пальцами правой руки, чтобы убедиться, что с ними всё в порядке. Они слушались его.

– Я жив! – с радостью прошептал он. – Но почему?!.. И что стало с другими?!..

И вдруг страшная догадка заставила затрепетать его. «А что, если я, потеряв сознание, в бреду выдал остальных, – пронеслось у него в голове. Отчаяние ледяной глыбой легло ему на душу, – и поэтому мне оставили жизнь?!»

– Нет! – прохрипел он, пытаясь встать с кровати и освободиться от бинтов. – В таком случае я не хочу жить!.. Вот почему мне привиделся такой сон!.. Нет, я пойду с вами, и вы меня не прогоните!.. – издёрганные нервы не могли выдержать натиска гнетущих мыслей, и его захлестнула истерика. Упав с кровати, Жогов бился о пол, изгибаясь и выворачиваясь всем телом, пытаясь освободиться от бинтов и не обращая внимания на острую боль в левом боку. Изо рта у него пошла пенная слюна, а голос стал таким громким и страшным, будто бы не тело, а его душу жгли калёным железом. Конвульсии истерики перешли в судорогу и…снова мрак. Физическая боль от полученного ранения сделала своё дело: он, в очередной раз резко рванувшись, потерял сознание от болевого шока. Когда же он снова пришёл в себя и вновь открыл глаза, то увидел, что опять лежит на кровати, а рядом с ним стоят три человека в белых халатах. Они изучающе смотрели на него, ожидая, когда медсестра закончит делать ему укол в правую руку.

– Ну, вот и хорошо, – сказал один из них густым басом, когда девушка оторвала от его руки шприц, – теперь ты немного успокоишься, и нам можно будет с тобой поговорить…

Жогов никак не отреагировал на его слова, а просто закрыл свой единственный глаз, чтобы никого не видеть: ему всё опостылело. Он с горечью думал, что он – Иуда, но с ещё большей горечью сожалел о том, что, будучи таким инвалидом, каким стал, он не способен даже свести счёты с собственной жизнью. От безысходности у него не было даже сил для слёз… Постепенно по его телу стала растекаться приятная истома – начал действовать укол успокоительного – и его чёрные мысли о себе стали улетучиваться, а на смену им пришла приятная эйфория. Он уснул…

Когда он вновь пришёл в сознание ото сна, то его мысли упорядочились и он стал рассуждать более твёрдо и последовательно. Во-первых, ему очень хотелось узнать, где он находится, а уж затем, он полагал, ему удастся выяснить все подробности обстоятельства, как он попал в больничную камеру и что стало с остальными… «Всё имеет свои параллели, – думал он. – И о Бородине, и о ребятах я узнаю, когда начну выяснять, как меня доставили сюда… А судя по тому, что толстяк в белом халате обещал со мной поговорить, то вопросы от него ко мне обязательно будут: ведь не для «просто так» меня сюда притащили! Могли бы просто убить у колокольни и выбросить в залив или оставить на съедение волкам. Он будет мне задавать свои вопросы, а я ему свои…»

– И незачем раньше времени испепелять себя мрачными мыслями? – вслух добавил он.

Толстяк пришёл вечером не один, а с теми двумя мужчинами, которые были накануне. Одного он представил как следователя НКГБ, другого – врачом-психиатром. Ни имени их, ни фамилии Жогов не запомнил, впрочем, как и имени толстяка, представившегося ему врачом-реаниматором. Первые протокольные вопросы следователя о том, откуда он родом, год рождения и как его зовут, он оставил без внимания и вместо ответа спросил сам, где находится.

– Мне чудилось, что я, превратившись в облачко, вместе с дымом костра поднялся в небо, а оказалось… Где я? – открыл он как можно шире правый глаз и в упор уставился на врача-психиатра, который очень внимательно следил за реакцией больного. – Эта богадельня с голубым светом – прихожая в преисподнюю или на страшный суд?.. А вы?.. – захлебнулся он в собственном порыве.

– Вы находитесь в больничном изоляторе салехардской тюрьмы, – ровным голосом ответил психиатр. – И это реанимационный голубой свет, чтобы вы не перевозбудились… Смотрите на меня!.. Вокруг вас хорошие люди, желающие вам помочь, и никакая преисподняя или страшный суд вам не грозят, – он сделал паузу и повторил вопрос следствия. – Ответьте: как вас зовут, год вашего рождения и откуда вы родом…

– Я маленькое облачко родом из огня, и у моего рождения нет времени… – с полным блаженством в голосе ответил Жогов.

– Вас зовут Жогов Иван Николаевич…бывший полковник СМЕРШа, по кличке Искра!.. – резко рубанул воздух зычным голосом не сдержавший своего нетерпения следователь. – Вы обвиняетесь в шпионаже и подготовке подпольных неофашистских организаций как на территории востчной Германии, так и на нашей! А также в убийстве малолетних детей административных работников Сарыкамышского лагеря и сотрудничестве с заключёнными… Именно с ними вы пожирали одних, а других тем временем, врагов народа, освобождали… Вас будут судить, и мне поручено предъявить вам обвинение и провести повторное расследование!.. Вам больше не удастся разыгрывать из себя сумасшедшего!.. И даже не пытайтесь! – переведя дыхание, запнулся он.