Текст книги "Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны"

МЕНТАЛИТЕТ СОВЕТСКИХ СОЛДАТ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ СОВРЕМЕННИКОВ

Ждали ли вы прихода русских?

Да, как будто они являются членами нашей семьи. Например, Рафи как сумасшедший помчался встречать их. Он со слезами обнял первого же встреченного русского. А русский сказал ему: «А теперь, еврей, отдавай мне свое кожаное пальто».

Иштван Бенедек и Дьёрдь Вамош

Было немало попыток проанализировать отличительные черты, ставшие причиной поведения советских солдат. Воспоминания очевидцев подчеркивают то, что советские солдаты были в гораздо большей степени подвержены крайностям, чем их коллеги из Западной или Центральной Европы. В Венгрии в результате войны и последовавшей за ней сталинской диктатуры более остро отпечатались негативные стороны, нежели жесты гуманности, продемонстрированные по отношению к народам оккупированных стран, спонтанность которых демонстрировала то, что советский солдат способен не только на жестокость, но и на проявление доброты на личностном и общественном уровне. Советские солдаты часто брали под свою защиту детей, а иногда и целые семьи. И в то же время советская армия депортировала в Сибирь десятки тысяч невинных людей. Для тех, кто оставался у них в тылу, устанавливались полевые кухни, и за это ничего не требовали взамен.

Будапешт стал первым крупным городом западного стиля, в котором советским солдатам после тяжелых боев пришлось столкнуться с теми удовольствиями, которые дает «буржуазная» культура. В Бухаресте и Белграде их принимали как союзников, а Варшава была полностью разрушена еще до их прибытия. Для многих из них санузлы, большие собрания книг и даже очки были новшеством. (Автор несколько преувеличивает «дикость» советских солдат и, косвенно, «цивилизованность жителей полуаграрной Венгрии. – Ред.)

Швейцарский консул Карл Лутц, который после попытки прорыва отправился на поиски представителей советского высшего военного руководства, вспоминал:

«Мы карабкались по выжженным огнеметами пространствам в длинном туннеле под районом Замка. А когда мы наконец прибыли в советский штаб, то попали в обстановку какого-то дьявольского шума. Офицеры праздновали победу и, смертельно пьяные, танцевали на столах. Мне был назначен в охранники украинец, но он сбежал на второй вечер».

Оккупация Красной армией привела к столкновению двух абсолютно разных культур. Венгры смотрели на немцев как на цивилизованных людей, способных на жестокие поступки. К представителям Советской страны они относились как к дикарям, которыми двигают самые благие намерения, с абсолютно чуждыми идеями о том, что касалось частной собственности, долга и ответственности.

Единственное, что советские солдаты знали о Западе, было то, что здесь на каждом шагу им придется сталкиваться с «буржуями», к числу которых они относили любого, у кого были часы, кровать и собственный очаг. Они часто не знали, как пользоваться современным туалетом, которые они называли «воровскими машинами» за то, что те при смыве «глотали» любую вещь, в том числе предметы, которые клали в них, чтобы охладить или помыть. (См. примеч. на с. 397. – Ред.)

Часам, большим и малым, придавали почти мистическое значение. Писатель Эндре Иллеш рассказывал историю о профессоре, который подружился с компанией молодых рядовых советских солдат и у которого другие солдаты украли часы. Друзья профессора немедленно отправились восстанавливать справедливость, и вскоре на его руке снова красовались часы, правда не его собственные. Очевидец того, как «освобождали» больницу скорой помощи, вспоминает:

«Неожиданно у входа появились двое советских солдат. Один… громко крикнул мне… чтобы я отдал ему часы и драгоценности, а другой в это время держал нас под прицелом автомата на боевом взводе. Они не проронили ни слова, пока женщина… не разрыдалась жалобно. Воин, который сам едва вышел из детского возраста, подошел к ней. «Не плачь», – приговаривал он, похлопывая ее по плечу. Затем он полез в карман и извлек оттуда двое наручных часов, которые сунул ей в руку. После этого он вернулся к своему занятию».

Прошли месяцы, и в будапештских кинотеатрах стали показывать хронику с Ялтинской конференции. Когда американский президент Франклин Рузвельт поднял руку, чтобы указать на что-то Сталину, на его запястье стали видны часы. И тогда сразу несколько шутников из аудитории принялись кричать: «Береги свои часы!»

Несмотря на склонность к актам жестокости, у советских солдат было множество табу. Одним из них было нанесение вреда детям. Здесь показательным является следующее воспоминание. Оно принадлежит мужчине, которому тогда было три года и которого советский капитан обнаружил в убежище вместе с дедушкой и бабушкой:

«Папа!» – позвал я его, приняв его по щетине за отца и решив, что тот вернулся домой с фронта. Капитан спросил остальных, что я сказал. Кто-то ответил на сербохорватском языке, и офицер расплакался. Он прижал меня к себе и заявил, что он учитель и у него ребенок тех же лет, показывал фотографию. Позже он постоянно носил нам еду. После прорыва он поставил у нашего дома охрану, чтобы нас защищать, а во время грабежей не разрешал никому из нас выходить на улицу».

Случай, который приводит Кишон, также является поучительным:

«Моя сестра Аги решила лично отблагодарить освободителей. Однажды вечером, вскоре после того, как немцы ушли из нашего района, она нарядилась в платье с глубоким вырезом и отправилась на ближайший советский командный пункт. Мы прождали ее полночи, сходя с ума от беспокойства. Она вернулась рано утром в хорошем настроении, рассказывая нам, как вежливо общались с ней русские. Они обнимали и кормили ее и дали ей еды, чтобы она взяла ее домой.

К полудню мы… обнаружили, что во всей округе моя сестра была единственной женщиной, которую не изнасиловали…

В то время сестра была очень молодой и наивной. Должно быть, это и спасло ее в ту ужасную ночь от самого худшего. Но есть вероятность, что среди русских, как и среди мусульман, принято с уважением относиться к умалишенным женщинам…

Они были просты и жестоки, как дети. В то время, когда миллионы людей были уничтожены Лениным, Троцким и Сталиным или погибли на войне, смерть для них стала обыденным явлением. Они убивали без ненависти и сами умирали без особого сожаления».

Солдаты испытывали огромное уважение по отношению к врачам и – из-за кажущейся политической значимости – к писателям. Марай вспоминал, как свирепый казак заставил его несколько километров тащить на себе тяжелый мешок, полный награбленных вещей, а потом поинтересовался его профессией:

«Услышав магическое слово «писатель», он тут же забрал у меня мешок. Нахмурившись, он достал нож, разрезал буханку хлеба на две половины, протянув одну из них мне. Весь дальнейший путь он тащил свой груз сам».

Все происходило совсем не так, как ожидалось. Людей загоняли на принудительные работы, грабили и насиловали. При этом бойцы Красной армии не задумывались над их религией и убеждениями. Это вызвало огромные разочарования в еврейской среде. Марай рассказывает о первой встрече рабби Леанифалу с советским солдатом. Когда почтенный старец… признался, что он еврей, солдат расцеловал его в щеки и заявил, что и он еврей. Потом он выстроил все семейство рабби у стены, а сам обыскал жилище с дотошностью московского грабителя, забрав все, что имело хоть какую-то ценность. Хорошим примером того, как советские солдаты вели себя в обществе, является рассказ одного из журналистов:

«В войсках западных союзников было принято заранее оповещать население территорий, которые должны были подвергнуться оккупации, радиопередачей из британского штаба Бернарда Монтгомери. Там передавали, как вести себя населению после прибытия британских или американских солдат. После того как был занят Будапешт, его жители и представители администрации города неделями и даже месяцами не знали, как себя вести. Да и сами русские фактически не знали об этом. Типичным является то, что первый приказ советского командования появился в городе 5 февраля, а второй, почему-то под номером 1, – 6 февраля. Оба приказа были подписаны не командующим советской группировкой или комендантом города, а неким майором Нефедовым».

Окончание осады не принесло населению Будапешта освобождения. Люди рассуждали о других городах, будто там текут молочные реки с медовыми берегами:

«В Сегеде (занят Красной армией в октябре 1944 г. – Ред.) установлены твердые законы и порядок. Там нет грабежей, на улицах горят фонари, ходят трамваи, в театрах ставят пьесы, в кино показывают американские и английские фильмы, а на рынке можно купить все, что угодно».

А в Будапеште было все с точностью до наоборот. Помимо солдат регулярной армии, там хозяйничали тысячи советских дезертиров, которые добывали себе пропитание грабежами, устраивали бои с подразделениями НКВД и полиции. Так, в феврале 1946 г. за один день в городе произошло восемь ограблений с убийствами. Большую часть налетов совершали советские солдаты, хотя следует признать, что многие преступники-венгры не упустили случая воспользоваться возникшим после разгрома вакуумом власти.

В лучшем случае группа советских солдат могла захватить автобус и под прицелом оружия заставить водителя везти их на экскурсию по городу. Некоторые из оккупантов пытались стать постоянными жителями венгерской столицы:

«Если русского солдата завораживала буржуазная жизнь или он влюблялся в девушку-венгерку, он принимал решение остаться. Для этого он просто переодевался в гражданское, и никто ему в этом не препятствовал. С нами по соседству поселился русский, который у себя дома был сапожником. Привлеченный перспективой обрести свободу и хороший доход, он поступил подмастерьем к мастеру-обувщику… Русская девушка-военнослужащая постучала в дверь нашему уборщику и спросила его о том, нельзя ли поселиться в нашем доме, так как она хотела оставить службу в армии. Она уже успела найти для себя работу и обещала быть хорошим квартиросъемщиком и не доставлять никому беспокойства».

Вскоре венгры начали защищаться. Первым шагом стало появление на рукавах многих людей ленточек цвета национальных флагов Великобритании, США, Франции, Югославии, Швеции, Румынии, Португалии или Чехословакии. Другие надели опознавательные знаки Красного Креста или государственных служб, таких как Будапештское управление транспорта, или Будапештская железная дорога, или полиция. Особенно популярными были последние два, так как обычно советские представители относились к ним с уважением. Во многих многоквартирных домах стали размещать охрану из числа гражданских лиц. Прежде с целью оповещения о приближении самолетов противника перед дверями домов вешались различные металлические предметы, которые теперь стали использоваться для того, чтобы дать знать полиции и военным патрулям о нападении грабителей.

Во время периода «междуцарствия» после осады абсолютную власть в домах приобрели дворники и вахтеры. Они вели переговоры с советскими представителями, торговали пожитками, найденными в домах, следили за исполнением арендаторами своих обязанностей. Как наследство от многонациональной Австро-Венгерской монархии, многие из них были славянского происхождения, говорили на славянских языках и пользовались симпатией и покровительством со стороны представителей родственных славянских народов (составлявших абсолютное большинство в Красной армии даже в конце войны. – Ред.). Когда госпожа К.Б. сопротивлялась попытке советского офицера изнасиловать ее в подвале дома, дворник равнодушно бросил ей: «Почему вы так беспокоитесь из-за этого? Вы же взрослая женщина!»

Многие жалобы на поведение советских солдат доходили до советских властей, которые часто принимали в ответ жесткие меры: иногда нарушителей расстреливали на месте. Ходили слухи, что Малиновский лично застрелил одного майора за изнасилование. Конечно, бывали и прямо противоположные случаи. Комендант Чепеля заручился для себя разрешением призвать к ответу любого, кто посмеет клеветать на Красную армию и конкретно на его подчиненных под тем предлогом, что «вышестоящее командование занято более важными вещами». После получения такого разрешения все жалобы на его солдат чудесным образом прекратились.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Заняв место в окне разрушенного магазина… женщина торговала картофельными оладьями по десять пенгё. Оладьи были остывшими, не очень аппетитными и не очень чистыми…

Но голодный народ не колебался; многие останавливались, чтобы купить их.

У здания Национального театра молодой человек предлагал свой товар: «Советские звездочки на одежду!.. Всего за два пенгё!.. Покупайте советские звездочки!»

Но оладьи почему-то пользовались большей популярностью.

Шандор Тонелли

Когда отгремел грохот боев, жители начали возвращаться в свои дома из подвалов, тыловых районов и из гетто. Когда они входили в дома, особенно в те, что располагались на горе Шаш-Хедь, горе Геллерт-Хедь, на холме Рожадомб, то натыкались на трупы немецких, русских и венгерских солдат. Покрытые пылью штукатурки, замороженные тела лежали в самых причудливых позах между разрушенными стенами, в разбитых подвалах, пустых оконных проемах. Рядом лежали оружие и пожитки погибших. Обычно трупы были без обуви, в разорванной форме, черные от запекшейся крови. Документы были разбросаны по всему полу: это русские мародеры успели обшарить карманы убитых. Часто нужно было засыпать песком и отмывать мебель и оконные проемы от налипших на них крови и ошметков мозгов, менять испачканную обивку диванов и кресел, на которых кто-то лежал и умирал. Одной из первоочередных задач было похоронить разлагавшиеся тела, как людей, так и животных, которые находили повсюду. Для ее выполнения советские солдаты выгоняли из домов все имеющееся в наличии гражданское население, включая двенадцатилетних мальчишек.

До Рождества 1944 г. и в январе 1945 г. государственным служащим авансом выплатили трехмесячное жалованье, так как исходя из сложившейся военной обстановки было ясно, что дальнейшие выплаты вряд ли будут возможны. В среднем гражданский служащий зарабатывал от 1200 до 2000 пенгё. После окончания боев все хотели себе что-нибудь купить, так как по понятным причинам в течение нескольких недель были лишены возможности делать покупки. В феврале люди платили по 100 пенгё за 1 кг муки, 400 – за сахар, 6–7 тысяч – за костюм и 3 тысячи за пару обуви. Но и это было ничто по сравнению с последующей гиперинфляцией.

Это стало вызывать беспокойство даже у представителей советского высшего командования. Первого коменданта города генерал-майора Чернышева, которого волновали лишь собственные потребности, в конце февраля сменил генерал-майор И.Т. Замерцев, который оставался на этом посту до 1948 г. Первым венгерским комендантом венгерской столицы стал командир Будапештского охранного батальона до 17 октября 1944 г. полковник Кальман Гал. Он занимал этот пост с 13 апреля 1945 г., но все более или менее важные решения оставались в ведении генерал-майора Замерцева.

На следующий день после падения Пешта четверо бойцов сопротивления – маркиз Пал Одескальки, землевладелец Имре Бидерман, обер-лейтенант Гвидо Гёргей и Енё Ташши назначили встречу со своим товарищем Ласло Шойомом, который во время боев снабжал их взрывчаткой. Вот что пишет Ташши о произошедшем с ними, когда 19 января все они прибыли на место:

«Светило солнце. Разбитая мостовая была покрыта снегом, кровью и грязью. На месте толпились спорившие о чем-то советские солдаты. Единственными гражданскими, которых мы увидели, были группы людей, которых русские куда-то конвоировали. Здание Национального музея стояло на месте, хотя оно было сильно повреждено. Мы едва поверили своим глазам, когда увидели Ласло Шойома, который стоял около железной ограды на входе… На пути нас остановил советский патруль, но, как оказалось, его командиру было достаточно взглянуть на листок бумаги с печатью, который Шойом сунул ему под нос. Мы пошли дальше… к желтому многоэтажному зданию напротив Городского театра. На его фасаде все еще висела табличка с надписью «Volksbund» («Союз молодежи»), но поверх нее уже висела свежевыкрашенная деревянная дощечка, на которой было написано «Будапештское центральное бюро коммунистической партии»… а рядом висел красный флаг с серпом и молотом… Шойом провел нас в дальний конец коридора и попросил подождать. Он исчез в одном из кабинетов и вскоре вернулся с долговязым типом, который встал перед нами и представился: «Меня зовут Янош Кадар, и я являюсь секретарем Будапештской организации коммунистической партии. Товарищ Шойом рассказал мне, что вы участвовали в вооруженной борьбе за свободу. Как признание ваших заслуг, мы предлагаем вам возможность вступить в партию. Это большая честь… Я хотел бы получить ответ немедленно, вы должны принять решение прямо сейчас».

Все четверо отказались от предложения и вышли из здания. На следующем же перекрестке трое из них (те, что попрощались с Бидерманом и дальше шли отдельно) были арестованы советскими солдатами. Ташши продолжает: «Мы решительно протестовали и показывали им документы на венгерском и русском языке, которые получили в здании партии. Русский сержант сплюнул, порвал все три документа и толкнул нас в ряды пленных».

Я. Кадар и руководство Венгерской коммунистической партии встретились с первыми советскими солдатами в районе Кёбанья. Поскольку никто из них не говорил по-русски, им пришлось долго объяснять, кто они такие. Через десять дней Кадара назначили заместителем начальника полиции Будапешта. Он был полностью в курсе преступлений, совершенных советскими военнослужащими, о чем 9 февраля составил совершенно секретный доклад:

«Несмотря на все сложности, сразу же после прихода советских войск началось создание Национальной гвардии… Это было чрезвычайно сложно, поскольку советские представители арестовывали сотрудников полиции прямо в полицейских участках и казармах. Ежедневно только 50 процентов из отобранных сотрудников полиции могли добраться до мест назначения. Аресты достигли таких масштабов, что в настоящее время в лагере для военнопленных в Гёдёллё находится примерно 2–3 тысячи полицейских всех званий и должностей. Советское командование очень усложнило нашу работу. Особенно сильно это сказывалось в самом начале, хотя продолжается и сейчас. Во вновь созданных полицейских участках разместились подразделения НКВД, чье навязчивое присутствие и непрекращающиеся непомерные требования до сих пор отнимают у нас много времени, что затрудняет работу… Неразбериха усугубляется еще и фактом того, что в ряде мест были сформированы одновременно несколько подразделений полиции. Иногда начальниками службы полиции на одном и том же участке назначаются по два человека. Это происходит оттого, что необдуманные приказы исходят одновременно и от политического руководства, и от вездесущих советских комендатур; при этом никто не задумывается о последствиях… Еще одним характерным феноменом является проникновение повсюду евреев… Кроме того, я должен упомянуть и деятельность незаконных полицейских формирований, таких как «Венгерское ГПУ», «Гвардия Миклоша», а также «Социал-демократическая организация внутренней безопасности». Они уже ликвидированы или находятся в стадии ликвидации».

В связи со сложившейся в Будапеште катастрофической ситуацией туда были переброшены силы безопасности из Дебрецена и других провинциальных центров. Советская администрация теперь обеспечивала эти подразделения оружием (прежде полицейские патрули вооружались только дубинками). Как отмечал Кадар, гражданское население поначалу встретило вновь прибывших с откровенной радостью, но вскоре было горько разочаровано из-за многочисленных злоупотреблений, допускаемых их представителями.

Деятельность «народных судов», аресты по инициативе коммунистических представителей, деятельность создаваемой ими новой полиции началась еще до окончания осады. Представители администрации трудовых лагерей Йожеф Ротьиш и Шандор Сивош были обвинены в 124 убийствах, совершенных во время правления фашистского режима. Оба были публично повешены 4 февраля 1945 г. Публичные казни, которые иногда по политическим мотивам превращались в народные гулянья, продолжались несколько лет. Один из свидетелей вспоминал:

«Новая аудитория из числа коммунистов хором кричала палачу: «Медленнее, Богар! Медленнее!» Многие из нас обращались в министерство юстиции с призывом прекратить это варварство… Когда я был у министра юстиции Иштвана Риеша, он отклонил мое заявление. Министр заявил: «Евреям нужна какая-то компенсация после того, как они столько страдали».

До 12 апреля 1945 г. количество арестованных в Будапеште «фашистов и других реакционных элементов» достигло 8260 человек, из которых 1608 были вскоре отпущены.

20 января Национальное временное правительство подписало с Советским Союзом соглашение о прекращении огня. Одним из условий соглашения было то, что венгерское правительство берет на себя обязательство полностью обеспечивать продуктами все расположенные на территории Венгрии части Красной армии. Впрочем, продовольствие в любом случае конфисковывалось, а плата за него осуществлялась не имеющей реального обеспечения валютой военного времени. Безответственный подход к выпуску денежных знаков стал одной из причин последующей гиперинфляции.

Несмотря на все обращения со стороны коммунистических лидеров, Малиновский категорически отказался обеспечивать продовольствием представителей венгерских властей. В связи с настоятельной необходимостью накормить население столицы решением партийной коалиции чрезвычайные полномочия вручили Золтану Вашу, который с 13 февраля 1945 г. занял пост правительственного комиссара по государственным поставкам. Ваш конфисковывал все продовольствие, которое не успели отобрать советские представители. Он отдал приказ об аресте любого, кто осмелился бы препятствовать работе его подчиненных. Этот человек изменил свое решение только единожды: когда владелец знаменитого ресторана Янош Гундель был задержан по обвинению в завышении цен, столичная интеллигенция подняла такой вой, что его пришлось отпустить. Первые приказы Ваша касались эвакуации детей и организации в городе специальных кухонь для остронуждающихся. Первая партия продуктов прибыла в город 17 февраля. Минимальными потребностями столицы в то время было десять вагонов продуктов в день, но на начальном этапе его деятельности этого количества достичь не удавалось. В переходный период многие предприятия сами обеспечивали своих рабочих продовольствием, обменивая продукцию, которую вывозили в сельские районы, на продукты. К весне 1945 г. общественные столовые обеспечивали едой примерно 50 тысяч человек. Триста представителей творческой интеллигенции и ученых получали специальные пайки, которые получили название «посылки Ваша».

Основной задачей было обеспечение распределения продуктов в разрушенном городе. На первых порах это было организовано следующим образом: на речных трамваях продовольствие доставлялось до городской трамвайной сети, которую было приказано восстановить в рекордно короткие сроки, поэтапно. 25 февраля распоряжением Ваша был организован выпуск продовольственных карточек для жителей центральных районов. И все же система заработала повсеместно и в полном объеме лишь к 1 июня. До конца марта энергетическая ценность обычного пайка составляла 500 килокалорий, позднее – 1000 (притом что человеческому организму в день требуется как минимум 2000 килокалорий). Ситуация улучшилась после того, как советское командование согласилось уступить венгерскому правительству (в долг) некоторую часть из конфискованного имущества и материалов, а также частично вернуть многие из реквизированных русскими государственных предприятий. Первым 27 марта возобновило производство предприятие «Гизелла», хотя самая крупная в стране «общественная пекарня» начала работать на нужды гражданского населения только в конце июня.

Коммерция сосредоточилась в здании биржи и на площади перед ним, а также на площади Телеки. Кроме валюты и ценных бумаг здесь покупали и продавали жиры, сливовый джем, медный купорос и все, что пользовалось в этом мире хоть каким-то спросом. Большинство дилеров не были держателями продукции, но всегда знали, где и что можно было купить. Самым модным аксессуаром стал рюкзак. Этими предметами пользовались все те, кто отправлялся «заниматься деловыми операциями» в сельской местности, а также те, кто просто надеялся, что где-то что-то случайно появится в продаже. Одинаково популярны были красные рубашки, сшитые из немецкого парашютного шелка, который в свое время сумело утаить гражданское население, отчасти оттого, что надеялось как-то использовать этот материал в будущем, отчасти из-за неистребимой привычки советских солдат открывать убийственный артиллерийский и минометный огонь в любом жилом районе, где были замечены контейнеры, сбрасываемые над городом на парашютах. В сельской местности такую рубашку можно было обменять на целого гуся. Из лошадиных попон шили осенние и зимние пальто, из палаточного брезента – куртки. Те, кто что-то соображал в технике, занимался восстановлением разбитых автомобилей и мотоциклов, а также переделкой их двигателей в моторы для бензопил и мельниц. До наших дней сохранились некоторые просто удивительные предметы: автору лично довелось видеть танковые сиденья, переделанные в скамеечки для ног, сброшенные на парашютах контейнеры для продуктов, превратившиеся в «передвижную» упаковочную тару, немецкую танковую смазку, которой обрабатывали садовый инвентарь, а также бочки с надписью «Reichsmarine» (Германские военно-морские силы до 1935 г. – Пер.), применявшиеся для сбора дождевой воды.

Кроме часов, советские военные испытывали особое пристрастие к зажигалкам и авторучкам. И то и другое служило своеобразной валютой. Самым большим спросом пользовались часы «с красными камнями», и некоторые сообразительные продавцы наносили с помощью эмалевой краски несколько точек на механизм изнутри, чтобы выдать их за несуществующие «камни». Особое отражение этой коммерческой деятельности нашло в знаменитом запрете мэра Ваша на объявления в прессе, надписи на витринах магазинов на русском языке, где сообщалось о намерении купить золото, серебро, кожу и текстильные изделия. Такие объявления, по официальному заявлению, «в неверном свете показывали героическую освободительную русскую армию, создавая ложное впечатление, что ее представители занимаются незаконной коммерческой деятельностью». Один из владельцев магазинов в центре столицы разместил у себя на витрине объявление следующего содержания на русском и венгерском языках: «В моем магазине нет товаров на продажу. Просьба не врываться сюда в поиске таких товаров».

Во время осады большая часть легковых машин в городе была уничтожена, а немногие оставшиеся были конфискованы для нужд советской администрации. Первый трамвайный маршрут возобновил работу 8 февраля. Остальные линии не могли последовать этому примеру до апреля и мая. Большинство трамваев возобновило работу к ноябрю. Движение автобусов снова началось 20 февраля; при этом по маршруту ходил единственный автобус, который автобусная компания срочно запустила после строгого предупреждения советской комендатуры о налаживании работы в трехдневный срок. Первый извозчик появился на улицах города 19 марта. Телефонная связь и радиопередачи были восстановлены к 1 мая, как и работа почты. Промышленное производство возобновилось с открытием спичечной фабрики в Будафоке; при этом советским властям пришлось обеспечивать для предприятия вооруженную охрану, иначе фабрику разграбили бы их собственные солдаты. Рабочие сначала получали заработную плату спичками.

Газовые предприятия вновь приступили к работе начиная с 7 февраля, хотя даже в ноябре из-за повреждения газопровода только на 50 процентах жилого фонда было налажено газоснабжение. В последнюю очередь была восстановлена дренажная и канализационная сеть, которая до ноября работала лишь на 2 процента от своих довоенных возможностей. В апреле начался сбор скопившихся на городских площадях примерно 45 тысяч кубометров мусора. Его уборка продолжалась несколько месяцев. Советские представители потребовали лишь немедленно убрать трупы, что было необходимо для предотвращения эпидемий, и эта задача была выполнена в основном силами местных жителей.

Водопровод продолжал работать со сбоями, стирка белья часто осуществлялась в городских фонтанах и источниках. Особой популярностью пользовались горячие источники в парке Варошлигет, а для сушки белья служили бронзовые статуи на расположенной по соседству площади Хёсёк (Героев). Многие занялись выращиванием продуктов, хотя бы в принадлежавших им садах, – летом 1945 г. только в XIV городском округе 35 тысяч жителей выращивали для себя овощи.

6 февраля 1945 г. в Пеште вновь открылся первый кинотеатр, в котором показывали советский фильм «Битва под Орлом». Позже в честь советских героев по распоряжению Военного совета 2-го Украинского фронта воздвигли статуи напротив гостиницы «Геллерт» в Буде, а также на набережной Дуная в Пеште – все это после того, как эти территории были тщательно очищены насильно согнанными туда местными жителями. Вскоре вернулось к жизни и кабаре в Пеште. Актер-комик Кальман Латабар сорвал продолжительную овацию, когда, появившись на сцене, он закатал рукава и поднял штанины брюк, продемонстрировав публике около тридцати висящих там часов. Его каламбуры и шутки о грабежах советских солдат вызывали самый искренний смех публики.

Поселки вокруг Буды значительно пострадали во время осады. Многие из них по несколько раз переходили из рук в руки. Например, Пилишмарот находился на самой линии фронта в течение трех месяцев. Оттуда было насильственно эвакуировано примерно 10–20 процентов населения, а все остальные были поголовно ограблены победителями. Лишения этих людей достигли таких масштабов, что к началу марта они раздевали трупы погибших с целью обменять одежду на семена в более благополучных населенных пунктах за Дунаем. В поселке Чольнок несколько жителей выкопали мертвое тело советского солдата, которое им приказали похоронить, и обнаружили на нем пять пар брюк, украденных у местного жителя-шваба, двое из которых оставались в отличном состоянии. Тем же путем была «конфискована» и обувь, которую через несколько недель после похорон удалось обменять на что-то полезное.

К апрелю 1945 г. население Будапешта сократилось с 1,2 миллиона до 830 тысяч жителей. При этом выжило на 166 тысяч больше женщин, чем мужчин. Примерно 38 тысяч венгерских жителей, в том числе евреев, погибли в ходе осады, еще примерно столько же не вернулись из трудовых лагерей и лагерей для военнопленных. Погибло примерно 28 500 венгерских солдат (не считая так называемых некомбатантов, с оружием в руках сражавшихся с частями Красной армии. – Ред.). Итого общая численность погибших составила примерно 104 500 человек. Из них 45 и 33 процента погибших приходится соответственно на первый и второй городские округа Буды. В результате налетов английской и американской авиации еще до начала осады в городе было повреждено до 40 процентов зданий, при этом самые значительные разрушения пришлись на IX округ в Пеште и XII округ в Буде (см. табл. 15 и 16).