Текст книги "Синий маяк"

– Пожалуй, я рискну, – решается он, сглотнув. – Только вы имейте в виду, что рыба сразу проснётся. Давайте один браслет снимем. Для пробы. Тут в нём скважина есть. Вроде как для ключа.

К счастью, замок отпирается без особых хитростей. Вставил Перо, повернул, открыл.

– Непривычное чувство, – задумчиво признаётся Костлявая Рыба. – Как будто руку теряешь! Не представляю, как мне теперь быть. Я ведь даже не с этого острова! И потом, столько лет прошло…

– Тут вам оставаться нельзя, – напоминаю я, следя за бассейном. – Помочь вы вряд ли сумеете. А если вас эта нежить прикончит, будет обидно. Вы лучше сейчас уходите. Через заднюю дверь, а то за гротом местные наблюдают. Они могут плохо отнестись к вашему появлению.

Как и Эйка. Особенно, если я не выйду.

– Это разумное предложение, – соглашается Костлявая Рыба. – Без браслетов чары не будут меня держать, как-нибудь выберусь. И всё же, мне неудобно оставлять вас в одиночестве.

– Но вы же тут сидели! – пожимаю я плечами. – Считайте, что я вас сменил на посту. Я, в общем, привычный. Ко мне на маяк разве что оборотни забегали. А так – тишина и уединение.

– Этим я вполне насладился, – вздыхает Костлявая Рыба, собирая чашки. – Мне бы к людям поближе.

Пока он складывает свои пожитки в небольшой сундучок, я размышляю, не сводя глаз со скелета на дне.

– Я бы пригласил вас с собой, – произношу я медленно. – Но это может худо для вас закончится. Наверное, вам лучше пойти к голубым скалам. Правда, там трава бродит. Но вы её не слушайте и нормально дойдёте. А в ущелье уже люди. Жить с ними можно, если не пристрелят. Правда, оттуда потом не вырвешься, так что решайте сами.

– Я об этом серьёзно подумаю, – обещает он, снимая с крючка заржавелый ключ. – Спасибо, что заглянули. А с рыбой будьте аккуратнее. Она хвостом хлещет – второго раза не надо! Лучше к ней под брюхо подобраться, я так и делал.

Дверь за его спиной открывается в нескончаемый чёрный коридор, но у него с собой фонарь, так что, наверное, не заблудится.

– А как ваше имя? Если не секрет, – спрашиваю я, вглядываясь в его бледное до прозрачности лицо.

– Гереф, – сообщает он, чуть запнувшись. – Гереф Цальда, если быть точным. А что?

– Спасибо за службу, Гереф, – говорю я ему. – Счастливой дороги.

Пару секунд он смотрит на меня, не отводя взгляда, потом медленно кивает и отступает за порог. Я расщёлкиваю на нём браслет – назовём это браслетом – и захлопываю дверь между нами. Оборачиваться не хочется, но надо. Когда я снова бросаю взгляд в чёрную глубь бассейна, по поверхности воды проходит едва заметная рябь. Тогда я считаю до одного и поднимаю меч.

* * *

Эйка стоит, прислонясь спиной к невидимой преграде на входе в убежище Костлявой Рыбы. Когда я отодвигаю морок и выбираюсь оттуда, она очень тщательно скрывает радость. И помогать мне не кидается. А рыбий хвост, между прочим, тяжёлый! Ничего, справлюсь.

– Ухи из неё не сваришь, – сообщаю я со вздохом. – Но чем богаты. Вот – ещё чаем угостили!

Гереф действительно оставил на столе целую жестянку. Очень мило с его стороны, но, право, не стоило.

Эйке ни тот, ни другой подарок не нравятся. Она молча оглядывает меня с ног до головы и даже ощупывает, а потом, не говоря ни слова, толкает в грудь. Но глина – материал мягкий, и удар затылком для меня не смертелен. Вот только чай наполовину просыпался – жалко.

– Прости, – выговариваю я сквозь звон в ушах. – Я понимаю, что ты волновалась. Зато теперь мы поплывём быстрее и с охраной.

Ну, или нас потопят с чуть меньшей вероятностью. Эйке это всё равно, и она уходит, не оборачиваясь.

– Спасибо, я тоже тебя люблю, – говорю я ей вслед.

– Не любишь, – огрызается она через плечо.

Очень кстати, что это не обязательно. И Эйку устраивает такое положение вещей. Мы без разговоров сталкиваем плот в бурно цветущую воду, а потом она без разговоров садится лицом к югу. И всё.

Дурацкий скелет рыбьего хвоста вместе с медным кольцом я отдаю взволнованному до дурноты скату, который ожидает нас у выхода из протоки. Он там уже не один, их так много, что воды не видно. Но к плоту они не подплывают.

– Откуда такая толпа? – спрашиваю я Эйку, отмывая меч в проточной воде.

– Я их слегка взбаламутила, – бросает она, не оборачиваясь. – Мне-то не надо дышать на глубине!

– А… – я не сразу могу придумать вопрос, но невольно отступаю от воды, держа меч наготове. – А что ты сделала?

– Пока ничего. Ты же вернулся! – произносит она очень ровно. – Я просто показала, что на меньшую беду всегда найдётся большая.

Мне вдруг становится смешно.

– Ты чуд… – у меня в самом деле перехватывает дыхание. – Ты чудесная, – выговариваю я, наконец. – Но ты же не ешь рыбу!

– А им почём знать? – не смущается Эйка. – И потом, есть не обязательно. Мне надо было, чтобы от тебя отстали – вот и всё! Если их кто-то жрёт, это их проблема. А если не уймутся, будет проблемой больше. Я бы с огромным удовольствием помогла этой дохлой рыбине.

– Боюсь, ей уже не поможешь, – сообщаю я скорбно. – Слушай, там на самом деле такая странная история…

– Так поди и запиши её. Молча, – советует Эйка. – В назидание благодарным потомкам, если они успеют народиться.

Не знаю, как потомки, а скаты выражают горячую благодарность. На Эйку они косятся с опаской, но обязательства выполняют, и потопить нас не пытаются. Или не решаются.

После захода солнца у них начинается праздник. В честь избавления от Рыбы. Всю ночь под водой танцуют беззвучные тени, время от времени вспыхивая грозовыми разрядами. На горизонте такими же короткими всполохами зажигаются тучи. Гроза бродит вокруг, но никак не грянет. Потом подводное свечение понемногу меркнет, но с десяток белых теней продолжают следовать за нами. От чего они нас охраняют, я не знаю, но плывём спокойно. И не в пример быстрее, чем своим ходом. Перед плотом пускают Прозрачного, и он прокладывает стремнину, по которой нас несёт на юг.

Эйку и это не радует. Днём и ночью она сидит на своём месте и со мной не общается. Ну и я с ней сижу – а что делать?

– Зря ты сердишься, – говорю я ей на третий день. – Всё ведь закончилось хорошо! А за всё хорошее надо платить.

– В следующий раз тебя убьют, – отвечает она на пятый день.

Но ведь не прямо сейчас! Сил моих нет! Как так вообще можно жить – всё время думая о смерти? Дождь в очередной раз иссякает, только редкие тяжёлые капли хлюпаются в реку и стучат по брёвнам плота. Я ложусь на эти брёвна, смотрю в тяжёлое небо и думаю, дошёл ли уже Гереф до голубых скал? Хорошо бы ему успеть до бури! Эйка ложится рядом, но всё равно не заговаривает со мной. А на седьмой день мы прибываем в гавань.

Глава 15

У заброшенной речной пристани мы прощаемся с водными жителями. Точнее, я прощаюсь. Эйка упрямо считает их врагами, но не трогает ради меня. Или ради принципа. Когда мы перебираемся на пустой белый причал, солнце уже садится.

Я смотрю, как бледно-синие всполохи поднимаются вверх реке, и отталкиваю шестом плот. Тогда Эйка берёт меня за руку, и мы идём в город. Они немного утомляют, эти пустые города. Гавань белоснежна, как рассыпанный по скатерти сахар. Или как нагромождение льда. Будто ждали лета, а свалилась зима. Ставни забраны, двери заперты. И уже понятно, что кораблей нет – их мачты были бы видны издали. Может, где-нибудь в другом месте есть корабли. Это то же самое, что гнаться за солнечным зайчиком.

Но раз мы здесь, мы всё-таки доходим до взморья. До бесконечно длинной набережной с узорными мраморными перилами и разноцветной мозаикой под ногами. Океан тянет жадные языки к ничейной красоте и отступает с разочарованным гулом. Буря так и блуждает поодаль. Солнце поджигает волны, и они переливаются чёрным и алым – как угли в костре.

Эйка усаживается на гладкие, как стекло, перила. Ветер бросает волосы ей в лицо, и она пытается поймать непослушные пряди.

– Не расстраивайся, – говорит она мне.

– Я не расстраиваюсь.

– И не отчаивайся, – прибавляет Эйка. – Целый город на двоих! Где ещё найдёшь такое богатство? Если тут не слишком опасно, можно твоих друзей пригласить.

– Каких друзей? – я заправляю волосы ей за ухо и смотрю, как набухает гроза над тёмной водой. Что-то будет. Недурно бы укрыться под прочной крышей. Подальше от берега.

– Каких-нибудь, – отвечает она, болтая ногами. – Тех, что живут в засыпанном городе. Или под городом. Или тех, из голубых скал.

Друзей у меня пруд пруди, это да.

– Чего ради? – спрашиваю я, вдыхая горечь и соль. – Там им ничуть не хуже.

– Соберёте команду. Построите обычный корабль, – тормошит меня Эйка. – Ну же!

– Завтра решим, – я тоже улыбаюсь, раз она улыбается.

Я не хочу сейчас говорить, что магия не пустит с острова простую деревяшку. Будь это возможно, команду и без меня сколотили бы. Нет, ни один из этих людей за мной не пойдёт, и правильно сделает. Но Эйка здесь, и я обнимаю её, машинально загораживая от ветра. Эйка не мёрзнет, но ей нравится греться.

– Надо бы спрятаться. А то сдует! – говорит она. – Вон там горит свет, я давно на него гляжу. Пойдём на огонёк или подальше от огонька?

Я пытаюсь понять, про что речь, но взор у неё острее, чем у меня, особенно в сумерках. Не хотелось бы попасть в неприятную историю, но не океану же задавать вопросы?

– Я посмотрю, а ты подождёшь снаружи, – решаю я, наконец.

– Опять? – Эйка предупреждающе обнажает клыки.

– Зачем же пропадать обоим? Корабли были мне нужны – не тебе, – объясняю я. – А ты меня в случае чего спасёшь. И всех скушаешь.

Тут больше разговоров, чем дела. Тусклая звезда вдалеке – это свеча в окошке. Двухэтажный дом стоит между набережной и длинным причалом, прорезающим тяжёлые волны. Кроме как сквозь двери под тёмной вывеской на этот причал не попасть. Но и делать там нечего. Разве что в волны нырять.

– Кабак, что ли? – хмурится Эйка, пытаясь прочитать название.

Дверь такая же белоснежная, как и всё здесь. Словно её много лет никто не тревожил, только обмывали дожди. А буквы совершенно поблекли. Я щурюсь, пытаясь разобрать окончание надписи, но тщетно.

– Трактир какой-то, – пожимаю я плечами. – Какая разница?

– Сейчас узнаешь, – ехидно предвкушает Эйка. – Иди-иди, я тут посижу, на ступенечках. Могу заодно меч посторожить. А то он тяжёлый.

Меч не тяжёлый. Но намёк понятен.

– Я ненадолго, – обещаю я Эйке. – Не бойся тут одна.

Она негодующе выпускает когти, но я уже толкаю белую дверь без ручки. Не заперто. А то было бы слишком просто. Внутри полумрак, по столам мерцают бледные лампы. В зале нет никого, не считая трактирщицы – полной дамы примерно одних лет с океаном. Деревянная стойка, на которую она облокотилась, почернела от времени и соли, но кажется несокрушимой, как скалы.

– Добрый день, – говорю я хозяйке, обратившей ко мне равнодушный взгляд. – Нельзя ли спросить у вас дорогу?

– Куда? Дальше только волны!

Её голос похож на скрип давно не смазанной двери.

– Вообще-то, мне туда и надо, – объясняю я осторожно.

– Среди волн дороги не проложены, – сообщает трактирщица. – Ты один дошёл, как я погляжу?

– Более-менее, – отвечаю я, разглядывая пыльную лестницу наверх.

– Более-менее – это ты про тварь на крыльце? – в водянистых глазах старухи мелькает сумрачный смех. Наподобие далёкой грозы.

– Это моя жена, – пожимаю я плечами.

– Бывает, – соглашается хозяйка. – Что же ты её на улице держишь, раз жена?

Я снова пожимаю плечами – как будет угодно. Эйку главное в дом пригласить, а там как сложится. Когда мы возвращаемся вдвоём, старушка выбирается из-за своей скалы и запирает дверь на засов.

– Чтобы не мешали, – говорит.

Кто тут помешает и чему? Эйка держится за мою руку, скромно потупившись – само смирение! Только коготки больно впиваются сквозь рукав мне в кожу.

– Так что вы хотели узнать про дорогу? – переспрашивает трактирщица, возвращаясь от двери.

Одеяние на ней вроде тех, что мы видели в замке. Попроще, но тоже сплошь расшитое – серым по серому. Волосы заплетены в мелкие косички, которые спускаются до полу. Понизу эти косички черны, как смоль, а сверху белы, как лунь. Когда он снова обращает на меня взгляд, кажется, что смотришь в бесконечную череду зеркал. А на дне там кто-то шевелится.

– Да я, собственно, уже спросил, – отвечаю я, вспомнив, что мы разговариваем. – Но если у вас найдётся совет или ночлег, мы бы не отказались.

– От корабля тоже не откажемся, – прибавляет Эйка.

– Платить-то есть чем? – усмехается трактирщица. – За постой. Кораблями я не торгую.

Эйка немного колеблется, но к моему удивлению протягивает старушке перстенёк. Чёрный камень с тусклым белым свечением.

Я бросаю на неё укоризненный взгляд, но уже знаю, что без толку. Это неизлечимо.

– Теперь последний, клянусь, – шёпотом заверяет Эйка.

– Кольцо – не плата, – поджимает губы старуха.

Можно, наверное, перерубить засов, и пусть это бойкое место ждёт новых посетителей. Но ситуация начинает меня забавлять. В конце концов, её трактир, её и правила.

– Камень волшебный, – тихо улыбается Эйка. – Вы его только на руку не надевайте! И в зеркало не глядитесь.

– Зеркал не держу, – успокаивает старушка. – Но поверю на слово.

– У меня есть деньги! – внезапно соображаю я, снимая с шеи монетку с чеканным замком. – Только я не знаю, много это или нет.

– А вы надолго? – подозрительно осведомляется старуха, забирая монету.

– Надеюсь, что ненадолго, – отвечаю я, озирая сумрачный зал. – У вас очень мило. Но хотелось бы своим домом обзавестись.

– Тогда денег хватит, – решает она, убирая плату в карман. – Всё равно у вас больше нет.

– А кольцо так возьмите, – неожиданно предлагает Эйка.

Хозяйка не отказывается, но и радости не выражает.

– Я гляжу, вы много где побывали, – отмечает она. – Если судить по трофеям.

– Не так, чтобы много, – отвечаю я, снимая с плеча мешок. – Просто прогулялись по острову.

– Свадебное путешествие, – поясняет Эйка.

– Свадеб не было давно, это да, – подмигивает ей старуха. – Учудила ты! Не тяжело на цепи-то держать? Тихо сидит?

– Когда хочет, – усмехается Эйка, разматывая платок на шее. Солнца тут нет, и до утра не предвидится.

– Ладно, на ночь оставайтесь, – разрешает хозяйка, примеряя перстень. – Можете вон за тот стол сесть, сейчас ужин принесу. Да отцепись от него! Всё равно есть не будешь, – бросает она Эйке, прежде чем удалиться.

– Это про тебя или про ужин? – хихикает мне в плечо Эйка.

Мне не смешно. Мне тут не по себе. Место нам отводят в дальнем углу. Причём, хозяйка оставляет меня на одном конце стола, а сама устраивается на другом. Ужин вкусный, ничего не скажешь. Если из запасов, то здешним запасам можно позавидовать. Вряд ли, конечно, старушка сама охотится. Пока я старательно делаю вид, что не очень заинтересован в еде, трактирщица усаживает подле себя Эйку. Говорят они очень тихо, я едва могу расслышать, о чём.

– Ну что, – спрашивает старушка. – Голодно тебе, а?

– Я фигуру берегу, – Эйка усмехается, и её клыки ослепительно вспыхивают в полумраке.

– Нашла время, – вздыхает трактирщица, поглаживая её по косам. – Надо же, и зубы ещё не сточила… У меня там козочка есть. Иди, сбегай через заднюю дверь, мы пока поболтаем.

– Правда, можно? – радостно вздрагивает Эйка.

– Беги– беги, – разрешает хозяйка. – Ты вот ещё что… – она подманивает Эйку еле гнущимся пальцем с чёрным камнем. Эйка наклоняет голову, едва не задевая клыками шею трактирщицы. Я допиваю компот из чего-то, кроме абрикосов, и с замиранием сердца слежу за этим смертельным трюком. Через секунду Эйка бросает на меня короткий взгляд и выпрямляется.

– Я знаю, – улыбается она старухе. – Но тут уже ничего не поделаешь. Будь, что будет.

Эйка уходит, а я, наконец, проглатываю ком в горле заодно с компотом. Я уже свыкся с тем, что вокруг полно очевидного и непостижимого. Эйку можно и потом расспросить, а старушку без толку расспрашивать. И на меня она глядит так, будто я ей не очень нравлюсь. Допустим, я и себе не нравлюсь, но от себя деваться некуда. А ей что за печаль? Переночуем да уйдём. Я вдруг понимаю, что поспать действительно хочется. То ли устал от бесконечно дороги, то ли она особых травок подмешала в компот. Но это всегда так. Либо рискуй, либо с голода помирай.

– И на что тебе этот маленький вампирчик? – озабоченно вздыхает хозяйка, пересаживаясь поближе ко мне.

– У нас, – говорю, – Связь. Это же понятно.

– А не убьёшь почему? – спрашивает.

– Влюбился, – отвечаю.

– Напасть, да, – обстоятельно кивает трактирщица. – Тогда, конечно, можно и помучить. Корабль для чего ищешь?

– Чтобы уплыть, – объясняю я, подняв брови. – Устал я здесь. Хочу поискать помощи. Или убежища. Что-нибудь поискать.

– Ну, чего-нибудь и тут в достатке, – замечает она. – Впрочем, дело хозяйское. Но тут ведь вот какая незадача. Я жизнью поручилась, что никого не пропущу на причал. А жить мне ещё долго, и тебе со мной не сладить.

– Это я понимаю, – соглашаюсь я, задумчиво вертя в руках ложку. – Но нам с вами делить нечего. Значит, и силами мериться ни к чему, почтенная… Простите, я забыл, как вы назвались. Если не желаете называться, тоже нестрашно.

– Хорпа моё имя, – спокойно отвечает хозяйка. – Я на ровном месте тайн не делаю.

– Вы мне не растолкуете, что за странность с этими именами? – интересуюсь я, отложив ложку. – У одних есть, у других нет… И никто не спешит представляться. Магия тут, что ли, замешана?

– Ну да, – соглашается Хорпа, немного помолчав. – Магия. Была. А привычка осталась. Это вроде договора о дружбе и взаимопомощи. Но теперь какая взаимопомощь? Твари и вовсе собой не распоряжаются, потому и имён не носят.

– Не то чтобы я всё понял, – качаю я головой. – Но зовите меня Ильмом. По-моему, это настоящее имя.

– Я помню, что ты Ильм, – усмехается она. – Я вообще многих помню. Но спасибо, что назвался. Ты меня не узнаёшь, но это кому как нравится. Я только одно не пойму, как ты собрался кораблём править?

Эйка проскальзывает на свободный стул рядом со мной и затихает там, подобрав ноги и сыто щурясь. Похоже, ей тут нравится. Раз так, то и мне становится немного спокойнее. А то этот разговор, как прогулка по краю пропасти.

– Мы рассчитывали на везение. За неимением другого, – объсняю я Хорпе. – А до этого учились по книгам. И сюда прибыли по воде. Опыт небольшой, но мы не рвёмся в дальние странствия. Хотели плыть потихоньку, вдоль берегов.

– У берегов бы и разбились. На западе сплошные рифы, – морщится старуха. – Колдовать-то тебе есть, чем?

Я с улыбкой достаю Перо из-за пазухи.

– Редкая масть, – отмечает Хорпа. – Бесценная по нынешним временам вещь. А что это такое ты знаешь, Ильм?

– Отец мне рассказывал про древнюю волшебную птицу, – неуверенно отвечаю я. – Но самому мне думается, что это Перо дракона. Впрочем, я могу ошибаться, так как сам драконов не видал. Может, их и не было никогда.

– Да, драконы как-то перевелись, – грустно соглашается трактирщица. – Но чтобы уж совсем ни одного не встретить, это, я скажу, редкая неудача. Ну а меч твой что же?

– А что с ним не так? – пальцы сами тянутся к рукояти, и мне стоит труда оборвать движение.

Но старушка не выказывает беспрокойства.

– Всё в порядке с мечом, – успокаивает она. – Не представляю, что могло бы его повредить. Такие мечи вручали прославленным воинам. Как-никак, в каждом клинке – смерть дракона.

– То есть, им дракона убили? – переспрашиваю я с опаской. – Или с ним надо на драконов ходить?

Мне кажется нелепой идея лезть к такому чудищу с любым оружием. Хотя, если целой армией… Одного не пойму – зачем бы это понадобилось? Чтобы перьев надёргать?

– Вот уж дракона так точно не убьёшь, – сообщает Хорпа, подперев кулаком щёку. – Тут всё проще. Дракон роняет в жизни одну слезу – когда умирает. И слеза эта застывает, не долетев до земли. Из неё и выходят самые прочные клинки.

– С буковками? – распахивает глаза Эйка.

– Буковки – просто боевое заклятие, – поясняет трактирщица. – Чтобы любая рана была тяжёлой, а смерть мучительной.

Такая осведомлённость в боевых заклятиях немного пугает, но я стараюсь удержаться в реальности.

– Про магию спорить не стану, – произношу я осторожно. – А меч могли сделать из чего угодно. Легенда красивая, но ни в одной книге не сказано, где живут драконы.

– В детских книжках, может, и сказано, – отвечает хозяйка. – А так… Зачем же писать про очевидное?

– Что же тут, – говорю, – очевидного, если можно весь остров обойти и не наткнуться на этих тварей?

Что, скорее всего, и к лучшему.

– Дурень, – Хорпа ударяет меня двумя пальцами по лбу. Больно, кстати. – Да ты и есть дракон.

Я открываю рот и закрываю его обратно, не придумав вопроса. Оглядываюсь на Эйку. Она испуганно трясёт головой, тоже в первый раз про такое диво слышит.

– Вы хотите сказать, что в дракона можно превратиться? – уточняю я в лёгком параличе. – Этому можно обучиться, владея колдовством?

– Учиться тут нечему, – отмахивается Хорпа. – Многие так и думают, что волшебники – это люди, которые могут становиться драконами. На самом деле это драконы становятся людьми, и нет никаких волшебников.

Нет волшебников. Прямо скажем, убийственное откровение. Эйка стискивает под столом мою руку. Ей отлично слышно, как моё сердце заходится дробью, а потом падает в яму. Я пожимаю в ответ её пальчики – всё это нестрашно, сейчас пройдёт.

– Зачем же оно понадобилось им… нам? – спрашиваю я Хорпу.

– Наверное, чтобы побыть людьми, – не вполне понятно объясняет она, глядя при этом на Эйку.

Я слушаю и молчу. С одной стороны, я понимаю, что это полная нелепица. А с другой стороны, я знаю, что это чистая правда. И ещё они обе так на меня смотрят, что прямо не по себе делается! Я что, должен вскочить, или чашку выронить, или разрыдаться? Или разнести крыльями дом?

– То есть, я уже родился драконом? – уточняю я, наконец. До меня с трудом это всё доходит.

Старушка неожиданно разражается хохотом. Хоть убейте, не могу понять, что тут забавного!

– То ещё было бы зрелище! Если учесть, что твоя мать была человеком, – говорит она, отсмеявшись. – Нет, милый, рождался ты, как все люди. В этом уж я понимаю, можешь мне поверить. Как-никак, я пятнадцать сыновей выносила! Но сколько бы ни сменилось поколений, дракон всегда один. Это своего рода бессмертие. Тела меняются, но ты всё помнишь.

– Он не помнит, – одними губами произносит Эйка, глядя на Хорпу. – Он только себя помнит.

– Это хитро, конечно, – кивает старуха. – Можно и так всё оставить. А ну как воплотится ненароком? Беды бы не было!

Мне не нравится эта манера – говорить обо мне так, будто я за стенкой. И не нравятся намёки Хорпы на то, что я сам – только сон и шутка бессмертной твари. Одно перо в его хвосте.

– Ну да, – произносит Эйка с дрожащей улыбкой. – Память передаётся через кровь! За этим и надо рождаться в человеческом облике. А драконы, наверное, из яиц вылупляются, это совсем не то. Но как же они научились людьми становиться?

– Ели их в больших количествах. Вместе с памятью, – мрачно предполагаю я. И боюсь, что не сильно ошибаюсь. Во всяком случае, Хорпа меня не поправляет. Можно уже мне уйти и запереться в яйце?

– И как же… Как избежать возвращения в истинный облик? – спрашиваю я натянуто.

Старуха глядит на меня, как на сумасшедшего. Эйка нервно теребит коготками бахрому скатерти.

– От себя не убежишь, – криво усмехается Хорпа. – Бывают случаи, когда не превратиться нельзя.

– Например? – допытываюсь я упрямо. Хотелось бы знать, при какой фазе луны возможна такая внезапная метаморфоза.

– Например, если её убить, – Хорпа указывает на Эйку пальцем с чёрным колечком.

– Не надо меня убивать! – весело говорит Эйка. – Я и так мёртвая. Хотя… – она обращает ко мне лицо и прищуривается. – Тогда ведь тебе корабль будет без надобности. Лети на все четыре стороны! Вдруг, в этом и есть моё предназначение?

– Не обнадёживай меня раньше времени, – умоляю я её. – Будь оно так легко, все маги улетели бы с острова. Почему тогда они строили корабли?

– Потому то так проще, – сдержанно объясняет Хорпа. – Чем чаще ты рождаешься человеком, тем меньше в тебе от дракона. Но зачем превращаться, если и так можешь творить, что хочешь? В том числе, вечное и прекрасное, – прибавляет она, ободряюще улыбнувшись Эйке.

– Так драконы слишком хорошие или слишком плохие, чтобы оставаться людьми? – не могу я понять.

– И то, и другое, – отзывается Хорпа, покручивая кольцо на пальце. – Они разные. Как и все в этом мире. Но я уже сказала: нет грани между тобой и драконом. Просто ты очень бестолковый дракон. Всё равно что новорожденный. Хотя по-настоящему они не рождались очень давно. И почти так же давно не умирали. Хотя иногда стоило бы.

– Вероятно, во мне дракон умер, – говорю я с нервной усмешкой. – Я ничего не помню. И никогда не раскрывал крылья. Так почему вы решили, что они у меня есть?

– А Перо откуда? – удивляется Хорпа.

– У вас оно тоже имеется, – я киваю на подставку для ложек, притулившуюся на углу стойки. В неё среди прочей утвари воткнуто и Перо – серебристо-чёрное, острое, будто нож.

– Это значит, что вы в любой миг готовы сменить облик? – спрашиваю я Хорпу.

– Ни в коем случае, – уверяет она. – На потеху я не превращаюсь, да и крылышки давно растеряла.

Может, она это в переносном смысле говорит, а может в прямом. Или в обоих смыслах. Пока я размышляю над этим, Эйка поднимает задумчивые глаза на хозяйку.

– Если у вас пятнадцать сыновей, – медленно произносит она. – Это значит, что дракон возродится в каждом из них?

– Это значит, что он не возродится, – отвечает Хорпа, тяжело вставая из-за стола. – Что-то разговоры у нас пошли невесёлые! Сыграем-ка лучше в кораблики. Уж это ты умеешь, надеюсь? – выражает она надежду.

Мне бы не хотелось краснеть под её взглядом, и я признаюсь с улыбкой сожаления:

– Умею. Но играю плохо.

Вся эта ситуация кажется мне одновременно забавной и жуткой. Странное чувство – догадываюсь, от кого оно мне досталось.

– А кто сейчас хорошо играет? – вздыхает Хорпа, извлекая из-под стойки поцарапанную игральную доску.

Её непослушные пальцы с неожиданной ловкостью расставляют фигуры по голубому полю. Кораблики потрёпаны многолетними бурями, но видно, что изготовлены они куда искуснее тех, что я оставил на маяке.

Выбирать цвет хозяйка предлагает Эйки, зажав в каждом кулаке по кораблику. Эй указывает на красный – в той руке, на которой перстень.

– Колечко отвёз в замок последний из моих мальчишек, – неожиданно произносит Хорпа, поворачивая ко мне угол доски, занятый алым флотом. – Колдовал над камнями, конечно, не он. Но нести ему доверили.

Я пытаюсь сосредоточиться на первом ходе, но поневоле опять гадаю: последний – это по старшинству или из оставшихся? Или опять и то, и другое?

– Этот перстенёк и прочие безделушки, – продолжает Хорпа. – Королева, говорят, была большая модница. А камни таковы, что поневоле засмотришься. Так что она как надела их, так и не смогла отвести взор от зеркала. С того всё и началось. Тебе, деточка, повезло, что ты в зеркалах не отражаешься! – тепло улыбается она Эйке.

Эйка тоже улыбается, но слегка напряжённо.

– Мы утопили все прочие камни. Не знаю, правильно или нет, – грустно произносит она. – Но зеркал там тьма, и в каждом кто-то живёт. Да у нас и с собой есть два зеркала! Они нас в дороге защищали.

– Хоть какой-то прок, – отмечает Хорпа.

Я, наконец, решаюсь двинуть первый кораблик, и он тут же тонет под натиском белой армады.

– А вы, получается, были против короля? – невинно интересуется Эйка.

– Против которого? – усмехается Хорпа. – Тут каждый воевал за своего короля. Их двое было братьев. Близнецы – не отличить. И дракон, соответственно, один. Но поди его разбери: решил драться по разные стороны! Правил старший, он и бежал со своими кораблями. А мы тут были за младшего. Он казался нравом помягче, хотя кто его разберёт, дракона?

Помягче – это вот в смысле подослать в дом брата проклятые драгоценности, чтобы там все полегли?

– Вы так много знаете, – произношу я тихо. – А обо мне что расскажете?

– Ты хочешь, чтобы рассказала? – Хорпа расправляется с двумя моими кораблями подряд. – Когда долго живёшь, поневоле много узнаешь. Но пользы от этого мало, а радости ещё меньше.

Учитывая, что мы были на стороне короля, могу себе вообразить. Нет, не могу вообразить. И не хочу вспоминать. Думаю, Хорпа угадывает это по моему лицу. А я всё думаю: мой отец, или я, или мы – как это назвать точнее? Он нарочно так сделал, чтобы начать заново? Или это вышло случайно? Встретил девушку, полюбил, решили – пусть будет новый дракон… Не представляю, как бы я поступил. И не то что боюсь узнать, просто мне кажется, это меня поглотит. И что тогда останется от нас с Эй?

Мне кажется, я начинаю понимать, зачем им всё это понадобилось, этим непостижимым пернатым созданиям. Волшебникам, лепившим из живого и неживого всё, что душе угодно. Тут и с одним Пером такого натворишь, что ай-яй! А сколько перьев на драконе? Должно быть, они просто устали от всемогущества. А потом устали от бессмертия и затеяли войну. То есть, наверное, под толщей лет крылась какая-то иная причина, но сейчас это уже не имеет значения.

Придаваясь этим размышлениям, я нечаянно съедаю у Хорпы два корабля, а, вынырнув в реальность, не могу понять, как это мне удалось? С остатками моего флота она разбирается легко и без сожаления. Я даже не расстроен. Мне не до игр, и вообще играть с вечностью – зряшная затея.

– Улов не велик, – Хорпа кивает на захваченные мной судёнышки и ссыпает остальные фигуры внутрь доски. – Если хотите, возьмите один на память. Раз уж я забрала колечко.

– Спасибо вам большое, – отвечаю. – Но у вас же набор будет не полный!

– Ничего, – заверяет она, – я уже наигралась. Больше не хочу.

Я пожимаю плечами и ставлю по кораблю на ладонь.

– Придётся тебе ещё раз выбрать, – говорю я Эйке. – Этот для боя – потяжелее и покрепче. Этот для погони – полегче и побыстрее.

– Давай быстрый, – тихо улыбается Эйка. – Не хочу драться.

Да неужели? Хорпа молча убирает к остальным боевой кораблик.

– Ложиться будете? – интересуется она. – Или до утра посидим?

– Извините нас, – спохватывается Эйка. – Мы вас совсем заболтали!

Ей приходится дёрнуть меня за рукав, я что-то задумался. Хорпа тем временем отстёгивает длинный ключ от поясной связки.

– Держи, – говорит она мне, – а то там всё заперто.

– А от какой он двери? – уточняю я.

– К какой захочешь, к той и подойдёт, – устало объясняет хозяйка. – Доброй ночи. Хотя что уж тут доброго? Вон какой ураган поднимается!

Сказав это, она скрывается в тёмном проёме за пустой стойкой, и кликнуть её я не решаюсь.

Глава 16

Когда Хорпа уходит, нам остаётся только переглянуться. А потом мы в молчании поднимаемся по тёмной лестнице с потёртыми ступенями. Коридор наверху и того темнее, но дверей тут хватает.