Текст книги "Кому я нужна. 7 шагов от самоабьюза к возрождению"

Корабль уходит из гавани

Страх старения преследует и женщин, и мужчин, но «прекрасный» пол по определению страдает больше – считается, что мужчинам годы прибавляют шарма и сексуальности, а женскую прелесть убивают. С детства нам внушают, что некрасивая женщина обречена на насмешки, жалость, нелюбовь, одиночество, бедность, она – неудачница.

Поэтому многие автоматически строят самооценку на внешности, панически боятся выглядеть старше 28 лет и с юности вкладывают массу усилий в работу над «фасадом»: тренировки, диеты, процедуры, макияж, прическа, одежда. С годами, когда неизбежно появляются признаки времени, мы начинаем испытывать отвращение к своему телу и теряем смысл жизни.

Тяжело наблюдать, как красота постепенно покидает тебя – как будто корабль уходит из гавани, признается 42-летняя читательница в комментариях к посту «Вы решитесь на пластику?» в блоге Гаранс Доре. У нее есть любимые муж и ребенок, окружающие делают ей комплименты – она выглядит моложе своих лет, – и все-таки бывают дни, когда она не хочет выходить на улицу или идти в фитнес-зал, потому что плохо выглядит:

«Молодость и привлекательность дают власть – к тебе стремятся, хотят дружить и заботиться, ты легко получаешь хорошую работу и заводишь романы, считаешь себя ценной и нужной. А потом свежесть меркнет – и никто не смотрит в твою сторону, ты словно становишься невидимой… Возможно, мои переживания вызваны тем, что мне пришлось сражаться за красоту тела, это был ежедневный труд, а не подарок судьбы. Моя племянница родилась красивой – высокая, со светлыми волосами, полными губами, огромными голубыми глазами. Она стала известной детской моделью, снималась для глянцевых журналов, но красота ее никогда не волновала. Она оставила это в прошлом и сейчас учится на врача-онколога. И вот, глядя на нее, я спрашиваю себя: если красоту вручают тебе с первого дня и за нее не нужно бороться, может, это освобождает тебя от одержимости ею?»[1].

А это слова 73-летней российской женщины – грустное свидетельство, что стыд за внешность преследует нас годами; в юности корим себя, что недостаточно красивы, после – что немолоды: «Десять лет назад я очень переживала, что старею, что у меня морщины, седина. Я не хотела встречаться с людьми, которых знала в молодости. Не пошла на встречу со своей университетской группой. В зеркало не хотела смотреть. А сейчас мне наплевать. Я чувствую себя свободной. Это единственно хорошее, что есть в старости»[2].

В опросах участницы называют пиком физической формы 34–36 лет – именно тогда мы хотели бы остановить время. Затем постепенно нарастает ощущение «невидимости». Даже женщинам, которые никогда не считали себя красавицами, печально наблюдать, как тело незаметно, то здесь, то там, теряет упругость и форму, мягко соскальзывает в средний возраст. Выясняется, что желанными нас делали вовсе не идеальные черты и фигура, а молодость. Не то чтобы мы скучали по «липким» взглядам, грязным шуткам и домогательствам – это злило и причиняло дискомфорт. Но, лишившись мужского внимания, приятного и придававшего уверенности, или агрессивного и непрошеного, которому приходилось противостоять, теряешь точку опоры и падаешь – куда?

В бездну под названием «тетка». Слово это, отголосок нашего деревенского прошлого, не всякому иностранцу с ходу объяснишь – речь ведь не о родственнице. Тетка – это девушка, которую переехал грузовик времени. Словарь русского языка подсказывает: пренебрежительно о любой взрослой женщине. Развязное «тетка – огонь», но чаще «противная тетка» в ходу и у мужчин, и у женщин. Правда, так говорят о других – мало кому хочется, чтобы ее саму за спиной назвали «теткой», тем более – в лицо.

С уважительными обращениями к незнакомым людям старшего возраста у нас вообще туго. «Тетка», «дядька», «баба», «мужик», «старпер», «горгона», «пожилушка», «климактеричка», «старуха», «старая карга» – это пожалуйста, а вот как обратиться к человеку за сорок-пятьдесят культурно, чтобы не обиделся? Нейтральные «женщина» и «мужчина» почему-то звучат вызывающе, «судари» и «сударыни», «господин» и «госпожа» – смешно и искусственно. «Мать» и «отец», «бабушка» или «дедушка» – фамильярно: какая я вам «бабушка»? Поэтому обращаются (сама не раз слышала) к клиентам 45–55 лет в банке, на почте, в магазине… «девушка» и «молодой человек».

О возлюбленной 55-летнего голливудского актера Киану Ривза, 46-летней художнице Александре Грант, с изящной фигурой, патрицианским профилем и мягкой улыбкой, СМИ тоже написали «новая девушка Киану». Не называть же ее в самом деле «теткой»? И так пот прошибает от этой пары – она же с седыми волосами! Тоже мне девушка! Неужели он, красавец, о котором грезит половина человечества по обе стороны Атлантики, не мог найти кого-то получше? И что, он правда ее хочет? Самый доброжелательный комментарий, который мне попался в обсуждениях: «Она может быть умной, талантливой и интересной, но это не отменяет того, что она выглядит женщиной не для мужчины, а для совместного чаепития».

«Unfuckable» – так в Голливуде называют зрелых актрис, которым после сорока лет перестают предлагать роли главных героинь в любовных историях, так как зрители вряд ли поверят, что кто-то захочет их «трахнуть». С актерами такого почти не случается – они до старости играют героев-любовников, а их подруг и жен – актрисы вдвое и даже втрое моложе. В глазах общества сексуальная жизнь зрелого мужчины – норма, зрелой женщины – оксюморон.

Да, если приглядеться, у 55-летнего Ривза тоже седина и морщины вокруг глаз, а у 50-летнего Пола Радда – мешки под глазами. Но следы возраста их не портят, наоборот, делают еще интереснее. Подруга Ривза, моложе его почти на десять лет, стройная женщина с серебристыми волосами, будто сошедшая со страниц романов Джейн Остин, вызывает у нас ассоциации с чаепитием, но никак не с постелью и умопомрачительным сексом. Мы отказываем ей в том, что она может быть желанной – и ошарашены, когда оказывается, что у этой «тетки» тоже есть личная жизнь, да не с кем-нибудь – с Киану Ривзом.

С красотой невозможно быть объективными – для кого-то Бенедикт Камбербэтч божественно прекрасен, а у кого-то при виде его начинает дергаться глаз. Но что касается желательности партнера – это внушенное нам извне представление, говорит журналистка и писательница Сади Дойл: «Мы влюбляемся или испытываем физическую страсть, но нас притягивает не только лицо и тело – его или ее социальный статус тоже имеет значение. Мы принимаем решение, кто мы, каждый раз, когда выбираем, с кем идти на свидание. Если мужчина за 50 видится как секс-символ, а женщина за 40 – как товар с истекшим сроком годности, общество посылает очевидный сигнал, чьи права и полномочия поддерживаются, а чьи – неприемлемы»[3].

Низведение в «тетки» и отказ признать, что у зрелой женщины тоже может быть личная, в том числе сексуальная, жизнь, становится поводом обесценить и остальные части ее личности, со всем богатством внутреннего мира. Не замечать ее труд, не отдавать должное ее работе, игнорировать ее потребности, увлечения и стремления. Вот откуда высмеивание женщин после 50 лет, презрительное, на ровном месте, отношение к ним как к людям второго сорта, а в семье – как к бесплатной обслуге: готовит, таскает сумки из магазина, обстирывает, обшивает, ухаживает во время болезни и еще умудряется работать на трех работах, а между ними – попасть на концерт или выставку.

Другая, еще более мрачная причина, почему в нашем обществе сексуальными признаются только молодые женщины, считает Дойл, в том, что девушки довольно беспомощны, а общество возводит в культ беспомощность женщин и власть мужчин над ними и видит в этом неравноправии норму, а не опасность. Женщины старшего возраста, конечно, не выглядят беспомощными – зачастую у них едва ли не больше профессионального, житейского и сексуального опыта, чем у их ровесников. Но пятидесятилетний мужчина с деньгами и положением, в поисках юной подруги, которая будет им восхищаться, а он – выставлять ее напоказ, – желанный партнер. Пятидесятилетняя женщина с тем же статусом, которая говорит сама за себя и излучает самостоятельность, – угроза нравам.

Такая установка наносит чудовищный урон женщинам, замечает Дойл. Это из-за нее 30-летняя актриса Эмма Уотсон вынуждена оправдываться, почему до сих пор не замужем, вместо того чтобы радоваться самостоятельности и ходить на свидания, как поступает масса ее сверстников мужского пола. Поэтому женщины торопятся и в 20 с небольшим попадают в несчастливые или разрушительные отношения, с психологическим и физическим насилием, а потом боятся закончить их в 30, 40 или 50 лет – из страха, что больше никто не захочет с ними встречаться.

Пример Александры Грант интересен еще тем, что доказывает: мы путаем вывеску – кричащую сексапильность напоказ, которая с треском рвется из всех одежд, губ и щек, – и настоящую сексуальность и женственность. Личное, то, что происходит наедине, у нас принято демонстрировать прилюдно, 24 часа в сутки, проверять, как зубы у лошади. Наше сознание давно привыкло считать естественным секс-маркетинг – горячие позы и поигрывание мускулами для селфи. Женщина, которая совсем не стремится быть похожей на актрису порнофильма, кажется многим позорно неприличной и даже – противоестественной.

Назвать кого-то «теткой» – бессознательный способ защититься от страха старения, абстрагироваться от него, и чем чаще мы употребляем это слово, тем очевиднее страх. Моя коллега, блестяще образованная, умница, яркий оратор, сказала на рабочем совещании: «Нет-нет, я слишком старая, чтобы выступать по ТВ, на меня же противно смотреть». Ей только исполнилось 50 лет. Вы думаете, это мудрый способ принять старение? Социолог Дмитрий Рогозин уже много лет занимается исследованием людей старше 70 лет в России и заметил печальную тенденцию:

– Крайне опасна иллюзия, будто можно считать себя старым и страшным, но при этом оставаться умным и интересным. Для наших стариков отказ от своего тела – очень распространенный соблазн. На практике это выглядит примерно так: старушка считает, что она была в молодости красивая, а сейчас стала безобразная, и поэтому стыдится своего тела. Если она его стыдится, она лишний раз не пойдет в душ. Зачем? В результате тело начинает вызывать еще большую брезгливость – и у нее самой, и у окружающих. Хочется натянуть на него какую-то хламиду и не заглядывать. Появляется такая известная вещь, как старческий запах. Хотите верьте, хотите нет, но поначалу он очень не нравится самим старикам, просто они свыкаются – мол, что поделаешь, такая я развалина. Но это не запах старости, это запах запустения. Существует реальная связь между приверженностью гигиене и скоростью развития деменции[4].

После этих слов я пообещала себе, что буду дружить со своим телом и относиться к нему бережно и с любовью – сколько бы лет мне ни исполнилось. Тем не менее, нужно набраться немалой храбрости, чтобы сокрушить надуманные табу. Актриса Ким Кэтролл называет это эйджизмом в собственной голове. В сорок лет ей предложили роль мечты, и она чуть было не отказалась – боялась, что уже не по годам играть сирену-соблазнительницу, как Саманта в «Сексе в большом городе». Сегодня, пересматривая сериал, она поражается, как могла сомневаться, но в 1998 году это был по-настоящему смелый шаг.

Эйджизм, или дискриминация по возрасту, совсем не так безобиден, как кажется. Позволяя себе, сознательно или бессознательно, выражать снисхождение, презрение, отвращение, мы сначала запираем в тюрьму предубеждений ближнего, а в перспективе – самого себя. «То, что мы думаем о человеке, влияет на то, каким мы его видим; как мы его видим, так и ведем себя по отношению к нему; наше поведение по отношению к нему в конечном итоге формирует его отношение к себе, а возможно, и то, кем он является, – писала 88-летняя Лиллиан Рубин, социолог и психотерапевт, исследовательница феномена старения. – В этом взаимодействии между «я» и обществом четко видно, как восприятие старости в обществе задает направление и определяет, как мы сами к себе относимся. Ибо то, что мы видим на чужих лицах, рано или поздно проступит и на нашем лице»[5].

Рубин – автор нескольких бестселлеров, в том числе книги о женщинах после сорока лет «Women of a Certain Age: The Midlife Search for Self». В ней она выяснила, на каком этапе женщины, из-за навязанного обществом стыда, начинают скрывать свои годы; в 80-х мы делали это на пороге 40-летия, в нулевых «стыдная цифра» сдвинулась к 50–55 годам. Хочется верить, однажды сможем отказаться от стигмы навсегда.

Поэтесса Вера Полозкова как-то написала, что по внешности пожилых людей можно легко судить об их моральном облике. С ее точки зрения, молодость служит маской, она скрывает личность, а старикам за ней уже «не спрятаться»:

– По тебе не видно, сколько ты дней не спишь, чем ты болен и хороший ли ты человек: пока ты молод, ты анонимен, ты неуязвим, ты тратишь то, чему еще не скоро узнаешь цену…

… К шестидесяти пяти тело человека – его складки, осанка, мышечный тонус, фактура кожи – расскажет тебе подробно… Старики абсолютно проницаемы, им гораздо труднее солгать: по ним все можно рассказать еще до того, как они скажут первое слово.

Есть великие старики, и от них сияние; тело как будто истончается на них, и сквозь него шпарит горячий счастливый свет; есть старики темные и дурные, такие, как будто в их теле задохнулось всяческое биение, стремление, доброе намерение; есть старики усталые и пустые, как будто дух побыл в них, оставил и отправил дальше, как порожнюю тару; и это всегда – самый скорый и красноречивый ответ на вопрос, чем они жили[6].

Я представила себя шестидесятилетней, в метро, под взглядом такого проницательного молодого человека – и рассмеялась. Юным невдомек – старшие тоже читают их, как открытую книгу: been there, done that. «С того момента, как я начала ловить на себе мужские взгляды, я поняла, что красота – оружие, – вспоминала пятидесятилетняя актриса Кароль Буке. – Желание, которое я возбуждала, пугало меня… Власть красоты меня совсем не привлекала: я не люблю власть и людей во власти – по крайней мере, мне ближе те, кто легко с ней расстается. Долгое время я пряталась, держалась робко и испуганно. Обычно носила черное, чтобы сливаться с обстановкой. Но это привело к обратному эффекту: меня заметил Бунюэль… Позже я примирилась с этой красотой… Теперь, когда я смотрю на юных женщин… я сразу вижу, кто из них осознает свою физическую привлекательность, а кто нет. В их возрасте я снималась в своем первом фильме с Бунюэлем, «Этот смутный объект желания». Семидесятисемилетний, он читал меня, как открытую книгу. Для меня это была дьявольщина. Он предсказал все, что потом со мной случилось, включая контракт Chanel!»[7]

С годами наше «я» набирается опыта, а с ним – сочувствия и понимания, что каждый живет, как может. Судить по юности или морщинам и осанке, хороший перед тобой человек или плохой, – то же самое, что по цвету кожи, полу или национальности. Это желание поместить всех нас в заранее отлитые формы и еще – отмежеваться от того, что пугает, отвращает в самом себе, перенести все это на другого. На самом деле молодые, как и старики, бывают наполненные, неравнодушные, проникновенные – и дурные, усталые и опустошенные. Только вступив в общение, мы можем разобраться, добр наш собеседник или жесток, скуп или щедр, врет или правдив, надежен или предатель.

По статистике Французского общества гериатрии и геронтологии (SFGG), в обстановке, где над нами насмехаются, стыдят за дату рождения, не принимают наши слова всерьез и проявляют гадливость (например, врачи в больнице), отказывают в работе, в человеческом достоинстве, в праве на личную жизнь и независимость, в том числе финансовую, мы живем в среднем на 7,5 года меньше, чем могли бы. Россияне старятся быстрее сверстников в Европе и США, пропадают с радаров общественной жизни после 50 лет и раньше умирают – не в последнюю очередь из-за эйджизма. «Когда я приезжаю к дочери в Америку, я чувствую себя женщиной, – говорит 71-летняя россиянка, участница социологического исследования «Конструирование старения: секс и интимность в пожилом возрасте». – Я хожу развлекаться. Мне кажется, мужчины обращают на меня внимание. Здесь я чувствую себя бабушкой, у которой все в прошлом»[8].

Через женственность и сексуальность раскрывается душа женщины и ее жизнелюбие. Помню, какой переворот во мне произвела первая поездка в Париж – и французская joie de vivre. Мне было около тридцати, и я впервые увидела на улице, за столиками кафе несколько красивых пар не то что за сорок – за шестьдесят лет! Они держались за руки, смеялись, целовали друг друга. Я любовалась ими и думала – если доживу до старости и буду одинока, хочу так же встретить свою любовь.

Франция – уникальный пример в смысле восприятия женской сексуальности в старшем возрасте. Ни в одной другой стране вы не встретите столько зримых свидетельств, что корень красоты – отвага. Француженки и в сорок, и в шестьдесят лет ничуть не боятся флиртовать и назначать свидания.

Первый раз они встретились в 1964 году, композитор Мишель Легран и актриса русского происхождения Маша Мерил – оба оказались в составе французской делегации кинематографистов «новой волны» в Бразилии. Между ними тогда пролетела искра, но оба были несвободны и по возвращении в Париж не стали поддерживать знакомство.

Быстрая перемотка – пятьдесят лет спустя. У Мишеля несколько лет назад умерла жена. Однажды он собрался с духом и, узнав, что Маша играет в театре, пришел увидеть ее на сцене. В тот период она, после нескольких мучительных разрывов, наслаждалась одиночеством и никого не искала. Корила себя, что вечно выбирает не тех мужчин, не знает, как удержать мужчину. Удивилась, увидев его после спектакля. Они поговорили, потом он взял ее за руку и сказал: «Что мы будем делать дальше?» Они провели ночь вместе. На следующий день Легран объявил: «Маша, на этот раз я женюсь на тебе».

«Мой брак с Мишелем Леграном – брак по любви, – говорит Маша. – Эта любовь не имеет цели, не связана с желанием иметь детей, создать семью, порадовать родителей, повысить социальный статус. Все это у нас уже есть. Нет, у нас глубоко личные причины: счастье любить… Два слова о сексуальности во второй части жизни. Мы слышим много глупостей и клише, особенно в СМИ, уж простите. Мы не спали вместе в 1964 году, поэтому я немного опасалась. Все страхи быстро улетучились – с возрастом наша сексуальность только развивается. Она отличается от того, что было в юности, но все так же живо»[9].

Когда они гуляли на улице, прохожие просили разрешения их поздравить. Некоторые женщины признавались в одиночестве, что тоскуют по юношеской любви, от которой отказались когда-то из-за недовольства родителей. И Маша отвечала: ищите его, еще не поздно. В сентябре 2014 года влюбленные обвенчались в соборе Святого Александра Невского в Париже. Ей было 74 года, ему 82 года. Они прожили вместе почти пять лет, до смерти Мишеля Леграна в 2019 году.

Серебряные музы

С каждым годом среди нас все больше тех, кто отказывается скрывать возраст, словно позор или преступление. Вместо тега antiage в соцсетях теперь чаще ставят proage – новый модный термин означает, что можно быть привлекательной, излучать силу, шарм, юмор, подлинность и глубину и в 40, и в 70 лет – морщинки и седина не помеха. Никто не отрицает ход времени, но изменения, происходящие с женщиной, ее телом, не должны быть синонимами поражения, потери соблазнительности. Счастливое отношение к телу приходит изнутри.

На экране и обложках модных журналов появляются актрисы старших поколений – Летиция Каста, Пенелопа Крус, Кейт Уинслет, Риз Уизерспун, Шарлиз Терон, Анжелина Джоли, Марион Котийяр (40+), Джулия Робертс, Робин Райт, Дженнифер Энистон, Хэлли Берри, Рейчел Вайс, Сальма Хайек, Хелен Бонэм Картер, Жюльет Бинош, Джей Ло, Николь Кидман (50+), Эмма Томпсон, Линда Хэмилтон, Мишель Пфайффер, Шэрон Стоун, Холли Хантер, Изабель Аджани, Рене Руссо (60+), Мэрил Стрип, Хелен Миррен, Катрин Денев, Лорен Хаттон, Сьюзен Сэрандон, Фанни Ардан, Дайан Китон (70+), Джуди Денч и Джейн Фонда, Мэгги Смит (80+).

Главред французского Vogue и икона стиля для девушек и женщин по всему миру, пятидесятидвухлетняя Эммануэль Альт гордится, когда для журнала снимаются семидесятилетние модели, как Лорен Хаттон. Они спокойно принимают годы и своим примером вдохновляют младшие поколения.

Одними из первых против несправедливой патриархальной конструкции – ты представляешь ценность, только если молода и красива, – взбунтовались модели 45+. Посмотрите на нас, говорили они, мы по-прежнему прекрасны! Нам неинтересно изображать молодых, мы хотим, чтобы нас принимали такими, какие мы есть. Первопроходцем в начале нулевых выступила канадская модель и актриса Дейли Хэддон – после долгой череды отказов она добилась, что рекламу средств для зрелой кожи Clairol, Estee Lauder и L’Oreal отважились поручить ей и ее ровесницам, а не юным моделям, что смотрелось нелепо.

Сначала зрелых моделей встречали, как сумасшедших, – примерно так же в шестидесятые относились к любителям пробежек на улицах. Это сейчас бегуны в любую погоду, даже зимой, для нас – часть привычного пейзажа, а тогда их останавливали и кричали из машин: «Куда вы бежите? Нужна помощь?» Узнав, что человек просто занимается спортом, прохожие пожимали плечами или крутили пальцем у виска.

И все же мир не стоит на месте – когда общество взрослеет, меняется и индустрия красоты. Итальянская киноактриса и модель Изабелла Росселлини создала незабываемые образы в рекламе Lancôme, но в 42 года ее уволили: «Вы слишком стары, а мечта современной женщины – выглядеть молодо. Вы больше не отвечаете этой мечте». Изабелла вспоминает, что чувствовала себя как на собственных похоронах, и ей стоило немалых усилий не сломаться и продолжать жить и работать дальше.

Прошло двадцать три года, и новый гендиректор Lancôme, Франсуаза Леман, попросила 65-летнюю Росселлини вернуться. Она приехала на мотоцикле, сняла шлем, и Росселлини увидела каскад золотистых волос. Это было необыкновенно. Наши клиентки сегодня чувствуют себя отвергнутыми из-за возраста, словно с ними что-то не так, сказала ей Леман. Но красота не определяется молодостью – мы хотим, чтобы вы вернулись и написали новую главу для Lancôme.

Придя на руководящие должности в косметические компании, женщины изменили ситуацию, считает Росселлини. Мужчины видели в макияже только инструмент соблазнения, но ведь это еще игра, удовольствие, творчество, способ поднять себе настроение. Мы часто наносим крем, макияж, парфюм, даже если рядом никого, – просто так, для себя. Мы украшаем свой дом, стол, покупаем свежие цветы. Это свойственно женщинам – делать пространство вокруг себя веселым, утешительным и теплым. Боссы косметических концернов прошлого этого не понимали – современным руководительницам даже объяснять не нужно.

На авансцену сегодня вышли десятки моделей нового «старого» поколения – невероятно красивые Ясмина Росси, Ингмари Лами, Саманта Голдберг, Симоне Жакоб, Роксана Гульд, Лу Кенни, Джоди Жаресс, россиянки Татьяна Неклюдова, Софья Александрова и другие. В разных странах одно за другим открываются агентства, представляющие моделей 45–75 лет, – и они востребованы. В России самое известное – Oldushka.

Притягивающая черта зрелых моделей – серебристые волосы. Большинство женщин закрашивает природный цвет с появлением седины. Делать это из месяца в месяц утомительно и затратно, но страх и стыд сильнее, мы ассоциируем седину с неухоженностью или считаем, что она старит.

«Вы можете назвать хотя бы один фильм, где мужчина влюбляется в женщину с седыми волосами? – задается вопросом 56-летняя Софи Фонтанель, журналистка и модный критик, задорная и отважная разрушительница табу. Недавняя книга Софи – о том, как три года назад она перестала закрашивать седину, и это изменило ее жизнь. – Нет. На обложках журналов их тоже нет. Нет музы с седыми волосами. А ведь новые идеи приходят к нам через моделей, образы. Я работаю в мире моды, поэтому знаю многих прекрасных женщин с седыми волосами, например редактора британского Vogue Сару Харрис. – Мой взгляд привык отдавать должное их красоте. Но обычные люди их не знают. Мы не показываем эти примеры»[10].

Симоне Жакоб, скульптор и успешная международная модель 55+. Ее карьера пошла вверх после того, как она перестала закрашивать седину, устав десятки лет быть в рабстве у салонов красоты. «Перед пятидесятилетием я внимательно посмотрела на свои волосы – от краски они стали безжизненными, ломкими, ушло сияние, – вспоминает Симоне. – Я спросила себя: чего ты боишься? Что седина сделает тебя старой и уродливой? Почему мужчинам она придает шарм, а у женщин должно быть по-другому? Я поняла, что пришло время вернуться к природному цвету, и ни разу не пожалела. На самом деле я стала получать даже больше комплиментов, чем раньше. Недавно пришлось для съемки ненадолго стать блондинкой – скучно, мило, но это больше не я!»[11]

Моя любимая седая муза, датская писательница триллеров и программистка Анника фон Холдт (@annikavonholdt) в свои 50 лет вдребезги разбивает предрассудки насчет возраста. Мне нравится ее стиль, черный юмор ее постов и то, как она умеет держать удар. Подростком потеряла маму – она страдала от алкогольной зависимости и умерла от рака, ей не было сорока лет. Анника живет в Копенгагене с мужем, сыном-подростком, кошкой и лабрадором, в свободное время учится на пилота самолета. Она перестала закрашивать седину десять лет назад, когда мало кто из женщин на это отваживался. Теперь ей пишут со всего мира и советуются, как ухаживать за волосами.

Серебристые волосы придают лицу уникальность, выделяют из толпы, с ними, как ни странно, многие женщины чувствуют себя моложе и легче – они более открыты, чаще улыбаются и смеются. Седина зрительно смягчает текстуру кожи, морщинки смотрятся не так резко. Волосы – тоже часть нашего «я», поэтому не стоит нападать на них из-за седины, они меняются вместе с нами. Окрашивайте или нет, если хотите, но не из страха, не под давлением окружающих, призывают серебряные музы. Держите голову высоко. Красота сложнее и богаче, чем мы привыкли думать. Не позволяйте никому заявлять, что нужно непременно краситься, чтобы не «выдавать» возраст, – нам нечего скрывать.