Текст книги "На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян"

 
…«Кто?
Который бог, который ангел,
Который человеков друг,
Безкровным увенчал нас лавром,
Без брани нам трофеи дал
И торжество?» – Екатерина.
 

То есть в первой строфе, скорее всего, будучи богом и ангелом, летит Екатерина. Как мы видим, Державин не смог удержаться, чтобы не заставить императрицу летать, как она заставила летать Державина в «Ежедневной записке». В то же время он подготовил себе и убедительное оправдание на случай, если монархиня разгневается (ведь мир упомянут до ангела).

В 13-й книжке «Собеседника», которая вышла 28 апреля 1784 г., поэт опубликовал оду «Бог». Здесь Державин снова не удержался, чтобы не поперечить императрице хоть немного: слово «средоточие», которое было осмеяно в «Ежедневных записках» и которому там было уделено столько места, было использовано в тексте самого высокого статуса – в духовной оде – и отнесено к лирическому герою:

 
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества.
 

Державин возвращался к этим, видимо, очень тяжело пережитым им насмешкам Екатерины и позднее, когда уже ситуация 1783 г. потеряла всякую актуальность. Так, шутка императрицы о том, что в «Обществе незнающих» запрещается летать («ни под каким видом по воздуху не летать с крыльями или без крыльев. NB. Разве крылья сами вырастут, или кто предприял или предпримет летать, сам собою оперится»), отозвалась, как можно полагать, в державинском «Лебеде», где метафорический полет вдохновенного поэта ведет к тому, что поэт на самом деле «оперяется»:

 
И се уж кожа, зрю, перната
Вкруг стан обтягивает мой;
Пух на груди, спина крылата,
Лебяжьей лоснюсь белизной.
 

К сожалению, мы не знаем, заметила ли Екатерина «колкости» Державина, возможно, главным фактором в развитии их отношений оказалось прошение об отставке: императрица решила, что достаточно проучила корыстного панегириста-льстеца. Отставка была официально принята. Но Екатерина не преминула ответить Державину и через Безбородко. Намекая, по-видимому, на «Эпитафию мудрецу» (который все «спал») и перефразируя державинское прошение об отставке («если надобен когда»), она сказала: «Пусть теперь отдохнет; а как надобно будет, то я его позову» [Державин, VI, 558]. В этих словах Екатерины определенно слышится ирония, но вместе с тем и желание поддержать в Державине иллюзию того, что он состоит в интимном диалоге с императрицей, что его связывают с ней какие-то особые отношения и что, проучив поэта, императрица не утратила к нему интереса и расположения.

Державин урок усвоил, императрица осталась им довольна. Вскоре последовало для Державина повышение по службе.

Берков П.Н. История русской журналистики XVIII века. М.; Л., 1952.

Благой Д.Д. Гаврила Романович Державин. Вступительная статья // Державин Г.Р. Стихотворения. Л., 1957: 5–76.

Грот Я. Жизнь Державина. М., 1997.

Державин Г.Р. Сочинения с объяснительными комментариями Я. Грота. СПб., 1864—1883. Т. I—IX.

Екатерина II. Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями академика А.Н. Пыпина. СПб., 1901. Т. V.

Камер – Фурьерский журнал Церемониальный, банкетный и походный журналы 1758 г. Б.г., б. д.

Карабанов П.Ф. Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей П.Ф. Карабановым // Русская старина. 1871. Т. IV. № 12: 685—696.

Державин Г.Р. Письмо Г.Р. Державина к В.В. Капнисту от 11 мая 1783 г. Публикация Е.Н. Кононко // Русская литература. 1972. № 3: 78.

Кочеткова Н.Д. Отзывы о Ломоносове в «Собеседнике любителей российского слова» // Литературное творчество М.В. Ломоносова: Исследования и материалы. М.-Л., 1962: 270—281.

Нарышкин А.К. В родстве с Петром Великим. Нарышкины в истории России. М., 2005.

Пекарский П. Материалы для истории журнальной и литературной деятельности. СПб., 1863.

Собеседник любителей российского слова. СПб., 1783—1784. Ч. I—XVI.

Сочинения Екатерины – Екатерина II. Сочинения. М., 1990.

Степанов В.П. Полемика вокруг Д.И. Фонвизина в период создания «Недоросля» // XVIII век. Л., 1986. Сб. 15: 204—229.

Торжествующая Минерва, общенародное зрелище, представленное большим маскарадом в Москве 1763 г., января дня. М., 1763.

Хемницер И.И. Сочинения и письма Хемницера по подлинным его рукописям, с биографическою статьею и примечаниями Я. Грота. СПб., 1873.

ХодасевичВ. Державин. М., 1988.

Crone Anna Lisa. The Daring of Derzhavin: The Moral and Aesthetic Independence of the Poet in Russia. Bloomington, Indiana, Slavica Publishers, 2001.

СветланаЛучицкая (Москва)
Метафоры средневекового общества: тело, здание, шахматы

Мир – это как бы шахматная доска:

одна клетка белая, а другая черная, так сменяют друг друга жизнь

и смерть, счастье и несчастье.

Из средневекового трактата

Современная лингвистика рассматривает метафору как основную ментальную операцию, как способ познания, структурирования и объяснения мира. Человек не только выражает свои мысли при помощи метафор, но и мыслит метафорами, создает при помощи метафор тот мир, в котором он живет. В более широком смысле метафора является одним из важных элементов того «символического арсенала», который мы используем для описания реальности, в том числе социальной. Не случайно средневековые моралисты широко использовали метафоры в целях объяснения устройства современного им общества. Потому изучение средневековых метафор может стать методом исследования принципов конструирования социума. Вообще социальное, как и историческое воображение строится на метафорах, и для Средневековья особенно характерно метафоричное мышление с присущей ему развитой системой символических образов. В средневековой культурной традиции в разные периоды использовались метафорические образы здания, тела, дерева и пр. Так, в XII в. популярной была метафора церкви. Гонорий Августодунский уподоблял общество церкви, в которой крестьяне олицетворяли пол[211]211
  Вообще здание храма было излюбленным образом социума в средневековой культурной традиции [cм.: Speculum ecclesiae. Col. 866].


[Закрыть]. Это указание на низкий статус – пол попирают ногами, но это и фундамент всего здания, что означает, одновременно, и высокую оценку социальной роли крестьянского сословия. Несомненно, подобная модель отражала и повышение социального престижа физического труда.

В классическое Средневековье весьма распространенной была телесная метафора общества. Образ тела лучше всего передавал идею сотрудничество отдельных частей ради общественного блага, идею средневековой социальной гармонии. Так, автор трактата Иоанна Солсберийского «Policraticus» [см.: Policraticus, lib. I—IV][212]212
  Видимо, метафора была отчасти заимствована из античности, достаточно вспомнить басню «Мнения Агриппы о восстании членов тела против желудка».


[Закрыть] уподобил современное ему общество телу, все части которого имеют незаменимую функцию: голова – государь, стоящий над всеми; вооруженные руки – это рыцари (milites), которые слушаются государя; ноги – крестьяне, ремесленники, кузнецы и пр. – обслуживают, кормят тело и подчинены голове, а все вместе они служат Богу. Таким образом, модель общества отражает паулинскую метафору [1 Кор.: 12—27].

Так или иначе, все средневековые модели общества, видимо, в силу присущего им холизма интерпретировались как отражение божественного порядка. И особенно это касалось трехфункциональной модели, существовавшей издревле и возрожденной в XII в. в сочинениях церковных писателей Адальберона и Герарда Камбрейского[213]213
  Ж. Дюмезиль считал, что тройственная модель характерна именно для индоевропейской культурной традиции [Dumézil; Дюби].


[Закрыть]. Согласно этой модели высший разряд общества составляют клирики, «молящиеся» («oratores»), передающие мирянам «благодать» и выполняющие функцию священства. Но как на земле, так и на небесах кроме функции священства существует и функция принуждения (судебная и военная). На небесах обе эти функции выполняет Христос, а на земле – епископы и короли (т. е. «молящиеся» и «воюющие» – oratores и bellatores); функция же обеспечения тех и других возлагается на «земледельцев» (laboratores). Все три функции взаимосвязаны и дополняют друг друга. Тройственная модель интерпретировалась как отражение Божественной Троицы и иерархии ангельских чинов. Как и Бог, общество было тернарным и унитарным одновременно. Как и лица Св. Троицы, tres ordines были взаимно связанными и зависимыми. Так или иначе, все эти метафоры выполняли функцию стабилизации и упорядочивания мира: каждый индивид мог занять определенное место в этой социальной пирамиде, в системе прав и обязанностей[214]214
  Образ Троицы лучше всего передавал идею средневековой социальной гармонии. См. об этом подробнее: Serverat, 31.


[Закрыть]. Тем самым эти модели способствовали тому, что volens nolens индивид должен был признать диктуемые условия существования.

Начиная с середины XIII в. интеллектуалы пытаются осмыслить социальные отношения оригинальным способом, представив общество в виде шахматной доски, а социальные страты – в виде шахматных фигур. Что означала такая социальная метафора, как шахматная доска, и какие новые принципы социальной стратификации она отражала?

Попробую ответить на эти вопросы, обратившись к известному трактату о шахматной игре – «Книге об обязанностях и нравах знати, или о шахматной игре» (“Liber de moribus et officium nobilium, sive de ludo schaccario”). Он был написан доминиканским монахом Якопо ди Чессоли во второй половине XIII в. Это произведение состоит из четырех частей. В первой содержится подробный рассказ о том, как была изобретена эта игра; вторая повествует о форме благородных шахматных фигур, каждая из которых олицетворяет определенный социальный страт; третий раздел трактата рассказывает о формах простых шахматных фигур – здесь речь идет о 8 пешках, которые олицетворяют разные профессии простолюдинов, а четвертый рассказывает о принципах перемещения фигур по шахматной доске.

Вначале Якопо ди Чессоли излагает причины изобретения игры: шахматы, говорит он, это полезный досуг и отвлечение от грусти. Но непосредственная причина, по которой она была придумана, – Regis correctio. Некогда жил в Вавилоне жестокий правитель Эвильмеродаг, сын Навуходоносора. Он был человеком развращенным и дурных нравов и более всего ненавидел своих критиков и наставников, которых, если они ему противоречили, он убивал. Народ, страдавший от жестокого государя, обратился к мудрецу Филометру с просьбой наставить тирана на путь истинный. Перед мудрецом встала проблема: как обратить к правильной жизни развратника на троне и при этом самому не лишиться жизни. Чтобы выйти из трудной ситуации, он изобрел шахматы – сделал из золота и серебра квазичеловеческие фигуры и разместил их на 64 клетках. Игра приобрела огромную популярность, в нее стали играть придворные; заинтересовался и Эвильмеродаг и попросил мудреца познакомить с правилами игры. Филометр изложил правила игры и одновременно ненавязчиво рассказал тирану о том, как должны вести себя король и другие члены общества, т. е. по существу прочитал проповедь о нравах и обязанностях правителя [Liber de moribus, 2]. Этот урок послужил во благо тирана и его подданных, и ситуация в государстве изменилась к лучшему. Отсюда вывод – шахматы игра полезная для воспитания и душеспасительная.

Шахматы в трактате сравниваются с обществом и его системой отношений, взаимных обязанностей и других необходимых условий существования социального здания. Вавилон, говорит Якопо, судя по сообщениям пророка Иеремии, был построен по плану, разбитому на квадраты. Каждая сторона длиной 16 римских миль, а общая площадь – 16 × 4 = 64. Чтобы представить размеры города, изобретатель этой игры создал доску с 64 клетками. Края доски представляют стены города, а они были высокими, и потому края доски высокие. Шахматы – это идеальный город Вавилона, в котором и была изобретена эта игра, в этом городе царят concordia и гармония [Liber de moribus, 30].

Итак, шахматы символизируют город, общество, а шахматные фигуры – различные социальные страты. На самом деле фигуры сами «напрашиваются» на аллегории: король и королева в шахматах соответствует королевской паре средневекового общества, конь – рыцарю, две ладьи олицетворяют представителей королевской власти, викариев короля (vicarii Regis), фигуры слонов – судий. Точно так же 8 пешек олицетворяют различные занятия простолюдинов – землепашество, кузнечное дело, торговлю и пр. Чессоли подробно описывает внешний вид и иконографические атрибуты каждой фигуры: скипетр и державу короля, меч и копье рыцаря, скипетр и яблоко как инсигнии королевской власти в руках викариев, орудия труда в руках простолюдинов и пр. Проповедник рассказывает и о грехах и добродетелях, присущих каждому сословию, изображенному в шахматной фигуре, и сопровождает свое повествование небольшими назидательными примерами – exemplа, почерпнутыми из Валерия Максима, Цицерона, Сенеки и главным образом Винцента из Бовэ. В трактате отражен огромный интерес к простолюдинам. Каждая из 8 пешек олицетворяет сразу несколько «профессий»: так пешка, олицетворяющая портного, символизирует все ремесла, связанные с обработкой ткани и кожи, – «профессии» скорняка, дубильщика, кожевника и т. д.; пешка, изображенная в виде кузнеца (faber), олицетворяет такие ремесла, как кузнечное, а также ремесла кораблестроителя и дровосека; пешка, изображенная в виде купца, обозначает профессии торговца, менялы и пр. [Liber de moribus, 16—30].

В начале своего трактата Якопо признается, что уступил настоянию братьев-доминиканцев и записал проповедь, которую ему нередко приходилось читать с кафедры. Таким образом, его сочинение не что иное, как практическая мораль: с помощью шахматной метафоры он стремился воздействовать на сердца и души своих прихожан. Судя по всему, главной своей задачей он считал, во-первых, создать образ идеального общества и, во-вторых, указать представителям разных сословий – прежде всего благородным (nobiles), но также простолюдинам (populares) – на их обязанности и правила поведения. Но, рассказывая об officia, он все же больше внимания уделяет нравам, поэтому его фигуры не столько социальные, сколько моральные категории.

По мысли автора трактата шахматная доска представляет средневековое королевство, а фигуры, правила их ходов показывают, как нужно вести себя в обществе и вообще в различных жизненных ситуациях [Liber de moribus, 35]. Как в шахматах все подчинено защите короля, так и в обществе, по мнению Якопо, все социальные группы должны поддерживать короля и укреплять королевскую власть. Именно эта цель и сплачивает фигуры, и благодаря подчинению всех фигур королю создается гармония и порядок. Расположение фигур на шахматной доске выявляет отношения взаимной зависимости, обусловленности, весьма характерные для всякой жизни в обществе. Это в первую очередь вертикальные связи, так как благородные фигуры нуждаются в пешках, а те нуждаются в защите. Это также горизонтальные связи, так как король ничего не может сделать без своей знати. Проповедник обстоятельно объясняет, почему, например, простолюдины (пешки) стоят перед знатными. Народ – это венец знати. Без него немыслима жизнь знати. Что бы мог сделать викарий короля, олицетворением которого является фигура ладьи, если бы пешка – крестьянин, чья обязанность состоит в том, чтобы обеспечивать пропитанием, – не была бы поставлена перед ним? Что бы делал рыцарь, если бы перед ним не было пешки-ремесленника, который делает удила и шпоры? Что бы делали король, королева и все остальные без помощи пешки, символизирующей медика? (“Quid enim miles faceret, nisi ante se fabrum haberet, qui frena et calcaria pararet?.. Quid reges aut reginae aut ceteri facerent sine medicis?” [Liber de moribus, 30]). И пусть не презирают простолюдинов рыцари и представители знати, как только узнают, почему они размещены перед знатью. Итак, расположение фигур на шахматной доске выявляет солидарные связи, необходимые для всякой жизни в обществе. Таким образом, принципы иерархии и взаимосвязи средневекового общества прекрасно переданы в этой модели. Это была совершенно осознанная имитация общества.

Принципы перемещения фигур по шахматной доске также исполнены глубокой символики [Liber de moribus, 31—35]. Ладьи, олицетворяющие викариев, помещаются на белой и черной клетках и не должны отходить от короля на большое расстояние. Слоны (судьи) перемещаются по диагонали с тех клеток на три клетки, ибо цифра 6 (3+3) символизирует совершенство, а судьи должны обладать совершенством нравов и знаний, дабы судить честно. Пешки же жалкие фигуры: они ходят по прямой, но пожирают другие фигуры по диагонали – так и простолюдины приобретают все только нечестным путем. В целом ходы фигур – это жесты, которые необходимы для функционирования общества. Главный принцип перемещения благородных фигур – обеспечить защиту короля; как и в обществе, здесь также все подчинено интересам королевской власти. Все они направлены на достижение гармонии и согласия – concordia. В целом в описании перемещений фигур проповедники также воспроизводят некоторые принципы сосуществования общества и согласованности его действий.

В более широком смысле шахматы являются моделью мира, и именно так игру интерпретировали средневековые проповедники. С одной стороны, игрок, перемещая фигуры, создает некое подобие игры жизни, он одерживает победы и терпит поражения, заключает альянсы и вступает в конфликты, а затем отходит в вечность или добивается счастья и благополучия. С другой стороны, поединки шахматных фигур и общий принцип защиты короля приближал шахматы к феодальному бою. В общем, шахматная игра оказалась богатейшим источником ярких, запоминающихся образов, и этим во многом объясняется ее огромный успех в средневековом обществе, ибо в шахматах нашли нечто вроде концентрированной и универсальной формулы жизни и исторического процесса: счастье-несчастье, взлет-падение и пр.

Потому не случайно, что трактат Якопо ди Чессоли завоевал необычайную популярность в средневековом мире: трактат был переведен на французский, английский, немецкий и голландский языки, получил большое распространение в Европе благодаря огромному числу рукописей. Наиболее известной была немецкая стихотворная версия трактата, созданная в середине XIV в. Конрадом фон Амменхаузеном – швабским доминиканцем, описавшим в своем сочинении повседневную жизнь родного города[215]215
  Конрад фон Амменхаузен указывает в своем трактате намного больше ремесел и профессий, чем Чессоли. См.: Schachzabelbuch, 376—835.


[Закрыть]. С этих пор шахматы стали излюбленной метафорой общества в средневековой культурной традиции.

Но вернемся к поставленному вначале вопросу: почему же средневековым писателям понадобилось обратиться к новой идеальной модели социального порядка – шахматам. Ведь известно, что долгое время в сознании средневековых людей доминировала так называемая трехфунк-циональная модель общества, с помощью которой можно было прекрасно описывать средневековое общество. Исходя из содержания памятника и анализа внешних условий его создания, напрашивается целый ряд соблазнительных выводов. Якопо ди Чессоли написал свой трактат, скорее всего, в период interregnum. После конца династии Гогенштауфенов и 1273 г. – назначения Рудольфа Габсбургского – государство переживает период беспорядков и анархии, рушится здание строго упорядоченной социальной иерархии[216]216
  Об этом см. подробное исследование немецкого историка М. Кауфхольда: Kaufhold M.


[Закрыть]. С этой точки зрения трактат, в котором общество изображается в виде шахматной доски, где за каждым сословием, олицетворяемым определенной шахматной фигурой, закреплен четкий статус и положение в обществе, видимо, должен был внести элемент порядка и стабильности, преодолеть анархию и беспорядок, царившие в обществе. Вместе с тем создается впечатление, что прежняя тройственная модель наряду с другими (в основном тернарными) уже не в состоянии была вместить растущее число новых профессий, ремесел и статусов, под которыми в Средние века понимались социальные категории. В трактате Чессоли описываются чрезвычайно разнообразные социопрофессиональные категории: крестьяне, ремесленники, медики, нотариусы, купцы, трактирщики, стражи города и пр.

Если учитывать взаимосвязь социокультурных представлений с действительностью, то можно вспомнить о том, что именно в это время в средневековом обществе происходит рост городов, развиваются ремесла, появляются совершенно новые виды деятельности, усложняется социальная стратификация, заявляют о себе новые зарождающиеся городские сословия, растет социальная мобильность[217]217
  На связь между социальным воображением и изменениями в социальной структуре общества указывает А. Мартэн. См.: Martin, II, 5 sq.


[Закрыть]. Одним словом, происходит общественная перестройка. Если это так, то не отражает ли наш трактат некоторую обеспокоенность автора – клирика – по поводу роста мобильности различных социальных градаций, и шахматная модель общества призвана не столько отразить усложнившуюся социальную стратификацию, происходящие социальные изменения, но и препятствовать мобильности новых сословий, указать каждому социальному страту свое, четко определенное, как на шахматной доске, место и, рассказав о правилах перемещения на доске, предписать четко кодифицированные принципы поведения каждому сословию?

Пытаясь включить новые социопрофессиональные градации в идеальную модель, клирики искали в ней средства подчинения этих социальных категорий. Но можно ли полагать, что зависимость социокультурных представлений была настолько автоматической? Эти представления не были простым воспроизведением действительности, хотя именно она их моделировала. Однако эта взаимосвязь не была столь прямолинейной и непосредственной. Между представлениями и действительностью существовало много экранов. Шахматная модель общества была не столько средством описать средневековое общество, сколько способом воздействовать на его развитие, и цель Якопо ди Чессоли заключалась не только в воспроизведении реальности, но и в ее модификации и «улучшении».