Текст книги "Битва за кристаллы любви. Том I"

Марли, командиру отряда линнов, и Онгону, командиру отряда вигдаров, я рассказала, о чем буду просить Совет Старейших, и они одобрили мою инициативу, заверив, что будут во всем взаимодействовать со мной и моим отрядом, если вы позволите его собрать. Вот, в принципе, и всё.

Грайя замолчала, переводя напряженный взгляд с одного присутствующего на другого, на какое-то время остановив его на короле Риге, и вдруг он ей по-мальчишечьи озорно подмигнул. Это было настолько неожиданно, что она не смогла удержаться от улыбки, которая с большим трудом не перешла в смех.

Некоторые Старейшие заметили её и недоуменно пожали плечами, не понимая, чему она улыбается, и продолжили высказывать своё мнение по обсуждаемому вопросу. Из тринадцати членов Совета десять проголосовали «за», а трое «против».

Когда мудрый советник Айман объявил решение, заговорил король:

– Грайя, твое желание не стоять в стороне, когда стране грозит опасность, похвально, но ты должна реально понимать уязвимость отряда, который ты хочешь сформировать. Всё магическое оружие, которым располагала Тапиония, ушло вместе с теми, кто отправился на поиски кристалла Венеры. Возможно, это было несколько опрометчивым решением, но оно нужнее там, где придётся сражаться с большим количеством врагов, которых пошлют, чтобы любой ценой остановить сводный отряд. В связи с этим, чем будут отражать врага твои помощники?

– Тем, что у нас есть. И, поверьте, его немало. Я не хочу сейчас озвучивать магические способности, которыми обладают учителя и ученики, поскольку они держат их в секрете, но я верю в наш успех. Мы победим захватчиков, и в этом нам помогут все, считающие себя тапионийцами. Объединив усилия, мы будем непобедимы.

– Твоя уверенность вызывает во мне уважения. Я даю свое согласие на осуществление задуманного тобой и присоединяюсь к принятому Советом Старейший решению.

Грайя не смогла скрыть радость, которая озарила счастливой улыбкой её красивое лицо.

– Спасибо, – сдерживая эмоции, сказала она, и поклонилась в пояс все присутствующим. Не чувствуя под собой ног, она стремительно вышла из зала заседаний и поспешила в Школу Чародейства и Знахарства, чтобы принести им хорошую весть и определиться, что они будут использовать для защиты своих территорий.

Спустя некоторое время после того, как конные отряды всё дальше отъезжали от оазиса, их уверенно поглощала пустыня, вновь окружив бескрайними песчаными просторами с дюнами и барханами. Прекрасные, загадочные и такие далекие звезды, иногда мигая, смотрели на них с небес. Куда ни повернись – звезды, звезды и еще звезды, до которых, казалось, можно было дотронуться рукой. Легкий ветерок играл с песком, не препятствуя продвижению.

Под утро они достигли редкостойной светлой рощи, деревья которой шелестели плотной листвой двух совершенно разных видов, что сразу заметил Эйл.

– Посмотри, – обратился он Гардэну, – на молодых побегах она больше напоминает листья ивы, а на старых ветках принимает тополёвый облик. Интересно, что это за деревья?

– Это туранги, – ответил ему Аинн. – Прислушайтесь к их своеобразному живому шелесту. Кажется, что они похлопывают, как ладошками, своими толстыми глянцевитыми листьями, трепещущими при малейшем ветерке. Если бы сейчас был день, вы бы увидели, как они игриво забавляются со светом, постоянно повиливая маленькими зелёными зеркалами и разбрызгивая вокруг яркие солнечные зайчики. Не ошибусь, если скажу, что туранга – самое живое дерево пустынь.

– Как же туранги выживают в пустыне? – удивился Амэт.

– О, у них есть свои пределы, – улыбаясь сказал Аинн. – Эти деревья растут только в тех местах пустыни, где вода подходит к её нижнему слою. А поскольку она, даже невидимая, в пустыне ведет себя непредсказуемо, как только водная нить иссякнет окончательно, – засохнет и туранга. Но её корявые стволы, пропитанные солью, ещё долго будут торчать, высушенные до состояния глухого звона и не подверженные тлению. Словом, это дерево – боец, которое цепляется за жизнь до последнего.

За разговорами они не заметили, как их на пути поджидала пагубная трясина, невесть откуда взявшаяся в пустыне. Лошадь Гардэна, ехавшего чуть впереди Рэйма, передними ногами попала в неё. Они резко подогнулись – и он, не удержавшись за поводья, полетел через голову Огненной Кометы в зыбкое болото. Всё произошло настолько быстро, что никто не успел предотвратить это падение.

Гнедая, натужно хрипя, пыталась вытащить из топи передние ноги, но она еще больше засасывала их. Гардэн предпринял попытки передвинуться ближе к берегу, но любое движение только вредило ему. Все собрались, не доезжая до болота и громко переговариваясь между собой, поскольку не могли ничего толком рассмотреть, что случилось впереди.

Рэйм соскочил с лошади и крикнул Адгаму, подъехавшему к нему:

– Достань и подними повыше светящийся четырехугольник. Я должен хорошо видеть, что происходит в болоте.

– Эйл, быстро достань опутывающую верёвку и брось её Гардэну, – прозвучал его следующий приказ.

Когда брошенная верёвка опутала их попавшего в беду друга, Амэстос и Кальяс стали вытягивать его на твердую почву, меряясь силой с трясиной, которая не хотела отпускать свою добычу. Наконец почти бездыханного Гардэна удалось вытащить.

Росалиа стала очищать его рот и нос от мха и тины, промывая водой, пока он нормально не задышал, а потом, умыв, заставила выпить глоток напитка, восстанавливающего запас сил.

А тем временем пытались вытащить из трясины Огненную Комету, которую она уже затянула до половины туловища. Еще немного – и её голова исчезнет в вязкой топи.

– Я не знаю, как ей помочь, – растерянно сказал Рэйм. – Если болото заморозить, вместе с ним заморозится и гнедая. То же самое произойдёт, если превратить его в твёрдую поверхность. Опутать её веревкой мы сможем, но вот вытащить… Она ведь от страха еще и упираться станет.

– Высушите его, – крикнула Росалиа, оторвавшись от Гардэна.

– Точно! И как мы сами до этого не додумались! – с лёгкой издёвкой воскликнул Эйл. – Правда, надо еще знать, чем это можно сделать.

– Я сейчас, – сказала Лиа и бросилась к своему коню. Достав из сумки флакон темно– зеленого цвета, она бегом вернулась обратно и потрусила порошком вокруг лошади, а остаток взмахом руки высыпала перед ней, захватив как можно больше площади трясины.

Все замерли в потрясении, не сводя с болота своих взглядов, где Огненная Комета изо всех сил пыталась выжить. Казалось, время остановилось. Воцарилась тишина, нарушаема тяжелым дыханием лошади.

– Сколько еще ждать? – не выдержал Гард, с трудом сев и не сводя глаз со своей любимицы. Голос его дрогнул от сильного переживания, а глаза заблестели от непролитых слёз.

– Через пару минут вода уйдёт в землю, а этот участок трясины превратится в сухой торф, – ответила Лиа, посмотрев на него с сочувствием.

Наконец чудо свершилось – и гнедая, оттолкнувшись копытами, выпрямилась и попятилась назад. Потом, постояв минуту и почувствовав себя в безопасности, она легла на песок и закрыла свои карие глаза. Гардэн, шатаясь, подошел к ней и сел рядом, обхватив её голову руками, и, уже не пряча слёз, стал целовать в лоб свою выносливую девочку, свою огненно-рыжую красавицу с гривой, хвостом и нижними частями ног чёрного цвета.

Все смотрели на них, не скрывая волнения и сопереживания. Поскольку солнце уже поднялось по небосклону, объехав оставшееся болото, отряды остановились на дневной привал.

Уже лежа в своем энергетическом шатре, Рэйм сказал:

– Колдун Каид опять устроил для нас западню, и мы из-за своей невнимательности чуть в неё не попали. За всех пострадали Гардэн и его лошадь, а могло быть значительно хуже. Поэтому нам, находящимся в авангарде, необходимо проявлять зоркость и замечать даже несущественные изменения в рельефе пустыни. Поэтому больше не увлекаться разговорами в пути.

С наступлением сумерек вновь отправились в дорогу. К Рэйму подъехала Алтхея, невысокого роста девушка с русыми волосами, заплетенными в косы, и серыми, словно темное серебро, глазами, блестевшими на ее светлокожем лице как два ограненных дымчатых алмаза. Её слегка удлиненное лицо с острыми чертами было подвижным, отражая все эмоции, которые испытывала её душа.

– Командир, – обратилась она к нему. – У меня есть необычное предложение, как ускорить наше продвижение по пустыне.

Рэйм придержал коня и поехал неспешным шагом рядом с девушкой.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил он, не сводя с неё пристального взгляда.

– Мы в Школе Чародейства в Илире создали зелье скорости, но опробовали его только на людях. Результаты получились хорошими: человек преодолевал большие расстояния без особых усилий. И, главное, без усталости. Что если попробовать их действие на наших лошадях?

Рэйм на минуту задумался, а потом сказал:

– Надо попробовать на чьей-то лошади. Но я не хочу рисковать Одержимым.

– Я согласна дать капли своему Аметисту. Уверена, что не принесу ему вреда.

– Тогда давай их ему, а мы посмотрим, насколько ускорится его бег и как сильно он устанет.

Алтхея спешилась и, накапав себе на ладонь пять капель, дала их слизать Рубину. Легко вскочив в седло, она натянула поводья и слегка ударила пятками по его бокам. Сначала конь начал своё движение с медленного галопа, а потом перешел на быстрый полевой, как будто у него под копытами был не песок, а твёрдая земля. Вскоре он вместе со своей наездницей скрылись с глаз антамурийцев, ехавших в авангарде колонны.

– Вот это да! – воскликнул Аинн, подъехавший к Рэйму. – Что происходит?

– Дали Аметисту капли скорости, изготовленные в вашей Школе Чародейства, – ответил тот. – Если всё пройдет удачно, дадим их всем лошадям и быстрее пересечем пустыню.

Пока они говорили, на горизонте показалась Алтхея, возвращавшаяся обратно. Быстро преодолев расстояние между ними, она остановилась и вопросительно посмотрела на командира сводного отряда.

Он не сводил взгляда с морды коня, пытаясь определить, насколько он устал от быстрого галопа. Однако тот стоял спокойно, не реагируя на повышенное внимание к себе. Грудь его не вздымалась, и дыхание нарушено не было.

– Как долго действуют капли? – уточнил он.

– Семь-восемь часов, – ответила Алтхея.

Довольно улыбнувшись, Рэйм сказал ей, чтобы она с остальными девушками дали капли всем коням.

Возле него остановилась Лиа и, накапав на ладонь капли, протянула ее Одержимому, который без опаски слизал их и посмотрел на девушку. Она погладила его морду и засмеялась, почувствовав его язык на своей щеке. Подняв глаза, девушка встретилась с пристальным взглядом Рэйма и отвернулась, чтобы скрыть смущение.

Сделав вид, что не заметил его, он попросил ее при удобном случае поведать ему о людях, которые населяли её благодатный край, на что Лиа охотно согласилась, поскольку могла часами описывать то, что ее окружало в любимой Флории, долго говорить о её жителях, добрых и щедрых душой, сочувствующих и заботливых сердцем, надёжных в мирные дни и стойких в годины лихолетья. Заметив, что Рэйм сосредоточился на дороге, она, тихо простившись, вернулась в свой отряд.

К утру они преодолели расстояние в три раза большее, чем в предыдущие ночи. Рассвет уже разбавил темноту, и она, посерев, стала навевать дрёму.

Неожиданно лошади, скакавшие впереди, громко заржали и встали на дыбы. Только будучи хорошими наездниками, антамурийцы смогли удержаться в седле. Кони хрипели, пытались вырваться из их крепких рук, натянувших на себя поводья, чтобы безудержно понестись в бескрайние просторы, куда угодно, лишь бы подальше от этого наводящего ужас места.

Вдруг перед глазами уставших путников песок зашевелился, и из него появились два крыла, а вслед за ними – три драконьи головы. Между глаз средней из них мерцал голубой топаз.

– Коатла, – выдохнул из себя Рэйм, в одночасье почувствовав, как холод пробежал по спине. Внутри всё замерло.

Словно услышав его, из песка стало выползать тело огромной змеи. Взмахнув крыльями, она села на хвост – и все её три пасти изрыгнули на путников синий, пронизанный красными языками огонь.

Не дожидаясь приказа командира, Венэл, грид богатырского телосложения, достал вращающийся диск Кигана, имевший сто двенадцать острейших граней и около двенадцати миллионов игл, расположенных в четыре ряда и движущихся в противоположных направлениях, дал ему чёткую команду срезать все три головы Коатлы и вернуться обратно, после чего запустил беспощадное оружие в сторону гигантской змеи.

В одно мгновение диск срезал их. Когда головы упали на песок, покрасневший от крови, он вернулся к Венэлу.

Подумав, что Коатла мертва, Рэйм дал команду объехать её и продолжить движение, но толстое туловище её зашевелилось, поднимаясь вверх – и все увидели на нём новые отросшие головы, правда, без топаза. Змея, извиваясь, стала прыжками подлетать к ним, отталкиваясь хвостом и злобно выпуская порциями огонь.

– Немедленно её уничтожь, – крикнул он гриду. – Не только срежь ее головы, но и разрежь пополам туловище. Мой посох не уничтожит её.

Тот опять поставил перед диском Кигана задачу и запустил его. Зрелище, которое последовало за этим, было ужасным. Отрезанные головы с глухим стуком сваливались вниз, продолжая дёргаться и пытаясь открыть свои пасти, из трёх шей вырвались струи крови, которые крупными каплями падали на песок, образуя большие красные пятна. Диск развернулся и прошелся вдоль всего туловища этого пресмыкающегося монстра до самого хвоста.

– Надо обе его половины растянуть в разные стороны, чтобы они не соприкасались друг с другом, – крикнул Амэтос, соскакивая с коня. – Иначе они срастутся между собой – и Коатла вновь попытается напасть на нас. Эта тварь очень живуча.

К нему на помощь поспешили его земляки и общими усилиями они растащили части расчлененного туловища подальше друг от друга. Рэйм, оглянувшись, приказал Армасу достать свой лунный обоюдоострый меч и сжечь их и отрубленные головы.

Когда от гигантской змеи сталось лишь пять кучек пепла, Антеро достал заговоренную чашу и произнёс над ней «Vocatio fluctus»99
  Призываю волну


[Закрыть] – и в тот же миг из неё хлынула волна, которая, словно языком, слизала кучки пепла и унесла их прочь, исчезнув вместе с ними без следа в песке.

Все облегченно вздохнули и заговорили, перебивая друг друга и стараясь таким образом избавиться от волнения, которое держало их в своем плену, пока шла борьба с Коатлой. Обессиленные бессонной ночью и страхом перед песчаным монстром, посланным к ним колдуном Каидом, они устроили очередной привал.

В ранних сумерках, напоив коней каплями насыщения и скорости, отправились строго на север, решив сократить путь, не заезжая в ближайший оазис, но придерживаться маршрута, проходящего мимо колодцев с водой.

Глава 10

Каиду было приказано явиться к Аббасу. Надев башмаки-скороходы, он быстро добрался до дворца, где его у покоев светлейшего уже встречал ближайший советник правителя Кайс. Низко склонившись перед колдуном, он подобострастным голосом тихо произнёс:

– Правитель гневается. Даже сердце и печень кролика отказался есть. Не перечь ему, почтеннейший, иначе сегодня чья-то голова скатится с плеч.

Каид ничего не сказал в ответ и направился к дверям, которые, опередив его, почтительно открыл перед ним Кайс.

В большом зале на софе возлегал Аббас, имевший голову и торс человека на туловище льва. Он хмуро смотрел из-под косматых бровей на приближающегося к нему колдуна. На блюде перед ним лежали фаршированные голуби, к которым правитель даже не притронулся.

Согнувшись чуть ли не пополам, Каид сказал:

– О, солнце наших очей, приветствую тебя и желаю здравия на многие лета. Слушаю тебя, о великий!

– Я недавно общался с всеправителем Мракоты Йерком. Он недоволен нами. Его колдунья Вийвека увидела в Зеркале, что отряды антамурийцев, флорийцев и тапионийцев, не встречая препятствий, передвигаются по нашей пустыне и уже проехали большую половину Иессы. Как такое могло случиться? Ты ведь клялся мне, что су-мейры от них не оставят даже следа. Зачем мне колдун, который ничего не может?

– Я многое могу, светлоликий, но не всё. Антамурийцы находятся под покровительством двух инопланетных рас, наделивших их сильными магическими знаниями и предметами, которые успешно противостоят моей магии. Во Флории и Тапионии тоже сильные школы Магии, Чародейства и Знахарства, поэтому мне одному трудно бороться сразу со всеми. Но я стараюсь. Отряд су-мейров устроил им смертельную западню. Мои пустынные воины бились отчаянно, все погибли, но нанесли невосполнимый живой урон этим выскочкам. Демон пустыни их сильно потрепал и засыпал, часть засосало в себя болото, да и Коатла со многими расправилась. Так что не гневайся на меня, мой повелитель. Мало кто из них дойдёт до Мунаввара, поэтому всеправителю Йерку волноваться нечего.

Аббас слушал своего колдуна, так и не расправив брови. Недовольство им не покинуло его лица, а пальцы беспокойно подёргивались. Каид почувствовал, как от страха у него задрожали коленки, а лоб вспотел. От пота сильно щипало глаза, но он не посмел их вытереть, продолжая стоять полусогнутым. Наконец он услышал:

– Можешь идти. Сегодня помилую. Следи за отрядом, убивай их и каждое утро докладывай, сколько осталось и где они находятся.

– Слушаюсь, солнце наших очей!

– Иди, – коротко бросил Аббас и потянулся к фаршированным голубям.

Каид вернулся домой и впал в глубокую задумчивость. Он размышлял, как уничтожить тех, кто пошёл на поиски минералов Венеры. Если он этого не сделает, его казнят, а голову насадят на пику и выставят на обозрение жителям Барияна. От этой страшной мысли его затошнило.

– Надо уменьшить численность отряда, – пришла спасительная мысль, – и заставить флорийцев для начала вернуться в Леверн. Потом то же самое проделать с тапионийцами. А оставшиеся антмурийцы уже не будут угрозой для Йерка. Их совсем немного, а потому северным воинам будут легко с ними справиться.

Воодушевившись, Каид сел в магическое кресло и направил потоки своего сознания на отряд из Флории.

Кальяс пребывал в состоянии дневного сна, когда его настигли страшные картины разрушений в поселениях его любимой страны. Смуглокожие воины пустыни не только грабили их, но и уводили в рабство девушек. Дома флорентийцев пылали, везде, куда ни глянь, валялись трупы: и не только на земле, но и плавали в реках. Столица находилась в осаде…

Проснулся он внезапно и сел, учащенно дыша. Посмотрел на других – на их лицах царила безмятежность покоя. Почему это мне приснилось? Он искал, но не находил ответа на свой вопрос.

Дурной сон, в конце концов, решил Кальяс, и снова лёг. Но больше глаз не сомкнул, борясь с тревогой, которая, как змея, заползла в душу и там осталась.

Перед походом он собрал Адгама, Антэро, Яри и Костэнса и рассказал им о своём сне.

– Стоит ли обращать внимание на сновидение? – беспечно отмахнулся Яри. – Во сне может присниться что угодно.

– Если бы Флории угрожала опасность, твой отец и Рамилия уже бы телепатически связались с тобой, – поддержал мнение друга Антэро. – Так что выбрось всё из головы.

– Может, вы и правы, – не избавившись от сомнений, согласился с ними Кальяс. – Но всё же посоветуюсь с Рэймом.

Но поговорить с командиром сводного отряда сразу не удалось, так как он был занят, поэтому разговор пришлось отложить до утра. Напоив коней каплями скорости, отправились в путь, надеясь на то, что предстоящей ночью обойдется без неприятных сюрпризов колдуна Мунаввара.

Но он тоже не спал, дожидаясь полуночи. К этому времени нарисовал во дворе большой круг, а внутри – пентаграмму, верхний угол которой направил точно на север. Посмотрел на Большой Ковш, который продолжал описывать круг вокруг альфа звезды в созвездии Дракона, и понял, что время ожидания подошло к концу.

Недалеко на большом камне лежал убитый гривистый баран, которого он собственноручно зарезал в качестве жертвоприношения Демону Тьмы, из которого в чашу стекала кровь. Каид взял её и накапал кровь в каждый угол пентаграммы, затем по углам нарисовал печати, открывающие дверь в мир кромешной Тьмы, и стал в центр круга, произнося заклинание: «Властью мне от рождения данной, в мирах подтверждённой, во мрак погружённой, вызываю дух Демона Тьмы Намтара. В огне появись, моей воле подчинись! Fiat sic!».

Выпив из чаши кровь жертвы, чтобы показать демону свою тёмную сторону, Каид стал ждать. Сначала почувствовал запах серы, а потом его сковало резким холодом – и он понял, что дух Демона Тьмы близко. Колдун напрягся в ожидании, став между нижними углами пентаграммы. В её перевернутом пятиугольнике вспыхнул огонь, из которого до самого потолка протянулась черная тень. Она была подвижной, принимая разные формы и образы, а потом из неё появилась огромная голова с горящими, словно уголья, глазами, которые угрожающе уставились на Каида.

Посмотрев на убитого барана, из рта демона, черного, как ночная бездна, до Каида донесся эхоподобный голос:

– Откуда мне знать, что ты сам принёс этого рогатого в жертву. Докажи мне свою преданность и убей еще одного, но… чтобы я остался доволен тобой.

Колдун выбежал из круга и привёл еще одного крупного барана. Зная, что ему нужно убить его с особой жестокостью, чтобы расположить к себе демона, он, привязав барана к дереву, стал отрезать ему живьём поочередно ноги, затем уши, выковырял ногтями глаза, не обращая внимания на предсмертные крики животного, а в конце разрезал ему брюхо и, достав печень, впился в неё зубами, отрывая куски и пожирая их. Вынув сердце и положив его на блюдо, он поставил его перед демоном и, став на колени, склонился перед ним.

– Что ты хочешь от меня? – спросил Намтар.

– Через Великую Пустыню в Мракоту едет сводный отряд из Антамурии, Флории и Тапионии, чтобы найти и вернуть в свои страны «Локоны Венеры», похищенные Йерком, который задумал лишить Землю любви и погрузить её во вражду, ненависть и жестокость, наполнив души землян непроглядной чернотой.

– Это он тебе так сказал? – донесся до Каида голос Демона Тьмы.

– Нет. Мне об этом сказала его колдунья Вийвека. Передо мной поставил задачу остановить отряд мой правитель Аббас, но я не могу сам справиться с ним, так как его люди наделены своими инопланетными предками магическими знаниями и предметами, которыми они успешно пользуются против всех моих попыток уничтожить их. Мне нужна твоя помощь, князь Тьмы, твои демонические силы, чтобы все путники нашли свои могилы в песках пустыни Иессы.

– Я исполню твою просьбу, Каид, но ты должен продать мне свою душу, чтобы я мог повелевать ею.

Колдун вздрогнул, но мгновенно понял, что надо соглашаться, так как Аббас отрубит ему голову, если он не остановит отряд. Уж лучше продаться Демону Тьмы, чем лишиться жизни.

– Я готов! – уверенно сказал он, глядя на уродливую сущность Намтара.

Тот громко захохотал, извиваясь в воздухе черными образами, а потом выдохнул, разбрызгивая вокруг себя искры:

– Повтори три раза «Vendo animam meam daemoni Тenebrarum».1010
  Я продаю свою душу демону Тьмы


[Закрыть]

Каид выполнил приказ Демона Тьмы и испуганно вздрогнул, почувствовав, как в груди поселился неконтролируемый ужас. И тут же темень, зависшая в воздухе под потолком над пентаграммой, исчезла, словно её втянула в себя воронка из огня.

Колдун вытер пот со лба и обессиленно сел прямо на песок, поскольку ноги не держали его. Через время он встал и, шатаясь, пошел в дом.

Хэдриан сидел на скамейке в саду в ожидании Эйджа. Он, как всегда, опаздывал, что вызывало недовольство в душе. Рожденные в одной семье, Рэйм и Эйдж были очень разными, и это отличие было не в пользу младшего сына. Серьёзные мысли редко задерживались в его голове. А если точнее, он избегал их, поскольку придерживался собственной философии: если долго быть серьёзным, можно подхватить тоску. И, чтобы не заболеть её вирусом, он постоянно улыбался, легкомысленно относясь к жизни.

Когда Рэйм не выдерживал и требовал, чтобы он перестал скалить зубы, младший брат назло ему улыбался ещё шире и говорил: «Разве смеяться – дурно? Смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения». И что мог Рэйм сказать на это? Однажды Хэдриан захватил кусочек их разговора.

– Ты слишком много смеешься, – сказал Рэйм младшему брату. – Это несерьезно и заставляет думать о тебе, как о поверхностном человеке, которому нет доверия.

– А ты слишком серьезный, – ответил Эдж. – И это быстрее грустно, потому что рядом с тобой перестаешь радоваться жизни.

Поскольку Эйдж никогда не уступал старшему брату в словесных пикировках, с каждым годом отношения между ними ухудшались. Эта психологическая несостыковка не позволяла братьям сблизиться, что весьма огорчало не только Хэдриана, но и Элиану.

Вот и накануне отъезда Рэйма Эйдж женился на его девушке, воспользовавшись размолвкой между ними. Когда Хэдриан спросил сына, зачем он так поступил, тот, как всегда, решил поумничать, спрятав за бравадой истинное положение вещей.

– Папа, я не боюсь соревноваться с теми, кто сильней. Непобедимых не существует. За свои недолгие годы жизни я твердо усвоил одну вещь: в любой игре всегда есть соперник и всегда есть жертва. Вся хитрость – вовремя осознать это и сделаться первым.

На замечание отца, что дружба между братьями с легкой руки Эйджа стала соперничеством, которое может превратиться во вражду, младший сын ответил коротко и без сомнения:

– Значит, так тому и быть.

После того, как Диэнна возвратилась к себе во дворец, Эйдж не бывал в доме, а если и приезжал, то так, чтобы не пересекаться с отцом, явно избегая разговора с ним. Сегодня, не выдержав, Хэдриан послал ему телепатическое сообщение, что ждёт сына в саду. Однако тот не спешил проявить почтение к своему родителю.

Хэдриан не понимал младшего сына, но еще больше – Диэнну. Разве можно таким образом мстить любимому мужчине за то, что он разлюбил? Кого она наказала еще, кроме себя и Эйджа? Ведь он будет страдать, что его жена не освободилась от своих чувств к его старшему брату. И, измучившись от ревности, неудовлетворенности и злости, может совершить поступки, о которых, в лучшем случае, будет жалеть, а в худшем – стыдиться. Чтобы уберечь сына от этого, Хэдриан и решил с ним сегодня встретиться.

Наконец появился Эдж. Он сел на скамейку рядом с отцом и вопросительно посмотрел на него.

– Если ты намерен учить меня уму-разуму относительно Диэнны и Рэйма, нам лучше разговор даже не начинать, – сказал Эйдж, глядя перед собой. – Она моя жена, а потому мне самому решать, как строить с ней отношения. Мне уже надоело слышать о безупречном старшем брате, у которого нет изъянов.

– Это исключительно твои выводы, – возразил Хэдриан. – У Рэйма, как и у каждого человека, есть недостатки, но их, к счастью, значительно меньше, чем достоинств. Да и по значимости они более второстепенны. Что же касается тебя…

– Не стоит меня тыкать в моё же собственное дерьмо, – перебил его младший сын. – Я ничем не хуже своего старшего братца. Но в нашей семье принято видеть в нём образец для подражания. А я не хочу никому подражать. Для меня важно быть и оставаться самим собой.

– А тебя не задело, что твоё имя даже не прозвучало, когда формировался отряд по поиску «Локона Венеры»?

– А почему это должно было меня задеть? – удивился Эйдж. – Я и сам, в отличие от образцового Рэйма, ничего не хотел менять в своей жизни. К тому же только что женился. Кто в здравом уме оставит свою молодую красавицу жену? Да и не тяготею я к приключениям и битвам. Это не моё.

– Но ведь у тебя должно присутствовать понимание, что украден камень Любви, – не оставлял попытки достучаться до сына Хэдриан. – Разве ты не понимаешь, что это грозит серьёзными последствиями? Сердца людей оскудеют на добрые чувства, которые взращивала в них Любовь, а их места займут ненависть, зависть, злоба, презрение, предательство, грубость… Даже страшно их перечислять, а не то, что испытывать. Эти чувства сильной вражды и отвращения засорят душу своим отрицательным влиянием, под воздействием которого она перестанет сочувствовать, сострадать и сопереживать. И тебя это не волнует?

– Абсолютно, – сказал Эйдж. – Все эти разговоры вокруг любви – сплошные пустышки и только нервируют. Я не испытываю её к Диэнне и спокойно обхожусь без этого чувства. Мне её вполне заменяет страсть.

– А любовь к Родине, родителям, своим соотечественникам?

– Это всё высокие слова. Да, я испытываю чувства к тебе и маме, но не знаю, являются ли они любовью или сыновней привязанностью. Люблю ли я Антамурию? Тоже не знаю. Мне кажется, это чувство больше похоже на привычку к тем местам, где я родился и рос. Что касается соотечественников… Мне трудно сказать, что я к ним испытываю. Наверное, ничего. Если тебя шокировала моя откровенность, извини. Я не считаю правильным лукавить с тобой и изображать из себя того, кем не являюсь.

Хэдриан слушал сына, не проронив ни слова. Ему было больно, что они с женой на каком-то этапе формирования личности младшего сына что-то упустили, но его честность заслуживала уважения, хотя ни с одним выводом, сделанным им, он не мог согласиться.

– Что ж, – сказал Хэдриан, вставая, – не на такой разговор с тобой, сын, я рассчитывал, но и на этом спасибо. Повлиять на твои взгляды и отношение к жизни я уже не могу, поэтому мне не остаётся ничего другого, как смириться с ними. Единственное, что могу посоветовать, бери пример с меня и мамы, как строить семейные отношения. На страсти далеко не уедешь. Она имеет привычку заканчиваться. И с чем тогда останешься ты? Подумай об этом на досуге. А сейчас мне пора заняться своими делами. До встречи.

И Хэдриан ушел, даже не обняв привычно сына. В душе было горько, и эта горечь растекалась вместе с кровью, отравляя красоту летнего дня, радовавшего до этого разговора его взор своим цветением и благоуханием.

Эйдж, какое-то время сидел, глядя себе под ноги. Гнев клубился внутри, требуя выхода. Он не придумал ничего лучшего, как поднять кулак и изо всей силы стукнуть им по скамейке. Боль несколько отрезвила, но не избавила от раздражающих мыслей, которые нагнетались в голове, как пар в закрытой ёмкости:

– Рэйм, всегда и во всем только Рэйм. Обязательный, ответственный Рэйм. Смелый, мужественный Рэйм. Надёжный и порядочный Рэйм. Сколько бы не существовало положительных определений, все они применимы к исключительному Рэйму…

Зависть к старшему брату черной змеёй покоилась в его сердце и периодически впрыскивала свой яд в его чувства. И чем взрослее он становился, тем больше завидовал ему, что заставляло протестовать и казаться хуже, чем он был на самом деле. Вот и сейчас в разговоре с отцом он сразу же выпустил иглы неприятия ко всему, что мог услышать, заранее огородившись от него стеной отчуждения. Как с этим бороться в самом себе, он не знал, как и не знал, что делать со своей ревностью к Рэйму, которую он постоянно испытывал, глядя на Диэнну. А посоветоваться с родителями не позволяла гордость.