Текст книги "Битва за кристаллы любви. Том I"

Йерку нравилось, когда его все боялись. Быть агрессивным – его любимое состояние, в котором он привык враждебно воспринимать мир, действовать напролом, грубо преследовать собственные цели, относиться с неуважением к чувствам и эмоциям других людей. И только с Айарой он проявлял ангельское терпение, действовал осторожно и окольными путями, не запугивал её и не пытался сломить её дух, что было несвойственно его характеру. Почему? На этот вопрос он много раз пытался ответить, но не мог определиться с причинами, заставлявшими его так вести себя с ней.

Айара вызывала у него двойственные чувства: недовольство и уважение. Он злился, что она не хочет покориться ему, и внутренне восхищался её стойкостью. Ему хотелось одновременно ударить ее и зацеловать до беспамятства. Желание отпустить её на волю постоянно боролось с желанием никогда не отпускать её от себя. И эти противоречащие друг другу чувства изматывали его, делали постоянно мрачным и раздраженным.

Во время этих рассуждений перед его взором вдруг возник образ этой гордой красавицы – и сердце затопила горячая волна. Надо передать ей бумагу и угольки, чтобы она могла нарисовать фасоны своих нарядов и какие украшения ей изготовить, а также прислать мастерицу с тканями, чтобы выбрала из них по своему вкусу, внезапно для себя решил он. От этой мысли на душе стало светлее, и лёгкая улыбка коснулась его строгого худощавого лица.

В хорошем настроении Йерк отправился в свою тайную комнату, о которой не знал никто, кроме Вийвеки. Именно она посоветовала ему выследить черного петуха, прилетающего из подземного энергетического «Города Дьвольской Тьмы» в их цветущий багульник раз в пять лет, и в день, когда злые духи закроют солнце, забрать снесённое им яйцо, напоминающее раковину улитки. Затем закрыть в темницу без окон девственницу и положить это яйцо ей под мышку, чтобы она держала его там полтора года.

Как и предсказала колдунья, ровно через это время из яйца вылупился маленький дракон, похожий на ужонка с крыльями и излучающий золотой свет. Девушку пришлось убить, а малыша поместить в тайную комнату и усиленно кормить молоком и яйцами.

Йерк зашел к нему – и дракончик сразу же подлетел, подставив голову, чтобы его погладили. Он очень любил ласку… и гусиную яичницу. А еще «толкушу», представляющую собой смесь ягод водяники с измельчённой рыбой, и сушеную бруснику. Чтобы побаловать своего любимца, Йерк достал из ларя пригоршню ягод и скормил их Дрэго. Потом поиграл с ним в догонялки и сделал новую зарубку его роста.

Дрэго уже пытался летать по комнате и, несмотря на то что она была довольно большой, умудрялся ударяться о стены и падать. По словам Вийвеки, ему, чтобы стать взрослым драконом, еще нужно два года – и тогда его можно будет переводить в подземелье, которое станет ему домом.

К этому часу пройдёт пять лет, и вновь в цветущий багульник прилетит черный петух. История повторится с новым дракончиком. И когда у Йерка вырастут три дракона, он сможет стать властителем всей Земли. А тех, кто не захочет ему покориться, его драконы сожгут другим в назидание.

На волне этих приятных мыслей он вновь достал пригоршню брусники и скормил своему первенцу. Поласкав его шею, Йерк ушел, предаваясь мечтам о будущем могуществе. Он должен был по праву стать великим правителем, величайшим из всех, кто правили первыми землянами – потомками инопланетных рас. Он хотел иметь трон Солнца и восседать на нём. Вийвека сказала, что ему назначена судьба властителя мира – и он, Йерк Великий, станет им.

Глава 17

Сводный отряд под командованием Рэйма приближался к границе воинственных ай-хасов. Эти северные пустынные люди, путешествующие по пескам на бактрианах, были хитры, жадны до золота, недружелюбны и даже можно сказать – злы. Он дважды посещал их по вопросам магии земных стихий, которой обучены их маги.

Ай-хасы предпочитали одежды, выкрашенные в синие оттенки, используя для этого натуральный краситель индиго. Он был очень удивлён, узнав, что вода для окрашивания ими никогда не применялась. Они просто вбивали частицы индиго в ткань, пока она не приобретала нужный оттенок, поэтому от одежды кожа ай-хасов, на которую попадали частицы красителя, имела синеватый оттенок, кроме лица, зачерненного и обветренного жгучими ветрами пустыни.

Их воины носили темно-синие шаровары и полотняные обмотки на сандалиях, завязываемые на их лодыжках, чтобы песок не натёр ступни. На тело одевали более светлого синего оттенка рубаху без воротника с длинными широкими рукавами, а поверх неё – грубую накидку до колен.

На голове носили мужской головной платок, сотканный из синих, голубых и белых нитей, придерживавшийся шерстяным шнурком на темени, который хорошо защищал голову и лицо от солнца, песка и холода. Ай-хасы использовали его, расстелив на песке, как скатерть, подвязанный – как пояс и, сложенный в несколько раз, как фильтр для очистки воды.

Плащ из плотной шерсти надевали, когда наступали ночные холода. Просторная, не приталенная одежда полностью покрывала тело, не стесняя движений, поэтому в ней было комфортно кочевать среди дюн, ночевать, охотиться и вступать в схватки.

Свободная одежда обеспечивала ай-хасам хорошее проветривание тела, а песок, переносимый ветром, проникая под одежду, скользил по коже, стирая с нее грязь и пот, поэтому они долго обходились без омовения.

Рэйм остановил отряды, чтобы определиться с их командирами о дальнейших действиях, послав вперед дозор из айнов. Чтобы избавить Гарда от присмотра за Каидом, Рэйм достал шкатулку, на крышке которой были нанесены золотом три большие руны, повторенные по кругу. Их магическая краска, исторгавшая днём огонь, сейчас светилась в темноте фиолетовым пламенем. Сказав, чтобы от низа длинной сорочки колдуна отрезали кусок ткани, он поместил его в шкатулку и, закрыв её, произнёс заклинание, сковав им его волю, чтобы у него не появилось помысла бежать.

Он еще не успел спрятать её, как дозорные вернулись и сообщили, что впереди в песках окопались ай-хасы, выдавая себя за дюны, и, если бы не трубочки, торчащие из них, могли бы не заметить засаду.

– Сколько их? – спросил Эйл.

– Нам удалось благодаря каплям ночного видения насчитать двенадцать, – ответил Ролли, – но утверждать наверняка, что их действительно столько, лично я не могу. Там такое место, что ветер надул много небольших дюн. Все ли они их использовали, не знаю. Для этого нужно было продвинуться вглубь, и они могли бы нас заметить, поэтому мы не стали рисковать.

– И правильно сделали, – поддержал своих воинов Кальяс.

– Есть ли смысл всем нам вступать с ними в бой? – спросил Амэтос.

– Думаю, нет, – ответил Рэйм и, глянув на шкатулку, добавил:

– Попробую справиться с ними один.

Эйл удивленно посмотрел на него:

– Если бы мы шли днём, я бы подумал, что ты перегрелся на солнце. А ночью что на тебя подействовало, что ты говоришь несуразную чушь? Луна?

Рэйм засмеялся и сказал другу:

– Проявляешь открытое неуважение к командиру.

– Проявляю заботу о командире, – поправил его Эйл. – Правда, в несколько грубоватой форме, за что приношу своё извинение.

Агнар, не понимая замысла командира, угрюмо произнёс:

– Тебе нельзя вступать в бой одному с таким количеством ай-хасов. Это безумие. Давайте определимся, кого из наших воинов пошлём, чтобы их обезвредить.

Рэйм настойчиво повторил:

– Я же сказал, что сам справлюсь с ними. Точнее, с помощью этой волшебной шкатулки.

– Ты хочешь привязать их к нам? – удивился Фарли. – Зачем нам возиться с ними? Они ведь даже без коней!

– Всё. Разговоры окончены, – прервал обсуждение Рэйм. – Ролли, веди меня и покажи это место.

Все растерянно смотрели на своего командира, но Аинн всё же спросил:

– А нам что делать?

– Вы хотите поучаствовать? – улыбнувшись, спросил Рэйм. – Что ж, предоставлю вам такую возможность, но в качестве зрителей. Когда мы подойдем к первой дюне, в которой спрятался ай-хас, ваша задача – громко разговаривать друг с другом, а когда ай-хасы вылезут из своих песчаных укрытий, смотреть, на что способна эта шкатулка, оставленная нам предками из созвездия Плеяд.

И, накинув на шкатулку полу плаща, направил Одержимого за Ролли, который шёл впереди в магических сапогах перемещений, не оставлявших следов. Не доходя до первой дюны, в которой спрятался ай-хас, он остановился и махнул рукой. К нему подъехал Рэйм, а следом за ним и командиры отрядов, громко переговаривающиеся между собой.

У всех на глазах дюны зашевелились, и из них, словно черти из табакерки, с угрожающими возгласами выскочили ай-хасы, держа в руках оголенные мечи, которые серебрились в лунном свете. Как только они дружно с гиканьем кинулись на остановившихся врагов, тоже машинально выхвативших оружие, Рэйм откинул плащ и выставил перед собой шкатулку рунами вперёд, прошептав заклятье «Decapitate».2323
  Обезглавить


[Закрыть] Фиолетовое пламя осветило лица воинов пустыни, на которых стал проявляться страх, переходящий в ужас. Некоторые из командиров даже напряженно оглянулись, подумав, что ай-хасы что-то страшное увидели за их спинами.

И вдруг из шкатулки послышался вой волков, шипение змей, грохот бури…

– Голос дьявола! – душераздирающе закричал один из ай-хасов, упав без сознания лицом вниз в песок.

Остальных, словно парализовало: они, замерев, стояли, охваченные животным страхом, с открытыми ртами, дикими взглядами, высунутыми языками и вращающимися глазами. Это было омерзительное зрелище. Потом раздались душераздирающие вопли – и ай-хасы стали остервенело бросаться друг на друга, рубя головы и тела, заливая песок кровью и разбрасывая вокруг части тел своих же воинов.

Когда последний из них упал бездыханный, проткнув себя мечом, Рэйм спрятал шкатулку назад в суму. Стояло гробовое молчание – и минуту спустя всех как прорвало. Они возбужденно обсуждали увиденное, а потом Яри сказал восхищенно:

– Имея такую шкатулку, нам не надо даже вступать в дальнейшие бои с ай-хасами. Они сами себя уничтожат без нашей помощи. Почему же ты, командир, раньше не использовал её?

– Держал для этого случая, – рассмеявшись ответил Рэйм. – Но вы не обольщайтесь насчет могущества этой шкатулки. Наверное, вы заметили, что, когда я клал её назад в сумку, руны уже почти не светились. Она использовала всю свою магическую энергию, которую сможет восполнить только от инопланетного кварца, который остался в сокровищнице в Вэриусе. Так что в дальнейшем придётся использовать другие магические средства, которые мы взяли с собой.

Пока они обсуждали произошедшее, к ним подъехали остальные, изумленно осматривая поле битвы.

– Никто не ранен? – спросила Росалиа, не скрывая своего беспокойства.

– Раненых нет, а убитых, хоть отбавляй, – хохотнул Амэт. – Не беспокойся, Лиа, мы не участвовали в этой резне.

Девушка не понимающе посмотрела на Эйла, взглядом прося его объяснить, что здесь случилось.

– Я позже тебе всё расскажу, – пообещал он ей мысленно, и Росалиа, подъехав к брату, остановилась, внимательно осматривая его, но, заметив его улыбку, почему-то смутилась.

– Ролэнт, – позвал Рэйм одного из антамурийцев. Показав рукой на трупы ай-хасов, он сказал:

– Сожги своим огненным жезлом всё это.

Рол вынул из петли на боку своего коня жезл из секвойяде́ндрона с навершием из красного граната. Направив его на усеянный мертвыми телами участок пустыни мысленно приказал: «Сadavera hostium cremare»2424
  Сжечь трупы врагов


[Закрыть] – и из жезла вырвался мощный поток пламени, который, пробежав по ним, объединился в пылающий костер, полыхающий своими огненными языками высоко в небе. Потом, когда они потухли, Ролэнт покрутил перед собой посох – и воздушный вихрь разметал пепел по пустыне.

Продолжать продвижение вперед смысла не было, так как на небе уже занимался рассвет. Рэйм решил передневать на земле адхаров и с наступлением сумерек со свежими силами ступить на территорию ай-хасов.

Пока все, собравшись отрядами, завтракали остатками еды, взятой в дорогу, и поили коней вместе с каплями насыщения, Росалиа и Эйл несколько уединились, сев рядом на плед, который он расстелил. Девушка протянула ему на ладони горох насыщения и улыбнулась, поймав себя на мысли, что раньше не видела, насколько он красив. Всё её внимание поглотил Рэйм, а его друг остался вне поля ее зрения. Нет, она каждый день видела Эйла, но не обращала на него своего внимания. А теперь, словно прозрела, любуясь его мужественным продолговатым лицом. Длинные волнистые волосы мягкими темными прядями спадали на его широкие плечи, прикрывая небольшой шрам на правом виске. Густые прямые брови акцентировали внимание на его выразительных карих глазах, блестевших в первых робких солнечных лучах, словно агаты, и делали взгляд открытым. Точёные черты, несмотря на высокие скулы, были гармоничны с прямым носом и невольно навевали мысли о надёжности этого человека.

Имея худощавое тело, высокий рост и длинные ноги, Эйл не выглядел долговязым. Его было бы правильнее назвать стройным. Но её взгляд приковали его чувственные губы. И поймав себя на пристальном внимании к ним, Лиа смутилась и отвела взгляд в сторону.

Эйл заметил смущение девушки и понял его причину, но ничем не выдал себя. Чтобы уравновесить её эмоции, он спросил:

– Ты хочешь услышать, каким образом погибли ай-хасы?

Росалиа кивнула, всё еще не глядя в сторону Эйла. Он рассказал о магической шкатулке, которая вселила в них необузданный ужас, заставивший их убить друг друга.

– Жаль, что я не видела действия этой шкатулки, – с сожалением сказала она. – А сколько их было?

– Если честно, я не удосужился их посчитать, захваченный зрелищем их самоистребления. Но приблизительно около тридцати. Не больше.

– Ты устала от перехода через пустыню? – спросил он участливо. – Девушкам трудно столько времени находиться в седле, в непривычной для них одежде и привыкнуть к условиям походной жизни.

– Да, поначалу, а сейчас уже свыклась. Плохо, что, кроме оазисов, мимо которых мы проходим, по пути не встретилось ни одного водоема. Я привыкла ежедневно мыться, а сейчас приходиться, надев кольцо-невидимку, обтираться влажной тканью из сосуда непрекращающейся воды. Это очень неудобно и раздражает.

– Точно так, как и меня, – согласился с ней Эйл.

– Ты не расскажешь мне о своей стране, поскольку я никогда не бывал в ней? – спросил он её. – А то я сложил своё поверхностное впечатление только по окраинным землям.

– Если тебе действительно интересно, я попробую на словах передать красоту Флории, хотя, думаю, для этого их не хватит.

– А ты попробуй, – сказал Эйл, взяв девушку за руку. Она посмотрела на него, но руку свою не убрала.

– Итак, с чего же начать описание моего любимого края? – произнесла она в задумчивости. – Наверное, с того, что щедрость растительного покрова, способность флорийской травы круглый год сохранять изумрудную свежесть, снискала ей славу вечных зелёных лугов.

Сочетание ухоженности и безлюдья, умеренности и покоя – вот чем впечатляет Флория, когда впервые воочию знакомишься с ней. Не краски, а оттенки составляют портрет моей страны. Такую приглушенную гамму полутонов лучше всего передает акварель, поэтому не случайно именно она заняла столь высокое место в нашей живописи.

Пологие склоны холмов, расчерченные живыми изгородями; одинокие вековые дубы на сочных лугах; привольно пасущиеся стада овец; раздольные поля, колосящиеся золотистой пшеницей; шпили официальных зданий на пригорках; опрятные разноцветные жилища среди зелени рощ – это всё наша любимая Флория.

По утрам легкий туман опускается на низкие домики, огороды, стелется по лугам и зеркальной глади рек. Таинственный, обволакивающий все вокруг, он не пропускает звуки, усыпляет и гипнотизирует. Всё застывает в тишине и спокойствии. И даже пасущиеся плюшевые овцы и упитанные коровы тоже, как будто совершенно зачарованные этим успокаивающим колдовством, надолго застывают в неподвижных позах, смотрят в какие-то, ведомые им одним дали, забывая жевать сочную и аппетитную траву под ногами.

В лучах солнца все выглядит по-другому, более живо, ярко и реалистично. Четко очерченные кустами-оградами сельские участки, ровные небольшие дома, вечнозеленая трава, которая не увядает круглый год, и, протянувшиеся по ней, словно серые змейки, узкие дороги…

Природа нашей страны помогает понять такую черту флорийского характера, как сдержанность, склонность к недосказанности, мечтательность и романтизм. В её пейзажах нет ничего нарочито броского и грандиозного. Ему скорее присущ затаенный лиризм.

У нас преобладает не городской, а сельский ландшафт с его живыми изгородями на плавных изгибах холмов, хорошо ухоженными лугами и рощами, с извилистыми проселочными дорогами. Сельские жители стремятся сохранить в облике природы естественные черты, но таким образом, чтобы она при этом была удобна для обитания. Во Флории невозможно попасть в непроходимую лесную чащобу, как и увидеть аллеи, где деревья росли бы строго в ряд, да еще были подстрижены на один манер. Для нашей земли более типичны небольшие рощи, перелески, отдельные деревья, разбросанные среди лугов и полей.

К Флории нет волшебного ключа, потому что она не поддается никакому единому и всеохватывающему объяснению. Но ее можно почувствовать. И легче всего это сделать изнутри – оттуда, где коренятся ее самые ранние, самые подлинные и менее всего видоизмененные черты.

Эйл слушал Росалиу, словно зачарованный. Её бархатный голос обволакивал, как шёлк, пьяня словами и образами, воссоздавшими в его воображении изумительную по красоте картину неведомого края. Как она отличалась от того, что он видел ежедневно в Антамурии, роскошной, ухоженной и продуманной до мелочей! Их страны отличались друг от друга, как небо от земли. Однако он любил свой остров преданной сыновней любовью и не променял бы его ни на какие другие блага и земли мира.

– Ты изумительная рассказчица, – наконец сказал он. – Я, словно наяву, побывал в твоих краях и покорён красотой Флории. Как-нибудь расскажу тебе о своей стране, расположенной на острове в океане. Она сильно отличается от твоей, но по-своему красива, хотя и закована в гранит и мрамор. Конечно, на наших улицах и во дворах домов много зелени, но нет того приволья, свойственного лугам, долинам и полям, опоясанным вашими реками. Да и сады, хоть цветущие, хоть плодоносящие, без сомнения, являют собой восхитительную картину. Спасибо тебе за столь образное описание. Теперь я могу объяснить себе, откуда у тебя такая несравненная красота, покорившая меня.

Росалиа вскинула на него вопросительный взгляд, не совсем понимая, что этим хочет сказать Эйл. И он искренне улыбнулся, удивляясь её неискушенности и наивности при такой неотразимой внешности.

– Я имел ввиду, что на такой красивой земле могла родиться только еще более красивая девушка. И по-другому быть не могло.

– Ты слишком преувеличиваешь мою внешность. Я обычная флорийка. Правда, цвет волос и глаз не типичный для айгов, но всё же встречающийся среди других девушек. Ориана ведь тоже очень красива.

– Не спорю, но для меня ты самая-самая. Ты же не только красива внешне. У тебя и душа такая, и ошибиться в этом невозможно, глядя в твои бездонной голубизны прекрасные глаза.

– Ты смущаешь меня, – вспыхнув румянцем, сказала Лиа. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай. Ты согласилась бы стать моей невестой? – спросил Эйл, не сводя с девушки напряженного взгляда.

Лиа от неожиданности растерялась и долго молчала, глядя перед собой. Эйл больше не произнес ни слова, замерев в тревожном ожидании. Наконец она посмотрела на него и сказала:

– Я слишком мало знаю тебя, чтобы принять такое серьезное решение.

– Но я могу надеяться, что со временем ты согласишься сделать меня счастливым?

– Можешь, – тихо ответа Лиа, прислушиваясь к своему сердцу. Оно взволнованно застучало и потянулось к молодому человеку, сидевшему рядом.

– Можешь, – повторила она уже с большей уверенностью в голосе.

Эйл приподнял ее изящную руку и приник к ней в благодарном поцелуе.

Рэйм проснулся раньше времени. Неожиданно. Его интуиция и во сне не успокаивалась. Дождавшись, когда все проснулись, он мысленно послал командирам приказ, чтобы все до единого надели на головы повязки с магическими знаками, защищающими разум.

Магир буйствовал, увидев в Зеркало, что случилось с воинами передового отряда. Задумка засады в песчаных дюнах, которую придумал Абраф, командир отряда воинов, называвших себя баталами, то есть героями, богатырями, показалась ему стОящей, и он дал всем двадцати пяти смельчакам под щеку по пластинке дополнительного воздуха, чтобы их дыхание полностью не зависело от тонких трубок, выведенных из дюн наружу.

Как же он, наделенный магическими способностями, не увидел печальный конец этих бесстрашных воинов! Он – универсальный маг, у которого учились другие! Однако самобичевание вскоре ему надоело, и он стал вынашивать план мести.

Его дом находился в одном небольшом оазисе недалеко от границы ай-хасов с ах-дарами. Сказав Абрафу, что у него есть срочное дело и ему надо покинуть отряд на несколько часов, Магир надел обруч мгновенного проявления и, оказавшись во дворе своего дома, тотчас направился в ритуальную комнату без окон, стены которой были обтянуты чёрной тканью. В ней царил мрак.

Ему было нужно срочно создать канал связи с миром небытия, где обитали тени и призраки. Достав из ниши шар-кристалл, он поставил его на черный стол из гранита. Зажег магическую свечу пурпурного цвета на постаменте в дальнем углу, установленном так, чтобы её источник света не отражался в кристалле, а рядом поставил большой флакон с пробкой, висящей на тонком шелковом шнурке. Потом сел на стул-куб и убедился, что в кристалле не отражается ни один из предметов, находящихся в комнате.

За кристаллом поставил два черных зеркала одно напротив другого и зажег по обеим сторонам от них две черные свечи, создавшие в отражении зеркальный коридор. Задул свечу на постаменте и, сделав несколько глубоких вдохов, сосредоточился на самом темном углу комнаты, максимально быстро «отключив» своё тело и практически все мысли. Вскоре Магир начал «видеть и слышать» сквозь черноту ночи и тишину помещения.

Затем резко перевел взгляд на шар, сосредоточив внимание не на нем самом как таковом, а на его внутренней сущности, пока совершенно четко не осознал, что буквально проник внутрь кристалла. Увидев открывшуюся для него дорожку, проследовал по ней взглядом вглубь зеркального коридора до светлого пространства, повторяя, словно мантру, имя Уортан и призывая его явиться.

Продолжая «всматриваться в даль», он увидел белую светящуюся сферу, в которой он разглядел в виде бегущей строки свою мантру – слово, произносимое с чёткой периодичностью. Когда сфера полностью поглотила его, эффект осветления растворился в темноте – и открылась потайная дверь, за которой находился неведомый смертным мир небытия.

Наконец из неё появился вожделенный образ Уортана. Магир в этот момент почувствовал некое неподвластное ему движение мысли, и его сознание как будто бы устремилось куда-то в неведомое.

– Зачем вызвал меня? – услышал он, словно издалека, голос с металлическим оттенком.

– О, бессмертный и великий Уортан, мне нужны символ, который может свести людей с ума, заклинание и такой планарный эффект, как психический ветер.

– Что ты готов отдать за них?

– Всё, что ты пожелаешь.

– Тогда я выбираю души твоей молодой жены и ребёнка, которого она носит под сердцем. Согласен?

Магир онемел от неожиданности. Ужас охватил его, но огромное желание мести, порожденное высоким самомнением, вытеснило его и заставило сказать:

– Можешь забирать.

Образ Уортана исчез, а вместо него остались красный тюльпан – символ безумия и два слова, горящие мелким пламенем, – «Кuwatia wazimu»2525
  Свести их с ума


[Закрыть]. Затем они исчезли, и из потайной двери, из её бесконечной темноты вырвался прозрачный с белым оттенком вихрь, который смерчем прошелся по комнате и вошел во флакон на гранитном постаменте, закрыв себя пробкой.

Свечи между черными зеркалами, вспыхнув, потухли, и Магир остался сидеть в кромешной темноте. Затем он, проявив в сознании ночное зрение, забрал флакон и коробочку с красной охрой, которые положил в глубокий карман халата из синей, расшитой золотыми нитями тафты, и вышел из комнаты.

Он еще не успел надеть на голову обруч мгновенного проявления, как к нему навстречу выбежала служанка с перекошенным от страха лицом. Заливаясь слезами, она упала перед хозяином на колени и дрожащим голосом сказала:

– Госпожа внезапно упала и умерла. Я вошла, а она лежит посередине спальни…

Магир закрыл глаза и, постояв несколько минут молча, глухо произнёс:

– Готовь госпожу к погребению. Я через несколько часов вернусь.

Проявившись в отряде баталов, несмотря на наступление сумерек, он сразу же нарисовал на песке тюльпан, направив его верхушкой в сторону чужеземцев, и, посыпав лепестки красной охрой, достал флакон с психическим ветром. Став перед символом, он вынул пробку и произнёс заклинание. Из флакона вырвался воздушный поток и, покружив над тюльпаном, умчался вдаль.

Магир довольно потёр руки и обратился к Абрафу:

– Я сделал всё, чтобы отомстить чужакам за наших воинов. Они все сейчас теряют разум и вскоре станут безумными, не понимая, кто они и что делают в пустыне. Уничтожить их для твоих воинов не составит труда. А мне надо возвратиться домой и предать земле тело моей жены и ребёнка. Они покинули этот мир. Так что теперь справитесь без меня.

И он, попрощавшись, надел обруч – и тотчас исчез с глаз командира.

Сводный отряд успешно приближался к границе ай-хасов. Вокруг царила подозрительная тишина, и Рэйм сказал всем быть предельно внимательными и осторожными, держа наготове оружие. Он первым почувствовал приближение чужеродных энергетических потоков и достал прямой магический жезл из розового дерева с навершием из горного хрусталя, остриё которого было сделано из рубина. Рэйм сам изготовил его для использования в магических практиках. Сейчас внутренний голос подсказал ему из всех магических предметов выбрать именно его.

Целенаправленный воздушный поток, подвывая и поднимая вверх песок, несся на них с большой скоростью. Рэйм направил на него остриё своего жезла и, управляя магическими камнями, расположенными у основания наконечника в виде узорчатого пояса, стал частями перенаправлять поток энергии в стороны. Это потребовало от него больших усилий и напряжения, граничащего с пределом физических возможностей человека.

Его рука, держащая жезл, дрогнула, и он чуть не уронил его. Однако огромным усилием воли он заставил её не дрожать. Сжав зубы, он продолжал спасать отряд, понимая, что сил может не хватить, но ответственность за него была настолько высокой, что заставила его сконцентрироваться и превозмочь слабость, проникающую в его тело.

Поскольку он принял весь удар психического ветра на себя, его разум, несмотря на защитную повязку, всё же стал путаться. Рэйм, пытаясь из последних сил удержать уплывающее ясное сознание, всё же перенаправил потоки ветра мимо своего отряда. Когда опасность миновала, он в бессилии упал на шею Одержимого.

Обеспокоенный Гардэн, увидев, что другу срочно требуется помощь, подскакал к нему и, подняв руку, остановил отряд. Сняв Рэйма с коня, он и Амэтос положили его на песок, полив на лицо водой, а Эйл помчался к девушкам-знахаркам. Вернулся он с Лией и Алтхеей. Вокруг Рэйма столпились все антамурийцы, обеспокоенно разговаривая между собой.

Увидев девушек, они расступились, пропустив их к командиру.

– Что с ним случилось? – спросила Лиа, глядя на сидящего Гардэна, держащего голову друга у себя на ногах.

– Понятия не имею, – ответил тот, тяжело вздохнув. – Он пользовался своим розовым жезлом, перенаправляя энергию в виде ветра, которая неслась на нас, а потом потерял сознание.

Вдруг Рэйм застонал и открыл глаза. Росалиа тотчас поспешила воспользоваться возможностью и узнать у него самого причину его состояния.

– Объясни, что с тобой произошло, – сказала она, пристально глядя ему в глаза. Рэйм попытался что-то произнести, но не сумел, вновь потеряв сознание, однако Лиа уловила обрывок его мысли «психический ветер».

Она достала из сумки небольшой флакон с настойкой «An-drа», избавляющей от проявлений тёмной магии. Открыв рот Рэйма, накапала ему на язык шесть капель и сказала, что через полчаса нужно накапать еще столько же.

Шло время, а Рэйм не приходил в себя. Для его друзей эти часы были самыми тяжелыми в их жизни. Эйл подошел к девушке и, чтобы его никто не услышал, тихо спросил:

– Эта настойка поможет? А если нет, что тогда?

Лиа сверкнула на него своими голубыми глазами, в которых полыхнуло пламя недовольства.

– Я делаю всё возможное. Думаю, что капли, попав в кровь, растворят в мозгу частицы плохой энергии, собравшейся там. Надеюсь, повязка защитила его разум и он придёт в себя в полном рассудке.

Прошел час, а Рэйм не приходил в себя.

– Может, еще дать ему капель? – спросил Кальяс сестру. – Ты же видишь, что ему не становится лучше.

– Я не могу дать больше двенадцати капель. Мы не проверяли настойку на дозу, больше этой, и не знаем, как отреагирует человеческий организм.

Амэтос, подойдя к девушке почти вплотную, жестким голосом, не терпящим возражения, сказал:

– Накапай ему еще шесть капель. Что мы теряем, кроме времени, которое идет не на пользу Рэйму? Мы его и так уже теряем, а дополнительная доза настойки даёт нам надежду. Надо рискнуть.

Лиа подняла глаза и обвела взглядом всех воинов, собравшихся вокруг лежащего без сознания командира. Каждый из них кивнул ей, отвечая на невысказанный ею вслух вопрос. Она молча вынула пробку из флакона и накапала в его рот очередных шесть капель. Её руки дрожали от волнения. Но она справилась.

Сидя на коленях возле Рэйма, она закрыла глаза и стала мысленно читать заклинание, неожиданно пришедшее ей в голову. «Salva animam eius et vivifica eum»2626
  Спаси его душу и возроди его


[Закрыть], – шептали её губы, повторяя и повторяя магические слова. Она не знала, к кому обращается ими, поскольку впервые произносила их. И в ответ на её мольбу Рэйм открыл глаза и осознанно посмотрел на девушку.

– Почему я лежу на песке? – спросил он удивленно, пытаясь подняться, но тело не подчинилось его желанию.

– Алтхея, дай командиру три капли напитка исцеления и столько же элексира, восстанавливающего запас сил, – обратилась она к девушке из отряда тапионийцев.

Та быстро выполнила ее просьбу и отошла в сторону. Спустя некоторое время Лиа вложила в руку Рэйма свою руку и попросила его сжать её, насколько сможет. Он покачал головой и сам взял руку Гардэна, изо всей силы сжав её. Тот скривился от боли, но выдержал, а когда Рэйм убрал свою руку, он нарочито грубовато спросил, не скрывая радостной улыбки: