Текст книги "Публичное разоблачение"

Глава 39

– Что случилось? – вскричала я, выскакивая из дома.

Она оттолкнула мою руку, отказываясь от помощи. Ее появление меня ошарашило. Она сразу как-то постарела.

– Сядь, Салли, – сказала она страшным голосом, когда мы прошли в гостиную. Она опустилась в одно из кресел.

Я села напротив.

– Я все размышляла и размышляла над этим, после того как он позвонил мне днем, – сказала она, не отвечая на мой вопрос, – и, клянусь жизнью, не могу поверить, что ты решила причинить мне такую боль.

– Что я сделала, мама? О чем ты?

– Ты знаешь, как много лет прошло… – всхлипнула она, – до того момента, как я решилась на дружбу, на какие-то отношения с мужчиной после твоего отца.

– Мама!

– А сейчас ты все разрушила, втянув Мака в это дело. Я просторе могу в это поверить, Салли. Это подлый и низкий поступок. И я страдаю.

Я бросилась к матери и упала перед ней на колени.

– Мама, я представления не имею, о чем ты говоришь!

– Это обломок развалин. Ты знала, что он от средней школы, ты знала, что он оттуда, где погиб отец. И ты знала, как сильно это меня расстроит. – Ее глаза снова наполнились слезами, и она прикрыла рот рукой. – Если тебе хотелось причинить мне боль…

– О, мама, нет! – завопила я, обнимая ее. – Нет, нет, нет! Боже милостивый, у меня и в мыслях этого не было. Клянусь Богом! – Я отстранилась и смотрела на нее. – Я никогда не сделала бы ничего такого, что омрачило бы твое счастье, мама. Я дала это Маку только потому, что доверяю ему, считаю его членом нашей семьи.

Ей отчаянно хотелось мне верить.

– Это кусок от школы? – спросила я. – От той, что в Каслфорде? Ты в этом уверена?

Она кивнула.

– Как Мак обнаружил это?

– Он этого не знает. А я знаю, – сказала мать, готовая заплакать снова.

Я заключила ее в объятия.

– Мама, что бы ты там ни думала, расскажи мне все.

– Вряд ли это случайное совпадение, – сказала она сквозь слезы. – Ты приезжаешь в пятницу вечером… Я была так смущена, что не знала, что сказать…

– Тебе не надо оправдываться. Мак чудесный человек, он заботится о тебе, а ты о нем, и я хочу, чтобы вы были вместе.

– О, Салли! – сказала она, рыдая. – Я так скучаю по твоему отцу!

При этих словах я тоже начала плакать. Наплакавшись мы вытерли слезы, отсморкались, и нам стало легче. Теперь мать поверила, что я не пыталась внести разлад между ней и Маком. Я также поняла, насколько ранима мать и как трудно ей быть в интимных отношениях с Маком, таких же, какие были у нее с моим отцом.

Бедная мама. Я так ее люблю.

– Что конкретно сказал Мак?

– Он отнес эту штуку коллеге, а тот сразу понял, что материал местный, из Новой Британии. По всей вероятности, его изготовили в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов. Он проведет дополнительные исследования по цементу и арматуре, но уверен, что обломок – часть опоры, которую когда-то использовали для строительства театра или большого товарного склада.

– Тогда почему ты связываешь это со средней школой?

– Какое другое кирпичное здание наподобие театра, которое уже разрушено, построено в тысяча девятьсот семидесятых годах? И кто еще, как не ты, Салли, знает, как гордился отец бетонными опорами своего проекта в конце семидесятых? Это обломок от гимнастического зала, Салли.

Я позвонила в полицейский участок и попросила, чтобы мне перезвонил детектив Д'Амико. Через две минуты он был на связи. Через четверть часа мы уже встретились в Мидлтауне. Вошли в здание Уэсли, чтобы найти Мака, и я сразу увидела его серьезное лицо.

– Я ужасно расстроил твою мать, Салли, – произнес он, подойдя ко мне. – И, откровенно говоря, теряюсь в догадках почему.

– Это не твоя вина, – сказала я, взяв его за руку. – Маме кажется, будто это обломок здания, в котором погиб мой отец. Не знаю почему. Я привела с собой детектива Д'Амико. Я считаю, что обломок из сгоревшего здания, иначе не принесла бы его тебе.

– Она так огорчена. – Мак переживал.

– Она думала, я намеренно принесла его, чтобы разлучить вас, – пояснила я.

Он был ошеломлен.

– Мысль дикая, но мне удалось убедить, чтобы она выкинула ее из головы. Сейчас она знает, как сильно я хочу, чтобы вы были вместе. Я знаю, что она любит тебя, Мак.

– Спасибо, – прошептал он и потянулся обнять меня. – Я тоже люблю ее.

Бадди откашлялся, делая вид, что не слышит нас.

Мак повел нас в кабинет на втором этаже и представил своему коллеге.

– Если я вам не нужен, – сказал он, – то лучше пойду поищу твою мать и успокою ее.

– Давай, – сказала я.

Профессор Марриетто провел нас в лабораторию, соединенную сего кабинетом, где на столе лежал обломок бетонной конструкции. Он пояснил, что цемент для бетона был взят с одного из двух цементных заводов, что это обломок опоры кирпичного здания, возможно, угловой части какой-то аудитории.

– Или кирпичного гимнастического зала, построенного в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году? – прервала я его.

Он уставился на меня.

– Да! Совершенно верно. Это здание, которое снесено недавно?

– Нет, – сказал Бадди, до сих пор не проронивший ни слова. – Речь идет о гимнастическом зале средней школы в Каслфорде, одна стена которого обрушилась во время наводнения в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Мы думаем, этот обломок от него. Остальные стены были снесены с помощью ударной гири;

– Вы уверены?

– Абсолютно, – ответил Бадди, – потому что я недавно читал отчеты об этом. А почему вы спрашиваете о гире?

– Потому что здесь видны следы ударов, – сказал он. – Вот, смотрите.

– Спасибо, профессор, – поблагодарил Бадди. – Если не возражаете, я заберу обломок с собой.

– Конечно, – ответил профессор. – Здесь у меня некоторые записи исследования. Они могут быть вам полезны.

Бадди открыл папку, просмотрел содержимое, и, готова поклясться, с его лица исчезли краски.

– Спасибо, сэр, – сказал он, зажимая папку под мышкой пока я до нее не добралась. – Буду весьма признателен, если вы будете держать это дело в секрете. Если у меня возникнут вопросы, я позвоню вам.

– Не возражаю, – ответил профессор и взглянул на меня. – Надеюсь, был вам полезен. Нас с Маком связывает многолетняя дружба.

– Да, профессор, вы оказали нам большую услугу, – сказала я, чувствуя, как на меня нахлынула черная тоска. Я не знала, что со мной, но сильно подозревала, что это новая волна печали из-за смерти моего отца.

Обломок донесли до полицейской машины Бадди. Снова поблагодарив профессора, мы сели в машину. Мне удалось выдернуть папку, и я стала читать записи:

Состав кирпича…

Состав цемента…

Состав строительного раствора…

Состав кабеля…

Химический состав гири, судя по оставленным следам…

Профессор даже сделал рисунок угла здания, указав стрелкой, откуда мог выпасть этот обломок. Другая стрелка указывала на то место, куда пришелся удар гири.

Бадди протянул руку, чтобы забрать у меня папку.

– Ты все поняла? – спросил он.

Я покачала головой. И вдруг меня осенило.

Часть пятая
Публичное разоблачение

Глава 40

– Пит? – крикнула я в дом Сабатино.

Передняя дверь открыта. Я вошла в дом. Его здесь нет. Хотя кто-то в доме побывал, потому что все вокруг перевернуто вверх дном. Гостиную, кабинет, кухню и спальню на первом этаже тщательно обыскивали. То же и в спальнях и лаборатории Пита на втором этаже. Все ящики выдвинуты, вещи разбросаны и разорваны, каждая мелочь подвергалась осмотру. Я сочла своим долгом подняться на чердак и спуститься в подвал в надежде найти за кучей старых автомобильных покрышек испуганного сумасшедшего Пита.

Его нигде не было.

Я покинула его дом и доехала до ближайшего магазина, чтобы позвонить в полицейский участок. Сказала Бадди, что бала в доме Пита, но не нашла его. Хотя кто-то там все же побывал. В доме все перевернуто.

– Я найду его, Салли. Поезжай домой и предоставь это дело мне. Согласись, тебе надо укрыться.

– Но я не могу сидеть сложа руки. Я хочу найти Пита и расспросить его, знает ли он что-нибудь о…

– Даже не пытайся! – заорал Бадди. – Делай, что тебе говорят, Салли. Поезжай домой, а еще лучше собери вещички и катись к черту из Каслфорда! Твое присутствие мне только мешает.

Репортер во мне говорил, что я должна остаться. Но инстинкт дочери, которая должна узнать правду об отце, подсказывал не вмешиваться. Я поняла намек Бадди: кто-то пытается убрать свидетельства – а возможно, и свидетелей – преступления. Бели таковое уже не произошло. Кто-то обыскивал дом сумасшедшего Пита. Я не могла отделаться от мысли, что искали обломок, который Бадди послал на экспертизу в федеральную лабораторию.

– Салли, – сказал Бадди, – послушай меня. Если у нас есть хоть один шанс – если он вообще есть – выяснить, что случилось и кто несет за это ответственность, наш успех зависит в большой степени от того, что ты перестанешь лезть в это дело. Если кто-нибудь в Каслфорде заподозрит, что ты интересуешься чем-то помимо очерка для «Экспектейшнз»…

– Хорошо, хорошо, – согласилась я. – Уезжаю в Нью-Йорк.

Когда я вернулась домой, то ожидала увидеть его в таком же виде, как у Пита, или по крайней мере найти его самого за поленницей. Ни того ни другого. Один только Скотти, прыгающий вокруг меня. Я выпустила его через кухонную дверь и тут заметила, что у меня побывал мистер Квимби, который оставил свою визитку. Я позвонила ему, но гудка не было.

– Алло? – сказала я.

– Это Спенсер, – послышался в трубке торжествующий голос.

– Телефон даже не звонил, – сказала я. – Я просто сняла трубку, чтобы набрать номер.

– Салли, я схожу с ума.

– Я же просила не звонить мне. Чего ты хочешь?

– Не будь такой, Салли, прошу тебя. Нам надо увидеться.

– Не сейчас. У меня слишком много работы.

– Я не виню тебя, – сказал он. Кто-то рядом что-то сказал ему, и он закричал: – Закрой за собой дверь! И передай им, чтобы они, черт возьми, оставили меня в покое! – Чей-то голос снова что-то сказал ему. – Проклятие! – воскликнул Спенсер. – Это мой босс, Салли. Я должен идти. Салли, я должен тебя увидеть.

– Зачем?

– Зачем?! – переспросил он, срываясь на крик. – А ты как думаешь? Потому что я люблю тебя, и мы должны быть вместе!

Я только вздохнула, укладывая в сумку миску Скотти, его корм и любимую игрушку, чтобы отвезти его к матери.

– Я… Я должна ехать. Я позвоню тебе, – быстро сказала я и повесила трубку.

Что привлекательного я нашла в Спенсере? Почему решила связать с ним свою жизнь?

Я позвонила матери.

– Привет. Все хорошо?

– Да, дорогая, – Ее голос был спокойным. Я с ужасом подумала о дне, когда нам снова придется ворошить прошлое, чтобы выяснить, почему погиб мой отец.

– Мне становится плохо, как вспомню, как вела себя, – сказала она. – Если бы не усталость, я бы никогда… – Она вздохнула. – Надеюсь, ты сможешь простить меня.

– О, мама, мне нечего тебе прощать. Но если ты согласишься присмотреть за Скотти несколько дней, чтобы я могла вернуться в Нью-Йорк, мы с ним высоко оценим твою услугу.

– Подожди. Мне что-то говорит Абигейл, – сказала мать. – Она говорит, чтобы я подстригла и искупала ее.

Я позвонила, как это делала мать, в гостиницу. И мне повезло. Если зарегистрируюсь сегодня вечером, мне будет обеспечен дешевый номер в гостинице, номера в которой снимают почти все ночные бабочки города. К сожалению, я потеряла вкус к дешевым номерам и решила воспользоваться своим статусом журналистки, работающей в «Экспектейшнз». Дозвонилась до управляющего «Клермонтом». Объяснила ему свою ситуацию и спросила, сколько будет стоить номер. Он ответил, что может предоставить мне номер по цене сто пятьдесят долларов в сутки вместо обычной цены в двести шестьдесят.

Я упаковала диктофон, кассеты, компьютерные дискеты и черновики. Немного поколебавшись, положила в чемодан дневник Касси.

Ехала в Нью-Йорк с включенным радио. В моей голове роились неприятные мысли, а хотелось ни о чем не думать и просто ехать и слушать, что люди болтают о политике.

Когда свернула на дорогу на Брукнер и на горизонте показались очертания Нью-Йорка, я вспомнила, как сильно волновалась, впервые направляясь в офис Верити. Мне стало грустно. Угнетал печальный поворот всех событий.

Мое горло сжалось, когда подумала о похоронах отца о матери, о Робе.

Роб. Я должна позвонить ему. Он должен быть дома, когда все прояснится.

Зарегистрировавшись в «Клермонте», я заказала себе бифштекс, жареный картофель и бутылку красного вина, которую без труда уговорила, наблюдая на экране телевизора странное ток-шоу. Около полуночи, полупьяная, я позвонила Спенсеру.

– Ты испортил мне жизнь, – сказала я.

На этот раз у него хватило ума не делать мне замечаний.

– Если хочешь сказать, что у тебя там какая-то женщина, – продолжала я, – постарайся не называть ее по имени, просто скажи, что кто-то есть…

– Я не могу говорить сейчас, – сказал он. – Не могли бы вы перезвонить попозже?

– Нет, ты не сможешь поговорить со мной позже, говори со мной сейчас. – У меня закралось подозрение. – Только не говори, что у тебя твоя подружка Верити. Или у тебя есть и другая? – Я посмотрела на часы. – Кто, черт возьми, в твоей квартире в полночь?

– Да, у нас сейчас полночь, – невозмутимо ответил он, – а у вас, на Западном побережье, всего девять часов. Позвоните мне часов в десять, договорились? Жду звонка, – сказал он и повесил трубку.

Я продолжала сидеть, приложив трубку к уху. Я позвонила ему, потому что он умолял меня. Хотел поговорить со мной, пригласить к себе, сказать, что любит. Судя по всему, в его планы не входило приглашать кого-то еще, перед кем он вынужден притворяться.

«Черт с ним, – подумала я, заваливаясь спать. – Я не буду ждать целый час».

Я крепко уснула под громкие звуки работающего телевизора.

Глава 41

Я проснулась, затем позавтракала в постели, просматривая «Таймс» и «Уолл-стрит джорнал» и наблюдая за телепрограммой Си-эн-эн. Я отказалась от услуг горничной, готовясь к телефонному звонку.

От теплого приветствия Чи-Чи меня затрясло, а от веселого пожелания Касси мне сделалось совсем нехорошо.

– Как продвигается очерк? – спросила она меня счастливым голосом. – Верити прислала мне несколько фотографий, которые они собираются опубликовать. Я не могла в это поверить. Сначала удивилась, кто эта женщина, а затем поняла, что это я. И знаете, они мне понравились. Правда. Возможно, весь этот эксперимент не так уж плох.

А мне хотелось умереть, прежде чем приступить к разговору.

– Нам надо встретиться, – сказала я.

– Конечно. Хотите прийти ко мне завтра?

– Думаю, нам следует встретиться вне стен офиса, – предложила я.

Она смолкла, уловив, без сомнения, напряженность в моем тоне.

– Давайте встретимся завтра утром в парке на прогулке, хотите?

– Чудесно.

Поколебавшись долю секунды, она спросила:

– Что-то случилось, Салли? Я могу для вас что-нибудь сделать?

Я поняла, что она думает, все ли со мной в порядке.

– Вы очень добры, – сказала я. – Со мной ничего плохого, спасибо. Во всяком случае, я с нетерпением жду нашей завтрашней встречи. – Произнеся эти слова, я почувствовала боль в сердце.

Слава Богу, у меня еще есть время все обдумать.

– Салли, – сказал Бадди, подойдя к телефону.

– Привет.

Я только что вернулась из гимнастического зала гостиницы, приняла душ и сидела в халате, с мокрой головой.

– Ты где?

– В Нью-Йорке. – Я назвала ему номер своего телефона.

– Кто еще знает, что ты там?

– Никто.

– Правда?

– Правда.

– Хорошо. – У меня сложилось впечатление, что он что-то читает и делает пометки. – Я нашел Пита, – сказал он. – Он был на втором этаже в кладовке за библиотекой.

– И что он там делал?

– Прятался. Но он не хочет с нами разговаривать. Мы осмотрели весь дом, но ничего не нашли. Ни отпечатков пальцев, ничего, Я спросил у него, кто мог перевернуть весь его дом, и он смотрел на меня как на сумасшедшего. Затем он ответил…

– Масоны, – вставила я, зевая.

– Совершенно верно. – Бадди вздохнул. – Хотя, судя по полученным результатам, я начинаю думать, что он прав.

– Спасибо, Бадди. Держи меня в курсе дела.

– Конечно.

Я вернулась в постель. Чувствовала себя такой уставшей. Помню, однажды в старшем классе школы я загоняла себя так, что наконец свалилась. До самой последней минуты занималась спортом, принимала участие в школьной сборной» чтобы увеличить свои шансы на получение стипендии. И как-то вечером, когда действительно была свободна, вошла в свою комнату и внезапно почувствовала себя так же, как чувствую сейчас. Уставшей и переполненной мыслями о том, что мне никогда не достичь намеченной цели.

Только на сей раз я не знаю, в чем состоит моя цель. Действительно не знаю, где хочу жить, какие репортажи делать и кого любить.

Так часто моя жизнь со дня смерти отца казалась мне нереальной. В нашей маленькой семье каждый отчаянно скучал по отцу, но делал вид, что не слышит, как тайно плачут домочадцы. Однажды я слышала, как Роб, когда ему было лет девять и его команда проиграла в Молодежной лиге, плакал в укромном уголке, взывая к отцу, почему он его покинул.

Ведь именно моя неопределенность повлияла на выбор моей матери, и она нашла себе того, кто заботился бы о ней. Надежды на меня уже не было, А что можно сказать о моих отношениях с Дагом? А мой роман с мужчиной, у которого любовная связь с замужней женщиной, сыгравшей такую роль в моей жизни?

Определенно мне надо легче относиться к жизни.

Хотя есть одна проблема, о которой бы мне хотелось знать все наверняка. Я должна выяснить, что случилось с моим отцом. И возможно, выяснив это, я исключу из своей жизни то, что так мешает мне жить.

Перекатившись на бок, я сняла телефонную трубку. Позвонила в офис Спенсера и спросила, не могла бы я с ним сегодня встретиться. В офисе. Быстро просмотрев его расписание, секретарша ответила: «Да, когда угодно».

Офисы «Беннет, Фицаллен и К^о» располагались на Парк-авеню и Пятьдесят шестой улице. Я остановилась в вестибюле возле стойки охранника, и мне выдали бейдж и провели к лифту. Я поднялась на этаж Спенсера. Выйдя из лифта, я попала в маленькую, но очень уютную приемную, где стояли полки с книгами и столик с телефоном, которым я могла воспользоваться и сообщить, что я уже здесь. Но необходимость в этом отпала, так как из-за угла сразу же появился Спенсер. Рукава его белой рубашки были закатаны. Он обнял меня, прижал к себе и не хотел отпускать.

– Спасибо, – выдохнул он.

Когда за его спиной я увидела привлекательную женщину, вышедшую из-за того же угла с большим кожаным портфелем в руке, я предупреждающе воскликнула: «Спенсер!» И он, отстранив меня, оглянулся.

– О, Кейт, привет, – смутился он.

Женщина вежливо улыбнулась ему и нажала кнопку лифта. Она сделала вид, что ничего не видела.

– Привет, – ответила она.

– Кейт, хочу познакомить тебя с женщиной, которую, как я надеюсь, сумею уговорить выйти за меня замуж, – сказал он, подталкивая меня к ней. – Салли Харрингтон.

– Здравствуйте, – сказала женщина, подойдя ко мне и крепко пожав мне руку. – Я Кейт Вестон.

– Наш издатель, – сказал Спенсер, – и мой босс.

Лифт раскрылся, но Кейт махнула рукой находившимся в нем людям. Ясно, что ей любопытно узнать, кто я такая и откуда свалилась на голову Спенсера. Они со Спенсером хорошие друзья, работают вместе долгое время и проехали немало миль, устраивая конференции и съезды.

– Значит, я должна тебя поздравить? – спросила Кейт.

Я наконец обрела голос:

– Мы познакомились со Спенсером меньше трех недель назад.

– О Господи! – воскликнула она с укором. – И ты молчал все это время?

– Салли явилась подобно чуду, – сказал Спенсер и, взяв меня за руку, продолжил: – Сейчас она очень сердита на меня и имеет на то право. Я вовлек ее в свою жизнь, не дав опомниться, и она не имеет ни малейшего представления, что это за жизнь.

– Хочешь сказать, какая она сложная, Спенсер? – подчеркнуто заметила Кейт, похлопав его по плечу, прежде чем снова нажать на кнопку лифта. – Если собираешься изменить свою жизнь, ты должен начать с изменения своего языка, который изменит твое мышление и твое поведение, правильно? – Она подмигнула мне. – Мы сейчас работаем над книгой «Помоги себе сам», в которой есть ряд ценных советов. – Выражение ее лица снова стало серьезным. – Все, что могу сказать вам, Салли, я знаю Спенсера десять лет и три из них работаю с ним. Он прав, жизнь его совершенно запутанная. Но он замечательный друг, одаренный редактор, и мне неприятно видеть, как этого беззащитного заманивает в темную аллею известная разбойница, которая скупает косметические компании.

Она вошла в открывшийся лифт.

– Спасибо, – сказала я. – Было очень приятно с вами познакомиться.

– Надеюсь вскоре с вами увидеться, – сказала она, и дверцы сдвинулись.

– Она знает о Верити? – Я с удивлением смотрела на Спенсера.

– Да.

В раздумье я взяла его за руку.

– Хочу познакомиться с твоими коллегами. Именно за этим я пришла. Хочу узнать людей, которые знают тебя.

Ясно, что Спенсера здесь любят. Мы заходили в каждый кабинет, заглядывали в каждый уголок на этаже, встречались со всеми, начиная со старшего редактора, арт-директора и кончая уборщиком и снабженцем.

Я познакомилась с редакционной секретаршей, молодой кореянкой, работающей как на Спенсера, так и на Кейт Вестон. Она сидела в кабинете без окон, похожем на будку. У нее был измученный вид, какой бывает у всех в начале карьеры и является результатом долгих часов работы, стресса и тесноты, не говоря уже о плохом кофе и спертом воздухе.

– Рада познакомиться с вами, – сказала она. – Вы репортер, не так ли? Та самая, которая работает на «Экспектейшнз»?

– Да, – удивилась я.

– Спенсер рассказывал о вас. – Она широко улыбнулась. – Он говорил, что вы очень хорошая.

– О! – вымолвила я, взглянув на Спенсера.

– У нас есть все ваши газетные вырезки, – продолжала она, указав на папку. – Откровенно говоря, я пока не все прочитала, а Спенсер все.

– Значит, у тебя есть на меня досье? – спросила я Спенсера, как только мы оказались за дверью.

– Мне хотелось узнать, как ты пишешь.

– Ну и какие вырезки ты нашел?

– Все из «Геральд американ». Мне пришлось заплатить одной сволочной леди из вашей библиотеки, которая отказывалась сделать для меня эту работу, все время повторяя: «Почему бы вам не попросить их у нее?»

– Ну и почему ты просто не попросил у меня?

– Потому что ты все время занята, – ответил он. – К тому же хотелось прочитать их без твоего ведома.

– Гм. – Я проследовала за Спенсером по коридору. А как бы он поступил, если бы мои статьи ему не понравились?

Мы вошли в кабинет Спенсера, который мне сразу понравился. Нельзя сказать, что он слишком велик. Одна его стена – сплошное окно. Больше всего мне понравились книжные полки. На них книги, макеты переплетов, фотографии авторов, безделушки, пресс-папье и памятные подарки. Немного хаотично, но все прелестно. Забавно.

Я смотрела на него как в первый раз. И тут я заметила в нем что-то новое.

– Ты похудел?

– Угу, – подтвердил он, снимая трубку телефона. – Десять фунтов, как мне кажется. Я всегда худею, когда волнуюсь. – Он указал мне на стул. – Мне нужно отзвониться, а потом мы можем идти.

– Куда?

– Куда хочешь. Туда, где мы сможем поговорить.

Я вышла в приемную, где сидела его помощница. Ее звали Маделайн, и она окончила колледж Боудена. Больше я о ней ничего не знала.

– Как долго вы здесь работаете? – спросила я.

Она оторвала взгляд от экрана, где висело деловое письмо.

– На Спенсера или на «Беннет, Фицаллен и К^о»?

– Меня интересует и то и другое, – сказала я, глядя с восхищением на фотографию на ее столе.

– На Спенсера немногим более года. На компанию два. Я прошла подготовительные курсы после окончания…

– Колледжа Боудена, – сказала я, склонившись над столом, чтобы рассмотреть фотографию собаки.

– Откуда вы это знаете? – воскликнула она, польщенная, как это всегда бывает с людьми, которыми интересуются репортеры.

– Мне сказал Спенсер. Кто это?

– Это моя Шарки, – гордо ответила она. – Она живет у моих родителей в Пенсильвании. Я не могла взять ее с собой в город.

– Но вы можете навещать их.

– О да. Она сходит с ума от радости; когда я приезжаю к родителям.

– Думаю, и твои родители тоже.

– Откуда вы знаете? – рассмеялась она.

Спенсер говорил, что Маделайн хорошая. Я подумала, что такая не якшается с приставучими актерами, как это делала я.

– Надеюсь, он относится к тебе хорошо, – сказала я, оглядывая кабинет.

– Спенсер? Шутите! Он необыкновенный. Признаюсь, – она понизила голос до шепота, – здесь, в кабинете, кошмар что творится, да и авторы зануды, но Спенсер просто душка. Он дал мне подарочный сертификат в пансион «ночлег плюс завтрак» в Мэне, где живут его родители. Мы провели там с моим другом весь уик-энд, а отец Спенсера позволил нам кататься на яхте.

– Чудесно.

– Последнее время у нас здесь запарка, и он предоставил мне возможность отдохнуть.

Прекрасно, он устраивает своей секретарше небольшие каникулы. Что в таком случае он делает для Верити?

Мы покинули офис после пяти и прошли несколько кварталов вверх по Парк-авеню. Нью-Йорк гудел: на улицах толпы народа, машины мчатся к Центральному вокзалу и в обратном направлении к жилым кварталам. Я мысленно представила себе, как каждый работающий на Манхэттене лифт спускает людей, выплескивая их на улицы.

Мы прошли по Шестьдесят третьей улице и свернули к «Парк-авеню». Этот очаровательный ресторанчик был для меня в новинку, а для Спенсера одним из любимых. Нас провели к столику на двоих у бара, и каждый из нас заказал по стакану вина.

Мы сидели, потягивали вино и обсуждали интерьер, затем Спенсер взглянул на меня и сказал:

– Спасибо.

Продолжая пить вино, я сделала вид, что не расслышала.

– Я так рад, что ты побывала в моем офисе.

– Мне понравилась Кейт.

– Вы с ней немного схожи.

– Она, кажется, очень удивилась моему появлению и тому, что ты ей сказал.

Он рассмеялся и скорчил рожицу.

– Она устроит мне головомойку за то, что раньше не рассказал о тебе. Она знает все про всех, – сказал он и тут же, запаниковав, поспешил исправиться: – Нет, не о нас с тобой, а о других.

– Почему же ты ничего не рассказал ей?

– Она бы накричала на меня, так как знает о моей ситуации с Верити.

– И какова же, между прочим, эта ситуация на данный момент? – спросила я.

– Об этом я расскажу тебе позже, – пообещал он. – Во всяком случае, я ничего не рассказал Кейт, потому что все было так неожиданно и ново и мне не хотелось ни с кем делиться своим счастьем. Делиться им без тебя. Ты меня понимаешь? Единственное, чего мне хотелось, – быть рядом с тобой. Я никого не хотел вмешивать в наши отношения.

Я понимала, о чем он говорит. Конечно, мы оба незрелые. Так же, как мы с Дагом, судя по словам матери.

– Мы едва знаем друг друга.

– Неправда. Мы знаем друг друга недостаточно хорошо.

– Понимаю. – Я вздохнула и отпила глоток вина. За последние три недели я выпила алкогольных напитков больше, чем раньше за весь год.

– Поэтому хорошо, что ты познакомилась с людьми, которые меня давно знают. – Он склонился ко мне. – Теперь позволь мне приехать в Каслфорд, чтобы познакомиться с людьми, которые давно знают тебя. С твоей матерью. Друзьями. И вообще, почему бы нам не проводить вместе побольше времени? – продолжал Спенсер. – Что-то делать вместе, возможно, путешествовать, заниматься спортом. Разве мы не можем поплавать на яхте, к примеру? Можем поехать на Сити-Айленд, если хочешь, или поплавать в океане или на озере. А может, тебе больше нравятся водные лыжи? Рыбалка? Каноэ? Теннис? Бридж?

– Скажи мне, что Кейт думает о Верити? – спросила я.

Выражение надежды моментально исчезло с лица Спенсера.

– Мне кажется, она ее ненавидит.

– Правда? Почему? – Я была поражена.

– Ну… – Он вздохнул. – За ее неверность для начала.

– За ее неверность к тебе? – уточнила я.

– Ко мне, – подтвердил он. – Но главным образом из-за Корби-младшего. – Он понизил голос: – У Кейт с мужем были проблемы с зачатием ребенка, поэтому, как мне кажется, она сверхчувствительна, когда речь заходит о материнстве.

– Чем занимается муж Кейт?

– Он редактор, старший редактор, так же как и я, в одной из компаний «Рандом-хаус». Они много лет работали вместе в «Беннет, Фицаллен и K°», где и полюбили друг друга. Потом там дела пошли плохо, и они, поженившись, решили оставить издательское дело и переехали в Лос-Анджелес делать телевизионные программы. Поначалу дела шли успешно, если говорить о финансовой стороне, но потом они возненавидели этот бизнес, и, когда «Беннет, Фицаллен и К^о» был снова продан, а новые владельцы, уволив часть работников, стали набирать новых, они позвонили Кейт и предложили ей издательскую работу. И они вернулись в Нью-Йорк и нашу индустрию.

– А кто нанял тебя?

– Кейт. Я тогда работал в «Саймон и Шустер».

– Мне бы хотелось с ней поговорить, – сказала я.

– Обо мне? Поговори, – с легкостью согласился он, протягивая через стол руку.

Я подала ему свою.

– Моя любимая, – тихо сказал он, – я обещал кое-кому, что поговорю с тобой о твоем очерке.

– Каком очерке? – спросила я, напрягшись.

– О Касси Кохран.

Я выдернула свою руку.

– Ты все еще не объяснил мне, что Верити делала в твоей квартире в полночь?

– Это была не Верити, – ответил он. – Это была Джессика Райт.

– Джессика? Леди ток-шоу? Какого черта она там делала?

– Расспрашивала о тебе, – сказал он, подзывая официанта.