Текст книги "Рубикон Теодора Рузвельта"

Помимо недоедания, постоянной усталости и доводящего до исступления кровососущего гнуса, была изматывающая людей вездесущая сырость: вода непрестанно лила сверху, хлюпала болотистой почвой снизу, тропические испарения и вечный пот пронизывали до нитки. Возможность спать в сухости и пара чистого белья стали недосягаемой роскошью с самого начала путешествия. У экспедиции не было таких привычных в сегодняшних походах вещей, как спасательные жилеты, антибиотики, рация, средства, отпугивающие насекомых. Путешественники целиком зависели от громоздких, плохо управляемых деревянных каноэ, ставших проклятием экспедиции.

Теодор, самый старший и именитый член экспедиции, равный по рангу Кандидо Рондону, категорически не принимал поблажек в свой адрес и наравне со всеми переносил тяготы похода и выполнял лагерные обязанности. Его мучили приступы лихорадки – пронизывающий озноб сменялся жаром и болью в суставах. Малярия почти не оставляла передышек. Более всего полковник Рузвельт боялся оказаться обузой для сына и всей экспедиции, поэтому некоторое время скрывал свое состояние и старался быть полезным при каждом удобном случае.

Однажды Джордж Черри собрался выстирать свое белье в реке, когда к нему подошел Рузвельт и сказал, что полковник Рондон зовет его для помощи на порогах. Орнитолог оставил вещи на берегу и отправился на работы. Когда через несколько часов натуралист вернулся в лагерь, то увидел свое белье выстиранным и развешанным для просушки. Черри позднее написал: «Единственный раз в жизни мою одежду стирал бывший президент Соединенных Штатов!»

26 марта 1914 года члены экспедиции потратили целый день на переноску грузов и на сплав пустых лодок через порожистую расщелину длиною более километра. На одном из мокрых гранитных утесов Черри обнаружил странные археологические знаки, высеченные на поверхности камня: три набора правильных концентрических кругов примерно 45 сантиметров в диаметре. Под ними были выгравированы три пиктограммы, напоминавшие заглавную букву M. Ни опытный Кандидо Рондон, ни кто-либо из бразильских офицеров или индейцев-«комарадас» ранее не встречали подобных изображений.

В тот день случилось настоящее пиршество: вместо ежедневной пустой похлебки из сердцевины пальм им достался бульон из двух жирных пираний, а на десерт все получили по две чайных ложки меда из обнаруженного гнезда диких пчел.

На следующий день, после нескольких миль спокойного водного пути, им предстояла новая, не менее трудная борьба с очередными порогами. На этот раз гребцы не рассчитали силы течения, и одна из лодок резко наклонилась, зачерпнув воду, потеряла управление и застряла среди огромных валунов. Теодор Рузвельт первым бросился в воду, доходившую ему до горла, на помощь пришли остальные, и совместными усилиями вытащили полузатопленное каноэ на широкую воду.

Спасая лодку, Рузвельт оступился на скользких камнях и сильно поранил ногу – ту самую, которая чудом уцелела в 1902 году после столкновения с трамваем. Доктор Кажазейра обработал и перевязал рану, сам Теодор храбрился, но опытные люди в экспедиции знали, что джунгли таких ошибок не прощают и что распространение инфекции в амазонском климате – вопрос короткого времени. К тому же на следующий день Рузвельт перенес очень тяжелый приступ малярии.

В полдень 28 марта на пути экспедиции возникло непреодолимое препятствие. Река пробивала себе дальнейший путь через высокие скалы, между которыми немыслимо было пройти каноэ с грузом. На дне растянувшегося на два километра каньона находилась цепочка из шести водопадов, один из которых был высотой с двухэтажный дом. Поднимать каноэ на скалы также не было возможности.

Полковник Рондон не видел иного выхода из положения, кроме как бросить лодки, преодолеть каньон поверху и заново изготавливать каноэ на другой стороне водопадов. Такая работа могла растянуться на недели, что явственно приближало угрозу голодной смерти. Тогда сын президента, обладавший инженерным опытом, вызвался спустить и провести с помощью канатов лодки через каньон.

«Каждому из нас пришлось оставить весь багаж, кроме одежды на наших плечах», – написал Джордж Черри. Сам он был вынужден расстаться со своей драгоценной орнитологической коллекцией, с таким трудом собранной за время экспедиции. Экс-президент оставил только самое ценное: вторую пару очков и сборник пьес Софокла. Отец отдал сыну свои запасные ботинки: сапоги Кермита пришли в полную негодность на острых скалах, но по счастью у обоих Рузвельтов был одинаковый размер ноги.

До поры до времени Теодор умудрялся скрывать свое болезненное состояние. У него распухла и нестерпимо болела поврежденная нога, а приступы лихорадки довели его до полного истощения. Страдая физически, полковник еще больше мучился мыслями о том, что стал смертельным бременем для своих спутников. Доктор Кажазейра увеличивал дозы хинина, но он мало помогал. Кермит и Джордж Черри стали попеременно дежурить у постели свалившегося в малярийном бреду Рузвельта.

В ночь на 29 марта экс-президент очнулся и подозвал обоих американцев. «Парни, я понимаю, что не все из нас благополучно закончат это путешествие, – Рузвельт взглянул на Черри. – Я хочу, чтобы ты и Кермит шли дальше и выбрались. Я останусь здесь».

Дипломатический фронтир

Как некогда шутили дипломаты, внешняя политика Соединенных Штатов в течение двух веков заключалась в том, чтобы не иметь внешней политики. Вплоть до 1890 года американская армия была по численности четырнадцатой в мире после Болгарии, а флот США был гораздо меньше итальянского, хотя индустриальная мощь Америки во много раз превышала апеннинскую. До Теодора Рузвельта в армии США даже не было генерального штаба.

Соединенные Штаты не участвовали в международных конференциях и причислялись к второразрядным державам. Мировая политика делалась исключительно на европейской «кухне». В 1880 году один германский дипломат при мадридском дворе умолял свое руководство, чтобы ему лучше урезали денежное содержание, нежели «сослали» за океан, в Вашингтон.

Теодор Рузвельт был жестким и последовательным сторонником так называемой «доктрины Монро». В 1823 году пятый президент США Джеймс Монро, обеспокоенный продвижением Российской империи на Аляске и в Калифорнии, а также планами европейского Священного союза начать интервенцию в страны Латинской Америки (бывшие испанские колонии), сформулировал в послании Конгрессу главный внешнеполитический принцип республики: Соединенные Штаты не вмешиваются в дела Старого Света, но не желают вмешательства европейских монархий в дела суверенных американских государств.

Политические убеждения самого Рузвельта подверглись испытанию зимой 1902 года. Великобритания, Германия и Италия применили по отношению к Венесуэле санкции за отказ от обязательств по возвращению долгов, отозвали своих послов и начали военно-морскую блокаду венесуэльских портов. Из Каракаса президент страны Сиприано Кастро обратился в Вашингтон с просьбой решить конфликт арбитражем. Задававшая тон в конфликте Германия поначалу надменно отклонила предложение. Всего через десять дней Второй рейх неожиданно смягчил позицию.

Спустя много лет, отойдя от власти, Рузвельт раскрыл секрет тогдашней дипломатии. 8 декабря 1902 года он вызвал в Белый дом германского посла и сделал заявление под стать «железному канцлеру» Бисмарку. Президент сообщил имперскому послу Т. фон Голлебену, что мощная морская группировка под командованием адмирала Дьюи уже стоит под парами близ острова Пуэрто-Рико и собирается проводить маневры в водах Вест-Индии. Имя победоносного Джорджа Дьюи, разгромившего испанскую эскадру в Манильской бухте, звучало весомо. Еще более весомо звучало число американских боевых кораблей, вдвое превышавшее германские силы. При этом президент всегда говорил с дипломатами подчеркнуто любезно.

Многим казалось чудачеством наличие большого глобуса в кабинете Рузвельта

На следующий день, 9 декабря, немцы начали обстреливать береговые укрепления Венесуэлы и потопили ее три военных корабля. «Бессмысленная жестокость», – комментарий президента США. Рузвельт вновь вызвал фон Голлебена и сообщил, что собирается ждать ответа из Берлина ровно десять дней. Таким языком с самолюбивым и агрессивным императором Вильгельмом II никто не смел разговаривать.

В течение нескольких суток германский посол проводил тревожные консультации. Ему удалось под покровом ночной вьюги незаметно покинуть Вашингтон и переговорить с консулом и немецкими промышленниками в Нью-Йорке. Знающие люди заверили посла, что Теодор Рузвельт не блефует. Президент США в это же время отправился на зимнюю прогулку в горную Вирджинию, где с удовольствием занимался пилкой дров.

Часы истории отсчитывали время ультиматума. Получив указания своего министерства иностранных дел, германский посол попросил у Рузвельта аудиенции. Прибыв в Белый дом в сопровождении двух немецких военных атташе в кавалергардских мундирах, фон Голлебен, согласно принятым правилам, начал разговор о погоде. Обсудив с президентом США переменчивость атлантического климата, дипломат перешел на любимый Рузвельтом теннис. Исчерпав предмет разговора, посол намеревался откланяться. Теодор знал тонкости европейского дипломатического отказа, поэтому пригласил берлинца к большой карте. Президент показал послу, как Карибское море может стать гибельной ловушкой для кайзеровского флота. Посол держал спину прямой. Провожая дипломата, Рузвельт напоследок сообщил, что сокращает срок своих «мирных предложений» на сутки.

После визита в Белый дом фон Голлебен находился на грани нервного срыва и, не желая брать на себя ответственность за развязывание войны, подал в отставку. В военно-морском министерстве в Вашингтоне шло обсуждение возможных тактических сценариев. Флотские шифровальщики подготовили переход всех коммуникаций на особый код. В конечном итоге в Лондоне и Риме решили, что долги Венесуэлы «не стоят обедни», и дали кулуарное согласие на американский арбитраж. Секретное заседание Рейхстага 17 декабря 1902 года сняло с императора Вильгельма заботы о «тевтонской чести». С новыми посланниками Берлина хозяин Белого дома был также необычайно предупредителен, хвалил кайзера за мудрость и поразил дипломатов «академическими знаниями» творчества Гете, Шиллера, Лессинга.

В ходе рузвельтовского арбитража в Вашингтоне стороны согласились, что 30 % таможенных сборов в портах Венесуэлы пойдут на погашение ее внешнеполитического долга. Тем не менее карибский кризис получил продолжение в феврале 1904 года, когда Третейский суд в Гааге признал за державами-интервентами приоритетное право на выполнение их рекламационных требований. Это означало, что европейские «гранды» Британия, Германия и Франция будут по-прежнему задавать тон в политике в Латинской Америке. Нечто похожее происходило в то же самое время на «желтом континенте», когда неспособный защитить себя императорский Китай рвали на части Англия, Бельгия, Германия, Голландия, Италия, Португалия, Россия, Франция, Япония. Прецедент с правительством-банкротом в Каракасе мог стать сигналом к подобному разделу Западного полушария.

Двадцать шестой президент США стоял перед тяжелым выбором: смириться с дальнейшим насильственным взысканием рекламаций и долгов европейскими державами в Латинской Америке или же самому брать ответственность за неустойчивые южные режимы, сделав Белый дом своего рода «судебным приставом». Отсюда родилась знаменитая «Поправка Рузвельта к доктрине Монро» (The Roosevelt Corollary), которую он огласил в послании Конгрессу 6 декабря 1904 года: «…В Западном полушарии доктрина Монро может вынудить Соединенные Штаты взять на себя, пусть даже с великим сожалением, роль международных полицейских сил в вопиющих случаях беззаконий или же бессилия какой-либо страны их остановить».

Впервые введенное Рузвельтом в оборот определение «мировой полицейский», как и «политика большой дубинки», уже более ста лет связывается с внешнеполитическими действиями США. Президент специально оговорил, что его «Поправка» распространяется только на страны Карибского моря, которое он мечтал с помощью будущего Панамского канала сделать «Американским Средиземноморьем». Менее всего Теодор Рузвельт желал превращения многочисленных государств и островных колоний обширного Карибского бассейна в конгломерат враждующих между собой полуфеодальных диктатур на манер африканских.

В том же 1904 году Рузвельт, вновь умело используя арбитраж в вопросах долгов, вытеснил немцев с острова Гаити – кайзер намеревался создать в Санто-Доминго военно-морскую базу. Значение дипломатии Рузвельта американцы почувствуют спустя тридцать с лишним лет, когда Гитлер заявит о своих притязаниях на мировое господство. Пока же германскому консулу Г. Герингу (отцу будущего нацистского рейхсмаршала) пришлось покинуть тропический остров.

Согласно Рузвельту, Америка – не воплощение абстрактных этических истин, а великая держава, потенциально самая великая из держав. Он твердо верил, что Соединенные Штаты предопределят облик двадцатого века так же, как Великобритания доминировала в девятнадцатом – как страна необъятного могущества, взявшая на себя труд действовать, проявляя умеренность и мудрость, во имя стабильности и прогресса. Как писал Рузвельт, «праведность, сопровождаемая видением молочных рек и кисельных берегов, но не подкрепляемая силой, столь же зловредна и опасна – и даже более злокозненна, чем сила, отъединенная от праведного дела».

Зимой и весной 1905 года в Париже развернулась почти детективная история. Группа рабочих-копателей под наблюдением американского дипломата Хорейса Портера занималась странной деятельностью. Они бурили шурфы в старых районах французской столицы, изучали выцветшие топографические карты, сговаривались с владельцами недвижимости. «Очередные кладоискатели», – посчитали местные власти и парижские домовладельцы, которые драли втридорога со странных янки. Бывший армейский генерал, посол США Х. Портер потратил не один год в архивах на берегах Сены в поисках небольшого, исчезнувшего протестантского кладбища для иностранцев. Президенту Рузвельту затея Портера казалась вовсе не авантюрной, но привлекательной.

Карикатура на президента и его политику “большой дубинки”

Посол Соединенных Штатов спускался в мрачные парижские подземелья и катакомбы, описанные еще Виктором Гюго. Генерал Портер искал не сокровища тамплиеров, а утерянную могилу американского моряка Джона Пола Джонса. Задача представлялась невыполнимой: было известно, что за сто с лишним лет на месте погоста сменились конюшня, пекарня, бакалейная лавка, прачечная и жилые постройки. Однако президент Рузвельт не оставлял надежды и даже «выбил» из Конгресса 35 тысяч долларов на дальнейшие поиски.

Джон Пол Джонс, сын шотландского садовника, сбежавший за океан в поисках морской удачи, отличился по обе стороны Атлантики. С началом Американской революции бывший мичман британского флота взялся за создание военно-морских сил новорожденных США. Теодор Рузвельт, как историк и глашатай строительства мощного флота, считал Джонса величайшим американским героем: «Он первым поднял на своем корабле флаг Соединенных Штатов».

Одержав несколько громких побед, коммодор Джонс перенес боевые действия против англичан к их границам, действуя уже с территории Франции. За голову «дезертира и пирата» в Лондоне назначили хорошую цену. По окончании войны, не поладив с версальским двором, Пол Джонс приехал в Санкт-Петербург. После аудиенции у императрицы Екатерины II он был пожалован чином контр-адмирала. В 1788 году Павел Жонес, как звали американского моряка в России, во главе эскадры разгромил сильный турецкий флот под Очаковом. Вновь не сойдясь характером с начальством (на этот раз с князем Потемкиным) и став жертвой интриги, моряк вернулся в Париж, где вскоре скончался в почти полном забвении.

В апреле 1905 года под улицей Гранж-о-Бель в северо-восточной части Парижа рабочие отыскали цинковый гроб, доверху заполненный коньячным спиртом. В нем находилось хорошо сохранившееся и легко опознанное тело основателя американских военно-морских сил и адмирала русского флота. Президент Рузвельт прислал во Францию четыре крейсера для почетного эскорта. Гроб с подобающими почестями перевезли на территорию Военно-морской академии США в Аннаполисе, где Теодор Рузвельт торжественно открыл мемориал герою Атлантики и Черного моря.

Большинство из наиболее почитаемых американцами президентов так или иначе запомнились в связи с войнами, которые вела их страна. Дж. Вашингтон и Т. Джефферсон олицетворяют Американскую революцию, А. Линкольн – драму Гражданской войны, Франклин Рузвельт – победу США во Второй мировой войне. К ним следует добавить полдюжины победоносных американских генералов, ставших затем президентами. Занимающий почетное место в первом ряду американской иконографии Теодор Рузвельт оказался президентом мирного времени. В годы его пребывания в Белом доме Соединенные Штаты не только не воевали, а, напротив – участвовали в разрешении чреватых большой войной конфликтов.

Первая мировая война могла разразиться на десять лет раньше – не в Сараево, но в Танжере, близ Гибралтара. Конфликт был предопределен усиливавшейся грызней европейцев за новые колонии. В 1904 году Великобритания и Италия негласно признали «особые права» французов в Марокко, что на практике означало превращение страны в протекторат Франции. В обмен на эти уступки Париж признавал права англичан на Египет, а итальянцев – на Ливию. Берлин был оскорблен неучастием в дележе колониального пирога. В марте 1905 года в Танжер неожиданно прибыл сам кайзер Вильгельм II. Он выступил с пламенной речью, в которой пообещал марокканскому султану свою поддержку и предложил заключить оборонительный союз.

На Старом континенте началась «война нервов», предшествующая большой войне. Второй рейх объявил призыв резервистов в армию, Франция начала стягивать полки к немецкой границе. Париж и Лондон провели секретные переговоры о совместных военных действиях – «сердечный союз» именовался Антантой. Германскую империю поддержала Австро-Венгрия. Так в общих чертах наметились две противоборствующие европейские коалиции.

Эдуард Грей, ставший в 1905 году британским министром иностранных дел, впоследствии рассматривал Танжерский кризис как первый в череде локальных конфликтов, предшествовавших роковому выстрелу в Сараево летом 1914 года. Великая заслуга в отсрочке мировой бойни принадлежала американскому президенту. Рузвельт активно вмешался в политическую игру, убеждая в конфиденциальной переписке Лондон, Париж и Берлин, что военный конфликт ослабит каждую из сторон, но не приведет к решающему преимуществу ни одной из них. Официальными нотами президент США призвал к созыву международной конференции по Марокко.

В портовом городе Альхесирас на юге Испании состоялась конференция, в которой приняли участие 11 крупнейших европейских государств, Соединенные Штаты и Марокко. Теодор Рузвельт опробовал тактику, которая станет успешной во время русско-японских переговоров через полгода. Он закулисно действовал через своих послов и иностранных дипломатов в Вашингтоне, говорил мягко и крайне любезно по форме, но жестко подвигая переговорщиков, сохранив лицо, уладить конфликт.

Альхесирасская конференция закончилась подписанием 7 апреля 1906 года Генерального акта, который носил компромиссный характер. Был формально подтвержден «независимый» статус султаната Марокко. Германия получила возможность участвовать в создании и контроле за деятельностью Марокканского государственного банка. Однако же расколоть Антанту и вытеснить французов из «страны шерифов» немецким дипломатам не удалось. Кроме того, Россия, все более привязанная к французским займам, перешла на политические позиции Антанты.

В кругу семьи

По инициативе Теодора Рузвельта, который стал общепризнанным мировым арбитром, в Гааге с 15 июня по 18 октября 1907 года прошла Вторая международная конференция. Помимо 27 участников первой гаагской конференции, по предложению президента США были приглашены делегации 17 латиноамериканских стран. Самым известным ее результатом стала первая в истории конвенция о гуманном обращении с военнопленными. Были также определены и гарантированы права нейтральных государств на период военных действий, однако предполагаемое соглашение о всеобщем разоружении выработать не удалось.

Гаагские конвенции 1907 года по сей день остаются действующими международно-правовыми документами, признанными большинством держав мира. За участие в европейской политике Рузвельту серьезно досталось на Капитолийском холме от изоляционистски настроенных конгрессменов. Президента обвиняли в отходе от американской традиции нейтралитета, пренебрежении интересами страны, низкопоклонстве перед Старым Светом. Конгресс США в итоге все же ратифицировал гаагские документы, но внес в них столько поправок, что практическое значение конвенций было сведено до минимума. Рузвельт почти на полвека опередил свое время: Соединенные Штаты еще не были готовы играть первую скрипку в мировом оркестре.

При «Теодоре Великом» был также решен давний спор между Соединенным Королевством и США о границах Аляски. С 1867 года, когда российский император Александр II продал свои обширные американские владения, вопрос о морских и сухопутных границах США и образованного в том же году британского Доминиона Канада оставался открытым. В 1903 году был создан международный трибунал, на который англичане послали главного судью Великобритании лорда Альверстона, а Рузвельт – своего военного министра Э. Рута. Компромисс был достигнут с трех сторон, хотя канадцы остались недовольны: США пошли на небольшие территориальные уступки, но оставили за собой глубоководные тихоокеанские гавани. Этот узкий кусок побережья, где прямо на границе с Канадой находится Джуно, столица нынешнего штата Аляска, за специфическую форму на карте прозвали «ручкой кастрюли».

Теодор Рузвельт после ухода из Белого дома подвел в частном письме итог трехстороннего соглашения: «Урегулирование вопроса о границах Аляски устранило последнее серьезное разногласие между Британской империей и нами». Так президент юридически завершил великую «эпоху фронтира», сделав последнюю запись в анналах американского XIX века.