Текст книги "Рубикон Теодора Рузвельта"

Воды сомнения

Первым забил тревогу по поводу исчезнувшей в Амазонии экспедиции куратор нью-йоркского Музея естествознания Фрэнк Чепмен. Последняя весточка от Рузвельта – «Мы начинаем путешествие в джунгли» – пришла три месяца назад. Чепмен отправил телеграмму американскому послу в Бразилии, но тот не смог сообщить ничего определенного. Газетчики питались невнятными слухами из Южной Америки, и никто не решался озвучить опасения о пропаже экспедиции. Самой смелой оказалась «Нью-Йорк Таймс», опубликовавшая 23 марта 1914 года сообщение, которое каждый мог трактовать по-своему: «Экспедиция Рузвельта потерпела крушение в водах бразильской реки. Члены экспедиции предположительно живы и все еще находятся на берегах неизвестной реки». Энтони Фиала, первым добравшийся до ближайшей телеграфной станции, послал более оптимистичное сообщение из Бразилии: «Экспедиция в хорошем состоянии, исследует реку Сомнения. Их прибытие в Манаус ожидается в начале апреля».

На самой реке Сомнения реальность была куда мрачнее. Все чаще спутников Рузвельта посещала мысль, что ни в апреле, ни после экспедиции не удастся выбраться из «изумрудного рая». Непокорные, полные смертельных опасностей воды Рио да Дувида полностью оправдывали свое название. Река Сомнения. Сомнение – в том, что путник, который отправился в это путешествие, сможет покинуть ее гиблые берега…

«О сельва, супруга безмолвия, мать одиночества и туманов! Какая злая судьба заточила меня в твою зеленую тюрьму? Шатер твоей листвы, как огромный свод, вечно над моей головой, между моим дыханьем и ясным небом, которое я вижу лишь тогда, когда вздрогнет листва твоих вершин, расходясь волнами в час тоскливых сумерек, – писал известный колумбийский дипломат, литератор и путешественник Хосе Эустасио Ривера. – Дай мне уйти, о сельва, из твоего болезнетворного сумрака, отравленного дыханьем существ, которые агонизируют в безнадежности твоего величия. Ты кажешься огромным кладбищем, где ты сама превращаешься в тлен и снова возрождаешься… Сельва, девственная и кровожадно-жестокая, нагоняет на человека навязчивую мысль о неминуемой опасности. Ее растения – это одаренные чувствами существа, психики которых мы не знаем. Когда они разговаривают с нами в этих пустынных дебрях, их язык бывает понятен только нашему внутреннему чутью. Попадая под их власть, человеческие нервы превращаются в пучок нитей, тянущихся к грабежу, к предательству, к засаде. Органы чувств сбивают с толку разум: глаз осязает, спина видит, нос распознает дорогу, ноги вычисляют, а кровь громко кричит: “Бежим, бежим!”»

Джордж Черри

В молодости астматик Теодор Рузвельт пренебрегал советами врача беречь здоровье, чтобы прожить дольше. В Дакоте во время долгих переходов его дважды сбрасывала лошадь, и ковбой Теодор в одиночку с трещиной в плечевой кости и сломанным ребром добирался десятки миль до ближайшего человеческого жилья. Однажды на охоте Рузвельт оказался на волосок от смерти, встретив гигантского разъяренного медведя-гризли. В другой раз он сорвался в пропасть и беспомощно висел на веревке несколько часов без надежды выбраться, а его компаньон, не в силах помочь, был готов пристрелить Теодора, чтобы прекратить его мучения.

С тех времен Рузвельт всегда брал с собой в походы пузырек с летальной дозой морфия и был готов его употребить в случае агонии. Мы никогда не узнаем, о чем говорили в ту жуткую ночь 29 марта 1914 года отец и сын. Их дневники умалчивают об этом. Дж. Черри, оставивший Рузвельтов наедине, слышал только первые фразы полковника: «Вы должны идти и выбраться. Я останусь здесь». Вероятнее всего, Кермит, получивший жесткое теодорово воспитание, смог в конце концов убедить отца, что не оставит в бразильских джунглях даже его бездыханное тело.

За тысячи километров от берегов Рио да Дувида двадцатичетырехлетнего Кермита Рузвельта ожидала невеста с приготовлениями к свадьбе. Все дальнейшее поведение Теодора говорило об одном: он должен спасать сына. На следующее утро полковник, к полному изумлению окружающих, самостоятельно поднялся и стал пробираться по узкой тропе вдоль каньона. Он шел медленно, хромая, покачиваясь, периодически задыхаясь. Пройдя милю до следующего привала, обессилевший Рузвельт просто лег на влажную землю.

Речная эпопея подходила к своей кульминации. Четыре полных дня ушли на проведение каноэ через водопады. Невероятные усилия Кермита и его инженерные способности спасли экспедицию от неминуемой гибели. И все же одна лодка, оборвав канаты, разбилась о камни. 1 апреля 1914 года экспедиция наконец преодолела каньон, но радости в лагере не наблюдалось: люди были слишком истощены физически и морально. На следующий день, 2 апреля, после всего двух миль плавания по реке, им встретился новый глубокий каньон с высокими отвесными стенами. Здесь они потеряли еще одну, пятую по счету, лодку.

Наступал предел человеческой выносливости. Все ссутулились точно старики, глаза, окаймленные темными кругами, смотрели из глубоко запавших глазниц. Их взгляд стал напоминать звериный. На высохших лицах пролегли глубокие складки и морщины. И все же впереди ждала еще одна трагедия.

3 апреля вся экспедиция растянулась цепью вдоль длинного каньона. Одни рубили тропу по краю обрыва, другие перетаскивали грузы, третьи, под руководством Кермита, сплавляли каноэ. Во время переноса грузов экспедиции Жулио де Лима был пойман за руку, когда вновь пытался украсть пару консервных банок. Кандидо Рондон не мог пожертвовать ни одним из членов экспедиции во время изнурительного перехода по скалам, поэтому вопрос о воровстве отложили до следующего привала.

Джордж Черри увидел, как де Лима, перенеся свою часть груза, подошел к сложенным винтовкам и взял одну. Это была обычная практика в экспедиции: «комарадас», заметив в зарослях дичь, пытались ее подстрелить. Через некоторое время в лесу раздался одиночный выстрел. Еще через несколько минут в лагерь прибежал «комарада» с криком, что Жулио убил человека.

Полковники Рондон (справа) и Рузвельт

Рузвельт, невзирая на температуру и боль в ноге, вместе с другими устремился к месту трагедии. На лесной тропинке лицом вниз в луже крови лежал один из ветеранов Рондона, сержант Пайшон, непосредственный начальник де Лимы, с которым у того не раз случались конфликты. Сам убийца бесследно растворился в джунглях.

Рузвельт послал Черри и других предупредить людей в оба конца каньона, а сам остался у тела сержанта. Никто не знал, с кем еще собирается свести счеты безумный де Лима. Подоспел полковник Рондон, который отрядил двух опытных солдат на поиски преступника. Им не удалось напасть на след де Лимы, но посчастливилось отыскать карабин, который убийца бросил во время панического бегства.

Поведение сошедшего с ума человека трудно просчитать, но даже безоружный де Лима мог вернуться в лагерь за едой или винтовкой и наделать немало бед. Работавшие с запредельным напряжением и с риском для жизни на скользких краях обрыва, члены экспедиции должны были постоянно оглядываться на окружающий их глухой лес. Вспоминая погибших Симплисио и Пайшона, каждый с тревожным ожиданием всматривался в вечерние тени джунглей, вслушивался в шорохи «зеленого ада». Река-убийца, жестокие аборигены или безумец в лесу – мрачная смерть, словно рыцарь Дюрера, неотступно следовала рядом ними.

Индейцы с берегов Амазонки с незапамятных времен верят в существование лесного духа Курупира – двуногого чудовища, у которого одна нога похожа на человеческую, а другая – на лапу ягуара. Курупира бродит по лесу и в своей безграничной злобе приносит гибель встретившимся на его пути живым существам. Это он издает таинственные, наводящие страх звуки в ночных джунглях. Все беды и несчастья – дело его рук, и так как этот злобный дух шатается повсюду, то спастись от него в амазонских дебрях невозможно. Наибольшее наслаждение получает Курупира, когда ему удается свести с ума заблудившихся. Тогда, глядя на погибающих от ужаса людей, он оглашает лес хохотом.

Ущелье, где погиб сержант бразильской армии, решили назвать его именем. Пайшона похоронили в охотничьей одежде Теодора Рузвельта, которую он неделю назад отдал сержанту, заметив, что его форменные брюки превратилась в лохмотья. «Мы оставили его навсегда, – написал Теодор, – под большими деревьями на берегу безлюдной реки».

На следующий день, 4 апреля, у Рузвельта начался тяжелейший приступ малярии, на пике которого экс-президент вновь потерял сознание. Доктор Кажазейра увеличил дозу хинина до максимально возможной и начал уколы непосредственно в живот, пытаясь спасти метавшегося в горячечном бреду больного. К утру следующего дня Теодор пришел в сознание, хотя температура оставалась высокой. Он вновь отказался от предложения отнести себя в новый лагерь и пошел сам, покрытый обильным потом, на подгибавшихся ногах. Трудно объяснить, как находил в себе силы этот сгоравший от лихорадки человек.

Пороги на бразильской реке

6 апреля 1914 года экспедиция оставила позади каньон Пайшона и вышла на открытую воду реки Сомнения. Проплыв некоторое время, они услышали с левого берега жалобный крик: «Сеньор полковник! Сеньор полковник!» Среди зарослей виднелась фигура Жулио де Лимы. Проведя трое суток в джунглях, он следовал по берегу за экспедицией и умолял взять его с собой в лодку.

У людей Рондона не было возможности охранять и кормить убийцу, чтобы доставить его в руки правосудия. Устраивать же казнь в джунглях никто из армейских офицеров не решился. Преступника просто предоставили самому себе. Его дальнейшую участь не обсуждали; все знали, что через несколько месяцев от де Лимы останется только объеденный тропическими муравьями до мраморной белизны скелет.

Уроки природоведения

Одной из самых ярких и необычных фигур Америки рубежа XIX и XX столетий был натуралист Джон Мюир. Его родители эмигрировали в США из Шотландии, когда Джону было девять лет. Отец с матерью обзавелись маленькой фермой в штате Висконсин, тяжело работали и не поощряли тягу сына к наукам. Юношу же влекла неведомая, таинственная природа. Он мечтал о путешествии к истокам Амазонки, затем, когда вырос, посвятил себя изучению природного мира Северной Америки. Неутомимый путешественник, публицист и философ, Мюир стал одним из первых экологов Америки. Как писал его биограф Р. Нэш, «Мюир верил, что столетия цивилизации внесут в жизнь современного человека тоску по приключениям, свободе и контактам с природой, которую городской жизнью не удовлетворить».

Для мистика и пантеиста Мюира природный мир был не только лабораторией для научных исследований, но и храмом для поклонения. Известна история, когда ученый не дал начальнику лесной службы раздавить тарантула в Большом каньоне, заметив, что «у него есть столько же прав быть здесь, сколько и у нас».

13 мая 1903 года в Калифорнии Джон Мюир встретился с Рузвельтом, который собирался посетить долину Йосемити. Президент прибыл с большой свитой, состоявшей из секретарей, фотокорреспондентов, журналистов, чиновников и солдат эскорта. Привыкший к одиночеству Мюир оказался в компании губернатора Калифорнии, двух федеральных министров и двух президентов университетов. Ученый-отшельник решил, что обстоятельного разговора о сохранении уникальной долины в отрогах Сьерра-Невады не получится. Неожиданно Рузвельт заявил, что отправится в Йосемити вдвоем с мистером Мюиром и отослал сопровождающих в заранее заказанную гостиницу.

Президент и ученый провели первый день в прогулках и разговорах, поужинали у костра скудным рационом «робинзона» Мюира и ночевали под открытым небом, укутавшись в одеяла. На следующий день была дальняя конная прогулка по горным склонам. До позднего вечера Рузвельт обсуждал с Джоном Мюиром его геоморфологические и гляциологические теории. Утром их одеяла были покрыты свежевыпавшим снегом.

С Джоном Мюиром в Йосемити

Трехдневные беседы среди горных лугов, водопадов и реликтовых великанов-секвой принесли практические плоды. Сначала Рузвельт добился от законодателей Калифорнии передачи долины Йосемити в ведение федерального правительства. Затем в 1906 году президентским указом был законодательно оформлен Йосемитский национальный парк – сегодня один из самых красивых и посещаемых на территории Соединенных Штатов.

Очевидно, что у Теодора Рузвельта были задатки серьезного ученого. Многие из его произведений написаны пером человека, профессионально знающего естественный мир. Сложись обстоятельства иным образом, вполне возможно, что американская наука в лице Рузвельта приобрела бы даровитого биолога, неутомимого исследователя животного царства. Историки любят рассказывать эпизод, когда президент пригласил к себе в Сагамор Хилл известного орнитолога. В послеобеденной беседе на террасе они начали с увлечением соревноваться в определении голосов певчих птиц. Рузвельт лидировал, насчитав десятки вокальных диалектов. С горних высей науки Теодора вернуло замечание супруги, что в гостиной давно дожидается сенатор Лодж.

Жизнь «Короля Теодора» была столь насыщена событиями, что историки зачастую не берутся писать его биографию целиком, а ограничиваются отдельными периодами жизни: «Молодость Рузвельта», «Президентство Рузвельта», «После Белого дома» и т. д. В нем сосуществовали полные противоположности: TR был одновременно и реалистом, и романтиком в изрядных дозах, он был азартным охотником и рациональным экологом, он также был как горячим националистом, так и отчаянным моралистом. Ему приписывали гипертрофированное тщеславие и жажду власти, обвиняли в непомерном честолюбии и эгоцентризме. Язвительный Марк Твен, к концу жизни ставший самым желчным критиком американской политической системы, писал: «Мистер Рузвельт – это Том Сойер мира политики ХХ века, постоянно важничающий, всегда ловящий возможность покрасоваться; в его буйной фантазии Великая Республика – это большой цирк Барнума, где он на манеже, а зрители – весь мир…»

Теодор Рузвельт действительно во всем стремился быть первым. Острая на язык старшая дочь президента Элис однажды пошутила, что отец не любит ходить на похороны и свадьбы, потому что не может быть ни покойником на похоронах, ни невестой на свадьбе. Однако уверенность Рузвельта в себе, принципиальность и напор, страсть к приключениям, презрение к праздности и декларируемая концепция «напряженной жизни» (Strenuous Life) привлекали к нему многих. Огюст Роден мечтал добраться до Америки, чтобы создать не просто бюст президента США, а «показать, как горячая кровь циркулирует в холодном мраморе».

Историк и литератор Генри Адамс назвал Рузвельта «действием в чистом виде». За семь с половиной лет, проведенных в Белом доме, Теодор издал 1081 президентский указ. Для сравнения: все двадцать пять его предшественников на этом посту издали за сто с лишним лет 1259 таких указов. В отличие от прежних хозяев Белого дома, считавших, что президент должен лишь выполнять задачи, поставленные перед ним конституцией, Рузвельт был убежден, что президент должен делать для общественных интересов все, что в его власти, кроме того, что противоречит конституции.

Василий Верещагин писал, что Рузвельта «сделали вице-президентом против его воли, чтобы избавиться от него, так как эта должность обыкновенно убивает политическую деятельность человека, но вышло, что он продвинулся как раз туда, куда хотелось попасть, и куда ему чуть было не закрыли дверей».

Теодор никогда не скрывал, что ему нравилась «великолепная кафедра»: президента не утомляли долгие часы работы, когда он диктовал, размышлял, читал, принимал решения. Рузвельту доставляли очевидное удовольствие встречи с министрами и конгрессменами, нескончаемые обсуждения, бесконечное проставление своего автографа на несметном количестве документов и, уж конечно, проникновенные беседы с посетителями, журналистами, иностранными гостями. За всей этой пестрой чередой событий в Белом доме важно не упустить главное: создавая новый облик исполнительной власти, предлагая множество реформ, произнося сотни речей, Теодор Рузвельт старался привить быстро меняющейся республике чувство ответственности, соразмерное ее мощи и стоящими перед нею вызовами нового столетия.

В 1907 году 26-й президент США впервые употребил в государственных документах термин «консервация», означающий развернутую стратегию, направленную на сбережение недр земли, ее флоры и фауны. В начале прошлого столетия концепция охраны природы была незнакома гражданам Америки и казалась очень далекой от их повседневных потребностей и желаний. Естественные ресурсы огромной страны казались неисчерпаемыми, а прагматичный дух капитализма не допускал ни малейших сомнений в праве человека брать у природы все, что ему заблагорассудится. На стыке веков американец энергично открывал, покорял и обустраивал мир, был самоуверенным властелином континента, глубоко убежденным в том, что не следует ждать милостей от природы.

В 1893 году молодой чиновник Рузвельт с несколькими друзьями принимал участие во Всемирной Колумбовой выставке в Чикаго. Они построили бревенчатую хижину пионера-поселенца со всеми атрибутами суровой жизни американского Запада. К сожалению, публика не заинтересовалась героическим прошлым пионеров и идеями Рузвельта о жизни в гармонии с природой. У Теодора оказались сильные конкуренты: во французский павильон стояла очередь желавших увидеть кровать Марии-Антуанетты, а неподалеку находился павильон Кентукки с винокурней, где посетителей угощали бесплатным виски.

Президент США Рузвельт возвел вопросы сбережения земельных и водных ресурсов в степень национальной задачи. Он провел в Белом доме несколько конференций, на которые приглашались общественные деятели и конгрессмены, губернаторы и журналисты. Во времена, весьма далекие от современных экологических воззрений, президент поднимал вопросы, которые для других стран станут актуальными только через поколения: бесконтрольная вырубка лесов, хищническое истощение почв, агрессивная промысловая охота, разграбление минеральных ресурсов, загрязнение вод. Он оказался одним из строгих учителей, взывавших к высоким моральным стандартам: «Великой нацию делают не ее богатства, а насколько разумно нация их использует».

Во главе Национальной комиссии по консервации природных ресурсов Теодор поставил своего друга – опытного натуралиста Гиффорда Пинчоу. Голубоглазый красавец атлетического сложения, выходец из семьи мультимиллионеров с французскими корнями, Пинчоу посвятил свою жизнь защите, восстановлению и рациональному использованию американских лесов. «Главный лесничий» Соединенных Штатов, опираясь на поддержку президента Рузвельта, брал под свою опеку все новые земли: около 930 тысяч квадратных километров в пяти национальных парках, 150 национальных заповедниках и лесных резервациях. По указу Рузвельта в 1908 году был создан национальный реестр природных ресурсов.

«Борьба за лес» получила семейное продолжение. Теодор сообщил корреспондентам, что его первое Рождество в Белом доме пройдет с праздничным ужином и подарками, но без лесной красавицы. Президент хотел подать хороший пример своим согражданам. Рождественская ель и раньше появлялась в Белом доме далеко не каждый год (например, Авраам Линкольн обходился без оной). Но морализаторский почин Рузвельта потерпел неудачу. Младшие сыновья, восьмилетний Арчибальд и пятилетний Квентин, никак не могли смириться с тем, что праздничной елки не будет, и пронесли ее в Белый дом тайком.

По этому поводу сохранилось письмо президента одному из друзей: «Вчера утром в четверть седьмого дети, уже одетые, начали стучаться в нашу дверь – у нас над камином висели рождественские чулки, набитые подарками. Мы с женой встали, разожгли камин, закрыли окно и открыли дверь – приготовились поздравлять детей. Но сначала нас самих ждал сюрприз. Оказывается, Арчи подговорил плотника, который работает в Белом доме, и они протащили в здание крохотную елку, поставили ее в уборной и нарядили. Арчи повесил на ее ветки подарки для каждого из нас, даже для собаки, кота и пони, на котором Арчи катается».

Рузвельт пригласил в Белый дом Гиффорда Пинчоу, чтобы тот как эксперт рассказал мальчикам, почему не стоит рубить деревья. Но «лесник» неожиданно встал на сторону детей: Пинчоу сказал, что периодически ели все-таки нужно срубать, чтобы другим деревьям доставалось больше света и они лучше росли.

Налагая ограничения на бездумную эксплуатацию природных ресурсов, Рузвельт ссорился не только с крупным бизнесом, но и с избирателями промышленных восточных штатов, заинтересованных в дальнейшем техническом развитии за счет дешевого сырья из западных земель. Его деятельность по охране (или консервации) естественных ресурсов страны встретила жесткую оппозицию в обеих палатах Конгресса. Федеральные законодатели дружно отказали президенту в ассигнованиях. В этом остром конфликте бойцовские качества Теодора проявились как никогда. Историк И. А. Белявская писала: «Он не только издавал распоряжения о создании новых комиссий, но и не запрашивания согласия Конгресса (надо сказать, что он не надеялся его получить), административными приказами в несколько раз увеличил площадь охраняемых земель, переведя огромные земельные и лесные угодья из разряда общественных земель, подлежавших распродаже в частные руки, в разряд государственных заповедников».

Побочными «жертвами» природоохранных мероприятий Рузвельта оказались веера и женские шляпки: индустрия моды требовала все больше перьев для опахал и экзотических фасонов роскошных дамских уборов. Миллионы птиц безжалостно уничтожались за их красивое оперение. Президент спас популяции многих исчезающих видов, создав пятьдесят один федеральный заповедник для птиц. Для патрулирования новых заповедников Рузвельт нанимал своих боевых товарищей из числа «лихих всадников». Памятуя о репутации этих сорвиголов с Запада, браконьеры в птичьи угодья не совались.

Знаменитая улыбка Тедди

Первый из рузвельтовских национальных парков был создан не в самих США, а в Пуэрто-Рико. Влажные леса Эль Юнке, ныне известные как Карибский национальный парк, по указу Рузвельта были взяты под опеку американской лесной службы. На сегодняшний день пуэрториканский заповедник – единственный тропический лес в американской системе национальных парков. В качестве подарка от островитян Теодор Рузвельт получил попугая желто-синей расцветки по имени Лоретта. Президент считал птицу исключительно умной и по окончании рабочего дня баловал ее фруктами с кухни Белого дома. Благодарная Лоретта выучила имена детей президента и часто оглашала дом криком «Дилайтед!», одним из любимых словечек Рузвельта.

Помимо непосредственных обязанностей главы Белого дома, «Большой Теодор» активно действовал в роли президента Американского бизоньего общества, которое он с помощью нескольких экологов-энтузиастов основал в 1905 году. Общество поставило задачей спасение почти полностью истребленных к тому времени американских бизонов, самых крупных млекопитающих на территории США. Союзником Теодора в деле сохранения бизонов стал директор зоопарка Бронкса Уильям Хорнедей, вырастивший стадо в сорок особей.

Для своего научного эксперимента Рузвельт выбрал Оклахому, которую президент в ноябре 1907 года провозгласил новым, 46-м штатом страны. За месяц до этого, 11 октября 1907 года из Нью-Йорка на запад отправился необычный поезд. Состав с надписью «Бизоны» вез в только что созданный Рузвельтом заповедник Уичита в Оклахоме пятнадцать самых крепких особей, выросших на берегах Гудзона. Никогда не видевшие дикой природы, эти степные гиганты («крестники Теодора») стали первым в истории США успешным начинанием по восстановлению популяции исчезающих животных и возвращению их в места традиционного обитания.

Весь второй президентский срок Рузвельта прошел в законодательных баталиях по вопросам консервации природных ресурсов. В начале 1907 года влиятельное лобби лесозаготовителей добилось принятия поправки к аграрному биллю (Agriculture Appropriations Act). Поправка запрещала президенту создавать новые заказники в шести западных штатах: Орегоне, Айдахо, Вашингтоне, Монтане, Колорадо и Вайоминге. Пройдя 25 февраля голосование в Сенате, закон лег на стол президента для утверждения. Рузвельт не мог наложить вето на аграрный билль, ибо в нем было заложено финансирование многих важных для страны проектов. У Теодора оставались считанные часы для принятия решения. Рузвельт обратился к Гиффорду Пинчоу. Сотрудники его Лесного управления работали день и ночь, готовя для Белого дома необходимые бумаги.

1 марта 1907 года президент целый день подписывал документы в Белом доме: он создал двадцать один новый заповедник и расширил площадь одиннадцати уже существовавших в указанных шести штатах. На следующий день Рузвельт с легким сердцем подписал аграрный билль с его потерявшей всякий смысл поправкой.

Мартовские президентские указы вошли в историю под названием «полуночные леса», а сам Теодор с юношеским восторгом рассказывал, что «когда эти друзья, защищавшие в Сенате свои особые интересы, пробили свою поправку, а наутро проснулись, то обнаружили, что 16 миллионов акров лесных массивов спасены для всей нации от рук земельных спекулянтов».

В изнурительной природоохранной борьбе Теодора отличало умение находить самые неординарные юридические решения. Летом 1906 года он подписал Акт о древностях (Antiquities Act), который был составлен в столь осторожных выражениях, что не вызвал возражений на Капитолийском холме. Акт позволял брать под охрану объекты небольшого размера, «имеющие научную и историческую ценность». У Рузвельта были собственные понятия о размерах: согласно Акту о древностях под защиту государства перешли Большой каньон (в длину более четырехсот километров), Ниагарский водопад и шестнадцать других «природных памятников и монументов», составляющих сегодня туристическую славу Америки. В итоге к концу своего президентства «друг бизонов и пеликанов» осуществил пятикратное увеличение площади заповедников, резерваций и национальных парков Соединенных Штатов. Заповедные «земли Теодора» по площади превзошли территорию Франции.

Последние месяцы Рузвельта в Белом доме были очень далеки от гармонии. «Lame duck», «хромая утка» – состояние, знакомое политику, покидающему высокий пост. Теодор перестал быть опасен, ибо давно объявил, что не станет избираться заново. Боссы собственной Республиканской партии и консервативные законодатели («капитолийские старцы») постарались взять реванш. Антирузвельтовскую группировку возглавил влиятельный сенатор-республиканец Нельсон Олдрич, тесть Рокфеллера-младшего, председатель сенатского Комитета по финансам. Против президента было возбуждено два судебных процесса. «Диктатора» Теодора обвиняли в злоупотреблении полномочиями в случаях отчуждения земель в государственное пользование. Оба дела дошли до Верховного суда в 1910 году, и в обоих случаях окончательное юридическое решение было вынесено в пользу Рузвельта.

Последнее президентское послание Теодора Рузвельта американским законодателям было зачитано в полупустом зале. По существовавшей тогда традиции президент не обращался к Конгрессу лично – его послание читал секретарь. Присутствовавшие «слуги народа» во время чтения занимались своими делами, беседовали, некоторые демонстративно углубились в газеты.

В начале 1909 года Конгресс отверг план Белого дома по установлению государственного контроля над электростанциями на реке Миссури (президент противился передаче в частные руки водных ресурсов страны). TR поднял брошенную из Капитолия перчатку, и наложил вето на решение Палаты представителей. Тогда конгрессмены переключили внимание на «карман» президента, затребовав подробные отчеты министерства финансов по ряду проектов. Когда Рузвельт решил опубликовать обширные доклады о деятельности его администрации, нижняя палата попросту отказалась выделить средства на их публикацию.

Многие законодательные инициативы, исходившие из кабинета «хромой утки», даже не рассматривались на Капитолийском холме. «Безумный Теодор» должен был кануть в политическое небытие. Под самый занавес Рузвельту нанесли весьма чувствительный репутационный удар: в Палате представителей поставили на голосование вопрос о запрещении президенту впредь назначать федеральные комиссии или создавать какие-либо ведомства без санкции Конгресса.