Текст книги "Рубикон Теодора Рузвельта"

«Лев» и «Юпитер»

Во времена, когда обыватели в американской провинции печалились, что нарождающиеся железные дороги разоряют привычные линии дилижансов и придорожные таверны, а также подрывают моральные устои сельской глубинки, восходила звезда Джона Пирпонта Моргана, который видел намного дальше других.

«Финансовый гений Америки» начинал с заурядного мошенничества. Откупившись от призыва в армию в годы Гражданской войны, Морган заработал первый капитал на интендантских контрактах. Молодой банкир профинансировал схему, известную как «Дело карабинов», которая предполагала покупку 5000 бракованных винтовок, ликвидируемых правительством по цене 3,50 доллара за штуку. Позже карабины были перепроданы армейским интендантам как новые за 22 доллара каждый. Дерзость и цинизм данной схемы поражал воображение. Специальная комиссия Конгресса привлекла Моргана к ответственности, но он выкрутился, используя свои связи в Вашингтоне и заплатив отступные.

Среди экономического хаоса Гражданской войны в США Дж. П. Морган занимался обменом валюты и агрессивно спекулировал золотом на бирже, зарабатывая на колебаниях его цены огромные барыши. Стратегические планы генералов Севера и Юга, их наступления и отступления, осады и прорывы, победы и поражения шли только на пользу банкиру. Даже отец Пирпонта Моргана, сам далеко не ангел в бизнесе, приходил в ужас от деловых методов отпрыска. «Самая совершенная в мире машина по зарабатыванию денег» быстро набирала обороты – Пирпонт получал десятки, затем сотни тысяч долларов прибыли, и все, кто его знал, догадывались, что это только начало.

«Морган был известен своим немногословием, часто сводившимся к словам „да“ или „нет“, – писал романист Джон Дос Пассос, – а также своей манерой внезапно выпаливать их в лицо посетителю и особенным жестом руки, означавшим, „что я с этого получу?“» Морган занимался бизнесом так, словно вел военную кампанию: производил тщательную и скрытую разведку, наносил неожиданные массированные удары, умело концентрировал капитал на решающих направлениях и беспощадно добивал уже поверженного противника. Недаром все его гигантские яхты, каждая роскошнее предыдущей, носили одно имя – «Корсар».

Джон Пирпонт Морган

Банковский дом «Дж. П. Морган и К°» массово скупал компании у конкурентов и прослыл акулой рынка слияний и поглощений. Прозванный коллегами «Юпитером» – правителем небес, величайшим из великих – Морган выстроил невиданную промышленную и финансовую структуру, почти полностью независимую от контроля государства. В первый год ХХ столетия «небожитель» создал стальной трест «Ю. С. Стил», первую в человеческой истории корпорацию стоимостью в миллиард долларов. «Морганизация» – термин, означающий объединение мощных частных банков и целых отраслей промышленности с целью контроля рынков и уничтожения конкурентов – надолго вошел в американский лексикон.

«У человека всегда есть два объяснения его поступков, – говорил великий циник Морган, – благовидное и другое, реальное». В самом его внешнем облике было что-то пугающее: массивное туловище, агрессивная челюсть, разросшийся лиловый бугристый нос (предмет его постоянного огорчения), косматые насупленные брови, яростный пронзительный взгляд. Один из его английских биржевых партнеров сказал, что глядеть Моргану в глаза – это все равно, что смотреть на огни приближающегося курьерского поезда. Знаменитая сделанная на заказ огромная черная сигара Пирпонта Моргана стала предметом особого внимания карикатуристов, а в советской России несколько десятилетий в газетах изображали пузатого капиталиста в цилиндре с толстой сигарой, смахивавшего на главного американского банкира.

«Юпитер Нового Света» олицетворял власть, блеск и великолепие американской денежной аристократии. В 1906 году в центре Нью-Йорка, на Мэдисон-авеню, он возвел рядом со своим особняком здание библиотеки, напоминающее по форме римский нимфеум. В тишине отделанных итальянским мрамором залов, окруженный фантастической по стоимости коллекцией древних рукописей, папирусов, инкунабул и необычных реликвий, вроде локона Марии-Антуанетты, оправленного в хрусталь, Морган распоряжался делами вассальных компаний как средневековый феодал. Он вершил судьбы банков и фирм, шахт и железных дорог, диктовал свою волю королям говядины и свинины, меди и олова, цемента и каучука. «Великий человек, этот Дж. П. Морган! – отозвался о нем сенатор Марк Ханна. – Невозможно сказать, когда он остановится. Я не удивлюсь, если услышу, что он создал синдикат для покупки самой Британской империи».

На пути величайшего из банкиров встал достойный противник, «остербейский лев», как звали президента США друзья. Интересно, что Пирпонт Морган хорошо знал отца Теодора Рузвельта: оба входили в попечительский совет Музея естествознания и Метрополитен-музея. По праву рождения принадлежавший к элите нью-йоркского общества, Морган презирал президента-реформатора как «предателя своего класса».

Теодор платил ему той же монетой. Одна из их редких встреч состоялась в Вашингтоне в 1902 году, когда Рузвельт возбудил иск против железнодорожной монополии Моргана «Нозерн Секьюритис». Никто и никогда не указывал «Юпитеру» как вести собственные дела. Олигархи в своем кругу иронично именовали президентов США «маленькими отцами» – сменявшиеся бесцветные хозяева Белого дома не вмешивались в дела крупного бизнеса и легко находили общий язык с Уолл-стрит. Во время той памятной встречи Морган сказал Рузвельту: «Если что-то сделано не так, вы могли бы послать своих людей к моим людям, и мы бы все уладили». Президент ответил: «Мы не желаем улаживать. Мы хотим это прекратить».

По мнению Рузвельта, Морган видел в президенте США не сильную исполнительную власть, а всего лишь «конкурента» в джунглях бизнеса. 14 февраля 1903 года Рузвельт создал министерство торговли и труда (уникальный случай: билль о создании нового ведомства был принят в Сенате за тридцать секунд). Подписав закон о министерстве, в составе которого было основано Бюро по делам корпораций, президент распорядился переслать свое перо банкирскому дому Морганов.

Против «наполеонов бизнеса», как их льстиво именовали хорошо оплаченные журналисты, у Рузвельта нашелся собственный Бонапарт. Генеральный прокурор США Чарльз Джозеф Бонапарт, внучатый племянник французского императора, раз за разом возбуждал уголовные дела против корпораций. Одна из самых ярких фигур в администрации Теодора Рузвельта, Бонапарт с благословления президента создал в 1908 году Бюро расследований, впоследствии преобразованное в знаменитое ФБР.

В 1905 году решением суда был распущен могущественный «Мясной трест». Олигархи и прикормленные ими конгрессмены обрушились на политику Рузвельта по регулированию монополий, называя ее «пьяным дебошем», мешающим американскому бизнесу. Словно по команде, началась травля Рузвельта в прессе. И все же правительство железной рукой Чарльза Бонапарта продолжало выявлять противозаконные действия корпораций. Среди них – раскрытие системы таможенных афер «Сахарного треста». В итоге компании пришлось выплатить государству более двух миллионов долларов реституции. В общей сложности правительство Рузвельта возбудило 44 судебных дела о нарушениях антимонопольного законодательства. Самый большой удар пришелся по нефтяной компании Дж. Д. Рокфеллера «Стандарт Ойл», которой присудили рекордный штраф в размере 29 миллионов долларов.

Знаменитый писатель Генри Джеймс обыгрывал аббревиатуру имени президента TR как «Теодор Рекс (король)». Общество приняло такое определение. Никто со времен первого президента Вашингтона не изображался в газетах в мантии и с короной на голове. Мир крупного бизнеса считал Теодора опасным радикалом. Не случайно до конца его правления дежурный тост за президента Соединенных Штатов встречался в Торговой палате Нью-Йорка ледяным молчанием.

«Мы выступаем не против богатства, а против порочного управления», – многократно повторял Рузвельт. Президент-интеллектуал, как никто другой, понимал назревавшую необходимость отказа от «чистых» либертарианских догматов о полном невмешательстве государства в экономику и настаивал на взвешенном, но влиятельном административном регулировании хозяйственной жизни страны. Через тридцать лет по этому же пути пойдет его дальний родственник – президент Франклин Делано Рузвельт.

Биограф Моргана Льюис Кори рассказывал, что однажды была сделана попытка примирить Теодора Рузвельта и Пирпонта Моргана. Частный клуб «Гридайрон» (привилегированный клуб Вашингтона) пригласил обоих на банкет. Выступая перед собравшейся финансовой элитой, президент говорил о том, что бесконтрольная деятельность монополий может разрушить капиталистическое общество и привести к кровавым революциям, поэтому государство обязано регулировать их деятельность. Неожиданно TR развернулся, обошел вокруг стола, подошел к тому месту, где с видом равнодушного презрения сидел Морган, и, погрозив кулаком близ лилового носа олигарха, закричал: «А если вы не дадите нам это сделать, то те, кто придет после нас, поднимутся на борьбу и приведут вас к краху!»

Стоит отметить, что в числе теодоровых ненавистников был находившийся в европейской эмиграции Владимир Ульянов – Ленин, который в статье назвал президента США «любезным шарлатаном», но дал довольно точное определение идеологии Рузвельта: «Не либерализм против социализма, а реформизм против социалистической революции».

Серьезнейшее из испытаний постигло Теодора Рузвельта под занавес его второго президентского срока. 14 марта 1907 года, «перегретая» банковскими спекуляциями, рухнула нью-йоркская биржа. Все началось с падения цен на медь и связанного с этим обесценения акций медного концерна «Юнайтед Коппер». Нарастающий снежный ком его проблем обрушил брокерские фирмы, перегруженные медными акциями, затем «просели» коммерческие банки, связанные с медным концерном и с этими брокерами. Снежный ком быстро превратился в лавину, которая едва не погребла под собой биржу, банковскую систему и саму экономику страны.

Паника 1907 года была предопределена. В Соединенных Штатах не существовало центрального банка, способного привести в соответствие предложение и спрос. По всей стране в 1907 году насчитывалось более двадцати тысяч национальных и принадлежащих отдельным штатам банков, действовавших без всякой координации и не имевших общих резервов. Большинство из них размещали свои свободные средства в корреспондентских банках в Нью-Йорке, а те, в свою очередь, поставляли капитал на фондовый рынок, частным лицам и компаниям. «Перегретой» бирже оказалось достаточно небольшого толчка, чтобы начался эффект домино.

Инаугурация Рузвельта на второй президентский срок

Когда в Нью-Йорке разразилась паника, Пирпонт Морган находился на французском курорте, где он праздновал семидесятилетие. Оба лидера страны, политический и финансовый, некоторое время выжидали, не вмешиваясь напрямую в ситуацию на Гудзоне. Рузвельт охотился в камышовых дебрях Луизианы. Морган скупал художественные коллекции разорившихся европейских аристократов. Тем временем, французские инвесторы начали вслед за англичанами продавать американские ценные бумаги, скупать золото и переправлять его в Европу. Это еще более истощило американские валютные резервы. Неожиданно некоторые из производителей черных металлов объявили себя банкротами. 10 августа на американском рынке ценных бумаг произошел новый обвал. Пирпонт Морган велел разводить пары на «Корсаре».

Олигархи и влиятельные круги в Конгрессе вновь сделали попытку повернуть общественное мнение против Рузвельта, утверждая, что именно политика Белого дома, враждебная корпорациям и ценным бумагам, привела к лихорадке на рынке акций. Президент не отмалчивался: он возложил ответственность за трудности на бирже на «спекулятивное разводнение акционерного капитала, происходившее в гигантских масштабах».

К тому времени ситуация на внутреннем рынке все больше принимала масштабы национального бедствия. Провинциальные банки, для которых крупные инвестиционные фирмы Нью-Йорка выполняли функции своего рода центрального депозитария, стали в массовом порядке изымать наличные деньги. Одновременно банки подверглись натиску вкладчиков: по всей стране выросли очереди у дверей банков, которые, в свою очередь, пытались ограничить и прекратить выдачу наличными. Некоторые банковские менеджеры от отчаяния пустились в бега. Чарльз Т. Барни, президент треста «Никербокер», третьего по величине среди финансовых компаний Нью-Йорка, просил Джона П. Моргана о помощи (банк «Никербокер» был основан школьным другом Моргана Ф. Элриджем). «Юпитер», изучив бухгалтерию треста, вынес циничный вердикт: пациент безнадежен. Сразу же за крахом «Никербокер Траста» началось новое цунами банкротств.

Многие из сторонников Рузвельта, ранее поддерживавшие его курс на обуздание монополий, отвернулись от президента и присоединились к хору его злобных критиков. В декабре 1907 года Теодор писал: «В настоящее время большинство обвиняющих меня – это мои заядлые противники при любых обстоятельствах. Но конечно есть и те, которые ранее были моими друзьями. Когда средний человек теряет свои деньги, он становится подобным раненой змее, бросается направо и налево, на всех и на все».

Джон Пирпонт Морган, как самый дальновидный из игроков Уоллстрит, понимал, что они с Теодором Рузвельтом оказались в одной лодке: страна стояла на пороге такой катастрофы, которая случится в Америке только однажды – крах Нью-Йоркской фондовой биржи осенью 1929 года, ввергнувший США в многолетнюю Великую депрессию.

Президент и олигарх, люто ненавидевшие друг друга, не желавшие общаться друг с другом напрямую, были вынуждены координировать свои действия во имя интересов национальной экономики. Морган отправил в Вашингтон трех доверенных лиц, чтобы обсудить создавшееся положение. Уолл-стрит назвала секретную встречу «удовлетворительной». Министерство финансов США образовало сначала «пожарный фонд», а затем выделило терпящим бедствие банкам несколько траншей на общую сумму сорок два миллиона долларов.

На Мэдисон-авеню у входа в Библиотеку Моргана, которая стала штаб-квартирой финансовой Америки, денно и ночно дежурили репортеры. Сведения поступали скудные, несмотря на то, что каждый вечер сюда наезжали с докладами банкиры и главы трест-компаний. 22 октября в Нью-Йорке появился рузвельтовский министр финансов Джордж Б. Кортелью. Он остановился в отеле «Манхэттен» и превратил свой номер в своеобразный филиал федеральной исполнительной власти. От него страна узнала, что Белый дом гарантирует новые крупные беспроцентные займы. Следующий шаг был за Морганом.

Неофициальный главный банкир страны обзвонил и собрал президентов крупнейших коммерческих структур Нью-Йорка в своей библиотеке. Кратко обрисовав обстановку, «Юпитер» предложил им раскошелиться и срочно разместить капиталы на фондовом рынке. Банкиры большей частью молчали. Морган оставил их в мраморном зале библиотеки, а сам удалился в соседнюю комнату раскладывать пасьянс. Далеко за полночь один из посланцев денежной элиты застал его за этим занятием. Финансовый мир, скрепя сердце, согласился предоставить десять миллионов долларов. Морган хранил мрачное молчание и продолжал раскладывать карты. В конце концов банкиры по кругу подписали бумагу о выделении двадцати пяти миллионов долларов.

Теодор Рузвельт направил Дж. Кортелью письмо, ориентированное на публику (оно было опубликовано в нескольких газетах), в котором поздравил министра финансов и «тех предусмотрительных и надежных бизнесменов, которые действовали в ходе этого кризиса с истинной мудростью и государственным чутьем».

В сейсмологии, науке о землетрясениях, есть понятие афтершока, повторного толчка, следующего за основным ударом стихии. Подобное случилось с фондовой биржей в последних числах октября 1907 года. Вновь началась череда банкротств, курсы акций падали, рухнул индекс Доу-Джонса. Вся кредитная система страны оказалась на положении осажденной крепости. Президент фондовой биржи Рэнсом Томас сообщил Моргану, что ему придется приостановить операции на рынке, не дожидаясь наступления выходных. Это означало остановку финансового сердца Америки.

«О закрытии биржи не может быть и речи», – жестко ответил Морган. Он обещал найти средства, чтобы ссудить брокерам. Банкирский дом «Дж. П. Морган и К°» мобилизовал имевшиеся у него ресурсы и начал распределение их среди банков и финансовых учреждений, которые внушали доверие самому «Юпитеру» и были готовы к реорганизации. Остальных ждала гибель в пучине кризиса. Кроме того, чтобы остановить панику, требовалось громкое финансовое предприятие. На это у Пирпонта Моргана было всего два выходных дня, 2 и 3 ноября, до следующего открытия торгов.

Субботним ночным поездом два представителя Моргана, финансисты Гэри и Фрик, прибыли в Вашингтон и уже в восемь утра завтракали в Белом доме с Рузвельтом. Стальной трест Моргана решил скупить акции гигантской, но ослабшей «Угольной и железнодорожной компании Теннесси», державшей под своим контролем шахты, сталелитейные заводы и железные дороги американского Юга. Решение было далеко не бескорыстным: Морган устранял одного из главных конкурентов на рынке и по ряду параметров нарушал действующее антимонопольное законодательство. Но при этом финансовая империя Моргана демонстрировала всему миру стабильность американских монетарных институтов.

Рузвельт думал почти сутки, советовался с генеральным прокурором Бонапартом. Президент понимал, что хорошего решения в подобной ситуации нет. В шахматах такое положение называется цугцвангом – любой следующий ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Здесь же на кону стояли не личные амбиции президента, а судьбы простых американцев. Число безработных в стране приближалось к четырем миллионам. Массовые увольнения происходили на железных дорогах и во всех отраслях промышленности. Моргановский Стальной трест уволил почти половину своих рабочих.

Менее чем за час до открытия фондовой биржи, назначенного на десять утра 4 ноября, телеграф отстучал в Нью-Йорк весть, что Рузвельт дал свое согласие на сделку. Морган немедленно распорядился запустить новость на биржу. Он также передал словесное пожелание брокерам не играть на понижение – все знали, что «напутствие» олигарха означает, по сути, приказ. Одновременно подчиненные Моргану банковские группы начали импортировать золото из Англии и Франции. В конце ноября ведущие газеты сообщили, что финансовая ситуация «возвращается к нормальному состоянию».

Впрочем, просто остановить панику и загасить биржевой пожар оказалось недостаточно. Необходимо было восстановить доверие инвесторов, чтобы избежать стагнации рынка. В мраморном зале библиотеки Моргана, среди первопечатных книг Гутенберга и рукописных партитур Баха и Моцарта, вновь собрались денежные воротилы. На этот раз они не желали демонстрировать старику-диктатору прежнюю уступчивость. Морган, как обычно, был краток, а затем удалился. Вскоре выяснилось, что массивные бронзовые наружные двери особняка заперты. Ключ хозяин всегда носил с собой. После яростных полуночных дебатов консенсус был достигнут, и в пятом часу утра «короли Уолл-стрит» смогли наконец-то выйти на свежий воздух.

Задним числом многие обвиняли Теодора Рузвельта в «беспринципной сделке» с крупнейшим американским монополистом. Президент и банкир, по сути, взяли на себя функции Федерального резерва – финансовой системы, которую учредят в Соединенных Штатах в конце 1913 года, уже после смерти Моргана. «Льву» и «Юпитеру» удалось стабилизировать рынок, хотя экономические последствия кризиса ощущались в стране еще несколько лет. Тем не менее, благодаря гибкости и решительности двух лидеров Америки, общего краха экономики удалось избежать.

Уолл-стрит

Рузвельт распорядился провести расследование злоупотреблений в «каньоне воров», как стали называть Уолл-стрит. Произошла серия арестов. Отставной президент «Никербокер Траст» Чарльз Т. Барни покончил жизнь самоубийством, за ним последовали несколько других президентов трастовых компаний, замешанных в финансовых махинациях.

Отзвуки банковской драмы 1907 года преследовали Рузвельта до последних дней его жизни. В августе 1911 года состоялось слушание подкомиссии юридического комитета Сената по вопросу «незаконных операций» Рузвельта и Моргана. Покинувшему к тому времени Белый дом Теодору Рузвельту подбросили спасительную идею: один из членов сенатского комитета озвучил мнение, что Морган в дни кризиса сознательно вводил президента в заблуждение касательно запутанных финансовых материй. Теодор «спасательный круг» не принял и заявил, что полностью отдавал себе отчет в собственных действиях в те решающие дни. «Если бы я был на паруснике, – горячо пояснял комиссии Рузвельт, – то просто так не стал бы вмешиваться в управление судном; однако если бы на нас вдруг налетел шквал, а главный шкот запутался и возникла бы угроза, что корабль опрокинется, то я без всякого сомнения обрубил бы этот шкот, прекрасно понимая, что владелец судна, несмотря на всю переполнявшую его в тот миг благодарность за спасение собственной жизни, через несколько недель, когда забудутся все страхи, востребует с меня через суд стоимость испорченной веревки».

Дело тянулось несколько лет, и в 1915 году суд вынес оправдательный вердикт в отношении Рузвельта. Несмотря на то, что правительство демократов, стоявшее тогда у власти, подало апелляцию в Верховный суд США, последний вынес 1 марта 1920 года определение, полностью оправдавшее уже покойного к тому времени экс-президента.

В 1908 году Теодор Рузвельт искренне написал одному из друзей: «Я просто не могу вызвать в себе то чувство уважения к очень богатым людям, которое, вполне искренне, испытывает к ним большое число людей. Я могу быть вежливым с Пирпонтом Морганом, Эндрю Карнеги или Джеймсом Хиллом, но не могу относиться к ним с тем же уважением, с каким отношусь к профессору Бери, исследователю Арктики Пири, адмиралу Эвансу или историку Родсу. Не в моих силах это сделать, даже если бы захотел…»

Немногословный Джон Пирпонт Морган выразил свое отношение к президенту США следующим образом. Узнав, что покинувший в 1909 году Белый дом Рузвельт собирается на сафари в Африку, Морган высказал пожелание, чтобы первый же встретившийся на пути полковнику лев «выполнил свой долг».