Текст книги "Рубикон Теодора Рузвельта"

Мир в Портсмуте

Рассуждения Теодора Рузвельта о геополитической значимости Панамского канала, в особенности для быстрого соединения военных флотов двух океанов, получили неожиданное подтверждение на другом конце мира. В ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года японские миноносцы внезапно атаковали русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. Долгое соперничество двух восточных империй за влияние в Китае и Корее обернулось полномасштабной русско-японской войной.

Одно время возглавлявший «лесные концессии» на Корейском полуострове великий князь Александр Михайлович (шурин Николая II) писал в мемуарах: «Не отдавая себе отчета о военной силе империи Восходящего солнца, русские дипломаты, восседая за столами своих петербургских кабинетов, мечтали о подвигах Гастингса и Клайва. План их сводился к тому, чтобы сделать в Маньчжурии для России то, чем была Индия для Великобритании… Наше правительство за несколько лет до этого решило оккупировать Квантунский полуостров и проводить Сибирскую магистраль прямо через Маньчжурию».

В сентябре 1901 года Санкт-Петербург посетил бывший глава японского кабинета министров маркиз Х. Ито с предложениями по мирному разделу сфер влияния на Дальнем Востоке. Японцы предлагали возвратить Корею под протекторат микадо, а часть демилитаризованного Северного Китая отдать России. Но у Николая II были собственные прожекты. Как записал в дневнике военный министр генерал А. Куропаткин, «…в голове нашего императора теснятся грандиозные планы: захватить Маньчжурию и присоединить Корею к России. Он мечтает также подчинить себе Тибет и хочет завладеть Персией…»

В апреле 1903 года Россия нарушила существовавший договор с Пекином и отказалась вывести свои войска из Маньчжурии. Реализуя амбициозный план создания «Желтороссии», учредили наместничество на Дальнем Востоке со штаб-квартирой в Порт-Артуре, главной тихоокеанской базе Российской империи. Наместником Его Императорского Величества стал внебрачный сын Александра II адмирал Е. Алексеев.

Вторжение России в традиционную сферу интересов Японии вызвало волну национализма и милитаризации восточной империи. Население стойко переносило рост налогов под лозунгом «Гасин-сетан» («лежа на хворосте, лизать желчь», т. е. претерпевать трудности ради великой цели) – выражение, взятое из притчи о самурае, который спал на хворосте и лизал подвешенный у двери желчный пузырь, чтобы помнить о долге отмщения обидчику.

Россия также устремилась к «маленькой победоносной войне» вроде той, которую недавно вели Соединенные Штаты и полковник Рузвельт на Кубе. Обер-гофмаршал Путятин гарантировал царю полную победу на основании точного на сей предмет предсказания Серафима Саровского: «Мир подпишут в Токио».

Вернувшись 27 января 1904 года из Мариинского театра (давали «Русалку» Даргомыжского), Николай II был ошеломлен телеграммой наместника Алексеева о ночной торпедной атаке японцев и поврежденных русских броненосцах. Накануне император держал в руках телеграмму адмирала совершенно иного содержания: «Флот пребывает в полной боевой готовности и смело отразит всякое покушение со стороны дерзкого врага».

На следующий день японская эскадра блокировала в корейском порту Чемульпо русскую канонерскую лодку «Кореец» и бронепалубный крейсер «Варяг», построенный на американской верфи за три года до начала войны. Корабли попытались вырваться из ловушки. Бой длился около часа: крейсер получил несколько прямых попаданий, после чего «Варяг» и канонерка вернулись в нейтральный порт, где команды сошли на берег. «Кореец» решили взорвать, а «Варяг» был в спешке затоплен в бухте (экипаж даже не вынес тела погибших товарищей). В мюнхенском журнале «Югенд» 25 февраля 1904 года было опубликовано стихотворение тирольского поэта Рудольфа Грейнца «Варяг». Вскоре переведенное на русский язык и положенное на музыку, «Врагу не сдается…» стало народной песней. Царь объявил, что восстановит «Варяг» за собственный счет. Пока же японцы подняли затопленный русский крейсер и, отремонтировав, ввели в состав своего флота.

11 февраля 1904 года правительство Соединенных Штатов объявило о своем нейтралитете в русско-японской войне, хотя в частных беседах Рузвельт неоднократно демонстрировал прояпонскую позицию. Царская Россия представлялась ему страной мрачного деспотического режима, отмеченного византийским коварством. «Россия в течение ряда лет обращалась с США так же дурно, как с Англией и почти так же дурно, как с Японией. Ее дипломаты лгали нам с бесстыдной и презрительной наглостью и с циничным равнодушием показывали свое намерение организовать Китай против нас», – писал Рузвельт своему близкому другу на дипломатической службе.

Соединенные Штаты, в отличие от европейской политики территориальных захватов в Китае, следовали экономической доктрине «открытых дверей», которая была сформулирована государственным секретарем Джоном Хэем. Петербург, имевший виды на большие куски Поднебесной империи, не признавал американские принципы свободной коммерции и плотно «закрыл двери» в оккупированные Россией части Китая.

На второй день войны бывший глава кабинета министров С. Ю. Витте увидел Николая II: «У него было выражение и осанка весьма победоносные. Очевидно, происшедшему он не придавал никакого значения в смысле, бедственном для России».

Корабли микадо заперли русский флот в Порт-Артуре. Японские армии развернули наступление в Краю утренней прохлады, как корейцы именовали свою страну. Военный министр Куропаткин, назначенный командующим Маньчжурской армией, оставил без боя город и порт Дальний, подарив противнику целехонькие причалы с кораблями, ремонтными мастерскими, складами, эшелонами. Впрочем, даже такие потери оказались несущественными: за полтора года войны российское интендантство разворовало шесть тысяч вагонов с грузами для армии. Лев Толстой писал: «На Дальний Восток везут тысячами несчастных, обманутых русских крестьян, которых Николай Романов и Алексей Куропаткин решили убить и будут убивать ради поддержания тех глупостей, грабительств и всяких гадостей, которые делали в Китае и Корее безнравственные, тщеславные люди, сидящие в своих дворцах и ожидающие новой славы и новых выгод и барышей от убийства…»

26 июля, в день торжественно отмечаемого в Японии «праздника хризантем», армия генерала М. Ноги прорвала русские позиции, замкнув с суши кольцо осады Порт-Артура. В том же месяце посланцы микадо начали дипломатический зондаж в поисках приемлемого мира. Японский посол в Великобритании барон Хаяси через третьих лиц сделал предложение русскому послу в Лондоне графу Бенкендорфу о встрече с Витте. Несмотря на отставку, бывший глава кабинета представлялся наиболее авторитетной фигурой для обсуждения условий будущего мира. Николай II, не любивший масштабного и яркого Витте, «заслонявшего» самодержца, проигнорировал послание.

Летом 1904 года внимание русского высшего общества было перенесено с театров военных действий на чрезвычайное событие в царской семье. 30 июля в Петергофе императрица родила долгожданного сына. При дворе считали, что обретение наследника положит конец неудачам и ознаменует череду военных побед империи. Начальник Главного морского штаба З. Рожественский, который готовился разгромить японский флот, был единственным посторонним, удостоенным чести увидеть младенца Алексея.

Многим казались чудачеством как наличие в кабинете Рузвельта глобуса внушительного размера, так и некоторые из его геополитических доктрин. Для того чтобы американские корабли могли быстро и безопасно попасть из Атлантического океана в Тихий, Теодор Рузвельт решился строить Панамский канал. В тот же год Россия отправляла на выручку своей попавшей в западню тихоокеанской эскадре лучшие силы Балтийского флота. Для этого десятки крейсеров и броненосцев под командованием контр-адмирала З. Рожественского должны были пройти через три океана.

Японцы к тому времени с невиданной для европейцев яростью штурмовали укрепления Порт-Артура. Командующий Ноги потерял под стенами русской крепости двух сыновей. У погибших солдат, которых японцы не могли кремировать, вырезали «Адамово яблоко» и эта маленькая косточка («нодо-батоке» – «маленький Будда») высылалась родственникам.

В феврале 1905 года «желтые макаки», как называл противника даже в официальных бумагах Николай II, заставили русскую армию отступить в генеральном сражении при Мукдене после трех недель боев. До начала Первой мировой войны Мукден был крупнейшим сухопутным сражением в человеческой истории. У царя и авантюристов из «партии войны» осталась надежда только на мощный русский флот, который должен был добыть Николаю лестное звание «адмирала Тихого океана».

27 марта Теодор Рузвельт приказал послу Соединенных Штатов в Петербурге Джорджу фон Ленгерке Мэйеру добиться аудиенции у царя. «Высочайшая аудиенция» Мэйера у Николая II, на которой присутствовала императрица Александра Федоровна, состоялась 12 апреля. Американский посол передал предложение Рузвельта о посредничестве в деле «установления почетного и прочного мира». Николай, за которым настроенная на ведение войны до победного конца императрица, по словам Мэйера, «следила, как кошка», был уклончив, ответив лишь, что рад услышать совет президента. Затем император переменил тему.

Рузвельт возмущался нерешительностью Николая II в вопросе вступления в переговоры с японцами, говорил, что тот оказался «неспособным вести войну», а «сейчас не способен заключить мир». Проправительственные газеты Петербурга и Москвы писали, что «узкоглазые» пребывают в ужасе от идущей в Японское море русской армады. Сергей Витте был иного мнения. С горькой иронией он писал в мемуарах: «Государь по свойственному Ему оптимизму ожидал, что Рожественский перевернет все карты войны. Ведь Серафим Саровский предсказал, что мир будет заключен в Токио, значит только одни жиды и интеллигенты могут думать противное…»

В эскадре Рожественского имелось 12 броненосных кораблей, включая четыре новейших броненосца типа «Бородино». Объединенный русский флот представлял своего рода «плавучую крепость», ощетинившуюся во все стороны стволами тяжелых орудий (по количеству превосходивших японские почти вдвое). Скорость движения этой «крепости» принципиального значения не имела, чем и объясняется решение оставить в эскадре тихоходные транспорты. Тяжелые громады лучших броненосцев России медленно приближались к Корейскому проливу, где затерялся малоизвестный остров Цусима.

18 апреля 1905 года японский посланник в Вашингтоне К. Такахира попросил Рузвельта выступить от имени США с официальным предложением о мире. Президент сразу же поставил перед Японией предварительное условие: соблюдать в Китае принцип «открытых дверей» и эвакуировать по окончании войны свои войска из Маньчжурии. Япония дала требуемые обязательства в официальной ноте от 24 апреля 1905 года. При этом Страна восходящего солнца получила право на аренду Ляодунского полуострова с Порт-Артуром (по договоренности с Китаем). Таким образом, Рузвельт еще до окончания войны наметил основные контуры мирного договора.

Президент США одновременно произвел дипломатический зондаж на предмет посредничества европейских держав в деле заключения мира. В Старом Свете единства не было: Франция и Германия поддерживали Россию, Англия выступала союзницей Японии. Рузвельт к тому времени определился с собственной позицией: «Для нашего покоя уничтожение России как восточноазиатской державы было бы… несчастьем». Он предсказывал, что чрезмерное возвышение «империи Ниппон» будет означать, что Соединенные Штаты в будущем ожидает столкновение с Японией.

Даже после падения Порт-Артура Николай II продолжал игнорировать любые предложения о мире. Если бы царское правительство пошло тогда на переговоры, условия соглашения могли быть куда более легкими, и десятки тысяч русских, погибших при Ляояне, Вафангоу, Сандепу и Мукдене, остались бы в живых. Но под сенью лип Царского Села все еще грезили о «мире, который продиктуют в Токио».

Крупнейшее в морской истории Цусимское сражение произошло 14 мая 1905 года, в десятилетнюю годовщину коронации Николая II. По случаю «высокоторжественного дня» и в предвкушении боя личный состав с утра переоделся в парадную форму, на кораблях подняли праздничные флаги. Японский командующий адмирал Х. Того, выйдя на перехват «белых дьяволов», поднял флажный сигнал «Z»: «Судьба империи зависит от этой битвы. Пусть каждый приложит все силы». Сам командующий Того, в парадной форме с самурайским мечом, находился во время боя на небронированном мостике, демонстрируя презрение к смерти.

Спустя час с небольшим после начала сражения флот Рожественского был дезорганизован и не смог оказать достойного сопротивления, а сам раненый адмирал со своим штабом вскоре попал в плен. Остатки эскадры в конце дня и ночью добивали японские миноносцы. Из 38 русских кораблей во Владивосток прорвались только яхта «Алмаз» и два миноносца. Шести кораблям (в их числе знаменитой в будущем «Авроре») удалось уйти в нейтральные порты, где они были интернированы. Русская эскадра потеряла убитыми и утонувшими более пяти тысяч человек. Взятыми в плен и интернированными оказались более девяти тысяч матросов и офицеров. Японский флот в ходе боя потерял три торпедных катера, потери убитыми и ранеными составили менее двухсот человек.

Через три дня после Цусимы из Токио вновь обратились к Рузвельту с просьбой о посредничестве в мирных переговорах. Дипломатические усилия президента США требовали соблюдения исключительной конфиденциальности. Только личный секретарь президента Лоуб и жена Эдит знали о запросе японцев. Госдеп оставался в неведении. В обстановке строжайшей секретности Рузвельт призвал в Белый дом русского посла графа А. П. Кассини. Он попросил посла передать царю его, Рузвельта, частное мнение, о том, что дальнейшее ведение боевых действий «абсолютно безнадежно для России», и что если Его Величество согласится с идеей проведения мирной конференции, он надеется склонить к этому японское правительство.

Зная о российских придворных интригах, Рузвельт сомневался, что у посла Кассини хватит мужества передать его предложение во всех деталях. Поэтому президент вновь приказал американскому послу в Петербурге срочно добиться еще одной аудиенции у российского императора и «продублировать» предложение о переговорах.

Настойчивость американского посла вызвала изумление министра иностранных дел графа Ламздорфа. Император находился в Царском Селе и вместе с семьей намеревался праздновать день рождения супруги. В подобных обстоятельствах царь никогда не принимал иностранных послов. Но Джордж Мэйер проявил «американскую настойчивость»: его дело не терпело отлагательства. Послу поручено от лица президента США передать новое предложение лично российскому само держцу.

В два часа следующего дня Мэйер встретился с царем один на один и изложил тому соображения Рузвельта. Николай пообещал подумать. Посол знал, что подобный ответ царя, скорее всего, означает вежливый отказ или опасную затяжку времени. Тогда Мэйер испросил разрешения зачитать послание Рузвельта слово в слово. По протоколу время аудиенции истекло, но царь продолжал безмолвно сидеть. Николаю сообщили содержание телеграммы Рузвельта заранее (в Петербурге еще в 1904 году взломали код американской дипломатической службы). Посол не знал, что накануне в Царском Селе состоялось военное совещание, на котором великие князья и часть генералитета высказались за немедленное заключение мира. Наконец император произнес: «Если мое решение останется в абсолютном секрете как в случае отказа Японии, так и в случае ее согласия на переговоры, я соглашаюсь с планом президента».

9 июня Рузвельт опубликовал официальную ноту правительства США главам России и Японии с предложением «в интересах всего цивилизованного мира сойтись для переговоров, чтобы положить конец этой ужасной и прискорбной борьбе». Обе страны, «сохранив лицо», выразили согласие на американское посредничество. Рузвельт поначалу хотел созвать встречу в Гааге или Женеве, но воюющие стороны обоюдно предпочли Вашингтон. Выбор в конечном счете пал на курортный городок Портсмут на атлантическом побережье в штате Нью-Хэмпшир – подальше от удушливой столичной жары, интриг европейских посольств и назойливых вашингтонских репортеров.

22 июля 1905 года Рузвельт с интересом разглядывал посетившего Сагамор Хилл высокопоставленного представителя Российской империи. С. Ю. Витте был старше Рузвельта на девять лет. Опиравшийся на трость, но сохранивший стать Сергей Юльевич на две головы возвышался над посланниками Японии. Карьера Витте в русском чиновном мире считалась поразительной: из титулярных советников – одним скачком сразу в действительные статские советники, на министерский пост; провинциальный дворянин, получивший право доклада в «чертогах русского царя».

Витте, как и Рузвельт, имел голландские корни и был счастливо женат вторым браком (после смерти первой жены в молодом возрасте), но его сватовство носило элемент скандальности. В то время министр путей сообщения, Витте должен был испрашивать высочайшее разрешение императора Александра III на совмещение министерского поста с женитьбой на разведенной женщине и к тому же еврейке. По преданию, благоволивший к Витте император наложил бесхитростную резолюцию: «А хоть бы и на козе!». Однако Матильду Витте, единственную из всех жен министров, отказывались принимать при царском дворе.

Гостиница в Портсмуте, где размещались русская и японская делегации

Российский посланник остался несколько разочарован обстановкой в доме Теодора Рузвельта: «Дача президента, лично ему принадлежащая, крайне простая – обыкновенная дача небогатого бюргера. Прислуга – негры. Рузвельт проводит идею полного их фактического равенства и за это подвергается нападкам части, хотя незначительной, общественного мнения». Гурман Витте с неудовольствием отметил «более чем простой» американский завтрак – «на столе непокрытом скатертью» и без вина.

Витте вручил американскому президенту письмо императора Николая II. В нем были обозначены возможные уступки: признание прав микадо в Корее, передача японцам Ляодунского полуострова (если на то согласится Китай). «Если встречные требования, – сказал Витте, – будут чрезмерными, мы будем продолжать оборонительную войну до крайних пределов и посмотрим, кто продержится дольше». На тот момент и Витте, и Рузвельт, судя по их высказываниям, крайне пессимистично оценивали возможный исход переговоров.

Утром 23 июля (5 августа) состоялась первая официальная встреча двух делегаций на борту президентской яхты «Мэйфлауэр». Рузвельт, облаченный в классический наряд дипломатов того времени – фрак с длинными фалдами, крахмальную манишку, серые полосатые брюки и высокий шелковый цилиндр, – превзошел всех в любезности. Знаменитое рузвельтовское словечко «Дилайтед!» («Польщен») звучало как никогда энергично. Гремел артиллерийский салют. На мачте «Мэйфлауэра» рядом со звездно-полосатым американским флагом развевались российский императорский штандарт и японское красное солнце.

Источником беспокойства Витте оказались тонкости дипломатического этикета: «Когда мы вошли на яхту, президент взаимно представил уполномоченных и их свиты и затем сейчас же пригласил завтракать. Я ранее выражал… опасение, чтобы японцам было дано в чем-нибудь преимущество перед нами, и в особенности настоятельно указывал на то, что я не отнесусь спокойно к тому, если Рузвельт во время завтрака провозгласит тост за нашего царя после тоста за микадо. Я боялся, чтобы президент, по неопытности в подобных делах и как типичный американец, не особенно обращающий внимание на формы, не сделал какой-либо оплошности в этом отношении».

Американский президент развеял опасения Витте, предложив тост за обоих монархов и народы двух великих держав. Рузвельт распорядился убрать стулья, избежав проблемы определения формального старшинства в делегациях. С главой японской миссии министром иностранных дел Ютаро Комурой президент говорил по-английски, а с Витте (для удобства гостя) – по-французски. Особого внимания Рузвельта удостоился член российской делегации профессор Ф. Мартенс, историк международного права, книги которого президент, оказалось, читал. В конце приема состоялось фотографирование. Старый дагерротип донес до нас образы времени: горделивый фактурный Витте, излучающий деловитость Рузвельт, непроницаемый барон Комура.

Дипломатическая битва в Портсмуте продолжалась более трех недель. Обе стороны выдвигали жесткие условия и упорно торговались. Камнем преткновения стали судьба Карафуто (так японцы называли захваченный ими в ходе войны остров Сахалин) и выплата репараций победителям. Витте получал шифрограммы из Петербурга за подписью Николая II: «Ни пяди русской земли, ни единого рубля контрибуции». Несколько раз члены российской делегации демонстративно паковали чемоданы, готовясь к отъезду. Японцы также пунктуально рассчитались за услуги и вернули взятый напрокат в гостинице несгораемый шкаф.

«Я поседел из-за этих переговоров», – признавался Рузвельт в частном письме. Наедине с французским послом президент отвел душу: «Быть вежливым, симпатизирующим и спокойным, объясняя в сотый раз нечто совершенно очевидное, в то время как единственным желанием является разразиться словами ярости, вскочить и столкнуть их лбами – я надеюсь на то, что такое подавление побуждений, в конечном счете, пойдет на пользу моему характеру». Позднее он напишет дочери Элис: «Если бы я не принес мир, то стал бы посмешищем…»

Кульминация наступила 22 августа. Витте и Комура уже заготовили телеграммы в свои столицы о неудаче переговоров. Внешне пассивный до этого Рузвельт решил напрямую вмешаться в балансирующий на грани провала портсмутский торг и предложил компромиссный план: раздел Сахалина и компенсация японских расходов на содержание и лечение русских военнопленных. Президент одновременно отправил послания главам обеих делегаций. Как и в прошлый раз, Рузвельт по телеграфу продублировал свои предложения Витте через Джорджа Мэйера, поручив послу лично вручить императору текст предложения.

В петербургских коридорах власти между тем обсуждались самые фантастические проекты. Высказывалась идея созыва Земского собора (чего не было с 1613 года), чтобы снять с царя ответственность за продолжение войны. Другим, столь же прожектерским предложением, была идея продать Сахалин американцам (или сдать остров в концессию). Русскому послу пришлось разъяснять петербургским сановникам, что Конгресс США никогда не одобрит такую сделку.

23 августа состоялась новая встреча Дж. Мэйера с российским императором. На этот раз послание Рузвельта звучало достаточно жестко: «Если мир не будет установлен сейчас и война продолжится, может вполне случиться так, что это ляжет суровым финансовым бременем на Японию, но для России окончится потерей провинций Восточной Сибири, которые осваивались на протяжении трех веков благодаря героизму ее сынов. Мир на предложенных условиях сохранит в полной неприкосновенности исконные русские границы. Единственным территориальным изменением станет удержание Японией той части Сахалина, которая принадлежала ей 30 лет назад. Учитывая, что Сахалин – остров, исходя из реалистических предположений, трудно представить себе, что русские отвоюют его, учитывая разгром их флота. Мне кажется, что любое из соображений – национальный эгоизм, военная необходимость, глубокое человеколюбие – превращают заключение мира в высшей степени мудрое и правильное для России решение».

29 августа президент США посвятил управлению подводной лодкой «Плунжер» – одной из шести новеньких субмарин, приобретенных американским военно-морским флотом. Теодор с удовольствием наблюдал проплывающих в иллюминаторе рыб, а затем лично поднял «Плунжер» на поверхность. В это время главы дипмиссий Витте и Комура, уединившись в зале заседаний, молча курили и смотрели друг на друга в течение нескольких минут. Наконец, барон Комура бесстрастным голосом произнес, что японское правительство, верное рыцарскому кодексу бусидо, изъявляет согласие на предложение России разделить Сахалин и снимает свои требования о репарациях.

Исследователи продолжают спорить о том, «на чьей стороне играл» американский президент во время русско-японского конфликта. Российские историки традиционно не жалуют Рузвельта, считая, что тот держался японской линии. Но следует внимательно взглянуть на итоги заключенного при посредничестве Белого дома мира. Теодор Рузвельт решил не настаивать на правах победителей на контрибуцию от России, в результате чего война оказалась разорительной для японской экономики. Потратив около 2 миллиардов иен и очутившись «по уши» в долгах, островная империя на некоторое время выпала из процесса активной перекройки мира.

В ходе портсмутских переговоров президент США жестко давил на обе стороны: японцы под угрозой отказа в американских займах сняли ряд принципиальных требований, а Николай II дал согласие на уступку южной части Сахалина до 50-й параллели. Также удалось навязать Японии условие об одновременном и параллельном выводе из Маньчжурии вооруженных сил обеих стран.

Ратифицированный текст русско-японского договора

Япония гарантировала России свободу мореплавания в проливе Лаперуза и дала обязательство не укреплять Южный Сахалин. Также было отвергнуто требование Токио о демилитаризации Владивостока и ограничения военно-морских сил России на Дальнем Востоке с выдачей Японии русских кораблей, интернированных в нейтральных портах. Договор закреплял сугубо коммерческое использование Южно-Маньчжурской железной дороги обеими сторонами. Российский историк А. Н. Боханов писал, что портсмутские договоренности стали несомненным успехом Петербурга: итоговый документ представлял собой скорее соглашение равноправных партнеров, а не договор, заключенный вследствие неудачной войны.

Успех дипломатии Теодора Рузвельта заключался в том, что он добился двоякой геополитической цели: остановить экспансию Российской империи в Китае и Корее, и в то же время сохранить Россию в качестве сильного противовеса Японии в тихоокеанском регионе. Принцип закрытых дверей для иностранного капитала в Маньчжурии, которого до последнего держался Петербург, в портсмутском договоре был отвергнут: Россия признавала принцип равного благоприятствования в сфере торговли и промышленности для всех наций и гарантировала территориальную целостность Китая. Таким оказался немалый дипломатический приз президента США.

С. Ю. Витте по окончании трудных переговоров в Портсмуте назвал заключенный мир «благопристойным». По возвращению в Санкт-Петербург Витте был возведен императором Николаем II в графское достоинство, но уже через несколько дней главу кабинета министров в аристократических салонах стали за глаза называть «графом Полусахалинским». Никакие «приличные» условия мира не смогли скрыть тяжесть военного унижения империи Романовых. «И не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки, или правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы», – открыто писал Витте.

В японских милитаристских кругах имя полковника Рузвельта стало едва ли не символом национального унижения. Известие о подписании договора вызвало в Токио массовые беспорядки. Разъяренная толпа разгромила большинство полицейских участков в столице, было множество убитых и раненых. Чтобы защитить американское посольство, потребовалось четыреста полицейских. Волнения в Токио и провинциях продолжались несколько месяцев, вызвав в конечном итоге отставку кабинета министров.

Несмотря на выраженное неприятие, с которым общественность обеих стран приняла подписание Портсмутского договора, он был подтвержден русско-японским соглашением в июле 1907 года. В годы Первой мировой войны Россия и Япония были союзницами. При установлении в 1925 году советско-японских дипломатических отношений Кремль признал Портсмутский мирный договор с оговоркой, что «СССР не несет за него политической ответственности».

Подписанный в Нью-Хэмпшире договор просуществовал де юре до капитуляции Японии во Второй мировой войне 2 сентября 1945 года. История и на это раз не обошлась без коннотаций: премьер-министром правительства капитулировавшей Японии был адмирал Судзуки, в день Цусимы командовавший дивизионом эскадренных миноносцев.

Теодор Рузвельт всегда оставался реалистом в прогнозах долгосрочного мира на Тихом океане: «Рано или поздно японцы снова захотят войны. Им понадобятся Филиппины, которые мы контролируем. Мы одержим победу в новом конфликте, хотя это будет самое ужасное военное столкновение в нашей истории».

Последнее событие русско-японской войны, повлекшее боевые потери, произошло уже после подписания Портсмутского мирного договора. 11 сентября 1905 года на рейде военно-морской базы Сасэбо взорвался флагманский броненосец адмирала Того «Микаса». Весь мир задавался вопросом: не совершили ли офицеры и матросы легендарного корабля ритуальное групповое самоубийство, чтобы смыть позор Портсмута?

На аудиенции у японского императора герой Порт-Артура генерал Ноги со слезами говорил о тысячах своих павших солдат и попросил у микадо разрешения совершить харакири. Закончив речь, он расплакался и сел на пол перед троном. Растроганный император запретил ему самоубийство «пока я жив». Когда император в 1912 году скончался, генерал Ноги накануне похорон микадо покормил своих лошадей и написал десять писем, прося прощения «за прежние промахи». Его жена, сидя пред мужем, коротким мечом перерезала себе горло. Спустя несколько мгновений генерал тоже поступил в соответствии с древним кодексом чести.

Российская империя в ходе войны лишилась практически всего военно-морского флота, а на флагманском броненосце «Петропавловск» близ Порт-Артура погибли легендарный флотоводец адмирал С. Макаров со всем штабом и художник-баталист В. Верещагин. Японское командование воздало траурные почести русским офицерам как погибшим воинам-самураям.