Текст книги "Приговоренные"

3. Записка

Слушание отчетов подходило к концу. Сегодня второй и последний день. Осталось всего семеро. Где-то к полудню, а может и раньше, все закончится. Ментор подведет итоги.

Всевышний, которого вчера ждали каждую минуту, так и не появился. Ложа Его пустовала. И никого не было из Его окружения. Хотя Камея и многие другие утверждали, что перед началом слушаний видели Верховного Координатора. Как Пытливый не заметил этого – просто уму непостижимо. Ведь в ожидании отца он с самого утра вертелся в университетском городке.

Наверное, Вэкос промелькнул, когда Пытливый побежал в ректорат, полагая, что отец там. Но в ректорской суетились лишь технические работники. На всякий случай все же заглянул в настежь открытую дверь кабинета Ментора. Никого. И он вернулся к ребятам. Камея, захлебываясь, говорила, что она вот так, рядом, как его сейчас, видела Проницательного. Хорошо Пытливый ей ничего не сказал про отца. Сейчас бы она тоже переживала. Или, что хуже, стала бы успокаивать. Она почему-то была уверена, что именно ей удалось снять с него гнет стресса и пробудить уверенность в себе.

Пытливый работал над отчетом всю ночь. А когда они с Камеей пошли закладывать его работу в компьютер, он сказал:

– Камеюшка, я нашел разгадку. Обман мой стоил свеч, – и, обхватив девушку за талию, закружил с нею и раскатился громким смехом.

И надо же, в этот самый момент в компьютерную вошел Карамельник. Холодно кивнув, он с плохо скрытой гримасой неприязни прошествовал мимо.

«Вот его настоящее лицо. Сейчас он без нимба. И это хорошо видно», – подумал Пытливый и не удержавшись выкрикнул:

– Карамельник, я достоин наказания, но заслужил ли я пренебрежения?

Декан, не замедлив шага и не оборачиваясь, пожал плечами. Мол, как знать?

– Чинуша! – обругала его Камея.

Этот инцидент не испортил им настроения. Взявшись за руки и, нарочно, еще громче хохоча, они выбежали на улицу…

– Явившихся на защиту отчетов просим занять свои места, – прозвучало в эфире.

Пытливый не спешил. Он продолжал высматривать, не появится ли отец.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Камея. – Мы остались одни.

– Просто волнуюсь, – ответил он.

– Все будет хорошо, – твердо сказала она и, взяв за рукав самым настоящим образом затащила его в помещение.

Они с Камеей уселись в первом ряду. Почти глаза в глаза с Большим Ученым Советом Школы. Был среди них и Карамельник. Обдав Пытливого с Камеей холодом, он демонстративно стал смотреть поверх их голов, чуть ли не каждому приветливо кивал и слащаво улыбался. Ментор, шептавшийся с одним из членов Совета, очевидно, краем глаза заметив его, отвлекся и, указательным пальцем касаясь кончика носа, поднимал его вверх, что означало: держи нос выше. Пытливый понимающе кивнул и утрированно, так, чтобы видел Карамельник, задрал подбородок. Ментор улыбнулся и, еще немного пошептавшись, наконец обратился к собравшимся.

– Порядок таков. Каждый, кто будет вызван, подходит к кафедре и зачитывает подготовленный по теме отчета реферат. Расширенно по теме исследования и коротко выводы, рекомендации и так далее. Оппонировать выступающему придется каждому из вас. Нас здесь – нет.

Ментор обвел всех взглядом и, улыбнувшись, продолжал:

– Но это не значит, что мы, Большой Ученый Совет Школы, лишены слова. Если понадобится, или если очень попросите, один-два вопросика подбросим. Итак, первым на кафедру для защиты Отчета о командировке на Начальную планету шестого Луча приглашается… Кто там первый сдал? – спросил он у секретаря Совета.

– Слушатель Книжный! – не заглядывая в список, объявила она.

– Прошу, коллега, – пригласил Ментор.

И обсуждение началось.

Насколько Пытливый помнил, слушатель анализировал проблему с точки зрения разноязыкости землян. Исследовал довольно подробно. Со всех сторон. И так и эдак. А вывод особой ударной силы не имел.

– Полагаю, – сказал он, – мои многочисленные наблюдения, серия экспериментов, анализ взаимоотношений и контактов разноязыких племен дают основание рассматривать настоящую работу как одну из многих сторон в деле разрешения возникшей на планете Земля проблемы…

– Все? – поинтересовался Ментор.

– Все! – ответил Книжный.

– Прошу вопросы и свои соображения по поводу, – ректор показал на стоявшего за кафедрой слушателя.

– У меня вопрос, – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Возможно, я прослушал, а возможно, в реферате это упущено. Подсчитывалось ли количество языков и наречий?

Книжный ответил утвердительно, назвав четырехзначную цифру.

С места поднялся Ретивый.

– Коллега, тебе наверняка приходилось встречаться с фактами такого рода, когда люди разноязычных племен, общаясь между собой, понимали друг друга. Чем вы объясните эту странность?

– Уровнем культуры и интеллекта, – коротко ответил тот.

– Допустим, – не унимался Ретивый, – но и ты, равно как и все присутствующие, были свидетелями того, как люди одного племени, разговаривающие на одном языке, не понимали друг друга, смотрели на одни и те же вещи по-разному, оценивали и решали одну и ту же проблему не одинаково… Что в конечном счете, как мы знаем, вело к неразумным эксцессам.

– Тут, – раздумчиво начал Книжный, – целый букет несовмещений. Так неприятие здравого смысла соплеменников проистекает от своекорыстных интересов каждого. Отсюда нежелание видеть очевидное. И, в конце концов, опять-таки от того же самого слабо развитого у землян здравого смысла, низкой степени знаний и малого жизненного опыта.

– Ты проводил сканирование их реакций? – наседал Ретивый.

– Очевидное я не ставил под сомнение.

– А напрасно! – заявил Ретивый. – Я проводил зондаж этого явления. Выяснилась любопытная картина. Ни корысть, ни характеры, ни степень знаний и ни недостаток жизненного опыта являлись причиной разнобоя мнений. Зондаж показал явную искренность их заблуждений… Почему?

– Это уже другая грань исследования, – сказал Книжный и не без ехидства заметил:

– Надеюсь, на свое «Почему?» у тебя есть ответ.

Ретивый смолчал. Он не стал больше его донимать вопросами.

– Если я правильно понял, – вмешался Пытливый, – твоя работа не отвечает на вопрос, почему на Голубой возникла проблема, ради которой нас туда послали?

– Я ставил перед собой иную цель. Рассмотреть одну из граней этой проблемы, которая, возможно, так или иначе прольет на нее свет.

– Ваши предложения, слушатель Книжный! Конкретно и коротко, – потребовал один из членов Совета.

– Свести количество языков общения до минимума. Двух-трех, думаю, достаточно. Либо создать и закультивировать на всех один-единственный, как, положим, на некоторых других Начальных планетах.

Больше вопросов не было. Пока Книжный занимал в зале свое место, а другой отчитывающийся шел к кафедре, в зал открылась дверь и кто-то рядом сидящему у дверей передал вдвое свернутый лист бумаги. Он пошел по рукам и, наконец, дошел до адресата. Им оказался Пытливый. Записка была от Строптивого.

«Пытля! Извини, прийти не мог. Встретимся завтра. Мы найдем тебя. Привет Камее. Папа.»

Протягивая записку Камее, Пытливый представил себе, как они – отец, Озаренный, Верный и Кроткий – шумной компанией ввалятся к нему в комнату и наверняка станут подтрунивать над ним. А потом он всех повезет в горы. На поляну Божьей ауры. Правда, если они не будут заняты. От этих приятных мыслей его отвлек острый локоток Камеи.

– Плут ты этакий! Так ты там ждал отца?

Он кивнул.

– А я то думала… Кстати, откуда он знает обо мне?

– Наверное, от Чаруши, – предположил он. – Да и Мастера, наверное, рассказывали.

4. Из окраин миров

Все то и дело поглядывали на ложе Всевышнего. Ярко освещенное, оно пустовало. Слушатели явно были разочарованы. Возможно, многим из них никогда больше не представится случая встретиться с Ним. Хорошо, если где-нибудь на перекрестке судьба столкнет с Верховным Координатором. Но и этого может не произойти.

Камея выступала во второй половине дня. Она исследовала биофизические и биохимические аспекты проблемы, как стабилизирующие факторы психики и отдельную главу посвятила роли искусства и фольклора во взаимоотношениях Хомо Сапиенсов Земли.

– Я позволю себе, – начала она, – зачитать реферат, предварив его своего рода заявлением. Моя работа не назовет и напрямую не покажет на «виновника» того «Вавилонского бедлама», коим, к сожалению, охвачена замечательнейшая из всех Начальных планет – Земля.

Последняя ее фраза вызвала в зале оживление. Пробежали довольно четко слышимые реплики: «Бесподобная планета…», «Лучшая из всех…», «Изумительное создание…» А в ряде мест раздались хлопки.

«Ах ты лиса пушистая!» – с восхищением глядя на Камею, прошептал себе под нос Пытливый.

Реакция слушателей на ее слова была понятной. До нее, а она вышла к кафедре двадцать первой по счету, никто не удосужился дать оценку самой планете, а значит, и ее творцам.

– Думаю, – продолжала Камея, – Земля нам поставила задачу, требующую для ее решения комплексного подхода. То есть решить ее, пользуясь методологией знаний какого-либо одного из известных нам видов материи, вряд ли удастся. Это моя личная точка зрения. Может, и ошибочная.

Пытливый насупился. Но никто этого не видел. И никто не слышал, как он пробормотал: «Ошибочная, конечно.»

– И мою работу, – говорила Камея, – следует рассматривать как подступ к этой проблеме. Потому что, рассматривая ее с биофизической и биохимической плоскостей, а также под углом человеческой психики, я видела тупики и заходила в них. Вот эту сторону своего отчета я и выношу на суд своих коллег. Надеюсь, это станет на определенные годы моим научным занятием…

Где-то в одиннадцатом часу вечера, посовещавшись с членами Совета, Ментор, вместо того чтобы вызвать за кафедру очередного слушателя, объявил перерыв до завтрашнего дня.

– Осталось семь человек, – сказал он. – Не будем же сидеть до утра. Полагаю следует прерваться… В десять ноль-ноль собираемся здесь же. До свидания.

– Доброй ночи! – отозвался за всех Дрема. Ментор шутливо погрозил ему пальцем.

– А я уже отчитался, – в тон его шутки озорно сообщил Дрема.

Да, у него, у Камеи и для многих других все было уже позади. Пытливому же все еще предстояло.

Он поднялся задолго до рассвета, чтобы еще раз просмотреть наброски реферата. Кое-что поправил. Кое-что убрал. Вычеркнул то, что выглядело корявым и неубедительным. Потом стал добавлять и увлекся, глубоко окунувшись в уже готовый материал. Потому, видимо, и не услышал, как тихо приоткрылась дверь и в комнату на цыпочках вошла Камея.

– Ну, здрасьте! На охоту идти, так собак кормить, – заглядывая ему через плечо, весело возмутилась она.

– Я, между прочим, жду тебя с шести утра, – внимательно глядя на Камею, сказал он, а потом, неожиданно схватив ее за плечи и изобразив свирепого землянина, процедил:

– А ну выкладывай! Почему твоя рожица вымазана хитростями?

– Вот почему! – подняв над головой газету воскликнула она.

«Канун» заметил Пытливый.

– Читай! Прямо на первой странице… Вчерашний вечерний выпуск.

В глаза бросался крупно набранный заголовок: «ВОЗРАЩЕНИЕ ВЕЛИКОГО СТРОПТИВОГО»

Текст был набран жирным шрифтом.

«За проявленные самоотверженность, творческий подход и добросовестное выполнение ответственных заданий, Указом Всевышнего, за семь лет до официального истечения срока наказания, вчера из окраин миров отозван в Резиденцию Удостоенный Высшей степени Деятеля науки, обладатель трехъярусного нимба – Великий Строптивый.

Об этом нашему корреспонденту сообщил Верховный Координатор Служб Всевышнего Проницательный. На вопрос, в каком качестве он будет использован после возвращения из довольно продолжительной ссылки, Вэкос ответил:

– Строптивый рекомендован на вновь открывшуюся должность моего первого заместителя.

– Как по-вашему, согласится ли Всевышний с этой рекомендацией?

– Рекомендация исходит от Самого Всевышнего.

И сию минуту, перед тем как отдать распоряжение на тиражирование номера, из Резиденции пришло сообщение: „Строптивый утвержден на должность Первого заместителя Верховного Координатора“.

Редакционный коллектив газеты „Канун“ поздравляет Великого Строптивого с возвращением и высоким назначением.

Редакция надеется в ближайшее время провести беседу с ученым и более подробно рассказать о сорока трех годах его деятельности, которая, к сожалению, оставалась в тени и была недоступна нашим и не только нашим репортерам…»

Вслед за этим сообщением шла другая публикация, под названием «ОСЛЕПЛЕННЫЕ ЛЮБОВЬЮ». Он имела подзаголовок: «Репортаж с улицы Поющие кроны.»

«Есть такая улица в провинциальном городке на Венечной планете третьего Луча. Зеленая. Тихая. Безлюдная.

Безлюдная и тихая она была до сегодняшнего дня, когда пришло сообщение о возвращении из ссылки в Великий Круг Миров выдающегося ученого и одного из приближенных к Всевышнему человека – Строптивого.

Но какое отношение и эта планета, и этот невидный городок, и эта неприметная улица, спросит читатель, имеет к знаменитому Мастеру. И читатель будет прав. Ведь он хорошо знает, что ученый – альфиец и коренной столичный житель Альфы. И вместе с тем будет не прав. Дабы он не знал и не мог знать, что именно здесь поселилась и сорок три года ждала своего мужа его спутница жизни – Чаруша.

Это молодая, потрясающе красивая и обаятельная женщина вела скромный образ жизни. Работала модельером. Причем успешно. Творческая мастерская, возглавляемая ею, не раз удостаивалась чести выставлять свои одежды на публичных показах-конкурсах в столице третьей Венечной, где дважды признавались лучшими моделями года. Никому из руководства планеты, а тем более местным властям, жителям города, ее соседям и подругам по работе и в голову не могло прийти, что Чаруша – супруга известного на ВКМ ученого.

Как выяснилось, „Канун“ первым из всех заполучил эту информацию и сообщил об этом мне, своему собственному корреспонденту, обслуживающему данный регион планеты. Я примчался на улицу Поющие кроны до начала рабочего дня. Хозяйка построенного под старину особнячка явно удивилась столь раннему визиту.

– Чаруша, я по поводу новости, которую вы, наверное, уже получили…

– Какой новости? – насторожилась она.

Оказывается, Чаруша, как, впрочем, и все мы, была не в курсе происходящего. И я ей зачитал поступившую из редакции телеграмму. Из глаз ее брызнули слезы. Она долго не могла говорить.

– Спасибо редакции за доставленную мне с утра большую и светлую радость, – сказала она.

– Обязательно передам, – заверил я ее.

– Скажите, а сыну сообщили?

В депеше, полученной мной, говорилось только о ней. О сыне ни слова.

– У вас есть сын?..Сын Строптивого?

– Да. А что вас так удивило?

– Где сын сейчас? Как его зовут?..

– Зовут его Пытливый. Он слушатель Высшей Школы Удостоенных.

Имя Пытливый показалось мне знакомым.

– Где я мог слышать о нем? – спросил я Чарушу.

– Вы могли прочесть о нем в газетах. Кстати, и в „Кануне“ тоже писалось о нем. Дважды, между прочим.

И правда. Однажды, много лет назад, когда я работал в одной из больших газет третьей Венечной, через меня проходила информация о получении общепланетной Золотой медали выпусником провинциального университета.

Это, кстати, и сейчас большая редкость. А позже в „Кануне“ под рубрикой „Новости из Резиденции“ я читал о том же самом парне, который, выдержав какой-то архитрудный тест, был зачислен вне конкурса в Высшую Школу Удостоенных.

Это было для нашей Венечной сенсацией, прозвучавшей на всю ВКМ. Средства массовой информации публиковали и вещали об этом факте чуть ли не месяц. Стало быть, в тех двух случаях речь шла о Пытливом. О сыне Строптивого.

– Пытливый, вероятно, гордился своим знаменитым отцом? И, конечно же, делал все, чтобы быть достойным его? – спросил я.

– Вы не поверите, но он не знал, кто его отец. Хотя постоянно спрашивал меня о нем. Но я ничего не могла ему рассказать.

– Вам было не позволено?

– Нет. Такого табу не было. Просто я ничего не помнила. В моей памяти все связанное с мужем было, скорей всего, заблокировано. Это, насколько я понимаю сейчас, было формой наказания для меня. И поделом…

Нас со Строптивым ослепила любовь. Пораженные ею, мы, можно сказать, осквернили этот редчайший из даров Всевышнего. Что нам стоило прийти к Нему с покаянием? Уверена, Он нас понял бы и простил. Теперь, прозрев, мне хотелось бы, чтобы эхо нашей тогдашней со Строптивым боли донесло до Всевышнего наше раскаяние: „Прости, Господи!“ И, отсюда, с высоты лет своих, прошу: от меня, от моих любимых мужа и сына через вашу газету донести до Него наше безграничное и задушевное „Спасибо!..“ Мой голос для этого слишком слаб и тих.

– Вы будете ждать мужа здесь или вылетите ему навстречу?

– Куда?..Аж не верится. Я ничего не знаю… Ведь он не знает, где я… И даже не знает, что у него есть сын – необыкновенный мальчик.

Я был ошеломлен.

– Как?! Разве Пытливый родился не при нем?

– Нет. Я ему не успела сказать о своей беременности…

– Значит, мальчик рос даже без поддержки тени своего великого отца?

– Как теперь мне кажется, он рос под более величайшим покровительством, – твердо проговорила женщина.

Я предложил ей связаться с сыном и поделиться радостным событием. Признаться, я преследовал иную цель – взять у будущего ученого блиц-интервью. В комнате Пытливого, однако, никто не отвечал. Потом Чаруша заторопилась. Сказала, возможно, с минуты на минуту муж приедет, а у ней не прибрано. Хотя все кругом блестело чистотой.

Я направился в единственный в этом городке Дом моделей поговорить с людьми много лет работавшими с Чарушей, и предупредить их, что она задержится…»

Дальше Пытливый читать не стал. Он бросился к видеофону. В особнячке на улице Поющие кроны никто не отвечал.

– Разница во времени. У них там глубокая ночь, – растеряно проговорил он.

– Да и тебя действительно не было. Мы в это время сидели на защите Отчетов, – сказала Камея.

Последний раз Пытливый с ней разговаривал дня четыре назад. Она сама позвонила… Спросила, не плохо ли ему, а то у ней на душе отчего-то скребутся кошки. Он тогда подумал о загадочном материнском чутье. За десятки миллионов километров от него почувствовать, что у ее сына неприятности.

В те дни как раз ему объявили о совершенном им подлоге и он имел первый нелицеприятный разговор с деканом Карамельником.

Глава двенадцатая

1. Тупики

Надо было торопиться. Через четверть часа начинались слушания.

– Теперь у нас проблемы, – глядя в окно, сообщила Камея. – Репортеров видимо-невидимо.

– Не ровен час, нагрянут сюда, – всполошился Пытливый.

– Не волнуйся. В связи с прибывшими в Резиденцию высокими гостями, Ментор приказал никого из посторонних на территорию Университетского городка не пускать.

Когда Камея с Пытливым подходили к тому месту Школы, где располагался вход в зал, – там уже было пусто. Никого не было и в вестибюле. Только у самых дверей зала заседаний маячила сутулая фигурка Карамельника…

Завидев их, он ринулся им навстречу.

– Дорогие мои, что вы опаздываете? – Карамельник прямо-таки таял в сладчайшей улыбке. – Кстати, Пытливый, поздравляю вас с возвращением отца… Представьте, никто не знал, что вы сын…

– Представьте, я сам не знал, – перебил Пытливый и, пропустив Камею вперед, вошел в зал.

Ребята, естественно, тотчас же поднялись и каждый пожимал ему руку или хлопал по плечу, разделяя с ним его радость.

– Ну ты и скрытный, – покачал головой Дрема.

Нечто в этом роде сказал и Книжный. Вступилась Камея.

– Ребята, он, честное слово, не знал.

И тут вошли члены Совета. Наступила напряженная тишина. После непродолжительной паузы, посовещавшись с рядом сидящими, заговорил Ментор:

– У нас, как я понимаю, большая радость. Вновь в наши ряды вернулся большой ученый. Мастер по созданию миров – Строптивый. Правда он уходил только от нас, но не из науки. Ее покинуть нельзя. Либо она в тебе, либо без тебя…

Пользуясь случаем, я от имени Ученого Совета поздравляю его сына, нашего коллегу Пытливого. Пытливому сорок три года. Ровно столько не было среди нас, старой гвардии ученых, Строптивого и ровно столько Пытливый даже не догадывался, кто его отец. Поверьте мне. Я сам об этом узнал совершенно случайно. Как?.. История презанятная. Будет время, расскажу… А сейчас приступим к работе.

Сначала Пытливому трудно было сосредоточиться на том, что говорят с кафедры. Но, мало-помалу, он погрузился в процесс так, что забыл обо всем на свете. Только его все больше и больше охватывало сомнение. Скоро ведь слово дадут и ему. Его фамилия завершала список потому, что отчет, как зафиксировал компьютер, им был сдан последним. Перед ним, как выяснилось, должен был выступать Ретивый. И, судя по характеру вопросов, какими он забрасывал отчитывающихся, Пытливому казалось, что он тоже вышел на Время. И если не решил проблемы, то, во всяком случае, нащупал ее решение.

– Приглашается коллега Ретивый.

Не успел Ретивый дойти до кафедры, как вдруг весь состав Ученого Совета и сидящие с ним кураторы групп, все как один, поднялись с мест. Вслед за ними повскакивали на ноги и слушатели. Все в почтении склонили головы. Вошел Всевышний, когда Его уже никто не ждал. Ложа замерцала мягким сиянием светящегося бисера, за мозаикой которого едва угадывался силуэт человеческой фигуры. Пытливый загипнотизированно смотрел туда, пытаясь разглядеть Его. И неожиданно, ни с того ни с сего, он увидел Кедр, что стоял на поляне Божьей ауры. Крепко зажмурив, а затем открыв глаза, Пытливый еще четче увидел тот же самый чудо-Кедр, созерцавший над пропастью, в алых маках, суетные миры.

«Странно», – подумал он, и тут прозвучало негромкое, словно накатившееся эхо:

– Продолжайте…

Все сели, но еще с минуту зал оцепенело молчал. Пытливый перевел взгляд на соседнюю ложу. Там было человек десять. Верховный Координатор Проницательный, а рядом с ним, внимательно разглядывая сидящих в зале, отец. Вероятно, он искал его.

«Вот он я», – хотелось крикнуть Пытливому. Но тот не видел его. Наконец глаза их встретились. Отец кивнул и показал на сидящих позади него Озаренного, Верного и Кроткого. Они о чем-то переговаривались между собой…

– Мы слушаем тебя, коллега Ретивый, – вернул всех в деловую обстановку Ментор.

Ретивый кашлянул.

– Этот день, – начал он, – останется в моей памяти на всю жизнь. И, понимая важность момента, я тем не менее не задержу Высокого внимания… Все мной изложено в отчете, который, признаться, дался мне с большим трудом. Я не располагал аргументами, которые подкрепили бы мою догадку. Я ее называю догадкой, хотя, если по правде, я уверен, что именно она является ключом к решению проблемы. К сожалению, мне не хватило времени для сбора необходимых доказательств…

Ретивый перевел дыхание, посмотрел в зал и продолжил:

– Коллеги! Прошу меня извинить, если мои суждения прозвучат резко. Смею надеяться, вы не отнесете мои слова на счет нетоварищеского выпада, приуроченного к неподходящему моменту. Но с точки зрения моих изысканий они необходимы. Необходимы как аргумент, подтверждающий силу моей догадки и несостоятельность выбранных вами аспектов исследований. Во всяком случае, в плане решения той задачи, что была перед нами поставлена.

Зал загудел. Ретивый смешался. Боль обиды исказила его лицо. Хотя в искренности его слов было трудно усомниться.

– Он говорит от сердца или я в людях ничего не понимаю, – шепнула Камея.

Того же мнения, очевидно, был и Ментор. Он сердито глянул в зал и кончиком безымяного пальца резко стукнул по столу. И в прозвучавшем стуке явно прослушивалась укоризна Ментора. Стыдно, дескать, мы все перед Всевышним. Глаза умолкнувшего Ретивого поднялись в ложу Всевышнего. «Боже! – кричали они. – Вы все видите, я без низменных помыслов!»

– Продолжайте, Ретивый! Вы – искренни, – вмешался Верховный Координатор.

И Ретивый продолжил.

– Я не согласен с теми из вас, кто утверждал, что своей работой рассматривал ту или иную грань основной проблемы. Ни одна из этих так называемых граней, по моему глубокому убеждению, не имеет к ней никакого отношения. Но каждая из них – это блестящее исследование других научных интересов. Наверняка важных и нужных… Там я прошел по каждому из намеченных вами путей. И по вирусной версии, и по версии многоязычия землян, и версии о допущенной ошибке в генном ряде и так далее. Они не проливали света на проблему. Они заводили в тупик. И этот огорчительный факт наводил на один неопровержимый довод – триумвират Мастеров в своих действиях никакой оплошности не допустил.

– Вы все были одержимы этой мыслью. Так и хотели нас обуть, – пробасил Озаренный.

Зал плеснул смехом и хлопками ладошей.

– Вы правы! – подтвердил замечание Мастера Ретивый. – Итак, ошибок не было, а проблема была. Значит, ее решение следовало искать в том явлении, которое изначально не учитывалось соответствующими службами при создании Хомо Сапиенса Земли. Явлении, что лежало в стороне от известных истин. Явлении, которое могло быть не учтено… с умыслом. Так сказать, нарочно…

Думается, мне удалось нащупать его… Ряд наблюдений, отмеченных мной в отчете, дают мне основание указать на нее. Но заявить однозначно, что это именно оно, то самое явление, а никакое другое, не хватает доказательств, исторических материалов, сопоставлений и прочего. Вместе с тем должен признать, что мои поиски так или иначе упирались в тупики. Но они были иного рода.

Тупиками моими становились железобетонные редуты аксиом, ставшие классикой нашей науки. Не всех, разумеется, а тех, что касались теории и практики, связанных с Пространством-Времени. Ибо причина проблемы, как мне представляется, кроется в функциональных параметрах ткани Времени. Каким образом?!.. Ответить не могу. Для этого надо было еще подзадержаться на Земле, побывать на других планетах…

Натолкнул меня на эту мысль никем не замеченный, документально зафиксированный факт. Его зарегистрировали приборы после снятия СОЗИК. Это – всплеск Времени…

– Почему не замеченный?! – вырвалось у Пытливого.

– Да, ты тоже с ним работал. Я вчера еще это понял, – ответил Ретивый.

– Прошу с мест оратора не перебивать! – строго предупредил Ментор.

Ретивый еще долго говорил, как он работал над своей идеей, и еще раз посетовал на то, что ему не пришлось до конца пройти весь путь, требующий глубокого осмысления и множества фактов, накопленных за многотысячную историю на других планетах других Лучей, до сих пор лежащих в архивах.

– Вот почему, подводя итог своему реферату, я не могу в столь знаменательный для всех нас день сказать: «Я нашел решение!» Однако могу заявить: «Я на подступах к нему или к одной из главных его частей…» И мой Отчет, где я стремился проанализировать всю цепочку собранных мной наблюдений и свидетельств, прозрачно намекающих на место, где лежит ключ, прошу рассматривать как предварительную работу к своему будущему диссертационному труду.